Премьер-министр Италии Джузеппе Конте, посетивший Москву с первым официальным визитом, рассказал в эксклюзивном интервью первому заместителю генерального директора ТАСС Михаилу Гусману об атмосфере на переговорах с президентом РФ Владимиром Путиным, поделился своим видением отношений Москвы с Евросоюзом, а также ответил на вопросы о личном - о духовности и о месте России в его сердце.

Господин премьер-министр, большое спасибо, что все-таки этим вечером нам удалось увидеться. Вы завершаете свой визит в Россию, только что закончились ваши переговоры с президентом России Владимиром Путиным. Как состоялся ваш диалог? Это ваша первая встреча. Как сложилась ваша личная химия с российским президентом и вообще: довольны ли вы визитом?

Я очень доволен визитом. Меня принимали с чудесным гостеприимством. Это был очень теплый прием. И я бы сказал, что зародились и дружеские отношения. В конце, прежде чем попрощаться, мы сказали об этом друг другу. Мы провели всю вторую половину дня вместе - много часов - и обсудили множество тем.

Это были вопросы и внешней, и внутренней политики, двустороннего обмена. Это действительно была очень плодотворная встреча.

Президент Путин уже сказал о том, что он очень высоко ценит состоявшийся разговор. О том, что вообще за эти десятилетия у России и Италии сложились особые отношения. Это действительно правда, потому что в самых разных областях у нас очень тесные контакты. В каких сферах, вам кажется, мы наиболее близки? А где нам требуется сделать еще усилие, чтобы наши страны могли ближе сотрудничать?

Безусловно, коммерческий обмен и экономическое сотрудничество развиваются очень интенсивно. Во многих направлениях, например, в области инфраструктуры, в области энергетической деятельности, в области производства сельскохозяйственной продукции, в области обрабатывающей промышленности, в медицинской отрасли.

Но я бы сказал, что мы не должны пренебрегать и культурными связями. Это очень важно. Я сказал, что существуют 50 школ в России, где на всех уровнях, от начальной школы до высшей школы, преподают итальянский язык. И в то же время огромное внимание уделяется в Италии русскому языку и русской культуре. С этой точки зрения это и является основными вехами. А если к этому прибавим обмен на уровне университетов, на уровне научно-исследовательских центров, можно убедиться в том, что взаимоотношения между нашими странами действительно являются очень интенсивными.

Я совершенно согласен с вами о значении культурных связей. Свидетельством является то, что мы с вами беседуем в Государственном музее изобразительных искусств им. Пушкина, на фоне прекрасной картины художника Каналетто, представленной на выставке, которую вы посетили. Мне кажется, что развитие культурных связей исторически связывает наши страны. Какие культурные проекты, какие культурные задачи вы считали бы важными для еще большего сближения наших стран? История наших культурных связей уходит вглубь веков...

Я вот какой эпизод хочу вам рассказать. В ходе встречи с президентом мы ознакомились с фильмом Андрея Кончаловского, который называется "Грех". Этот фильм посвящен Микеланджело Буонарроти. Это был предварительный просмотр, поскольку этот фильм еще не поступил в прокат и его еще не показывают в кинотеатрах в России. Это произойдет в декабре. А потом, я надеюсь, этот фильм выйдет на экраны и в Италии. Я остановился поговорить с режиссером Кончаловским, вспомнил некоторые снятые им фильмы - "Возлюбленные Марии" и многие другие. Один фильм оказался посвященным жизни в Сибири, он назывался "Сибириада".

И пока мы разговаривали, я говорил ему об Андрее Тарковском, а он вспоминал о Феллини и об Антониони. Это просто чтобы сказать о том, что культурные связи существуют на всех уровнях. На уровне кинематографа. Сейчас, например, Италия выступает как почетный гость кинематографической выставки. Я бы вспомнил здесь мероприятия в Санкт-Петербурге.

А с точки зрения визуального искусства, живописи, с точки зрения культурного обмена, я бы сказал, что речь идет об абсолютно полноценном обмене.

Господин премьер-министр, вы сравнительно недавно на своем посту. Вы назвали свое правительство правительством перемен. Какие реформы, какие конкретно перемены, по вашему мнению, нужно сделать, чтобы действительно ваше правительство было правительством перемен?

Правительство перемен означает, что мы в Италии хотим изменить направление движения. Италия шла по нисходящей линии в направлении к упадку. Если бы мы в течение долгого времени продолжили бы движение той же дорогой, то мы бы содействовали этому рецессивному процессу.

А сейчас мы боремся. Мы движемся в сторону роста. Но мы не делаем этого опрометчивым образом

Мы делаем это для того, чтобы наша работа сопровождалась солидным инвестиционным планом и соответствующим планом реформ, реструктуризации. Италия нуждается в упрощении бюрократических процедур. Она нуждается в переходе на электронный документооборот при оформлении государственных услуг, оказываемых населению, а также в ускорении процессов, которые должны стать менее длительными. И мы работаем очень серьезно. Мы разрабатываем методику, в соответствии с которой нашему инвестиционному плану сопутствует проект многочисленных реформ. Возможно, в Италии до сих пор это никогда не делалось.

В России, естественно, обратили внимание на то, что в программе вашего правительства стоит такая важная тема, как отмена антироссийских санкций. Что нужно сделать, на ваш взгляд, чтобы это действительно состоялось? И чтобы отношения между Россией и Италией не были заложником некой политической конъюнктуры? Какие шаги, на ваш взгляд, ваше правительство, вы лично могли бы в этом плане предпринять?

Самое важное, я это говорю с первого дня, - надо поддерживать диалог с Россией и развивать этот диалог. Потому что если Италия займет изолированную позицию, то будет потеряна возможность продвигать отношения вперед. И тут не нужно смотреть только на улучшение взаимоотношений между Италией и Россией. Они уже и так являются великолепными. Но нужно смотреть на улучшение взаимоотношений между Европейским Союзом, то есть странами, являющимися членами Евросоюза, с одной стороны, и Россией - с другой.

Италия старается продвигать вперед наиболее комплексную стратегию. Она вовлекает в этот диалог всех европейских партнеров. Мы стараемся вовлечь в эту деятельность всех европейских партнеров, поскольку только таким образом мы сможем улучшить весь комплекс связей в Европе, а также восстановить утерянное за последние годы. Конечно, за последние годы случился какой-то разлом. Диалог, который культивировался 25 лет, оказался прерванным по известным всем причинам.

