27 января 2015 года состоялась вторая публичная дискуссия в рамках проекта «Исторический момент», организованная совместно Фондом Егора Гайдара и Вольным историческим обществом при участии Центра документального кино. Гостями историка и телеведущего Николая Сванидзе в обсуждении договора о ненападении между Советским Союзом и Германией 23 августа 1939 года, известного также как пакт Молотова – Риббентропа, стали Никита Петров, заместитель председателя совета Научно-информационного и просветительского центра общества «Мемориал», и Сергей Кудряшов, научный сотрудник Германского исторического института в Москве, ведущий программы «Власть факта» на телеканале «Культура».

Пакт Молотова – Риббентропа: факты

23 августа 1939 года СССР и Германия подписали договор о ненападении. Пакт получил название по именам подписавших его представителей сторон – наркома по иностранным делам СССР Вячеслава Молотова и министра иностранных дел Германии Иоахима фон Риббентропа. Согласно договору, стороны обязались не начинать военных действий в отношении друг друга, соблюдать нейтралитет, если против какой-то из сторон начнутся военные действия, и не вступать в союзные блоки, направленные против какой-либо из сторон. К пакту Молотова – Риббентропа прилагался секретный протокол, в котором СССР и Германия делили между собой зоны влияния и намечали план передела Восточной Европы.

Пакт и прилагающийся к нему секретный протокол были впервые опубликованы на Западе в 1948 году, но Советский Союз отказался признать их подлинность. Только в 1989 году Съезд народных депутатов принял резолюцию, осудившую пакт. При этом секретный протокол остался засекреченным, пока в 1992 году не был обнародован Конституционным судом РФ и не произвел шум в политических кругах.

Попытка выиграть время или передел сфер влияния?

Сегодня относительно пакта существует две противоположные точки зрения. Первая – договор был вынужденным и позволил СССР выиграть время для подготовки к неминуемой войне. Вторая – СССР воспользовался ситуацией, для того чтобы расширить свои территории и влияние, и выступил в роли государства-агрессора.

«Обнародование полной правды об этом соглашении показало, что СССР поддержал агрессивные действия Германии и способствовал ей в развязывании Второй мировой войны», – считает историк Никита Петров. В качестве аргумента он приводит слова из выступления Молотова 30 сентября 1939 года: «Идеологию гитлеризма, как и всякую другую идеологическую систему, можно признавать или отрицать – это дело политических взглядов. Но любой человек поймет, что идеологию нельзя уничтожить силой, нельзя покончить с ней войной. Поэтому не только бессмысленно, но и преступно вести такую войну, как война за уничтожение гитлеризма, прикрываясь фальшивым флагом борьбы за демократию». Так была обозначена официальная позиция СССР после заключения с Германией договора о ненападении.

Историк и телеведущий Сергей Кудряшов, напротив, убежден, что не стоит так однозначно оценивать этот договор, поскольку постоянное обнародование все новых и новых документов позволяет понять мотивы, которые двигали руководством СССР и лично Сталиным: «Предложения нацистов были до такой степени привлекательны и обширны, они пошли на такое масштабное сотрудничество и так много предлагали, что, используя терминологию известного фильма, можно сказать, что Гитлер сделал Сталину предложение, от которого тот не смог отказаться». Договор позволил советской стороне технически подготовиться к неминуемой войне. «В самом пакте элемент аморальности, конечно, был, но он был в рамках той аморальности, которая существовала в дипломатии и XIX, и XX века», – считает Кудряшов.

Незадолго до заключения договора о ненападении с Германией Советский Союз пытался провести переговоры о возможном союзе с Англией и Францией. Однако попытка не увенчалась успехом. 7 августа 1939 года Сталин отправил Ворошилову записку: «Покажите свои полномочия. И попросите, пусть они покажут», после чего стало понятно, что полномочия и возможности переговорщиков со стороны Англии и Франции не позволяют им всерьез говорить о заключении союза и обсуждать детали. Долгое время в историографии это толковалось как срыв переговоров. Но есть и другая точка зрения.

«Никакого срыва переговоров не было, потому что никто и не собирался с советской стороны договариваться с Францией и Англией. Это было средство давления или воздействия на Германию, потому что Сталин искал именно того соглашения, которое было достигнуто 23 августа 1939 года», – считает Никита Петров. Неслучайно, по его мнению, карикатуры того времени изображают Сталина в роли невесты, а Гитлера – в роли жениха: Сталин занял позицию ожидания серьезных предложений, а Англия и Франция, озабоченные вопросами коллективной безопасности, не могли предложить ему ничего привлекательного.

Сергей Кудряшов добавляет, что свою роль сыграло Мюнхенское соглашение, заключенное без участия СССР в 1938 году: «У нас есть шифротелеграммы, которыми обменивались Сталин, Литвинов, Потемкин с послами в Европе, и в них мы видим то раздражение, которое проскальзывает у Сталина к свершившимся фактам. По-видимому, для него это было оскорбительно». Желание взять реванш и толкнуло Сталина на подписание собственного договора с Германией. «Раздувание вопроса об особой низости Мюнхенского соглашения – это, конечно, изобретение советской пропаганды, – не согласен с оппонентом Никита Петров. – Только для того, чтобы отвлечь внимание от самих секретных протоколов пакта и затушевать преступный характер дальнейших действий Советского Союза».

Несет ли СССР ответственность за развязывание Второй мировой войны?

Несмотря на сакрализацию победы в Великой Отечественной войне и нежелание руководства России говорить о возможной переоценке чего-либо в советской политике, вопрос о моральной ответственности СССР все равно остается в дискуссионном поле. Фактически, когда 1 сентября 1939 года Гитлер вступил на территорию Польши, у него был союзный договор с СССР, еще более усиленный договором 28 сентября 1939 года о дружбе и границе. При этом, несмотря на осуждение пакта на Съезде народных депутатов в 1989 году, упоминание об этой резолюции не часто фигурирует в школьных учебниках истории.

«Мы не стараемся исправить эту ситуацию, – считает Никита Петров. – Она исправляется не тем, что мы должны говорить: “Мы хорошие, мы больше никогда так делать не будем”. Она исправляется конкретными делами внутри страны: приматом права, соблюдением конституционных основ, построением государства на демократических основах, государства, где услышаны различные мнения. А что мы видим? Президент лично сообщает: “Мы никому не позволим навязать нам чувство вины”. Это означает, что наша страна всегда была абсолютно права – и подписывая секретные протоколы с Гитлером, и нападая на Финляндию, и делая еще много-много такого, что по разряду международного права квалифицируется как преступление. При таких установках мы никогда не завоюем уважения и не привлечем на свою сторону никаких симпатий».

«Конечно, как историк я могу сказать, если рассматривать альтернативы – да, надо было драться за Польшу, надо было драться за Чехословакию, чтобы остановить Гитлера. Но представить себе это абсолютно нереалистично, – уверен Сергей Кулешов. – Дело не только в позиции Сталина – с тем правительством Польши это было совершенно нереально. Меня, например, поразило, что до весны 1939 года у них даже не было военных планов на случай войны с Германией».

Точка несогласия

Никита Петров: «Дело в том, что Сергей рассуждает не то чтобы совсем с точки зрения российского государственника. Он рассуждает вполне разумно и здраво, и я не могу сказать, что есть какая-то вещь, которая меня чрезвычайно раздражает и я готов с ней спорить истово. Но нежелание четко сказать, что пакт и секретный протокол есть акт преступный, – вот то, чего никогда не сделает Сергей. Он никогда не скажет, что это был преступный акт преступного государства. То, что я не устаю делать».

Сергей Кудряшов: «Я не считаю это государство преступным. Я, кстати, многих антикоммунистов прекрасно понимаю, и с ними интересно беседовать. Но этот антикоммунистический пафос не всегда уместен в истории. Вот именно это меня не устраивает в позиции оппонента».

Патовая дипломатическая коллизия




2 сентября с.г. , в день 70-летия подписания представителями правительства милитаристской Японии Акта о безоговорочной капитуляции и окончания Второй мировой войны, российский МИД заявил четкую, вытекающую из исторических фактов и международных соглашений позицию по так называемому курильскому вопросу. Заместитель министра иностранных дел РФ Игорь Моргулов в интервью информагентству "Интерфакс" исключил возможность переговоров с Японией по поводу Курил. Дословно было заявлено следующее: "Никакого диалога с Токио по "курильской проблеме" мы не ведем. Этот вопрос решен 70 лет назад: Южные Курилы перешли к нашей стране на законных основаниях, по итогам Второй мировой войны. Суверенитет и юрисдикция России над ними сомнению не подлежат".

Затем эту принципиальную позицию российского государства подтвердил и министр иностранных дел РФ Сергей Лавров, заявив по итогам переговоров со своим японским коллегой, что принадлежность Курил "не является предметом для дискуссий". Вместе с тем руководство дипломатического ведомства России согласилось продолжить переговоры по вопросу заключения между двумя странами мирного договора.

При этом, напомню, Токио годами заявляет о согласии заключить мирный договор с Россией только при условии "возвращения островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи".

Что ж, давайте разберемся в создавшейся дипломатической коллизии по существу.

Война расставила точки над i

Принадлежавшие с конца XVIII века Российской империи все Курильские острова - включая южные! - решением Ялтинской (Крымской) конференции глав государств - участников антигитлеровской коалиции - И.В. Сталина, Ф. Рузвельта и У. Черчилля - по итогам войны передавались ее прежнему владельцу России - Советскому Союзу. Лишение милитаристской Японии этих островов вытекало также из условий Потсдамской декларации, на основе которой японское правительство подписало Акт о безоговорочной капитуляции. Вывод всех без исключения Курильских островов вплоть до острова Хоккайдо из-под юрисдикции государственной или административной власти Японии предусматривался и в Меморандуме главнокомандующего союзными державами генерала Д. Макартура N 677/1 от 29 января 1946 года. Тогда это решение союзников возражений японского правительства не вызвало, ибо рассматривалось как реализация условий капитуляции.

