Пять ошибок рыночных реформ в россии. Симеон Дянков ​Микроэкономика посткоммуни­стической трансформации. Посткоммунистические преобразования в сравнительно-исторической перспективе

1. Когда и где появились первые коммунисты? Как называлась их организация?

Первой международной коммунистической организацией был основанный в 1847 году К. Марксом и Ф. Энгельсом "Союз коммунистов". Своими главными целями "Союз коммунистов" провозглашал "свержение буржуазии, господство пролетариата, уничтожение старого, основанного на антагонизме классов буржуазного общества и основание нового общества, без классов и без частной собственности". Более конкретное выражение главные цели и задачи международного коммунистического движения получили в знаменитом "Манифесте коммунистической партии" (1848 г.).

Члены "Союза коммунистов" приняли активное участие в германской революции 1848-1849 г.г., проявив себя наиболее последовательными борцами за единство и демократизацию страны. Главной печатной трибуной коммунистов в это время становится издаваемая К. Марксом и Ф. Энгельсом "Новая рейнская газета". После поражения революции и инспирированного прусским правительством процесса против СК, союз прекратил существование, объявив 17 ноября 1852 года о своём роспуске.

"Союз коммунистов" стал первой формой международного объединения пролетариата, предшественником I Интернационала.

2. Когда была создана коммунистическая партия в России?

Предшественниками российской социал-демократии В. И. Ленин считал дворянских революционеров--декабристов, выступавших за ликвидацию самодержавия и крепостничество, демократические преобразования в России; революционеров-демократов и революционных народников 70-х - начала 80 гг. XIX века, видевших спасение России в крестьянской революции.

Становление рабочего движения в России было связано с появлением в 70-е и 80-е гг. первых рабочих союзов: Южнороссийского союза рабочих (1875 г.), Северного союза русских рабочих (1878 г.). В 80- годы возникают первые социал-демократические кружки и группы: группа "Освобождение труда", основанная Г.В. Плехановым в Женеве, Партия русских социал-демократов (1883 г.), Товарищество санкт-петербургских мастеровых (1885 г.).

Бурный промышленный подъем, интенсивное развитие капитализма в России подготовили переход освободительного движения от этапа кружковщины к этапу создания единой пролетарской партии. Первый съезд такой партии (Российской социал-демократической рабочей партии) был созван в марте 1898 года в Минске. Съезд, хотя и провозгласил создание РСДРП, не смог выполнить задачи фактического объединения раздробленных групп. Эту задачу выполнил II съезд партии, состоявшийся в 1903 году.

II съезд РСДРП знаменовал собой, с одной стороны, оформление рабочего движения в политическую партию, а с другой стороны, стал началом размежевания двух течений в российской социал-демократии: революционного (большевизм) и соглашательского (меньшевизм). Окончательным актом организационного разъединения меньшевизма и большевизма стала 6 Всероссийская (Пражская) конференция РСДРП (1912 г.), в ходе которой лидеры меньшевиков-ликвидаторов были исключены из партии. Название «Коммунистическая партия» связано с размежеванием международной социал-демократии. Европейские социал-демократические партии (за исключением их левых крыльев) поддержали свои правительства в империалистической мировой войне, тем самым встали на путь соглашательства с буржуазией.

В 1917 г. большевики приняли решение о переименовании своей партии в Коммунистическую. В 1919 г. на VII съезде партии РСДРП(б) была переименована в Российскую коммунистическую партию (большевиков).

3. В чем была суть разногласий между большевиками и меньшевиками?

Понятия "меньшевики" и "большевики" возникли на II съезде РСДРП в ходе выборов в руководящие органы партии, когда сторонники В.И. Ленина получили большинство в ЦК и редакции газеты "Искра". Основным противником Ленина на съезде был Ю.О. Мартов, настаивавший на более либеральном подходе к членству в партии и считавший, что для вступления в партию достаточно разделять ее программные цели. Ленин же считал, что член партии обязан постоянно работать в одной из ее организаций.

Впоследствии разногласия между большевиками и меньшевиками перешли в стадию глубокого идейно-политического раскола. Фактически в России существовали две социал-демократические партии.

Меньшевизм воспринимал марксизм догматически, не понимая ни его диалектики, ни особых российских условий. Образцом для подражания меньшевики считали западноевропейскую социал-демократию. Они отвергали революционный потенциал российского крестьянства и отводили буржуазии ведущую роль в будущей революции. Меньшевизм отрицал справедливость крестьянского тезиса о конфискации помещичьих земель и выступал за муниципализацию земли, не отвечающую настроениям сельской бедноты.

По разному большевики и меньшевики выстраивали свою парламентскую тактику. Большевики видели в Государственной Думе лишь инструмент организации рабочих масс вне стен парламента. Меньшевики же питали конституционные иллюзии, выступали за блок с либеральной интеллигенцией, часть меньшевистских лидеров настаивала на ликвидации нелегальной работы и создании законопослушной парламентской партии.

В годы первой мировой войны меньшевики заняли союзную с правящим режимом позицию "оборонцев" и "защитников отечества". Большевики же требовали прекращения мировой бойни, жертвами которой становились трудящиеся разных стран.

Постепенно меньшевизм все более утрачивал историческую инициативу, доверие рабочих и право на власть. К октябрю 1917 меньшевизм как течение в рабочем движении фактически перестал существовать: на выборах в Учредительное собрание меньшевики в Петрограде и Москве получили всего по 3% голосов (большевики в Петрограде - 45%, в Москве - 56%). В годы Гражданской войны значительная часть меньшевиков встала на позицию борьбы с советской властью. Часть же, напротив, влилась в ряды РКП(б). Полный идейно-политический и организационный крах меньшевизма стал свершившимся фактом.

4. За что боролись большевики царской России?

Конечной целью своей борьбы большевики считали переход к социалистическим отношениям, к обществу, в котором средства производства поставлены на службу трудящимся, где нет эксплуатации человека человеком. Отстаивая будущность этого лозунга, большевики боролись за демократизацию российской политической системы, за социально-экономические права рабочих и крестьян.

РСДРП(б) выдвигала требования ликвидации самодержавия, установления демократической республики, созыва Учредительного Собрания для выработки Конституции. Партия боролась за всеобщее избирательное право; свободу слова, союзов, стачек, передвижения; равенство граждан перед законом; свободу вероисповедания; национальное равноправие.

Большевики добивались введения 8-часового рабочего дня, запрета на ночной и детский труд, независимости фабричной инспекции; выступали против выдачи зарплаты натурой, за медицинское страхование рабочих. Большевики поддерживали требования деревенских масс, заключающиеся в необходимости конфискации всех помещичьих, удельных, кабинетных и монастырских земель в пользу крестьян.

С началом первой мировой войны 1914-1918 г.г. большевики возглавляют борьбу за немедленное прекращение войны и заключение демократического мира без аннексий и контрибуций.

С осени 1917 года важнейшим лозунгом РСДРП(б) становиться лозунг передачи всей власти Советам рабочих, солдатских и крестьянских депутатов.

Все те требования и программные положения, с которыми большевики на протяжении многих лет шли к трудящимся массам, были выполнены ими в первые дни Советской власти и нашли свое отражение в ее документах: Декретах о мире и земле, Декларации прав народов России, первой Советской Конституции.

5.Почему после прихода к власти большевиков в России разразилась гражданская война?

Советское правительство, избранное II Съездом Советов, сделало все возможное, чтобы избежать гражданской войны. Все первые декреты и шаги нового правительства были направлены на развертывание именно мирного строительства. Ярким подтверждением тому являются: беспрецедентная компания по ликвидации безграмотности, открытие в 1918 г. 33 (!) научных институтов, организация ряда геологических экспедиций, начало строительства сети электростанций, программа "Памятники республики". Власть, готовящаяся к войне, не начинает столь масштабных мероприятий.

Факты говорят о том, что белогвардейские выступления стали возможны лишь после начала иностранной интервенции. Весной 1918 года РСФСР оказалась в огненном кольце: войска Антанты высадились в Мурманске, японцы заняли Владивосток, французы - Одессу, турки вошли в Закавказье, в мае начался мятеж чехословацкого корпуса. И только после этих иностранных акций Гражданская война превратилась в общероссийский пожар - савинковцы подняли мятеж в Ярославле, левые эсеры - в Москве, далее были Колчак, Деникин, Юденич, Врангель.

Вожди белых армий, движимые ненавистью к трудящимся, установившим свою власть и собственность, пошли на откровенное предательство народных интересов. Облачившись в одежды "патриотов России", они распродавали ее оптом и в розницу. Соглашения о территориальных уступках странам Антанты в случае успеха Белого движения - не миф, а реальность антисоветской политики. Эти факты белые генералы не считали необходимым скрывать даже в своих мемуарах.

