Суворин а с о своей семье. Дедушка русской журналистики (А. С. Суворин о «вопросе образования» в России) - Конкурс молодых историков "Наследие предков - молодым". «Дал глоток свежего воздуха»

Ницшеанские мотивы в раннем творчестве М. Горького

Русская литература XX века развивается в контексте мирового литературного процесса. На рубеже веков Россия вступила в период войн и революций. Все это повлияло и на искусство.

В относительно спокойный XIX век писатели обращают внимание на «маленького человека», на его существование в обществе. Корень зла видится в социальной несправедливости. «Измените среду – изменится и человек», - таково было мнение прогрессивных интеллигентов XIX в. Искренняя любовь к России и русскому народу порождала желание изменить социальное устройство России, улучшить жизнь народа. Это отразилось в творчестве крупнейших писателей XIX века: А. Н. Островского, Д. Григоровича, Н. Чернышевского, А Герцена. Но уже Достоевский заметил, что зло в человеке коренится глубже, чем предполагали. Люди творят зло сознательно и последовательно, и с помощью только социальных преобразований зло на земле искоренить нельзя.

Рубеж веков отмечен бурным развитием науки, особенно физики и других естественных наук. Научные открытия ошеломили общество. Лозунг «Материя исчезла!» поразил и удручил многих. В конце XIX - начале XX вв. возникает стойкое недоверие к науке и разуму, так как наука отвергает сегодня то, что утверждала вчера. Весь XVIIIи XIX вв. шло развитие позитивизма – направления в философии, утверждающего, что мир познается только с помощью специальных наук и отрицающего иные пути познания. Это отразилось, например, в образе тургеневского Базарова. На рубеже веков позитивизм терпит крах, так как привел к торжеству мещанства, а человечество перестало верить в науку и разум.

Итак, вековые устои рухнули. Кругом социальные потрясения. Царя можно свергнуть, «Бог умер!», «Материя исчезла», всеобщее обмещанивание затопило культуру. Апокалипсис!

В чем человечеству искать выход?

Выход мыслителям Серебряного века виделся в философии Артура Шопенгауэра и особенно Фридриха Ницше.

Современный период – это период безволия, слабости и болезни. Сильные духом люди остались в прошлом: Роланд, Зигфрид, Тарас Бульба, Хома Брут. Удел современности – мелкие мысли, ничтожные страсти, жалкие чувства. Причина – всеобщее обмещанивание и атрофия духовного начала. Все стремятся к сиюминутным плотским преходящим радостям и наслаждениям. Этим человечество отравляет дух и кровь жизни.

Жизнь, по теории Ф. Ницше, должна быть чистой, сильной и жестокой, стремящейся к высшей цели, к Абсолюту. По мнению Ф. Ницше, Абсолютом является не Бог («Бог умер!»), и не человек. Человек не венец (так было в Библии и у Дарвина), а промежуточное звено в эволюции между обезьяной и сверхчеловеком (Übermensch).

Уровень развития сверхчеловека невозможно изобразить графически. Если уровень интеллекта обычного человека принять за «0», то уровень, например, А. С. Пушкина будет равен «5». Уровень же сверхчеловека тогда будет равняться 15 000 000 единицам.

Быть сверхчеловеком, конечно удел очень немногих. Поэтому сверхчеловек не понят и трагически одинок, так как стоит неизменно выше толпы. Сверхчеловека не должна волновать реакция толпы: он с ней не соприкасается. Для него имеет значение лишь своя воля и свой мозг.

Лишь он видит великую цель, достижение которой смысл жизни, и для достижения ее он руководствуется только своим разумом и своей волей, отметая все предрассудки мелких людишек (любовь, сострадание к ближнему, религия – «Бог умер!»), потому что он находится по ту сторону добра и зла.

Шопенгауэр и Ницше имели огромное влияние на умы, были властителями дум. Они во многом предопределили развитие искусства XX в. Имели большое количество последователей во многих странах: Р. Киплинг, О. Уайльд, Г. Уэллс в Великобритании; Дж. Лондон в Америке; М. Метерлинк в Бельгии; Н. Гумилев, М. Кузмин, Вал. Брюсов, Дм. Мережковский, М. Горький в России.

Было несколько причин такой популярности А. Шопенгауэра и Ф. Ницше. Во-первых, они уловили и выразили дух эпохи. Во-вторых, их произведения имели яркий антимещанский пафос. В-третьих, они провозглашали свободу человеческой личности. И, наконец, А. Шопенгауэр и Ф. Ницше оказывали большое эстетическое воздействие (были талантливыми беллетристами и стилистами).

Философия Ф. Ницше, конечно, мрачна. В ней есть здравые идеи: человек должен постоянно стремиться к Абсолюту, перерастать сам себя и не идти на поводу у мещаниана. Во многом эта философия антигуманна: люди делятся на серую массу и избранных. В течение ряда лет последующие поколения интеллигенции работали над тем, чтобы преодолеть антигуманность теории Ф. Ницше. Его теория даже была взята за основу идеологии фашизма. Хотя сам философ за это не несет ответственность, как Христос не несет ответственность за инквизицию. Извратить можно любую теорию.

Рассмотрим ницшеанские мотивы в творчестве М. Горького. Для анализа возьмем лишь произведения, изучающиеся в школе: рассказы «Песня о Соколе», «Песня о Буревестнике», «Старуха Изергиль» и драму « На дне».

На раннее, так называемое романтическое, творчество М. Горького огромное влияние оказала философия Ф. Ницше. М. Горький бредил Ницше. Философ стал кумиром для молодого писателя. Ою этом свидетельствуют дневниковые записи и воспоминания современников. Даже свои знаменитые усы М. Горький отрастил такие, как у Ф. Ницше.

Романтический герой горьковских рассказов (он же ницшеанский Übermensch) оказывается включенным в средунеразвитых, злых, жестоких людей, в мир тусклых красок, и так же, как ницшеанский герой, он призван разрушить сонное прозябание мира.

Во всех ранних горьковских рассказах противопоставлен сверхчеловек и обыватель:

Übermensch Обыватель

Буревестник Птицы

Лойко Зобар, Радда цыгане

Ларра, Данко племя

М. Горький призывает изжить в себе пугливого мещанина, выйти навстречу буре, стать сверхчеловеком. Этот горьковский призыв синонимичен чеховскому стремлению «выдавить из себя раба». Горький призывает к Абсолютной свободе.

Например, мы несвободны. Нас связывает страх. Перед родителями учеников, администрацией, страх осуждения, боязнь завтрашнего голода. М. Горький призывает все это преодолеть – стать выше, стать свободным, подобно Буревестнику.