И мы должны стараться восстановить этот диалог, восстановить взаимное сотрудничество. Мы хотим помочь России

Но мы знаем, что если только мы одни будем помогать ей, то это слишком мало. Поэтому мы хотим вовлечь в эту деятельность всех. Все другие стороны.

Буквально через несколько дней после того, как вы стали премьер-министром, вы участвовали в саммите "Большой семерки" в Канаде. И именно вы, гоподин премьер-министр, поддержали прозвучавшее там предложение президента США Дональда Трампа о том, что пора возвращаться к формату "Большой восьмерки". Вы были, пожалуй, единственным из европейских лидеров, кто тогда об этом высказался откровенно и прямо. Как вы думаете, насколько это реалистично, насколько это возможно? Что надо сделать, чтобы формат "Большой восьмерки" был восстановлен?

Да, мы говорили с президентом Трампом и об этом. И я, безусловно, подтверждаю, и я надеюсь, что можно подойти к формуле "восьмерки" с президентом Путиным, если сесть за стол переговоров. Если бы мы сели за стол в качестве "восьмерки" на саммите, было бы проще решать многие вопросы, в том числе касающиеся наиболее серьезных кризисов на международном уровне, актуальных в настоящий момент.

Но верно и другое. Я хорошо отдаю себе отчет в том, что эту формулу, о которой мы все вместе договаривались, сейчас не так легко было бы воплотить в жизнь. Так что проблема не в формуле, не в том, "семерка" это или "восьмерка". Есть и другие инструменты, которые могут сработать. Например, Италия сейчас является председателем ОБСЕ, она проводит ряд мероприятий. В общем, важно находить все ситуации, все поводы, чтобы формула заработала, чтобы вовлечь Россию. Потому что изолированная Россия не на пользу укреплению мира во всем мире.

- На том же саммите "Большой семерки" прозвучали слова американского президента о том, что страны - члены НАТО должны увеличить свой вклад в эту организацию. Италия была у истоков этой организации. В то же время Италия способствовала налаживанию диалога между Россией и НАТО. Сегодня этот диалог прерван. Что, по вашему мнению, можно и нужно сделать, чтобы этот диалог был восстановлен? Чтобы отношения между Россией и НАТО были такими взаимополезными?

Проблема НАТО - это проблема, которая налагается на множество других проблем Европейского союза. Она налагается на множество иных структур. Разумеется, мы включены в деятельность Североатлантического альянса. На этой платформе мы стоим твердо. Вы упоминали о позиции президента Трампа касательно увеличения вклада. Конечно, обязательства надо исполнять, и мы хотим это делать.

Италия вносит не только свой экономический вклад. Она вносит свой вклад и человеческими ресурсами в дело укрепления международного мира. Мы много делаем для мирного развития вот с этой точки зрения. Таким образом, когда дается оценка этим взаимоотношениям, это нужно в обязательном порядке делать комплексно. И это нужно не только для достижения экономических целей, но и для общего вклада. Если говорить об экономических терминах, для наращивания потенциала - capacity building. Италия вносит свой вклад в развитие стран, которые находятся в трудном положении. Потому что восстановить структуры, восстановить внутренние силы, полицейские силы - это тоже связано с мирной миссией.

С этой точки зрения мы считаем в том числе и это очень важным внутри Североатлантического альянса. Но, повторяю, и во всех других сферах тоже - поддерживать этот диалог в открытом состоянии. А конфликты и ссоры ни к чему хорошему не приводят.

Я думаю, что вам, господин премьер-министр, об этом уже говорили. Вы - политик совершенно нового типа, необычный политик хотя бы в том плане, что до того, как вам предложили стать премьер-министром, вы вообще не интересовались, насколько я понимаю, политикой. Где-то даже сторонились ее. Вы были достаточно преуспевающим адвокатом. Вы называете себя адвокатом народа. Во-первых, почему вы все-таки пришли в политику, почему вы приняли это предложение? И какими качествами в современном мире должны обладать политики, чтобы действительно они могли быть политиками для народа?

Неправда, что я не занимался политикой. Я всегда интересовался политикой. Политикой в смысле всего того, что приносит пользу народу. Всего того, что входит в сферу интересов страны. Социальные аспекты, экономические, и политические тоже. Но я это делал не как воинствующий борец в мире политических сил. Я это делал, хочу сказать так, как частное лицо, как гражданин.

Когда мне было сделано предложение стать премьер-министром, я хорошо подумал, а потом я согласился, потому что я считаю, что служить своей стране - это самое прекрасное дело. Это самая большая честь, которая может достаться человеку.

Вы меня спрашиваете - а какими качествами нужно обладать, чтобы можно было называться адвокатом народа... Я бы ответил очень просто. Нужно иметь страсть. Нужно смотреть на людей. Нужно никогда не упускать из поля зрения потребности людей. Надо действовать с чувством ответственности. И нужно видеть дальнюю перспективу своей политической деятельности.

Я хотел бы немножко поговорить с вами, господин премьер-министр, о вашей родине. О стране, которую очень любят в России, - об Италии. Великий русский философ Николай Бердяев сказал, что Италию нельзя рассматривать как лишь одну из стран - это гораздо больше, чем страна. И это справедливо. Вы знаете, по данным ЮНЕСКО, 60% мирового культурного наследия находится на территории Италии. Это, может быть, другие страны считают не очень справедливым, но это - исторический факт. Все больше и больше туристов приезжают в Италию. Россияне любят Италию и посещают ее. Что нужно сделать для того, чтобы больше россиян приехало в Италию? Какие места вы, как главный гид по Италии, порекомендовали бы россиянам? И какие шаги может сделать ваше правительство, чтобы возможности посещения Италии россиянами были как-то облегчены?

Наше правительство в плане реформ, о которых я говорил ранее, конечно, посвящает большую часть модернизации инфраструктур. А это, разумеется, очень важно для создания благоприятных условий для развития туризма.

- Это самое важное.

Мне было очень приятно услышать от вас, как вы подчеркнули, что в Италии сконцентрирована большая часть принадлежащих всему человечеству художественных, археологических сокровищ. Рост туризма, увеличение количества российских туристов - на это мы обращаем самое пристальное внимание.

Я не мог бы отметить какой-то один город или какое-то одно особенное место.

Я только мог бы дать такой совет российским гражданам - следовать за туристическими путеводителями

А потом, после посещения самых важных мест, тех, которые были рекомендованы, вернуться и открыть для себя другие места, те, которые не стояли в числе рекомендованных. И перед ними откроются неописуемые красоты.