Гражданская война обернулась для России почти четырехлетним кошмаром убийств, голода, эпидемий, почти полной разрухи. Свою долю ответственности за ужасы и беззакония тех лет несут, конечно же, и коммунисты. Классовая борьба, в ее кровавых проявлениях, почти не знает жалости к человеку. Но вина тех, кто развязал эту антинародную бойню, несопоставима с виной тех, кто эту бойню прекратил.

6. Почему большевики выступали за поражение собственного правительства в первой мировой войне?

На самом деле лозунг большевиков был иным. Они выступали за поражение правительств всех участвующих в войне стран и перерастание войны империалистической в гражданскую.

Первая мировая война не была войной справедливой, национально-освободительной. Это была всемирная бойня, развязанная ведущими капиталистическими державами - Германией и Австро-Венгрией, с одной стороны, Великобританией, Францией, Россией - с другой. Цели обеих коалиций были очевидны для всех: дальнейший передел ресурсов и колоний, сфер влияния и приложения капиталов. Ценой достижения этих задач становились тысячи человеческих жизней - простых рабочих и крестьян всех воюющих стран. Кроме того, Россия оказалась втянутой в мировую бойню, не будучи в ней хоть сколь-нибудь заинтересована. Она не имела твердых гарантий удовлетворения своих территориальных притязаний, а страны Антанты сделали все, для того чтобы основные материальные и людские потери несли Россия, Германия и Австро-Венгрия. В то время, как на западном направлении месяцами могла идти позиционная война без особых потерь, российская армия, принимая на себя основной удар, все больше увязала в кровопролитных сражениях.

В.И. Ленин отмечал: "Война принесла человечеству невиданные лишения и страдания, всеобщий голод и разорение, привела всё человечество "... на край пропасти, гибели всей культуры, одичания...". В ходе войны было убито и умерло от ран свыше 9,5 млн. человек. Убыль российского населения в результате голода и других бедствий, вызванных войной, составила около 5 млн. человек. Вместе с тем война обеспечила баснословные прибыли капиталистам. Доходы одних только американских монополий составили в 1914-1918 г.г. более 3 млрд. долларов.

Большевики и другие интернационалисты Европы хорошо понимали грабительскую сущность мировой войны. Они считали преступлением агитировать трудящихся разных стран за взаимное истребление. Именно они приложили все силы для того, чтобы эта война была остановлена.

7. Почему большевиками был начат "красный террор"?

Исторически объективным и доказанным является тот факт, что террор "красный" был ответом на террор "белый". С первых же дней своего рождения Советская власть пыталась не допустить дальнейшей эскалации насилия, сделала немало примирительных шагов. Красноречивыми свидетельствами тому стали первые акты нового правительства: отмена смертной казни, освобождение без наказания руководителей первых антисоветских мятежей - Корнилова, Краснова, Каледина; отказ от репрессий по отношению к членам Временного правительства и депутатам Учредительного собрания; амнистия в ознаменование первой годовщины Октябрьской революции.

Советское государство поставило вопрос о массовом революционном насилии после того, как 30 августа 1918 года в Петрограде был убит руководитель городской ВЧК М. Урицкий, и в этот же день было совершено покушение на В.И. Ленина. Террористические акты координировались из-за границы, и это признавал в своих мемуарах даже английский посол Локкарт. В ответ на это Совет Народных Комиссаров принял 5 сентября декрет, вошедший в историю как постановление о красном терроре. Декрет ставил задачу изоляции "классовых врагов" в концентрационных лагерях и вводил расстрел как главную меру по отношению к участникам белогвардейских организаций. Самой крупной акцией "красного террора" стала казнь в Петрограде 512 представителей высшей буржуазной элиты - бывших царских сановников. Несмотря на продолжавшуюся гражданскую войну, террор был фактически прекращен к осени 1918 года.

"Красный террор" ставил своей задачей очистить тыл от пособников белогвардейщины и марионеток западного капитала, внутренних коллаборационистов, "пятой колонны" на советской территории. Он был жестоким, суровым, но необходимым велением времени.

8.Почему большевики пошли на заключение позорного для России Брестского мира?

К 1918 году Россия подошла в состоянии крайней экономической разрухи. Старая армия развалилась, а новой создано не было. Фронт фактически потерял управление. Нарастал процесс суверенизации окраин. Крайнее недовольство в связи с войной испытывали широкие солдатские и крестьянские массы. Народ искренне не понимал, за чьи интересы он воюет. Людей заставляли гибнуть, выполняя "союзнический долг" перед странами Антанты, имевшими в войне совершенно четкие корыстные цели.

Прекрасно осознавая этот факт, II Съезд Советов рабочих и солдатских депутатов принял 26 октября 1917 года декрет с предложением всем воюющим странам начать немедленные переговоры о мире. Поскольку Антанта это предложение проигнорировала, Советской России пришлось вести сепаратные переговоры с Германией. Переговоры сопровождались многочисленными трудностями, демаршами со стороны немцев, противодействием мирному процессу со стороны "левокоммунистической" и эсеровской оппозиции в России. В конце концов, советское правительство, благодаря настоянию В.И. Ленина, приняло условия кайзеровской Германии.

По этим условиям от России отторгались значительные территории (Польша, Литва, часть Белоруссии и Латвии) - всего около 1 млн. км2 . Россия обязана была уплатить Германии в различных формах контрибуцию в размере 6 млрд. марок.

В. И. Ленин считал заключение мира тяжелым, но тактически верным шагом. Необходимо было дать стране передышку: сохранить завоевания Октябрьской революции, упрочить Советскую власть, создать Красную Армию. Брестский договор сохранил главное: независимость страны, обеспечил ее выход из империалистической войны.

Ленин провидчески указал на временность заключенного в Брест-Литовске мира. Ноябрьская революция 1918 в Германии свергла власть императора Вильгельма II. Советское правительство признало Брестский договор аннулированным.

9. Почему большевики установили диктатуру одной партии?

Начнем с того, что любая власть есть диктатура - диктатура того класса, в руках которого находятся национальные богатства страны. В капиталистическом обществе власть является диктатурой буржуазии, в социалистическом - диктатурой пролетариата, диктатурой трудящихся масс. Буржуазная диктатура, в какой бы форме она не осуществлялась (либеральная республика, монархия, фашистская тирания), является властью меньшинства над большинством, властью хозяев над наемными работниками. Диктатура трудящихся есть, напротив, господство большинства над меньшинством, есть власть тех, кто своими руками и умом создает материальные и духовные богатства страны.

После победы Октябрьской революции в стране была установлена диктатура пролетариата в форме Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Тот факт, что большинство в этих Советах завоевали коммунисты, говорит о том, что именно их программа и практические действия пользовались наибольшей поддержкой трудового народа. При этом большевики вовсе не стремились к установлению однопартийной системы. В 1917-1918 г.г. в состав правительства входили члены партии левых эсеров. В аппарате ВСНХ, ВЧК, в советах разных уровней вплоть до начала 20-ых годов были представители меньшевиков. В годы Гражданской войны большевиков поддерживали эсеры-максималисты, анархисты. Однако не получив сколь-нибудь значимого мандата доверия от трудящихся, эти партии встали на путь вооруженной борьбы с Советской властью, развязали террор против активистов РКП(б). Так, левые эсеры, ставя своей целью срыв Брестского мира, убили германского посла Мирбаха и подняли в Москве вооруженный мятеж. Правые эсеры на VII съезде в мае 1918 года провозгласили своей официальной линией подготовку к восстанию против Советской власти. Руками анархистов в 1920 году был убит руководитель Московского горкома РКП(б) Загорский. Таким образом, однопартийная система в нашей стране сложилась не благодаря большевикам, а благодаря безответственным и преступным действиям их оппонентов.

10.Почему большевики разрушали храмы, преследовали граждан по религиозному признаку?

Вопрос о взаимоотношениях Православной церкви и большевистского руководства в первые годы Советской власти является одним из самых сложных вопросов нашей истории. Обострение этих взаимоотношений началось еще в конце 1917 года и приняло наибольший размах в годы Гражданской войны. Мы понимаем выросшие из противостояния тех лет непростые чувства верующих и готовы к широкому диалогу с православной общественностью. Но объективный диалог сегодня возможен лишь на основе объективного взгляда на историю.

Общая в первые месяцы уверенность в недолговечности режима большевиков толкнула церковь на открытое выступление против Советской власти. В декабре 1917 г. Собор РПЦ принял документ, согласно которому православная церковь объявлялась первенствующей в государстве, главой государства и министром просвещения могли быть только лица православной веры, преподавание Закона Божьего в школах для детей православных родителей было обязательным. Очевидно, что этот документ шел в разрез со светским характером нового общества. 19 января 1918 г. патриарх Тихон предал советскую власть анафеме, и большая часть духовенства стала сотрудничать с белыми. В 1921 году, во время страшного голода в Поволжье, значительное число священников отказалось от сдачи церковных ценностей в фонд помощи умирающим. Собранный духовенством в эмиграции Карловацкий собор, обратился к Генуэзской конференции с призывом объявить крестовый поход против Советского государства.

