Латинская америка от диктатуры к демократии. Хунта - что это такое, каковы особенности данного режима? III. Китай. Индия

III. Китай. Индия

II. Мусульманские страны. Турция. Иран. Египет

I. Новые индустриальные страны Латинской Америки и Восточной Азии

План

Тема: Проблемы развития стран Азии, Африки и Латинской Америки

Лекция №4

Новые индустриальные страны Латинской Америки

и Восточной Азии

Новыми индустриальными странами в 1980-х гг. стали называть ряд стран Латинской Америки (Чили, Аргентина, Бразилия и др.) и Восточной Азии (Южная Корея, Тайвань и др.). Несмотря на то, что они принадлежат к разным цивилизационным регионам, у них оказалось много общего. Они сумели за короткий срок совершить скачок в своём экономическом развитии в условиях диктатур авторитарных режимов. Так возникла дискуссия о природе авторитаризма в современном мире, которая на обыденном уровне часто сводится к вопросу, есть ли заслуги у диктаторов.

Борьба между авторитарными и демократическими методами модернизации с особой остротой стояла в странах Латинской Америки. Особую роль в жизни стран региона играла армия. Военные диктатуры (хунты) периодически сменялись гражданским правлением вплоть до 1980 – 1990-х гг. Иногда армия становилась силой, свергавшей диктатуры, которые в то или иное время существовали почти во всех странах региона. В одних странах они менялись каждые 7 – 8 лет, смещая очередное гражданское правительство, в других они правили десятилетиями. Военные диктатуры с таким же упорством, как и гражданские правительства, в 1950 – 1960-е гг. укрепляли государственный сектор в экономике, стремились заменить ввоз товаров собственным производством (импортозамещающая индустриализация), а в 1970 – 1980-е гг. настойчиво передавали в частные руки государственные предприятия и банки (приватизация), поощряли открытость экономики, сокращали государственные налоги и расходы, ориентируя экономику на вывоз нетрадиционных товаров. Объединяло диктатуры во все времена то, что они запрещали или ограничивали деятельность политических партий, парламентов, свободной прессы, проводили аресты и репрессии против оппозиций, вплоть до произвола в отношении рядовых граждан. Диктатуры традиционно стремятся к внешней экспансии для укрепления своего авторитета внутри страны, но почти всегда терпят фиаско. Так, например, пала военная хунта в Аргентине – после неудачной попытки (1982 г.) захватить Фолклендские острова, находящиеся под контролем Великобритании. Диктаторы и их подручные в ряде стран в конце концов предстали перед судом, а там, где не было массового произвола, обошлось амнистией. Не удалось скрыться от судебных преследований и генералу А. Пиночету, который вошёл в историю как диктатор, осуществивший (1973 – 1990 гг.) авторитарную модернизацию страны (благодаря экономической программе М. Фридмена Чили стали экономическим лидером Латинской Америки). Но так ли велика заслуга диктаторов? «Режим Пиночета хвалить не за что. Фундаментальные принципы военной организации прямо противоположны принципам свободного рынка и свободного общества. Это – крайняя форма централизованного управления. Хунта пошла против своих принципов, когда поддержала рыночные преобразования» (Милтон Фридмен, 1002 г.).

Экономическая политика, которую проводили диктаторы и авторитарные лидеры, находилась в русле тенденций мирового развития, как указывают современные латиноамериканские исследователи. Диктатуры с одинаковой настойчивостью увеличивали или ограничивали роль государства в экономике. Поэтому образ диктатора – реформатора, который длительное время создавался пропагандистским аппаратом самих диктаторов, должен быть пересмотрен, считают учёные. Диктатура там, где проводились реформы, решала только одну задачу – задачу обеспечения социального мира и политической стабильности путём неприкрытого насилия. Главную угрозу стабильности правящие элиты Латинской Америки видели в сильных позициях левых сил – социалистических и коммунистических партиях. Влияние левых сил определялось масштабами нищеты в регионе. Крайне левые в ряде стран были инициаторами гражданских войн. Именно против левых сил в первую очередь и были направлены репрессии диктаторских режимов.

Итак, к концу XX в. военные ушли из правительственных кабинетов в казармы. Диктатура исчезла из истории Латинской Америки не потому, что были решены все проблемы, а крайне левые силы утратили своё влияние, а потому, что в условиях глобализации и перехода к постиндустриальному информационному обществу диктатура не способна решить новые исторические задачи. Курс на ограничение роли государства в экономике, поощрение частной инициативы и открытие страны мировому рынку, который были вынуждены начать диктатуры под влиянием мировых реалий, подтачивал сами основы их существования. Такой курс несовместим с диктатурой. Этот курс с большим успехом стали проводить все демократические правительства стран региона. Он привёл к подъёму, но также выявил серьёзные проблемы. Выявилась уязвимость национальной финансовой системы в условиях глобального движения капитала, что привело к финансовым кризисам в ряде стран. Увеличился разрыв в доходах между богатыми и бедными. Но военные диктатуры не вернулись. К власти во многих странах пришли левые силы в 1990-е гг. и в начале XXI в. (Чили, Бразилия и др.). Они стали сочетать курс снятия ограничений с целью развития предпринимательской инициативы с активной политикой государства в социальной сфере, здравоохранении и образовании.

2. Как азиатские «тигры» стали демократическими развитыми странами мира. Дискуссия об авторитаризме.

Страны Восточной Азии – Южная Корея (Республика Корея), Тайвань, Гонконг (с 1999 г. в составе Китая), Сингапур – называли азиатскими «тиграми», к ним примыкали «драконы» - Малайзия, Таиланд, Индонезия, Филиппины. «Тигров» считали образцом авторитарной модернизации, где в условиях ограничения демократии были достигнуты впечатляющие экономические результаты: 8 – 12% ежегодного роста экономики, например, В Южной Корее на протяжении более чем 30 лет.

Каким образом Южная Корея – крестьянская страна, находившаяся 40 лет (1905 – 1945 гг.) под контролем Японии и развивавшаяся как сырьевой придаток японской экономики, - оказалась в списке высокоразвитых стран мира в начале XXI в.? Какой секрет успеха привезли с собой в 1949 г. на экзотически красивый остров Тайвань, где не было промышленности, партия гоминьдан и остатки армии Чан Кайши (2 млн человек), бежавшие из коммунистического Китая?

Ускоренная индустриализация проводилась в этих странах не за счёт крестьянства. На Тайване начали с аграрной реформы, в результате которой в стране сложилась фермерская система в сельском хозяйстве. А в Южной Корее государство даже специально увеличивало закупочные цены на сельхозтовары, чтобы поддержать крестьянские хозяйства. В Южной Корее государство активно поддерживало два десятка огромных частных финансово-промышленных корпораций, которые называли конгломератами, так как они выпускали самые различные товары. На Тайване государство сделало ставку на развитие малого и среднего бизнеса, который сейчас производит 70% товаров и услуг и в котором занято около 70% населения страны. Рецепты разные, но итог один – «экономическое чудо».

Более 30 лет просуществовала военная диктатура в Южной Корее и однопартийный авторитарный режим на Тайване. Только в 1992 г. в Южной Корее и в 1996 г. на Тайване состоялись первые свободные выборы. В Южной Корее массовые выступления протеста вынудили военных пойти на демократизацию, а на Тайване была организована «тихая революция» сверху, но также в условиях роста влияния оппозиционных сил и под давлением широкого общественного мнения. Заслуга военных лидеров и авторитарных правителей в движении стран к демократии сводились к тому, что они не стали применять массовые репрессии против оппозиционных сил, требовавших демократизации и свободных выборов. «Нетерпимость в малом может привести к большим беспорядкам», - говорил наследник Чан Кайши на Тайване, идя на уступки оппозиции. Но оказалось наоборот, даже малые уступки по предоставлению свободы слова и созданию оппозиционных организаций привели к массовому движению за свободные выборы, которое остановить было уже нельзя.

До того как эти страны встали на путь демократии, господствовало мнение, что именно авторитарные режимы обеспечили их экономический успех. Эти режимы часто ставились в пример другим странам, которые стремились справиться с отсталостью.

Действительно, индустриализация связана с усилением роли государства. Но диктатура не залог успеха. В целом ряде стран диктатуры не только не способствовали модернизации страны, а напротив, консервировали отсталость и бедность, вели страну к катастрофе, голоду, междоусобным конфликтам. Диктатура застоя (Заир) – так называют такого рода режимы.

Не диктатура, а традиции конфуцианства, считают современные исследователи, стали решающими для экономического успеха азиатских «тигров». Конфуцианство распространено в Китае, на Тайване, где собственно живут китайцы, а также в тех странах, где они составляют значительную часть населения или играют важную роль в предпринимательстве (Сингапур – 70%, Малайзия – 35%, Таиланд – 15% и др.), и в Корее. Дисциплинированность, трудолюбие, уважение к старшим, личная преданность, уважение к начальству сочетаются в конфуцианстве с требованиями самосовершенствования, подчёркнутым вниманием к учёбе. Как говорят экономисты, квалифицированная, дисциплинированная и дешёвая рабочая сила и стала локомотивом «экономического чуда» в странах Восточной Азии.

Борьба с левыми силами была главной для латиноамериканских диктатур. Для восточноазиатских стран – Южной Кореи и Тайваня – главным было обеспечить политическую и социальную стабильность в условиях внешней угрозы. Южная Корея жила в напряжённом ожидании провокаций со стороны социалистического режима Северной Корее, который был инициатором войны против Южной Кореи (корейская война 1950 – 1953 гг.). Поэтому считали, что северокорейский режим не пропустит момента, чтобы воспользоваться малейшими сложностями своего соседа. Таковы основания авторитарного режима в Южной Корее. Опасения были не напрасны – в 1968 г. северокорейский режим пытался спровоцировать партизанскую войну на территории Южной Кореи. После прекращения «холодной войны» в Южной Корее вздохнули свободнее. Было уже выиграно и экономическое соревнование: в социалистической Северной Корее в 1990-е гг. стала реальностью угроза голода, а Южная Корея вошла в число развитых государств мира.

Внешняя угроза была решающей и для Тайваня. Коммунистический Китай рассматривал остатки армии Чан Кайши на острове как недобитых противников, а тайваньский режим считал, что материковый Китай захвачен «коммунистическими мятежниками». Большинство стран мира, включая Россию, признают Китай единой страной, Тайвань не является членом ООН, и его юридически не считают независимым государством. Даже несколько дней нестабильности на острове режим позволить не мог, будучи уверенным, что любым замешательством может воспользоваться Пекин. Поэтому демократизацию на Тайване под напором общественного мнения провели, но сверху, как «тихую революцию».