Господин премьер-министр, я, бывая последние годы в Риме, несколько раз приходил в Российский центр науки и культуры. И не мог себе предположить, что буквально этажом выше находится…

Площадь Бенедетто Кайроли.

- Совершенно верно. Где находится ваш офис.

Да, мой офис был там на верхнем этаже. Мой адвокатский офис.

Я не мог себе предположить, что я прохожу мимо вашего, так сказать, офиса, где написано "адвокат Конте", с которым вскоре буду беседовать как с премьер-министром. Наверное, это все-таки не случайное совпадение. Ведь вы же в своей парламентской речи, первой парламентской речи, вспомнили Пушкина, вспомнили Достоевского. Из всего многообразия мировой литературы вы вспомнили двух великих русских писателей. Во-первых, почему? А во-вторых, что такое для вас Россия, и, если она занимает какое-то место в вашем сердце, то какое место она занимает?

Очень важное место. Почему? По личным причинам: любовь к музыке, любовь к литературе, а я много читал русскую классическую литературу и слушал много музыки. Вы упомянули российский культурный центр. Несколько раз со мной так случалось, что, когда я пешком спускался по лестнице вечером после работы и слышал какой-нибудь концерт, я заходил, чтобы послушать, и оставался там.

Я очень привязан к российской культуре

Религиозный аспект в моей жизни играет особую роль. Это меня немного смущает. Это было всегда частным вопросом. Однако вы же отдаете себе в том отчет, что сейчас, будучи политической фигурой, я очень на виду. Любой жест, любая инициатива - все это начинает казаться очень значимым. В реальности я думаю, что духовная сторона жизни делает жизнь человека более полной, более богатой.

И это так и есть, независимо от выбора религии, той веры, которую человек принимает. Мне нравится вспоминать одну историю. Я ее где-то прочитал. Сейчас память меня подводит. Об одном халифе, он жил в Испании в тот период, когда там велось много войн. И после множества побед, которые следовали одна за другой, ему удалось установить мир. Во время его халифата была открыта первая медицинская школа в Испании и в Европе.

Так что это был человек, который все в жизни повидал: и богатство, и культуру. И вот в конце жизненного пути, когда смерть к нему уже приблизилась, он сказал: "Я жил в мире и в войне. От жизни я получил все. Но если я должен остановиться и подумать, я должен посчитать дни чистого счастья, и таких дней было очень мало. Человек, не ограничивай свои устремления лишь земной жизнью".

Тогда, с вашего позволения, господин премьер-министр, я от вопросов, связанных с высокой духовностью, перейду к сугубо материальному вопросу. Я хочу вас спросить о ваших пристрастиях в итальянской кухне. Потому что итальянская кухня, как никакая другая из зарубежных, популярна у россиян. Поэтому нам, конечно, было бы очень интересно знать, что вы лично любите в итальянской кухне? И что вы лично можете нам сказать об итальянской кухне, чего мы не знаем?

Итальянская кухня - очень вкусная. И так прекрасно открывать ее разнообразие, когда знакомишься с блюдами, которые готовят в разных областях страны. А я могу передать такое сообщение российскому народу. Я лично сам с юга, в частности, из Апулии. Мы используем много овощей. Так что все типы овощей, например, паста с овощами. У нас много таких характерных блюд. Но особенно выделю средиземноморскую кухню. Лично мне не нравятся очень усложненные блюда, разные сложные соусы.

А конкретно? Вы знаете, все-таки это сейчас будет знать вся Россия, что любит премьер-министр Италии... Конкретно?

Тогда я назову одно особенное блюдо. Это блюдо готовится, согласно средиземноморской традиции, с баклажанами, они запекаются в духовке. Блюдо называется "Ла пармиджана".

В это время как раз пора его и есть, между прочим. Вы знаете, господин премьер-министр, наша программа называется "Формула власти". Я имел честь беседовать со многими десятками ваших коллег, в том числе с несколькими вашими предшественниками на посту премьер-министра Италии. И я всегда заканчиваю свою беседу одним и тем же вопросом: что такое власть для вас? Вот какова она на вкус, эта сложная штука под названием власть?

Власть - да я даже не знаю, что это такое. Просто не знаю, что это такое. Даже наоборот. Я очень боюсь высокомерия власти. Есть такой роман, если вернуться к разговору о культуре и о литературе. Этот роман написал Сарамаго. Это метафора, там речь идет именно о высокомерии, к которому приводит власть. Я его перечитал прошлым летом. Надо держать себя как можно дальше от высокомерия власти. Надо выполнять свои функции ответственно и с оглядкой на людей, учитывая потребности людей. И никогда нельзя закрываться внутри себя самого, надо всегда избегать честолюбия и высокомерия власти.

Мне остается только пожелать вам успеха, господин премьер-министр, и поблагодарить вас за эту беседу. Спасибо!

Рассказал(а):

Много раз читал истории про блондинок... но все таки...

Много раз читал истории про блондинок... но все таки мне казалось что интеллект не зависит от цвета волос, пока однажды...
Дело было в электричке Москва - Шатура. Этот день начался очень xpеново, и также xpеново кончился, ко мне с утра пришла проверка с налоговой (я работаю бухгалтером), ну а вечером раздача пилюль по итогам проверки, так что перспектива 3-х часовой тряски в электричке очень угнетала, не спасал даже тот факт, что впереди четыре заслуженных выходных в тишине и покое...
Взяв пивка, чтоб хоть как-то скрасить загаженное настроение, я погрузился в свои мысли, из которых меня вытащила фраза: "Простите у вас свободно?" Подняв глаза я увидел белокурого ангела, который не дождавшись ответа занял место у окна... Девушка весьма прекрасной внешности очень подняла настроение... Тем временем белокурый ангел достал из папки кипу бумаг (договора и какие-то выписки) и с умным видом погрузился в их изучение.
Сам казус произошел на станции Гжель где поезд стоял минут 20. Я после нескольких попыток знакомства (потерпев полное фиаско), погрузился опять в свои мысли. Почти полностью изучив текст всех бумаг девушка наткнулась на незнакомую аббревиатуру, и после нескольких безуспешных попыток расшифровать решила обратится за помощью к подруге. Так как поезд стоял, а трубка была весьма хорошего качества, то весь разговор был слышен почти на весь вагон.
Итак диалог:
Белокурый Ангел: - Але, Ань Привет!
Аня (подруга): - Ой привет! Как дела?
Белокурый Ангел: - Да все окей! Слушай, скажи, ты не в курсе как расшифровывается КПП (имеется в виду код причины постановки).
После недолгих раздумий подруга выпалила:
- Ой, точно не знаю, но мне кажется, ЧТО ЭТО "КЛУБ ПАССИВНЫХ ПИД%%АСОВ"
После этой фразы как минимум 10 человек в вагоне просто свалилось на пол в судоргах...
Но это еще не финиш... После недолгого раздумия Белокурый ангел изрек:
- Не, Ань, кажется не то, вряд ли в банке интересна личная жизнь моего шефа.
Заряд настроения возрос на 10000%! УДАЧИ ВАМ БЛОНДИНКИ! Без вас жизнь была бы скучной!