Правительство реагировало на подобные факты жестко. Был принят "Декрет об отделении церкви от государства", часть священнослужителей подверглась репрессиям, ценности изымались принудительно. Многие храмы были закрыты, разрушены или переоборудованы. Впоследствии патриарх Тихон понял ошибочность антисоветской позиции церковной иерархии и принял единственно верное решение - не допустить политизации религии в период тяжелейшего социального катаклизма. В июне 1923 года он обратился с посланием, в котором говорилось: "Я решительно осуждаю всякое посягательство на Советскую власть, откуда бы оно ни исходило... Я понял всю неправду и клевету, которой подвергается Советская власть со стороны ее соотечественных и иностранных врагов".

Такая позиция отражала здравый подход священника к вопросам взаимоотношения церкви и государства, носящего светский характер. КПРФ полагает, что и сегодня принцип взаимного уважения и невмешательства мог бы лечь в основу государственно-церковных отношений.

11. Правда ли, что коммунизм и нацизм (фашизм) схожи?

"Коммунизм и нацизм - две разновидности одного тоталитарного типа общества. Они схожи в своей идеологической сущности и методах" - услышать такую нелепицу сегодня - не редкость.

На самом же деле нет ничего более противоположного, чем коммунистический и нацистский взгляды на человека, общество и историю. Идеологический фундамент нацизма - социальный дарвинизм, проповедующий разделение человечества на "сверхлюдей" и париев, на "высших" и "расово неполноценных". Участь одних - господство, участь других - вечное рабство и унизительный труд. Коммунизм же, напротив, указывает на биологическое равенство людей, универсальность человека. Люди не рождаются способными либо ограниченными, подлыми или порядочными, таковыми они становятся в силу социальных условий. Задача фашизма - увековечение неравенства, задача коммунизма - достижение такого общественного устройства, при котором классовые антагонизмы остаются в прошлом, а на смену конкурентной борьбе между людьми приходит ассоциация свободных индивидуумов.

Полярно противоположны взгляды коммунистов и фашистов на историю человечества. С точки зрения научного коммунизма, история - подчиненный объективным закономерностям и творимый народными массами естественный процесс. Для нациста, история есть совокупность индивидуальных воль, где побеждает сильнейший. В основе коммунизма - рационализм, научный подход к осмыслению действительности. В фашистской концепции науку подменяет ницшеанство, иррационализм.

Коммунизм выступает за обобществление, национализацию экономики, ликвидацию несоответствия между общественным характером производства и частным характером присвоения. Идеал фашизма - государство-корпорация, обслуживающее, прежде всего, интересы крупных собственников. Коммунисты исходят из принципа пролетарской солидарности, мира и дружбы между народами. Фашисты провозглашают право отдельных наций на мировое господство с подчинением и уничтожением других народов.

Коммунизм и нацизм - антиподы. Коммунистические партии Европы стали центром Сопротивления коричневой чуме в годы Второй мировой войны, а Советский Союз сыграл решающую роль в разгроме фашизма в Европе и Азии. Такова правда истории.

12.Почему большевики грабили деревню, проводили политику продразверстки?

Бытующее сегодня утверждение о том, что чрезвычайные продовольственные меры и продразверстка порождены большевиками - неверно в корне. Еще в 1915 году царское правительство установило твердые цены на хлеб, ввело запрет на спекуляцию и стало проводить изъятие у крестьян продовольственных излишек. С декабря 1916 года была объявлена продразверстка. В 1917 году эта политика провалилась из-за слабости аппарата, саботажа и коррупции чиновников. Временное правительство, также как и царское, пыталось решить проблему путем чрезвычайных мер и также потерпело поражение. Спасти страну от голода сумели лишь большевики.

Для того, чтобы правильно осмыслить использование властями столь непопулярных мер, необходимо отчетливо представлять себе положение, в котором оказалась Россия к 1918 году. Пятый год страна находилась в условиях войны с Германией. Реальной становилась угроза новой войны - гражданской. Промышленность практически полностью была милитаризована - фронту требовались винтовки, снаряды, шинели и т.д. По понятным причинам был нарушен нормальный товарообмен между городом и деревней. И без того малорентабельные, крестьянские хозяйства и вовсе перестали давать хлеб для армии и рабочих. Процветали спекуляции, "черный рынок" и "мешочничество". За 1916 год цена на ржаной хлеб выросла на 170%, между февралем и октябрем 1917-ого - на 258%, а между Октябрьской революцией и маем 1918 года - на 181%. Голодная смерть солдат и горожан становилась реальностью.

Ни о каком свободном хлебном рынке здесь речи идти не могло. Декретом ВЦИК от 9 мая 1918 г. в стране была введена продовольственная диктатура. Крестьянам устанавливались нормы душевого потребления: 12 пудов зерна, 1 пуд крупы на год и т.д. Сверх этого весь хлеб считался излишками и подлежал изъятию. Эти меры дали значительные результаты. Если в 1917/18 году было заготовлено только 30 млн. пудов хлеба, то в 1918/19 году - 110 млн. пудов, а в 1919/20 году - 260 млн. пудов. Практически все городское население и часть сельских кустарей оказались обеспечены продовольственными пайками.

Необходимо отметить, что крестьянство, получившее от большевиков землю и освобождение от долгов перед государством и помещиками, не пошло на серьезный конфликт с Советской властью. Позднее, когда необходимость в чрезвычайных мерах отпала, продразверстка была заменена более мягкой системой налогообложения.

13. В чем заключалась сущность новой экономической политики (НЭП) в 20-е годы прошлого века?

После окончания Гражданской войны перед государством встала задача мирного строительства. Вынужденная политика "продовольственной диктатуры" перестала быть терпимой для большей части крестьянства, разоренного войнами и истощенного неурожаем. Запрет на товарный оборот сельскохозяйственной продукции привел к сокращению крестьянами посевных площадей. Начались стихийные волнения и восстания, угрожавшие сохранению советской власти. Голод и всеобщая усталость охватили рабочий класс. В 1920 году продукция тяжелой промышленности составляла лишь около 15% довоенной.

В этих условиях было объявлено о начале новой экономической политики. Сущность ее заключалась в ограниченном внедрении рыночных механизмов управления народным хозяйством при сохранении государственного контроля над "командными высотами": крупной промышленностью, внешней торговлей, политическими и социальными завоеваниями рабочих. В соответствии с такой установкой в течении 20-ых годов был реализован целый комплекс экономических мероприятий. В марте 1921 года продразверстка была заменена натуральным налогом, размеры которого были почти в 2 раза меньше. Была произведена денационализация ряда малых предприятий. Под контролем государства создавались коммерческие и кооперативные банки. Право на существование получили концессии с участием иностранного капитала. Прекратилось бесплатное распределение пайков.

НЭП позволил решить целый ряд проблем, связанных с удовлетворением требований крестьянства, насыщением внутреннего рынка товарами и др.. Вместе с тем он принес немало трудностей. Возникла и укрепилась новая советская буржуазия (нэпманы), появилась безработица, возобновилось использование наемного труда. НЭП не решил, да и не мог решить задач по индустриализации России, созданию оборонного потенциала, кооперации сельского хозяйства. К решению этих задач страна подошла лишь в конце 20-ых годов.

14. Как относится КПРФ к личности И.В. Сталина?

Мы считаем, что имя Сталина неотделимо от истории Советского Союза. Под руководством этого человека наша страна совершила гигантский скачок в своем развитии, за 10 лет прошла путь, на который капиталистическим странам потребовались века.

В СССР была установлена власть трудящегося большинства, осуществлен переход к плановому ведению народного хозяйства на основе общественной собственности. Советские люди покончили с безработицей, добились ранее немыслимых социальных завоеваний, осуществили культурную революцию. И кратчайшие сроки была проведена индустриализация и коллективизация сельского хозяйства. С именем Сталина неразрывно связаны Победа нашего народа в Великой Отечественной войне и послевоенное восстановление экономической мощи Советской державы. Сталин оставил богатейшее философское наследие.

Мы вовсе не пытаемся мифологизировать тот этап в развитии СССР, который был пройден под руководством Сталина. Были допущены и ошибки, и просчеты, и нарушения законности. Однако ошибки эти были болезнью роста. Впервые в истории человечества коммунисты попытались построить общество, в котором нет эксплуатации человека человеком, унизительного деления на "верхи и низы". Рецептов построения такого общества никто не оставлял, проторенной дороги не существовало.

Жесточайшее сопротивление внешних и внутренних противников социализма потребовало централизации и огосударствления многих сфер общественной жизни. Победа в Великой Отечественной войне, успешное восстановление народного хозяйства доказали историческую оправданность такого пути развития. Впоследствии этот путь был неправомерно возведен в абсолют. Но в этом вины И.В. Сталина уже не было.

15. Как вы оцениваете политику массовых репрессий против советских граждан в 30-50 годы?