После второй мировой войны по всей Латинской Америке в ре­зультате многочисленных военных переворотов, особенно в пе­риод с начала 60-х по конец 70-х годов, были смещены законно избранные гражданские правительства. Согласительные системы вытеснены бюрократическими авторитарными. Военные перевой роты происходили в тех обществах, где слабые гражданские ин­ституты не смогли установить свое влияние над вооруженными силами. В Китае и во Вьетнаме коммунистические партии конт­ролировали армию. Как заявлял Мао, «винтовка рождает власть». Но «наш принцип состоит в том, что этой винтовкой командует партия, а винтовке никогда не будет позволено командовать пар­тией»6. В Латинской Америке ситуация была противоположной: еще со времен испанских поселенцев начала XVI в. армия играла господствующую роль в политической жизни. Даже в XX в. поли­тические партии и социальные группы редко получали власть, достаточную для противостояния активному вмешательству во­енных в осуществление политики. Тем не менее в последнее сто­летие социальный плюрализм сохранял здесь более сильные по­зиции, чем в Китае или Вьетнаме. В таких странах, как Аргенти­на, Бразилия, Чили и Уругвай согласительные и бюрократиче­ские авторитарные режимы периодически сменяли друг друга. Перевороты, происходившие в период с 1964 по 1973 г. и низвер­гавшие законно избранные гражданские правительства, имели своей целью укрепление капиталистической экономики и вытес­нение с политической арены левых сил, поддерживавших социа­листические, коммунистические и популистские программы. Этим переворотам предшествовало усиление структурных, куль­турных и поведенческих конфликтов.

Гражданская проправительственная коалиция была слишком слабой, чтобы помешать вмешательству военных. Вооруженные силы обладали возможностями, позволявшими им не подчинять­ся приказам гражданских лиц. Они держали под контролем ре­прессивные силы, действовали тайно, были хорошими специали­стами и организаторами, что необходимо для управления бюрок­ратическими институтами. Гражданские организации, такие, как политические партии, законодательные органы и суды, в силу разобщенности часто не могли противостоять им. Влиятельные социальные группы (бизнес-корпорации, землевладельцы, рели­гиозные деятели) были настороены против гражданских полити­ков и приветствовали приход к власти военных. Если переворот, направленный на свержение законно избранного правительства, получал поддержку со стороны ТНК или правительства США, то такая помощь приводила к краху согласительной системы.

Кризисы легитимности подрывали структурную власть согла­сительных режимов и повышали вероятность воцарения бюрок­ратических авторитарных систем. Ожесточенные конфликты между группами влияния, выливавшиеся в насилие и политиче­ские беспорядки, делали согласительные системы уязвимыми. Законно избранные правители были не в состоянии примирить противоречивые интересы. Им было трудно выработать консен­сус между различными группами, делящими между собой поли­тическую власть. Кроме того, у них не было репрессивных сил для подавления антиплюралистической оппозиции, считавшей незаконной согласительную систему.

В условиях падения легитимности избранных гражданских чиновников военные лидеры приходили к заключению, что те не обладают ни волей, ни властью для защиты интересов вооружен­ных сил. Цена пребывания у власти гражданских лиц перевеши­вала все выгоды от их правления. Согласительная политика ста­вила под угрозу корпоративные, классовые и идеологические ин­тересы. Всякий раз, когда президентская гвардия, рабочая мили­ция и другие объединения начинали представлять угрозу для кор­поративных интересов военных, происходил переворот. Корпо­ративные интересы заключались в независимости при назначе­ниях на военные должности, в присвоении офицерских званий, выработке оборонительных стратегий, составлении программ во­енного обучения, поддержании порядка и национальной без­опасности. Часто личные интересы сливались с корпоративны­ми: военные хотели получить крупные бюджетные ассигнования не только на вооружение и боевую подготовку, но и на повыше­ние окладов, легковые автомашины, пенсии, медицинское об­служивание и жилье. В переворотах, происшедших в Бразилии и «в южном конусе» (Аргентине, Чили, Уругвае), кроме того, были замешаны и классовые интересы. Большинство старших офице­ров происходили из аристократических землевладельческих се­мей или семей, принадлежавших к высшему звену - промыш­ленникам, государственным служащим и военным чиновникам. По их мнению, радикальные марксистские партии и профсоюзы угрожали безопасности как капиталистов, так и нации в целом. Вооруженные силы, чьей обязанностью было защищать нацию от внешнего и особенно от внутреннего врага, полагали, что закон­но избранные гражданские политики, обещавшие введение эга­литаризма, ставили под угрозу не только экономический рост и капитализм, но и гражданское единство и христианскую веру.

Так, материальные интересы сливались с духовно-нравственны­ми и идеологическими ценностями. Тот факт, что гражданские лидеры не могли отстоять эти интересы и ценности, увеличивал вероятность переворота.

Кризис, порождающий деинституционализацию, заставлял обращаться к бюрократической авторитарной системе. Разрыва­емые жестокими конфликтами, южноамериканские страны не имели процедурного консенсуса, необходимого для согласова­ния разнообразных интересов и ценностей. Офицеры армии не считали себя обязанными по закону подчиняться избранным гражданским лидерам. В условиях слабой зависимости от право­вых норм гражданского контроля вооруженные силы осуществ­ляли переворот всякий раз, когда их интересы были ущемлены.

Поведенческий кризис также усиливал вероятность военного переворота. Слабые гражданские лидеры не могли предложить государственной политики, способной справиться с такими про­блемами, как высокий уровень инфляции, стагнация экономики, внешнеторговый дефицит и политическое насилие в стране. Ориентированные на поддержание политического порядка и экономического роста военные часто осуществляли переворот, в результате которого к власти приходили технократы, профессио­налы и управленцы. Вместе с военной элитой такие гражданские технократы пытались вытеснить с политической арены радикаль­но настроенные профсоюзы, а также те политические партии, ко­торые организовывали общественную деятельность во времена правления согласительного режима. Хотя рядовые граждане ре­дко принимали участие в переворотах, их слабая поддержка на­ходившихся у власти гражданских правительств подталкивала во­енных к действиям7.

Перевороты, произошедшие в Бразилии, Аргентине, Чили и Уругвае с 1964 по 1976 г., имеют общие принципы перехода от согласительного к бюрократическому авторитарному режиму. Гражданские правительства распадались потому, что не могли создать вокруг себя сильной коалиции, которая заставила бы военных считаться с согласительной системой. Правительст­венные институты, политические партии и социальные группы (землевладельцы, деловые ассоциации, религиозные деятели) ослаблены раздробленностью. Вместо того чтобы сплотиться вокруг стоящей у власти гражданской администрации, многие группировки поддерживали военных. Такое положение лишало правительство возможности принимать решения. Президент, как правило, сталкивался с оппозицией со стороны враждебно­го ему конгресса. Институт президентской власти не располагал ни репрессивной, ни консенсуальной властью, необходимой для сдерживания военных: В Чили суд признал правомочным переворот, свергнувший президента Сальвадора Альенде (1973). Ни Альенде, ни президенты Бразилии (1964), Аргентины (1976) и Уругвая (1973) не могли полагаться на сплоченные политиче­ские партии в организации поддержки режиму и создании коа­лиции с сочувствующими группами. Разобщенность рабочего движения лишала гражданских лидеров такого источника под­держки, как солидарность рабочего класса. Деловые ассоциа­ции в этих странах были на стороне организаторов переворота. Землевладельцы отвергали программы перераспределения зем­ли, выдвинутые Сальвадором Альенде и президентом Бразилии Жоао Гулартом. Католическая церковь в Чили и особенно в Ар­гентине приветствовала приход к власти военных, считая, что армейские офицеры восстановят порядок и будут придержи­ваться в своей политике принципов христианства. Президенты Альенде и Гуларт столкнулись с сильной оппозицией со сторо­ны ТНК и правительства Соединенных Штатов; эти иностран­ные институты заявляли, что левые движения составляют угро­зу капитализму, проводят ошибочную социалистическую поли­тику и грозят Западу «коммунистической» агрессией. С начала 60-х и до середины 70-х годов правительство США предоставля­ло аргентинским военным оружие и военных советников, а так­же осуществляло техническую подготовку армии. Это усилило решимость военных элит свергнуть гражданских президентов, не способных обеспечить быстрые темпы экономической мо­дернизации и дать нации правительство, которое бы гарантиро­вало ее безопасность.

Когда политический процесс заходил в тупик, деинституцио-нализация увеличивала вероятность переворота. Большинство латиноамериканских стран, включая и те четыре, о которых шла речь выше, страдали от персонализма правления. Даже в услови­ях раздробленности президент обладал большей властью, чем за­конодательные или судебные органы. Политический процесс опирался на отношения типа «патрон - клиент». Президент вы­ступал в роли суперпатрона, раздающего политическую поддерж­ку в обмен на ресурсы (покровительство, кредиты, контракты, лицензии). Государственные институты оставались слабыми. Личные связи представителей власти играли большую роль, чем нормы гражданского общества. Рассматривая конфликт интере­сов как незаконный, многие латиноамериканские элиты так и не выработали надежного процедурного консенсуса как средства примирения разногласий. Законы не могли оградить гражданскую администрацию от произвола военных. Для многих граж­данских лиц, поддерживавших путчистов, военный переворот представлялся наиболее эффективным и легитимным способом подавления нелегитимных конфликтов.

Деинституционализацию и недееспособность правительст­венных институтов усиливало презрительное отношение воен­ных элит к легитимности согласительных систем. С их точки зре­ния они не принимали во внимание корпоративные, личные, классовые и идеологические интересы вооруженных сил и их со­юзников. Заявляя о том, что ущерб от правления гражданских ад­министраций превосходит выгоды такого правления, военные видели в этом основание для захвата верховной власти. Следуя прусской традиции, чилийские, аргентинские и бразильские во­енные считали, что президенты угрожают их корпоративной ав­тономии, принимая, в противовес офицерам, сторону призывае­мых на военную службу рядовых, организуя рабочую милицию и вмешиваясь в решения армейских чиновников. Хотя угроза кор­поративным интересам являлась более важным мотивом для пе­реворота, чем личные интересы, они полагали, что их правление обеспечит увеличение правительственных ассигнований на их зарплаты, пенсии, жилье и здравоохранение.