Однако, как русский писатель, М. Горький рассуждает, что достигнуть уровня сверхчеловека – еще не предел. Сверхчеловек должен послужить народу. Только тогда его существование может быть оправдано. И в его произведениях появляются отрицательный и положительный сверхчеловек.

Эгоист Альтруист

Ларра Данко

В «Старухе Изергиль» источником конфликта становится не противоборство «добра» и «зла», а столкновение двух позитивных ценностей – свободы и любви к людям.

Портрет Изергиль и ее история даются в двойном обрамлении – историях Ларры и Данко. Сама Изергиль обнаруживает черты то одного, то другого.

В молодости В старости

«Я как солнечный луч была» «Время согнуло ее пополам, черные когда-то глаза были тусклы и слезились»

«Кожа на ее руках и на шее вся изрезана морщинами»

«похожа на тень»

Эти обрамления задают этические нормы. М. Горький обнаруживает свою позицию предназначения человека

От Ларры Свобода от людей и для себя, «тотальный эгоизм»

Сквозь Изергиль Жизнь с людьми, но для себя; срединное звено

К Данко Жизнь с людьми и для людей, «тотальный альтруизм»

Как видим, М. Горький поступает как истинно русский писатель и заодно значительно гуманизирует образ ницшеанского сверхчеловека.

Особенно последовательно идея ницшеанского сверхчеловека отражена в драме «На дне». Обратим внимание на символичность заглавия. Дно – символ духовного подполья, чеховского невыдавленного раба, символ несвободы, причастности к племени людишек.

Именно так, ведь в пьесе четко различаются два типа людей: Человек и людишки. У Луки спрашивают: «Что ты за человек?», а он отвечает: «Есть люди, а есть и человеки». Обратим внимание, что все обитатели ночлежки имеют клички: Клещ, Барон, Пепел, Актер. Имя воспринимается, как самоидентификация человека в мире, потеря имени – потеря себя, своей сущности.

Население ночлежки – безымянные рабы, людишки, давно сформировано. У них нет гостей. Весь мир – ночлежка. Население всегда одно. Пространство жизни ночлежников замкнуто. Попробуем символически проанализировать ремарку к третьему акту драмы. ««Пустырь» - засоренное разным хламом и заросшее бурьяном дворовое место. В глубине его – высокий кирпичный брандмауер. Он закрывает небо. Около него – куст бузины. Направо – темная бревенчатая стена какой-то надворной постройки – сарая или конюшни. А налево – серая, покрытая остатками штукатурки стена того дома, в котором помещается ночлежка Костылевых. Она стоит наискось, так что ее задний угол выходит почти на середину пустыря. Между ею и красной стеной – узкий проход. В серой стене два окна: одно – в уровень с землей, другое – аршина на два выше и ближе к брандмауеру. У этой стены лежат розвальни кверху полозьями и обрубок бревна, длиною аршина в четыре. Направо у стены – куча старых досок, брусьев».

А снаружи – мир Сокола и Буревестника – духовная Свобода.

Заметим, что хозяева жизни – такие же рабы. Они живут лишь метром или двумя выше. Но мир Свободы им также недоступен!

И вдруг – о чудо! Снаружи! В ночлежку – впервые! – попадает человек. Имя его – Лука.

На какие ассоциации наталкивает это имя?

Этимология имени Лука – от лат. Lux – Свет. Такое имя носил один из апостолов. Можно провести и литературную ассоциацию – луч света в темном царстве.

И чем же начинает заниматься с первых минут этот человек? Он будоражит все общество! Выходи наружу – таков его призыв. Пеплу он говорит: «Езжай в Сибирь», Наташе: «Выходи за Пепла», Актеру: «Есть лечебница – лечись. Вернешься на сцену». Он утешает всех, жалеет людей, любит их. Ведь людям больно! Обещает Анне: «Попадешь в рай», успокаивает Настю: «Была у тебя любовь».

Есть и еще одна литературная ассоциация. Извне, со стороны в затхлое сформировавшееся общество врывается свежая сила – человек, который перебудоражил всех и внезапно исчез. Сходство с «Горем от ума». Тогда Лука – Чацкий.

Конечно, ночлежники относятся к нему настороженно. Куда зовет? А вдруг обманет? А вдруг потеряем и то, что есть? И разве есть у нас силы идти? И тут хорошо. Тепло и сыро! И рождается другая ассоциация: Лука – лукавый обманщик!

Ведь Свободы нет, сил у человека нет. Конечно, не получится. Есть лишь рабство и дно!

Лука в сотни и миллионы раз душевно сильнее всех ночлежников. Он в любую секунду может отсюда уйти, а они прикованы к этим берегам навеки.

А зачем же он здесь? Видимо специально пришел со своей светлой миссией – будоражить сонное царство, спасать гибнущих людей. И еще одна ассоциация: Лука – Христос. Он в тысячи раз духовнее ночлежников. Ведь он способен полюбить и пожалеть человека, а они лишь цинично глумятся друг над другом, делают друг другу еще больнее. Он любит людей, поэтому и пришел сюда. Он учит их добру. «Если кто кому хорошего не сделал, то и худо поступил…» Лука единственный утешает умирающую Анну.

Он осознает, кто он и кто они. В разговоре с Наташей после смерти Анны Лука произносит фразу: «Где им…куда нам – мертвых жалеть? Живых бы пожалели». Знаменательна замена «им» на «нам». Из скромности он уравнивает себя и ночлежников, и не только из скромности. Этим он показывает то, что он такой же, как они. И у ночлежников есть шанс обрести Свободу.

Лука не насилует волю человека. Если ты сознательно выбрал дно и рабство, твой выбор будет уважаться. Так на вопрос Пепла о Боге Лука не отвечает: не навязывает свое мнение. В подобных вопросах человек должен сам решить, есть Бог или нет. Ведь мир – не более, чем твое представление о нем (об этом – труд А. Шопенгауэра «Мир как воля и представление»).

Не насилуя свободную волю человека, Лука однако делает свое дело: подталкивает к выходу. Например, говорит Актеру: «Бросай пить! Выходи, там - лечебница». Но! Бросай пить сегодня. И Актер бросил. Но Лука делал ставку на волю и внутренние силы человека, а Актер как раз на внешние факторы. Он из больницы делает дворец и панацею: «Превосходная лечебница… Мрамор…мраморный пол! Свет, чистота, пища… все – даром! И мраморный пол, да!» Но Лука про лечебницу ничего подобного ведь не говорил.

