В м пуришкевич партия. Псевдомонархист Пуришкевич — человек без чести, без совести, без веры в Бога и с красной гвоздикой в ширинке

Владимир Митрофанович Пуришкевич в ряду публичных политиков первой волны был весьма заметной фигурой. И не только благодаря скандалам, которые он регулярно устраивал в Таврическом дворце и за его стенами. В своей деятельности ему удалось эффективно сочетать, по крайней мере, три вида публичной активности: издательскую, партийную и парламентскую.

В соответствии с устоявшейся в России традицией, консолидация политических единомышленников происходила вокруг редакции партийного или протопартийного издания. Не были исключением и события, связанные с образованием оппозиционных организаций в самом начале ХХ в. По такому пути пошли и социал-демократы (газета «Искра»), и социалисты-революционеры (газета «Революционная Россия»), и члены Союза освобождения (журнал «Освобождение»).

В отличие от противников самодержавия, действовавших нелегально, его сторонники, в силу законодательного запрещения публичной политической деятельности в России, не имели возможности консолидировать свои силы вплоть до Манифеста 17 октября 1905 г. Тягу к подобному объединению приходилось компенсировать участием в деятельности патриотических и монархических культурно-просветительских организаций. Наиболее авторитетным среди них было Русское собрание, устав которого официально был зарегистрирован в начале 1901 г. Главной целью созданной организации провозглашалось содействие «выяснению, укреплению в общественном сознании и проведению в жизнь исконных творческих начал и бытовых особенностей русского народа». Именно из рядов Русского собрания вышли наиболее влиятельные лидеры правых партий - А. И. Дубровин, Н. Е. Марков, В. М. Пуришкевич.

Сам В. М. Пуришкевич являлся членом руководящего органа Русского собрания - Совета во всех его составах, от первого до последнего. В мае 1904 г. он возглавил издательский наряд этой организации. На внимание Владимира Митрофановича к издательской деятельности, конечно же, повлиял опыт его службы чиновником особых поручений при главном управлении по делам печати министерства внутренних дел.

Вся последующая политическая биография Пуришкевича тесно увязана с издательской деятельностью. Будучи заместителем председателя Главного совета Союза русского народа, он курировал в том числе и выпуск печатной продукции в организации. За период с мая по ноябрь 1906 г. союзники отпечатали более 13 млн. экземпляров различных брошюр и воззваний. По его инициативе 1 ноября 1906 г. при Главном совете СРН был создан Издательский комитет.

Отличала Владимира Митрофановича и активность в деле открытия библиотек и читален. Первую бесплатную народную библиотеку он основал в родном Аккермане. В конце 1906 г. Несколько подобных библиотек и читален были организованы в Петербурге.

По мнению Пуришкевича, в фондах читален обязательно должны были находиться книги как религиозно-духовного, так и исторического, географического, литературного содержания, а также книги по вопросам сельского хозяйства и ремесленничества.

Тесно связанными с парламентской деятельностью Владимира Митрофановича оказались издававшиеся Русским народным союзом газета «Вождь» и журнал «Прямой путь». Хотя в редакционной передовице первого номера «Прямого пути» и отмечалось, что издание «не является в тесном смысле органом какой-либо политической партии или думской фракции, но... наши симпатии всецело принадлежат “правым” членам Государственной думы», выпуски журнала, как правило, совпадали с думскими сессиями. Обращает на себя дата выхода первого номера «Прямого пути» - 1 мая. По своему чуткий к этому дню - то обзовет левых членов Думы «андалузскими тореодорами», намекая на гвоздики в петлицах социал-демократов по случаю пролетарской даты, то специально в этот день съездит в город, чтобы привезти и бросить на пюпитр Е. П. Гегечкори красный шелковый платок, то уже сам заявится на заседание Думы 1 мая с красной гвоздикой в застежке брюк - В. М. Пуришкевич и издание своего журнала приурочил именно к нему.

Последней газетой, выпуск которой Пуришкевич организовал в 1918-1919 гг., был «Благовест», издававшийся в занятом бело - гвардейцами Ростове-на-Дону.

Как правило, агитационно-пропагандистская и издательская активность В. М. Пуришкевича была связана с его деятельностью в качестве партийного функционера. Организаторский опыт, приобретенный во время пребывания в должности председателя аккеранской уездной земской управы (1898-1900 гг.) и члена Совета Русского собрания, оказался востребованным в конце 1905 г. в связи с образованием Союза русского народа.

Но главной ареной в деятельности В. М. Пуришкевича как публичного политика стала Государственная Дума, Именно в стенах Таврического дворца он обрел всероссийскую известность, только с думской трибуны он имел возможность на всю Российскую империю отстаивать те ценности, в которые сам верил и в которые хотел заставить верить других. Показательна в этом отношении история со слухами в ноябре 1907 г. о возможном назначении Пуришкевича на один из министерских постов. Инициатива подобной рокировки (из депутатов в министры) исходила от определенных кругов в Царском Селе и группы правых Государственного Совета. Пуришкевич, отвечая на расспросы парламентских журналистов, заявил, что никакого «предложения ему не делалось, но если бы оно и последовало, то отказался бы, так как не считает возможным, как член кабинета, проводить идеи, которым он служит».

Владимир Митрофанович избирался членом Государственной Думы второго, третьего и четвертого созывов. Во всех составах народного представительства он располагался на местах, отведенных для фракции правых, в третьей Думе занимал самое крайнее кресло в правом секторе. Несмотря на то, что Пуришкевич признавался одним из лидеров фракции, он явно не вписывался в социокультурный облик думских правых. Правые в Думе второго созыва ассоциировались с крупными дворянами-землевладельцами, принадлежавшими к титульной нации и исповедовавшими православие.

Для них были характерны высокий уровень образования, опыт административной деятельности в среднем и центральном звеньях управления. Превратившись в Думе третьего и четвертого созывов в крупную парламентскую фракцию, думские правые утратили набор социокультурных признаков «хозяев жизни».

Неизменной осталась лишь жесткая связь с титульной нацией и православным вероисповеданием. Правый выбор стал ассоциироваться с небогатыми священнослужителями, получившими среднее образование в духовной семинарии.

В парламентской биографии Пуришкевича можно выделить, по крайней мере, три периода, разнящиеся его взглядами на сам институт Государственной Думы и характером его собственной деятельности в Таврическом дворце:

• - февраль - июнь 1907 г. (деятельность Думы второго созыва);
• - ноябрь 1907 г. - июль 1914 г. (деятельность Думы третьего созыва и первые две сессии четвертого созыва);
• - август 1914 г. - август 1917 г. (деятельность Думы четвертого созыва в годы первой мировой войны, частные совещания членов Государственной Думы в мае-августе 1917 г.).

В результате выборов в Думу второго созыва собственно правым удалось получить только 10 мест. Подобный итог воспринимался еще большей неудачей, чем полное отсутствие правых депутатов в предыдущем думском составе, так как ко второй избирательной кампании монархические силы отнеслись чрезвычайно серьезно.

Это не могло не отразиться на поведении правых в стенах Таврического дворца. Уже 25 февраля 1907 г. состоялось совещание, в котором приняли участие правые думцы, ряд членов Государственного Совета, представители Русского собрания и Союза русского народа. Собравшиеся сошлись на том, что необходим скорейший роспуск Думы. Было признано желательным, чтобы в самой Думе возник повод для столь решительных действий правительства. Некоторые из участников совещания полагали, что сами правые, исходя из патриотических соображений, должны спровоцировать подобное развитие событий. Хотя на этой встрече и не было принятого окончательного решения по поводу дальнейших действий правых, но история Думы второго созыва продемонстрировала, что данная идея была взята на вооружение.

В. М. Пуришкевич развил бурную активность в Думе. Он 38 раз поднимался на думскую трибуну. Если учесть, что он пропустил из-за наказания 15 заседаний из 53, то вполне понятным становится ощущение многих думцев, что Пуришкевич не сходил с трибуны.

Он действительно, если воспользоваться сравнением одного из парламентских журналистов, «скакал как мячик». 75 раз Пуришкевич прерывал ораторов, не стеснялся одергивать председателя Ф. А. Головина. Последний сделал ему 39 замечаний, лишал слова, дважды Пуришкевич удалялся по решению общего собрания из зала заседаний, он был первым депутатом в истории Государственной Думы не только удаленным из заседания, но и устраненным на 15 заседаний за нарушение думского регламента. И большей частью подобное поведение было не спонтанным, а продуманным.

В первый раз Пуришкевич устроил большой скандал, как уже отмечалось, 29 марта 1907 г. Еще в самом начале заседания он предупредил одного из коллег: «Ну, я же им и сделаю!». А накануне заседания в группе публики, ожидавшей пригласительных билетов для посещения думского заседания, пронесся слух, что «сегодня будет жаркий день». Хотя повестка заседания особой «жары» не обещала.

Принципиальным образом позиция В. М. Пуришкевича изменилась в годы первой мировой войны. Он выступает за консолидацию патриотических сил в Думе и обществе перед лицом внешней опасности, но отказывается поддержать образованный в августе 1915 г. Прогрессивный блок из-за явной оппозиционности последнего по отношению к правительству (через год он вполне мог стать сторонником подобного блока). В 1916 г. он выходит из состава фракции правых, заявив при этом: «... я не могу покинуть ряды правых, ибо я самый правый, быть может, из всех, кто сидит в правом лагере. Бывают, однако, моменты, когда должно быть приносимо в жертву все, когда нельзя позволить себе говорить, взобравшись на уездную или губернскую колокольню, а нужно бить в набат, взойдя на колокольню Ивана Великого, откуда виднее все то, что творится на святой матушке-Руси.

Владимир Митрофанович подает примеры примирения с политическими противниками: просит познакомить его с П. Н. Милюковым, голосует за избрание председателем военно-морской комиссии Думы кадета А. И. Шингарева. В течение четвертой сессии Государственной Думы четвертого созыва, самой продолжительной в военное время, он только 8 раз прерывал своими репликами выступления других депутатов, тогда как Н. Е. Марков - 254 раза.

Пуришкевич готов был пожертвовать во имя консолидации даже своим антисемитизмом. В своей знаменитой думской речи 19 ноября 1916 г., посвященной критике правительства и «темных сил» во главе с Г. Е. Распутиным, на подсказку Г. Г. Замысловского: «О жидах вы скажите», он возразил бывшему коллеге по фракции: «В настоящее время, да будет вам ведомо, подымать национальные вопросы - это значит создавать в России революцию; по окончании войны будем говорить».

В условиях политического кризиса, паралича исполнительной власти, влияния «темных сил» на императора Пуришкевич занимает последовательную позицию сторонника законодательного народного представительства. По его мнению, думская «трибуна, в настоящее время являясь единственной отдушиной России, единым клапаном, куда прорываются русские общественные настроения, эта трибуна пользуется сейчас в России исключительным доверием».

Он полагал, что именно от Думы шел импульс к тому, чтобы политика правительства стала последовательной. Более того, Пуришкевич был склонен обвинить исполнительную власть в том, что между Думой и правительством не сложились партнерские отношения: «Укажите мне момент в истории России за последнее время, когда Россия выступила на путь общественной жизни законодательных учреждений, укажите мне момент... сочетания деятельности правящей власти и общества. Его не было, ибо у нас понимают только два отношения: одно отношение - это эпоха и пора доверия, т.е., иначе говоря, с моей, правой, точки зрения, пора сдачи всех государственных позиций представителям крайних левых течений, и другое, - наоборот, пора недоверия, пора заподазривания, когда правительственная власть обрушивается целым рядом репрессий и душит общественную инициативу».

Начавшаяся в скором времени революция и падение монархии в конце концов определили его дальнейший выбор. В мае 1917 г., выступая на съезде офицеров армии и флота в Могилеве, Пуришкевич высказался в пользу того, что только Государственная Дума способна прекратить беспорядки на фронте.

Его расположенность к Думе во многом объяснялась тем, что она была политическим институтом, олицетворявшим связь с дореволюционной системой власти, а, значит, только Дума могла претендовать на легитимный статус. В июне-августе он принимал активное участие в частных совещаниях членов Государственной Думы, изумив коллег-депутатов новизной своего политического лексикона. 16 июня, впервые придя на подобное совещание, В. М. Пуришкевич заявил, что «единственным органом власти в России может быть только Государственная дума, та Государственная дума, которую обвиняют в том, что она буржуазная, та Государственная дума, однако, которая, несмотря на буржуазный элемент, который в ней заключается, первая подняла знамя восстания для освобождения России, преследуя глубоко национальные цели», но «вина всех нас в том, что мы не проявили достаточной энергии и воли в момент переворота 28 февраля, и что те темные силы (Распутина в ипостаси «темных сил» сменили для Пуришкевича большевики - И. К.), которые находились в подполье, эти силы проявили бурную энергию, и кормило власти перешло к ним».

Вновь и вновь в ходе частных совещаний В. М. Пуришкевич напоминал своим коллегам об опасности, исходившей от Петрградского совета и партии большевиков, об анархии, царившей на фронте и в тылу, о роли Государственной Думы в преодолении политического кризиса, заявляя о необходимости спасения не революции ради революции, а самой России ради России: «Я - монархист, я - убежденнейший монархист, ибо никогда не менял и не могу менять своих убеждений, но, будучи монархистом, я готов служить последнему умному социал-демократу, стоящему у власти, запрятать свои симпатии, свою политическую окраску, если буду верить, если буду знать, что этот социал-демократ поведет Россию к спасению и не даст нам возможности возвратиться в этом веке к царствованию Ивана Калиты и в Россию времен Ивана Калиты».

На выборах в Петроградскую городскую думу он отдал свой голос за партию народной свободы, как за наиболее массовую политическую организацию, противостоявшую эсерам и большевикам.