В 1951 г. японское правительство подписало и затем ратифицировало Сан-Францисский мирный договор, в котором "отказалось от всех прав, правооснований и претензий на Курильские острова и на ту часть острова Сахалин и прилегающих к нему островов, суверенитет над которыми Япония приобрела по Портсмутскому договору от 5 сентября 1905 года". Тем самым восполнялись территориальные потери России (СССР), понесенные в результате Русско-японской войны 1904-1905 гг. Причем японским правительством был подтвержден отказ Японии от всех Курильских островов, включая их южную часть. И уже после этого в совместной парламентской резолюции всех партий страны от 31 июля 1952 г. перед правительством ставилась задача возвращения Японии лишь островов Хабомаи и Шикотан, которые японские парламентарии рассматривали не как Малую Курильскую гряду, а как "продолжение Хоккайдо".

Именно такую задачу перед дипломатией страны поставил премьер-министр Японии Итиро Хатояма, приступивший в 1955 г. к переговорам с СССР о подписании между двумя странами мирного договора.

Компромисс Хрущева

При этом Хатояма разъяснял, что нельзя смешивать вопрос о Хабомаи и Шикотане с вопросом обо всех Курильских островах, который был решен Ялтинским соглашением. Он признавал, что поскольку Япония отказалась от Курильских островов и Южного Сахалина по Сан-Францисскому договору, у нее нет оснований требовать передачи ей этих территорий. Зная о позиции японского премьера, Москва после длительных переговоров согласилась пойти на уступку искомых Японией территорий и подписание не мирного договора, а совместной декларации об окончании состояния войны и восстановлении дипломатических отношений.

В подписанной 19 октября 1956 года в Москве Советско-японской совместной декларации предусматривалось, что СССР и Япония "согласились на продолжение после восстановления нормальных дипломатических отношений... переговоров о заключении мирного договора". И это никак не означало, как пытаются утверждать наши японские оппоненты и поддерживающие их некоторые отечественные комментаторы, продолжение переговоров по территориальному размежеванию. Ведь 9я статья Совместной декларации не предусматривает никаких двойных толкований: "Союз Советских Социалистических Республик, идя навстречу пожеланиям Японии и учитывая интересы японского государства, соглашается на передачу Японии островов Хабомаи и острова Шикотан с тем, однако, что фактическая передача этих островов Японии будет произведена после заключения мирного договора между СССР и Японией".

О том, что это максимальная уступка Японии, заявлял инициатор компромисса по территориальному вопросу тогдашний лидер СССР Никита Хрущев. Накануне подписания Совместной декларации 16 октября он говорил полномочному представителю Японии министру рыболовства, сельского и лесного хозяйства Итиро Коно: "Японская сторона хочет получить Хабомаи и Шикотан без заключения мирного договора и решить впоследствии какие-то другие, не известные нам территориальные вопросы, которых в действительности не существует. Советское правительство хочет как можно скорее договориться с Японией, и оно не использует территориальный вопрос для торга. Но я должен еще раз совершенно определенно и категорически заявить, что никаких претензий Японии по территориальному вопросу, кроме Хабомаи и Шикотан, мы принимать не будем и отказываемся обсуждать какие бы то ни было предложения в этом отношении... Мы не можем и не пойдем ни на какие дальнейшие уступки. Хабомаи и Шикотан можно было бы передать Японии по мирному договору, но с передачей указанных островов территориальный вопрос целиком и полностью следует считать разрешенным".

Участники подписания мирного договора России с Японией во время конференции в Портсмуте (США). 1905 г. Фото: РИА Новости

Как возникли "северные территории"

Хрущев отверг предложенный японцами вариант соглашения о том, что переговоры о мирном договоре будут включать территориальный вопрос. Видимо, это неизвестно тем, кто пытается утверждать, что, "согласно Совместной декларации следует хоть сто лет продолжать обсуждать территориальную проблему с Японией".

При этом сторонники подобной позиции заявляют, что якобы и "Советский Союз десятилетиями вел такие переговоры по территориальному вопросу". Таким, мягко говоря, малокомпетентным людям опять-таки неведомо, что предусмотренные Совместной декларацией переговоры о заключении мирного договора после 1956 г. японским правительством были фактически прекращены. При открытом давлении не заинтересованной в окончательной нормализации японо-советских отношений администрации США, в нарушение достигнутых в Совместной декларации условий правительство Японии произвольно выдвинуло требование "вернуть" Японии не только Хабомаи и Шикотан, но еще и наиболее крупные и освоенные острова Курильской гряды - Кунашир и Итуруп.

Антисоветски настроенные американские и японские круги задались целью, выдвигая заведомо неприемлемые для Москвы ничем не обоснованные условия, на долгие годы заблокировать процесс заключения японо-советского мирного договора. Ситуация обострилась в 1960 г., когда японское правительство вместо мирного договора с СССР вопреки воле японского народа перезаключило направленный против СССР и КНР военный союз с США, подтверждавший право американских вооруженных сил иметь многочисленные военные базы на территории Японии.

Складывалась ситуация, когда в случае передачи островов Японии на них могли быть созданы нацеленные на нашу страну военные объекты США. А потому МИД СССР 27 января 1960 г. направил правительству Японии памятную записку, в которой указал, что "только при условии вывода всех иностранных войск с территории Японии острова Хабомаи и Шикотан будут переданы Японии, как это предусмотрено Совместной декларацией СССР и Японии от 19 октября 1956 года". В ответ японское правительство стало насаждать в стране антисоветские настроения, обвиняя СССР вопреки подписанным, в том числе и самой Японией, международным соглашениям в якобы "незаконном захвате исконно японских земель". Из средств государственного бюджета и "пожертвований" крупного бизнеса формировался фонд для финансирования шумной кампании "за возвращение северных территорий". В условиях отказа японского правительства выполнять положения Совместной декларации, его нежелания вести переговоры о подписании мирного договора и использования официальным Токио надуманной "территориальной проблемы" для нагнетания враждебности к СССР советское правительство заявило, что такой проблемы в советско-японских отношениях не существует, ибо она была разрешена по итогам войны.

После чего МИД СССР неизменно отвергал попытки японской стороны навязать обсуждение искусственно созданной так называемой проблемы северных территорий.

Что касается мирного договора, советское руководство никогда не отказывалось от его заключения и развития отношений с Японией. Так, в 1977 г. генеральный секретарь ЦК КПСС Л.И. Брежнев отмечал: "В совместном советско-японском заявлении от 10 октября 1973 г. была зафиксирована договоренность продолжить переговоры о заключении мирного договора. Советский Союз готов, если, разумеется, с японской стороны не будет выдвигаться неприемлемых условий, довести это важное для наших стран дело до конца. При трезвом подходе японской стороны к реальностям, сложившимся в итоге Второй мировой, это можно было бы сделать - и сделать быстро".

Остров Итуруп. Залив Оля. Рай для чаек. Фото: РИА Новости

Исторические реалии неоспоримы

Отрадно, что после десятилетий невнятной политики нынешнее российское правительство, следуя воле народа, наконец-то расставило точки над i и вновь подтвердило неотъемлемость от России ее суверенных территорий - Курильских островов. При этом оно считает, что подписание мирного договора способствовало бы подведению черты под послевоенным периодом и всестороннему развитию отношений двух соседних государств.

Условия же нашей страны по заключению мирного договора японскому правительству известны. Их недавно напомнил глава МИД РФ Сергей Лавров, указав, что продвижение в этом вопросе возможно лишь после признания Японией послевоенных исторических реалий, включая Устав ООН во всей его полноте. Но, как показывают последние события, Токио отказывается признавать эти реалии, продолжая увязывать вопрос о заключении мирного договора с необоснованными территориальными претензиями.

Что ж, мы жили без мирного договора 70 лет, проживем еще. У нас, кстати, нет договора о мире с главным противником в войне - Германией, и это на протяжении десятилетий не мешало развитию политических, торгово-экономических, культурных и иных отношений между двумя странами и народами.

Богатства Курильской гряды / инфографика РИА Новости

Прорыв

И все же, несмотря на яростное неприятие идеологии и практики большевизма, ведущие державы мира были вынуждены вступить в контакты с советским государством: Экономические интересы были превыше всего. В марте 1921 г. после длительных переговоров было заключено торговое соглашение с Великобританией. Причем советской стороне удалось настоять на включении в текст договора обязательства воздерживаться от враждебных действий друг против друга.

Вкраплением политических моментов характеризовалось и советско-германское торговое соглашение, подписанное в мае 1921 г., по которому торговому представительству РСФСР передавались функции и дипломатического представительства. Фактически это означало юридическое признание Советской России Германией. В течение 1921 г. советское государство подписало торговые соглашения с Норвегией, Италией. К лету 1921 г. в активе советской дипломатии имелось II торговых договоров с ведущими странами Европы.

Генуэзская конференция

Весной 1922 г. в Генуе (Италия) для решения европейских экономических и финансовых проблем была созвана международная конференция. Приглашение на конференцию получило и Советское правительство.

Это был дебют советской дипломатии. К нему очень тщательно готовились. Сценарий поведения советской делегации разрабатывался В. И. Лениным (первоначально предполагалось, что он лично возглавит ее). Советское руководство решило использовать конференцию, на которой было аккредитовано множество журналистов из разных стран, прежде всего в пропагандистских целях, для формирования имиджа пролетарского государства как государства миролюбивого, борющегося за мир и всеобщее разоружение. Этим проблемам был посвящен доклад наркома иностранных дел Г. В. Чичерина.

Однако руководителей стран Антанты интересовали иные проблемы.. Они потребовали от Советского правительства уплаты всех государственных долгов России, возвращения иностранным предпринимателям всей национализированной собственности либо возмещения нанесенного ущерба. Сумма долгов составила 18,5 млрд. золотых рублей.