Лука:… Ты… лечись! От пьянства нынче лечат, слышь! Бесплатно, браток, лечат… такая уж лечебница устроена для пьяниц… чтобы, значит даром их лечить… Признали, видишь, что пьяница – тоже человек… и даже – рады, когда он лечиться желает! Ну-ка, вот, валяй! Иди…

Актер (задумчиво): Куда? Где это?

Лука: А это… в одном городе… как его? Название у него эдакое… Да я тебе город назову!.. Ты только вот чего: ты пока готовься! Воздержись!.. возьми себя в руки и – терпи… А потом – вылечишься… и начнешь жить снова… хорошо, брат, снова-то! Ну, решай… в два приема…

Лука предостерегает ночлежников от подобного ложного шага (делать ставку на внешний фактор), понимая, что людишкам это свойственно.

Он рассказывает историю о праведной земле. То есть Лука пропагандирует идею: нет иной силы, чем человеческий дух. Никто не может сделать человека свободным.

Лука любит людей, готов им помочь, но за них, вместо них, им, обрести свободу он, конечно, не в силах. Это должен делать человек сам. Он может им помочь вымыть полы, что он и делает. Но к Свободе человек должен стремиться сам.

Итак, Лука пришел к забитым, слабым людям, попытался разбудить их, сказал им о безграничных возможностях человека, а главное – о возможности обрести Свободу. Сделав свое дело, Лука ушел. Не из-за того, что испугался полиции. Он к тому моменту сделал свое дело.

Но они, не веря в свои силы, тут же сдались и вновь осели в этой дыре. И еще стали обвинять Луку, что он их не вывел. Более того, они глумятся над Актером, сделавшим первый шаг к Спасению, и доводят его до самоубийства.

Циник и фашист Сатин не протягивает ближнему руку помощи. Вероятно, потому что сам бессилен (не вышел). У Луки была сила выйти, была сила и пожалеть человека.

Об образе Луки впоследствии было создано много критических работ. Зачастую Лука там рассматривается как лгун. Даже сам М. Горький в 30-е гг. писал о своем герое, как о лукавом обманщике.

Но хотелось бы вспомнить предисловие В. Гюго к собственной драме «Кромвель», где автор говорит, что если драма получилась колченогой и хромой, то впоследствии, после творческого акта, не надо ей приделывать деревянную ногу. Поэтому даже в мнении М. Горького о Луке, которое он высказал спустя тридцать лет после написания пьесы нужно усомниться.

Итак, проблема человека в драме «На дне» решается в чисто ницшеанском ключе. Есть Человеки, и есть людишки. Делая ставку на собственный дух, человек должен обрести свободу.

Тесно к проблеме «человека» в драме примыкает проблема правды. М. Горького интересует, что некая правда с иной точки зрения становится ложью.

В пьесе – три идеолога:

Бубнов (правда факта) «Вали правду всю как есть» Взгляд раба на рабов

Но с этой точки зрения Настя – лишь проститутка и лгунья, а это мельчит и уродует образ героини.

Лука (утешение) «Пожалеть людей надо» Взгляд Человека на рабов

Сатин (уважение) «Человек это звучит гордо!» Взгляд Человека на Человека

Итак, в раннем творчестве М. Горького заметны явные мотивы философии Ф. Ницше. Анализировать надо, на наш взгляд, именно с этой точки зрения, а не с социологической, как в советском литературоведении.

Невозможно переоценить значение идей Фридриха Ницше для мировой культуры. Философия Ницше оказала огромное влияние на все философские направления, искусство и литературу XX века. Об этом свидетельствуют полемики по "ницшеанскому вопросу" С. Цвейга, К. Ясперса, Т. Манна, А. Хайдеггера, В. Соловьева, Л. Толстого, Д. Мережковского. Отрывки идей философа встречаются у А. Камю, Ф. Югера, Ж.П. Сартра. Влияние философии Ф. Ницше находит отражение даже в музыке. Отношение к творчеству философа остается противоречивым, и споры вокруг его работ не угасают и по сей день.

Фридрих Ницше (1844 - 1900) - немецкий мыслитель, классический филолог, композитор, создатель самобытного философского учения, которое носит подчёркнуто неакадемический характер и отчасти поэтому имеет широкое распространение, выходящее далеко за пределы научно-философского сообщества. Фундаментальная концепция Ф. Ницше включает в себя особые критерии оценки действительности, поставившие под сомнение базисные принципы действующих форм морали, религии, культуры и общественно-политических отношений и впоследствии отразившиеся в философии жизни. Будучи изложенными в афористической манере, большинство сочинений мыслителя не поддаются однозначной интерпретации и вызывают много споров.

Начиная свою деятельность как классический филолог, Ф. Ницше переходит к философии, продолжая традиции, Ф. Шиллера и Ф. Шеллинга. В своей первой работе, эстетическом трактате "Рождение трагедии из духа музыки, или Эллинство и пессимизм" (1872), посвящённому анализу античной трагедии, Ф. Ницше развивает идеи типологии культуры.

В данной работе философ утверждает, что в мире существуют два противоборствующих начала бытия и культуры: дионисийское ("жизненное", оргиастически-буйное и трагическое) и "аполлоновское" (созерцательное, логически-членящее, односторонне-интеллектуальное), синтез которых определяет целостность мира. Ф. Ницше видел идеал в достижении баланса этих противоположных начал. Но, настаивая на необходимости соединения обоих начал, Ницше все же склоняется к приоритету дионисийского как жизнеутверждающего проявления "жизненной силы". Ницшеанскому сверхчеловеку присущи черты дионисийской личности, недаром своего мессию, проповедующего пришествие сверхчеловека и, по сути, являющегося сверхчеловеком, немецкий философ назвал "дионисийским чудовищем, которое зовут Заратустрой". "Дионисизм" понимается Ницше как иррациональное, чувственное, экстатическое начало, тогда как аполлоновское, рациональное начало имеет целью активное, целенаправленное изменение жизни.

В философской деятельности Ницше принято различать три периода:

1) период увлечения идеями Шопенгауэра и Вагнера,

2) период позитивизма и 3) период собственно ницшеанский .

Центральным пунктом философии Ницше является идея Сверхчеловека. В ней концентрируются все нравственные идеалы Ницше. "Так говорил Заратустра" (1883 - 1885), "По ту сторону добра и зла" (1886), "Генеалогия морали" (1887) - сочинения, воплотившие наиболее зрелые и оригинальные идеи философа.