«Локомотив-Кубань» - образцовый пример для любой команды Еврокубка. В прошлом сезоне краснодарская команда не проигрывала. Вот совсем. Да, обидные поражения от команды Дэвида Блатта в финале смазали по итогу весь сезон, который, согласитесь, был невероятным.

Нынешний сезон подопечные Саши Обрадовича начали уверенно. Три убедительные победы подряд в Еврокубке и одно поражение в Единой лиге ВТБ при очень интересной и содержательной игре в целом. Обидчиком «Локо» выступил УНИКС, который дома сыграл цепко, уверенно и в решающий момент попал важные броски.

Поэтому перед четвёртой игрой в Загребе против местной «Цедевиты» волнений и сомнений ни у кого возникнуть не могло. Объективно, российская команда по всем показателям сильнее, мастеровитее, опытнее, быстрее и ещё много-много слов, оканчивающихся на «ее».

Пожалуй, единственным фактором пользу хозяев могла стать домашняя арена. Хорватская публика умеет гнать своих вперёд, и этот фактор нужно учитывать всем гостевым командам. Но уже на последних минутах разминки стало понятно: «Дом Спорта» не заполнится, а заявленная в протоколе итоговая цифра болельщиков в две тысячи человек кажется просто насмешкой над миром.

Первые минуты дали понять, что Мустафа Фалль выпадает из схем Обрадовича. Потеря, фол в защите, фол в нападении и логичное завершение первого игрового отрезка с проходом до конца скамейки запасных. Французский гигант в итоге набрал всего два очка за смешные шесть минут игрового времени. Но никто бы не заметил «потерю» бойца.

Спустя три минуты после ухода с площадки Фалля, на табло горели равные цифры 12:12. И тут началась кубанская магия, а главным чудотворцем стал новоиспечённый капитан железнодорожников Дмитрий Кулагин . Ох, что же творил этот парень! Когда-то давно, великий Ларри Бёрд сказал после выигранного матча, в котором молодой Джордан накидал «Бостону» 63 очка в матче плей-офф, что в образе Майкла был сам Бог. Пока не известно, кто был в образе Кулагина-старшего, но это было божественно!

За полторы четверти Дмитрий набрал 21 очко, реализовав (внимание!) пять из шести дальних попаданий. «Локомотив» при этом выдал рывок 28:8, уложившийся ровно в 10 минут игрового времени между серединой первой и второй четвертей. К концу первой половины разница достигла каких-то неприличных значений. «+23». Кто выбросит полотенце и закончит досрочно это избиение?

Кулагин на пороге своего лучшего сезона. Скриньте!

В этом году внимательнее следите за капитаном «Локомотива». Потом не говорите, что вас не предупреждали.

Перед уходом в раздевалку «Цедевита» встрепенулась и реализовала три «трёхи» подряд. Но даже так разница составила 14 очков, и в целом расстановка сил никак не изменилась. Казалось даже, что игроки хорватской команды просто хотели чуточку успокоить Сито Алонсо и тем самым избежать здоровенного нагоняя, на который наиграли в первые 20 минут матча.

Вторая половина началась без «Локо». Казалось, что это только внешне те самые Хвостов, Кулагин, Уайтхед, Понитка. Хозяева, как и полагалось догоняющим, решила включить зонный прессинг от самого кольца соперника, и к этому гости не были готовы. Сначала красно-зелёные не смогли выбросить мяч из аута за отведённые правилами пять секунд, потом Уайтхед через некоторое время всё-таки получил мяч, но тут же схлопотал фол в нападении. Потери начали сыпаться одна за одной, лавина начинала скатываться прямо на «Локомотив».

Казалось, Обрадовичу просто нужно закрыться большим одеялом, спрятаться, уйти от того, что происходило на паркете. Его работающий механизм дал сбой и теперь разрушал сам себя.

Вдобавок ко всем бедам российского клуба внезапно поверил в себя 28-летний американец Джош Магетти , сыгравший 18 матчей за «Атланту» в прошлом сезоне. Так вот этот 185-сантиметровый Магетти сломал в одиночку целый «Локо» и позволил своей команде выиграть третью четверть с разницей «+17». Хорватская дружина вышла вперёд и уже и не думала ни о чём, кроме победы. Матч развернулся на 180 градусов.

Еврокубок. Группа B. 4-й тур

Цедевита

Загреб, Хорватия

(20:29, 17:22, 26:9, 18:25)

Итоговый счёт 85:81. Пожалуй, одна из самых нервных игр краснодарцев за последние несколько сезонов. Четвёртая победа подряд чуть было не уплыла из рук Кулагина и Ко, но именно они летят домой победителями.

А их, как известно, не судят.

Придаточные изъяснительные отвечают на вопросы косвенных падежей. Главная часть нуждается в смысловом изъяснении, главная без придаточной выглядит незаконченной.

Примеры : Всё-таки мне кажется, что вы не имеете право так поступать. (кажется что?)

Придаточные определительные

Придаточные определительные отвечают на вопрос какой?; поставленный не от главной части, а от существительного. В придаточной изъяснительной всегда есть слово «который» либо слово, которое можно заменить на него.

Примеры :Она напевала мотивы, которые трогали до слёз. (мотивы какие?)

Придаточная обстоятельственные

Придаточная обстоятельственные отвечают на вопросы наречий. Так как вопросов наречий много, то придаточные обстоятельственные разделим на подтипы:

1. Придаточная цели отвечает на вопрос «с какой целью?». В придаточной цели всегда есть слово «чтобы»Пример : Для того, чтобы скорей пришёл Новый год, мы стрелки часов перевели вперёд.
2. Придаточная уступки . В придаточной уступки всегда есть союз «хотя» или другой союз синоним (несмотря на то что, что ни, как ни …)Пример : У князя глуповатое лицо, хотя многие считали его человеком унылым.
3. Придаточная следствия . В придаточной следствия всегда есть союз «так что». Запятая обязательно ставится перед так.Пример : У лодки не было вёсел, так что пришлось грести доской.
4. Придаточная причины . В придаточной причины всегда есть союз «потому что» или его синоним (так как, от того что)
5. Придаточная условия . Есть союз «если», но иногда роль союза «если» может выполнять союз «когда».Пример : Если бы знал все последствия, не полез бы в воду.
6. Придаточная образа действия . Отвечает на вопрос «каким образом?», указывает способ действия.Пример : Он кушал так, как будто три дня не ел.
7. Меры и степени .Пример : Было так темно, что я ничего не видел.
8. Придаточная сравнения .Примеры : Воздух изредка дрожал, как дрожит возмущённая вода.
9. Придаточная времени . Есть всегда вопрос «когда?»Примеры : Когда я проснулся, уже рассвело.
10. Придаточная места . Отвечает на вопросы «где? куда? откуда?»