В призывах к «твердой» власти Пуришкевич не видел ничего реакционного: «... среди нас нет ни одного человека, который стремился бы к контрреволюции, все мы так или иначе принимавшие участие в том движении, которое вылилось в современную форму, все мы добивались одного: свержения бюрократического режима, гнета бюрократии над русским народом и торжества права, правды и свободы». Но думцы, оказавшиеся на обочине политического процесса, не были способны к проявлению решительности, критикуя Пуришкевича за то, что тот «переоценивает момент».

Разуверившись в легальных возможностях борьбы против левого радикализма, он становится одним из организаторов корниловского мятежа, а после победы большевиков связывает остаток своей жизни с белым движением. Умер В. М. Пуришкевич в феврале 1920 г. в Новороссийске от тифа.

Сегодня речь зашла об убийстве Распутина, и я решила выложить материал о Пуришкевиче, одном из участников антираспутинского заговора. Фактически, Пуришкевич и известен в основном как убийца Распутина, хотя об этом странном и противоречивом человеке можно рассказать многое.

По мотивам моего очерка "Владимир Митрофанович Пуришкевич" из серии "Портреты политических лидеров", подготовленной для издания "Государственная Дума Российской империи. 1906-1917. Портреты политических лидеров" (М.: Пашков Дом, 2006).

Владимир Пуришкевич родился в Бессарабии в семье богатого помещика-землевладельца. Но хотя он постоянно с гордос тью подчеркивал, что «имеет счастье принадлежать к благородному сословию», пышным родословным древом похвалиться не мог, и в родной Бессарабии претензии В.М. Пуришкевича на аристократизм всегда вызывали улыбки. Б ессарабский губернатор князь С.Д. Урусов говорил, что «родоначальником этой семьи, составившим ей имя и благосостояние, был знаменитый в свое время бывший священник кладбищенской церкви, впоследствии член кишеневской консистории, составивший себе среди бессарабского духовенства громкую репутацию, отец протоиерей Пуришкевич, выслуживший для своего сына посредством Владимирского креста дворянское звание ».

Дворянское (благородное) собрание в Кишиневе

Вопреки расхожему мнению о присущем Пуришкевичу низком культурном уровне, он получил весьма серьезное гуманитарное образование и всегда блестяще учился. Еще будучи учеником кишиневской гимназии, он поражал учителей своей эрудицией и при получении аттестата был удостоен золотой медали. В 1895 году Пуришкевич с отличием окончил историко-филологический факультет Новороссийского (Одесского) университета. Имел тягу к литературной деятельности, хотя карьере профессионального литератора предпочел политическую карьеру. Однако Лев Толстой, которому Пуришкевич отправил один из своих ранних рассказов, лестно отзывался о его творчестве.

Первая кишиневская гимназия

При этом и в гимназии и в университете юный Пуришкевич обращал на себя всеобщее внимание экстравагантными выходками и хулиганством, и, по словам академика Л.С. Берга, сверстника и земляка Пуришкевича, заслужил кличку «Володька-сумасшедший ». Впоследствии, в годы расцвета политической деятельности В.М. Пуришкевича, слухи о его психической патологии циркулировали в обществе регулярно.

Служебную карьеру будущий депутат начинал, как и многие парламентарии, в качества земского деятеля. По окончании университета Пуришкевич служил в Аккерманской земской управе Бессарабской губернии. В 1897-1900 гг. Пуришкевич занимал пост председателя уездной земской управы. Он проявил административный талант, энергию и распорядительность во время жесточайшего голода, поразившего и центральную Россию, и плодородный Юг страны, и действенной помощью голодающим зарекомендовал себя с лучшей стороны в глазах высоких начальствующих лиц.

В 1900 году он был переведен по службе в столицу империи, в Санкт-Петербург, и прикомандирован к Хозяйственному департаменту Министерства внутренних дел, а позже перешел в Главное управление по делам печати МВД.


Здание Министерства внутренних дел в Санкт-Петербурге

В столице молодому человеку, отличающемуся ярыми монархическими убеждениями, быстро удается «выслужиться», и вскоре он становится чиновником для особых поручений при министре внутренних дел и шефе корпуса жандармов В.К. Плеве.

1905 год, год больших социальных потрясений, революционных выступлений и позорного проигрыша в войне с Японией, вывел на политическую арену новых людей. В то время и В.М. Пуришкевич почувствовал призвание к поприщу высокой политики. Граф С.Ю. Витте, анализируя условия «призыва» новых людей на политическую арену, писал:

«Российская империя в сущности была военная империя… Ей отвели большое место и почет не за что иное, как за силу. Вот именно поэтому, когда безумно затеянная и мальчишески веденная японская война показала, что… сила-то совсем не велика, Россия неизбежно должна была скатиться (даст Бог, временно)… Наверху же провозгласили, что все виноваты, кроме нас… Сверху пошел клич: все это крамола, измена, и этот клич родил таких безумцев, подлецов, негодяев, как иеромонах Иллиодор, мошенник Дубровин, подлый шут Пуришкевич, полковник от котлет Путятин и тысяча других. Но думать, что на таких людях можно выйти - это новое мальчишеское безумие ».

Пуришкевич становится одним из основателей и лидеров крайне правых организаций - «Союза русского народа» и позже (с 1908 года) «Союза Михаила Архангела», идея создания которых зародилась в недрах МВД и жандармерии.

В ноябре 1905 года Пуришкевич занимает пост товарища (заместителя) председателя Главного совета Союза русского народа. Хотя он не принимал активного участия в подготовке программных документов, но взял на себя большую организационную работу. Благодаря его стараниям монархисты-националисты созвали три съезда в первый же год существования своей организации. Пуришкевич наладил выпуск черносотенных воззваний, газет и брошюр. По его личному приказу были немедленно уволены наборщики «Русского знамени», самовольно устроившие себе выходной 1 мая...

Что касается деятельности печально знаменитых черносотенных боевых дружин Союза, В.М. Пуришкевич лично не был причастен к их формированию. Но «агитационную работу» среди погромщиков-«охотнорядцев» он вел исправно. «Поэтические призывы» В.М. Пуришкевича к погромам служили питательной средой, на которой развивались антисемитские настроения «Черной сотни»:

Гей, народ, молодцы из торговых рядов,

Православные русские люди,

Вон их! к черту! носителей смутных годов,

Что сдушили славянские груди!

Пусть исчезнут, как дым, как негодный туман,

Сотни лет проживали мы дружно,

а сейчас погибаем от скорби и ран.

Пусть и беден народ, пусть народ наш и пьян,

А жидовской Руси нам не нужно.

Понятно, что в интеллигентных кругах к подобному «творчеству» относились с глубокой внутренней брезгливостью.

В 1906 году В.М. Пуришкевич оставляет службу, чтобы полностью посвятить себя политике.

Он был одним из немногих, посвященных в тайны финансирования Союза русского народа из правительственных фондов. Известно, что, как бывший чиновник Министерства внутренних дел, он пользовался полным доверием департамента полиции. Он также получал субсидии от других ведомств, например, из фондов дворцового коменданта. Однако не обнаружено документов, указывающих, какие именно денежные суммы прошли через его руки и на что конкретно были использованы.

Про него говорили, что Пуришкевич умеет делать «темные деньги», на которые финансирует погромщиков. Даже в университетах, где традиционно были сильны революционные настроения, появились боевые «академические корпорации» националистов, и он был инициатором их создания и придумал для них девиз: "Наука и Отечество". Пуришкевич говорил, что борьба за умы молодежи - это борьба за будущее страны. Мысль не новая, но в то время далеко не все политики проводили ее в жизнь так откровенно.

Пуришкевич рассчитывал превратить "академистов" в основной контингент борцов со студенческими волнениями и наладил целую сеть осведомителей из студентов-"академиков" .

«Патриотическая идея» и рассуждения о святой Руси, страдающей по вине «внешних и внутренних врагов», стали главным козырем Пуришкевича в его политической борьбе. В одной из своих публицистических работ, опубликованных под названием «Проснувшийся русский народ», Пуришкевич писал:

«…Не стало любви, связующей Русь, и наша дорогая родина очутилась почти в положении несчастной Византии. В самом деле, ведь японцы чуть-чуть не уничтожили нас. Но чего не сделал внешний враг, то доканчивает враг внутренний. И по истине, что мы видели на Руси? А вот что: льется реками кровь братоубийственной войны, беспорядки, забастовки, грабежи, поджоги, убийства, мятежи, закончившиеся Московским побоищем. Какой же результат всего этого? А вот какой: сотни тысяч рабочих остались без дела, за закрытием многих фабрик и заводов вследствие забастовок, а еще больше оказалось без заработков бедных крестьян, вследствие разорения и сожжения весьма многих помещичьих имений. Остались без пропитания семьи рабочих и крестьян, но и многие помещики сделались нищими. Россия понесла неисчислимые убытки и обнищала надолго. Поскорее бы нужно собраться Государственной Думе для водворения порядка и законности, но среди этой сумятицы возможно ли это, ведь для этого нужно спокойствие. Что за время тяжелое настало! Неужели наше Отечество на краю гибели, или погибнет как великая Византия?

Неужели двухглавый Орел, прилетевший к нам из Византии и принесший нам честь и славу и надежду на еще большее величие, улетит и от нас, как из Византии, к народу другому - достойнейшему? О нет, да не будет сего!

Мы верим, что эти все бедствия наши, позор и смута - только временное наказание Божье за то, что мы забыли Бога, утратили Веру, перестали чтить Царя и любить родину. Но Господь милосерд (не до конца прогневается) и не допустит погибнуть нашей отчизне, если мы покаемся в грехах своих и объединимся как во времена Минина и Пожарского и готовы будем умереть за благо родины, подобно Сусанину.

Господь спасет наше Отечество и прославит его. Оно опять будет велико и славно: взятое японцами отнимем, да еще наследие двухглавого орла приобретем [вероятно, имеются в виду земли, принадлежащие некогда Византийской империи и проливы Босфор и Дарданеллы, о необходимости присоединения которых к России велись дебаты]. Объединимся же: ведь в единении сила» . (1906 год).

После роспуска Первой Думы, в состав которой правые националисты не вошли и даже в большинстве своем не пытались этого сделать, Пуришкевич участвует в следующих парламентских выборах и проходит в состав Второй Думы в качестве представителя Бессарабской губернии. Независимые наблюдатели подозревали Пуришкевича и его соратников в некоторых махинациях в период избирательной кампании - тот факт, что из 16 ультраправых депутатов, прошедших в состав Второй Думы, 9 представляло Бессарабскую губернию, и только 7 пришлось на всю остальную Россию, настораживал. Но доказать ничего не удалось.

Заседание Государственной Думы в 1906 году

Пуришкевич был доволен победой. По его мнению, удалось главное - кадеты, которых в то время рассматривали как главных врагов правящего режима, на вторых парламентских выборах уступили часть своих позиций монархистам, отвоевавшим у них места. И в этом, отчасти, была заслуга Пуришкевича.

На выборах во II Государственную Думу он продумал "иезуитский план", разъясняя дворянам: «… там, где мы бессильны, да не пройдут кадеты, самые страшные враги России, пусть лучше останутся в большинстве крайние левые, преобладание коих приведет к роспуску Думы».

Кадеты со своей стороны также воспринимали Пуришкевича как опасного врага их делу. Павел Милюков писал:

«Напомню заявление Пуришкевича, что кадеты — элемент самый опасный и нежелательный, — именно потому, что они — самые вероятные участники государственной власти, осторожные, умные и политически образованные. Естественно, что на дискредитировании фракции Народной свободы сосредоточилась ближайшая тактическая задача, — как мнимых «конституционалистов», так и скрытых сторонников самодержавной реставрации ».

Глава кадетов Павел МИлюков - главный антагонист Пуришкевича

С первых же дней в Думе Владимир Пуришкевич проявляет себя как человек буйного темперамента, склонный к скандалам и разнообразным выходкам, граничащим с хулиганством. Я.В. Глинка, прослуживший одиннадцать лет в Думе в качестве начальника канцелярии, говорил о Пуришкевиче:

«Он не задумается с кафедры бросить стакан с водой в голову Милюкова. Необузданный в словах, за что нередко бывал исключаем из заседаний, он не подчинялся председателю и требовал вывода себя силой. Когда охрана Таврического дворца являлась, он садился на плечи охранников, скрестивши руки, и в этом кортеже выезжал из зала заседаний ».

В.А. Маклаков вспоминал, что «он [Пуришкевич] не умел собой владеть, был едва ли нормален. Он был заряженной бомбой, всегда готовой взорваться, а тогда остановить его уже было нельзя ».

Карикатура "Пуришкевич на думской трибуне"

Впрочем, многие полагали, что Пуришкевич, как человек неглупый, просто умело использует особенности своей нервной системы и южного темперамента. То, что не сошло бы с рук никому из депутатов, «неуравновешенному» и «едва ли нормальному» Пуришкевичу легко прощалось. Он мог в день 1 мая, когда депутаты левых фракций приходили на заседание с красными гвоздиками в петлицах, заявиться в Таврический дворец с красной гвоздикой в ширинке брюк, мог передразнивать выступающих депутатов, дергаясь и кривляясь, и прерывать их доклады словами: «негодяй», «мерзавец», «сукин сын» (подобные выражения Пуришкевича во множестве рассыпаны по страницам стенограмм заседаний Государственной Думы), мог вскакивать, бегать по залу, устраивать потасовки и поливать политических противников водой…

О Государственной Думе, к числу депутатов которой он принадлежал (и весьма дорожил открывшимися перед ним депутатскими возможностями), Пуришкевич, не чинясь, написал следующие стихи:

Ох! Высокая палата

Чтоб те пусто было!

Нет житья от депутата:

Продувное рыло!

Что ни день - с трибуны брешет,

Деньги получая,

И давно затылок чешет

Русь от них святая!