Классовые интересы также служили мотивом к перевороту во всех четырех странах. Сторонники ускорения экономического роста, снижения инфляции и осуществления модернизации с по­мощью государственной поддержки развитию частного предпри­нимательства и инвестиций зарубежных корпораций, инициато­ры переворота опасались угрозы капиталистическому развитию со стороны левого движения. По мнению военных и их союзни­ков в лице гражданских бизнесменов, радикально настроенные профсоюзы требовали слишком высоких зарплат. Бразильские и чилийские крестьянские ассоциации захватывали землю; поли­тика перераспределения земли угрожала интересам крупных зем­левладельцев. Под предводительством молодых людей против слабого согласительного правительства организовывались пар­тизанские движения, например: Левое революционное движе­ние в Чили, Перонистское движение, носившее левацкий харак­тер, и троцкистская Народно-революционная армия Аргентины, уругвайское Движение национального освобождения (Тупама-рос) и радикально-католические группы в Бразилии. Предпола­гая, что эти движения связаны с левыми фракциями политиче­ских партий - социалистами, коммунистами, перонистами, - военные считали, что они представляют угрозу национальной безопасности.

Идеологические ценности сливались с капиталистическими интересами, усиливая тем самым военное противостояние граж­данскому правительству. «Внутреннего врага» стали ассоцииро­вать с атеизмом, неверностью и бесчестием. Считая себя стража­ми национальной безопасности и защитниками внутреннего по­рядка, вооруженные силы оправдывали перевороты как единст­венный способ сохранить христианскую, западную, капитали­стическую цивилизацию.

Слабое гражданское правительство и отказ масс от поддержки согласительного режима также способствовали переворотам в Латинской Америке. Политические «патроны» выторговывали правительственные блага для своих «клиентов», однако поддер­живающих их действующих политиков оказалось немного и дей­ственной коалиции не получалось. Рассматривая политику как игру, в которой невозможно выиграть, находившиеся у власти гражданские политики не могли найти компромисс и сформули­ровать политику, способную удовлетворять интересы различных групп. Низкие темпы роста, спад производства, снижение реаль­ных доходов и инфляция мешали им вести выигрышную игру, приносящую достаточно средств для субсидирования правитель­ственной поддержки. Переворотам предшествовала не только экономическая стагнация, но и широкомасштабное насилие. По-" литические убийства, ограбления банков и похищения детей сви­детельствовали о неспособности гражданских правительств ула­живать конфликты мирными средствами. Левые партизаны вели бои с правыми военизированными организациями. Общество поляризовалось, но не на бедных и богатых, а на сторонников правительства и их социально-разнородных противников. Под­держиваемые ведущими оппозиционными организациями и оп­ределенными категориями населения вооруженные силы, свер­гавшие согласительные системы, брали на себя обязательство обеспечить развитие капитализма при сохранении существующе­го политического строя8.

Ликвидация диктаторских режимов и установления конституционного строя в ряде стран региона
На рубеже 80-х годов отразился кризис военно-диктаторских режимов в Латинской Америке. Его развитию способствовали углубление противоречий между модернизируемыми и традиционными секторами экономики, большие социальные издержки правого неолиберального варианта развития, усилившие напряжение в обществе, экономический кризис начала 80-х гг., проблема внешней задолженности.. Начали быстро нарастать забастовки и демонстрации трудящихся с требованиями изменения социальной и экономической политики, прекращения репрессий, восстановление демократических свобод. В борьбу за демократические перемены включились средние слои, мелкие и средние предприниматели. Активизировались правозащитные организации, церковные круги. Восстанавливали свою деятельность партии и профсоюзы. В Уругвае в 1980 г. 60% участников организованного диктатурой референдума высказались против режима. Укрепившая свое положение финансово-промышленная элита также стала слоняться к либеральным формам правления. Народные выступления против диктатур «снизу» и встречные усилия сторонников либерализации «сверху» стали двумя составными начавшегося процесса демократизации. Значение имела и критика террористических режимов Вашингтоном (с 1977 г.).
Процессы демократизации в Южной Америке ускорили свержения диктатуры Сомосы и победу в 1979 г. революции в Никарагуа. В 1979 г. в Эквадоре и в 1980 г. в Перу умеренные военные режимы передали власть избранным конституционным правительствам. В 1982 г. было восстановлено конституционное правление в Боливии, к власти пришло правительство коалиции левых сил с участием коммунистов. Диктатуры уступили место демократическим, конституционно избранным режимам. После поражения Аргентины в войне с Великобританией (1982), возникшей из-за спора о принадлежности Фолклендских островов, военный режим дискредитировал себя и вынужден был в 1983 г. передать власть гражданскому правительству. Также были ликвидированы военные режимы в Бразилии (1985 г.), Уругвае (1985 г.), Гватемале (I986 г.), Гондурасе (1986 г.), на Гаити (1986 г.). В мае 1989 г. состоялись всеобщие выборы, на которых президентом был избран генерал А. Родригес - сподвижник Стресснера, затем отошедший от него и возглавивший февральский переворот. Начался переход Парагвая к конституционному правлению.
Дольше всех в Южной Америке продержалась диктатура в Чили. Но под натиском оппозиции 11 марта 1990 военный режим генерала Пиночета передал власть гражданскому правительству. В этот день с политической карты Южной Америки исчезла последняя диктатура. В Центральной Америке традиционные устои общества претерпели меньше изменений, чем в ведущей группе латиноамериканских государств. Менее зрелой была здесь социальная и политическая структура общества, сильнее укоренились авторитарные формы власти (исключение составила Коста-Рика). Небольшие, слабые государства Центральной Америки рано стали объектом экспансии США и находились в сильной зависимости от североамериканской державы. Вашингтон придавал особое значение защите своих стратегических интересов в субрегионе. Неудивительно, что борьба за перемены в Центральной Америке приняла особенно ожесточенный и упорный характер.
Приход к власти новых избранных демократических правительств не привел к кардинальным изменениям экономической политики. Они сохранили курс на активное участие своих стран в международном разделении труда, курс на интеграцию в мировую экономику. На современном этапе важную роль играют упор на развитие рыночных структур экономики, приватизации государственного сектора, а также стремление сделать экономику более социально ориентированной. Большинству государств Латинской Америки удалось достичь успехов в развитии экономики, однако серьезной проблемой для их дальнейшего роста стала внешняя задолженность. По уровню экономического развития регион занимает промежуточное положение между странами Азии и Африки, с одной стороны, и индустриально развитыми странами, с другой. Между странами региона продолжают существовать различия в уровнях хозяйственного развития. В Бразилии, Аргентине и Мексике сохраняется значительное социальное неравенство различных слоев населения. Почти половина латиноамериканцев нищенствует.
Новый этап в развитии латиноамериканских стран характеризуется прежде всего тем, что в условиях прекращения «холодной войны» США уже меньше опасаются роста влияния враждебных им держав в Латинской Америке. Более терпимым становится отношение к социальным экспериментам в этом районе мира. Опыт Кубы, где производство ВНП (валовый национальный продукт) на душу населения к середине 1990-х гг. оказалось почти вдвое ниже, чем в большинстве латиноамериканских стран, также ослабил влияние социалистических идей.

Благодаря развитию интеграционных процессов на южноамериканском континенте, повышению уровня жизни увеличилась емкость внутренних рынков, что создает предпосылки для более стабильного развития. В конце 1980 - начале 1990 гг. (этот период называют «потерянным десятилетием» для решения проблем модернизации) демократические режимы усиленно развивали социальную сферу, что привело к падению темпов экономического роста. Но к середине 1990-х гг. в большинстве стран темпы развития экономики вновь возросли. В 1980-1990-е гг. среднегодовые темпы прироста ВНП в Латинской Америке составляли всего 1,7%, в 1990-1995 гг. они возросли до 3,2%.

В конце 1990-х гг. кризис, поразивший новые индустриальные страны Азии, сказался и на Латинской Америке.

В то же время, поскольку экономика латиноамериканских государств была более развитой, глубина этого кризиса для них оказалась меньшей, он не распространился на политическую сферу.
С 1980 по 1995г. объем внешней задолженности у Бразилии сократился с 31,2% стоимости ВНП до 24%. Резкий рост долгов наблюдался лишь у Мексики (с 30,5% до 69,9% ВНП).

В Латинской Америке практически ни одной стране не удалось в ходе своего социально-политического развития избежать периода авторитарного правления. Чередование гражданских и военных авторитарных режимов характерно для всей истории Латинской Америки. Основными причинами данного политического феномена явились социальная и политическая нестабильность, межэтнические, национальные противоречия и конфликты, которые приводили к политическому насилию, государственным и военным переворотам, а в итоге - к установлению авторитарных - гражданских и военных - систем правления.

При этом звено переворот-армия становилось ключевым фактором в формировании авторитарных режимов на континенте. Но, несмотря на универсальность этого явления, нельзя не учитывать специфику политических процессов и режимов, общие черты и характерные особенности военно-диктаторских систем и роль армии в политической жизни латиноамериканских государств.

Сущность военно-диктаторских режимов и их реакционный характер

Послевоенная история латиноамериканских стран свидетельствует: военно-диктаторские режимы были не только особенностью, но и закономерностью политического процесса. Установление подобного “стиля правления” основано на безоговорочном подчинении народных масс воле военных диктаторов. Механизм их правления был отработан во многих государствах Латинской Америки: в большинстве случаев диктаторы присваивали себе звание президента и создавали политическую систему, опиравшуюся на вооружениях силы и спецслужбы.

Проблемы насильственных форм захвата политической власти в латиноамериканских странах рассматривались в зарубежной политической литературе в рамках концепции “политической нестабильности”. Действительно, связь с общей политической нестабильностью и сопутствующими ей факторами, ведущими к политическому кризису, здесь несомненна. В самом общем виде эти факторы следующие: гражданские и межгосударственные войны и территориально-пограничные конфликты, иностранные интервенции; неэффективность экономики, государственных и политических структур, низкий жизненный уровень большинства населения. Причем зачастую кризисные ситуации усугубляются, казалось бы, самыми благими намерениями с целью их разрешения - попытками восстановления конституционной власти, законности и правопорядка, которые были разрушены предшествующим военным переворотом. Причины политической нестабильности западные политологи, как правило, связывают с экономической отсталостью, с “разрывом между экономическим развитием и политической институционализацией”. С.Хантингтон полагал, что государственные перевороты происходят там, где при низких показателях экономического роста не оказывалось достаточных ресурсов для удовлетворения потребностей населения.