Советская делегация выдвинула контрпретензии странам Антанты: возместить России потери, связанные с интервенцией и экономической блокадой, в размере 39 млрд. золотых рублей.

Проводя линию XVIII съезда партии, Советское правительство в сложной и опасной обстановке возможного империалистического сговора прилагало все усилия, чтобы сорвать планы международной реакции, предотвратить военный пожар и создать преграду фашистской агрессии. С этой целью оно настойчиво добивалось переговоров с правительствами Англии и Франции, заключения соглашения о взаимной помощи против агрессии.

Международная обстановка и внутриполитическое положение западных держав создавали определенные предпосылки для успеха таких переговоров. Мюнхенская политика не принесла Англии и Франции желаемых результатов: становилось все яснее, что фашистская агрессия вначале может обрушиться на них, а не на СССР.

Англо-французская общественность настойчиво выступала за переговоры с Советским Союзом. Весной 1939 г. подобные настроения охватили значительную часть членов английского парламента. За союз с СССР ратовали не только лейбористы и либералы, но и многие консерваторы, которые ненавидели СССР и в то же время испытывали страх за судьбу Британской империи. «Мы окажемся в смертельной опасности, - говорил Черчилль в палате общин, - если не сможем создать великий союз против агрессии. Было бы величайшей глупостью, если бы мы отвергли естественное сотрудничество с Советской Россией» {516} . Лидер либералов Ллойд-Джордж предупреждал Чемберлена: «Действуя без помощи России, мы попадем в западню».

Коммунистическая партия и Советское правительство понимали сущность разбойничьей политики германского империализма и реально оценивали ее опасность как для СССР, так и для других государств. Решение о переговорах с западными державами явилось продолжением последовательного внешнеполитического курса Советского государства на создание системы коллективной безопасности, пресечение фашистской экспансии и предотвращение войны.

Иными были истинные цели правительств Англии и Франции. В одном из установочных меморандумов, разработанных английским правительством летом 1939 г., говорилось: «Желательно заключить какое-либо соглашение с СССР о том, что Советский Союз придет к нам на помощь, если мы будем атакованы с Востока, не только для того, чтобы заставить Германию воевать на два фронта, но также, вероятно, и потому - и это самое главное - ...что если война начнется, то следует постараться втянуть в нее Советский Союз...» {517}

«Умиротворители» рассчитывали также на то, что боязнь союза Англии и Франции с СССР заставит Германию пойти на соглашение с западными державами и вернет ее политику в рамки мюнхенского сговора.

21 марта посол Англии в СССР Сидс вручил Наркоминделу следующий проект декларации Англии, СССР, Франции и Польши: «Мы, нижеподписавшиеся, надлежащим образом на то уполномоченные, настоящим заявляем, что, поскольку мир и безопасность в Европе являются делом общих интересов и забот и поскольку европейский мир и безопасность могут быть задеты любыми действиями, составляющими угрозу политической независимости любого европейского государства, наши соответственные правительства настоящим обязуются немедленно совещаться о тех шагах, которые должны быть предприняты для общего сопротивления таким действиям» {518} .

Ограниченность этого проекта декларации, подменявшего конкретные решительные действия против агрессоров обязательством «немедленно совещаться», была очевидной. Тем не менее, полагая, что даже такая декларация может сыграть положительную роль, Советское правительство согласилось с ней. Нарком иностранных дел СССР сообщил Сидсу: «Солидаризируемся с позицией британского правительства и принимаем формулировку его проекта декларации. Представители Советского правительства незамедлительно подпишут декларацию, как только и Франция и Польша примут британское предложение и пообещают свои подписи. Для придания акту особой торжественности и обязательности предлагаем подписать премьер-министрам и министрам иностранных дел всех четырех государств» {519} . Чтобы добиться большей эффективности английского проекта, Советское правительство высказало пожелание, чтобы наряду с балканскими странами к декларации присоединились Финляндия, Латвия, Литва, Эстония, а также скандинавские страны {520} .

Несмотря на это, английское правительство отказалось от собственного предложения от 21 марта 1939 г. Более того, оно по-прежнему продолжало попустительствовать агрессору. «Когда я занял Мемель, - засвидетельствовал потом Гитлер, - Чемберлен информировал меня через третьих лиц, что он очень хорошо понимал необходимость осуществления такого шага, хотя публично одобрить такой шаг он не мог» {521} .

В середине апреля Англия и Франция направили Советскому Союзу новые предложения. Министр иностранных дел Франции Боннэ заявил о готовности обменяться с СССР письмами, обязывающими стороны к взаимной поддержке, если одна из них будет втянута в войну с Германией в результате оказания помощи Польше или Румынии. Суть английского предложения сводилась к тому, что СССР должен взять на себя односторонние обязательства помощи «своим европейским соседям» в случае совершенной против них агрессии. Французское предложение, несмотря на его ограниченность, содержало элемент взаимности, чего не было в английском, согласно которому Советский Союз должен был немедленно вступить в войну с Германией на стороне «своих европейских соседей» без каких-либо конкретных встречных обязательств английского правительства.

Несмотря на явно двуличную позицию Великобритании, Советское правительство всемерно стремилось по-деловому решить совместно с Францией и Англией проблему отпора германской агрессии. 17 апреля оно вынесло на обсуждение предложения, положившие начало действительным переговорам. Эти предложения были таковы:

«1. Англия, Франция, СССР заключают между собою соглашение сроком на 5 - 10 лет о взаимном обязательстве оказывать друг другу немедленно всяческую помощь, включая военную, в случае агрессии в Европе против любого из договаривающихся государств.

2. Англия, Франция, СССР обязуются оказывать всяческую, в том числе и военную, помощь восточноевропейским государствам, расположенным между Балтийским и Черным морями и граничащим с СССР, в случае агрессии против этих государств.

3. Англия, Франция и СССР обязуются в кратчайший срок обсудить и установить размеры и формы военной помощи, оказываемой каждым из этих государств во исполнение § 1 и 2.

4. Английское правительство разъясняет, что обещанная им Польше помощь имеет в виду агрессию исключительно со стороны Германии.

5. Существующий между Польшей и Румынией союзный договор объявляется действующим при всякой агрессии против Польши и Румынии либо же вовсе отменяется, как направленный против СССР.

6. Англия, Франция и СССР обязуются, после открытия военных действий, не вступать в какие бы то ни было переговоры и не заключать мира с агрессорами отдельно друг от друга и без общего всех трех держав согласия.

7. Соответственное соглашение подписывается одновременно с конвенцией, имеющей быть выработанной в силу § 3.

8. Признать необходимым для Англии, Франции и СССР вступить совместно в переговоры с Турцией об особом соглашении о взаимной помощи» {522} .

Это был прочный фундамент трехстороннего договора о взаимопомощи, основанного на равенстве обязательств и необходимой эффективности мер для пресечения агрессии в любом районе Европы.

Но взаимность обязательств не устраивала Англию и Францию. Они рассчитывали лишь на такое соглашение, которое позволило бы втянуть СССР в войну с Германией и в то же время избежать оказания ему помощи. Это подтверждали ответные предложения Франции (25 апреля 1939 г.) и особенно Англии (8 мая 1939 г.).

На первый взгляд французская сторона декларировала взаимность обязательств: «В случае, если бы Франция и Великобритания оказались в состоянии войны с Германией вследствие выполнения обязательств, которые они приняли бы с целью предупредить всякие насильственные изменения положения, существующего в Центральной или Восточной Европе, СССР оказал бы им немедленно помощь и поддержку. В случае, если бы вследствие помощи, оказанной Союзом ССР Франции и Великобритании в условиях, предусмотренных предыдущим параграфом, СССР оказался бы в свою очередь в состоянии войны с Германией, Франция и Великобритания оказали бы ему немедленно помощь и поддержку» {523} .

Однако этот проект, по существу, отклонял очень важные составные части советских предложений. Его «взаимность» была весьма относительной. Если на СССР налагались обязательства помочь Франции и Англии в любом случае их войны с Германией (даже если они сами ее начнут), то поддержка Советскому Союзу предусматривалась лишь после того, как он окажет помощь Англии и Франции. Когда советский полпред во Франции обратил на это внимание Боннэ, последний, изобразив смущение, заявил, что из-за своей чрезмерной занятости редакцию проекта он поручил генеральному секретарю министерства иностранных дел Леже {524} .

После длительного молчания английское правительство отвергло французские предложения и внесло свои, которыми вновь пыталось навязать Советскому государству обязательства односторонней и безвозмездной помощи западным державам.

Центральный Комитет Коммунистической партии и Советское правительство раскрыли провокационный смысл англо-французской политики. В памятной записке от 14 мая 1939 г. Советское правительство сообщило Великобритании, что английские предложения не могут служить основой для организации фронта сопротивления миролюбивых государств дальнейшему развертыванию агрессии в Европе, поскольку они «не содержат в себе принципа взаимности в отношении СССР и ставят его в неравное положение...» {525} .

Стремясь достичь соглашения с западными державами, Советское правительство изложило следующие условия обеспечения коллективной безопасности, отвечавшие принципу взаимности:

«1. Заключение между Англией, Францией и СССР эффективного пакта взаимопомощи против агрессии;

2. Гарантирование со стороны этих трех великих держав государств Центральной и Восточной Европы, находящихся под угрозой агрессии, включая сюда также Латвию, Эстонию, Финляндию;

3. Заключение конкретного соглашения между Англией, Францией и СССР о формах и размерах помощи, оказываемой друг другу и гарантируемым государствам, без чего (без такого соглашения) пакты взаимопомощи рискуют повиснуть в воздухе, как это показал опыт с Чехословакией» {526} .

Позиция СССР была безупречно откровенна и последовательна. Она была направлена на обуздание фашистского агрессора, на обеспечение коллективной безопасности. Но англо-французская дипломатия в переговорах с Советским Союзом проявляла упорную медлительность, что, естественно, вызывало тревогу международной общественности.