При этом люди, лично знавшие Пуришкевича и видевшие его на трибуне, утверждали, что он - хороший оратор, что он никогда не терялся во время выступлений, умел доходчиво и остроумно выстроить свою речь, щегольнуть цитатой и обычно добивался от доклада того эффекта, на который рассчитывал. Вскоре на российских ярмарках всевозможные трещотки стали именоваться торговцами «язык Пуришкевича».

Карикатура на В.М. Пуришкевича

Внимательные наблюдатели догадывались, что под маской разнузданного скандалиста скрывается хитрый и изворотливый политик. Секретарь II Государственной думы кадет М.В. Челноков описывал в частном письме типичное заседание: «На кафедре беснуется Пуришкевич. Он говорит очень недурно, бойко, нахально, острит, безобразничает и вызывает гомерический хохот аудитории… Вообще, Пуришкевич человек опасный, вовсе не такая ничтожная величина, как принято думать».
Пуришкевич словно нарочно провоцировал коллег на резкие реплики и выступления, которые должны были убедить правительство в невозможности конструктивной работы с Думой . Член Государственной Думы профессор М.М. Новиков так описал впоследствии свои впечатления о Пуришкевиче:

«Наконец, в крайне правой фракции фигурировали также несколько весьма примечательных депутатов. Самым ярким из них был В.М. Пуришкевич, один из наиболее известных всему российскому населению членов Думы. Эту популярность он приобрел главным образом всевозможными репликами с места и другими выходками, иногда остроумными, а подчас грубыми и неприличными, за которые он получал выговор со стороны председателя или изгонялся вотумом Думы на определённое число заседаний. Такое наказание постигло его, напр., когда он, желая обвинить оппозиционного оратора в подкупности, подбежал во время его речи к кафедре, бросил на неё несколько серебряных рублей и крикнул: «На, заткнись!». Его речи в Думе, часто остроумные, были столь густо окрашены черносотенством, что на объективно мыслящего слушателя производили отталкивающее впечатление. А между тем в частных разговорах он щеголял обширной начитанностью и быстрым умом, так что я охотно вступал с ним в собеседование» .

Среди депутатов второго созыва Пуришкевич, склонный к эпатажу и различным экстравагантным выходкам, быстро приобретает известность.

С одной стороны - это широкая общественная известность со знаком «минус», так как многие политики не воспринимают его всерьез (к В.М. Пуришкевичу надолго прилепилась кличка «думский клоун»), с другой стороны, действуя в интересах верховных властей, он становится популярной фигурой в кулуарах власти, и к его помощи нередко прибегают, когда требуется мастер провокации. На это обращали внимание многие. С.Ю. Витте писал:

«Постепенно начали на поверхность выходить деятели «чего изволите», а особенно всякого рода политические хулиганы вроде Дубровина, Пуришкевича и прочей братии». И эти люди в новой политической ситуации оказались востребованными...

Пуришкевича думская трибуна сделала всероссийской знаменитостью. Его фамилия стала нарицательной, а слава была скандальной, но Пуришкевича это устраивало. Он гордился, что был первым депутатом, насильно удаленным из зала заседания.

Лидер кадетов П.Н. Милюков, политический противник Пуришкевича, напрямую обвинял Пуришкевича в том, что он спровоцировал роспуск Второй Думы:

«28 февраля (то есть уже через неделю после открытия Думы) депутат Пуришкевич, трагический клоун Второй Думы (роль комического клоуна исполнял Павел Крупенский), разослал по отделам Союза русского народа секретный циркуляр … В нем «предписывалось» отделам (Пуришкевич насчитывал их «тысячу»), как только появится знак креста в органе союза «Русском знамени», «тотчас же начать обращаться настойчивыми телеграммами к государю императору и к председателю Совета министров Столыпину и в телеграммах настойчиво просить и даже требовать а) немедленного роспуска Думы… и б) изменения во что бы то ни стало избирательного закона…»… Циркуляр пугал тем, что «более 250 террористов» Думы разъедутся на летние каникулы и «подготовят восстание к осени»… Забегая вперед, напомню, что тот же Пуришкевич заявил в печати в конце мая, что задание официозных переворотчиков исполнено. «Если не через десять дней, то через две недели Дума будет распущена» (она была распущена через три дня). Таким образом, правительство подчинилось «требованию» дворянства и «черной сотни ». Но это версия Милюкова...

Роспуску Второй Думы предшествовали следующие события:

1 июня 1907 г. Столыпин выступил в Думе с заявлением о раскрытии военного заговора, в котором были замешаны члены социал-демократической фракции. Думе был поставлен ультиматум: лишить депутатской неприкосновенности 16 и отстранить от заседаний 55 депутатов. Премьер-министра на думской кафедре немедленно сменил Пуришкевич, который потребовал предать изменников военному суду и повесить через 24 часа. Депутаты решили своих не сдавать, даже нелюбимых всеми "левых".
3 июня 1907 года Дума, отвергнувшая ультиматум, была распущена. Пуришкевич лишился своего депутатского мандата, но это не мешало ему ликовать вместе со своими соратниками. Он легко победил на выборах по Бессарабской губернии и стал депутатом III Государственной думы. В IV Думу он прошел от Курской губернии.

Петр Аркадьевич Столыпин

Продолжение следует.

P.S. Прошу у всех читателей прощения за то, что этот пост страдает "плящущими шрифтами". Некие высшие силы заставляют их становиться то больше, то меньше, а то идти курсивом, который не снимается. Как это отрегулировать в рамках ЖЖ - не знаю, по сравнению с вордовским документом есть своя специфика. Хотелось бы установить привычный "times new roman" №12, но, увы, написалось все так, как написалось.

Политический деятель. Родился в семье помещика. В 1895 с отличием окончил историко-филологический факультет Новороссийского университета в Одессе.

Родился в Бессарабии, в Кишиневе, по материнской линии потомок декабриста А. О. Корниловича, поляка и католика. Дед по отцовской линии - молдаванин, протоиерей, получивший потомственное дворянство. Отец Митрофан Васильевич (1837-3.05.1915) окончил Ришельевский лицей в Одессе, служил судебным следователем, был почетным мировым судьей, гласным Аккерманского уездного и Бессарабского губернского земств. Благодаря удачной женитьбе, получил крупное землевладение, в результате его сын Владимир стал крупным землевладельцем - 1600 десятин земли. Он так же, как и сын, был участником монархического движения, членом Русского Собрания (РС) с 1908, а в 1910 даже членом Совета РС. Пуришкевич-младший окончил гимназию с золотой медалью, а затем в 1895 историко-филологический факультет Новороссийского университета. Гуманитарное образование наложило отпечаток на его политическую деятельность, - Пуришкевич был блестящим оратором, писал недурные стихи и эпиграммы на политические темы. Он был весьма плодовитым публицистом и поэтом (писал под псевд. Павел Дупенский, Всеволод Незнамов, В. Чарский и В. Кевлич). После окончания университета начал карьеру в родных местах, был гласным Аккерманского уездного и Бессарабского губернского земств, в 1898 стал председателем Аккерманской уездной земской управы Бессарабской губ. В 1901 перебрался в Петербург, где состоял чиновником, прикомандированным к Главному управлению по делам печати МВД.

В 1906 избран депутатом II Государственной Думы от Бессарабской губ., с этого времени и до 1917 был профессиональным политиком. Пуришкевич избирался депутатом III Думы (также от Бессарабии) и IV Думы от Курской губ. (Пуришкевич повздорил с бессарабскими правыми деятелями, которые проводили политику соглашательства с октябристами, и был включен Н. Е. Марковым в избирательный список от Курской губ.). Был членом фракции правых (до нояб. 1916), одним из главных ораторов правых по принципиальным политическим вопросам. Как депутат III Государственной Думы отстаивал законопроект о постройке Амурской железной дороги, отмечал ее значение для переселения русского крестьянства и для государственной обороны. Будучи депутатом Думы, выступал с разоблачениями левой профессуры и студентов. В 1909 обвинил левых студентов в финансовых махинациях, а они, используя свои связи в суде и адвокатуре, привлекли Пуришкевича к суду. Его защищали П. Ф. Булацель и Г. Г. Замысловский, в итоге Петербургский окружной суд 29.11.1909 оправдал Пуришкевича.

Будучи монархистом по своим убеждениям, Пуришкевич принимал активное участие в организациях правого толка. С первых лет существования РС был действительным членом Собрания (как и его жена Анна Николаевна), неоднократно избирался членом Совета РС. Пуришкевич был одним из самых активных членов старейшей монархической организации, часто выступал с докладами в РС. Причем его доклады, как правило, собирали наибольшее число слушателей по причине своей актуальности и из-за ораторских способностей докладчика. В числе наиболее важных и интересных докладов стоит отметить следующие: «Современный университет и его герои» (14.12.1907), «Современное положение Кавказа» (нояб. 1908), «Развал Санкт-Петербургского университета» (4.04.1910), «Третья Государственная Дума в запросах правительству» (10.02., 17.02. и 24.02.1912), «Русский народный учитель» (19.02.1914), «Сельская учебная школьная книга» (7.03.1914) и др.

Вскоре после основания Союза Русского Народа (СРН) вступил в его ряды и сразу выдвинулся в число лидеров Союза. 23.06.1909 в открытом письме редактору немецкой газеты «Neue Preussische Zeitung» Пуришкевич писал: «Я имею счастие быть инициатором вместе с доктором Дубровиным Союза Русского Народа: мощной, политической, глубоко национальной организации». Это - некоторое преувеличение, в числе инициаторов Союза Пуришкевича не было, но уже в сер. 1906 он стал товарищем председателя Главного Совета СРН, оттеснив на вторые роли первых товарищей председателя А. А. Майкова и А. И. Тришатного. С присущей ему энергией Пуришкевич занялся организационной работой в Союзе, рассылал в различные места уполномоченных Главного Совета для создания отделов СРН, во многом благодаря его стараниям в 1906 было созвано три съезда уполномоченных отделов СРН. Пуришкевич был автором целого ряда воззваний и циркуляров Союза, одним из организаторов в столице чайных-читален СРН. Он организовал при СРН Издательский комитет, который издавал монархическую литературу на его личные средства и привлекаемые им пожертвования, председателем комитета был близкий к Пуришкевичу А. В. Ососов. Подпись Пуришкевича стоит под Уставом СРН наряду с подписями А. И. Дубровина и А. И. Тришатного. В составе делегации СРН Пуришкевич принимал участие в работе Третьего Всероссийского Съезда Русских Людей в Киеве 1-7 окт. 1906. Выступал по вопросу об изменении избирательного закона, предлагал поддержать почин бессарабского дворянства о пропорциональных выборах, о выделении евреев в отдельную курию, он был избран в состав комиссии для выработки решения по этому вопросу. По вопросу объединения монархистов Пуришкевич поддерживал тех, кто выступал за группировку монархических сил вокруг трех центров: РС, СРН и Всенародного Русского Союза. Съезд в итоге принял примерно такое постановление (Пуришкевич входил в состав комиссии по выработке и этого решения), учредив Главную Управу Объединенного Русского Народа в составе представителей от РС, СРН и Всенародного Русского Союза (кн. М. Л. Шаховской, А. И. Дубровин и прот. И. И. Восторгов). Активное участие Пуришкевич принимал в Четвертом Всероссийском Съезде Объединенного Русского Народа в Москве 26 апр.-1 мая 1907, где выступал с докладами и речами, был избран в Комиссию по внесению изменений в Устав Объединенного Русского Народа - своего рода руководящий орган из 6 чел. (прот. И. И. Восторгов, В. А. Грингмут, А. И. Дубровин, Пуришкевич, кн. М. Л. Шаховской и А. А. Чемодуров). Он стал также членом Правления Всероссийского Национального Фонда для материального обеспечения интересов русского народа, куда вошли 6 видных деятелей патриотического движения: прот. И. И. Восторгов, В. А. Грингмут, А. И. Дубровин, П. А. Крушеван, Пуришкевич и кн. А. Г. Щербатов.

Однако постепенно Пуришкевич сосредоточил в своих руках большую власть и пытался единолично решать некоторые принципиальные вопросы (о предвыборных блоках и др.), что вызвало недовольство со стороны А. И. Дубровина, и отношения между председателем и товарищем председателя Главного Совета СРН сделались весьма натянутыми. А после 15.07.1907, когда на Съезде уполномоченных СРН в Москве противники Дубровина распространили злую эпиграмму на него, которую написал Пуришкевич, отношения резко обострились. Столкновение двух лидеров СРН привело к полному разрыву и выходу Пуришкевича осенью 1907 из состава Союза, в это же время из СРН вышли или были исключены и некоторые его сторонники (прот. И. И. Восторгов, И. И. Баранов, В. А. Андреев, В. Л. Воронков, А. В. Ососов и др.). Впоследствии противники Пуришкевича обвиняли его в том, что, уходя, он выкрал документы Союза. Сразу после ухода Пуришкевича из СРН А. И. Дубровин упорно молчал, не желая дать повод к кривотолкам. Вскоре у Пуришкевича в стенах Думы произошла стычка с Милюковым, когда он назвал лидера кадетов подлецом, и, не дождавшись от Милюкова вызова на дуэль, публично назвал его «трусом, врагом Отечества, рабом похотливых желаний еврейской массы». Кадеты, желая его дискредитировать, пустили слух, что Пуришкевич - вор, стащивший документы у Дубровина, тогда лидер СРН выступил с публичным опровержением этих слухов, заявив, что Пуришкевич ничего не крал (впоследствии, правда, Дубровин говорил прямо противоположное: подтверждал слух о том, что в свое время Пуришкевич выкрал некоторые документы Союза).