Рождению идеи о Сверхчеловеке способствовала историческая ситуация, царившая в Германии: это политика Бисмарка по объединению Германии, смена вековых традиций и уклада жизни Германии, быстрый рост машинного производства и, как следствие, городов, что способствовало активному развитию "четвертого сословия", этой армии, побеждающей культурные нормы столетий.

Ф. Ницше наблюдал в современном ему обществе вырождение нравственности, и это побудило его к созданию иного, болезненного идеала, к "переоценке" моральных ценностей. Его учение о Сверхчеловеке является критикой современного уклада нравственной жизни.

Желая освободить жизнь от подавляющего гнета разума, Ницше провозгласил "переоценку всех ценностей", переход "по ту сторону добра и зла". "Смерть бога", "богоутрата", переживаемая человечеством, должна облегчить этот путь. Нет никого, кому мы обязаны отдавать отчет в своей жизни, кроме нас самих. Человечество вольно делать с собой все, что хочет. Жизнь есть только эксперимент познающего, а не его обязанность. На основании этой философии Ницше создал свой миф о Сверхчеловеке - сильной личности, свободной от морали, смирения, открыто тянущейся ко злу как единственной силе созидания, смотрящей в лицо смерти с веселым трагизмом, движимой вперед "волей к власти" .

Сверхчеловек - это человек огромной жизненной силы, мощных инстинктов, в нем еще не угасло и не подавлено дионисийское начало. Каждый обычный человек должен смотреть на себя исключительно как на неудавшееся произведение природы и стараться сделаться философом, художником или святым. Те же, кто не стремится к этому, кто не подвергает свою жизнь риску, обладают лишь одним качеством - злостной завистью ко всем тем, кто осмелился, кто состоялся, ко всему яркому, талантливому, красивому, умному. Мелкие, серые и безликие индивиды - продукт христианской морали и социалистической пропаганды. Основа современной морали - христианская религии сострадания, которая привела к тому, что современное человечество страдает уменьшением жизненной силы. Человек, согласно Ницше, есть единство двух начал: твари и творца. Все, что есть в человеке как твари, вся грязь, глина, бессмыслица, хаос, должно быть обожжено, закалено, сформировано. Человека нельзя любить за то, что он человек, ведь просто человек - это животное. Достойно любви в человеке то, что он преодолевает в себе человека. Те люди, что не смогли пройти этот путь, несостоявшиеся, обречены сбиться в стадо, суть которого состоит в трех инстинктивных силах:

1) инстинкт стада против сильных и независимых: 2) инстинкт страждущих и неудачников против счастливых;

3) инстинкт посредственности против исключений. Инстинкт стада видит высшее в середине и в среднем. Все должны быть равными, все должны быть одинаковыми, поэтому всякое исключение, стоящее над этим стадом, воспринимается его членами как угроза, как что-то враждебное и вредное. В стаде нет одиноких, особенных, самостоятельных - в стаде каждый должен быть прозрачен и понятен для остальных. Стадо - это восстание некрасивых, неудавшихся душ против красивых, гордых, сильных; стадо всегда выступает против властолюбия, против привилегий, против сектантов, свободомыслящих, скептиков, против философии.

Учение о Сверхчеловеке Ф. Ницше формулирует в сочинении "Так говорил Заратустра", где в речах, влагаемых в уста Заратустры, проповедника и бродячего философа, Ницше раскрывает сущность этого понятия, а в образе самого Заратустры пробует дать конкретный пример личности Сверхчеловека. Заратустра - человек, идущий по пути становления Сверхчеловека. Устами Заратустры Ницше выделяет три превращения духа в человеке: "как дух становится верблюдом, львом верблюд и, наконец, ребенком становится лев". Прежде всего, на пути достижения свободы духа необходимо познать тяжесть, трудности, для преодоления своей слабости. "Не значит ли это: унизиться, чтобы заставить страдать свое высокомерие?. Все самое трудное берет на себя выносливый дух, подобно навьюченному верблюду. спешит и он в свою пустыню" .

Так, "взяв на себя все самое трудное", адепт пути обретает одиночество. Последним "драконом", "господином" и "богом", которого он обязан победить, является моральный императив "ты должен". В битве с ним он становится львом: "дух льва говорит "я хочу". Таким образом, он завоевывает себе право переоценки существующих ценностей и создания новых. "Завоевать себе свободу и священное "Нет" даже перед долгом - для этого, братья мои, надо стать львом" . Но само по себе это право и эта сила сказать "нет" любой из предустановленных истин не является еще способностью к созданию новых ценностей. Поэтому лев должен стать ребенком: "Дитя есть невинность и забвение, новое начинание, игра, самокатящееся колесо, начальное движение, святое слово утверждения". Стать ребенком - значит стать новым, отринув все прежние установления, вновь обрести вкус к "игре созидания" . Играть с миром и с собой, как ребенок - то есть, возвращаясь к прежней терминологии Ницше, возродить в себе дионисийское начало. "Да, для игры созидания, братья мои, нужно святое слово утверждения: своей воли хочет теперь дух, свой мир находит потерявший мир". Таков путь к Сверхчеловеку.

Сверхчеловек, по Ф. Ницше, - идеальный человек, интеллектуальный гений, не лишенной физической силы. Он обладает огромной мощью и мужеством принимать мир, преподносящий ему одни лишь страдания с радостью и без жалоб, ведь Сверхчеловек осознает красоту и ценность жизни во всех ее проявлениях и чувствует счастье в каждое мгновение жизни. Также Сверхчеловек это личность, уверенная в себе, нашедшая свое место в жизни. Это исключительный, сильный человек с огромной волей, способный противостоять мировой воле как разрушительному началу.

Психологически ницшеанский тип обладает чертами самоактуализировавшейся личности, достигшей душевного равновесия, уверенной в себе, ощущающей себя полноценным субъектом бытия. Он легко, смеясь и танцуя, идет по жизни: "Чист взор его, и на устах его нет отвращения. Не потому ли и идет он, точно танцует?". Сверхчеловек Ницше - уникальная, сильная личность с огромной волей, способной противостоять мировой воле как хаотическому разрушительному началу. И, как всякая уникальная личность, он возвышается над толпой слабых людей, обреченных жить в плену моральных правил и религиозных догм.

"Сверхчеловек - смысл земли". "Что такое обезьяна в отношении человека? Посмешище или мучительный позор. И тем же должен быть человек для Сверхчеловека: посмешищем или мучительным позором". "Поистине, человек - это грязный поток. Надо быть морем, чтобы принять в себя грязный поток и не сделаться нечистым. Сверхчеловек - это море, где может потонуть ваше великое презрение". Самое высокое, что может пережить человек, учит Ницше - это "час великого презрения". Презрения к самому себе, к своим слабостям и порокам, к своей несправедливости, к "жалкому довольству собою", называемому добродетелью. "Но где же та молния, что лизнет вас своим языком? Где то безумие, что надо привить вам? Смотрите, я учу вас о Сверхчеловеке: он - эта молния, он это безумие!" .