Кроме того, государственные и военные перевороты в нашей и зарубежной литературе также рассматриваются в увязке с необходимостью модернизации латиноамериканского общества, проведением в нем, помимо экономических, и политических реформ, направленных на демократизацию социально-политических структур, повышение образовательного и культурного уровня населения.

Причинами захвата власти военными являются кризис политических структур, политическая нестабильность, чреватая острыми социальными конфликтами. Социальной предпосылкой военных переворотов выступает “преторианское общество”, специфические черты которого, сформулированные Д. Раппопортом, сводятся к следующему: 1) отсутствие консенсуса среди наиболее влиятельных группировок относительно; правил игры”; 2) острый конфликт по поводу перераспределения власти и ресурсов между основными политическими силами; 3) резкая социальная поляризация общества; 4) низкий уровень легитимности и институционализации власти..

Становление военных диктатур, как правило, сопровождается сменой прежней конституции, роспуском парламента, полным запретом любых оппозиционных сил, концентрацией законодательной и исполнительной власти в руках военного совета. Отличительной чертой военных диктатур является широкий размах террористической деятельности, которая осуществляется армией, полицией и спецслужбами. Как правило, военные режимы оказываются не в состоянии обеспечить экономическую эффективность. Им не удается мобилизовать массы на решение социальных проблем, обеспечить себе поддержку, решить проблемы, связанные с институционализацией власти. Подобные режимы существовали во многих странах Африки, Востока, Латинской Америки.

Латиноамериканские политологи считают, что скрытая политическая пружина переворотов связана с внутренними факторами - союзом крупной буржуазии с транснациональными компаниями, которые, опираясь на армию, создают “корпоративистское государство”. Объясняется это тем, что во многих случаях национальные буржуазные круги способны сохранять свое политическое и экономическое господство, используя методы террора и репрессий.

По мнению сторонников идеи “корпоративистского государства”, в странах латиноамериканского региона сформировался консенсус между альянсом крупной буржуазии и ТНК с буржуазией средней, и все они поддерживают тип государственной власти, функционирующей в результате переворота.

Если принять во внимание временные рамки, в которых была выдвинута концепция “корпоративистского государства монополитической буржуазии и вооруженных сил” (вторая половина 70-х гг.), то получалось, что сторонники данной концепции предопределили неизбежную обреченность латиноамериканских стран на перманентные политические кризисы и как следствие - на перевороты. Однако прошедший с того времени период свидетельствует об иной тенденции (даже о закономерности): военно-диктаторские режимы, пришедшие к власти в результате военных переворотов и путчей, постепенно, но повсеместно уступают дорогу новым, гражданским структурам, получившим власть законными, конституционными методами.

Говоря о переворотах как о непременных атрибутах военно-диктаторских режимов (и как о методах захвата власти), их можно определить следующим образом: это антиконституционные акции заговорщиков, возглавляемых представителем реакционной военной верхушки, с целью захвата власти, осуществляемые при поддержке единомышленников со стороны олигархических буржуазных кругов. Заговоры в Латинской Америке в ряде случаев осуществлялись и гражданскими лицами - из числа высших политических и государственных руководителей, но с непременной опорой на вооруженные силы.

При всех ситуационных различиях между военными переворотами можно выделить общие факторы, воздействующие на вызревание заговоров и реализацию захвата власти. Это слабость властных структур; коррумпированность и разложение крупного чиновничества в госаппарате; отсутствие конституционной законности и правопорядка в стране (и вследствие этого - потеря доверия к власти); непримиримые политические противоречия между партиями и организациями; убежденность масс в сфальсифицированных итогах выборов и т.п.

Таким образом, причины военных и государственных переворотов в регионе многообразны. Причины обуславливаются хронической политической нестабильностью в большинстве государств, отсутствием надлежащей институализации и легитимности власти, неадекватностью общественных структур и политических систем, сохранением социального неравенства - господства олигархии с одной стороны, и отсталостью, нищетой, безработицей - с другой. Наличие авторитарных режимов и ограничение демократии, коррупция, наркомания, терроризм, империалистическая эксплуатация и зависимость латиноамериканской “периферии” от “центра” - США и других развитых стран усугубляли политический и экономический кризис на континенте. Это подталкивало военных к активным действиям.

Особое внимание следует обратить на такой фактор, как внушение мысли о высшем, мессианском предназначении военных офицерам вооруженных сил латиноамериканских государств на всех этапах их развития. В исторический час они должны быть готовы взять на себя ответственность за судьбу страны. Поэтому среди офицеров, особенно младшего звена, было немало тех, кто вступал в ряды заговорщиков отнюдь не из худших побуждений. Так, в частности, было во время переворота в Чили в сентябре 1973 года.

Наиболее распространены в Латинской Америке реакционные военные перевороты. По обобщенным данным зарубежных исследователей, за более чем 170-летний период существования латиноамериканских государств в них произошло около 600 военных переворотов и путчей. К началу 70-х гг. XX в. три четверти населения южноамериканских стран жили под пятой военно-диктаторских режимов, пришедших к власти в результате ее захвата.

Ввиду отсутствия четкого определения сущности военно-диктаторского режима как важнейшей категории политической науки необходимо рассмотреть понятие “диктатура”. Это неограниченная политическая, экономическая и идеологическая власть, осуществляемая определенной группой людей во главе с лидером, имя которого, или используемая им социально-политическая идея, может определять тот или иной вид диктаторского правления (цесаризм, абсолютизм, неконституционная монархия, бонапартизм, диктатура класса, партии, тоталитаризм, использующий примат религиозной идеи и т.д.). При этом “бонапартизм” определяется как историческая форма военно-диктаторского режима.

Военно-диктаторский режим, по мнению В.Т.Рощупкина, является крайним выражением авторитаризма, при котором законодательная, исполнительная и судебная власть сосредоточена в руках военного диктатора или элиты, опирающихся на силовые структуры и, прежде всего, армию с целью установления своего господства в экономической, социальной, политической и духовной жизни и отстранения народных масс от участия в управлении государством и обществом.

Подобный режим основан на насилии, грубом произволе, широком использовании жестких мер принуждения, наказания, террористических методов расправы с оппозицией и узурпации политической власти с дальнейшим распространением ее на все сферы жизнедеятельности общественных структур. В большинстве случаев военно-диктаторские режимы неспособны эффективно управлять обществом и государством - ввиду утраты демократических форм правления, отсутствия разделения властей, неприятия широкими массами силовых методов подавления оппозиции.

Военные диктаторы отменяют или приостанавливают действие конституции, ограничивают права и свободы граждан, распускают политические партии, запрещают политическую деятельность, вводят жесткую цензуру на средства массовой информации. Руководство страной осуществляется путем издания декретов и других актов военно-бюрократической машины, которая отвергает демократические государственно-правовые нормы. Отождествляя свои корпоративные интересы с общенациональными, армейская элита стремится использовать военную диктатуру с максимальной для себя выгодой. Классическими примерами военных диктатур являются латиноамериканские политические режимы XX века, представляющую собой жёсткую власть армейской элиты.

При анализе сущности военно-диктаторских режимов довольно сложным представляется определение его основных форм. В целом авторитарные системы управления носили в условиях Латинской Америки реакционный, умеренный либо прогрессивный характер. Наиболее распространенной формой названных политических режимов на континенте являлись правоавторитарные реакционные военно-диктаторские режимы, которым присущи тоталитарные тенденции.

“Типичными представителями” правоавторитарных систем являлись реакционные военные режимы диктатора Сомосы в Никарагуа, Дювалье в Республике Гаити, Стреснера в Парагвае, реакционные военные хунты и правительства в Аргентине, Бразилии, Чили, Гватемале, Уругвае и ряде других стран.

Вышеперечисленные режимы в регионе тесно связаны с таким местным социально-политическим феноменом, как каудильизм. Социально-политическую суть этого явления кратко, но емко выражена У.Фостером: каудильизм представляет собой “прежде всего господство реакционных диктаторов, приходящих к власти и правящих с помощью насилия”.

Помимо реакционных военных диктаторов-каудильо, во многих странах Латинской Америки, в том числе в Аргентине, Бразилии, Чили, Гватемале, Уругвае в результате военных переворотов возникали военные хунты, состоявшие обычно из командующих видами вооруженных сил. Хунты, как правило, выполняли роль временного правительства с законодательными, исполнительными, контрольными и даже судебными функциями. Такие правоавторитарные режимы с тоталитарными тенденциями повсеместно зиждятся на милитаристской системе, политическом терроре. Правление военных хунт порождало произвол и злоупотребление властью, способствовало быстрому и беззастенчивому обогащению генералитета за счет многочисленных экспроприаций чужого имущества и грабежа государственной казны. Подобное беззаконие разлагает вооруженные силы, отвлекая их от выполнения непосредственных задач по обеспечению национальной безопасности государства. В конечном счете, все это приводит к полной дискредитации военной хунты и армии в глазах национального и мирового общественного мнения и готовит социальную почву к активизации выступлений оппозиции. Наиболее остро вышеназванные явления проявились в период крайне неудачного для Аргентины военного конфликта с Англией из-за Мальвинских (Фолклендских) островов (1982 г.).

Таким образом, военно-диктаторские режимы, возглавляемые хунтами, оказывались не в состоянии решать нараставшие социально-экономические проблемы. Эпоха их правления - это периоды перманентной нестабильности во всех сферах. В то же время “в небольших странах и при внешней помощи, как это имело место в Чили, военная хунта может подготовить условия для капиталистической модернизации страны. В 80-е гг. во всех латиноамериканских странах военные хунты пали под напором демократического движения”.

Правоавторитарные реакционные военно-диктаторские режимы характеризуются антиконституционными, противоправными действиями, предпринимаемыми группой заговорщиков во главе с высокопоставленными военными деятелями при прямой или косвенной поддержке наиболее реакционной части армии в лице генералов и офицеров. Заговоры военной верхушки, политическим итогом которых становились перевороты, сопровождались кровавым насилием со стороны армии, органов безопасности и полиции, перешедших на сторону путчистов.

Особое место в политической жизни стран Латинской Америки занимали левоавторитарные военно-диктаторские режимы, которые возникали в результате революционных контрпереворотов. Конечной целью таких режимов являлись ликвидация предшествующих авторитарных систем и восстановление законной демократической власти. Эти режимы формировались при прямом участии или поддержке прогрессивных военных кругов в союзе с демократическими и патриотическими силами. В послевоенный период подобные режимы возникли в результате военных переворотов в Боливии (1979г.), Венесуэле (1945г.), В Панаме и Перу (1968г.). В этот же ряд, но с определенными оговорками, обусловленными особенностями политических сил, выступивших против правивших в то время режимов, можно поставить также Кубу (1959г.) и Никарагуа (1979г.).