Пуришкевичу все-таки удалось создать из РНСМА довольно сильную и влиятельную организацию. Учреждение Союза благословил св. прав. Иоанн Кронштадтский; используя свои возможности, как депутата Государственной Думы, Пуришкевич привлек к участию в Союзе целый ряд видных правых деятелей. Членами Главной Палаты РНСМА в разное время были: члены Госдумы С. А. Володимеров, проф. А. С. Вязигин и Г. А. Шечков; известные в монархических кругах И. И. Баранов, Г. В. Бутми, К. И. Дружинин, Ю. С. Карцов, Н. Д. Облеухов, В. М. Скворцов, П. П. Сурин, проф. Ф. А. Хлеборад и др. Немало авторитета прибавило Пуришкевичу издание уникальной «Книги Русской Скорби», он был председателем Редакционной комиссии книги. Близкие отношения установились у Пуришкевичем с лидером московских монархистов прот. И. И. Восторговым, который долгое время был членом Главной Палаты РНСМА и во время своих многочисленных пастырских поездок по Сибири и Д. Востоку открыл немало отделов Союза (за заслуги перед Союзом московский протоиерей был даже избран почетным председателем РНСМА). В свою очередь Пуришкевич в самый разгар кампании против лидера московских монархистов стал членом Комитета по подготовке съезда Русских Людей в Москве 27 сент.-4 окт. 1909 («Восторговский» Съезд). Он принимал участие в работе Съезда при обсуждении основ деятельности правых организаций, а также вопросов печати. Пуришкевич был избран почетным членом Русского Монархического Собрания (РМС) - интеллектуального штаба монархистов Москвы, которым руководил прот. Иоанн Восторгов.

Пуришкевич всегда уделял большое внимание внешнеполитическим вопросам. До 1914 он был противником сближения России с Англией. В июне 1909 немецкая газета «Neue Preussische Zeitung» опубликовала его открытое письмо, в котором он протестовал против частых поездок на берега Темзы российских думских либералов, стремившихся способствовать сближению России и Англии. В письме он заявлял о том, что симпатии правых - на стороне Германии, и основаны они на верности монархическому принципу. Вместе с тем, Пуришкевич подчеркивал, что «не чувство симпатии к Германии говорит во мне и вызывает строки этого письма, я русский националист до мозга костей и не способен руководствоваться слюнявой сентиментальностью в вопросах исторических судеб моего народа». В февр. 1910 по докладу Пуришкевича Главная Палата РНСМА приняла постановление, в котором выражался протест по поводу того, как принималась в России делегация французских парламентариев (кадеты произносили едва ли не революционные речи), и предлагалась оригинальная мера, - в случае дальнейшего вмешательства французов в наши внутренние дела организовать поездку русских монархистов во Францию для пропаганды идей монархизма во Французской республике. По инициативе своего лидера РНСМА даже организовал в апр. 1910 специальную комиссию, которая имела цель бороться с систематическим вмешательством иностранцев в наши внутренние дела. Летом 1911 Пуришкевич посетил ряд городов Поволжья, где инспектировал отделы РНСМА и читал лекцию на тему «Проснувшийся Китай как угроза русскому переселенческому движению». Пуришкевич доказывал, что Китай проснулся от вековой спячки, а наши либералы, заполонившие печатные органы и систему образования, уверяют, что нет никаких оснований для беспокойства. В результате правительство может просмотреть опасность, как это было в случае с Японией.

В сент. 1911 после убийства П. А. Столыпина председателем правительства был назначен В. Н. Коковцов. Воспользовавшись этим поводом, правые разработали и подали на имя нового премьера важный документ - Докладную записку русско-национальных монархических организаций. В записке правые предостерегали нового премьера от уступок инородческим притязаниям и излагали свои пожелания по еврейскому, финляндскому и польскому вопросам. Пуришкевич был одним из авторов записки, наряду с И. А. Баженовым, А. Л. Гарязиным, Г. Г. Замысловским и проф. Н. О. Куплевасским. 19.03.1912 Пуришкевич был избран членом Устроительного Совета Всероссийских Съездов от РС, но в работе Пятого Всероссийского Съезда Русских Людей в Петербурге 16-20 мая 1912 участия не принимал (приехал только в день закрытия Съезда), т. к. был в это время у себя на родине, где проходили торжества в ознаменование 100-летия присоединения Бессарабии к России. Там, кстати, Пуришкевич получил царский подарок - портрет Государя с дарственной надписью. Зато активнейшее участие принял Пуришкевич в Шестом Всероссийском Съезде Русских Людей в Петербурге 19-23 февр. 1913, который был приурочен к торжествам по случаю 300-летия Дома Романовых. Он был избран одним из товарищей председателя Съезда, наряду с руководителями СРН и РС - Н. Е. Марковым и гр. Н. Ф. Гейденом, а также епископом Елисаветградским Анатолием (Каменским). Был одним из организаторов монархического Крестного хода, блистал ораторским мастерством на заседаниях и митинге в Михайловском манеже. В речи на митинге, встреченной бурей восторга, Пуришкевич в частности предложил классификацию врагов патриотического движения, которых он делил на страшных и нестрашных. «К последним надо относить жидов и инородцев, не проникшихся идеями русской государственности. Рожа жида всегда сама укажет нам спасительный исход. И инородцы не так уж опасны, ибо они действуют открыто. Революционеры, выступающие открыто, - тоже не страшны, ибо с открытым врагом знаешь, как себя держать, знаешь, как взяться за него и положить его на лопатки. Зато страшен враг скрытый. Это те, которые, пользуясь своим положением, стараются изобразить нас какой-то дикой бандой хулиганов. Остерегайтесь поэтому сановных шаббесгоев». Но самой главной своей заслугой Пуришкевич считал организацию Высочайшего приема делегатов Съезда в Зимнем дворце 24.02.1913 уже после закрытия монархического форума.

В 1912-13 Пуришкевич был одним из тех, кто немало сделал для того, чтобы было расследовано и доведено до суда дело о ритуальном убийстве отрока А. Ющинского. Уже в янв. 1912 были изданы принадлежавшие Пуришкевичу фотографии с тела и рубашечки умученного мальчика, средства от продажи которых лидер РНСМА передал в фонд им. А. Ющинского. Перед началом процесса по делу Бейлиса РНСМА издал брошюру И. Пранайтиса «Тайна крови у иудеев», значительная часть тиража которой была направлена в Киев. В окт. 1913 Пуришкевич разослал по всем отделам секретный циркуляр, в котором отмечалось, что «ввиду злобного шума, поднятого жидами и жидовской печатью всего мира вообще против обвинения жидов в ритуальных убийствах христиан», а также той травли, которую «жиды ведут против защищающих интересы матери убитого Ющинского, мужественных борцов за правду члена Государственной думы Георгия Георгиевича Замысловского и присяжного поверенного Алексея Семеновича Шмакова», Главная Палата призывает «морально поддержать этих доблестных и стойких разоблачителей жидовского изуверства», для чего предлагает немедленно послать им «телеграммы с выражением своего сочувствия, одобрения и уверенности в торжестве русской, против жидов, правды». 25.10.1912 Пуришкевич выступил в Государственной Думе с речью, в которой призывал Думу воспрепятствовать попыткам сословия петербургских присяжных поверенных оказать влияние на решение Киевского суда.

Большое внимание Пуришкевич уделял вопросам образования. Он принимал деятельное участие в организации академического движения в вузах Петербурга, выступал нередко с речами и докладами на темы образования. Весной 1913 по его инициативе и при его деятельном участии РНСМА издал книгу «Школьная подготовка второй русской революции», которая имела большой резонанс в обществе и правительственных кругах, побудила Министерство народного просвещения к принятию ряда мер охранительного характера. Пуришкевич стал основателем Всероссийского Филаретовского общества народного образования (устав утвержден 8.02.1914), одной из главных задач которого было противостояние разрушительным тенденциям в развитии отечественного образования. Правда, общество ничем особенным себя зарекомендовать не успело.

С началом первой мировой войны, подчеркивая, что отныне все политические противоречия отброшены, Пуришкевич демонстративно выехал на фронт в составе санитарного отряда А. И. Гучкова. Вскоре он организовал собственный санитарный отряд, который возглавлял до конца войны, нередко был в гуще боев. В связи с нападением Германии на Россию Пуришкевич отказался от своего прежнего германофильства, занял позицию верности союзническому долгу, став англофилом. По этой причине он яростно нападал на П. Ф. Булацеля, опубликовавшего в своем журнале «Российский гражданин» статью, в которой с монархических позиций протестовал против намерения Англии объявить императора Вильгельма II военным преступником. Пуришкевич резко отмежевался от Булацеля и его единомышленников, которым предложил покинуть ряды РНСМА. Более того, он направил телеграмму английскому послу Д. Бьюкенену, в котором обличал «рептильные газеты, считающие себя правыми», в «дерзком и бесконечно антипатриотическом поступке». От имени РНСМА, который является, по словам Пуришкевича, «одной из могущественнейших демократически-монархических организаций Империи», он выражал «глубокое восхищение Англии, нашему доблестному союзнику, жертвы коей на алтарь общего дела будут оценены рядом русских грядущих поколений».

Во время войны Пуришкевич практически отошел от руководства РНСМА (текущей деятельностью руководил Н. Д. Облеухов). Он все больше и больше расходился с другими правыми деятелями, занимая по целому ряду вопросов особую позицию. Помимо нарочитого англофильства (все правые традиционно склонялись к германофильству, а потому стремились к скорейшему окончанию войны ради сохранения монархического начала как в России, так и в Германии), Пуришкевич выступал также против проведения монархических съездов и совещаний, заявляя, что он приемлет в годы войны только те съезды, которые направлены на помощь армии. В отличие от всех монархистов, протестовавших против создания в Думе антимонархического Прогрессивного блока, Пуришкевич занял по отношению к блоку примирительную позицию. Возглавляемый им РНСМА не принял участия ни в одном монархическом совещании осени 1915, несмотря на то, что одним из организаторов Саратовского Совещания уполномоченных монархических организаций 27-29 авг. 1915 (Саратовское Совещание) и Нижегородского Всероссийского Совещания уполномоченных монархических организаций и правых деятелей 26-28 нояб. 1915 (Нижегородское Совещание) был Саратовский отдел РНСМА.

Со 2-й пол. 1915 Пуришкевич начал позволять себе выступления с публичной критикой правительства, именно он придумал ядовитое выражение, ставшее крылатым - «министерская чехарда» (9.02.1916 после речи Б. В. Штюрмера в Государственной Думе). Излюбленной темой выступлений Пуришкевича становятся нападки на проживающих в России немцев, среди которых было немало монархистов. Позиция Пуришкевича сначала вызывала недоумение у рядовых монархистов, а затем и откровенный протест. В н. 1916 в связи с его выступлениями в Государственной Думе Совет Монархических Съездов обсуждал эти вопросы, а некоторые из местных организаций РНСМА даже «потребовали его удаления с поста председателя». В 1916 Пуришкевич окончательно изменил монархическому движению, фактически став пособником врагов Самодержавия, хотя продолжал называть себя монархистом. В 1916 он публично подал руку лидеру кадетов и своему прежнему личному врагу П. Н. Милюкову. 3.11.1916 Пуришкевич был принят Царем, знавшим его как одного из вождей монархического движения. Этим воспользовались вел. кн. Георгий Михайлович и др. участники антидинастического заговора, которые добивались удаления Б. В. Штюрмера с поста премьер-министра и министра иностранных дел, и рассчитывали через посредство Пуришкевича, воспользовавшись доверием к нему Николая II, создать у Государя впечатление, что Штюрмером недовольны даже монархисты. Интрига достигла цели, скоро Штюрмер был отправлен в отставку. У Пуришкевича, кстати, были личные причины для недовольства Штюрмером. В окт. 1916 он организовал в Петрограде «Общество Русской географической карты», в котором был председателем. Целью Общества было обоснование границ России после победоносного окончания войны, этой картой должны были руководствоваться дипломаты на будущем мирном конгрессе для защиты интересов Русского Народа и определения территориальных интересов России. Однако Штюрмер отказался утвердить устав Общества, предпочитая по территориальному вопросу обратиться к Д. И. Иловайскому. Это еще больше настроило Пуришкевича против Штюрмера и т. н. «распутинцев».

19.11.1916 Пуришкевич окончательно перешел границу, очутившись с лагере врагов Самодержавия, - в этот день он произнес свою гнусную речь о «темных силах» в Государственной Думе, в которой он, на основании слухов и сплетен, обвинил ряд государственных деятелей в корысти, интригах, германофильстве и пр. Особенно досталось от него дворцовому коменданту В. Н. Воейкову, которого Пуришкевич на основании одних только сплетен, что тот за государственный счет провел железнодорожную ветку к своему имению, где был источник минеральной воды Кувака, остроумно и ядовито обозвал «генерал-от-кувакерии». В заключение он обратился с эффектным призывом к министрам отправиться в Ставку, пасть к ногам Царя и умолять Его избавить Россию от Распутина. Пуришкевич намеревался выступить с такой речью от имени правой фракции Государственной Думы. Однако фракция, ознакомившись с речью, единогласно (причем, тайным голосованием) отказалась признать Пуришкевича выразителем ее мнения, тогда он вышел из состава фракции, а место среди ораторов ему услужливо предложила одна из групп, входивших в Прогрессивный блок. Для внешнего наблюдателя, не осведомленного в эволюции взглядов Пуришкевича, эта речь произвела эффект разорвавшейся бомбы, его личность однозначно ассоциировалась с правыми, хотя речь его была осуждена сторонниками как А. И. Дубровина, так и Н. Е. Маркова.

