Чубаров александр сергеевич биография. Чубаров Александр Сергеевич человек очень необычной судьбы. Николай фёдорович иванов

Чубаров Александр Сергеевич человек очень необычной судьбы. За свою жизнь успел послужить в пяти армиях: в Советской, афганской, узбекской, таджикской и Российской. В Афганистане служил на должности советника командира 466-го полка специального назначения 2-го армейского корпуса вооруженных сил Афганистана, а затем — советником командира 38-й гвардейской десантно-штурмовой бригады специального назначения 3-го армейского корпуса вооруженных сил Афганистана. После распада СССР служил в 15-й бригаде спецназа ГРУ, которая была по межправительственному соглашению передана Узбекистану. На сегодняшний день генерал-майор спецназа ГРУ России в отставке.
Во время гражданской войны в Таджикистане Чубаров был заместителем министра обороны республики. Его называли за глаза «таджикским Жуковым». Александр Сергеевич был одним из старших офицеров ГРУ, способствовавших установлению мира в регионе и формировавших на раннем этапе политические элиты сегодняшней Средней Азии. Президент Таджикистана Эмомали Рахмон и многие другие сегодняшние лидеры Средней Азии многим обязаны тем людям, которые вместе с Александром Сергеевичем фактически перехватили инициативу у исламских радикалов и не допустили захвата ими власти. Чубаров и его друзья своими руками создали условия для передачи власти в регионе умеренным политикам, с которыми Россия в будущем могла строить прогнозируемые отношения.
Этот факт никогда не афишировался. Само пребывание и активное участие русских спецназовцев из ГРУ в боевых действиях на территории Таджикистана в 90-е были окутаны тайной. Каким образом офицер русского спецназа сделал такую карьеру и какие задачи спецназ выполнял на Памире, впервые рассказывает сам Александр Сергеевич.

Вспоминая события 1992-го-1994-го в Республике Таджикистан, могу сказать, что тогда мы не верили, что развал советского Союза — это навсегда. Думали, что это ненадолго, что все вернется, что некомпетентных идиотов вот-вот повыгоняют из кабинетов и страна вздохнет. Мы ошибались. И заблуждались так наивно… Мы жили в своем мире, в своем космосе, занимались боевой подготовкой, трудились, в общем. День за днем текли. Нам было не до митингов и всяких там собраний. Так что все, что происходило «за забором», до нас доходило не мгновенно. Помню, летом 92-го прибыл к нам начальник разведки бригады. Я не удивился, потому что до этого нас по тревоге «сверху» поднимали несколько раз… Полковник Владимир Квачков его встречает, а он — вижу — стоит передо мной абсолютно белый! Между ними такой диалог происходит:
— Я тебе в двух словах не расскажу всего, но собирай-ка ты офицеров и прапоров немедленно. Вызывай из отпусков. Никаких тебе сигналов никто давать не будет. Все секретно. Проведи в виде совещания беседу с людьми. С этого дня — все занятия только на территории бригады. Все запланированные стрельбы отменить. За пределы территории не выходить. Это приказ!
В первых числах сентября прибыли инженеры и стали готовить наших офицеров по методике и тактике уничтожения бронеобъектов противника. Досконально и подробно занимались с нами. Вывезли на эти занятия всех. Помогали нам офицеры танкового училища. Так что каждый из нас знал, что, куда и как нужно подложить и взорвать или где что прострелить у танка или БТРа, чтобы вывести его из строя. Все мероприятия засекретили. Связано это было с возможностью захвата складов 201-й бригады, дислоцировавшейся в Таджикистане. Их — эти арсеналы — стали готовить к уничтожению, чтобы они не достались «вовчикам». Забегая вперед, скажу, что делать этого не пришлось.
В ночь с 15 на 16 сентября мы совершили перелет в район Кокайды. Это под Термезом. Там загрузились и караваном из двадцати восьми Ми-8 под прикрытием «двадцатьчетверок» пошли в направлении Курган-Тюбе. Задачу нам поставили десантироваться на территорию 191-го мотострелкового батальона и в случае необходимости отбивать атаки боевиков-исламистов.