Р.Шварценберг называет их прогрессивными: “Эти военные режимы объявляли себя “революционными”, “националистическими” и идеологически поддерживались левыми движениями и партиями... На практике они пытались контролировать иностранное экономическое проникновение и оберегать природные богатства своих стран. И, наконец, они проводили более открытую и менее ориентированную на США внешнюю политику”.

Левоавторитарные военно-диктаторские режимы в Боливии, Венесуэле, Панаме, Перу к концу 70-х гг. ушли в прошлое, показав свою объективную обреченность. Эти режимы - отнюдь не единичное явление в регионе, но они все-таки входят в особую категорию. Ибо этот феномен представляет собой скорее исключение на общем политическом фоне переворотов и правления военных.

Правоавторитарные военные режимы характеризуются директивными методами государственного руководства, осуществляемого военно-бюрократического аппаратом, отсутствием контроля со стороны народных масс за деятельностью правящей военной администрации. Подобные режимы неизбежно порождают коррупцию в вооруженных силах, в том числе и в рядах военных демократов. В Латинской Америке в их среде появились представители военной бюрократии: одни разбогатели на покровительстве наркомафии; другие преуспели в махинациях с государственной казной; третьи - во взяточничестве и т.д. Наряду с крупной буржуазией и олигархией чиновничество военно-бюрократического государственного аппарата процветает, а положение масс вопреки громким популистским лозунгам и программам не улучшается.

Рассмотрим политическую картину реакционных переворотов и последующего правления, военных на примере Аргентины. Переворот, произошедший в 1930 г. в Аргентине, послужил своего рода точкой отсчета последующего длительного (по меркам XX века) периода реакционных военных режимов, характеризовавшихся расправами с демократическим движением, отменой положений конституции, запретом на деятельность политических партий. В последующем военные перевороты в Аргентине имели место в 1943, 1955, 1966 и 1976 гг. Военно-диктаторский режим, пришедший к власти в результате последнего в этом перечне, но не последнего по политической значимости переворота, стоял у власти в этой стране вплоть до 1983г.

Особенностью военного переворота в Аргентине в 1966 г. было выступление армии в качестве цельной, а не раздробленной, обособленной в социально-политическом плане структуры, на которые нередко делились вооруженные силы в ходе предшествующих путчей и после них. Установившейся в стране правоавторитарный военный режим взял курс на внедрение “неокорпоративистской структуры” посредством так называемых “директив участия”. Причем реализация данного курса шла повсеместно - как на общегосударственном, так и на местном уровнях.

Сходная по своим социально-политическим аспектам картина монополизации власти и отмены, демократических начал повторилась и спустя 10 лет - в результате военного переворота 1976 г., произошедшего вследствие слабости и отсутствия единства в стане демократических сил. Глава военного режима генерал X. Видела в обстановке политического хаоса приостановил действие конституции, запретил политическую и профсоюзную деятельность, отменил автономность провинций. Военная хунта, в состав которой вошли командующие сухопутными войсками, ВМС и ВВС (менявшиеся через каждые три года), получила беспрецедентные полномочия: право объявлять войну и заключать мир, контролировать деятельность государственных органов, назначать и отстранять от власти президентов. При этом неформальным, но реальным центром власти по-прежнему оставался “военный парламент”.

Однако основным отличием в результатах военного переворота 1976 г. по сравнению с захватом власти армейской верхушкой в 1966 г. явился отказ от курса на создание корпоративной общественной модели. К 1976 году аргентинские вооруженные силы, хотя и являлись единым государственным институтом, по своему социальному составу, а следовательно и по политическим взглядам, уже не были однородны. К тому же в пестром спектре соперничавших политических течений - от умеренно консервативных до ультраправых - установился относительный баланс сил и интересов. Вследствие дифференциации идейно-политических воззрений военных к середине 70-х годов не только исполнительная власть, но и страна оказались поделенными на “зоны влияния” между разными военными группировками.

В итоге, несмотря на попытки аргентинских военных режимов в 50-60-е гг. придать своему правлению стабильный и долговременный характер, им это не удалось. Дело, очевидно, в неспособности армии как государственного института всецело подчинить себе социально-политическую организацию общества и реформировать ее на подлинно демократических началах. Данная закономерность проявилась и во многих других странах, в которых у власти были военно-диктаторские режимы.

Идеологическим обоснованием вмешательства военных в политическую жизнь Аргентины стала концепция “правого авторитаризма”. Идеологические установки сторонников правого авторитаризма непосредственно предусматривали насаждение военно-диктаторской формы правления на срок, необходимый для стабилизации.

При этом продолжительность “срока” даже не оговаривалась: “правые авторитаристы” прикрывались туманными формулировками о его важности, диктуемой интересами “стабилизации и перехода к новой фазе”. Проповедников подобных воззрений в среде аргентинского офицерства было немало, особенно в его высшем звене. В числе сторонников так называемого “либерального авторитаризма” - генералы X. Видела, Р. Виола, А. Ланусси и другие путчисты.

Но каких бы оттенков ни были идеологические знамена сторонников авторитарного военного правления в Аргентине, все они не останавливались перед тем, чтобы ради захвата власти растоптать конституционные нормы. О цинизме и лицемерии организаторов военных переворотов 1955 и 1966 гг. говорит то, что в последующем бывшие путчисты стали называть совершенные ими перевороты, не иначе как “революцией”.

Чтобы придать перевороту 1966 г. видимость законности, его организаторы заблаговременно позаботились о правовом прикрытии прорыва военных к управлению государством. В своей работе “Вооруженный политик” исследователь К.Фаит свидетельствует: заговорщики разработали и навязали властям так называемый план “Конинтес” - “Военный план на случай внутренних волнений в государстве”. Согласно этому документу ситуация в стране подпадала бы под контроль вооруженных сил.

Исследования военно-диктаторских режимов в Аргентине и в ряде других латиноамериканских государствах показывают, что у них немало общих черт, но есть и свои особенности. Но для более глубокого, полного анализа этих режимов возникает объективная необходимость всесторонне рассмотреть роль армии в политической жизни вышеназванных латиноамериканских государств.

Строганов Александр Иванович::: Новейшая история стран Латинской Америки

На рубеже 80-х годов обозначился кризис военно-диктаторских режимов в регионе. Этому способствовали углубление противоречии между модернизируемым и традиционными секторами экономики, большие социальные издержки неоконсервативного варианта капиталистической модернизации, усилившие напряжение в обществе. Еще более осложнили положение экономический кризис начала 80-х годов и обострившаяся проблема внешней задолженности с ее последствиями. Недовольство широких слоев населения вызывали отсутствие демократических свобод, нарушение прав человека, массовые репрессии.

В конце 70-х–начале 80-х годов стали быстро нарастать забастовки и уличные выступления трудящихся с требованиями изменения социальной и экономической политики, прекращения репрессий, восстановления прав профсоюзов и демократических ^свобод. В борьбу за демократические перемены и в защиту национальной экономики включились средние слои, мелкие и средние предприниматели. Активизировались правозащитные организации, церковные круги. Явочным порядком стали восстанавливать свою деятельность партии и профсоюзы. В Уругвае в 1980 г. 60% участников организованного диктатурой референдума высказались против режима. Укрепившие свое положение господствующие классы также стали склоняться к либеральным формам правления, тяготясь опекой военных и ограничениями диктаторских режимов и стремясь предупредить дальнейшее обострение ситуации. Рост волны народных выступлений против диктатур снизу и встречные усилия сторонников либерализации сверху стали двумя составными частями начавшегося процесса демократизации. Правительственные круги США с 1977 г. с президентства Картера, также предпочли поддержать новые конституционные правительства и подвергли критике террористические режимы.

Революционные события конца 70-х – рубежа 80-х годов в Центральной Америке, особенно свержение диктатуры Сомосы и победа революции в 1979 г. в Никарагуа, ускорили процесс демократизации в Южной Америке. В 1979 г. в Эквадоре и в 1980 г. в Перу умеренные военные режимы передали власть избранным конституционным правительствам. После нескольких лет острой политической борьбы бурных выступлений трудящихся, переворотов и контрпереворотов в 1982 г. было восстановлено конституционное правление в Боливии, к власти пришло правительство коалиции левых сил с участием коммунистов.

Вскоре наступила очередь Аргентины, где на рубеже 80-х годов нарастало рабочее и демократическое движение против военной диктатуры. 27 апреля 1979 г. состоялась первая всеобщая забастовка против социально-экономической политики диктатуры, в которой участвовало полтора миллиона человек. Наряду с забастовками, несмотря на запреты, проводились уличные шествия, собрания и митинги. В конце 1980 г. явочным порядком были воссозданы два параллельных профцентра, оба под прежним названием «ВКТ». В дальнейшем, уже в начале 1984 г., они воссоединились, восстановив единый национальный профцентр. Перонисты и на этот раз удержали контроль над профсоюзным движением.

В 1981 г. антиправительственные выступления усилились. 26 февраля 1981 г. День протеста против экономической политики правительства провели организации предпринимателей. 22 июля достоялась новая всеобщая забастовка трудящихся с участием более 1,5 млн. человек. 7 ноября трудящиеся провели марш «За мир, хлеб и работу». В июне 1981 г. национальная конференция епископов присоединилась к требованиям прекращения репрессий и восстановления демократии. Явочным порядком стали восстанавливать свою деятельность политические партии.

В июле 1981 г. две крупнейшие партии Аргентины – Хустисиалистская (перонистская) и Радикальный гражданский союз (РГС) – радикалы и еще три небольшие партии создали Многопартийный союз. Поддержанный рядом других партий, в том числе коммунистами, Многопартийный союз от имени всех общественно-политических сил страны потребовал возврата к конституционному режиму, прекращения репрессий и освобождения политзаключенных. В программе союза, принятой 16 декабря 1981 г., содержались также требования защиты национальных интересов и национального производства, восстановления и расширения прав трудящихся, улучшения их положения, расширения жилищного строительства, принятия мер по развитию народного образования, здравоохранения, науки и культуры, проведения независимой и миролюбивой внешней политики. 30 марта 1982 г. состоялась манифестация трудящихся, организованная профсоюзами и поддержанная многими партиями, под лозунгом: «Хлеба, работы, мира и свободы!» Демонстранты были атакованы полицией, произведены аресты. Но профсоюзы и партии готовили новые акции борьбы.