В середине мая усилилось давление более дальновидных членов английского парламента на правительство Чемберлена. В ответ на настойчивые требования ускорить переговоры в Москве Чемберлен заявил: «Я должен быть осторожен и не допустить ничего такого, что может осложнить положение.. . Нам приходится обращаться не к одному лишь русскому правительству. Мы должны иметь в виду и правительства других стран». Это заявление свидетельствовало о том, что английская политика попустительства агрессору оставалась неизменной.

Между тем политическая обстановка в Европе все более обострялась. Под давлением общественного мнения англо-французская сторона в конце мая вынуждена была несколько изменить свою позицию. В предложениях от 27 мая западные державы уже признавали необходимость взаимопомощи между Англией, Францией и СССР в случае прямого нападения Германии. Но оговорки сводили этот принцип взаимопомощи на нет. Вместо немедленных мер против агрессора предлагались предварительные консультации и решение вопроса в Лиге наций, что могло быть использовано как уловка для отказа от немедленной помощи жертве агрессии.

Советский Союз отнюдь не занимал позиции «ниспровергателя» инициативы западных держав, как это пытаются представить сейчас некоторые буржуазные историки. Принимая все меры к тому, чтобы ускорить ход переговоров и заключить эффективный и равноправный договор с Англией и Францией против агрессии в Европе, Советское правительство 2 июня 1939 г. передало соответствующим правительствам проект договора о взаимной помощи, в котором содержались следующие обязательства сторон:

Франция, Англия и СССР обязываются оказывать друг другу немедленную, всестороннюю, эффективную помощь, если одно из этих государств будет втянуто в военные действия с европейской державой в результате либо

1) агрессии со стороны этой державы против любого из этих трех государств, либо

2) агрессии со стороны этой державы против Бельгии, Греции, Турции, Румынии, Польши, Латвии, Эстонии, Финляндии, относительно которых условлено между Англией, Францией и СССР, что они обязываются защищать эти страны против агрессии, либо

3) в результате помощи, оказанной одним из этих трех государств другому европейскому государству, которое попросило эту помощь, чтобы противодействовать нарушению его нейтралитета.

Три государства договорятся в кратчайший срок о методах, формах и размерах помощи, которая должна быть оказана ими на основании ст. 1.

В случае, если произойдут обстоятельства, создающие, по мнению одной из договаривающихся сторон, угрозу агрессии со стороны какой-либо европейской державы, три государства приступят немедленно к консультации, чтобы изучить обстановку и в случае необходимости установить совместно момент немедленного приведения в действие механизма взаимопомощи и порядок его применения независимо от какой бы то ни было процедуры прохождения вопросов в Лиге наций.

Три государства сообщают друг другу тексты всех своих обязательств в духе обязательств, предусмотренных ст. 1, в отношении европейских государств. Если одно из них предусмотрело бы в будущем возможность принять новые обязательства такого же характера, оно предварительно это проконсультирует с двумя другими государствами и сообщит им содержание (текст) принятого соглашения.

Три государства обязуются, в случае открытия совместных действий против агрессии на основании ст. 1, заключить перемирие шш мир только по совместному соглашению» {527} .

Данный проект основывался на ранее выдвинутых Советским правительством предложениях и полностью отвечал интересам борьбы против агрессии.

Чемберлен и Даладье, хотя формально и не отклонили советский проект, тем не менее продолжали политику проволочек. Демонстративно неуважительным актом по отношению к СССР явилось то, что переговоры со стороны Великобритании вел сотрудник министерства иностранных дел У. Стрэнг. Даже буржуазные историки квалифицируют его прибытие в Москву как «тройное оскорбление, нанесенное Советскому Союзу, ибо Стрэнг был лицом невысокого дипломатического ранга, выступал в роли защитника группы английских инженеров, уличенных в Советской России в шпионаже, и входил в группу сотрудников, сопровождавших Чемберлена в Мюнхен» {528} .

8 июня Галифакс изъявил желание вести переговоры не путем обмена письмами, а за круглым столом и уполномочил на это Сидса, дав ему в помощники Стрэнга. По этому поводу в речи 23 июля Ллойд-Джордж говорил: «Лорд Галифакс посетил Гитлера и Геринга. Чемберлен отправлялся в объятия фюрера три раза подряд... Почему в гораздо более мощную страну, которая предлагает нам свою помощь, послали представлять нас лишь чиновника Форин офис? На это можно дать лишь один ответ. Г-н Невиль Чемберлен, лорд Галифакс и сэр Саймон не желают союза с Россией» {529} .

Основным методом дипломатического саботажа переговоров с СССР западные державы на этом этапе избрали организованную ими дискуссию о гарантиях безопасности прибалтийским государствам.

Твердая решимость Страны Советов защищать прибалтийские республики от агрессии имела немаловажное значение. В связи с захватом гитлеровцами Клайпедской области у Литвы правительство СССР обратилось к правительствам Эстонии и Латвии с заявлениями. Хорошо зная пути и методы, используемые Германией для осуществления своих агрессивных планов, а также учитывая антисоветскую позицию правительств прибалтийских стран, Советское правительство предостерегало последние от заключения таких соглашений, которые могли бы в той или иной степени ущемить их независимость, допустить в них политическое и экономическое господство третьего государства. Оно подчеркивало опасность подобных соглашений для прибалтийских государств и их несовместимость с договорами Эстонии и Латвии с Советским Союзом, который не сможет в таком случае остаться безучастным зрителем {530} .

Были проведены консультации с представителями прибалтийских государств. Эстонский посланник в Москве заявил, что его страна только формально одинаково относится к обеим группировкам, а по существу рассчитывает на помощь неагрессивных стран, и в первую очередь СССР {531} . Однако подобным уклончивым заявлениям противоречила ярко выраженная антисоветская политика. В разгар англо-франко-советских переговоров Эстония и Латвия заключили «дружественные» договоры о ненападении с Германией. Начальник генерального штаба сухопутных войск Германии Гальдер и начальник гитлеровской военной разведки адмирал Канарис, тайно посетившие эти страны, обсуждали вопрос об оккупации Прибалтики немецко-фашистскими войсками.

Несколько ранее германский посланник в Эстонии Фровайн, сообщая в Берлин о беседе с начальником штаба эстонской армии Рэком, писал, что для данной страны очень важно знать, осуществит ли Германия в случае войны контроль над Балтийским морем. «Генерал Рэк признал это, - продолжал он, - и заявил, что Эстония также может оказать содействие в этом деле. Например, Финский залив очень легко заминировать против советских военных кораблей, не привлекая никакого внимания. Имеются и другие возможности» {532} . Прогерманскую позицию занимала также Финляндия.

15 июня Сидс передал НКИД СССР очередные предложения своего правительства, мало чем отличавшиеся от прежних. Новый проект статьи 1 гласил:

«Соединенное Королевство, Франция и СССР обязуются оказать друг другу немедленно всевозможную посильную поддержку и помощь, если одна из стран будет втянута в военный конфликт с какой-нибудь европейской державой в результате либо

1) агрессии со стороны этой державы против одной из этих трех стран, либо

2) агрессии со стороны этой державы против другого европейского государства, которому заинтересованная договаривающаяся страна обязалась, в согласии с пожеланиями этого государства, помочь против такой агрессии, либо

3) действий со стороны этой державы, которые три договаривающихся правительства в результате взаимной консультации, предусмотренной в статье III, признали бы угрожающими независимости или нейтралитету другого европейского государства таким образом, что это составит угрозу для безопасности заинтересованной договаривающейся страны» {533} .

Этот проект свидетельствовал, что английское правительство продолжало тормозить решение вопроса о предоставлении прибалтийским государствам эффективных гарантий трех держав - СССР, Франции и Англии. Это была самая настоящая ловушка, поставленная Советскому Союзу правительствами Англии и Франции.

Если Советский Союз должен был немедленно, автоматически прийти на помощь Англии и Франции в случае нападения Германии на Бельгию, Грецию, Польшу, Румынию и Турцию, то в случае нападения Германии на прибалтийские страны никакой немедленной помощи от Англии и Франции не предусматривалось. Они обязывались прийти на помощь лишь при условии, если «в результате взаимной консультации» действия Германии будут признаны угрожающими независимости и нейтралитету прибалтийских государств, а также если это составит угрозу для безопасности СССР.

Ну а если Франция и Англия под каким-либо предлогом не признают действия Германии подпадающими под эти условия? Если они затянут консультации или заведут их в тупик, в то время как гитлеровские войска уже перейдут в наступление? Достаточно только поставить эти вопросы, чтобы убедиться, что предложенный проект никаких действительных обязательств по оказанию помощи прибалтийским государствам на Англию и Францию не возлагал {534} .

Критикуя позицию правительств западных держав, член Политбюро ЦК ВКП(б) А. А. Жданов на страницах газеты «Правда» указывал, что английское и французское правительства нагромождают в переговорах искусственные трудности по таким вопросам, которые при доброй их воле и искренних намерениях могли бы быть разрешены без проволочек и помех.

Переговоры длились уже 75 дней, из которых 59 ушло на проволочки англо-французской стороны. Англичане и французы, писал Жданов, «хотят не такого договора с СССР, который основан на принципе равенства и взаимности, хотя ежедневно приносят клятвы, что они за «равенство», а такого договора, в котором СССР выступал бы в роли батрака, несущего на своих плечах всю тяжесть обязательств. Но ни одна уважающая себя страна на такой договор не пойдет, если не хочет быть игрушкой в руках людей, любящих загребать жар чужими руками. Тем более не может пойти на такой договор СССР, сила, мощь и достоинство которого известны всему миру» {535} .

Несмотря на неизменно конструктивную инициативу Советского правительства, последующие действия англо-французской стороны создавали все новые и новые препятствия на пути переговоров. Одним из них стал вопрос о гарантиях против косвенной агрессии, то есть захвата, прикрытого любой ширмой, как это произошло с Чехословакией.