Излюбленными образами в осмыслении судьбы человека у Ф. Ницше были: могучая сила солнца, грозовая туча с молнией и громом, бушующее море, полет орла, чистый воздух горных высот и свободный ветер: "Будьте подобны ветру, когда он вырывается из своих горных ущелий. Благословен этот добрый, неукротимый дух, который является врагом всем репейникам, всем поблеклым листьям и сорным травам" . Между тем кругом себя философ видел застой, рутину, пошлость, видел людей слабых, безвольных, душа которых сузилась от пошлой ограниченности, от погружения в мелкие бытовые интересы. В такой среде все высокие идеи вырождаются в низменные стремления, благородные движения души размениваются на мелкие чувства. "Здесь великие мысли заживо варятся до того, что становятся мелкими. Здесь истлевают все великие чувства: здесь могут трещать лишь сухие чувствования!. Здесь вся кровь течет по жилам лениво, равнодушно". Самая наука здесь опошляется. Современные мудрецы подслуживаются толпе. "Их мудрости присущ запах, как будто она вышла из болота". Это - хорошие часовые механизмы, мельницы. "Они всегда тянут, как ослы, народную телегу!"

Ницшеанская идея Сверхчеловека, вот уже на протяжении столетия, остается наиболее актуальной и дискуссионной проблемой в отечественной ницшеане. Концепция сверхчеловека стала для российских мыслителей итогом и смыслом философии Ницше, важной составляющей метафизики человеческого существования. От человекобога к Богочеловеку - таков русский путь Сверхчеловека Ницше.

Наследие немецкого философа оставило глубокий след в истории русской мысли. "Знакомство" русских читателей с философией Ф. Ницше произошло в 90-х гг. XIX веке, через такие периодические издания как "Вопросы философии и психологии", "Вестник иностранной литературы", "Наблюдатель", "Северный вестник" и других. Позднее, в начале XX века к ним присоединились художественно-эстетические журналы - "Мир искусства", "Золотое руно", "Весы". Очень скоро Ницше занял одно из ведущих мест в публицистической полемике. Его философия имела как восторженных почитателей, так и открытых гонителей из числа русских мыслителей. Водоразделом в освоении философии "великого безумца" стал 1898 год, когда был переведен на русский язык "Заратустра" . Это время и можно назвать началом отсчета серьезных дискуссий вокруг идей философа. В 1892 году выходит в свет очерк В. Преображенского "Фридрих Ницше: критика морали альтруизма". Преображенский, будучи решительным противником как буржуазного строя жизни и мысли, при котором творческая воля скована незыблемым укладом традиционного образа жизни, так и социалистических тенденций с их идеалом общего, регламентированного благополучия, обратился к учению Ницше, видя в нем реальный путь преодоления мещанской косности и социалистической нивелировки жизни. Он, вслед за Ницше, критиковал моральные заповеди современного общества, в котором, по его мнению, господствовала порожденная христианством этика альтруизма, ставящая во главу угла утилитарный принцип полезности и счастья как отсутствия страдания и, вследствие этого, ведущая к обезличиванию, устранению индивидуального начала в человеке. Единственный путь выхода из регрессивного движения к культурному краху современной эпохи Преображенский, как и его учитель, видел в переоценке нынешних идеалов, провозглашении новых "скрижалей ценностей", возвышении и облагораживании человека. Главную заслугу философа исследователь видел в том, что тот впервые в науке о нравственности поднял саму проблему морали, возвысившись для этого над всеми исторически преходящими нравственными оценками и воззрениями, перейдя по ту сторону Добра и Зла. Преображенский подчеркивал, что Ницше по-новому взглянул на нравственность, увидев в ней относительную ценность. "Нравственность имеет только относительную ценность, а не абсолютную ценность. Относительная ценность нравственности измеряется упадком или взлетом жизни" . Это время можно назвать первым, ознакомительным периодом творчества Ницше в России.

Однако периодом наибольшей популярности Ницше в России являются 1900-е годы. Это второй этап (вольной интерпретации) Ницше. Именно в эти годы было издано первое в русском переводе Собрание сочинений Ф. Ницше в 8-и томах под ред.А. Введенского. Вместе с переводами выходят в свет и огромное количество статей и монографий о Ницше таких величайших русских мыслителей как: Вл. Соловьев, Н. Бердяев, Н. Лосский, Д. Мережсковский, А. Лосев. Публиковалось значительное число художественных произведений (М. Арцыбашев, А. Вербицкая, М. Горький, В. Крыжановская, Д. Мережковский), в которых главными героями были ницшеанцы.

С именем Ницше связывают творчество М. Горького. Его называли "самородком-ницшеанцем" и "бессознательным ницшеанцем". Уже в начале творческого пути, с появлением в русской периодике статей, посвященных творчеству Ницше, Горький активно начинает использовать "ницшеанские" формулы для обозначения процессов "внутреннего освобождения", революции духа", происходившей среди его героев.

Горький был ницшеанским "перводвигателем": в одиночку ему удалось сменить смиренное настроение своего времени на воинственную бодрость. Кажется, что герои Горького во всеуслышание объявляют читателям: "Довольно чеховщины, довольно слез, стенаний и грусти, да здравствует жизнь, свобода, смелость, гордое "да" бытию!" .

С идеями Ницше Горький познакомился на рубеже 80-90-х гг. XIX в. Вопрос о "ницшеанстве" раннего (и не только раннего) Горького весьма сложен. Из переписки Горького и его статей можно заметить, что при довольно частых упоминаниях Ницше (около сорока раз) его отзывы о нем были, как правило, либо сдержанными, либо критическими. Чуть ли не единственным исключением является письмо к А.Л. Волынскому от 1897 года, где М. Горький признается: "…и Ницше, насколько я его знаю, нравится мне, ибо, демократ по рождению и чувству, я очень хорошо вижу, что демократизм губит жизнь и будет победой не Христа - как думают иные, - а брюха". В это время в его философии Горького привлекало прежде всего отрицание действительности, резкий вызов современности, протест против верований и идеалов. Горький стал сторонником ницшеанской концепции "переоценки ценностей". "Я пришел в этот мир, чтобы не соглашаться . Можно заметить, что и в более поздних произведениях Горький не забывал о Ницше. Например, название самого известного цикла горьковской публицистики "Несвоевременные мысли" заставляет вспомнить о "Несвоевременных размышлениях" (в другом переводе - "Несвоевременные мысли") Ницше. Можно считать стихийными ницшеанцами таких его героев, как цыгане Зобар и Радда ("Макар Чудра",1892), эгоистичный Ларра, сын женщины и орла, и не щадящий себя ради других Данко ("Старуха Изергиль", 1895) - красивых, сильных, гордых, свободолюбивых и своевольных.