(Рассказ моего приятеля)

Дмитрий Петрович Силин кончил курс в университете и служил в Петербурге, но в 30 лет бросил службу и занялся сельским хозяйством. Хозяйство шло у него недурно, но все-таки мне казалось, что он не на своем месте и что хорошо бы он сделал, если бы опять уехал в Петербург. Когда он, загорелый, серый от пыли, замученный работой, встречал меня около ворот или у подъезда и потом за ужином боролся с дремотой, и жена уводила его спать, как ребенка, или когда он, осилив дремоту, начинал своим мягким, душевным, точно умоляющим голосом излагать свои хорошие мысли, то я видел в нем не хозяина и не агронома, а только замученного человека, и мне ясно было, что никакого хозяйства ему не нужно, а нужно, чтоб день прошел — и слава богу. Я любил бывать у него и, случалось, гостил в его усадьбе дня по два, по три. Я любил и его дом, и парк, и большой фруктовый сад, и речку, и его философию, немножко вялую и витиеватую, но ясную. Должно быть, я любил и его самого, хотя не могу сказать этого наверное, так как до сих пор еще не могу разобраться в своих тогдашних чувствах. Это был умный, добрый, нескучный и искренний человек, но помню очень хорошо, что когда он поверял мне свои сокровенные тайны и называл наши отношения дружбою, то это неприятно волновало меня, и я чувствовал неловкость. В его дружбе ко мне было что-то неудобное, тягостное, и я охотно предпочел бы ей обыкновенные приятельские отношения. Дело в том, что мне чрезвычайно нравилась его жена, Мария Сергеевна. Я влюблен в нее не был, но мне нравились ее лицо, глаза, голос, походка, я скучал по ней, когда долго не видал ее, и мое воображение в то время никого не рисовало так охотно, как эту молодую, красивую и изящную женщину. Относительно ее я не имел никаких определенных намерений и ни о чем не мечтал, но почему-то всякий раз, когда мы оставались вдвоем, я вспоминал, что ее муж считал меня своим другом, и мне становилось неловко. Когда она играла на рояле мои любимые пьесы или рассказывала мне что-нибудь интересное, я с удовольствием слушал, и в то же время почему-то в мою голову лезли мысли о том, что она любит своего мужа, что он мой друг и что она сама считает меня его другом, настроение мое портилось, и я становился вял, неловок и скучен. Она замечала эту перемену и обыкновенно говорила: — Вам скучно без вашего друга. Надо послать за ним в поле. И когда приходил Дмитрий Петрович, она говорила: — Ну, вот теперь пришел ваш друг. Радуйтесь. Так продолжалось года полтора. Как-то раз в одно из июльских воскресений я и Дмитрий Петрович, от нечего делать, поехали в большое село Клушино, чтобы купить там к ужину закусок. Пока мы ходили по лавкам, зашло солнце и наступил вечер, тот вечер, которого я, вероятно, не забуду никогда в жизни. Купивши сыру, похожего на мыло, и окаменелой колбасы, от которой пахло дегтем, мы отправились в трактир спросить, нет ли пива. Наш кучер уехал в кузницу подковывать лошадей, и мы сказали ему, что будем ждать его около церкви. Мы ходили, говорили, смеялись над своими покупками, а за нами молча и с таинственным видом, точно сыщик, следовал человек, имевший у нас в уезде довольно странное прозвище: Сорок Мучеников. Этот Сорок Мучеников был не кто иной, как Гаврила Северов, или попросту Гаврюшка, служивший у меня недолго лакеем и уволенный мною за пьянство. Он служил и у Дмитрия Петровича, и им тоже был уволен всё за тот же грех. Это был лютый пьяница, да и вообще вся его судьба была пьяною и такою же беспутною, как он сам. Отец у него был священник, а мать дворянка, значит, по рождению принадлежал он к сословию привилегированному, но как я ни всматривался в его испитое, почтительное, всегда потное лицо, в его рыжую, уже седеющую бороду, в жалкенький рваный пиджак и красную рубаху навыпуск, я никак не мог найти даже следа того, что у нас в общежитии зовется привилегиями. Он называл себя образованным и рассказывал, что учился в духовном училище, где курса не кончил, так как его уволили за курение табаку; затем пел в архиерейском хоре и года два жил в монастыре, откуда его тоже уволили, но уж не за курение, а за «слабость». Он исходил пешком две губернии, подавал зачем-то прошения в консистории и в разные присутственные места, четыре раза был под судом. Наконец, застрявши у нас в уезде, он служил в лакеях, лесниках, псарях, церковных сторожах, женился на гулящей вдове-кухарке и окончательно погряз в холуйскую жизнь и так сжился с ее грязью и дрязгами, что уже сам говорил о своем привилегированном происхождении с некоторым недоверием, как о каком-то мифе. В описываемое время он шатался без места, выдавая себя за коновала и охотника, а жена его пропадала где-то без вести. Из трактира мы пошли к церкви и сели на паперти в ожидании кучера. Сорок Мучеников стал поодаль и поднес руку ко рту, чтобы почтительно кашлянуть в нее, когда понадобится. Было уже темно; сильно пахло вечерней сыростью и собиралась восходить луна. На чистом, звездном небе было только два облака и как раз над нами: одно большое, другое поменьше; они одинокие, точно мать с дитятею, бежали друг за дружкой в ту сторону, где догорала вечерняя заря. — Славный сегодня день, — сказал Дмитрий Петрович. — До чрезвычайности... — согласился Сорок Мучеников и почтительно кашлянул в руку. — Как это вы, Дмитрий Петрович, изволили надумать сюда приехать? — спросил он вкрадчивым голосом, видимо, желая завязать разговор. Дмитрий Петрович ничего не ответил. Сорок Мучеников глубоко вздохнул и проговорил тихо, не глядя на нас: — Страдаю единственно через причину, за которую должен дать ответ всемогущему богу. Оно, конечно, человек я потерянный и неспособный, но верьте совести: без куска хлеба и хуже собаки... Простите, Дмитрий Петрович! Силин не слушал и, подперев голову кулаками, о чем-то думал. Церковь стояла на краю улицы, на высоком берегу, и нам сквозь решетку ограды были видны река, заливные