Термином "репрессии" обычно определяют преследования и казни советских граждан по политическим мотивам. Основанием для репрессий служила знаменитая 58-ая статья УК РСФСР, предусматривавшая наказания за "контрреволюционные преступления". В либеральной литературе считается, что репрессии были массовыми, незаконными и необоснованными. Попробуем разобраться со справедливостью этих утверждений.

По вопросу о массовости репрессий в последнее время было сочинено немало небылиц. Порядок чисел якобы "уничтоженных в советских лагерях" подчас ошеломляет. 7 миллионов, 20 миллионов, 100 миллионов... Если же обратиться к архивным данным, то можно увидеть, что картина была иной. В феврале 1954 г. Н.С.Хрущеву была дана справка за подписью Генерального прокурора, министра внутренних дел и министра юстиции СССР, согласно которой с 1921 г. по 1954 г. за контрреволюционные преступления было осуждено 3 777 380 человек. Из них к высшей мере наказания были приговорены 642 980 человек (по данным антисоветского общества "Мемориал" - 799 455 чел.). Как видим, не о каких миллионах расстрелянных речи быть не может.

Законными ли были репрессии 30-50-ых? В большинстве случаев - да. Они соответствовали букве и духу законов того времени. Без понимания того, что всякий закон диктуется своим временем и характером социального строя, осмыслить и правильно понять такой феномен как репрессии невозможно. То, что считалось законным тогда, кажется незаконным сегодня. Яркий тому пример - наличие в советском уголовном законодательстве норм ответственности за спекуляцию, торговое посредничество, валютные махинации, мужеложство. В современной России все обстоит иначе, слово "спекулянт" заменено словом "коммерсант", последний считается уважаемым и добропорядочным гражданином. А ведь не нужно забывать о том, что по 58-ой статье проходили и обвиняемые в шпионаже, диверсиях на промышленных и сельскохозяйственных объектах, терроризме, власовцы и полицаи.

Репрессии стали отражением драматического становления первого в мире социалистического государства. Маховик карательных органов затронул немало честных и преданных стране людей. Многие из них погибли. Но многие были реабилитированы еще в сталинские годы. Достаточно вспомнить легендарного маршала Рокоссовского, выдающихся ученых Королева и Туполева.

Мы не стремимся оправдать допущенных в те годы ошибок. Но мы отказываемся считать всех репрессированных в сталинское время "безвинными жертвами тоталитарного строя".

16. В чем заключалась суть проводимой в 30-е годы политики индустриализации и коллективизации?

Прошедший в декабре 1925 года XIV съезд ВКП(б) принял решение о взятии курса на ускоренную индустриализацию страны. Выступавший на съезде И.В. Сталин так мотивировал принятое партией решение: "Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет; мы должны пробежать это расстояние за 10-15 лет, иначе нас сомнут".

Форсированная индустриализация преследовала две задачи. Во-первых, создать мощное, технически оснащенное государство, которое могло дать гарантии от порабощения советского народа иностранными державами. Во-вторых, существенно повысить материальный и культурный уровень жизни граждан. Индустриализация требовала высвобождения огромного количества рабочих рук. Взять их можно было только у крестьянства, т.к. СССР был на 84% аграрной страной. Суть проведенной в интересах социализма коллективизации состояла в создании на селе крупнотоварных предприятий - колхозов, основанных на совместной обработке земли, обобществлении орудий производства, натуральном распределении продуктов по результатам труда.

Индустриализация и коллективизация позволили Советскому Союзу в кратчайшие сроки добиться небывалых результатов. Только за годы первой пятилетки (1927-1931) промышленный потенциал СССР вырос вдвое. К концу 30-ых годов вступили в строй 6 тысяч новых предприятий. Коренным образом изменилась культура труда миллионов людей. К началу сороковых годов уровень грамотности народа составил свыше 80%. Сотни тысяч молодых людей, выходцев из рабочей и крестьянской среды, прошли через вузы, техникумы, рабфаки. Становление колхозной системы на селе привело резкому повышению производительности труда. Только за годы второй пятилетки колхозы получили более 500 тысяч тракторов, около 124 тысяч комбайнов. За считанные годы профессию механизаторов получили около 5 млн. крестьян. У людей появилось свободное время, а значит, возможность учиться, отдыхать.

Индустриализация и коллективизация СССР потребовали огромного напряжения советских граждан. Властям пришлось столкнуться с вредительством и саботажем. Крупные ошибки были допущены не в меру ретивыми партийными работниками. Но стратегически этот курс оказался совершенно правильным.

Разумеется, развитие России начиная с 2000 г. подчинялось лишь одной задаче: сохранению ныне правящей элитой власти в своих руках ради бесконечного обогащения через некон-тролируемое присвоение природных богатств страны и бюджетных средств. Такая логика предполагала отторжение всего, что мешало восприятию страны как вотчины, а ее населения — как хо-лопов.

Однако это не извиняет европейцев, которые в своей политике в отношении России допустили за четверть века всевозможные ошибки.

1. Старт был дан еще в период перестройки и в первые последовавшие за ней годы. Советский Союз, как известно, начал клониться к закату после восточноевропейских революций 1989 г. и прекратил существование 25 декабря 1991 г. В Европе именно этот период стал временем осмысления как внутренней логики европейских сообществ, так и выработки отношения к внешнему (т.е. восточному) измерению. В результате, с одной стороны, были реализованы реформы, приведшие к подписанию 7 февраля 1992 года — через 44 дня после краха СССР — Маастрихтского договора о создании Европейского союза (вступил в силу 1 ноября 1993 года). С другой стороны, бывшим «союзникам» СССР — Польше, Чехословакии (с 1 января 1993 года Чехии), Венгрии, и даже странам Балтии — было недвусмыслен--но обещано членство в этом новом объединении. Россия же, реформы в которой способствовали историческому воссоеди-нению всех европейских народов и концу холодной войны, оказалась «в стороне» от происходивших перемен. Европейцы не только не предложили ей перспективного членства (которое могло быть обставлено массой обсто-ятельств и переговоры о котором могли длиться десятилетиями), но и в целом отказались от рассмотрения России как полноценной части Европы.

Собственно говоря, проведение границы, «фронтира» Европы по новым рубежам, сложившимся после краха СССР — по сути, по границам Советского Союза конца 1939 г., — стало первой и очень значимой ошибкой европейских политиков.

Уже в этот период было бы гораздо правильнее признать Россию естественной составной частью Европы (которой она была до этого на протяжении как минимум 300 лет и чьи пределы она раздвинула до Тихо-го океана) и попытаться объединить потенциалы западной и восточной ветвей европейской цивилизации. Однако сделано этого не было.

2. Кроме того, европейцы допустили еще одну ошибку, сочтя новую Россию «нормальной» страной и недооценив социальные, политические и мента-льные последствия краха Советского Союза. Если сравнить потерянные тер-ритории, глубину экономического спада, число русских, вдруг оказавшихся за пределами собственной страны, а также массу других обстоятельств, ока-жется, что Россия 1992 г. поразительно похожа на… Германию 1919-го, как раз после Версальского договора. Да, Россия проигрывала не настоящую, а всего лишь холодную войну; да, на нее не накладывались контрибуции, ее «лишь» попросили выплатить долги бывшего СССР, но сходство было сложно не заметить. По сути, на востоке Европа имела не просто «новую страну с переходной экономикой» (an emerging country with a tran-sition economy), а рухнувшую империю со всеми постимперскими комплексами и проблемами. Я не буду прорисовывать эту линию более подробно, но факт остается фактом: Европа, прекрасно помня про то, какую опасность таят в себе униженные империи, не предприняла ровным счетом ничего, чтобы Россия не воспринимала себя проигравшей стороной. Как минимум Европейский союз, уж если он и не стремился инкорпорировать в себя Российскую Федерацию, должен был максимально поддерживать постсоветскую интеграцию, предложить оставшимся странам СНГ «развернуть» европейскую модель на постсоветском пространстве, по сути, начать активный диалог между Берлином и Москвой как столицами крупнейших государств реального и потенциального интеграционных объединений. Это было тем более очевидно, что европейские со-общества сами создавались как средство подавления очагов военных кон-фликтов — и именно эта их способность была крайне необходима в первой половине 1990-х на просторах бывшего СССР. Однако, повторю, и в данной сфере ничего не было сделано.

Я полагаю, что искусственное разделение постсоветского пространства (и особенно его западных и южных «окраин») на Россию и «прочие» страны было второй очень важной ошибкой европейцев, которая во многом обусловила современные конфликты на европейско-российских границах.

Ни Украина, ни Белоруссия не были «колониями» или «покоренными терри-ториями» России даже в том смысле, в каком ими можно назвать государства Балтии. Киев был столицей Древней Руси, Полоцк намного старше Мос-квы; искусственное проведение линии между «метрополией» и другими частями империи означало ни больше ни меньше как покушение на часть «исторической России» (как ее называет В.Путин) и никак не могло сыграть положительной роли. «Объединяющая» Европа выступила на постсоветск-ом пространстве в роли «разделителя», подпитывающего конфликты.