В начале июня вопрос о необходимости гарантий против косвенной агрессии был поставлен Даладье. Это отражало стремление Франции обеспечить безопасность своих границ на востоке. Даладье предложил распространить взаимные обязательства Англии, Франции и СССР на случай не только прямой, но и косвенной агрессии {536} . Советское правительство с пониманием отнеслось к мнению премьер-министра Франции. Оно рассматривало гарантии против косвенной агрессии как важное и неотъемлемое условие трехстороннего договора, обеспечивающее ему необходимую надежность. Такие гарантии для Советского Союза имели особое значение. На основе взаимной договоренности Англии, Франции и СССР надо было исключить возможность использования территории прибалтийских стран под ширмой «добровольного согласия» их правительств в качестве плацдарма для нападения Германии на Советский Союз.

Однако в ходе дальнейших переговоров выяснилось, что Англия и Франция стремятся протащить такое определение косвенной агрессии, которое не только не гарантировало совместные действия трех держав, но и открывало прямую дорогу к неоднократному повторению «чехословацкого варианта». Тем самым захватчику указывались пути и средства продвижения на восток, а также обеспечивался нейтралитет Англии и Франции.

«...Выражение «косвенная агрессия», - подчеркивалось в предложениях Советского правительства от 9 июля 1939 г., - относится к действию, на которое какое-либо из указанных выше государств соглашается под угрозой силы со стороны другой державы или без такой угрозы и которое влечет за собой использование территории и сил данного государства для агрессии против него или против одной из договаривающихся сторон, - следовательно, влечет за собой утрату этим государством его независимости или нарушение его нейтралитета» {537} .

Англо-французская сторона упорно отказывалась принять ясное и четкое определение косвенной агрессии. Оставался нерешенным и ряд других принципиальных вопросов, в том числе вопрос о сроках вступления в силу военного соглашения.

Советская сторона предлагала, чтобы соглашения по политическим и военным вопросам вступили в действие одновременно. Англия и Франция обещали, что вслед за заключением договора о взаимопомощи будут начаты переговоры о военной конвенции. Советское правительство имело все основания выразить недоверие: убедительным предостережением являлась судьба франко-советского договора о взаимопомощи, который не был подкреплен военным соглашением и уже по одной этой причине не имел должной эффективности.

Галифакс инструктировал Сидса, что английское правительство не желает принимать советские предложения об определении косвенной агрессии и одновременном вступлении в силу политического и военного соглашений. Сообщая о «намерении правительства Его Величества» в случае, если СССР будет отстаивать свои предложения, «пересмотреть позицию в целом» {538} , то есть сорвать переговоры, министр, по существу, советовал послу прибегнуть к угрозам и шантажу в отношении Советского Союза. Однако французское правительство не поддержало намерений Галифакса {539} .

Тем временем московские переговоры прямо или косвенно вовлекли в свою орбиту всю мировую дипломатию. Было ясно, что это последний рубеж, который может преградить путь новой мировой войне. «Теперь оставалась только одна возможность избежать войны, - признает Б. Лиддел Гарт, - это заручиться помощью России...» {540} . Но конструктивных решений не было. По одну сторону рубежа вел дипломатическую борьбу Советский Союз, поддерживаемый мировой прогрессивной общественностью и теми политическими деятелями Запада, которые трезво оценивали глобальную угрозу фашистской экспансии, по другую - силы международной империалистической реакции, стремившиеся разрешить свои противоречия за чужой счет.

Руководство фашистской Германии крайне встревожилось возможностью заключения англо-франко-советского договора. Летом 1939 г. Гитлер в кругу своих приближенных говорил, что, если переговоры закончатся успешно, он будет вынужден созвать нацистский съезд в Нюрнберге для пересмотра политики и назвать его «съезд мира» {541} . Однако информация, поступавшая по дипломатическим каналам из Лондона, убедила фюрера в том, что опасения преждевременны. В Берлин стекались исчерпывающие сведения о подлинных намерениях западных держав. В этом отношении характерна выдержка из телеграммы германского посла в Лондоне от 26 апреля 1939 г.: «...сегодня вечером или завтра утром британское правительство через своего посла в Москве даст Советскому правительству ответ на контрпредложения Советской России. Ответ равнозначен отказу, хотя он облечен в форму замечаний. В своей главной части нота содержит отклонение предложенного Советской Россией трехстороннего пакта по оказанию взаимной помощи... Соответственно отпадают также и военные соглашения в дополнение к этому пакту » {542} .

Негативную позицию в отношении англо-франко-советских переговоров, и прежде всего помощи СССР, заняли отчасти под влиянием Англии и Франции польское и румынское правительства, которые во внешней политике даже в условиях непосредственной угрозы со стороны Германии не изменили своего антисоветского курса. «Польское правительство, - писал Галифакс в меморандуме от 22 мая 1939 г., - не желает связывать себя таким путем (англо-франко-советским договором. - Ред.) с Советским правительством. Мы выяснили, что румынское правительство разделяет подобную точку зрения» {543} .

Позиция польского правительства постоянно являлась камнем преткновения на переговорах. Согласие СССР оказать помощь Польше и отрицательное отношение ее правительства к сотрудничеству с Советским Союзом в защите от агрессии отчетливо проявились во время визита в Варшаву заместителя наркома иностранных дел СССР Потемкина в мае 1939 г. В беседе с польским министром иностранных дел Беком он подчеркнул, что «СССР не отказал бы в помощи Польше, если бы она того пожелала» {544} .

Но на следующий день польский посол в Москве сделал народному комиссару иностранных дел заявление, что Польша не хочет в данный момент связывать себя каким-либо соглашением с СССР {545} . Польскому послу в Лондоне Век телеграфировал 9 июня 1939 г., что договор с Советским Союзом нарушил бы «стабилизацию и безопасность в Восточной Европе» {546} . Полковник Век, свидетельствует французский буржуазный историк М. Мурен, «из-за своей русофобии и страха перед коммунизмом» не хотел сближения с Советской Россией и верил, что с гитлеровским режимом можно найти решение вопросов в интересах Польши {547} .

Безрассудно отвергая советскую помощь в борьбе против агрессии, правители буржуазно-помещичьей Польши фактически ставили страну в трудное положение и в случае войны заведомо обрекали на катастрофу. Как раз в те дни, когда Век рассылал телеграммы своим послам об отказе Польши принять помощь СССР, в высших сферах Лондона, Парижа и Вашингтона разрабатывались и уточнялись планы «нового Мюнхена» - за счет Польши. Американский поверенный в делах во Франции доносил в госдепартамент 24 июня: «Во влиятельных кругах господствует мнение, что после всего Франции следует отказаться от всей Центральной и Восточной Европы в пользу Германии в надежде, что в конце концов Германия вступит в конфликт с Советским Союзом» {548} .

Немаловажное значение для хода англо-франко-советских переговоров имела политика правительства Соединенных Штатов Америки. Версия буржуазных историков, будто все государственные деятели США действовали с целью предотвратить агрессию, далека от истины. Негативная точка зрения США неизменно скрупулезно доводилась до сведения английского кабинета и использовалась им для подкрепления позиций противников договора. Американские внешнеполитические деятели, осведомленные о настроениях каждого из членов правительства Великобритании, искусно спекулировали на их антисоветизме, всячески раздувая лживую версию, будто договор выгоден только СССР. На одном из заседаний кабинета в июне 1939 г. Галифакс подчеркивал, что, по мнению Буллита, «соглашение с нами необходимо русским, а мы не должны его заключать» {549} . Отрицательное отношение американской дипломатии к англо-франко-советскому договору о взаимной помощи объяснялось также опасением, что такой договор усилит международные позиции Англии и Франции, а следовательно, затруднит борьбу США за мировую гегемонию {550} .

Несмотря на противодействие переговорам со стороны правительств и реакционных сил целого ряда стран, центр решительного сопротивления англо-франко-советскому соглашению находился в Англии. Этот факт не отрицает даже английская буржуазная историография. «Англичане, - пишет Р. Паркинсон, - приложили максимум усилий для того, чтобы изолировать Россию» {551} . Именно кливденская клика, выражавшая интересы английского монополистического капитала, и ее ставленники в лице Чемберлена и Галифакса держали в своих руках ключевые позиции, от которых зависел успех или провал переговоров.

В этой связи необходимо опровергнуть домыслы некоторых буржуазных историков о «нетвердости Чемберлена», «непоследовательности Галифакса» и другие версии, преследующие цель любой ценой снять с английских правящих кругов ответственность за проволочки в переговорах. Уполномоченные монополистическим капиталом Чемберлен, Галифакс, Вильсон, Хор и их ближайшее окружение весьма последовательно проводили курс на использование переговоров в империалистических целях, искусно дезориентируя английский народ и мировое общественное мнение.

В течение марта - июля 1939 г. британский кабинет неоднократно обсуждал ход московских переговоров, но ни Чемберлен, ни Галифакс при этом не сказали ни слова в поддержку трехстороннего договора. По существу, члены кабинета вели игру в переговоры. Под видом обсуждения разногласий изыскивались различные способы для проволочек, а затем и срыва переговоров с таким расчетом, чтобы взвалить вину за это на СССР. При рассмотрении возможного варианта договора с Советским Союзом британские лидеры недвусмысленно заявляли о своем намерении в случае нападения Германии на СССР отказаться от выполнения договора, то есть оставить Советское государство один на один с фашистской коалицией. Ориентируя на это членов кабинета, Галифакс заявил 21 июня: «Если русское правительство вздумает заставить нашу страну воевать за фантастические цели, здравый смысл проявится сам по себе» {552} .