луга по ту сторону и яркий, багровый огонь от костра, около которого двигались черные люди и лошади. А дальше за костром еще огоньки: это деревушка... Там пели песню. На реке и кое-где на лугу поднимался туман. Высокие, узкие клочья тумана, густые и белые, как молоко, бродили над рекой, заслоняя отражения звезд и цепляясь за ивы. Они каждую минуту меняли свой вид и казалось, что одни обнимались, другие кланялись, третьи поднимали к небу свои руки с широкими поповскими рукавами, как будто молились... Вероятно, они навели Дмитрия Петровича на мысль о привидениях и покойниках, потому что он обернулся ко мне лицом и спросил, грустно улыбаясь: — Скажите мне, дорогой мой, почему это, когда мы хотим рассказать что-нибудь страшное, таинственное и фантастическое, то черпаем материал не из жизни, а непременно из мира привидений и загробных теней? — Страшно то, что непонятно. — А разве жизнь вам понятна? Скажите: разве жизнь вы понимаете больше, чем загробный мир? Дмитрий Петрович подсел ко мне совсем близко, так что я чувствовал на своей щеке его дыхание. В вечерних сумерках его бледное, худощавое лицо казалось еще бледнее, а темная борода — чернее сажи. Глаза у него были грустные, искренние и немножко испуганные, как будто он собирался рассказать мне что-нибудь страшное. Он смотрел мне в глаза и продолжал своим, по обыкновению, умоляющим голосом: — Наша жизнь и загробный мир одинаково непонятны и страшны. Кто боится привидений, тот должен бояться и меня, и этих огней, и неба, так как всё это, если вдуматься хорошенько, непостижимо и фантастично не менее, чем выходцы с того света. Принц Гамлет не убивал себя потому, что боялся тех видений, которые, быть может, посетили бы его смертный сон; этот его знаменитый монолог мне нравится, но, откровенно говоря, он никогда не трогал меня за душу. Признаюсь вам, как другу, я иногда в тоскливые минуты рисовал себе свой смертный час, моя фантазия изобретала тысячи самых мрачных видений, и мне удавалось доводить себя до мучительной экзальтации, до кошмара, и это, уверяю вас, мне не казалось страшнее действительности. Что и говорить, страшны видения, но страшна и жизнь. Я, голубчик, не понимаю и боюсь жизни. Не знаю, быть может, я больной, свихнувшийся человек. Нормальному, здоровому человеку кажется, что он понимает всё, что видит и слышит, а я вот утерял это «кажется» и изо дня в день отравляю себя страхом. Есть болезнь — боязнь пространства, так вот и я болен боязнью жизни. Когда я лежу на траве и долго смотрю на козявку, которая родилась только вчера и ничего не понимает, то мне кажется, что ее жизнь состоит из сплошного ужаса, и в ней я вижу самого себя. — Что же собственно вам страшно? — спросил я. — Мне всё страшно. Я человек от природы не глубокий и мало интересуюсь такими вопросами, как загробный мир, судьбы человечества, и вообще редко уношусь в высь поднебесную. Мне страшна главным образом обыденщина, от которой никто из нас не может спрятаться. Я неспособен различать, что в моих поступках правда и что ложь, и они тревожат меня; я сознаю, что условия жизни и воспитание заключили меня в тесный круг лжи, что вся моя жизнь есть не что иное, как ежедневная забота о том, чтобы обманывать себя и людей и не замечать этого, и мне страшно от мысли, что я до самой смерти не выберусь из этой лжи. Сегодня я делаю что-нибудь, а завтра уж не понимаю, зачем я это сделал. Поступил я в Петербурге на службу и испугался, приехал сюда, чтобы заняться сельским хозяйством, и тоже испугался... Я вижу, что мы мало знаем и поэтому каждый день ошибаемся, бываем несправедливы, клевещем, заедаем чужой век, расходуем все свои силы на вздор, который нам не нужен и мешает нам жить, и это мне страшно, потому что я не понимаю, для чего и кому всё это нужно. Я, голубчик, не понимаю людей и боюсь их. Мне страшно смотреть на мужиков, я не знаю, для каких таких высших целей они страдают и для чего они живут. Если жизнь есть наслаждение, то они лишние, ненужные люди; если же цель и смысл жизни — в нужде и непроходимом, безнадежном невежестве, то мне непонятно, кому и для чего нужна эта инквизиция. Никого и ничего я не понимаю. Извольте-ка вы понять вот этого субъекта! — сказал Дмитрий Петрович, указывая на Сорок Мучеников. — Вдумайтесь! Заметив, что оба мы посмотрели на него, Сорок Мучеников почтительно кашлянул в кулак и сказал: — У хороших господ я завсегда был верной слугой, но главная причина — спиртные напитки. Ежели бы мне теперь уважили, несчастному человеку, и дали место, то я бы образ поцеловал. Слово мое твердо! Церковный сторож прошел мимо, с недоумением посмотрел на нас и стал дергать за веревку. Колокол медленно и протяжно, резко нарушая тишину вечера, пробил десять. — Однако, уже десять часов! — сказал Дмитрий Петрович. — Пора бы уж нам ехать. Да, голубчик мой, — вздохнул он, — если бы вы знали, как я боюсь своих обыденных, житейских мыслей, в которых, кажется, не должно быть ничего страшного. Чтоб не думать, я развлекаю себя работой и стараюсь утомиться, чтоб крепко спать ночью. Дети, жена — у других это обыкновенно, но у меня как это тяжело, голубчик! Он помял руками лицо, крякнул и засмеялся. — Если б я мог рассказать вам, какого я дурака разыграл в жизни! — сказал он. — Мне все говорят: у вас милая жена, прелестные дети и сами вы прекрасный семьянин. Думают, что я очень счастлив, и завидуют мне. Ну, коли на то пошло, то скажу вам по секрету: моя счастливая семейная жизнь — одно только печальное недоразумение, и я боюсь ее. Его бледное лицо стало некрасивым от напряженной улыбки. Он обнял меня за талию и продолжал вполголоса: — Вы мой искренний друг, я вам верю и глубоко уважаю вас. Дружбу посылает нам небо для того, чтобы мы могли высказываться и спасаться от тайн, которые угнетают нас. Позвольте же мне воспользоваться вашим дружеским расположением ко мне и высказать вам всю правду. Моя семейная