Рассказ М. Горького "Макар Чудра" начинается с размышлений старого цыгана о жизни: "Смешные они, те твои люди. Сбились в кучу и давят друг друга, а места на земле вон сколько. И все работают. Зачем? Кому? Никто не знает. Видишь, как человек пашет, и думаешь: вот он по капле с потом силы свои источит на землю, а потом ляжет в нее и сгниет в ней. Ничего по нем не останется, ничего он не видит с своего поля и умирает, как родился, - дураком." .

Эти мысли почти буквально совпадают с идеями Ницше в работе "Несвоевременные размышления": "Все мучается из-за того, чтобы жалко прожить жалкую жизнь; эта ужасная потребность ведет к изнурительному труду, и вот на него соблазненный "волею" человек (или, вернее, человеческий интеллект) при случае смотрит с восхищением как на нечто полное достоинства. Но для того, чтобы труд мог требовать себе почетных титулов, необходимо, прежде всего, чтобы само существование, для которого он является мучительным средством, имело бы больше ценности и достоинства, чем это до сих пор было раскрыто в серьезных философиях и религиях".

1. Непринятие мещанства, традиционных ценностей «мещанского» общества в творчестве Ницше и Горького.

2. Полемика с христианской моралью, сострадательным гуманизмом.

3. Сходства и различия в позитивных программах Ницше и Горького /демократизм Горького и антидемократизм Ницше; гимн разуму и культ инстинктов/.

Литература:

1. М. Горький. Старуха Изергиль. Макар Чудра. Хан и его сын. Челкаш. Тоска. Мой спутник. Мальва. О чиже, который лгал, и о дятле, любителе истины. Заметки о мещанстве.

2. Ф. Ницше. Так говорил Заратустра. - М., 1990; Антихристианин // Сумерки богов. - М., 1989.

3. М. Горький: Pro et contra. - СПб., 1997. Разделы 3,4.

4. Михайловский Н. Еще о Максиме Горьком и его героях// Статьи о русской литературе 19-н.20 в. - Л.,1989.

5. Колобаева Л. Горький и Ницше // Вопросы литературы. - 1990. - № 10.

6. Бабаян Э. Ранний Горький: У идейных истоков творчества. - М., 1973.

7. Злобин В. К проблемам горьковской концепции человека // Вопросы горьковедения: Межвуз. сб-к. - Горький, 1985.

8. Одуев С. Тропами Заратустры. - М., 1971.

Тема 6. Повесть М. Горького «Исповедь» как произведение богостроительного этапа в творчестве писателя

1. Что такое богостроительство и богоискательство?

2. Полемика повести с официальной религией.

3. Традиции русской литературы; жанровое своеобразие повести.

4. Воплощение в композиции и образном строе произведения идеи бога-народа.

5. Полемика с Ф. Достоевским: «Исповедь» и «Братья Карамазовы».

Литература:

1. Русская философия. Словарь / Под ред. М. Маслина. - М., 1995.

2. М. Горький: Pro et contra. - СПб., 1997. Раздел 4.

3. Цвик И. Религия и декаденство в России. - Кишинев, 1985.

4. Ленин В. Письмо М. Горькому// Полн. собр. соч. - Т. 48. - С. 230-233.

5. Збандуто П. Г. В. Плеханов – критик А. М. Горького // Труды Одесского университета. 1962. - Т. 152. Серия филологических наук. Вып. 13. - С. 5-14.

6. Никитин Е. «Исповедь» Горького: новое прочтение. - М. 2000.

Тема 7. Личность в дореволюционном творчестве В. Маяковского

1. Образ лирического героя. Пафос протеста. Бунт против общества, государства, бога, традиционных ценностей

2. Этические проблемы: жалость и безжалостность, сострадание и жестокость, одиночество, отчуждение, характер любовной драмы. Общечеловеческие мотивы.

3. Проблема сверхчеловека. Взаимодействие с ницшеанством.

Литература:

1. Маяковский В. Лирика 1913-1916 гг. Владимир Маяковский. Облако в штанах. (По любому изданию).

2. Ницше Ф. Так говорил Заратустра. - М. 1990.

3. Альфонсов В. Слово нам нужно для жизни: В поэтическом мире Маяковского. - Л., 1983.

4. Катанян В. Маяковский: Хроника жизни и деятельности. - М., 1985.

5. Петросов К. Творчество В. В. Маяковского (о русской поэтической традиции и новаторстве). -М., 1985.

6. Сарычев В. Маяковский: Нравственные искания. - Воронеж, 1984.

7. Чуковский К. Ахматова и Маяковский // Вопросы литературы. -1989. -№ 1.

8. Эткинд Е. Рык. О поэтике Маяковского; Там, внутри// Его же. Там, внутри. О русской поэзии ХХ века. - СПб., 1997.

Вопросы к зачету

1. Конец XIX - н. XX вв. как культурно-историческая эпоха. Ее основные черты и факторы формирования.

2. Философия, история и теория русского символизма.

3. Теория и история акмеизма.

4. Теория и история русского футуризма. Широкое и узкое понимание футуризма.

5. Русский неореализм 1910-х гг. (имена и произведения по выбору).

6. Неоклассицистические тенденции в русской поэзии 1910-х и 1920-х гг.

7. Феномен промежуточного метода в литературе к. XIX - н. XX в.

8. Новокрестьянская поэзия 1910-х гг.

9. Пролетарская поэзия в 1910-е гг.

10. Поэзия символистов «старшего» поколения: поэтические сборники К. Бальмонта (творческая эволюция, темы, мотивы, способы создания художественной образности и т. д.).

11. Д. Мережковский как символист «старшего» поколения. Трилогия «Христос и Антихрист» в его творчестве. Своеобразие ее проблематики, жанра, поэтики. История и миф о Петре I и Петербурге в третьей части трилогии.

12. Поэзия Ф. Сологуба (творческая эволюция, темы, мотивы, способы создания художественной образности и т. д.). Идейно-художественное своеобразие и характер символики романа Ф. Сологуба «Мелкий бес».