На одном из заседаний кабинета Чемберлен заявил, как записано в протоколе, что «все, касающееся союза с Россией, он рассматривает с большим предчувствием беды», абсолютно не верит в «прочность России и сомневается в ее способности оказать помощь в случае войны» {553} . Он называл договор с СССР «камнем на шее», который «может висеть много лет и привести к тому, что даже сыновьям придется воевать за русские интересы» {554} . Ему вторили послушные министры. Лорд Чэтфилд, министр по координации обороны, «выразил надежду, что коллеги поймут, с каким отвращением он вынужден рассматривать возможность союза с Советами» {555} .

В середине июля по вине англо-французской стороны переговоры зашли в тупик. Английские представители в Москве в докладе Галифаксу, изобиловавшем антисоветскими измышлениями, были вынуждены все же признать, что предложения СССР «проникнуты искренностью», а «великолепные» аргументы, которыми вы нас снабжаете, не производят почти никакого впечатления», ибо СССР видит «различия в позициях сторон», поэтому переговоры в целом «превратились в унизительное занятие». «Время от времени, - говорилось в этом секретном донесении, - мы занимаем новую позицию, а затем от нее отказываемся... Нагромождение одной трудности на другую создает впечатление о несерьезности наших планов». Подчеркивая, что общественное мнение «требует быстрейшего заключения договора», английские представители намекали, что решение вопроса о том, продолжать тактику проволочек или окончательно сорвать переговоры, «относится к сфере высшей политики», то есть к компетенции правительства {556} .

Общественность Англии, Франции и ряда других капиталистических стран Европы все решительнее выступала за принятие действенных мер по пресечению усиливавшейся фашистской агрессии. Этому во многом способствовала ясная и четкая позиция Советского Союза на московских переговорах. Характерно, что если осенью 1938 г., по данным зарубежных источников, общественное мнение Франции одобрило мюнхенское соглашение (53 процента голосов против 37, остальные воздержались), то летом 1939 г. 76 процентов опрошенных высказались за применение силы в случае агрессии Германии против Польши, а против только 17 процентов {557} . Руководитель английских коммунистов Г. Поллит в июле 1939 г. подчеркивал: «87 процентов населения Англии хочет заключения пакта с Советским Союзом. Почему? Да потому, что они прежде всего хотят предотвратить войну и понимают, что эффективнее всего этого можно добиться, объединив свои силы с силами великой и могущественной страны, которая за последние тревожные годы неоднократно показывала, что у нее нет никаких воинственных замыслов и что она искренне готова прийти на помощь своим союзникам, заключившим с ней договор о коллективной безопасности, если они подвергнутся нападению бешеных фашистских псов» {558} .

В этих условиях 25 июля англо-французская сторона была вынуждена в ответ на советские предложения сообщить о согласии начать военные переговоры. В Москве с 12 по 21 августа 1939 г. проходили переговоры военных делегаций (военных миссий) СССР, Англии и Франции, которые, как надеялось Советское правительство, должны были привести к заключению трехстороннего соглашения.

2 августа Политбюро ЦК ВКП(б), обсудив вопрос о военных переговорах, определило состав советской делегации {559} . В нее вошли народный комиссар обороны Маршал Советского Союза К. Е. Ворошилов (глава делегации), начальник Генерального штаба РККА командарм 1 ранга Б. М. Шапошников, народный комиссар Военно-Морского Флота флагман флота 2 ранга Н. Г. Кузнецов, начальник Военно-Воздушных Сил РККА командарм 2 ранга А. Д. Локтионов и заместитель начальника Генерального штаба РККА комкор И. В. Смородинов.

На следующий день НКИД СССР информировал английское и французское посольства о составе делегации СССР. Авторитетность главы и членов делегации служила важным показателем отношения Советского правительства не только к предстоящим переговорам, но и к странам, принимавшим в них участие. Французский военный атташе в СССР сообщал в Париж 7 августа: «Тот факт, что в состав этой миссии входят народный комиссар обороны СССР и народный комиссар Военно-Морского Флота, начальник штаба и его заместитель и командующий советской авиацией, показывает всю ту важность, какую Советское правительство придает этим переговорам» {560} .

По-другому отнеслись к подбору состава делегаций правительства Англии и Франции. Главой английской делегации был назначен адмирал Р. Драке, близкий к королевскому двору. Единомышленник Чемберлена, он снискал себе известность публичными призывами к войне против СССР. В делегацию, кроме того, входили маловлиятельные деятели британской армии маршал авиации Ч. Вернет, генерал-майор Т. Хейвуд, а также ряд еще менее значительных лиц. Характеризуя членов английской делегации, американский буржуазный историк У. Ширер пишет, что «Драке... по своим данным был абсолютно неспособен вести на высоком уровне переговоры с русскими, которых он считал пришельцами с другой планеты... Вернет ничего не понимал ни в вопросах большой стратегии, ни в дипломатии...» {561} .

Состав английской делегации свидетельствовал о демонстративном неуважении Великобритании к Советскому Союзу и ее явной незаинтересованности в эффективности переговоров. Далекий от симпатий к Советскому Союзу У. Стрэнг вынужден был в письме Галифаксу подчеркнуть, что для переговоров военных делегаций необходимо направить в Москву авторитетное лицо. «Русские ожидают к себе такого же отношения, как и к французам, и уж никак не худшего, чем к полякам». Учитывая, что о визите Айронсайда в Варшаву сообщалось в печати, «Советское правительство сочтет за оскорбление, если мы направим представителя не столь высокого ранга» {562} .

Во французскую военную делегацию вошли член верховного военного совета генерал Ж. Думенк, генерал М. Вален, преподаватель военно-морской школы капитан 1 ранга Вийом, капитан А. Бофр и другие. Советский полпред во Франции сообщал в Москву по поводу состава миссии, что «подбор по преимуществу из узких специалистов свидетельствует и об инспекционных целях делегации - о намерении в первую голову ознакомиться с состоянием нашей армии» {563} .

На политику западных держав и ту роль, которая отводилась в ней военным переговорам, проливают свет директивы и инструкции, выработанные правительствами Англии и Франции и их военными штабами. 26 июля 1939 г. в протоколе заседания кабинета Великобритании при рассмотрении вопроса об основных задачах военной делегации было сказано: «Все были согласны с тем, что нашим представителям следует дать указание вести переговоры очень медленно...» {564} . Позиция английского правительства нашла отражение и в директиве военной делегации: «Британское правительство не желает принимать на себя какие-либо конкретные обязательства, которые могли бы связать нам руки при любых обстоятельствах. Поэтому следует стремиться к тому, чтобы в военном соглашении ограничиваться как можно более общими формулировками. Этому вполне соответствовало бы что-нибудь вроде согласованной декларации о политике». Далее директива раскрывала позицию западных союзников в отношении Польши, Румынии и прибалтийских стран: «Если русские предложат английскому и французскому правительствам обратиться к Польше, Румынии или прибалтийским государствам с предложениями, которые повлекут за собой сотрудничество с Советским правительством или Генеральным штабом, делегация не должна брать на себя каких-либо обязательств... и обсуждать вопрос об обороне прибалтийских государств, так как ни Великобритания, ни Франция не давали им никаких гарантий» {565} .

Аналогичным образом была ориентирована и французская делегация. Министр колоний Ж. Мандель располагал данными, что «миссия выезжает в Москву без разработанного плана». «Это тревожит и подрывает доверие к солидности переговоров, - телеграфировал 3 августа в Москву полпред СССР во Франции. - ... Причины всего этого кроются в том, что здесь (в Париже. - Ред.) и в Лондоне далеко еще не оставлены надежды договориться с Берлином» {566} .

Инструкция, разработанная французским генеральным штабом, напоминала проспект академической дискуссии {567} . «Сотрудничество с русскими, - впоследствии писал член французской делегации Бофр, - рассматривалось в ней как вспомогательный фактор, который следует использовать в интересах проблем, более близких нашей дипломатии и стратегии...» {568}

Главная задача военных миссий, направленных правительствами Англии и Франции, была неизменной. «Не в наших интересах, - откровенно говорилось в записке французского генерального штаба, - оставить его (СССР. - Ред.) вне конфликта» {569} . Военные переговоры преследовали и другие цели. О них свидетельствует специальный вопросник, врученный членам военных миссий западных держав. Английский и французский генеральные штабы своим делегациям, которым предлагалось действовать в единстве, дали задание подробно выяснить численность и состояние Вооруженных Сил СССР, установить возможные сроки их мобилизации и сосредоточения, ознакомиться со стратегическими соображениями советского командования относительно планов ведения войны. Вот некоторые из вопросов:

Какова основная идея политики СССР в вопросах ведения войны?

Каковы взгляды советского Генерального штаба на германскую и итальянскую стратегию в начале войны и на ее последующих этапах?

Если Германия нападает на Востоке, какие оборонительные операции сможет предпринять СССР: а) в Польше, б) в Румынии? В каких пределах и на каких рубежах Советский Союз готов использовать свою армию или военно-воздушные силы вне польско-русских и румыно-русских границ?

Смогут ли советские бомбардировщики действовать против Германии непосредственно с территории СССР или им придется базироваться в Польше и Румынии?

Какое количество очищенной нефти СССР смог бы поставить во время войны? Будет ли он располагать достаточным количеством танкеров для ее перевозки?

Какой военно-морской политики предполагает придерживаться Советский Союз на Балтике и Белом море? Каким образом он сможет действовать против германского торгового флота или транспортировки немецких войск морским путем в этих зонах?

Каковы спецификации авиационного бензина в СССР? {570}

Германский посол в Лондоне Дирксен, осведомленный о настроениях британских правительственных кругов, сообщал в Берлин, что «военная миссия скорее имеет своей задачей установить боеспособность Советской Армии, чем заключить оперативные соглашения» {571} .

Стремясь как можно полнее разведать состояние военного потенциала Советского Союза, англо-французская делегация отнюдь не собиралась посвящать его в свои истинные намерения. В строго секретной инструкции, полученной английской и французской миссиями от Чемберлена и Даладье, прямо предписывалось: «Вести переговоры весьма медленно. Миссия должна соблюдать наибольшую сдержанность там, где эти соображения (изложенные выше. - Ред.) раскрывают франко-британские намерения» {572} .