жизнь, которая кажется вам такою восхитительной, — мое главное несчастье и мой главный страх. Я женился странно и глупо. Надо вам сказать, что до свадьбы я любил Машу безумно и ухаживал за нею два года. Я делал ей предложение пять раз, и она отказывала мне, потому что была ко мне совершенно равнодушна. В шестой раз, когда я, угоревши от любви, ползал перед ней на коленях и просил руки, как милостыни, она согласилась... Так она сказала мне: «Я вас не люблю, но буду вам верна»... Такое условие я принял с восторгом. Я тогда понимал, что это значит, но теперь, клянусь богом, не понимаю. «Я вас не люблю, но буду вам верна», — что это значит? Это туман, потемки... Я люблю ее теперь так же сильно, как в первый день свадьбы, а она, мне кажется, по-прежнему равнодушна и, должно быть, бывает рада, когда я уезжаю из дому. Я не знаю наверное, любит она меня или нет, не знаю, не знаю, но ведь мы живем под одной крышей, говорим друг другу ты, спим вместе, имеем детей, собственность у нас общая... Что же это значит? К чему это? И понимаете ли вы что-нибудь, голубчик? Жестокая пытка! Оттого, что в наших отношениях я ничего не понимаю, я ненавижу то ее, то себя, то обоих вместе, всё у меня в голове перепуталось, я мучаю себя и тупею, а как назло она с каждым днем всё хорошеет, она становится удивительной... По-моему, волосы у нее замечательные, а улыбается она, как ни одна женщина. Я люблю и знаю, что люблю безнадежно. Безнадежная любовь к женщине, от которой имеешь уже двух детей! Разве это понятно и не страшно? Разве это не страшнее привидений? Он находился в таком настроении, что говорил бы еще очень долго, но, к счастью, послышался голос кучера. Пришли наши лошади. Мы сели в коляску, и Сорок Мучеников, сняв шапку, подсадил нас обоих и с таким выражением, как будто давно уже ждал случая, чтобы прикоснуться к нашим драгоценным телам. — Дмитрий Петрович, позвольте к вам прийти, — проговорил он, сильно моргая глазами и склонив голову набок. — Явите божескую милость! Пропадаю с голоду! — Ну, ладно, — сказал Силин. — Приходи, поживешь три дня, а там увидим. — Слушаю-с! — обрадовался Сорок Мучеников. — Я сегодня же приду-с. До дому было шесть верст. Дмитрий Петрович, довольный тем, что наконец высказался перед другом, всю дорогу держал меня за талию, и уж не с горечью и не с испугом, а весело говорил мне, что если бы у него в семье было благополучно, то он вернулся бы в Петербург и занялся там наукой. То веяние, говорил он, которое погнало в деревню столько даровитых молодых людей, было печальное веяние. Ржи и пшеницы у нас в России много, но совсем нет культурных людей. Надо, чтобы даровитая, здоровая молодежь занималась науками, искусствами и политикой; поступать иначе — значит быть нерасчетливым. Он философствовал с удовольствием и выражал сожаление, что завтра рано утром расстанется со мной, так как ему нужно ехать на лесные торги. А мне было неловко и грустно, и казалось мне, что я обманываю человека. И в то же время мне было приятно. Я смотрел на громадную, багровую луну, которая восходила, и воображал себе высокую, стройную блондинку, бледнолицую, всегда нарядную, пахнущую какими-то особенными духами, похожими на мускус, и мне почему-то весело было думать, что она не любит своего мужа. Приехав домой, мы сели ужинать. Мария Сергеевна, смеясь, угощала нас нашими покупками, а я находил, что у нее в самом деле замечательные волосы и что улыбается она, как ни одна женщина. Я следил за ней, и мне хотелось в каждом ее движении и взгляде видеть то, что она не любит своего мужа, и мне казалось, что я это вижу. Дмитрий Петрович скоро стал бороться с дремотой. После ужина он посидел с нами минут десять и сказал: — Как вам угодно, господа, а мне завтра нужно вставать в три часа. Позвольте оставить вас. Он нежно поцеловал жену, крепко, с благодарностью пожал мне руку и взял с меня слово, что я непременно приеду на будущей неделе. Чтобы завтра не проспать, он пошел ночевать во флигель. Мария Сергеевна ложилась спать поздно, по-петербургски, и теперь почему-то я был рад этому. — Итак? — начал я, когда мы остались одни. — Итак, вы будете добры, сыграете что-нибудь. Мне не хотелось музыки, но я не знал, как начать разговор. Она села за рояль и сыграла, не помню что. Я сидел возле, смотрел на ее белые, пухлые руки и старался прочесть что-нибудь на ее холодном, равнодушном лице. Но вот она чему-то улыбнулась и поглядела на меня. — Вам скучно без вашего друга, — сказала она. Я засмеялся. — Для дружбы достаточно было бы ездить сюда раз в месяц, а я бываю тут чаще, чем каждую неделю. Сказавши это, я встал и в волнении прошелся из угла в угол. Она тоже встала и отошла к камину. — Вы что хотите этим сказать? — спросила она, поднимая на меня свои большие, ясные глаза. Я ничего не ответил. — Вы сказали неправду, — продолжала она, подумав. — Вы бываете здесь только ради Дмитрия Петровича. Что ж, я очень рада. В наш век редко кому приходится видеть такую дружбу. «Эге!» — подумал я и, не зная, что сказать, спросил: — Хотите пройтись по саду? — Нет. Я вышел на террасу. По голове у меня бегали мурашки и мне было холодно от волнения. Я уже был уверен, что разговор наш будет самый ничтожный и что ничего особенного мы не сумеем сказать друг другу, но что непременно в эту ночь должно случиться то, о чем я не смел даже мечтать. Непременно в эту ночь, или никогда. — Какая хорошая погода! — сказал я громко. — Для меня это решительно всё равно, — послышался ответ. Я вошел в гостиную. Мария Сергеевна по-прежнему стояла около камина, заложив назад руки, о чем-то думая, и смотрела в сторону. — Почему же это для вас решительно всё равно? — спросил я. — Потому что мне скучно. Вам бывает скучно только без вашего друга, а мне всегда скучно. Впрочем... это для вас не интересно. Я сел за рояль и взял несколько аккордов, выжидая, что она скажет. — Вы, пожалуйста, не церемоньтесь, — сказала