В ночь с 16 на 17 дек. Пуришкевич не только словом, но и делом принял участие в свержении монархии, - своим участием в убийстве Г. Е. Распутина он приобрел сомнительную славу «застрельщика революции». Судя по показаниям, которые дал в 1931 ОГПУ Ф. С. Житков (один из солдат, привлеченных заговорщиками для заметания следов убийства), сам Пуришкевич прекрасно понимал суть убийства Распутина, ибо он говорил солдату, что «это первая пуля революции». 19 дек., когда было найдено истерзанное тело друга Царской Семьи и стало ясно, что убийцам не миновать наказания, Пуришкевич бежал на Румынский фронт. Участие в убийстве Г. Е. Распутина навсегда останется позорной страницей в биографии Пуришкевича. В янв. 1917 появились даже слухи, что Пуришкевич стал руководителем некоей «национальной партии», которая предполагала «путем дворцового переворота» «спасти Россию от революции и позорного мира». В н. 1917 Главный Совет СРН официально зафиксировал, что Пуришкевич перестал быть монархистом, предписав своим организациям исключить его из их состава как «революционера». Пуришкевич осмелился явиться в столицу только в начале февр. 7-8.02.1917 он провел заседание Главной Палаты РНСМА, на котором, по его настоянию, было принято решение, осуждающее планировавшийся монархический съезд, а членам Союза, которые осмелятся принять в нем участие, Главная Палата грозила исключением.

Причины измены Пуришкевича правому делу следует искать, прежде всего, в особенностях его характера. Многие знавшие его близко монархисты подмечали некоторые его черты, на которых можно было «играть». Его коллега по III Государственной Думе, лидер фракции правых проф. А. С. Вязигин в письме жене 24.04.1912 отмечал поразительные «доверчивость и легкомыслие Пуришкевича». Хорошо изучивший своего заместителя, а затем противника, А. И. Дубровин отмечал его вспыльчивость, раздражительность, грубость и пристрастие к ругательству. Самое обстоятельное и убедительное объяснение измены Пуришкевича дал его соратник по РНСМА Ф. В. Винберг. Он писал: «Талантливый, блестяще даровитый, редко образованный и начитанный, большого ума и больших творческих способностей, одинакового со мной, как мне не только казалось, но как действительно тогда и было, политического склада мыслей, Владимир Митрофанович мне очень нравился, и я был его горячим сторонником». Однако он «был чрезмерно обуян личными чувствами, как то - надменным самомнением, любовью к популярности и стремлением к исключительному преобладанию над всеми другими, большой пристрастностью и нетерпимостью к чужим мнениям, а потому и неуживчивостью характера, склонностью, под влиянием своих увлечений и чувств, не разбираться в средствах для достижения целей, и недостаточно обдуманно и осторожно относиться к тем или другим действиям своим». В своем безграничном самомнении Пуришкевич, по словам Винберга, особенно возненавидел Государыню Императрицу Александру Федоровну за то, что Она, по его мнению, недостаточно ценила и превозносила деятельность «гениального Пуришкевича» по организации санитарных поездов. Тогда как Государыня, стремясь искоренить интриги и соперничество в святом деле помощи раненым воинам, сознательно проводила политику по уравнению всех, труждающихся на этом поприще.

Разумеется, Пуришкевич с восторгом встретил февральскую революцию. Он опубликовал открытое письмо русскому обществу «Вперед! Под двухцветным флагом», надеясь, что его заслуги перед революцией будут оценены. Однако новая масонская власть не нуждалась в таком неуравновешенном союзнике, и Пуришкевич не был востребован ею. Надо отдать ему должное: он одним из первых обратил внимание на большевистскую угрозу и в 1917 опубликовал обращение «Без забрала: открытое письмо большевикам Совета петроградских рабочих депутатов». Видя, что наступает анархия, Пуришкевич буквально метался в поисках какой-то опоры. Он участвовал в частных совещаниях Государственной Думы, называя Думу «единственным очагом порядка», предлагал перенести ее заседания в Новочеркасск, где положение было более надежным. Принимал участие в Государственном совещании в авг. 1917. Пытался привлечь в свое «Общество российской географической карты» офицеров, встречался с Л. Г. Корниловым и А. И. Деникиным, но те не захотели иметь с ним дела. Своей бескомпромиссной борьбой с большевизмом Пуришкевич возвращал себе доверие здоровых сил русского общества. Так будущий Святейший Патриарх Алексий (Симанский) писал в конце авг.: «Умер бедный Штюрмер. Замучили его «гуманные» меры нового правительства, которое держало его без суда и следствия в течение пяти с половиной месяцев в тюрьме. Кажется, уже пора сказать всем этим правителям, что Россия не игрушка и нельзя ею шутить и браться управлять ею кому вздумалось. Надо послушать Пуришкевича».

Накануне выступления Корнилова Пуришкевич был арестован большевиками в Минске, доставлен в Петроград и помещен в «Кресты». После подавления корниловского выступления в середине сент. он был выпущен из тюрьмы и перешел на нелегальное положение. С 5 сент. по 24 окт. его брат М. М. Пуришкевич издавал в Петрограде газету «Народный трибун. Орган Пуришкевича», в которой печатались в основном материалы бывшего вождя РНСМА. Основной целью газеты была борьба с набиравшим силу большевизмом. После выхода из тюрьмы Пуришкевич предпринял попытку создать монархическую организацию на основе РНСМА. Организация призвана была, не провозглашая из тактических соображений требование восстановления монархии, мобилизовать силы для борьбы с анархией. В нее входили в основном офицеры (штаб-ротмистр Н. Н. де-Боде [начальник штаба], полковник Ф. В. Винберг, И. Д. Парфенов, Д. В. Шатилов и др.). Узнав о выступлении генерала А. М. Каледина, Пуришкевич и де-Боде составили письмо к генералу о своем присоединении к нему и о начале работы по созданию офицерских полков в Петрограде, но не успели его отправить, т. к. 18.11.1917 Петроградская ЧК арестовала всех членов организации (их выдал прапорщик Зелинский, который на суде отказался от своих показаний, заявив, что он - жертва большевиков). Это письмо стало главным обвинительным документом. Петроградский революционный трибунал рассматривал дело по обвинению Пуришкевича и его 13 единомышленников с 28.12.1917 по 3.01.1918 и вынес относительно мягкие приговоры: Пуришкевич получил 4 года принудительных общественных работ при тюрьме с зачетом предварительного заключения, остальные обвиняемые осуждены были на меньшие сроки. Пуришкевич подготовил речь для выступления на заседании трибунала, которая характеризует его взгляды того времени. Называя себя «убежденнейшим монархистом», он вместе с тем оправдывал свержение Самодержавия («революция не была заговором, акцией группы лиц»), утверждая, что сам «оскорбленный, изуверившийся в царской власти народ заставил ее уйти». Государыню называл «женщиной, имени которой я спокойно слышать не могу». Выдвигал «священное знамя Учредительного собрания», заявляя, что «у великого народа должно быть великое светлое будущее». Словом, взгляды Пуцришкевича в это время были довольно противоречивыми и путаными. Создав монархическую организацию, он сделал только первый робкий шаг к политическому покаянию.

В Петропавловской крепости он писал политические стихи - «Песни непокоренного духа». Особенно был возмущен Пуришкевич заключением Брестского мира. 18.03.1918 он написал стихотворение «Троцкий мир (воскресший иудей)», в котором называл заключенный договор «днем тризны по Руси». Это стихотворение показательно для характеристики эволюции взглядов Пуришкевича в заключении. В нем есть такие строки: «Но нет, Русь не умрет, наперекор стихиям,/ Мне сердце чуткое об этом говорит./ И будет жить она, и жала вырвет змиям,/ И за позор её заплатит внукам жид./ И цепью длинною грядущих поколений,/ Невиданной волны смирив жестокий шквал,/ В прах поверженный славянства дивный гений/ Перенесет девятый вал». Пуришкевич пророчил наступление часа, когда воскреснет «России спящий дух,/ Что так попутал бес лукавый,/ И русский Царь - её пастух/ В сияньи чистом мысли правой,/ Собрав заблудшие стада,/ И сонм вождей, лишенных страха,/ На славный русский путь здорового труда/ Вернет народ, что стал в руках жида/ Толпой преступников без шапки Мономаха». 17.04.1918 в связи с болезнью сына Пуришкевич был освобожден из заключения с условием не заниматься контрреволюционной деятельностью в течение первого года свободы, а 1.05. он попал под амнистию, объявленную декретом Петроградского совета.

В сент. 1918 Пуришкевич с матерью, бежавшей из-под ареста в Петрограде, прибыл в Киев. В янв. 1919, возмущенный аннексией Бессарабии, написал открытое письмо румынскому королю Фердинанду. Применения себе в Белой армии Пуришкевич, как и другие монархисты, не нашел. Он начал ездить по югу России с лекциями. 7.03.1919 выступил в Ростове-на-Дону с лекцией на тему «Россия вчера и сегодня. Россия завтра», в которой он нападал на Англию и выступал за союз с Германией. Это была полная ревизия политических взглядов: Пуришкевич таким образом расписывался в своем ошибочном англофильстве. Но вождям Белого движения, продолжавшим ориентироваться на Антанту, такие идеи пришлись не по вкусу. И на следующий день приказом градоначальника Пуришкевич был изгнан из пределов Ростовского градоначальства. Он уехал в Новороссийск, а затем в Екатеринодар, где хотел прочитать 13 и 14 марта два доклада, но и тут его ждал такой же прием. Кубанская Рада запретила Пуришкевичу читать доклад на эту тему. Только 7.05.1919 и только во Владикавказе ему удалось прочитать свой доклад. На Дону он безуспешно пытался создать «Всероссийскую народно-государственную партию». В 1919 пытался наладить издание газеты «В Москву», которая выходила в свет с эпиграфом «Бери хворостину, гони жида в Палестину». Однако по распоряжению ростовского градоначальника газета была закрыта.

В дек. 1919 он начал издавать в Ростове-на-Дону журнал «Благовест», имевший подзаголовок «журнал Русской Монархической Народно-Государственной мысли» (вышел, правда, только один номер). Материалы журнала оставляют двойственное впечатление о духовно-нравственном состоянии Пуришкевича. В статье «Преступность защиты Учредительного Собрания» он выступает с трезвой программой выхода из смуты, которой, увы, не было у вождей Белого движения. Пуришкевич писал, что в современных условиях большевистская власть в России «должна быть заменена властью беспощадного русского диктатора, обязанностью коего явится найти и жестоко покарать главных виновников, обративших Русский Народ в зверя». А преемником диктатуры «должен быть только русский Царь Самодержец». Белое движение, по мысли Пуришкевича, должно привести к восстановлению Царской власти, которая государственно поставлена «к открытой борьбе с еврейством». Однако тут же он заявляет, что ему, как и кадетам, ненавистна Романовская государственная политика, правда, пытается (причем, весьма невнятно) определить отличие своей позиции от кадетской.

В журнале напечатано очень трогательное стихотворение «Молитва», в котором рефреном звучат слова: «Боже, помилуй нас в смутные дни, / Боже, Царя нам верни!». В этом стихотворении есть такие слова: «Русское имя покрылось позором,/ Царство растерзано адским раздором,/ Кровью залита вся наша страна…/ Боже наш, в том есть и наша вина./ Каемся мы в эти страшные дни…/ Боже, Царя нам верни!». Это стихотворение можно рассматривать, как политическое покаяние Пуришкевича. Он скончался от тифа в Новороссийске вскоре после выхода журнала «Благовест». Точных известий об обстоятельствах его кончины нет, не известно также, довелось ли ему исповедаться и покаяться перед смертью. Его отпевал еп. Евлогий (Георгиевский), ничего об этом в своих воспоминаниях не сообщающий.

Русский политический деятель, монархист Владимир Митрофанович Пуришкевич родился 12 августа (24 августа по новому стилю) 1870 года, в семье бессарабских землевладельцев. По отцу - внук священника, выслужившего для своего сына потомственное дворянство; по матери - родственник историка-декабриста А.О. Корниловича. Учился на историко-филологическом факультете Новороссийского университа. В 1897-1900 гг. В. М. Пуришкевич занимал пост председателя уездной земской управы. В 1904 году стал чиновником для особых поручений (в чине статского советника при министре внутренних дел В.К. Плеве).

«Он был лучше своей репутации…»
В.М.Пуришкевич глазами современников

Андрей Иванов

В.М. Пуришкевич

Владимир Митрофанович Пуришкевич… При упоминании этого имени возникают, как правило, достаточно определенные ассоциации: черносотенец, убежденный монархист, ярый антисемит, думский скандалист, готовый практически на любую шокирующую выходку, человек с крайне неуравновешенной психикой, один из убийц Г.Е.Распутина. Однако характеристика личности Пуришкевича отнюдь не исчерпывается приведенным перечнем расхожих стереотипов. Это была личность гораздо более многоплановая, неоднозначная и, без сомнения, незаурядная.

Пуришкевич играл в русской политике и жизни русского общества настолько своеобразную и заметную роль, что уже с этих позиций личность его заслуживает более пристального внимания и изучения. Не будет преувеличением сказать, что его имя было хорошо известно всей дореволюционной России. Своим эпатирующим поведением Пуришкевич добился феноменальной популярности: уже при жизни его имя стало нарицательным. Оно неоднократно встречается в рассказах Тэффи, поэтическом творчестве Саши Черного, в сатирических стихах высмеивал Пуришкевича начинающий поэт д-р Фрикен (С.Я.Маршак). "Моя любовь в политике – Пуришкевич. Ибо над его речами, воззваниями, возгласами, воплями я сразу смеюсь и плачу", – отмечала в своем дневнике поэтесса Марина Цветаева.

Пуришкевичу посвящается несчетное число газетных фельетонов и статей. Он становится персонажем бульварной литературной продукции и бесчисленных карикатур. В устах петербургских извозчиков имя Пуришкевича превращается в бранную кличку, а за сравнение с ним в обществе "культурном" иногда вызывали даже на дуэль. Более того, шокирующее поведение вождя крайне правых и последующая за ним популярность, привела к тому, что в "Пуришкевича" стали играть даже дети!

Трудно отрицать, что в известное время Пуришкевич был едва ли не самым популярным человеком и уж, по крайней мере, одним из наиболее известных всему российскому обществу депутатов Государственной Думы, хотя популярность эта была специфической и не каждому пришлась бы по вкусу. И, тем не менее, как подметил современник и коллега Пуришкевича по Государственной думе В.А.Маклаков, если в "культурном обществе" Пуришкевича не воспринимали всерьез, в интеллигентных кругах зачастую презирали или даже ненавидели, то широкие массы российских обывателей относились к нему не только с любопытством, но и с явным дружелюбием и симпатией.