В 191-м полку, которым командовал полковник Евгений Меркулов, сложилась такая обстановка: полк, по сути, был в осаде. И день, и ночь «вовчики» раскачивали забор части и орали Меркулову: «Эй, коммунист, выходи! Мы вас все равно перережем!» На самой территории части прятались несколько сотен этнических русских и русскоязычных беженцев. Всех кормили с полковых «капэшек». Однажды Женя вышел. Это чуть не закончилось печально. Женя на КПП полка встал и начал собачиться с «вовчиками»: «Сосчитали нас? Успели? А теперь умножайте на десять! У нас один боец вашего десятка стоит! Мы вас всех положим!» Озверевший бандит выхватил «Стечкин», направил ствол Женьке в живот и спустил курок. Повезло Меркулову, что стрелок плохо умел обращаться с оружием и не дослал магазин в пистолет, патрон не вошел в патронник, так что выстрела не произошло, Женя успел заскочить обратно на территорию полка… Вечером того же дня к воротам бросили сожженный труп девочки-осетинки, насаженный на шомпол… В самом городе шла безумная резня. В Курган-Тюбе шли бои, особенно горячо было в районе автовокзала и моста на Кызыл-Калу. В районе Ломоносово были зверски убиты сторонники Народного фронта. Живым людям пробивали ломом грудину и заливали авиационным керосином… Вот такая азиатчина. На той войне зверств вообще было много. И с той, и с другой стороны. Я своими глазами видел груды растерзанных трупов. Причем вырезали, не глядя на пол и возраст. Женщин любого возраста насиловали, резали, трупы бросали в арыки. Детей тоже не миловали. Короче, вырезали семьями и аулами. Я видел в одном городе бассейн, заполненный телами. Там насчитали более трехсот пятидесяти трупов. Я видел останки мертвых, которых после убийства расчленяли, обливали соляркой и сжигали, а части тел специально разбрасывали по разным районам городов. Подъезжал грузовик куда-нибудь к магазину или к бане. Оттуда, из кузова, бородатые кричали людям: «Это ваши мертвецы! Забирайте!» И выбрасывали трупы, а чаще их части на дорогу. Так вселяли ужас в людей, делая их покорными и безвольными.

Долетели мы благополучно. Звено заходит на полк. Что там и как — не знаем. На подлете видим — на территории люди, а на крышах какие-то мудаки с «дудками» в руках — «Стрелами» и «Иглами». Я думал: если полк уже захвачен, тогда просто «занурсуем» территорию. Открываю блистер и ору этим, которые с «дудками», что, мол, свои, не вздумайте бить! Они меня, конечно, не слышат! Летчики распсиховались и орут мне: «Чтобы через десять секунд вашего духу в салоне не было!» Только разобрались и десантировались, как слышу — бьют танки… Над нами еще четыре вертушки зависают, и Володя Квачков мне кричит — в городе танковое сражение в районе моста, и из Душанбе на нас идет бронеколонна, захваченная «вовчиками»… Я в это поверил. Было известно, что из батальона угнали… несколько танков. Это случилось в результате прямого предательства. Так что мы вполне ожидали самого худшего. Я попросил у Квачкова толковых прапоров и… газу до отказу — скоростя все сразу! Летит наша колонна по шоссе Курган-Тюбе — Кызыл-Кала. Смотрим — пять «Икарусов» в нашем направлении идут. Прапор мне орет: «Духи!» Я дал команду: «К бою!» Развертываемся за секунды! На наших глазах все эти «Икарусы» съезжают с шоссе в поле и ходу! Мы их не преследовали. Наша задача была — взять под контроль Кызыл-Калу. У моста видим такую картину: чадят два подбитых танка Т-72. Один горит, обездвиженный, башня съехала вниз, стволом пушки упирается в расплавленный асфальт. У второго башню сорвало мощным взрывом и отбросило в овраг. В этом же овраге валяются трупы танкистов. Это в результате детонации боекомплекта. Как позднее выяснилось, оба танка были нашими. Один из них был из 201-й дивизии, второй — со стороны «Народного фронта». Танкисты «не вошли в связь» друг с другом и, опасаясь того, что кто-то из них мог оказаться «худойбердыевцем», открыли огонь… Получилась танковая дуэль. Выжил там полковник Черномордин. Правда, он был серьезно контужен и ранен…
Я принял решение оставаться на месте и удерживать мост. У меня были гранатометчики, и я знал — если что, сможем дать отпор. Танка три мы бы сожгли. Через некоторое время кружат две «вертушки». Заходит на нас «двадцатьчетверка». Мы напряглись. Связи нет… садится вертушка на шоссе и оттуда бежит офицер:
— Начальник разведки приказал вам срочно прибыть в полк!