О нежелании Англии и Франции достигнуть сотрудничества с СССР в борьбе с агрессией свидетельствовала и беспрецедентная проволочка с прибытием военных миссий в Советский Союз, которое растянулось на семнадцать дней. И это в то время, когда Европа уже находилась в состоянии предвоенного кризиса, когда война могла начаться в любой момент!

Между советским полпредом в Англии Майским и адмиралом Драксом произошел следующий разговор:

« - Скажите, адмирал, когда вы отправляетесь в Москву?

Это окончательно еще не решено, но в ближайшие дни.

Вы, конечно, летите... атмосфера в Европе накалена...

О, нет!.. На аэроплане лететь неудобно!

Может быть, вы отправитесь в Советский Союз на одном из ваших быстроходных крейсеров?.. Это было бы очень стильно и внушительно...

Нет, и крейсер не годится...» {573} .

Наконец 5 августа тихоходный пакетбот «Сити оф Эксетер» (скорость его не превышала 13 узлов), на борту которого находились делегации, отошел от пирса и взял курс на Ленинград.

Работа совещания военных делегаций началась с предъявления полномочий, утвержденных правительствами. Председательствовавший на заседании Ворошилов зачитал текст выданного Советом Народных Комиссаров СССР полномочия, где указывалось, что делегация «уполномочивается вести переговоры с английской и французской военными миссиями и подписать военную конвенцию по вопросам организации военной обороны Англии, Франции и СССР против агрессии в Европе» {574} .

Полномочия французской делегации гласили, что генерал Думенк уполномочивается вести с главным командованием Советских Вооруженных Сил переговоры «по всем вопросам, относящимся к вступлению в сотрудничество между вооруженными силами обеих стран» {575} . Из этого следовало, что французская делегация имела полномочия на ведение переговоров. У английской делегации не было письменных полномочий.

По этому поводу между главами советской и английской делегаций произошел следующий диалог:

«Маршал К. Е. Ворошилов. ...Но полномочия, по-моему, необходимы в письменном виде для того, чтобы взаимно было видно, в каких пределах вы уполномочены вести переговоры, каких вопросов вы можете касаться, до каких пределов вы можете обсуждать эти вопросы и чем эти переговоры могут окончиться. Наши полномочия, как вы видели, всеобъемлющи... Ваши полномочия, изложенные на словах, мне не совсем ясны. Во всяком случае, мне кажется, что этот вопрос не праздный - он в самом начале определяет и порядок и форму наших переговоров...

... Адмирал Драке заявляет, что если бы было удобным перенести переговоры в Лондон, то он имел бы все полномочия...

Маршал К. Е. Ворошилов под общий смех замечает, что привезти бумаги из Лондона в Москву легче, чем ехать в Лондон такой большой компании» {576} .

Итак, уже в первый день заседаний декларированные намерения английского и французского правительств заключить военную конвенцию, а следовательно, трехсторонний договор в целом, их представителями вновь были поставлены под сомнение.

Советская делегация предложила конкретный военный план, осуществление которого гарантировало пресечение германской агрессии. Начальник Генерального штаба Шапошников изложил план развертывания Советских Вооруженных Сил на западных границах СССР. В соответствии с этим планом в случае агрессии в Европе Советская Армия готова была выставить 120 пехотных и 16 кавалерийских дивизий, 5 тыс. тяжелых орудий, 9 - 10 тыс. танков, от 5 до 5,5 тыс. боевых самолетов {577} . Укрепленные районы вдоль всей западной границы СССР в течение четырех - шести часов приводились в боевую готовность, а сосредоточение армии производилось в течение восьми - двадцати дней.

Военный план Генерального штаба РККА предусматривал следующие варианты совместных действий вооруженных сил Англии, Франции и СССР.

Первый вариант - когда блок агрессоров нападает на Англию и Францию. В этом случае СССР выставляет 70 процентов тех вооруженных сил, которые будут непосредственно направлены Англией и Францией против главного агрессора - Германии. Если эти две страны выставят против немецко-фашистских войск 90 пехотных дивизий, то Советский Союз - 63 пехотные и 6 кавалерийских дивизий с соответствующим количеством артиллерии, танков и самолетов общей численностью около 2 млн. человек.

При данном варианте считается обязательным участие Польши в силу договора с Англией и Францией всеми ее силами, при этом от 40 до 45 пехотных дивизий она должна сосредоточить для главного удара на своих западных границах и против Восточной Пруссии. Кроме того, английское и французское правительства должны добиться от Польши согласия на пропуск и действия вооруженных сил СССР - сухопутных и воздушных - через виленский коридор и по возможности через Литву - к границам Восточной Пруссии, а если потребует обстановка, то и через Галицию.

На объединенный англо-французский флот возлагалось: закрытие Ла-Манша и прорыв сильной эскадры в Балтийское море для операций против германского флота, с согласия балтийских стран временное занятие Моонзундского архипелага, Аландских островов, портов Ганге, Пернов, Гапсаль, Гайнаш и Либава с целью охраны нейтралитета и независимости балтийских стран от нападения со стороны Германии, прекращение подвоза в Германию из Швеции руды и другого сырья, блокада берегов рейха в Северном море, господство в Средиземном море, закрытие Суэцкого канала и Дарданелл.

Военно-Морской Флот СССР вместе с англо-французской эскадрой должен на Севере вести крейсерские операции у берегов Финляндии и Норвегии (вне их территориальных вод) против подводного и надводного флота агрессора, на Балтике базироваться совместно с объединенным флотом Англии и Франции на Ганге, Аландские острова и Моонзундский архипелаг, а также на Гапсаль, Пернов, Гайнаш и Либаву для охраны независимых балтийских стран. Балтийский флот СССР будет также развивать свои крейсерские операции, действия подводных лодок, осуществлять установку мин у берегов Восточной Пруссии и Померании и препятствовать подвозу промышленного сырья из Швеции в Германию.

Второй вариант - когда агрессия будет направлена на Польшу и Румынию. Эти два государства должны выставить на фронт все свои вооруженные силы. Франция и Англия немедленно объявляют войну Германии и выступают против нее. Участие СССР в войне может быть осуществлено лишь при условии достижения Англией и Францией договоренности о пропуске советских войск через виленский коридор, Галицию и Румынию. В этом случае Советский Союз выставляет против Германии такое же количество дивизий, как Англия и Франция. Перед английским, французским и советским морскими флотами стоят те же задачи, что и в первом варианте. Черноморский флот СССР закрывает устье Дуная и Босфор от проникновения в Черное море надводных и подводных сил противника.

Третий вариант - когда Германия, используя территорию Финляндии, Эстонии и Латвии, направит агрессию против СССР. В этом случае Франция и Англия должны немедленно вступить в войну с Германией или с блоком агрессоров, выставить 70 процентов сил и средств от развертываемых Советским Союзом и начать немедленно активные действия против главного агрессора. Польша обязательно выступает против Германии, выделяя не менее 45 пехотных дивизий, усиленных артиллерией, танками и авиацией, и пропускает советские войска через виленский коридор и Галицию. Если Румыния будет втянута в войну, она должна участвовать в ней всеми силами и пропустить через свою территорию советские войска {578} .

Таковы были общие стратегические соображения советской военной делегации о совместных действиях вооруженных сил Англии, Франции и СССР в борьбе против германского агрессора, вытекавшие из реальной военно-политической обстановки.

Английская и французская делегации продолжали вести отвлеченные дискуссии и отнюдь не собирались согласовывать вопросы организации совместного отпора агрессору. Драке излагал прописные истины, вроде тех, что надо «отрезать неприятелю все пути сообщения», «наитии разбить флот противника» и другие. Английская и французская военные миссии не имели даже предварительного плана совместных операций против общего врага. Это еще более усилило сомнения Советского правительства относительно подлинных целей английской и французской делегаций.

Обзоры состояния своих вооруженных сил, с которыми выступали английские и французские представители, носили общий характер и, как позднее выяснилось, подчас содержали ложные сведения. Так, Думенк заявил, что, если гитлеровцы свои главные силы направят на восточный фронт, им придется оставить не менее 40 дивизий против Франции. В этом случае генерал Гамелен будет наступать против немцев всеми своими силами {579} . Между тем Думенк, как член верховного военного совета, был прекрасно осведомлен, что военная доктрина Франции и ее стратегические планы ведения войны на западном фронте носили пассивно-оборонительный характер. В мае 1939 г. на парижском совещании англо-французских военных представителей при обсуждении вопросов, связанных с выполнением обязательств по оказанию помощи Польше в случае германской агрессии, Франция недвусмысленно заявила, что не собирается предпринимать активных действий на западном фронте {580} . Тот же дух пассивности пронизывал директиву Гамелена о проведении операции между Рейном и Мозелем, направленную 31 мая 1939 г. генералу Жоржу. «На первом этапе, - говорилось в ней, - в случае оккупации необходимо вытеснить противника с национальной территории, затем войти в соприкосновение с его оборонительной полосой, прикрывая одновременно основную часть нашей территории в глубину... На втором этапе, начинающемся с момента вступления в соприкосновение с оборонительной позицией противника, необходимо выявить расположение германских частей, по которым с учетом наших наличных средств впоследствии нужно будет нанести удар» {581} . Как видно, удар по противнику откладывался на неопределенное будущее, а какая-либо ориентация на наступление «всеми силами» вообще отсутствовала. Аналогичной стратегии придерживалась и Англия. В директивах военным миссиям указывалось, что «действия английских и французских вооруженных сил на Западе будут сковывать (лишь «сковывать»! - Ред.) германские силы на этом фронте. Как только союзные силы будут располагать необходимыми ресурсами, они предпримут наступление, вероятнее всего, против Италии» {582} .