Безусловно, что всероссийскую известность Пуришкевичу создали именно связанные с его именем скандалы, описания которых, всегда находили многочисленных читателей. "Популярность он приобрел главным образом всевозможными репликами с места и другими выходками, иногда остроумными, а подчас грубыми и неприличными", писал о Пуришкевиче член IV Гос. Думы профессор М.М.Новиков. Хулиганом (хотя при этом человеком весьма не глупым) охарактеризовал Пуришкевича и Я.В.Глинка, прослуживший одиннадцать лет в Думе в качестве начальника одной из канцелярий и хорошо знавший Владимира Митрофановича. В своих воспоминаниях он писал о Пуришкевиче следующее: "Он не задумается с кафедры бросить стакан с водой в голову Милюкова. Необузданный в словах, за что нередко был исключаем из заседаний, он не подчинялся председателю и требовал вывода себя силой. Когда охрана Таврического дворца являлась, он садился на плечи охранников, скрестивши руки, и в этом кортеже выезжал из зала заседаний".

Позволял себе Пуришкевич и другие "шалости": он появлялся 1 мая на заседаниях Государственной думы "украсив" себя красной гвоздикой в застежке брюк, мог сорвать театральный спектакль, показавшийся ему аморальным, с легкостью устраивал скандалы в общественных местах, постоянно одаривал своих политических противников (а бывало, что и единомышленников) остроумными, но, как правило, злыми эпиграммами и эпитетами. Все без исключения современники Пуришкевича отмечали его крайнюю неуравновешенность, импульсивность, возбудимость и вспыльчивость, неустойчивость мышления и т.н. "отсутствие задерживающих умственных центров". "Увлекаясь какой-либо идеей, – вспоминал депутат Думы кн. С.П.Мансырев, – он доводил ее до последних крайних пределов, иногда до абсурда, и казался фанатиком, неспособным на твердое отношение к жизни". При этом по свидетельству Маклакова, "он не умел собой владеть, был едва ли нормален. Он был заряженной бомбой, всегда готовой взорваться, а тогда остановить его уже было нельзя". "Несомненно душевно неуравновешенным", "буйным Пуришкевичем" называет его в своих записках и И.В.Гессен.

Первый биограф Пуришкевича С.Б.Любош, чья работа вышла уже в 1925 г., т.е. спустя всего лишь пять лет после смерти В.М.Пуришкевича, что позволяет нам, причислить его к современникам Владимира Митрофановича, отмечал: "…необыкновенная вертлявость. Пуришкевича постоянно дергало в каких-то корчах. При этом – крикливый голос и вызывающая манера говорить, с истерическими возгласами. У Пуришкевича именно тон делал всю музыку. Самые обыкновенные фразы часто приобретали в его устах необыкновенно вызывающий, оскорбительный характер Пуришкевич ни минуты не оставался спокойным. Во время речи депутатов он непрестанно вертелся на своем месте, то вскакивал, то садился, то вертел головой и вообще производил впечатление эпилептика…".

Действительно, Пуришкевич редко спокойно сидел на своем месте, предпочитая расхаживать по рядам во время чужих выступлений и, не обременяя себя элементарной вежливостью, выкрикивать свои комментарии прямо из зала заседаний. Даже софракционер и единомышленник Владимира Митрофановича по III Думе В.М.Волконский, исполнявший обязанности товарища председателя Государственной думы и относившийся к взглядам Пуришкевича и их экстравагантному выражению с сочувствием и огромным терпением, не мог удержаться и в одном из заседаний обратился к нему со словами: "Член Думы Пуришкевич, посидите вы Бога ради хоть десять минут смирно". Но обычно это было выше его сил.

При этом большинство современников считало Пуришкевича хорошим оратором. Пуришкевич выступал часто и говорил много, не пропуская практически ни одного вопроса, имеющего политическую окраску. Ему всегда удавалось завладеть вниманием аудитории, причем отнюдь не только благодаря эксцентричным выходкам. "Он никогда не терялся, всегда неуклонно вел свою линию, говорил именно то, что хотел, и добивался того впечатления, какого желал", – писал о Пуришкевиче С.Б. Любош. Выступая, он был находчив, остроумен, любил щегольнуть цитатой. Однако при этом, как вспоминал Я.В.Глинка, Пуришкевич достигал в своих речах необычайной быстроты произношения – 90 и более слов в минуту, что заставляло сокращать время работы думских стенографов до трех минут. Эта особенность речи Пуришкевича была отмечена многими. Более того, выражение "язык Пуришкевича" стало обозначать на российских ярмарках всевозможные трещотки.

Пуришкевич едва ли был абсолютно здоровым в психическом отношении человеком. Еще задолго до начала своей политической карьеры, являясь учеником кишиневской гимназии, которую он, кстати, закончил с золотой медалью (не менее блестяще Пуришкевич закончил и историко-филологический факультет Новороссийского университета, получив золотую медаль за конкурсное сочинение, посвященное олигархическим переворотам в Афинах, а о литературных способностях молодого Владимира лестно отзывался Лев Толстой, которому по молодости лет Пуришкевич направил на рецензию один из своих рассказов) Пуришкевич обращал на себя внимание однокашников своими выходками. По воспоминаниям известного ученого, академика Л.С.Берга, сверстника и земляка Пуришкевича, последний был в гимназии всеобщим посмешищем, и уже тогда удостоился прозвища "Володьки-сумасшедшего".

Но, будучи человеком далеко не глупым, Пуришкевич сумел воспользоваться особенностями своей психики и южного темперамента, развив из своих природных недостатков если не достоинство, то, безусловно, успех. Поэтому было бы не совсем верно утверждать, что Пуришкевич лишь талантливо и увлеченно играл выбранную для себя роль шута и юродивого, имитируя "безумное поведение". Во многом оно было свойственно ему органически, хотя он значительно преуспел, утрируя его и используя в реальных целях, превратив в особый тип культурного поведения ради политического успеха.

В тоже время, Пуришкевич отнюдь не страдал какой-либо тяжелой формой психической патологии. Ему вполне было по силам сдерживать свои душевные порывы и крайнюю нетерпимость к политическим противникам и их идеям, если того требовали обстоятельства. Так, по воспоминаниям либерального деятеля Ф.А.Головина, Пуришкевичу, в бытность его чиновником особых поручений при министре В.К.Плеве и вынужденному в рамках служебных обязанностей участвовать в съезде представителей земств, вполне удалось, не вступая в неофициальные отношения с земцами, аккуратно выполнить возложенные на него задачи. Находясь на "государевой службе" убежденный монархист Пуришкевич не мог позволить себе того, что станет для него нормой поведения в качестве депутата Государственной Думы, отношение к составу которой было у него до определенного момента однозначно негативным. Именно нарождавшиеся принципы демократии, которые Пуришкевич столь искренне ненавидел, позволили ему успешно применить на практике свое оружие, направленное на дискредитацию идеи "народного представительства". Это подметил такой современник и антагонист Пуришкевича из крайне левого лагеря как Л.Д.Троцкий, пытавшийся осмыслить феномен популярности своего противника. "Что же таит в себе Пуришкевич? – задавался он вопросом в одной из своих статей, – или, может быть, самый вопрос надо поставить иначе: каковы те недостатки механизма демократии, которые позволяют ему, Пуришкевичу, быть вождем, политической фигурой Мы говорим о демократии, ибо несомненно, что без вторжения демоса на священную территорию политики Пуришкевичу пришлось бы безвестно влачить дни свои в степях Бессарабии".

"Политическое юродство" Пуришкевича сразу бросалось в глаза современников. Для многих из них он так и остался "диким помещиком" и "старой держимордой" (В.И.Ленин), "подлым шутом" и "политическим хулиганом", произносящим "балаганно-реакционные речи" (С.Ю.Витте), человеком "покрытым плевками общественного презрения" (Л.Д.Троцкий). Но высказывания эти принадлежат людям не только не знавшим Пуришкевича лично, но и его горячим политическим противникам, увлеченным полемическим пылом партийной борьбы. В случае же с графом Витте, называющим В.М.Пуришкевича в своих многотомных мемуарах исключительно как "сволочью", "каторжником" и "разбойником и негодяем реакционных трущоб", примешивается еще и глубоко личный фактор, – злопамятный министр не мог простить своему постоянному оппоненту справа регулярных нападок, впрочем, тоже отнюдь не лестного содержания.

Однако люди, узнававшие Пуришкевича ближе, вне зависимости от своей партийной принадлежности, замечали, выражаясь словами Маклакова, "что в нем что-то есть". Секретарь Думы кадет М.В.Челноков писал о нем: "На кафедре беснуется Пуришкевич. Он говорит очень недурно, бойко, нахально, острит и вызывает гомерический хохот аудитории… Вообще Пуришкевич человек опасный, вовсе не такая ничтожная величина, как принято думать". Критикуя "густую черносотенность" думских речей Пуришкевича, другой депутат-либерал, профессор М.М.Новиков, между тем признавался, что в частных разговорах он щеголял обширной начитанностью и быстрым умом, и поэтому он всегда охотно вступал с ним в собеседование. Кадет (впоследствии прогрессист) С.П.Мансырев, опять-таки не принадлежавший к числу сторонников Пуришкевича, напишет о нем в 20-х гг. следующее: "В.М.Пуришкевич был человеком далеко не заурядным. Он обладал громадной инициативой, чрезвычайно обширным и разносторонним образованием и начитанностью (в особенности, по истории и классической литературе), большим ораторским талантом и обнаруживал на всех поприщах не совсем обычную для русских неутомимую деятельность Во всех своих действиях и словах он был неизменно искренен и честен. Никогда и ни при каких условиях не преследовал он скрытых целей, тем более – в видах личной для себя пользы. Это был в полном значении слова – неподкупный рыцарь, господин своего слова". А председатель II Гос. Думы кадет Ф.А.Головин считал Пуришкевича "человеком крайне неуравновешенным, но искренним и не преследующим каких-либо личных, эгоистических целей".

Даже Троцкий, которого никак нельзя заподозрить в симпатии к Пуришкевичу, вынужден был признать присущий ему "элемент эстетического бескорыстия" и наличие "какой-то сословно-желудочно-нравственной оси", что под пером Троцкого, учитывая общий стиль его статей, посвященных черносотенцам, выглядит едва ли не комплиментом.

Приведенные выше высказывания принадлежат политическим противникам В.М.Пуришкевича по Государственной думе. Единомышленники же шли в своих свидетельствах порой еще дальше. Ф.В.Винберг, гвардейский офицер, активный деятель монархического движения, входивший в основанные Пуришкевичем Русский Народный Союз имени Михаила Архангела и Филаретовское общество народного образования, на протяжении долгих лет хорошо его знавший, не просто высоко оценивал способности и незаурядность личности своего лидера, но даже считал, что даровитость Пуришкевича граничила с гениальностью, правда, оговариваясь, что этой границы она никогда не переходила. Давая оценку личности Пуришкевича, в 1918 г. Винберг писал следующее: "Владимира Митрофановича я знаю давно, лет двенадцать; благородством души, искренностью, своей прямолинейной идейностью и верностью высоким своим идеалам он давно меня к себе привлекал…" . "Честным, высокопорядочным человеком считал Пуришкевича и член Русского Собрания, писатель и журналист Н.А.Энгельгардт.

Но при всех этих весьма лестных характеристиках от современников не утаились и существенные недостатки свойственные Владимиру Митрофановичу. Его софракционер по III Думе профессор А.С.Вязигин отмечал поразительную легкомысленность и доверчивость Пуришкевича, В.А.Маклаков – отсутствие чувства терпимости и справедливости, а также крайнюю "страстность и пристрастность" в суждениях, которые к тому же часто менялись. Но наиболее точную характеристику, на наш взгляд, дал достоинствам и недостаткам В.М.Пуришкевича, уже упоминавшийся выше Ф.В.Винберг. Высоко оценив таланты Пуришкевича, отдав должное его качествам, внушающим невольное уважение, Винберг столь же глубоко вскрыл и его недостатки. "…Этот человек, – писал он, – был чрезмерно обуян личными чувствами, как-то – надменным самомнением, любовью к популярности и стремлением к исключительному преобладанию над всеми другими, большой пристрастностью и нетерпимостью к чужим мнениям, а потому и неуживчивостью характера, склонностью, под влиянием своих увлечений и чувств, не разбираться в средствах для достижения целей, и недостаточно обдуманно и осторожно относиться к тем или другим действиям своим. Главным недостатком его было поклонение своему "Я", шедшему в его психике впереди и выше всего остального вне общего восхваления, лести и убеждения, вне превозвышения над всеми другими – ему жизнь была не в жизнь…".

Однако скрытого за нарочито скандальным имиджем Пуришкевича, со свойственными ему достоинствами и недостатками, знали немногие. Люди, судившие о Пуришкевиче лишь по газетным заметкам, падких именно на сенсации и скандалы, авторы которых в большинстве своем над ним глумились и издевались, едва ли видели в нем серьезного и искреннего политического деятеля. Для российских масс Пуришкевич оставался, прежде всего, "профессиональным скандалистом", за выходками которого следили с неослабевающим интересом. И если бы Пуришкевич умер до войны, то о нем, вероятно, сохранилась бы только подобная память. "Тогда самая его широкая популярность, – писал Маклаков, – осталась бы простой иллюстрацией к нашей политической некультурности, к инстинктивной склонности нашего народа к анархии и бесчинству".