13. В. Брюсов как теоретик и организатор символизма. Его основные поэтические сборники (темы, мотивы, способы создания художественного образа и т.д.).

14. «Огненный ангел» В. Брюсова в контексте прозы «старшего» символизма.

15. «Психологический символизм» И. Анненского.

16. А. Блок как младосимволист. Лирики Блока как художественное целое: состав, темы, мотивы, эволюция лирического героя.

17. Драматургия русского символизма. Театр А. Блока.

18. Поэма А. Блока «Двенадцать»: основные принципы построения художественного мира в поэме, соотношение идеала и действительности, принципы художественного обобщения. Полемика о поэме в современном литературоведении.

19. Поэзия А. Белого. Основные поэтические сборники.

20. Идейно-художественное своеобразие романа А. Белого «Петербург». История создания, миф о Петербурге и способы его воплощения в тексте, характер символики.

21. Творческий путь Н. Гумилева. Анализ основных поэтических сборников.

22. Дореволюционное творчество А. Ахматовой: мировосприятие, образ героини, своеобразие психологизма.

24. Творческий путь С. Есенина. Основные поэтические сборники. Темы, мотивы, образы лирики. Лики лирического героя.

25. Творческие искания М. Горького до 1917 г. Горький и Ницше.

26. Тема борьбы с мещанством в творчестве М. Горького.

27. Социально-философская драма «На дне». Своеобразие конфликта.

28. Значение романа М. Горького «Мать» и повести «Исповедь» для творческой эволюции писателя и общественной и литературной борьбы.

29. Основные этапы творческой эволюции В. Вересаева.

30. Концепция человека в творчестве А.Куприна (по повестям “Молох”, “Поединок”, рас. “Гранатовый браслет”, эмигрантской прозе).

31. Проза И. Бунина 1890-1900-х гг. Темы, художественное своеобразие.

32. “Деревенская эпопея” И. Бунина.

33. Идейно-художественное своеобразие рассказов И. Бунина “Братья” и “Господин из Сан-Франциско”.

34. Эмигрантское творчество И. Бунина. Роман “Жизнь Арсеньева” как опыт феноменологического романа.

35. Художественная философия Л. Андреева в рассказах 1890-х гг.(«Баргамот и Гараська», «Бездна», «Мысль» и др.). Идейно-художественное своеобразие произведений Л. Андреева «Жизнь Василия Фивейского» и «Красный смех».

36. Тема революции и ее воплощение в «Рассказе о семи повешенных» и «Тьме» Л. Андреева.

37. Драматургия Л. Андреева. Пьеса «Жизнь Человека» и др.

Темы для обязательных письменных самостоятельных работ:


Похожая информация.


Этот поданныеческий синтез ницшеанства и социальной идеи нашел ϲʙᴏе наиболее яркое воплощение в облике и в творчестве “пролетарского писателя”, певца “сильных людей” из народа, А.М. Горького. О “ницшеанстве” Горького имеется обширная литература (см. работы И. Игнатова, М. Гельрота и др.) Многие из них опубликованы в известной серии “Русский путь” в томе “Максим Горький: pro et contra” (СПб., 1997), в томе, кᴏᴛᴏᴩый с большим основанием можно было назвать просто “Максим Горький: contra”. В нашу задачу не входит литературно-критический анализ ϶ᴛᴏй большой проблемы, представляющей самостоятельную тему исследования. Но есть ряд ее аспектов, кᴏᴛᴏᴩые непосредственно касаются целей настоящего рассмотрения и открывают неожиданные его ракурсы и источники. Речь идет о концепте “новой религии”, кᴏᴛᴏᴩый соединил атеистический пафос двух учений.

Важно заметить, что одна из наиболее хлестких характеристик ницшеанских мотивов Горького принадлежит Д.С. Мережковскому. Как и многое в творчестве ϶ᴛᴏго самобытного писателя, она не отличается бесспорностью и едва ли претендует на “момент истины”, но она задает тему, точнее, контекст культурологической заданности проблемы. В ϲʙᴏей нашумевшей статье о Грядущем Хаме, в кᴏᴛᴏᴩой, как известно, досталось всем, он находит особую болевую точку, выражающую неумолимую тенденцию новейшей культурной эволюции России – выход на историческую арену простого народа, отраженность ϶ᴛᴏго факта в новейших устремлениях интеллигентского духа и связанную с данным противоречивость внешних и внутренних идейных веяний. Мережковскому не откажешь в сочности выражений: “Тянулась, тянулась канитель марксистская, а потом босяцкая. Сначала мы думали, что босяки то уж, по крайней мере, – самобытное явление. Но когда пригляделись и прислушались, то оказалось, что точно, как русские марксисты повторяли немца Маркса, и русские босяки повторяли немца Ницше. Важно заметить, что одну половину Ницше взяли босяки, другую – наши декаденты – оргиасты (намек на только что выпущенную ивановскую “Религию Диониса” – В.Ж.) <…> Важно заметить, что одного немца пополам разрезали и хватило на два русских “новых слова”” .

Из ϶ᴛᴏго по крайней мере ясно, что речь идет не просто о личностях, но о явлениях в культурно-историческом процессе России конца XIX – начала XX веков. О том, что ϶ᴛᴏ действительно так, имеется множество прямых и косвенных свидетельств. К примеру, некто Владимир Вельский, без всякой симпатии к марксизму мог писать в “Русском труде” (1898, № 27): “Остается признать исключительно тот факт, что огромное большинство нашего юношества обоего пола суть марксисты. Быть не марксистом считается теперь у молодежи вернейшим признаком отсталости, ограниченности, обскурантизма. Русское юношество увлечено и совращено в марксизм…” При этом уже следующее десятилетие (девятисотые годы) прошло под знаком ницшеанства и все данные слова с полным успехом можно было применить именно к нему. Значит ли ϶ᴛᴏ что один кумир (Маркс) был отвергнут и заменен другим (Ницше)? Даже если ϶ᴛᴏ и происходило на уровне самосознаний, но в общем и целом происходил процесс наложения одного на другого. Важно заметить, что один кадр, кадр одного поколения, заснял две яркие вспышки, “две картинки”, образовавшие уникальную композицию. Происходил невольный синтез мировоззрений со всей исключительной русской спецификой, предполагавшей безусловное возвышение и обожествление ϲʙᴏих кумиров.