Ставший по воле хунты президентом Аргентины с декабря 1981 г. генерал Леопольде Гальтиери решился на авантюрную акцию, чтобы отвлечь внимание оппозиции, поднять престиж военных и самому предстать в роли национального героя: 2 апреля 1982 г. аргентинские вооруженные силы заняли захваченные Великобританией у Аргентины еще в 1833 г. Фолклендские (Мальвинские) острова 1 , а также острова Южная Георгия и Южные Сандвичевы в Южной Атлантике. Правительство объявило о восстановлении над ними аргентинского суверенитета.

1. Англичане называли их «Фолклендскими», аргентинцы – «Мальвинскими».

Известие об этом вызвало взрыв общенародного патриотического энтузиазма, к которому присоединились все оппозиционные режиму силы, еще вчера выступавшие за мирное "решение спора из-за островов с Великобританией и против возможного провоцирования военными вооруженного конфликта. События получили продолжение, на которое правительство не рассчитывало. Собравшийся перед президентским дворцом 100-тысячный митинг 10 апреля скандировал: «Мальвины – да, хлеб, труд, мир и свобода – тоже!» Не оправдались и надежды Гальтиери на то, что при содействии США удастся решить конфликт с Великобританией на основе компромисса. Правительство Великобритании во главе с «железной леди» Маргарет Тэтчер отказалось от каких-либо переговоров с Аргентиной и развернуло широкомасштабные боевые действия в районе Фолкледских (Мальвинских) островов. В мае британские войска с помощью военного флота и авиации высадились на островах, блокировав там аргентинский гарнизон и принудив его 14 июня к сдаче. США, будучи союзником как Аргентины (по договору Рио-де-Жанейро), так и Великобритании (по НАТО), оказали прямую поддержку последней, нарушив свои обязательства в отношении Аргентины. Великобританию поддержали и европейские страны НАТО. С осуждением действий Великобритании и поведения США выступили большинство латиноамериканских государств, Движение неприсоединения, социалистические страны.

Поражение военного правительства еще более дискредитировало его в глазах народа. Население 15 июня вышло на улицы, требуя отставки правительства, виновного в поражении, и восстановления демократии. 18 июня Гальтиери ушел в отставку. Новое военное правительство генерала Биньоне разрешило в ограниченных масштабах партийную деятельность и заявило о готовности к диалогу с оппозицией в поисках путей к восстановлению конституционного правления.

Народные выступления продолжались. 6 декабря 1982 г. прошла 6-миллионная всеобщая забастовка. А всего за 1982 год в забастовках участвовало 9 млн. чел. – больше, чем за предыдущие 6 лет. 16 декабря в Буэнос-Айресе состоялся 150-тысячный марш за демократию, организованный Многопартийным союзом в годовщину принятия его программы. Правительство назначило на 30 октября 1983 г. всеобщие выборы.

Предвыборная борьба развернулась главным образом между кандидатами двух ведущих партий – Итало Лудером от Хустисиалистской партии и Раулем Альфонсином от Радикального гражданского союза, что положило конец Многопартийному союзу, функции которого были исчерпаны. Оба кандидата обещали меры по демократизации страны, развитию экономики, улучшению положения трудящихся, независимую миролюбивую политику в духе Движения неприсоединения. Но в избирательной кампании перо-нистов сильнее звучали националистические и антиимпериалистические тона, в то время как радикалы больший акцент делали на проблемах демократии и прав человека. Профсоюзы и компартия поддержали перонистского кандидата.

Победу на выборах 30 октября 1983 г. одержал кандидат радикалов Рауль Альфонсин, получивший 52% голосов. Кандидат перонистов Итало Лудер, поддержанный большинством рабочих, набрал 40% голосов. Радикалы приобрели 128 из 254 мест в палате депутатов и 7 губернаторских постов в важнейших провинциях (Буэнос-Айрес, Кордова и др.). Перонисты добились 111 мест в палате депутатов, большинство в сенате и 12 губернаторских постов. Высокий процент голосов за Альфонсина объяснялся тем, что за него проголосовали многочисленные средние слои населения. Ему отдали голоса умеренные и правые силы, которые опасались победы непредсказуемых перонистов, опиравшихся на профсоюзы, но не имели шансов на собственный успех на выборах. Повлияли и еще свежие воспоминания о плачевных итогах недавнего второго пребывания перонистов у власти в середине 70-х годов. Результаты выборов показали также высокую концентрацию голосов вокруг двух партий – радикалов и перонистов (92%), подтвердив их репутацию основных политических сил в республике. 10 декабря 1983 г. военный режим передал власть избранному конституционному президенту Р. Альфонсину.

В Бразилии начавшейся в 1978 г. при президенте Гайзеле либерализацией военного режима воспользовались рабочие организации. В мае 1978 г. забастовали 400 тыс. рабочих промышленного пояса Сан-Паулу, добиваясь повышения заработной платы, улучшения условий труда и восстановления профсоюзных свобод. Правительство не решилось на репрессии. Бастующие добились некоторых уступок. Всего за год (май 1978–май 1979 г.) бастовало более 1 млн. человек.

Правительство генерала Ж. Б. Фигейреду (1979–1985) ускорило процесс либерализации. В августе 1979 г. была объявлена амнистия большинства политзаключенных и политэмигрантов. В январе 1980 г. начался переход к многопартийности. Партии АРЕНА и Бразильское демократическое действие (БДД) упразднялись. Вместо прежней проправительственной АРЕНА была создана Социал-демократическая партия (СДП), выражавшая интересы крупного капитала и не имевшая ничего общего, кроме названия, с социал-демократией. Тем не менее, чтобы успешнее конкурировать с оппозиционными силами, СДП восприняла лозунги демократических и социальных реформ.

Крупнейшей оппозиционной партией стала Партия Бразильское демократическое действие (ПБДД), объединившая большую часть членов прежней БДД. Она выступила за скорейшую демократизацию страны и широкий союз всех антидиктаторских сил. ПБДД была неоднородной, в ней присутствовали социал-демократические и умеренные либерально-реформистские течения.

Трабальисты, входившие прежде в БДД, создали две самостоятельные партии. Умеренное их крыло образовало Бразильскую трабальистскую партию (ДТП), возглавленную дочерью основоположника трабальизма Жетулио Варгаса Иветтой Варгас. Но большинство трабальистов пошло за популярным в прошлом левым трабальистским лидером Леонелем Бризолой, создавшим Демократическую трабальистскую партию (ДТП). Она стала левой партией социал-демократической ориентации с определенными популистскими чертами. ДТП требовала полного восстановления демократии, аграрной реформы, защиты национальной экономики и интересов трудящихся, антиимпериалистической внешней политики, высказывалась за участие трудящихся в управлении предприятиями и в органах местного самоуправления и за построение «демократического социализма».

Новым явлением было возникновение Партии трудящихся (ПТ), созданной на базе боевых профсоюзов промышленного пояса Сан-Паулу их лидером – руководителем металлистов и металлургов Сан-Паулу Лусио Инасиу да Силвой (р. 1946 г.), прозванным рабочими «Лула». Он получил известность и завоевал авторитет вожака рабочих во время забастовок 1978–1979 гг. Партия трудящихся отличалась боевым радикализмом. Она требовала глубоких демократических и социальных преобразований и построения общества без эксплуатации.

Что касается компартии Бразилии, понесшей большие потери от репрессий в годы диктатуры и юридически еще остававшейся нелегальной, то она после 1980 г. выступила за широкую солидарность всех демократических сил в борьбе за полную ликвидацию диктатуры. Старейший лидер партии, герой «тенентистского» движения 20-х годов Л. К. Престес, высказывавшийся за союз только левых, революционных сил, не получил поддержки и вышел из партии, обвинив ее новое руководство в оппортунизме (в 1990 г. в возрасте 92 лет он умер).

Заметную роль начали играть массовые непартийные движения, особенно низовые христианские общины, организации жителей «поселков нищеты», объединения студентов и интеллигенции.

Энергично выступила в поддержку требований демократических преобразований Национальная конференция епископов. Продолжала развиваться стачечная борьба трудящихся. Оживилось крестьянское движение. Требование аграрной реформы выдвинула Национальная конфедерация сельскохозяйственных трудящихся, объединившая 6 млн. человек. В августе 1981 г. в Сан-Паулу состоялась Национальная конференция трудящихся классов, высказавшаяся за создание единого национального объединения профсоюзов, независимого от государства, за демократию и изменение социальной и экономической политики.

На рубеже 80-х годов экономическое положение в Бразилии ухудшилось. Инфляция в 1980 г. достигла 120%. Впервые за многие годы в 1981 г. ВВП сократился на 3,5%, а промышленное производство упало на 8,4%. Это стимулировало дальнейший рост оппозиционных настроений. На парламентских выборах и впервые проводившихся прямых выборах губернаторов в ноябре 1982 г. оппозиционные силы набрали почти 60% голосов. ПБДД завоевала 201 из 479 мест в нижней палате Национального конгресса и 9 губернаторских постов, в том числе в важнейших штатах Сан-Паулу и Минас-Жераис. Губернатором Рио-де-Жанейро стал Леонел Бризола, партия которого (ДТП) получила 23 места в палате депутатов. Партия трудящихся приобрела 8 мандатов. Правящая СДП получила 12 постов губернаторов менее населенных штатов. Она сохранила преобладание в сенате, но утратила абсолютное большинство в палате депутатов.

После выборов оппозиция усилила давление на правительство. Продолжались забастовки, марши протеста, демонстрации. В августе 1983 г. профсоюзы, находившиеся под влиянием Партии трудящихся, создали Единый профцентр трудящихся Бразилии. В ноябре того же года другие профсоюзы, находившиеся под влиянием ПБДД, коммунистов и других течений, образовали параллельный национальный профцентр – Национальный координационный комитет трудящихся, в 1986 г. переименованный во Всеобщий профцентр трудящихся (ВПТ). Оба профцентра активно боролись за интересы рабочих и служащих и за восстановление демократии, хотя раскол профсоюзного движения мешал организации единых выступлений.