3. Европейцы постоянно использовали применительно к России некие новые, особенные форматы взаимодействия, которые в значительной мере провоцировали разочарования, создавая впечатление (причем вполне обоснованное), что ЕС не рассматривает Москву как стратегического партнера. В 1996 г. специально «под Россию» был предложен формат «Сог-лашения о партнёрстве и сотрудничестве (Partnership and Coopertaion Agre-ement)», который родился из «Соглашений о сотрудничестве (Coopertaion Agre-ement)», до этого подписывавшихся только с группами стран (с АСЕАН в 1980 г. и Советом стран Персидского залива в 1989-м), но не с отдельными государствами. Сразу же после подписания данного документа с Россией по его подобию были заключены соглашения с бывшими постсоветскими республиками, не имевшие серьезных последствий. За этим последовала новая стратегия «Политики соседства» на южном и восточном «флангах». Не сли-шком желая оказаться в одной компании с Марокко, Алжиром, Тунисом, Ливией и Палестинской автономией (равно как и с Арменией, Грузией или Молдовой), Россия отказалась от участия в проекте и сейчас довольствуется ничего не значащим «особым статусом».

В 2010 г. в той же логике с Россией было заключено соглашение о «Партнерстве для модернизации» — и в этом случае сама концепция выглядела еще более двусмысленной, так как Россия однозначно воспринималась как государство, которое необходимо модернизировать, причем по целому ряду параметров и направлений.

Мне кажется, что

порные попытки европейцев изобразить Россию как страну, которая ну никак не «вписывается» в обычные параметры сотруд-ничества и взаимодействия, является третьей существенной ошибкой наших партнеров.

Так как, хотя в Москве, наверное, были и не против подчеркивания особого статуса своей страны, но только не таким образом, который демонстрирует ее периферийный статус и указывает на невозмо-жность выстраивания по-настоящему партнерских отношений.

4. Следует также отметить, что Европа — и в этом никто не собирается ее обвинять, но всё же — в последние годы стремится не строить никаких стратегических планов. Основа европейского успеха в том, что она движется к достижению своих целей небольшими выверенными шагами, но всё же создание единой Европы было большим стратегическим проектом. В начале XXI века этот проект можно считать завершенным, и теперь от Европы ждут «нового лидерства». Политические безумства России в последнее время — это как раз трагедия великого государства, которое не может ни само стать лидером, ни войти органичным образом в некое ядро государств, открыва-ющих новые горизонты. Союз России с США или Китаем маловероятен и ситуативен, так как экономические и политические «веса» не позволят ему стать союзом равных. В такой ситуации Россия и Европа — естественные союзники: для Европейского союза Россия может стать крайне важным партнером, сотрудничество с которым приносит большие выгоды, но который в то же время остается на более низком уровне, чем ЕС в целом; для России взаимодействие с Европой не менее важно, но при этом она может успокаивать себя тем, что на равных разговаривает с каждым из крупнейших государств Евросоюза. В такой конфигурации ни Москва не сталкивается с неким унижением, ни Брюссель не утрачивает своих лидирующих возможностей.

Я не буду говорить о том, каким потенциалом может обладать европейско-российский альянс, — от совместного освоения российских природных богатств и территорий и расширения общеевропейского рынка до новых уровней влияния сторон как потенциально самой мощной военной сверхдержавы и доминирующей силы в Евразии, — но он, несомненно, стал бы фактором как стабилизации России в рамках мировой политической системы, так и получения Европой нового стимула к стратегическому видению мира XXI века и своего места в нем.

Недооценка стратегического потенциала европейско-российского сотру-дничества — четвертая критическая ошибка западных европейцев ,

отказывающихся понимать, что, с одной стороны, европейский проект многие десятилетия жил прежде всего своим расширением и развитием и, с другой стороны, что Россия (как прежде та же Германия) не может быть безопасной для Европы иначе, как будучи инкорпорирована в европейские институты и развиваясь с учетом, а не вопреки, их внутренней логике.

5. Эти — а также некоторые другие — ошибки так или иначе имеют политическую природу. Но следует также признать, что

европейцы оказались не слишком дальновидными и в выстраивании собственного образа в глазах как большинства россиян, так и широких профессиональных групп внутри России,

которые могли бы выступить естественными союзниками Европы как люди, в общем и целом разделяющие европейские ценности.

Прежде всего крайне значимым сигналом со стороны ЕС могла бы стать отмена виз для российских граждан.

Большинство аргументов, которые мо-жно слышать в связи с этой проблемой, не выдерживают критики. С одной стороны, проблема мигрантов из третьих стран не стоит остро, так как отсутствие виз не оз-начает отсутствия контроля на границе. Как сейчас в аэропортах и на вокзалах проверяют наличие у отъезжающего визы, так проверяли бы и наличие российского паспорта. С другой стороны, всегда можно составить базу нежелательных лиц и не допускать их в европейские страны — эта прак-тика существует почти везде; появление в Европе россиян, официально внесенных в санкционные списки, делает рассуждения европейцев о «проблематичности» безвизового въезда совершенно смешными. Между тем принятие соответствующего решения стало бы мощнейшим ударом по антиевропейской риторике, которая сегодня нарастает внутри России.

Не менее существенным фактором выступила бы

либерализация торговых отношений — и, в частности, применение к России, например, таких же норм, которые обычно содержатся в Соглашениях об ассоциации, — причем даже в одностороннем порядке.

Россия — страна, экспортирующая в основном сырье, которое в Европе не производится в достатке; аграрная продукция, в которой мы тоже можем оказаться конкурентоспособ-ными, регулируется Единой сельскохозяйственной политикой, и ее экспорта из России тоже можно не бояться. Всё остальное сводится лишь к продукции нескольких отраслей, которая ни при каких обстоятельствах не разорит европейские компании, — но в то же время подобное одностороннее открытие рынка, если бы оно стало реальностью, могло бы оказать поистине заворажива-ющее действие на российское предпринимательское сообщество.

Я даже не говорю о том, насколько серьезное влияние на российское общество могли бы иметь даже символические шаги со стороны ЕС, — наприм-ер, прямое предложение России подать заявку на прием в Европейский со-юз

(а еще лучше — приглашение начать переговоры о членстве, исходящее от самого Брюсселя). Разумеется, учитывая основные цели и «идеологические постулаты» российской элиты, такое предложение сегодня было бы отвергнуто, — но оно разделило бы проевропейскую и традиционалистскую части российского общества сильнее, чем любой другой фактор, и мобилизовало бы прозападные силы, которые сейчас пребывают в стране в полном анабиозе. Иначе говоря, Европа, которая сегодня обладает одной из самых мощных «мягких сил» в мире (замечу: ни одна другая страна или союз не расширился столь масштабно за полвека, как ЕС), практически полностью отказывается применить ее для «соблазнения» России.

И это, на мой взгляд, непростительный промах современной Европы.

* * *

Сегодня мы имеем уникальную ситуацию. В то время, как в значи-тельной части мира, от Восточной Азии до Латинской Америки, элементы европейской культуры и европейского образа жизни проникают всё глубже в повседневные практики; когда Европа оказывается крайне успешной в установлении новых стандартов производства, природопользования и качества жизни даже в отношении неевропейских народов, самая крупная европейская нация показательно демонстрирует свою «неевропейскость» — которая на деле никогда не была ей свойственна.

Причину этому я вижу, разумеется, не в том, что Россия сильна, а Европа слаба, хотя некоторые кремлевские политологи и пытаются изобразить ситуацию именно в таком свете. Она скорее заключается в том, что Россия сегодня слишком слаба для того, чтобы требовать достойного ее места (никакое «вставание с колен» не воплотилось в реальной экономической мощи и политической влиятельности), но при этом слишком горда, чтобы общаться с более серьезным партнером с позиций младшего. Если бы политики в ЕС были более мудры, если бы они почаще вспоминали стратегию и тактику тех своих предшественников, которые в свое время превратили Германию в самого последовательного «европейца», — они нашли бы правильный язык и правильные концепты для общения с Россией. Во все времена и на всех континентах, если союзы более сильного с более слабым проваливались, вина за это могла возлагаться только на первого, который не нашел подходящего метода общения со вторым. Сегодня, я убежден, крайне важно повторять, что значительная часть вины за то, что современная Россия действительно не является Европой, — лежит на самих европейцах. Потому что в условиях, ко-гда российским властям выгодно противостоять Европе, изменение нынешнего положения вещей может прийти не из Москвы, а из Берлина или Парижа, Рима или Брюсселя.

2 января 1992 года формально можно считать началом радикальных рыночных реформ. Именно в этот день 19 лет назад официально произошла либерализация цен. Действия правительства привели к необратимым изменениям, результатом которых стала сегодняшняя Россия.