— Не могу, выполняю другую задачу!
— Срочно в город! Возле городского банка бой! По сведениям, там около пятисот миллионов рублей в хранилище!
Я не пошел в город. Плюнул на эти пятьсот миллионов. Остался у моста. Это было важнее. Вечер. Смотрим — идет чья-то броня по шоссе. Мы ощетинились. Оказалось — свои, из 16-й бригады. Ночью была бестолковая стрельба. Дисциплины огня не было. Кому-то что-то показалось, и шмаляли почем зря… Молоденький офицер с 16-й разволновался, впервые под огнем. Предложил мне по сто граммов спирта тяпнуть. У него было. Тяпнули…
Около трех ночи слышали со стороны Душанбе вой камазовских движков. Это «вовчики» грузились на грузовики. Снова долбили туда… Утром я прошел вокруг посмотреть результаты. Нашел — двух дохлых ишаков. Видно, забрели случайно… А может, «духи» нас таким образом щупали…
Снялись с моста, на трех коробочках подъехали к банку. Там — разгром, караул и пожар. Пока ехали, нас обстреляли из РПГ. Граната прошла мимо. Мы тут же по нему отработали и завалили стрелка. Приблизились к банку. Там уже почти никого не было, все разбежались, остались трое милиционеров. Старлей у них аж заплакал, когда меня увидел:
— Отпустите нас домой!
— Деньги где?
— Не знаем…
Я доложил Квачкову по станции, он сказал мне — просто охраняй все хозяйство по факту. Ночью он проехал на «уазике» через воюющий город, посмотрел на разгром в банке и говорит:
— Все оставляй разведчикам из 16-й бригады спецназа. Нам с тобой — новая задача.
И мы стали готовиться к боевым действиям…
Отступим от описания войны. Хотелось бы пояснить, чем мы в республике занимались и в чьих интересах действовали. Мы защищали конституционный строй Таджикистана, одновременно являясь офицерами узбекской армии, а думали в первую очередь о том, что матушке-России не нужен был этот бардак в регионе, где к власти рвались исламские фундаменталисты. Все, кто там воевал из ГРУшников, имели опыт Афганистана за плечами. Выдвигались мы из Чирчика, с территории 15-й бригады спецназа ГРУ, на тот момент «отошедшей» к Узбекистану. Нужно признать, что президент Ислам Каримов повел себя мудро. Он прозорливо предугадал возможное развитие ситуации и, опасаясь ее развития по сценарию ваххабитов, решил отдать приказ на формирование специального корпуса в Узбекистане и оказать помощь НФТ. Разумеется, он преследовал и свои цели: отсечь северные провинции Таджикистана, где располагались более ста развитых предприятий и мощный ВПК. Забегая вперед, скажу, что сделать это ему не удалось. В общем, задачу мне министр обороны Узбекистана ставил такую — участвовать в восстановлении конституционного строя Республики Таджикистан. Вот мы и восстанавливали.
Чем нам только не приходилось заниматься по ходу дела! То эвакуировали пациентов психиатрической клиники из высокогорного района. То спасали русских астрофизиков из Ленинграда, которых Бог знает как занесло в эти места…
Усилиями спецназовцев, которым приходилось не только воевать, но и вести разведку в этом необыкновенно сложном регионе и заниматься там политикой, был создан так называемый Народный фронт — по сути, местные отряды самообороны, которые мы обучали и направляли для борьбы с исламистами. Нам был придан статус советников, но мы, офицеры спецназа, вместе с «фронтовиками» принимали участие в боевых действиях и подставлялись под «ваховские» пули.