С конца 1983 г. в Бразилии развернулась массовая кампания за прямые президентские выборы и скорейший переход к гражданскому правлению. Правительство же настаивало на избрании президента, как и прежде, коллегией выборщиков в составе членов Национального конгресса и представителей от штатов, всего 680 с лишним человек, где заранее было обеспечено правительственное большинство. Тем самым предполагалось переход к гражданскому правлению осуществить при сохранении власти в руках правящей группировки. Правительственным кандидатом в. президенты был выдвинут депутат от СДП П. Маллуф. В январе–апреле 1984 г. по многим городам прокатилась волна многолюдных митингов за введение прямых выборов, завершившаяся миллионными манифестациями в Рио-де-Жанейро (10 апреля) и Сан-Паулу (16 апреля) с участием всех оппозиционных сил. Однако правительство на ближайшие выборы сохранило прежний порядок избрания президента коллегией выборщиков. Требование оппозиции о немедленном введении прямых выборов 25 апреля 1984 г. было отклонено в Национальном конгрессе незначительным большинством.

Массовая кампания 1984 г. за прямые выборы всколыхнула страну и показала, что борьба за демократизацию вышла за рамки регулируемого властями процесса либерализации. Инициатива перешла к оппозиции. Партия Бразильское демократическое действие (ПБДД) добилась поддержки почти всех оппозиционных сил (кроме Партии трудящихся, отказавшейся участвовать в непрямых выборах) и решила вступить в борьбу за власть в условиях непрямых выборов. Под влиянием народного движения из проправительственной СДП вышла большая группировка, создавшая в декабре 1984 г. новую Партию либерального фронта (ПЛФ) во главе с сенатором Жозе Сарнеем. Партия либерального фронта перешла в оппозицию и объединила с ПБДД в блок под названием «Демократический союз». Кандидатом в президенты от Демократического союза был выдвинут известный в прошлом политический деятель, сотрудник Варгаса Танкредо Невис (ПБДД), а в вице-президенты – Жозе Сарней (ПЛФ). Это обрекло правительственного кандидата на поражение. 15 января 1985 г. голосами 480 из 686 выборщиков президентом и вице-президентом были избраны кандидаты демократической оппозиции. 15 марта 1985 г. власть была передана военными новому гражданскому правительству, хотя возникло непредвиденное осложнение: за несколько часов до вступления в должность президента 75-летний Т. Невис с приступом аппендицита был увезен в больницу. Исполнение его обязанностей было поручено избранному вице-президентом лидеру Партии либерального фронта Жозе Сарнею. 22 апреля Т. Невис умер в больнице, так и не вступив в должность. Президентом стал Ж. Сарней. 21-летний период военного режима в Бразилии закончился.

В ноябре 1984 г. состоялись выборы в Уругвае. И здесь в марте 1985 г. военные передали власть гражданскому конституционному правительству. В начале 1986 г. конституционные правительства пришли к власти в Гватемале и Гондурасе. В феврале 1986 г. пала мрачная диктатура Дювалье в Гаити. Правда, это не привело здесь к установлению конституционного правления из-за противодействия военных и слабости и раздробленности демократических сил. В январе 1989 г. в результате военного переворота была свергнута самая долговечная в регионе диктатура А. Стресснера в Парагвае (1954– 1989). В мае 1989 г. состоялись всеобщие выборы, на которых президентом был избран генерал Родригес – в прошлом сподвижник Стресснера, затем отошедший от него и возглавивший январский переворот. Начался переход Парагвая к конституционному правлению.

Дольше всех в Южной Америке продержалась диктатура в Чили, где демократическим силам пришлось выдержать упорную борьбу за ее ликвидацию. Переворот 1973 г. в Чили был поддержан широкими непролетарскими слоями населения, буржуазными партиями, в том числе самой влиятельной Христианско-демократической партией (ХДП). Но очень скоро они почувствовали, что режим Пиночета не собирается допускать их к власти. Значительные массы мелкой буржуазии и служащих ощутили негативные для них последствия политики хунты. Это привело к сужению социальной опоры военного режима. Перешла в оппозицию действовавшая полулегально ХДП. Однако руководство ХДП отказывалось от активных антиправительственных действий, тем более от сотрудничества с коммунистами и их союзниками. Умеренные лидеры ХДП – Эдуарде Фрей и его сторонники ограничивались критикой режима и давлением на него в пользу либерализации, надеясь, что это со временем откроет им путь к власти и в то же время предотвратит возможность возврата к власти левых сил.

Большую роль в спасении жертв репрессий, в разоблачении преступлений режима, в развитии правозащитного движения и солидарности с трудящимися сыграла чилийская католическая церковь, ряд лет бывшая единственной легальной оппозицией.

Рабочее движение и левые силы долго не могли оправиться от тяжелого поражения и жестоких преследований. В 1976 г. один за другим были раскрыты и физически уничтожены хунтой три подпольных руководящих центра компартии. Лишь к концу 70-х годов намечаются признаки оживления рабочего движения и нелегальной деятельности левых партий, первой из которых восстановила свою подпольную структуру компартия. Явочным порядком стали оформляться объединения лидеров бывших профсоюзных федераций, пытавшиеся восстановить связи с низовыми профсоюзами. Первым организовалось умеренное крыло христианско-демократических профсоюзных деятелей, которые имели больше возможностей полулегальной деятельности. В 1976 г. они создали «Группу десяти», преобразованную позднее в Демократический союз трудящихся (ДСТ). В 1978 г. возник Национальный координационный совет трудящихся (НКСТ), объединивший основное ядро профсоюзных деятелей прежнего Единого профцентра трудящихся (КУТ) Чили, главным образом коммунистов, социалистов и левых христианских демократов. Предоставление в 1979 г. ограниченных прав легальной деятельности низовым профсоюзам привело к восстановлению в большинстве из них позиций левых сил, что облегчило возобновление связей между низовыми и высшими звеньями возрождавшегося профсоюзного движения. НКСТ стал наиболее влиятельным и представительным объединением промышленных рабочих. Но его позиции ослаблялись наличием нескольких параллельных объединений умеренной и даже проправительственной ориентации (последние, правда, не имели заметного влияния), а также тем, что значительная часть трудящихся, бывших традиционным оплотом левых, оказалась вытесненной из промышленного производства в ряды маргиналов. Кроме того, Социалистическая партия и некоторые другие прежние участники Народного единства раскололись на конкурирующие фракции, часть которых стала переходить на социал-демократические позиции и отдаляться от коммунистов. Тем не менее рабочее движение оживало. Начались производственные конфликты, в которых в 1979–1980 гг. участвовали десятки тысяч человек.

В конце 70-х годов военная хунта отказалась от установления корпоративного государства и выдвинула лозунг «либерализации» и перехода к «авторитарной демократии». Речь шла о придании диктатуре атрибутов «законности», с допуском к ограниченной легальной деятельности умеренных партий. Но и это предполагалось осуществить поэтапно. Прежде всего, в ответ на обвинения мировой общественности в узурпации власти Пиночетом и военной верхушкой хунта инсценировала «плебисцит» 4 января 1978 г., на котором, по данным властей, лишь 20% участников высказались против режима. Однако итоги плебисцита, проведенного террористической диктатурой, мало кого убедили. Затем правительство разработало проект новой конституции Чили, вынесенный на плебисцит 11 сентября 1980 в., в седьмую годовщину переворота. Все оппозиционные силы осудили это как попытку узаконить диктатуру. Согласно объявленным властями результатам плебисцита, против конституции высказались 32,5% голосовавших.

Конституция 1980 г. провозглашала восстановления институтов представительной демократии и гражданских свобод. Однако деятельность партий регламентировалась, запрещались партии, придерживавшиеся принципов классовой борьбы. Полномочия Национального конгресса ограничивались. Учреждалась авторитарная власть президента, избиравшегося всеобщим голосованием на 8 лет с правом повторного избрания. Президент был главой исполнительной власти, обладал важными законодательными функциями, правом издания декретов с силой законов, правом роспуска конгресса, проведения плебисцитов, введения чрезвычайного положения. Он контролировал вооруженные силы и корпус карабинеров, руководил деятельностью созданного при нем Совета национальной безопасности, назначал четверть членов Сената.

Было объявлено о введении новой конституции с марта 1981 г. Однако осуществление ее основных статей – о выборах, о конгрессе и партиях – откладывалось на 8 лет. До тех пор полномочия конгресса исполняла хунта в составе четырех командующих родами войск и корпуса карабинеров. Пиночет без всяких выборов был объявлен ею с марта 1981 г. «конституционным» президентом на 8 лет, с правом переизбрания на последующие 8 лет.

Курс на институционализацию режима означал, что его устроители не намеревались в обозримом будущем уступать власть дажс в пользу умеренной оппозиции. Это побудило ХДП усилить давление на правительство, хотя она по-прежнему отказывалась от насильственных форм борьбы. Компартия же в сентябре 1980 г. заявила о праве народа на массовое восстание против диктатуры, которую можно свергнуть только действиями снизу. Выдвижение этого лозунга осложнило ее отношения с умеренной оппозицией.

Экономический кризис начала 80-х годов обострил обстановку в стране и ускорил рост оппозиционного движения. В апреле 1983 г. конфедерация трудящихся медной промышленности, в которой, как

в большинстве промышленных профсоюзов, преобладали левые Христианские демократы, коммунисты и социалисты, обратилась с призывом к рабочим и к народу страны провести общенациональные выступления против диктатуры. При поддержке всех оппозиционных профсоюзов и партий 11 мая 1983 г. состоялся День национального протеста против диктатуры. Толпы трудящихся, безработных, жителей «поселков нищеты», студентов, представителей средних слоев населения вышли на улицы в разных районах Сантьяго и других городов. Произошли стычки демонстрантов с полицией и войсками, баррикадные бои в рабочих и университетских кварталах, Для дальнейшего руководства борьбой в июне 1983 г. был создан Национальный руководящий совет трудящихся (НРСТ), объединивший НКСТ, Конфедерацию трудящихся медной промышленности и другие профсоюзы. Дни национального протеста стали проводиться почти ежемесячно один за другим. В них участвовало каждый раз до полутора миллионов человек.