она, сердито глядя на меня и точно собираясь заплакать с досады. — Если вам хочется спать, то уходите. Не думайте, что если вы друг Дмитрия Петровича, то уж обязаны скучать с его женой. Я не хочу жертвы. Пожалуйста, уходите. Я не ушел, конечно. Она вышла на террасу, а я остался в гостиной и минут пять перелистывал ноты. Потом и я вышел. Мы стояли рядом в тени от занавесок, а под нами были ступени, залитые лунным светом. Через цветочные клумбы и по желтому песку аллей тянулись черные тени деревьев. — Мне тоже нужно уезжать завтра, — сказал я. — Конечно, если мужа нет дома, то вам нельзя оставаться здесь, — проговорила она насмешливо. — Воображаю, как бы вы были несчастны, если бы влюбились в меня! Вот погодите, я когда-нибудь возьму и брошусь вам на шею... Посмотрю, с каким ужасом вы побежите от меня. Это интересно. Ее слова и бледное лицо были сердиты, но ее глаза были полны самой нежной, страстной любви. Я уже смотрел на это прекрасное создание, как на свою собственность, и тут впервые я заметил, что у нее золотистые брови, чудные брови, каких я раньше никогда не видел. Мысль, что я сейчас могу привлечь ее к себе, ласкать, касаться ее замечательных волос, представилась мне вдруг такою чудовищной, что я засмеялся и закрыл глаза. — Однако уже пора... Спокойной ночи, — проговорила она. — Я не хочу спокойной ночи... — сказал я, смеясь и идя за ней в гостиную. — Я прокляну эту ночь, если она будет спокойной. Пожимая ей руку и провожая ее до двери, я видел по ее лицу, что она понимает меня и рада, что я тоже понимаю ее. Я пошел к себе в комнату. На столе у меня около книг лежала фуражка Дмитрия Петровича, и это напомнило мне об его дружбе. Я взял трость и вышел в сад. Тут уж подымался туман, и около деревьев и кустов, обнимая их, бродили те самые высокие и узкие привидения, которых я видел давеча на реке. Как жаль, что я не мог с ними говорить! В необыкновенно прозрачном воздухе отчетливо выделялись каждый листок, каждая росинка — всё это улыбалось мне в тишине, спросонок, и, проходя мимо зеленых скамей, я вспоминал слова из какой-то шекспировской пьесы: как сладко спит сияние луны здесь на скамье! В саду была горка. Я взошел на нее и сел. Меня томило очаровательное чувство. Я знал наверное, что сейчас буду обнимать, прижиматься к ее роскошному телу, целовать золотые брови, и мне хотелось не верить этому, дразнить себя, и было жаль, что она меня так мало мучила и так скоро сдалась. Но вот неожиданно послышались тяжелые шаги. На аллее показался мужчина среднего роста, и я тотчас же узнал в нем Сорок Мучеников. Он сел на скамью и глубоко вздохнул, потом три раза перекрестился и лег. Через минуту он встал и лег на другой бок. Комары и ночная сырость мешали ему уснуть. — Ну, жизнь! — проговорил он. — Несчастная, горькая жизнь! Глядя на его тощее, согнутое тело и слушая тяжелые, хриплые вздохи, я вспомнил еще про одну несчастную, горькую жизнь, которая сегодня исповедалась мне, и мне стало жутко и страшно своего блаженного состояния. Я спустился с горки и пошел к дому. «Жизнь, по его мнению, страшна, — думал я, — так не церемонься же с нею, ломай ее и, пока она тебя не задавила, бери всё, что можно урвать от нее». На террасе стояла Мария Сергеевна. Я молча обнял ее и стал жадно целовать ее брови, виски, шею... В моей комнате она говорила мне, что она любит меня уже давно, больше года. Она клялась мне в любви, плакала, просила, чтобы я увез ее к себе. Я то и дело подводил ее к окну, чтобы посмотреть на ее лицо при лунном свете, и она казалась мне прекрасным сном, и я торопился крепко обнять ее, чтобы поверить в действительность. Давно уж я не переживал таких восторгов... Но все-таки далеко, где-то в глубине души я чувствовал какую-то неловкость и мне было не по себе. В ее любви ко мне было что-то неудобное и тягостное, как в дружбе Дмитрия Петровича. Это была большая, серьезная любовь со слезами и клятвами, а я хотел, чтобы не было ничего серьезного — ни слез, ни клятв, ни разговоров о будущем. Пусть бы эта лунная ночь промелькнула в нашей жизни светлым метеором — и баста. Ровно в три часа она вышла от меня и, когда я, стоя в дверях, смотрел ей вслед, в конце коридора вдруг показался Дмитрий Петрович. Встретясь с ним, она вздрогнула и дала ему дорогу, и во всей ее фигуре было написано отвращение. Он как-то странно улыбнулся, кашлянул и вошел ко мне в комнату. — Тут я забыл вчера свою фуражку... — сказал он, не глядя на меня. Он нашел и обеими руками надел на голову фуражку, потом посмотрел на мое смущенное лицо, на мои туфли и проговорил не своим, а каким-то странным, сиплым голосом: — Мне, вероятно, на роду написано ничего не понимать. Если вы понимаете что-нибудь, то... поздравляю вас. У меня темно в глазах. И он вышел, покашливая. Потом я видел в окно, как он сам около конюшни запрягал лошадей. Руки у него дрожали, он торопился и оглядывался на дом; вероятно, ему было страшно. Затем он сел в тарантас и со странным выражением, точно боясь погони, ударил по лошадям. Немного погодя уехал и я сам. Уже восходило солнце и вчерашний туман робко жался к кустам и пригоркам. На козлах сидел Сорок Мучеников, уже успевший где-то выпить, и молол пьяный вздор. — Я человек вольный! — кричал он на лошадей. — Эй, вы, малиновые! Я потомственный почетный гражданин, ежели желаете знать! Страх Дмитрия Петровича, который не выходил у меня из головы, сообщился и мне. Я думал о том, что случилось, и ничего не понимал. Я смотрел на грачей, и мне было странно и страшно, что они летают. — Зачем я это сделал? — спрашивал я себя в недоумении и с отчаянием. — Почему это вышло именно так, а не иначе? Кому и для чего это нужно было, чтоб она любила меня серьезно и чтоб он явился в комнату за фуражкой? Причем тут фуражка? В тот же день я уехал в Петербург, и с Дмитрием Петровичем и его женой уж больше ни разу не виделся. Говорят, что они продолжают жить вместе.