Но разразившаяся война существенно изменила расхожее о Пуришкевиче мнение. Она открыла в нем такие черты и качества, которые заставили взглянуть на Пуришкевича с принципиально иного ракурса. "Война обнаружила его основную черту; ею была не ненависть к конституции или Думе, а пламенный патриотизм", – признавался впоследствии Маклаков. Патриотический порыв проявился у Пуришкевича с такой неистовой силой, что все остальные свойственные ему страсти отошли на задний план. В жертву патриотизму Пуришкевич принес все, чем располагал: свои политические симпатии, личные предубеждения и даже славу, отказавшись на время войны от всякой политической деятельности во имя деятельного служения Отечеству на фронте.

Пуришкевич самозабвенно занимается организацией санитарных поездов и связанных с ними подсобных учреждений: питательных пунктов, даровых библиотек, походных церквей и т.п. Его санитарные поезда заслуженно получили славу лучших. С восторгом о них и, разумеется, об их организаторе, отзывались протопресвитер армии и флота о. Г.Шавельский, Ю.В.Ломоносов, Н.А.Энгельгардт, Император Николай II. Пуришкевич заслужил искреннюю любовь и уважение среди солдат и офицеров, столкнувшихся с ним на фронте, не говоря уже о персонале своего санитарного отряда. Так, зять видного русского историка С.Ф.Платонова Б.Краевич был "страшно доволен", что ему удалось перевестись в отряд к "генералу", как в шутку называли Пуришкевича в отряде, отмечая, что дело организованно у него на самом высоком уровне.

Пуришкевича буквально заваливали письмами с просьбами принять в свой отряд, газеты, преимущественно консервативные, пели ему дифирамбы, солдаты и офицеры искренне благодарили. Пуришкевич талантливо и самозабвенно отдавался новой для него деятельности, проявив недюжий талант организатора. "Удивительная энергия и замечательный организатор!", – такой отзыв оставил в своем письме Государыне Император Николай II, посетивший поезд Пуришкевича.

Со свойственными ему нахрапом и энергичностью, используя на общее дело весь свой политический капитал, личную известность и общественные связи, Пуришкевич мог достать для своего поезда практически все, в чем нуждались на передовых позициях офицеры и солдаты. "Никто достать не может [имеются в виду медикаменты, острая нехватка в которых чувствовалась даже в столице – А.И.], а он достает. На то он и Пуришкевич…", – смеялись офицеры. И если до войны имя Пуришкевича, являясь нарицательным, имело для большинства явно негативную окраску, то по ходу ее ситуация заметно менялась. "Слово "Пуришкевич" в русской армии сделалось нарицательным именем, – писал побывавший на позициях корреспондент газеты "Бессарабия", – и чтобы указать хорошую постановку какого-либо дела обыкновенно говорят: "как у Пуришкевича".

А уже упоминаемый нами ранее гвардии полковник Ф.В.Винберг, сам в это время находившийся на фронте, писал о Пуришкевиче следующее: "С объявлением войны Владимир Митрофанович, в горячем, как всегда у него бывает, порыве своего патриотического чувства, весь отдался своей энергичной, самоотверженной, высоко плодотворной деятельности Он кипел как в котле, отдав весь свой крупный организаторский и административный талант, все свои силы, все помыслы святому делу войны. Я видел его питательные пункты, его поезда, где так радушно встречали его милые сестры милосердия, где так уютно угощали и давали отдохнуть и от однообразия, и от трудов походной и боевой жизни. Всюду, как офицеры, так и нижние чины, с горячей благодарностью отзывались о помощи, доставляемой Пуришкевичем и его образцовыми отрядами".

Но едва ли верно было бы полагать, что патриотизм Пуришкевича "появился" исключительно в связи с войной. Патриотизм был присущ ему всегда, являясь его жизненным credo, но, выражаясь в триаде "самодержавие, православие, отечество" (слова девиза Союза Михаила Архангела), был очевиден и понятен, как таковой, лишь для его консервативно мыслящих единомышленников. Война только доказала искренность патриотического чувства у Пуришкевича, его готовность доказать слова делом. Именно своей искренней любовью к России и готовностью жертвенного служения ей, Пуришкевич привлек к себе симпатии социалиста-революционера Н.Д.Авксентьева, вместе с ним отбывавшего тюремное заключение при большевиках. Узнав о срыве Троцким переговоров в Бресте о мире, Пуришкевич готов был идти на фронт в качестве рядового брата милосердия, быть "пушечным мясом", лишь бы большевики не заключали позорного мира с Германией. "Мы были с ним политическими антиподами и никогда ничто общее нас с ним не связывало и не могло связывать, – вспоминал Авксентьев, – но он, – руководитель черной сотни – был психологически мне ближе, чем все те – даже радикальные политики, которые в борьбе с большевизмом жертвуют интересами России".

В годы войны Пуришкевич привлек к себе симпатии многих, но его сложная и противоречивая натура, подверженная самым непредсказуемым порывам, еще не раз поворачивала флюгер общественного мнения, постоянно заставляя менять людей свои представления о нем. Во многом причиной тому явились два события: "историческая" речь Пуришкевича в Государственной думе 19 ноября 1916 г. и участие в убийстве Распутина в середине декабря того же года.

По своей сути оба эти события были неразрывно связаны между собой. В ноябре 1916 г. Пуришкевич, покинув ряды крайне правых, произнес свою знаменитую речь, в которой, основываясь на лживых слухах, сплетнях и личных опасениях, не имевших под собой реальной почвы, бичевал камарилью и правительство. В конце своей речи Пуришкевич нанес удар по главному "виновнику", по Распутину, призвав избавить Россию от "распутинцев больших и малых". В декабре же он, по страстности своей натуры вовлеченный в заговор, принял самое непосредственное участие в убийстве старца, видимо вполне искренне считая, что спасает Россию своим "высоко патриотичным актом".

Реакция на неожиданные поступки Пуришкевича была различной. Правые круги в своем большинстве от него отвернулись. Одни его открыто бранили и критиковали, считая изменником монархическому принципу; другие, отнеслись с пониманием, но также не поддержали (исключение составил лишь возглавляемый Пуришкевичем Союз Михаила Архангела, полностью разделявший взгляды своего лидера). Но все же у правых оставалась надежда, что Пуришкевич не мог до конца изменить ранее исповедуемым принципам, "ибо иначе он не был бы больше Пуришкевичем".

Иных взглядов придерживалась далекая от консервативных принципов основная масса российских граждан. Популярность Пуришкевича после его явного полевения выросла еще больше. Вчерашние противники ему рукоплескали, в многочисленных письмах и телеграммах и газетных статьях либерального направления приветствовались его смелость в борьбе за "правду", член кадетской партии философ Е.Н. Трубецкой счел своим долгом пожать Пуришкевичу руку. А убийство ненавистного распропагандированному обществу Распутина вовсе произвело фурор и нескрываемое ликование. По воспоминаниям одного из очевидцев, солдаты, узнав о причастности Пуришкевича к убийству, устроили ему продолжительную овацию.

Убийство Распутина, считал Маклаков, которого также пытались привлечь к заговору, открыло в Пуришкевиче еще одну черту, которой в нем не знали. "Можно как угодно относится к этому убийству с политической и моральной стороны, – писал он во вступительном слове к "дневнику" Пуришкевича, изданного в Париже, – можно считать, что оно принесло один вред; можно возмущаться и фактом и формой убийства. Но нельзя отрицать одного: участием в этом убийстве Пуришкевич ничего не приобретал для себя; напротив, он всем рисковал, даже жертвовал не для себя, а для родины Своим участием в убийстве Пуришкевич доказал свою искренность, свою способность жертвовать собой, своим благополучием и судьбой на пользу России".

Несмотря на некоторую тенденциозность приведенной выше цитаты, похоже, что в ней, тем не менее, много истинно верного. Пуришкевич действительного не имел никаких личных счетов с Распутиным и не преследовал для себя выгод – при любом исходе покушения на друга Царской Четы, он рисковал своим положением и благополучием. Будь даже мера, предпринятая Пуришкевичем действительно спасительной для России, ему все равно не простили бы подобной услуги.

Тем не менее, на недолгое время Пуришкевич стал "национальным героем". Но убийство Распутина не спасло Россию от революции. Напротив, оно послужило ее первым выстрелом, и произвел его человек истово защищавший самодержавие. Кроме того, убийство, как бы не оправдывались впоследствии заговорщики, всегда остается убийством и преступление главной христианской заповеди "не убий", тем более человеком, на протяжении всего своего политического пути отстаивавшего первенствующее значение православия, не могло не оставить глубокого следа в его душе и не отразиться на всей его личности. Это проницательно подметил Н.Энгельгардт, встретивший Пуришкевича в начале 1917 г. По его словам, Пуришкевич был смущен, глаза его бегали. "В них отразилась печаль, и ужас, и стыд, – вспоминал бывший единомышленник Пуришкевича по Русскому Собранию, – Видимо, он вспомнил то время, когда был чист совестью и не посягнул еще на кровь… Что-то лежало между нами. Это была та страшная черта отчуждения, которая ложится между убийцей и честными людьми. Та черта, которую почувствовал Раскольников, убив "вошь"-процентщицу…".

После Февральской революции Пуришкевич оказался, чуть ли не единственным правым деятелем, удержавшимся на плаву. Но бывшие единомышленники в большинстве своем от него отвернулись, а новая власть, которой Пуришкевич усердно доказывал свою лояльность, не нуждалась в столь неуравновешенном и непредсказуемом союзнике. Лишь в годы гражданской войны Пуришкевич вновь открыто провозгласил монархические идеи в той полноте, в какой он за них боролся большую часть своей жизни. Своей непримиримой позицией по отношению к большевизму и критикой недавно еще поддерживаемых им либерально-конституционных деятелей, он начал возвращать к себе расположение консервативных сил русского общества. "Россия не игрушка и нельзя ею шутить и браться управлять ею кому вздумалось. Надо послушать Пуришкевича", – писал будущий Святейший Патриарх Алексий I (Симанский).

Интерес к личности В.М. Пуришкевича сохранялся на неизменно высоком уровне вплоть до его преждевременной кончины от сыпного тифа в 1920 г. И хотя во многом причиной тому была скандальная репутация этого неординарного политического деятеля, его непредсказуемость и "ненормальность", он, выражаясь словами В.А.Маклакова, "был лучше своей репутации", был искреннее, прямее, честнее в своих поступках многих политиков-современников. И именно поэтому, этот "паладин неограниченного самодержавия" несмотря на усмешки и ненависть к нему врагов, в тоже время неизменно встречал сочувствие многих современников, вызывая к себе невольное уважение соприкоснувшихся с ним близко людей вне зависимости от исповедуемых ими политических взглядов.

Евгений ШЕХАНИН

ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В.М. ПУРИШКЕВИЧА НАКАНУНЕ РЕВОЛЮЦИИ И В ГОДЫ ГРАЖДАНСКОЙ ВОЙНЫ

Имя В.М. Пуришкевича, лидера «черносотенцев» и главы правых в российском парламенте, стало нарицательным в годы первой российской революции. О депутате из Бессарабии весьма негативно отзывались и вождь революции В.И. Ленин, и виднейший его противник, по словам Ленина, «умный вождь русской буржуазии», П.Н. Милюков. Наряду с П.А. Крушеваном, А.Н. Крупенским, Л.К. Кассо, П.В. Си-надино он входил в когорту деятелей, заставивших общественность заговорить о «молдаванском периоде» российской истории. Уже поэтому роль В.М. Пуришкевича в российском монархическом движении требует научного исследования.

Владимир Митрофанович Пуришкевич родился в 1870 г. в семье помещика Аккерманского уезда. Окончил историко-филологический факультет Новороссийского университета в Одессе. Работая в канцелярии уездного предводителя дворянства в Аккермане, добился общественного доверия и был избран почетным мировым судьей, почетным попечителем гимназии. В 1897-1900 гг. В.М. Пуришкевич занимал пост председателя уездной земской управы. В 1900 г. он перебрался в Петербург и в 1904 г. стал чиновником для особых поручений при министре внутренних дел В.К. Плеве. Это был знак высокого доверия. Но министр был в том же году убит террористами-эсерами, и Пуришкевич в МВД не прижился. В 1906 г. он ушел со службы, возвратился в Бессарабию и был избран во II Государственную Думу1.

В Думе Пуришкевич отвергал любые попытки ограничения самодержавия, выступал не только в поддержку православной церкви, но и за ограничение деятельности священнослужителей других конфессий. В социальном плане он выдвигал туманные требования единения царя с народом и избавления народа от «кровопийц», под которыми подразумевались евреи, поляки, японцы, международный капитал и даже царские министры. Обсуждение социально-экономических проблем он пытался направить в русло межэтнических разборок2.

Пуришкевич часто демонстрировал презрение к парламентской «говорильне». Утверждавшиеся в России принципы демократии, которые он ненавидел, позволили ему систематически дискредитировать идею

«народного представительства». Это подметил и антагонист Пуриш-кевича из крайне левого лагеря Л.Д. Троцкий: «Что же таит в себе В.М. Пуришкевич? Или, может быть, сам вопрос надо поставить иначе: каковы те недостатки механизма демократии, которые позволяют ему, Пуришкевичу, быть вождем, политической фигурой... Мы говорим о демократии, ибо несомненно, что без вторжения демоса на священную территорию политики В.М. Пуришкевичу пришлось бы безвестно влачить дни свои в степях Бессарабии»3.

Революцию В.М. Пуришкевич трактовал как антигосударственное, антинациональное, антирусское явление и принял участие в формировании главной организации российского государственно-охранительного («черносотенного») движения - Союза русского народа. Он не чуждался повседневной политико-организационной работы, обладал даром оратора, доступом к думской трибуне и занял пост заместителя председателя Союза. Однако ненадолго. Уж в 1907 г. В.М. Пуришкевич вошел в конфликт с лидером СРН профессором А.И. Дубровиным, был смещен с поста товарища председателя Союза и вынужден покинуть организацию. Но не смирился. В феврале 1908 г. Пуришкевич и его сторонники создали новую «черносотенную» организацию - Союз русского народа имени архангела Михаила. Пуришкевич был известен в стране, а в родной Бессарабии даже популярен, и это помогло ему добиться избрания также в III и IV Думы.