Гайдаровские реформы начала 1990-х годов стали частью истории. Споры вокруг рыночных преобразований тех лет будут длиться еще не одно десятилетие - так же, как и вокруг реформ Александра II и Петра Столыпина. Экономисты и политологи тоже еще долго будут дискутировать о том, почему столь трудным был путь России от плана к рынку. Разница в том, что бесконечные вопросы перестают быть риторическими.

Один из возможных ответов лежит на поверхности: в России к моменту начала преобразований оказались полностью разрушены политические институты старого режима, в то время как на становление новых требовались долгие годы. В конце 1991 года Россия была страной без границ, вооруженных сил, национальной валюты, таможни, собственных органов государственного управления. Слабость государственных институтов, присущая периоду революции, наложила отпечаток на процесс реализации реформ: и без того тяжелый период перехода к рынку осложнялся политической нестабильностью, что вылилось в невозможность проведения последовательного курса преобразований.

Вместе с тем очевидно, что период экономических реформ усугублялся и просчётами тех, кто отвечал за выработку экономической политики в течение пореформенного десятилетия. Об «ошибках и заблуждениях» реформаторов говорили и писали все кому не лень: от российских коммунистов до американских профессоров экономики. Первые жаловались на то, что так и не получили обещанные «две «Волги», вторые упрекали реформаторов в увлечении вопросами финансовой стабилизации вопреки осуществлению институциональных преобразований. Наивность утверждений и тех и других очевидна. И если последователи вульгарного марксизма-ленинизма в силу своего «бэкграунда» не могли выступить с конструктивной критикой реформ, то американским профессорам, всю жизнь прожившим в стабильных рыночных демократиях, трудно было представить реалии революционного времени. В этой связи встает вопрос, какие же реальные ошибки были допущены при осуществлении реформ?

1. Недостаточно глубокая степень экономической либерализации. Одной из главных заслуг кабинета реформаторов, действовавшего в течение первого года радикальных реформ, была микроэкономическая либерализация. Правительство Гайдара «отпустило» цены, либерализовало внешнюю и внутреннюю торговлю, ввело конвертируемую валюту. Вместе с тем кабинету 1992 года не удалось осуществить столь же глубокую либерализацию, как, например, правительству Лешека Бальцеровича в Польше. Так, не были либерализованы цены на нефть, газ, железнодорожные перевозки, что подогревало инфляционные ожидания. Долгое время существовала разница между ценами в государственной и частной торговле, в легальных и «серых» торговых операциях, а также между ценами в различных регионах. Одним из главных барьеров экономической либерализации стало сопротивление региональных властей, желавших «снимать» административную ренту. Мэры крупных городов уже весной 1992 года начали всячески ограничивать свободу торговли, несмотря на то что она была гарантирована президентским указом - законодательным актом более высокого уровня. Чиновники местных администраций инициировали введение множества лицензий и разрешений, необходимых малым и средним предприятиям для выхода на рынок. В результате граждане получили множество препон предпринимательской деятельности, а низовая бюрократия - огромное поле для мздоимства.

2. Назначение Виктора Геращенко на пост председателя Центрального банка в 1992 году. Практика показывает, что независимость Центрального банка - важнейший фактор поддержания макроэкономической стабильности в странах, имеющих более-менее длинную историю функционирования рыночной экономики. Однако необходимо понимать, что ЦБ должен быть независим не только от правительства, но и от других экономических агентов. В противном случае ЦБ будет действовать в интересах отдельных групп, а не экономики в целом. Это и случилось в России в середине 1992 года, когда у руля ЦБ встал Виктор Геращенко. Будучи руководителем Банка России, он был озабочен чем угодно (спадом в промышленности, взаимозачётами между предприятиями и т. д.), но только не подавлением инфляции. Масштабные эмиссии, осуществлявшиеся ЦБ, стали главной причиной гиперинфляции 1992-1994 годов. В результате на подавление инфляции у России ушло 5 лет, в то время как у Польши, по сути, полгода. За «отвязность» руководства ЦБ в первые три года реформ Россия заплатила слишком высокую цену.

3. Банкротство чековых инвестиционных фондов (ЧИФов). Одним из финансовых институтов, созданных во время ваучерной приватизации, стали чековые инвестиционные фонды. ЧИФы принимали ваучеры от граждан, а затем обменивали их на акции новоиспеченных АО. После завершения приватизации ЧИФы должны были стать паевыми инвестиционными фондами, которые получали бы дивиденды от акций российских АО и распределяли их между вкладчиками. Однако в реальности эта схема не заработала: во втором полугодии 1994 года большинство ЧИФов разорилось, а их вкладчики остались с носом. Здесь нельзя всё сваливать на ошибки идеологов приватизации. Безусловно, одной из причин банкротства ЧИФов стало ограничение обмена ваучеров на акции предприятий: не более 5% приватизационных чеков, находившихся в собственности ЧИФа, можно было вложить в акции одной компании. В этой связи чрезвычайно ограниченным оказался круг лиц, сумевших получить акции прибыльных компаний. Вместе с тем в середине 1990-х большинство российских предприятий (в том числе металлургического и нефтегазового сектора) были убыточными, поэтому для успеха ЧИФов не было фундаментальных предпосылок.

4. Излишне долгое сочетание мягкой бюджетной и жесткой кредитно-денежной политики в 1994-1998 годах, что стало главной причиной дефолта. Наглядным уроком кризиса 1998 года было то, что экономика не может быть устойчивой в государстве, которое пытается компенсировать мягкость бюджетной политики (рост бюджетных расходов при слабой способности собирать налоги, бюджетный дефицит) жесткостью денежной политики (поддержанием курса рубля в рамках валютного коридора). Макроэкономическая политика государства должна быть сбалансированной.

5. Отказ от перехода к плавающему валютному курсу. В октябре-ноябре 1997 года Россия стала испытывать на себе влияние азиатского финансового кризиса. Видя спекулятивную атаку на рубль на валютном рынке, руководство Центрального банка предложило отказаться от валютного коридора и перейти к плавающему курсу рубля. Однако правительство отказалось от этой идеи и сохранило валютный коридор. В результате Россия в течение следующего года была вынуждена тратить средства не только на удержание ставок на рынке ГКО, но и на поддержание курса рубля в границах валютного коридора, что привело к быстрому исчерпанию валютных резервов. Дефолт 17 августа 1998 года свидетельствовал о том, что в условиях низкой инфляции валютный курс является не инструментом, а результатом экономической политики. Любые попытки властей манипулировать валютным курсом рано или поздно приведут к возникновению серьёзнейших диспропорций в экономике, преодолеть которые удастся только ценой кризиса.

Если бы этих ошибок не было, скорее всего, переходный период был бы менее сложным; возможно, эффект от реформ сказался бы несколько раньше. Вместе с тем очевидно, что даже в этом случае Россия не стала бы страной принципиально отличной от той, которой она является сейчас. Так или иначе, в 2000-е годы Россия пожинала плоды рыночных преобразований 1990-х: экономический рост, начавшийся в 1997 году и прерванный кризисом 1998 года, восстановился сразу после дефолта и продолжался в течение последующих 10 лет. Именно благодаря реформам 1990-х годов правительству на рубеже веков удалось стабилизировать финансовое и внешнеэкономическое положение страны , что сыграло важную роль в повышении уровня жизни миллионов российских граждан.

В разное время многие страны Центральной и Восточной Европы и СНГ пережили посткоммунистический переходный период, связанный с изменением роли и структуры государства, а также его демократизацией. "Полит.ру" публикует главу "Посткоммунистические преобразования в сравнительно-исторической перспективе" из книги одного из крупнейших либеральных политиков XX века Лешека Бальцеровича "Навстречу ограниченному государству" (Бальцерович Л. Навстречу ограниченному государству / Пер. с англ. М.: Новое издательство, 2007. 92 с. ). Говоря о посткоммунистических преобразованиях, автор предпринимает попытку вписать уникальные события в Центральной и Восточной Европы и СНГ в контекст аналогичных преобразований в других странах и, как следствие, увидеть общий алгоритм течения подобных процессов и специфические черты в каждом из отдельных случаев. В своей книге Лешек Бальцерович обосновывает радикальное ограничение государственных функций в качестве оптимальной модели государства, самым эффективным образом обеспечивающей защиту прав и свобод личности и в наибольшей степени способствующей экономическому росту и процветанию. Книга вышла в совместной серии "Нового издательства" и "Библиотека свободы".

Посткоммунистический переходный период в странах Центральной и Восточной Европы и СНГ имеет ряд важных специфических характеристик: это становится очевидно при его сравнении с другими аналогичными преобразованиями . Речь идет о: 1) «классическом» переходе , т.е. распространении демократии в развитых капиталистических странах в 1860–1920 годах; 2) «неоклассическом» переходе - демократизации капиталистических - в основе - стран после Второй мировой войны (Германии, Италии и Японии в 1940-х годах, Испании и Португалии - в 1970-х, некоторых латиноамериканских государств - в 1970–1980-х годах, Южной Кореи и Тайваня - в 1980-х); 3) рыночных реформах в некоммунистических странах (Западной Германии и других странах Запада после Второй мировой войны, Южной Корее и Тайване в начале 1960-х, Чили в 1970-х, Турции и Мексике в 1980-х, Аргентине в 1990-х); и 4) посткоммунистическом переходе в Азии (в Китае начиная с 1970-х и Вьетнаме начиная с конца 1980-х). Естественно, в рамках каждой из выделенных категорий, особенно первых двух, наблюдаются значительные вариации. Однако в данном случае мы оставим их без внимания и сосредоточимся на фундаментальных различиях между соответствующими категориями преобразований, а не внутри каждой из них.