Левые силы намеревались перейти к всеобщей забастовке и народному неповиновению, вплоть до массового восстания и свержения диктатуры. Умеренные же участники движения ставили перед народными выступлениями более ограниченные задачи давления на правительство, чтобы принудить его к соглашению с оппозицией. Они надеялись добиться восстановления демократии, не прибегая к насильственным, вооруженным формам борьбы, чреватым большими жертвами и революционными эксцессами и выходом событий из-под контроля умеренно-реформистских сил. Их надежды вдохновлял пример мирного перехода Испании в 1976–1977 гг. от франкистского режима к демократии. В августе 1983 г. ХДП и другие буржуазные партии, а также ряд фракций социалистов, радикалов и некоторых других, отошедших от союза с компартией после принятия ею курса на «народное восстание (неповиновение)», создали широкий блок умеренной оппозиции – Демократический альянс. Компартия, значительная часть прежней Социалистической партии (соцпартия Клодомиро Альмейды, бывшего министром иностранных дел в правительстве Альенде) и Левое революционное движение (МИР) образовали в сентябре 1983 г. Народно-демократическое движение (НДД), отстаивавшее революционные позиции и курс на свержение диктатуры с помощью массовых действий.

Борьба с диктатурой в 1983–1986 гг. не раз приобретала острый характер. В октябре 1984 и в июле 1986 г. по призыву Национального руководящего совета трудящихся удалось организовать всеобщие забастовки против режима с участием значительных масс населения. Но дальнейшего развития движение не получило. Правительство сумело, предложив Демократическому альянсу переговоры, добиться его отхода от участия в массовых выступлениях. 4–6 сентября 1986 г. НДД своими силами организовало новую всеобщую забастовку, но она имела ограниченные масштабы. После более чем трехлетнего подъема массовых выступлений вера трудящихся в их эффективность стала иссякать, среди населения появилась усталость.

В декабре 1984 г. с участием молодых коммунистов была создана подпольная вооруженная организация «Патриотический фронт имени Мануэля Родригеса» (герой партизанской борьбы в годы войны за независимость начала XIX в.) для осуществления вооруженных акций против режима и подготовки отрядов защиты участников массовых выступлений. 7 сентября 1986 г. Фронт предпринял покушение на Пиночета, атаковав кавалькаду машин, в которой вместе с сопровождающими лицами ехал диктатор. Многие его спутники были убиты и ранены, но самому Пиночету удалось отделаться легкой царапиной. Неудачное покушение на диктатора имело негативные последствия. Режим использовал это событие для очередной волны репрессий. Умеренные и левоцентристские партии осудили покушение и вооруженные методы и отказались от дальнейших выступлений. Массовое движение против диктатуры пошло на спад.

Устоять режиму помогли и экономические успехи. После длительной полосы стагнации и спадов (1973–1983) на протяжении 5 лет (1984–1988) среднегодовые темпы роста ВВП достигли 6%, а в.1989 г.–8,5%. Инфляция упала до 12,7%. В 1988 г. Чили удалось выплатить по внешнему долгу 2 млрд. долл. и сократить его на 7%. Несколько уменьшилась безработица, правда, вне стабильной занятости оставалось более трети населения. Стала повышаться реальная заработная плата, хотя она и оставалась заметно ниже времен Альенде. Производство на душу населения также еще не достигло уровня начала 70-х годов. Удельный вес Чили в общей стоимости продукции обрабатывающей промышленности стран Латинской Америки уменьшился с 5,4% в 1970 г. до 3% в 1988 г.

Экономические успехи второй половины 80-х годов, разительно отличавшие Чили в эти годы от других стран региона, объяснялись рядом причин. Стали сказываться наконец результаты модернизации, особенно экспортных отраслей, включая начавшееся производство информативной техники. Помогла и благоприятная для Чили внешнеэкономическая конъюнктура (особенно рост цен на медь), доходы от экспорта возросли на 1/3. Немаловажную роль сыграл приток иностранных капиталов (за один 1988 год– 1,9 млрд. долл.), привлеченных льготными условиями и дешевизной рабочей силы. Дополнительные средства дала усилившаяся распродажа государственных компаний. Более эффективному развитию производства и некоторому ослаблению социальной напряженности способствовала продажа мелких акций компаний рабочим и служащим, охватившая 400 тыс. чел. В результате режиму удалось привлечь на свою сторону часть населения, стимулировать конформистские и реформистские настроения, хотя социальные контрасты, неустроенность, нищета и недовольство больших масс сохранялись. За чертой нищеты (по критериям ООН) в Чили в 1971 г. находилось 15–17% чилийцев, а в конце 80-х годов–45–48%.

Неудача открытой конфронтации рабочего и народного движения с режимом в 1983–1986 гг. означала поражение левой, революционной альтернативы диктатуре. Но массовые выступления ослабили и расшатали режим, создав условия для реализации более умеренной, реформистской альтернативы перехода к демократии при гегемонии ХДП. Под давлением оппозиции начался процесс либерализации и эрозии режима. В марте 1987 г. была допущена легальная деятельность правых и умеренных партий. Левые партии успешно отвоевывали пространство для полулегальной деятельности. В июне 1987 г. на базе Народно-демократического движения они создали новую коалицию «Объединенные левые». Остальные партии оппозиции объединились с ХДП в группировку 16 партий, выступавшую за переход Чили к демократии путем сочетания давления с поиском соглашений с режимом, с тем чтобы избежать осложнений и больших жертв.

В августе 1988 г. явочным порядком был воссоздан Унитарный профцентр трудящихся (КУТ) Чили, объединивший профсоюзы страны, заметно поредевшие за годы диктатуры (300 тыс. чел.). Теперь в нем стали преобладать христианско-демократическое и социал-демократическое течения, потеснившие коммунистов. Председателем КУТ стал видный деятель профсоюзного движения конца 70–80-х годов левый христианский демократ Мануэль Бустос.

На 5 октября 1988 г. хунта назначила плебисцит, который должен был предоставить 73-летнему Пиночету президентские полномочия еще на 8 лет. В случае отрицательного исхода плебисцита в конце 1989 г. должны были наконец состояться президентские выборы. Но и тогда Пиночет оставался у власти более года и мог претендовать на выдвижение на этих выборах своей кандидатуры. «Нет» Пиночету высказали около 55% участников плебисцита. Более 43% поддержали диктатора.

После плебисцита оппозиционные силы неуклонно наращивали давление на диктатуру, ускоряя процесс ее демонтажа. На 14 декабря 1989 г. были назначены президентские выборы. Пиночет не стал выдвигать свою кандидатуру, но сохранил за собой право остаться командующим сухопутными силами еще на 8 лет (и соответственно сохранять контроль над армией). Оппозиция добилась в 1989 г. внесения в конституцию 1980 г. существенных поправок. Отменялся запрет партий по идеологическим мотивам, что открывало путь к легализации компартии. Срок полномочий президента сокращался с 8 до 4 лет, отменялся ряд его чрезвычайных полномочий, в частности право роспуска конгресса.

Ведущая партия оппозиции – ХДП выдвинула кандидатом в президенты своего лидера Патрисио Эйлвина (р. 1918 г.), давнего влиятельного деятеля партии, близкого соратника основателя и многолетнего руководителя ХДП Э. Фрея, умершего в 1982 г. Принадлежа к умеренному крылу христианских демократов, Эйлвин, как Фрей, в 1973 г. был противником правительства Альенде, но затем постоянно выступал с критикой диктатуры Пиночета, против репрессий, в защиту прав человека и за восстановление демократии. Он отстаивал ненасильственные методы борьбы, отвергая насилие справа и слева. Вокруг его кандидатуры в коалицию партий объединились все силы демократической оппозиции, кроме коммунистов.

В мае 1989 г. после 20-летнего перерыва компартия Чили провела свой XV съезд, обновивший ее руководство. Более 30 лет возглавлявший партию Луис Корвалан, которому был уже 73-й год, ушел с поста генерального секретаря. Съезд подтвердил приверженность партии курсу на использование всех форм борьбы за демократические преобразования, включая народное восстание, хотя лозунг «народного восстания» явно не отвечал новой обстановке, настроениям масс и изолировал коммунистов от других партий. Блок «Единых левых» развалился, социалисты – фракция К. Альмейды – покинули коммунистов и вошли в коалицию 17 партий. Вместе с тем XV съезд компартии решил поддержать кандидатуру П. Эйлвина, чтобы не раскалывать ряды противников диктатуры и не оказаться в полной изоляции.

От правых на пост президента претендовали два кандидата. Это облегчало задачу П. Эйлвина, успешно, с подъемом проведшего избирательную кампанию. На выборах 14 декабря 1989 г. Патрисио Эйлвин получил более 53% голосов и был избран президентом Чили. Правда, объединенных усилий всех оппозиционных диктатуре партий едва хватило, чтобы получить немногим больше половины голосов избирателей, что свидетельствовало о сохранении значительных позиций у сторонников правых сил. И все же это была победа демократических сил. В палате депутатов оппозиция завоевала 72 места из 120. 11 марта 1990 г. военная хунта во главе с Пиночетом после 16 с половиной лет правления передала власть избранному президенту П. Эйлвину и возглавляемому им гражданскому правительству. В этот день с политической карты Южной Америки исчезла последняя диктатура.

Новыми успехами ознаменовался в конце 70-х – первой половине 80-х годов процесс деколонизации в Карибском бассейне. Независимость получили шесть бывших владений Великобритании:

Доминика (1978), Сент-Люсия (1979), Сент-Винсент и Гренадины (1979), Белиз (1981), Антигуа и Барбуда (1981), Сент-Кристофер и Невис (1983). Общая площадь новых государств составила более 25 тыс. км 2 (из них Белиз 23 тыс. км 2), а население – около 650 тыс. человек. В итоге количество независимых государств Латинской Америки и Карибского бассейна достигло 33 и осталось на этом уровне вплоть до 90-х годов. Всего теперь молодых суверенных государств Карибского субрегиона, получивших независимость в 1962–1983 гг., стало 13 (12 англоязычных, бывших британских владений, и одно – Суринам – бывшая нидерландская колония). Суммарная их территория достигла 435 тыс. км 2 (свыше 2% площади Латинской Америки), а население (на 1986 г.) – около 6,2 млн. человек (1,5% от населения региона). Под властью Великобритании в Карибском бассейне осталось лишь несколько мелких островных территорий и Фолклендские (Мальвинские) острова в Южной Атлантике. В целом сохранившиеся владения США («Свободно присоединившееся государство» Пуэрто-Рико и часть Виргинских островов), Франции («Заморские департаменты» Гваделупа, Мартиника и Французская Гвиана), Великобритании и Нидерландов занимали теперь 115 тыс. км 2 (из них 90 тыс. км 2 – "Французская Гвиана), т. е. 0,5% территории Латинской Америки. "В них проживало 4,6 млн. человек (в том числе 3,4 млн. в Пуэрто-Рико)–немногим более 1% населения региона, а без Пуэрто-Рико–менее 0,3%.