Английская и французская делегации преднамеренно дезориентировали советских представителей. Они знали, что стратегические планы их правительств не предусматривают активных действий против Германии на западном фронте, и в то же время требовали, чтобы СССР объявил Германии войну в случае нападения ее на Польшу, но не принимал решительных мер до выхода войск вермахта к советским границам. Иными словами, рейху открывался беспрепятственный путь к агрессии против Польши, Румынии и далее против СССР.

Миссии западных держав действовали в строгом соответствии с полученной инструкцией, в которой говорилось, что, имея противника в лице СССР, Германия окажется на Востоке в значительно более трудных условиях. При этом глубина фронта возрастет до бесконечности, и рейх не сможет надеяться на то, что ему легко сойдет с рук оккупация Румынии и значительной части Польши. Чем дальше германские войска будут проникать на территорию противника, тем ближе они окажутся к Советскому Союзу {583} .

Стремление западных держав подставить СССР под удар стало очевидным при обсуждении кардинального вопроса о пропуске советских войск через территорию Польши и Румынии в случае германской агрессии. Вопрос этот был не новым. Он уже ставился на повестку дня в 1938 г.

Тем не менее, когда 14 августа Ворошилов предложил Драксу и Думенку разъяснить их точку зрения по этому вопросу, английская и французская делегации пообещали запросить мнение своих правительств. Но и без этого было совершенно ясно, что, послав делегации на переговоры без предварительного решения важнейшего вопроса, определяющего стратегическое взаимодействие участников договора в борьбе против общего врага, правящие круги Англии и Франции не стремились к подлинному сотрудничеству с СССР.

Преодоление Советским государством дипломатической изоляции. Внешняя политика РСФСР, а затем и СССР носила двойственный характер. С одной стороны, она была направлена на защиту государственных интересов России, но с другой - самым тесным образом связывалась с претворением в жизнь идеи мировой революции, основной установки правящей коммунистической партии.

Первые международные акты - мирные договоры - были подписаны РСФСР в 1920 г. с государствами, еще недавно входившими в состав Российской империи: Эстонией, Литвой, Латвией и Финляндией.

Несмотря на яростное неприятие идеологии и практики большевизма, ведущие державы мира были вынуждены вступить в контакт с Советским государством. Экономические интересы оказывались превыше всего. В марте 1921 г. после длительных переговоров было заключено торговое соглашение с Великобританией. Вкраплением политических моментов характеризовалось советско-германское торговое соглашение, подписанное в мае 1921 г., по которому торговому представительству РСФСР передавались функции и дипломатического представительства. Фактически это означало юридическое признание Советской России Германией. В течение 1921 г. Советское государство подписало торговые соглашения с Норвегией, Италией. К лету 1921 г. в активе советской дипломатии имелось 11 торговых договоров с ведущими странами Европы.

Генуэзская конференция. Рапалльский договор. Весной 1922 г. в Генуе (Италия) для решения европейских экономических и финансовых проблем была созвана международная конференция. Приглашение участвовать в ней получило и советское правительство.

Большевистское руководство решило использовать конференцию прежде всего в пропагандистских целях, для формирования образа пролетарского государства как государства миролюбивого, борющегося за мир и всеобщее разоружение. Этим проблемам был посвящен доклад наркома иностранных дел Г. В. Чичерина.

Однако руководителей стран Антанты интересовали иные проблемы. Они потребовали от Совнаркома уплаты всех государственных долгов царской России, возвращения иностранным предпринимателям национализированной собственности либо возмещения нанесенного ущерба. Сумма долгов составила 18,5 млрд. золотых рублей. Советская делегация выдвинула контрпретензии странам Антанты: возместить потери, связанные с интервенцией и экономической блокадой, в размере 39 млрд. золотых рублей. Достичь согласия сторонам не удалось.

Утром 16 апреля 1922 г. руководители иностранных делегаций узнали, что минувшей ночью русские и немцы встретились в предместье Генуи - Рапалло и заключили договор о восстановлении дипломатических отношений и экономических контактов. Заключение Рапалльского договора стало неприятным сюрпризом для стран-победительниц, расценивших его как попытку пересмотреть принципы послевоенного устройства, в основе которых лежало ущемление правового положения Германии - побежденной державы, и изоляция России в целях предотвращения проникновения "коммунистической заразы" в другие страны.

"Полоса признания" СССР. По мере того как советская власть укрепляла свои позиции внутри страны, постепенно стабилизировалось положение СССР на международной арене. 1924-1925 гг. вошли в историю международных отношений как период дипломатического признания Советского государства. В феврале 1924 г. между СССР и Великобританией были установлены дипломатические отношения. В том же году Советский Союз признали Италия, Норвегия, Австрия, Греция, Швеция, Франция. Летом 1924 г. были установлены дипломатические отношения между СССР и Мексикой.

"Полоса признания" Советского Союза была завершена подписанием в январе 1925 г. японо-советской конвенции. На основании этого соглашения японские войска были эвакуированы с северного Сахалина и на этой части острова установлена советская власть. Лишь в 1933 г., позже других стран, юридического признания СССР удостоили Соединенные Штаты Америки.

Униженная Версальским договором Германия усматривала в партнерстве с СССР не столько политический, сколько экономический расчет. Отношения между странами не ограничивались только взаимовыгодной торговлей. Германия оказывала Советской республике большую техническую помощь. Особое значение имело военно-техническое сотрудничество. Заключение соглашений со странами Востока. Успешно строились отношения Советской республики со странами Востока, в которых набирало силу освободительное движение и к власти приходили национальные правительства. Совнарком оказывал этим странам существенную материальную помощь. Более того, некоторые руководители партии, в частности Троцкий, считали, что необходимо повернуть знамя мировой революции на Восток, создать на Урале хорошо вооруженный корпус и бросить его на Индию и Афганистан. Однако Ленин не поддержал эту идею.

В 1921 г. РСФСР были подписаны договоры с Персией (Ираном), Афганистаном, Турцией и Монголией, причем эти государства впервые в своей истории выступали как равноправные стороны дипломатических отношений. Вместе с тем большевики рассматривали эти договоры как своего рода мостик, который мог соединить рабочее движение на Западе с национально-освободительным движением на Востоке.

В мае 1924 г. были установлены равноправные дипломатические отношения между СССР и Китаем. Советская сторона объявляла утратившими силу все договоры между царской Россией и другими странами, в которых ущемлялись права Китая. СССР обязывался вывести с территории Монголии свои войска. Китайско-Восточная железная дорога была передана под совместное управление советской и китайской администрации и предназначалась только для коммерческих перевозок.

Дипломатические конфликты с западными странами. Активность советской внешней политики на Востоке вызвала недовольство стран, еще недавно хозяйничавших на этих территориях. 8 мая 1923 г. министр иностранных дел Великобритании Д. Керзон предъявил СССР обвинения в проведении антибританской политики на Востоке и в ультимативной форме потребовал в 10-дневный срок выполнения следующих условий: прекратить подрывную деятельность в Иране и Афганистане; прекратить религиозные преследования в Советском Союзе; освободить английские рыболовные траулеры (арестованные, по утверждению Москвы, за ловлю рыбы в советских территориальных водах). Конфликт усугубился убийством в Лозанне (Швейцария) советского дипломата В. В. Воровского.

Советское правительство расценило "ультиматум Керзона" как грубую попытку вмешательства в дела СССР и развернуло мощную антианглийскую пропагандистскую кампанию. По всей стране проходили многолюдные митинги и демонстрации. Начался сбор средств на постройку воздушной эскадрильи. Но в то же время, опасаясь дальнейшего нагнетания международной напряженности, СССР удовлетворил основные требования английской стороны.

Создание и деятельность Коминтерна. Налаживание связей с другими странами было лишь одним из направлений советской внешней политики. Другим, не менее значимым являлся контроль за мировым революционным движением. С этой целью была создана международная организация, объединившая коммунистические партии разных стран - Коммунистический Интернационал (Коминтерн). Первый (учредительный) конгресс Коминтерна состоялся в марте 1919 г. в Москве. На нем был принят Манифест, обращенный к пролетариям всего мира. Документ призывал рабочих объединиться на принципах пролетарского интернационализма в революционной борьбе за свержение буржуазии и установление диктатуры пролетариата. Руководящим органом Коминтерна стал Исполнительный комитет (ИККИ). Его возглавил видный большевистский деятель Г. Е. Зиновьев.

II конгресс Коминтерна, работавший в Петрограде, а затем в Москве летом 1920 г., констатировал: "Коммунистический Интернационал есть партия революционного восстания международного пролетариата... Дело Советской России Коминтерн объявил своим делом". Красная Армия в это время рвалась к столице Польши. Как полагали лидеры большевиков, затем она вступит в другие страны Европы. Коминтерн заявил о возможности объединения советской России и советской Германии как первого шага на пути создания "федерации советских республик всего мира".

Однако уже в июле 1921 г. на III конгрессе Коминтерна В. И. Ленин подверг резкой критике сторонников "революционного наступления". И тем не менее, когда в 1923 г. ситуация в Германии вновь обострилась, Коминтерн принял решение "подтолкнуть" мировую революцию. В Германию была направлена бригада Коминтерна, выделены значительные денежные средства. Однако революционная волна в Германии быстро пошла на убыль. Попытки представителей Коминтерна стимулировать восстание в Руре, Саксонии, Гамбурге потерпели провал. Неудачей закончились и попытки поддержать сентябрьское восстание 1923 г. в Болгарии.

Отказаться от политики активного разжигания мировой революции Коминтерн решился в конце 1926 г., когда стало очевидным, что подобные попытки - не более чем авантюра. Зиновьев ушел в отставку. Его место занял Бухарин. Теперь во всех европейских странах Коминтерн стал усиленно создавать коммунистические партии, оказывать им материальную помощь, ставить во главе их послушных руководителей. Все коминтерновские структуры были переориентированы не на разжигание "пожара мировой революции", а на формирование положительного образа СССР в общественном мнении других стран.