Мы учили людей воевать, учили командиров руководить боем. Это было трудно, потому что, по сути, это был народ с улицы. Им выдавали по двести патронов на человека. С этим воевали. Там попадались разные люди. Одному из погибших командиров было семьдесят лет, и он был великолепен. Я с его ротой занимался отдельно. Он был старательным, исполнительным и совершенно советским человеком. Когда его рота взяла высоту под Комсомолабадом, то они подняли там красный флаг. Погибла его рота ужасно глупо. Их заманили на плов в один аул, угостили, обезоружили и там же всех перестреляли. Всю эту подлость задумали и осуществили афганские моджахеды, воевавшие в Таджикистане. Перед расстрелом они читали бойцам из той роты Коран и говорили, что их путь на небо будет легким…

На кого мы опирались в работе? Разные были там люди… Знаете, есть такое высказывание — жизнь не черная и не белая. Она «серая». И люди в ней тоже в основном «серые». Нам не приходилось особенно выбирать. Так что не удивительно, что главной нашей опорой в Таджикистане стал бывший уголовный авторитет Сангак Сафаров. Этот пожилой, мудрый, хитрый и здорово битый жизнью человек пользовался непререкаемым авторитетом в преступной среде. Нас, что называется, свела сама судьба. Сангаку удалось аккумулировать некоторое количество финансов и как-то вооружить людей. Мы тоже, разумеется, в стороне не остались, но первый толчок к началу системного противостояния ваххабитам был дан Сафаровым. Он не был ангелом, нет. О нем разное говорили, и мы сами знали, что Сангак мог вести себя жестоко, но… на гражданской войне жестокость была рутиной. Судите сами, разве можно было ожидать соблюдения каких-то прав и законов от человека, который в общей сложности провел на зоне двадцать три года? Да и не только Сангак был таким «серым». Я знал пресловутого Файзали Саидова. Это был сумасшедший человек. Этакий среднеазиатский батька Махно. Села замирали, когда его банда входила. Грабежи, мародерство, насилие были обычным делом. Он любил красивые жесты и громкие названия. Свою банду он называл «бригадой», а сам назывался «полковником». Нужно сказать, что человеком Файзали был бесшабашным, очень неглупым и смелым, но ни о какой дисциплине речь идти не могла: я так ни разу и не видел его трезвым. Постоянно обкуренный, постоянно с каким-то кочующим гаремом из разноцветных девок (где он только их собирал)… В его отряде была некая Жанна — колоритная деваха, вечно за рулем КамАЗа. На моих глазах она застрелила из автомата шестилетнего пацана за то, что мальчик не понял или неаккуратно исполнил какое-то ее указание. Вот так вот — вскинула автомат и как даст очередь по ребенку! Я был в шоке! Лежит этот мертвый мальчишка в луже крови, орут люди, стоит Жанна с «калашом». Я ее спрашиваю: «Ты чего натворила?». А она мне: «На все воля Аллаха!».

Про самого Файзали-Махно я знаю такую историю. Заняли они какую-то часть какого-то населенного пункта. Разумеется, решили это дело отпраздновать. Нужно сказать, по части устройства празднеств Файзали был выдумщиком. Он приказал отыскать и привести старика, который когда-то был поваром у Василия Иосифовича Сталина, а после смерти вождя стал директором треста столовых и ресторанов Душанбе… Вот стоит этот бывший сталинский повар перед Файзали, трясется весь, а Саидов ему приказания раздает:
— Ты самому Сталину готовил? Сейчас я хочу, чтобы ты мне и моим людям также приготовил! Сроку тебе столько-то…
А теперь представьте себе: республика разорена. Продукты купить иногда было просто негде! Люди голодали. Все, что было, добывалось или за безумные деньги, а чаще грабежами, мародеркой, или покупалось у военных на продскладах. «Гуманитарка» перепадала измученному населению крайне редко. Старик-повар очень сильно боится, но говорит Файзали:
— Я не смогу в такой срок ваше приказание выполнить. Негде взять продукты.