Как видно из таблицы 1, посткоммунистические преобразования в постсоветских странах имеют ряд отличительных особенностей.

Во-первых, масштаб реформ был исключительно широк. Перемены затронули как политическую, так и экономическую систему, и к тому же усиливались изменениями в социальной структуре общества. Все эти внутренние изменения в соответствующих странах были вызваны и проходили в рамках распада советской империи. Большинство постсоветских государств столкнулось с дополнительными проблемами переходного периода, связанными с определением их территориальных, а также социокультурных границ и строительством институционального аппарата.

В большинстве других случаев радикальных преобразований внимание сосредоточивалось либо на политической системе (а экономическая оставалась практически без изменений), либо на экономике, не затрагивая политического режима (как правило недемократического). Беспрецедентность масштаба перемен в странах бывшего советского блока оборачивалась, среди прочего, чрезвычайной информационной перегрузкой для политического руководства. Допускались ошибки и затяжка реформ, чему не следует удивляться, особенно если учесть, что государственный аппарат, с которым приходилось работать политическому руководству, был в основном унаследован от старого режима. Массовые кадровые перестановки стали возможны лишь в бывшей ГДР после объединения Германии; для других посткоммунистических государств этот путь, по понятным причинам, был закрыт.

Во-вторых, хотя изменения в политической и экономической системе повсюду начались примерно в одно и то же время, говорить о синхронности преобразований в посткоммунистической Европе было бы неверно. Приватизация в условиях огосударствления экономики занимает больше времени, чем организация свободных выборов и создание политических партий хотя бы в зачаточной форме. С учетом примерно одновременного начала политических и экономических реформ, подобное несовпадение в их темпах порождает новую последовательность событий : массовая демократия (или по крайней мере политический плюрализм, т.е. определенная степень законодательно зафиксированной соревновательности в политической жизни) формируется первой, а капитализм идет следом за ней.

Таблица 1. Основные параметры преобразований

Источник: Balcerowicz 1995b.

В-третьих, подобная последовательность событий обусловливала необходимость осуществления рыночных реформ - необычайно масштабных из-за наследия социалистической экономики - в условиях демократического, или, по крайней мере, плюралистического политического устройства. В большинстве других случаев подобные реформы осуществлялись недемократическими режимами (преобразования типа 3 и 4). В странах, подпадающих под эти категории, трудно найти хотя бы один пример перехода к рынку, сравнимого по масштабам с реформами в посткоммунистических странах Европы и к тому же осуществлявшегося в рамках демократического строя. Все радикальные экономические реформы в других государствах осуществлялись несомненно авторитарными и довольно репрессивными режимами (Чили в 1970-х, Китай начиная с конца этого же десятилетия). В 1980-е годы отдельные экономические реформы проводились в условиях политической демократии: среди них - программы приватизации в некоторых развитых странах Запада, а также стабилизация и структурная адаптация в развивающихся странах. В ходе этих преобразований также возникали проблемы, связанные с демократическим политическим устройством, которые, возможно, могли бы послужить предупреждением об аналогичных рисках при проведении куда более масштабных и сложных реформ в странах Центральной и Восточной Европы.

Сам факт этих затруднений, естественно, не следует считать аргументом в пользу авторитарной модели преобразований. И дело здесь не только в неоценимом значении демократии с точки зрения человеческого достоинства, но и в том, что авторитарный режим далеко не всегда способствует ускоренному экономическому развитию, как это случилось в Южной Корее и на Тайване. Во многих случаях он (как, например, режим Хуана Перона в Аргентине или коммунистические диктаторские режимы) оказывает катастрофическое воздействие на экономику.

Четвертой особенностью посткоммунистической трансформации в странах Центральной и Восточной Европы и СНГ стал ее сравнительно мирный характер. Конечно, в некоторых регионах бывшего коммунистического блока - в особенности в Югославии, на Кавказе и в некоторых бывших республиках советской Средней Азии - дело дошло до чудовищного кровопролития. Однако его причиной стали латентные межэтнические конфликты и/или использование «националистической карты» в целях сохранения диктаторских режимов, а не рыночные реформы и демократизация. В странах Центральной и Восточной Европы произошли мирные революции, а радикальное изменение политических и экономических институтов инициировалось в ходе переговоров между уходящей коммунистической элитой и оппозицией. (Единственным случаем, когда переходный период в этом регионе сопровождался насилием, стали события в Румынии, где смена власти произошла без предварительных переговоров). Мирные переговоры были бы невозможны (а если бы и произошли, то не принесли бы результатов), если бы советская угроза постепенно не сошла на нет благодаря горбачевской перестройке и гласности. Подобные «перемены по договоренности» не всегда основывались на четком политическом соглашении, и несли в себе немалый элемент непредсказуемости для всех главных действующих лиц. Однако их вообще бы не было, если бы представители старой элиты чувствовали угрозу своей личной безопасности или даже не были уверены, что получат возможность добиваться влиятельных постов в рамках новой системы. В этом смысле можно говорить о наличии неформальных политических договоренностей.

Ненасильственный характер перехода к новому строю в странах бывшего советского блока, связанный с подобными политическими договоренностями, оказывал существенное влияние на другие аспекты преобразований. Во-первых, прежняя правящая элита осталась в неприкосновенности и всегда была готова воспользоваться недовольством части населения (подобное недовольство, как это ни парадоксально, заглушает воспоминания об экономической разрухе, которой обернулась деятельность этих элит, когда они стояли у руля), чтобы добиться успехов на выборах. Во-вторых, в состав нарождающегося класса капиталистов как правило входят и некоторые представители прежних элит, что негативно сказывается на легитимности всего процесса перехода к капитализму и может привести к нападкам одной части прежней антикоммунистической оппозиции на другую - ту, что оказалась у власти. Подобные конфликты в рядах бывших оппозиционеров, несомненно, только на руку силам, представляющим старый режим.

Я уже упоминал о разграничении, которое обычно проводится между политическими и экономическими преобразованиями. Тем не менее на практике они во многом «накладываются» друг на друга. С одной стороны, некоторые реформы, которые обычно называют «экономическими», представляют собой и один из важных элементов трансформации политической системы. Так, приватизация экономики обеспечивает рост производительности труда, соответствие спроса и предложения и эффективность рыночных механизмов. Но одновременно она сужает возможности для политического патронажа и, наряду с либерализацией экономики, представляет собой необходимое условие для сохранения демократического строя .

Экономическая либерализация в узком смысле этого понятия - т.е. устранение барьеров на пути передвижения людей и товаров, ликвидация ценовых, валютных ограничений и др. - высвобождает рыночные силы и способствует увеличению производительности, но в то же время она уменьшает зависимость индивида от государства. Многие интеллектуалы, выступающие за демократию, но против радикальных рыночных реформ, игнорируют эту важную взаимосвязь.

С другой стороны, некоторые реформы, которые обычно определяются как «политические», влияют как на политику, так и на экономику. К примеру, эффективность и беспристрастность судебной системы имеет основополагающее значение как для обуздания государственного произвола, так и для обеспечения прав собственности и нерушимости контрактов, т.е. долгосрочных перспектив экономического развития.

Имея в виду эти оговорки, рассмотрим сначала экономические, а затем социально-политические аспекты переходного периода. Однако начать я хотел бы с краткой оценки унаследованной от прошлого коммунистической институциональной системы, поскольку именно ее характер, возможно, определяет основные направления посткоммунистических преобразований.

Основные положения настоящей главы основываются на работе: Balcerowicz 1995.

Подробнее об этом см.: Balcerowicz 1995.

ОУ публикует главу «Посткоммунистические преобразования в сравнительно-исторической перспективе» из книги экономиста и политика, вице-премьера и министра финансов Польши в 1989–1991 годах Лешека Бальцеровича «Навстречу ограниченному государству». Говоря о посткоммунистическом транзите, Бальцерович, автор одной из крупнейших экономических реформ в Европе («план Бальцеровича»), рассматривает события в Центральной и Восточной Европе и в бывшем СССР в широком историческом контексте. Автор пытается выделить общий алгоритм течения подобных процессов и их специфические черты в каждом из отдельных случаев.