В годы мировой войны лидер правых словом и делом поддерживал правительство. На собственные средства снарядил он санитарный поезд и вывозил на нем раненых с фронта в тыл. Но осенью 1916 г. нарастающая в стране разруха вынудила Пуришкевича занять более критическую, чем прежде, позицию по отношению к монархии. 19 ноября 1916 г. он произнес в Государственной Думе «историческую» речь, полную критики в адрес правительства. Правые круги в большинстве своем от него отвернулись, признав изменником монархическому принципу; другие отнеслись с пониманием, но также не поддержали. Но Пуришкевич был намерен спасти монархию. В ночь с 16 на 17 декабря 1916 г. он принял участие в убийстве Г.Е. Распутина, «злого гения» царской семьи, ненавидимого едва ли не всей Россией. Наказан он не был, более того, на недолгое время В.М. Пуришкевич стал едва ли не «национальным героем».

Но убийство Распутина не спасло Россию от революции. Напротив оно послужило ее первым выстрелом, и глубоко символично, что произвел его человек, истово защищавший старый порядок. Февральская революция 1917 г. положила конец существованию монархии и, естественно, монархического Союза архангела Михаила. И все же после революции Пуришкевич оказался чуть ли не единственным правым деятелем, удержавшимся на политической арене. Своей непримири-

мой позицией по отношению к большевизму и критикой Временного правительства, либерализма вообще он начал возвращать к себе расположение консервативных сил русского общества4.

После Октября 1917 г. В.М. Пуришкевич решительно выступил против советской власти. Он был арестован большевиками как член контрреволюционной монархической организации. В марте 1918 г. ему был вынесен мягкий приговор - общественно полезные работы, а к 1 мая лидер правых был вообще амнистирован. Явно рассчитывая продолжить политическую борьбу, он заявил: «Я остался тем же, кем был, само собой разумеется, не изменившись ни на йоту». В сентябре, после покушения на В.И. Ленина, большевики развернули красный террор, и уже эта фраза могла стоить Пуришкевичу жизни, но он своевременно выехал на юг России, где формировалась Добровольческая армия, и принял участие в Белом движении.

Сведения о последнем периоде его политической жизни скудны, а ряд моментов его биографии времен гражданской войны и вовсе неизвестен. По сути, единственной на сегодняшний день работой, специально посвященной политической деятельности Пуришкевича в 19181920 гг., является небольшой очерк В. Бардадыма5. Из приведенных им и другими историками данных следует, что бывший лидер Союза архангела Михаила сохранил волю к борьбе, авторитет среди правых и способность к политическому действию. Он попытался противопоставить большевикам то, чего не имелось у белых генералов, - положительную политическую программу и государственно-политический стержень - Всероссийскую национально-государственную партию.

ВНГП была создана по инициативе Пуришкевича в 1919 г. в контролируемых белой армией А.И. Деникина областях на юге России. Главный совет партии находился в Ялте, ее «отделы» (региональные орга-низацими) имелись также в Ростове-на-Дону, Одессе, Кисловодске, Новороссийске, Екатеринодаре, Харькове6. Председателем партии, естественно, стал сам В.М. Пуришкевич. Ему удалось собрать под ее знамена «цвет» дореволюционной фракции правых и русских националистов в думских и правительственных кругах. В Главный Совет партии вошли Н.Н. Фермор (товарищ (заместитель) председателя), В.В. Касаткин (секретарь), Л.М.Савелов (управляющий делами), А.И. Асеев. В руководство партии входили также известный поэт-монархист С.С. Бехтеев (сын члена правой группы Государственного Совета, видного деятеля Объединенного дворянства С.С. Бехтеева), граф Д.М. Граббе, бывший член фракции националистов и умеренно-правых в III и IV Государственных Думах, член Всероссийского национального клуба (ВНК) и Совета Всероссийского национального Союза Н.Н. Ладомирский, А.И. Мосолов (в прошлом деятель правой группы Государственного Совета и член Совета монархических съездов),

Я.Н. Офросимов (бывший член Государственного Совета, ранее сотрудничавший с Пуришкевичем во Всероссийском Филаретовском обществе народного образования), брат Владимира Митрофановича М.М.Пуришкевич, в прошлом участник Русского Собрания, а также известные в то время деятели правого лагеря В.С. Мясоедов, М.М. Раевский, Н.И. Юрлов7.

Николай II скомпрометировал династию Романовых даже во мнении монархистов. В ВНГП обсуждался вопрос о выборе царя из другой ветви Рюриковичей, например, из рода графов Шереметевых. Кстати, представитель этого рода входил в руководство партии8. Впрочем, вокруг вопроса о будущем кандидате в монархи в ВНГП, похоже, единой позиции не было. Сам Пуришкевич на роль диктатора, призванного навести порядок в стране до провозглашения законного монарха, предлагал все-таки представителя дома Романовых - великого князя Николая Николаевича, на коем, как писал лидер ВНГП, «почиют чистые надежды лучшей части русского общества». «Большевистская власть в России, если мы желаем спасения России, - отмечал в 1919 г. Пуришкевич, - должна быть заменена властью беспощадного русского диктатора, обязанностью коего явится найти и жестоко покарать главных виновников, обративших народ в зверя, после чего преемником этой власти должен быть только русский Царь-Самодержец»9.

В разгар гражданской войны, в условиях распада Российского государства В.М. Пуришкевич выступал за восстановление «единой и неделимой» России. Этот лозунг стал главным программным требованием белых, обеспечившим им поддержку части патриотических сил. Но даже бывший «черносотенец» не считал целесообразным насильственно удерживать в составе православной России католическую Польшу. Восстановленное русское государство, провозглашала ВНГП, должно включать всю территорию Российской империи, за исключением Польши.

Менее реалистичной была приверженность В.М. Пуришкевича православной самодержавной монархии. «Только как Монархия и Монархия Самодержавная может и будет существовать единая, неделимая, независимая Православная Россия», - такие слова были начертаны на стилизованном под свиток листе, который держал в руке на одной из фотографий 1919 г. лидер ВНГП. Что касается программы партии, то она была изложена в брошюре М.М. Пуришкевича «Республика или Монархия?», изданной в Ростове-на-Дону в 1919 г. Главным Советом ВНГП. Вступительная статья, написанная В.М. Пуришкевичем, носила программный характер, определяя позицию партии по такому основополагающему вопросу, как характер и форма государственности России по окончании гражданской войны. Декларируя приверженность монархии, В.М. Пуришкевич уже не был сторонником самодер-

жавия. При возрожденной в России монархии, полагал он, будет создано двухпалатное представительное собрание, причем одна треть верхней палаты будет назначаться верховной властью. ВНГП декларировала также расширение местного самоуправления, низшей единицей которого мыслился церковный приход, объединяющий «для хозяйственных целей всех граждан без различия вероисповедания, а по вопросам церковным - только православных», разрешение аграрного вопроса в духе уничтожения общины и создания мелкой собственности за счет всех земель, кроме частновладельческих, запрет на пропаганду социализма. Также провозглашалось, что «народное образование должно носить характер церковно-государственный, лишь в исключительных случаях допускается инициатива частных лиц при контроле со стороны церкви и государства»10.

Выступая против политики полумер, провозглашая непримиримую борьбу с большевизмом, признавая «твердость этой власти и волевой импульс ее проводников», В.М. Пуришкевич определял главной целью советской власти «растление христианских народов мира в интересах иудаизма»11. Антисемитизм был свойствен всем антисоветским националистическим движениям, особенно в Польше, на Украине и на Дону, поэтому Пуришкевича можно заподозрить в стремлении поэксплуатировать политическую конъюнктуру. Но в России, - а именно на ее общественность следовало ориентироваться в борьбе за власть в государстве, - антисемитские взгляды разделяли, скорее, политические экстремисты, а не большинство населения. После выступлений Пуришкевича в Кисловодске и Харькове с публичными лекциями на тему еврейского участия в революции отдел пропаганды Добровольческой армии отметил в своих донесениях, что эти выступления прошли «при огромном стечении народа» и имели «шумный успех». Но, продолжали деникинские пропагандисты, «принимая во внимание то обстоятельство, что [...] Пуришкевич имел успех, главным образом, среди интеллигенции, можно [...] утверждать, что партия его успехом среди народа пользоваться не будет, так как последний слишком чутко реагирует на все, напоминающее правый монархизм»12. Таким образом, использование лозунгов антисемитизма даже белым представлялось политической ошибкой.

Вряд ли способствовали сплочению антибольшевистских сил и призывы Пуришкевича к политической непримиримости. Во времена, когда белые наступали на Москву и деникинцы особенно нуждались в поддержке всех антибольшевистских сил, он заявлял, что «всякие заигрывания с социалистами и кадетами всех мастей обречены на полный провал: они увеличат только то колоссальное море святой крови русского воинства, которое пало в гражданской войне за идею Единой России», делая из этого вывод, что «только Монархия может спасти

Россию; [...] только при наличности Царской власти обеспечены для России как ее Государственное единство [...] так и политическая мощь и влияние на ход исторических событий среди держав мира в грядущие годы»13.

В этом Пуришкевич был прав. Четкая постановка большевиками вопроса о будущей власти («Власть - Советам!») находила больший отклик в народе, чем данное белыми обещание созвать после свержения Советской власти Учредительное собрание. Партия Пуришкеви-ча выступила также с резкой критикой действий руководства Добровольческой армии, считая, что руководители Белого движения борются лишь с последствиями (т.е. большевизмом), а не с причинами -ослаблением православной веры и монархического чувства в народе, либерализмом, подготовившим почву для прихода к власти большевиков. Выход из сложившийся ситуации виделся лидеру ВНГП в «устранении от власти всех политических фетюков - разрушителей России» (т.е. либералов - в особенности «блудоязычных кадетов», а также социалистов, примкнувших к Белому движению) и содействии психологическому сдвигу народных масс вправо путем установления «волевой диктатуры», с последующим восстановлением самодержавной монархии14.

Открыто провозгласив монархические и национал-патриотические принципы, критикуя белые правительства, ВНГП, естественно, оказалась в оппозиции к «непредрешенческой» политике, которую проводили А.В. Колчак, А.И. Деникин и другие вожди Белого движения. Оппозиция справа тоже была оппозицией. Поэтому администрация генерала А.И.Деникина препятствовала работе монархистов, и возможностей тиражировать свои взгляды у Пуришкевича было немного. ВНГП, неспособная развернуться в мощную политическую структуру, получила от своих противников уничижительное прозвище «партии курортников». Рупором ВНГП призван был стать журнал русской монархической народно-государственной мысли «Благовест». Первый его номер вышел в Ростове-на-Дону только в декабре 1919 г. Журнал открывался символичным стихотворением Пуришкевича «Молитва», в котором рефреном повторялись следующие слова: «Боже, помилуй нас в смутные дни, / Боже, царя нам верни!». В ряде статей, преимущественно написанных лидером ВНГП (в том числе и под псевдонимом «В.Чарский»), журнал также декларировал позицию новой партии по основным политическим вопросам. Кроме того, Пуришкевич безжалостно обрушивался на Осведомительное агентство и Бюро пропаганды Добровольческой армии («Осваг») из-за «недостатка русских фамилий» и непропорционально большой доли евреев15. Однако стать влиятельным национально-монархическим изданием «Благовесту» так и не довелось - первый номер журнала оказался и последним.

Осенью 1919 г. деникинские войска были разбиты, началось их отступление к портам Черного моря. В.М. Пуришкевичу и его единомышленникам следовало эвакуироваться. Но жизнь политика оборвалась внезапно. В январе 1920 г. он заболел сыпным тифом и скончался. С его смертью прекратила свое существование и ВНГП.

В отличие от большинства дореволюционных лидеров правых сил, в годы революции и гражданской войны В.М. Пуришкевич не прекратил политической борьбы. Однако его попытка сформулировать идеологию, призванную сплотить государственно-охранительные силы, оказалась несостоятельной, потому что не предлагала приемлемого решения главных социальных вопросов России того времени - рабочего и крестьянского. По существу проигнорировал он и национальный вопрос. Но следует признать, что на политической арене В.М. Пуришке-вич неизменно выступал с российских государственно-патриотических позиций.

ЛИТЕРАТУРА

1. Суляк С. Ими гордится Молдавия // Международный исторический журнал «Русин» [Кишинев]. 2006. N° 3 (5). С. 134.

2. История Приднестровской Молдавской Республики. Т. 1 / Под ред. Баби-лунга Н.В., Бомешко, Б.Г Тирасполь, 2000. С. 462.

3.Там же. С. 462-463.

4. ИвановА.А. Русская монархия. М., 2003. С. 34.

5. Суляк С. Указ. соч. С.138. См. также: Бардадым В. В.М.Пуришкевич на Кубани. Штрихи к политическому портрету // Бардадым В. Кубанские портреты. Краснодар, 1999.

6. Бутаков Я.А. Русские националисты и Белое движение на Юге России в 1919 г. // Новый исторический вестник. 2002. N2 (7). С. 18; [Степанов С.А.] В.М.Пуришкевич // Политическая история России в партиях и лицах. М., 1993. С. 340.

7. Пуришкевич М. Монархия или Республика? Издание Главного Совета Всероссийской Народно-Государственной Партии. Ростов-на-Дону, 1919. С. 19.

8. Бутаков Я.А. Указ. соч. С. 18.

9. Благовест. Журнал Русской Монархической Народно-Государственной мысли. Ростов-на-Дону. 1919. N 1. С. 2, 23.

10. БутаковЯ.А. Указ. соч. С. 18.

11.Пуришкевич В. (Вступление) // Пуришкевич М. Республика или Монархия. стр. без номера.

13. Пуришкевич В. (Вступление) // Пуришкевич М. Указ. соч.. Стр. без номера; Благовест. С.1.

14. Благовест. С. 1-2, 24.