Файзали приказал привести к нему трех помощников повара. Каждого поставили на колени. Потом на глазах у всех Саидов выстрелил из «Стечкина» в лоб крайнему и прокричал:
— Теперь мое приказание возможно выполнить? Этот батальон должен быть накормлен в 15.00! Я буду расстреливать по одному в час за задержку! А через три с половиной часа будут твои похороны!
Белый как мел, несчастный повар поклялся найти продукты для всей «бригады». Конечно, он их вынужден был покупать на свои деньги, но это мало кого волновало…
Я расскажу, как состоялось мое назначение на пост заместителя министра обороны Таджикистана. Это примечательная история. Меня срочно вызвал в Ташкент Рустам Урманович Ахмедов, министр обороны Узбекистана. Я прибыл. Ахмедов принял меня в расстегнутой рубашке и галстуке, болтавшемся на заколке. Мы даже двух слов друг другу не сказали, как неожиданно из комнаты отдыха вышел Павел Грачев, министр обороны России. Он был одет в гражданку.
— Ну как, понравилось в Таджикистане? — спросил меня Павел Сергеевич.
Я не успел рта открыть, как Грачев, обращаясь к Ахмедову, сказал:
— Рустам, вот этот офицер — моя надежда и опора в регионе!
На это Ахмедов спросил меня:
— Готов послужить Таджикистану? Смотри! Убудешь туда немедленно! Задача — сформировать в течение полутора месяцев там бригаду спецназа. Такую, как в Чирчике.
Это был шок. Это была невыполнимая задача ни при каких обстоятельствах. Я решил промолчать пока и уточнил:
— Кем я буду?
— Справишься — там скажем!
Тогда я понял, что вызывал меня не Ахмедов, а Грачев. На следующий день меня снова принял Рустам Урманович.
— Ну что, готов к Таджикистану? Вот твой будущий министр обороны! — и показывает на маленького полковника, скромно сидевшего в углу. Это был Александр Владимирович Шишлянников. — Мы его назначаем!
Я кивнул и обменялся с Шишлянниковым рукопожатиями. Я спросил у Ахмедова:
— Какая моя должность?
— Там разберешься и все узнаешь! Никаких прощаний с бригадой. Знамя будут выносить только на твоих похоронах!
На прощание Ахмедов задал мне вопрос:
— Чубаров, ты знаешь, кто в Средней Азии заказывает музыку?
— Не могу знать, товарищ министр обороны! — отвечал я.
— Чубаров, в Средней Азии музыку заказывают узбеки! И запомни — так было и так будет всегда!
Много позже мне стало известно, что указание о моем откомандировании в Таджикистан давал сам Каримов. Ему показали съемки последствий ужасов, творимых исламистами, и фотографии убитых в республике узбеков и других людей. Каримов понял, что нужно действовать и перехватить инициативу у ваххабитов, пока не поздно. 13 января 1993 года я вылетел в Душанбе.
Задача, которую мне поставил Ахмедов, была весом в сто пятьдесят килотонн. Я не мог четко поставить задачу по развертыванию частей. У меня не было ничего. Реально для развертывания бригады спецназа требуется масса времени. Кроме этого нужно было развертывать бригаду радиотехнической разведки. Одновременно организовывать работу ПУНР — пункт управления начальника разведки. А это значит, что нужно затягивать все коммуникации и создавать разведывательное управление. На все мои доводы мне сказали следующее:
— Не занимайся хреновиной! Нет разведки! Забудь! На окраине Душанбе бои идут! Тебе дадут двенадцать единиц бронетехники из 201-й бригады. Вот их возьмешь и вместе с коллегами из внутренних войск, сохранивших свою структуру, будешь выполнять задачу.