На мой взгляд, трудно не усмотреть ницшеанских мотивов, например, в апологии марксизма, предлагаемой П.И. Астровым в статье 1906 года с характерным названием “Правда марксизма”: “Борьба с нищетою будет по϶ᴛᴏму борьбою за права человеческого духа. – Борьбою за права духа будет борьба с накоплением материальных избытков в руках немногих и с позиции ϶ᴛᴏго меньшинства. Дух гаснет от пресыщения” . Как видно, отныне критерием борьбы с нищетой одних и пресыщением других выступает не требование социальной справедливости, а требование развития человеческого духа, его естественных прав и ϲʙᴏбод. Это и есть формула русского синтеза “двух немцев”, кᴏᴛᴏᴩой Мережковский не усмотрел исключительно в силу сфокусированности его взгляда на его формально обособленных составляющих. Впрочем, сам Мережковский дал ключ к разрешению ϶ᴛᴏй антиномии: ““Человек есть Бог” – один член символа веры; “человечество есть Бог” – другой. Я есть Бог для человечества; человечество есть Бог для меня; крайний мистический индивидуализм (Ницше, Штирнер, Л. Андреев) и крайний мистический социализм (Фейербах, Луначарский, Горький) – между данными двумя крайностями существует антиномия, неразрешимая в той плоскости, на кᴏᴛᴏᴩой движется социал-демократия, как религия” . И не важно, что именно в “϶ᴛᴏй плоскости” и разрешилась в истории русской революции эта антиномия. Не стоит забывать, что важно, что эта антиномия была подмечена и выведена, и даже поставлена задача по ее разрешению. Любопытно, что идеолог (пророк и апостол) босячества – М. Горький, тот самый, кᴏᴛᴏᴩый из одной половины “разорванного” Ницше изобрел одно русское “новое слово”, на ϶ᴛᴏт раз, по версии Мережковского, оказался в прямо противоположном лагере – не с Ницше, а против Ницше. За данным видимым противоречием скрывается не только “клокочущая” натура Мережковского, но и действительная противоречивость явленного в творчестве М. Горького русского синтеза “двух вулканов”.

Впрочем, там, где Мережковский заряжается отрицательной энергией в отношении Горького, другие, напротив, извлекают большой плюс. Причем для ϶ᴛᴏго им совсем не обязательно быть социалистами или атеистами. Характерный пример – публицистика иеромонаха Михаила. Анализируя эпатирующие составляющие учения Ницше, он отдает должное мужеству и силе духа немецкого пророка современности. “По϶ᴛᴏму, может быть, в его устах и проклятия, богохульство, имели некᴏᴛᴏᴩое величие хотя бы того светоносного ангела, кᴏᴛᴏᴩый восстал против Бога и был низвергнут силой Его” . Но то, что прощается Ницше, не прощается его последователям и ученикам – в них нет необходимого величия: “Никакого света не могут внести данные новые бедные духом и словом лжепророки. Стоит заметить, что они только больше загрязнили жизнь даже с языческой позиции теперешних выродившихся искателей ощущений и эстетов. <…>

Нужно было рассеять, – продолжает о. Михаил, – эту серенькую тьму грязной морали. И вот будет новый пророк, кᴏᴛᴏᴩого по странному недоразумению называют проповедником разнузданности, учеником Ницше, но кᴏᴛᴏᴩый, я думаю, много сделал для того, ɥᴛᴏбы развенчать новую противочеловеческую мораль. Это – Горький” .

И ϶ᴛᴏт новый проповедник Горький говорит о культе жизни, о том, что надо делать жизнь богаче. Но ϶ᴛᴏ уже другой – высокоморальный путь. “И ϶ᴛᴏт его путь не похож на тот путь, кᴏᴛᴏᴩый указал и великий язычник, и его прихвостни” . Горький, по мнению о. Михаила, дал бой ограниченной, эгоистической, “самоедской” сущности “нового языческого идеала сильных людей, одиноко живущих на вершине”. Более того, “Горький призывает нас к радости и долгу единения с другими и службе другим” . Наконец, Горький зовет к Богу, зовет в путь к Богу. Вот только один упрек, впрочем, естественный в устах священнослужителя, посылается истинному пророку современности: “той стороны, где живет Бог, Горький, кажется, не знает” . В ϶ᴛᴏй позиции о. Михаила как нельзя лучше просматривается алгоритм преемственности в социальной составляющей православия и советизма. Отсюда понятно так же почему “новое христианство” Мережковского представляется о. Михаилу уже и вовсе не соразмерным подлинному христианскому духу, кᴏᴛᴏᴩый ни при каких обстоятельствах не примирится с навязчивым тождеством, предлагаемым нецшианствующими лжепророками, – Христос=Дионис=Ницше=Раскольников, с их требованием “опуститься в глубины греха и стать (на дне его) в ϲʙᴏем сознании ϲʙᴏбодным”, с их формулой – “Бог тот, кто смело сочтет себя Богом”, объясняющей рождение Христа из самосознания Иисуса .

В случае если православно ориентированный профессор С.Н. Булгаков во все том же 1906 году представлял философию Ницше как “беспомощную умственную и нравственную неврастению”, то реализующий установки на пролетарскую революцию В.И. Ленин дает более сдержанную характеристику творчеству Ницше, как глубокому “психологическому пониманию империализма” .

По сути тот же подход характерен и для Горького, бравшего у Ницше не концепт, а глубину постижения новой “религиозной ситуации”, требующей решительного прорыва из патриархальности в современность. У Горького, как известно, было ϲʙᴏе решение ϶ᴛᴏй проблемы – его воззвание к религии Человека, кᴏᴛᴏᴩый прекрасен по ϲʙᴏей природе и требует веры в нее. За данным требованием веры стоит новое понимание религии, не сосредоточенной и не локализованной в пространствах храма, но представляющей весь мир или, по крайней мере, “мир культуры” как ХРАМ. Кстати, эта всечеловечность и всекультурность религии, в широком ее понимании, – сквозная тема во всем пространстве Серебряного века (см., например, статью П. Струве и С. Франка “Очерки философии культуры” в “Стоит сказать - полярной звезде” 1905, № 2, 3, а также С. Франка “Религия и культура” – в “Стоит сказать - полярной звезде”, 1906, № 12) Это понимание религии само по себе спорит с традиционной религиозностью. В ϶ᴛᴏй тотальной тенденции Серебряного века ницшеанство и марксизм образуют единый фронт, так как выполняют одну функцию. Горький находит в ϲʙᴏем творчестве ту, быть может, единственную точку их пересечения, кᴏᴛᴏᴩая способна устроить (на компромиссной основе) даже исконную православную ментальность. Таков утверждающий смысл символизирующей публицистики иеромонаха Михаила.