Посткоммунистический переходный период в странах Центральной и Восточной Европы и СНГ имеет ряд важных специфических характеристик: это становится очевидно при его сравнении с другими аналогичными преобразованиями. Речь идет: 1) о «классическом» переходе , т. е. распространении демократии в развитых капиталистических странах в 1860–1920 годах; 2) «неоклассическом» переходе - демократизации капиталистических - в основе - стран после Второй мировой войны (Германии, Италии и Японии - в 1940-х годах, Испании и Португалии - в 1970-х, некоторых латиноамериканских государств - в 1970–1980-х, Южной Кореи и Тайваня - в 1980-х); 3) рыночных реформах в некоммунистических странах (Западной Германии и других странах Запада - после Второй мировой войны, Южной Корее и Тайване - в начале 1960-х годов, Чили - в 1970-х, Турции и Мексике - в 1980-х, Аргентине - в 1990-х); и 4) посткоммунистическом переходе в Азии (в Китае - начиная с 1970-х и Вьетнаме - начиная с конца 1980-х). Естественно, в рамках каждой из выделенных категорий, особенно первых двух, наблюдаются значительные вариации. Однако в данном случае мы оставим их без внимания и сосредоточимся на фундаментальных различиях между соответствующими категориями преобразований, а не внутри каждой из них.

Как видно из таблицы 1, посткоммунистические преобразования в постсоветских странах имеют ряд отличительных особенностей.

Во-первых, масштаб реформ был исключительно широк. Перемены затронули как политическую, так и экономическую систему и к тому же усиливались изменениями в социальной структуре общества. Все эти внутренние изменения в соответствующих странах были вызваны и проходили в рамках распада советской империи. Большинство постсоветских государств столкнулись с дополнительными проблемами переходного периода, связанными с определением их территориальных, а также социокультурных границ и строительством институционального аппарата.

Массовая демократия формируется первой, а капитализм идет следом за ней.

В большинстве других случаев радикальных преобразований внимание сосредоточивалось либо на политической системе (а экономическая оставалась практически без изменений), либо на экономике, не затрагивая политического режима (как правило, недемократического). Беспрецедентность масштаба перемен в странах бывшего советского блока оборачивалась, среди прочего, чрезвычайной информационной перегрузкой для политического руководства. Допускались ошибки и затяжка реформ, чему не следует удивляться, особенно если учесть, что государственный аппарат, с которым приходилось работать политическому руководству, был в основном унаследован от старого режима. Массовые кадровые перестановки стали возможны лишь в бывшей ГДР после объединения Германии; для других посткоммунистических государств этот путь, по понятным причинам, был закрыт.

Во-вторых, хотя изменения в политической и экономической системе повсюду начались примерно в одно и то же время, говорить о синхронности преобразований в посткоммунистической Европе было бы неверно. Приватизация в условиях огосударствления экономики занимает больше времени, чем организация свободных выборов и создание политических партий хотя бы в зачаточной форме. С учетом примерно одновременного начала политических и экономических реформ подобное несовпадение в их темпах порождает новую последовательность событий : массовая демократия (или по крайней мере политический плюрализм, т.е. определенная степень законодательно зафиксированной соревновательности в политической жизни) формируется первой, а капитализм идет следом за ней.

Таблица 1. Основные параметры преобразований

В-третьих, подобная последовательность событий обусловливала необходимость осуществления рыночных реформ - необычайно масштабных из-за наследия социалистической экономики - в условиях демократического или, по крайней мере, плюралистического политического устройства. В большинстве других случаев подобные реформы осуществлялись недемократическими режимами (преобразования типа 3 и 4). В странах, подпадающих под эти категории, трудно найти хотя бы один пример перехода к рынку, сравнимого по масштабам с реформами в посткоммунистических странах Европы и к тому же осуществлявшегося в рамках демократического строя. Все радикальные экономические реформы в других государствах осуществлялись несомненно авторитарными и довольно репрессивными режимами (Чили - в 1970-х, Китай - начиная с конца этого же десятилетия). В 1980-е годы отдельные экономические реформы проводились в условиях политической демократии: среди них - программы приватизации в некоторых развитых странах Запада, а также стабилизация и структурная адаптация в развивающихся странах. В ходе этих преобразований также возникали проблемы, связанные с демократическим политическим устройством, которые, возможно, могли бы послужить предупреждением об аналогичных рисках при проведении куда более масштабных и сложных реформ в странах Центральной и Восточной Европы.

Сам факт этих затруднений, естественно, не следует считать аргументом в пользу авторитарной модели преобразований. И дело здесь не только в неоценимом значении демократии с точки зрения человеческого достоинства, но и в том, что авторитарный режим далеко не всегда способствует ускоренному экономическому развитию, как это случилось в Южной Корее и на Тайване. Во многих случаях он (как, например, режим Хуана Перона в Аргентине или коммунистические диктаторские режимы) оказывает катастрофическое воздействие на экономику.

Приватизация в условиях огосударствления экономики занимает больше времени, чем организация свободных выборов и создание политических партий хотя бы в зачаточной форме.

Четвертой особенностью посткоммунистической трансформации в странах Центральной и Восточной Европы и СНГ стал ее сравнительно мирный характер. Конечно, в некоторых регионах бывшего коммунистического блока - в особенности в Югославии, на Кавказе и в некоторых бывших республиках советской Средней Азии - дело дошло до чудовищного кровопролития. Однако его причиной стали латентные межэтнические конфликты и/или использование «националистической карты» в целях сохранения диктаторских режимов, а не рыночные реформы и демократизация. В странах Центральной и Восточной Европы произошли мирные революции, а радикальное изменение политических и экономических институтов инициировалось в ходе переговоров между уходящей коммунистической элитой и оппозицией. (Единственным случаем, когда переходный период в этом регионе сопровождался насилием, стали события в Румынии, где смена власти произошла без предварительных переговоров.) Мирные переговоры были бы невозможны (а если бы и произошли, то не принесли бы результатов), если бы советская угроза постепенно не сошла на нет благодаря горбачевской перестройке и гласности. Подобные «перемены по договоренности» не всегда основывались на четком политическом соглашении и несли в себе немалый элемент непредсказуемости для всех главных действующих лиц. Однако их вообще бы не было, если бы представители старой элиты чувствовали угрозу своей личной безопасности или даже не были уверены, что получат возможность добиваться влиятельных постов в рамках новой системы. В этом смысле можно говорить о наличии неформальных политических договоренностей.

Ненасильственный характер перехода к новому строю в странах бывшего советского блока, связанный с подобными политическими договоренностями, оказывал существенное влияние на другие аспекты преобразований. Во-первых, прежняя правящая элита осталась в неприкосновенности и всегда была готова воспользоваться недовольством части населения (подобное недовольство, как это ни парадоксально, заглушает воспоминания об экономической разрухе, которой обернулась деятельность этих элит, когда они стояли у руля), чтобы добиться успехов на выборах. Во-вторых, в состав нарождающегося класса капиталистов, как правило, входят и некоторые представители прежних элит, что негативно сказывается на легитимности всего процесса перехода к капитализму и может привести к нападкам одной части прежней антикоммунистической оппозиции на другую - ту, что оказалась у власти. Подобные конфликты в рядах бывших оппозиционеров, несомненно, только на руку силам, представляющим старый режим.

Я уже упоминал о разграничении, которое обычно проводится между политическими и экономическими преобразованиями. Тем не менее на практике они во многом «накладываются» друг на друга. С одной стороны, некоторые реформы, которые обычно называют экономическими, представляют собой и один из важных элементов трансформации политической системы. Так, приватизация экономики обеспечивает рост производительности труда, соответствие спроса и предложения и эффективность рыночных механизмов. Но одновременно она сужает возможности для политического патронажа и, наряду с либерализацией экономики, представляет собой необходимое условие для сохранения демократического строя.

Экономическая либерализация в узком смысле этого понятия - т.е. устранение барьеров на пути передвижения людей и товаров, ликвидация ценовых, валютных ограничений и др. - высвобождает рыночные силы и способствует увеличению производительности, но в то же время она уменьшает зависимость индивида от государства. Многие интеллектуалы, выступающие за демократию, но против радикальных рыночных реформ, игнорируют эту важную взаимосвязь.

С другой стороны, некоторые реформы, которые обычно определяются как политические, влияют как на политику, так и на экономику. К примеру, эффективность и беспристрастность судебной системы имеют основополагающее значение как для обуздания государственного произвола, так и для обеспечения прав собственности и нерушимости контрактов, т.е. долгосрочных перспектив экономического развития.

Фотография на обложке: Лешек Бальцерович во время церемонии вручения ему Премии Егора Гайдара 2013 года в номинации «За выдающийся вклад в развитие международных гуманитарных связей с Россией»
Юрий Мартьянов / Коммерсантъ

Рекомендуем почитать

Материнство

Химический состав клеток

Финансы

Соленые зеленые помидоры на зиму холодным способом

Дерматология

Ягодный мусс на манке Как приготовить мусс из замороженных ягод

Финансы

Причины, симптомы и лечение патологии

Hi-Tech

Что такое сложение сил. Измерение силы. Сила. Сложение сил

Хобби

Cмертные грехи в православии: сколько их?