И гнали мы этими силами ваххабитов с января по май. Загнали на Памир. Перед тем как был с боем взят Ромитский укрепрайон, к концу зимы 1993-го, успешно высадив десант на господствующих высотах в Каратегинской долине, отряды Народного фронта взяли ее под контроль. И та и другая операции были спланированы русскими «узбекскими» спецназовцами 15-й бригады. Первые десанты были неудачными. Сначала мы забрасывали по 18-20 человек. Их долбили либо брали в плен. Тогда мы стали высаживать по 400-500. Основой, ядром десанта были наши офицеры. Их было около тридцати. Все были с афганским опытом. Ярко себя проявили офицеры Володя Квачков, Саня Мусиенко, Олег Галыбин… Вот эти мужики и командовали отрядами таджикского Народного фронта.
Был у меня в группе управления капитан Саша Матросов. Он нас прикрывал хорошо. С его помощью мы ворвались на территорию больницы в Гарме. Госпиталь находился на холме, и его нужно было обязательно взять. Бой был жаркий, так что пришлось даже пострелять самому немного. Мой командный пункт был в зубоврачебном кабинете. Там меня и ранило. Я оттуда наводил «сушки» на «ваххабитские» позиции. Бомбардировщики обрабатывали горки над нами. Но даже при поддержке родной авиации за час боя у нас образовалось шесть убитых. Матросов схлопотал шесть дырок в куртке! Одна пуля распорола ему рукав возле самой кисти руки. Смерть рядышком щелкала зубами, но Господь Сашу берег. Мне пуля 7,62 попала в автомат, а потом в ногу. Под конец боя принесли моего связиста. Ему пуля вошла в почку, развернулась и вышла в районе копчика. Обкололись мы с ним промедолом. Он плакал. Я ему говорил: «Мы спасемся». Выжили…

Взяли мы Гарм. Паника была жуткая. «Духи» убегали от нас на чем попало, но награбленные ковры и холодильники не бросали…
Пролечился я в госпитале. Там мне занесли инфекцию в руку, когда ставили капельницу. Рука надулась, как химперчатка. Меня снова на стол… Смотрел меня Володя Сидельников, замначальника кафедры полевой хирургии в академии имени Кирова. Мужик он был чудной. Ходил тогда, как сейчас помню, в американском зеленом берете. Сейчас он доктор медицинских наук. В Афганистане он был начмедом ДШБ. Он выгнал всю бригаду из операционной, взял в руку… щуп и полез мне в рану. Я ору, конечно… Уберите, мол, этого ненормального со щупом! Он мне — так положено, руку потеряешь! Я все равно от операции отказался! Сбежал. Поехал на «уазике» в Гарм обратно. Ездил я обычно так: вдвоем с водителем садился в «уазик», справа сзади. Автомат со сдвоенным магазином стволом вправо. Конечно, «тарились», как могли, и — обороты… Газу до отказу… Не любил я брать с собой большую охрану, чтобы, если что, не было больших похорон. В тот день мне там поручили обеспечить проведение джирги — городского народного собрания, которое власть в городе выберет. Поехали поэтому втроем. Подъезжаем к Гарму — а там стрельба. И выходит прямо на нас тело с ручным пулеметом. Очередь. Я прыгаю в арык и падаю аккурат на распухшую руку. Чувствую теплое. Гной потек… Вдруг стрельба смолкла и раздаются какие-то неясные звуки и матюги. Вылезаю, руку кое-как придерживаю. Смотрю — сцена. Лупит по морде этого стрелка с пулеметом наш начальник разведки Саша Татарников. Я подхожу:
— Почему стрельба?
— Радуемся, — отвечает пулеметчик — Захватили цех в Гарме. Винный!
В городе пошла разнузданная мародерка. Пришлось нам наводить порядок. Били морды каждому, кто тащил эти проклятые ковры и дурацкие телевизоры. Я тоже бил. Боялись меня, но уважали все-таки. Прекратилось мародерство. Потом Рахмонов прислал «гуманитарку» — муку и рис. Это сильно подняло его авторитет.
Активные бои закончились в середине 95-го, но исламисты еще пошаливали. Афганцы перли через границу… Замирение вышло в 1997-м. На тот момент уже были мертвы и Сангак, и Файзали-Махно. Одним из условий примирения была передача 30% должностей в республике представителям оппозиции.

Когда все уже заканчивалось, мне сделали предложение:
— Пойдешь в группу советников в президентском аппарате?
— Мне бы в Академию Генштаба в Москву, — говорю.
— Ты кем хочешь быть?
— Я служить хочу в ВС…
Понятное дело — общий хохот… В результате интриг и давления со стороны нового таджикского руководства, которое активно принялось избавляться от свидетелей той неизвестной войны, я уехал в Россию. Увольнялся я с должности начальника группы миротворческой и антитеррористической деятельности штаба по координации военного сотрудничества государств - участников СНГ.
Всего у меня было сто десять боевых выходов.

Легенда спецназа Главного разведывательного управления, участник 39 боевых операций в Афганистане генерал-майор в отставке Александр Чубаров во время войны служил в чине майора и подполковника на должности советника командира 466-го полка специального назначения 2-го армейского корпуса вооруженных сил Афганистана, а затем - советником командира 38-й гвардейской десант но-штурмовой бригады специального назначения 3-го армейского корпуса вооруженных сил Афганистана, а после распада СССР служил заместителем министра обороны Таджикистана. Александр Сергеевич, как вы оказались в Афганистане? Получил назначение в Главном разведывательном управлении (ГРУ) в марте 1984 года. Пройдя подготовку в ГРУ и 10-м управлении Министерства обороны, 23 июля прилетел в Кабул для назначения на должность. Там был назначен советником командира и начальника штаба полка командос, где и приступил к исполнению обязанностей с 26 июля. Первое впечатление помните? В Кабуле стал смотреть под ноги и на обочину дороги - нет ли мины. В ночь с 24 на 25 июля в Кабуле разразился сильнейший ливень. Присутствующий старший офицер разведуправления Генштаба ВС Афганистана спросил: "Ну кто, мужики, прилетел?" Ответил, что я, майор Чубаров. Он сказал, что у меня должно сложиться: ливни не так часто бывают, и это хороший знак. Первый бой как прошел? Первое боестолкновение произвело на меня ошеломляющее впечатление. На День Военно-десантных войск, находясь на задаче в районе Маруфского ущелья - это строго на восток от Кандагара, афганско-пакистанская граница, мой полк шел впереди 2-го армейского корпуса, и мы попали в засаду. У меня в полку было уничтожено 11 единиц техники - один бронеобъект и 10 машин ГАЗ-66 и ГАЗ-131, в пределах 7 убитых и около 40 раненых. Засада продолжалась три с половиной - четыре часа. Управление в полку было нарушено. С первой своей задачей я справился слабо. С чего началась засада? Мы шли по сухому руслу. Неожиданно около 20 гранатометных выстрелов с левого фланга. Первым же выстрелом БТР-60 был подожжен. Развернулись влево, начали отвечать огнем стрелкового оружия, я сумел войти в связь со штабом корпуса, который шел от меня в пределах 4-5 километров сзади. Дежурная гаубичная батарея развернулась и по моим координатам начала наносить огневые налеты по предгорьям вдоль того сухого русла, по которому мы шли. Немножко придавили. Минут через 30 подключилась пара "вертушек" Ми-24, обработали горки, тем не менее "духи" не уходили. Перехватили одну мою роту 2-го батальона, зажали очень сильно. Мне вместе с советником 3-го батальона, с двумя переводчиками, с несколькими офицерами и двумя взводами пришлось буквально выбивать их. Огневой бой на дальности 350-400 метров для меня был ошеломляющим. Все визжало вокруг. Первый раненый закричал: пуля попала в ногу. Мы шли на броне, и его снесло с бронетранспортера. После мирной жизни для меня это были первые впечатления, хотя я, конечно, долго к войне готовился. Какое впечатление производили афганцы? Афганцы разные бывают. Личный состав и особенно офицеры нашего 466-го полка имели давние традиции верной службы правительству. Полк был более или менее подготовлен. Он поэтому и считался разведывательным и особого назначения. В моем полку на сторону противника редко переходили, тем не менее случаи были. Командир минометной роты 2-го батальона командос совершил преступление, застрелил оперативного дежурного по полку и двух солдат-афганцев и угнал ГАЗ-66 с двумя минометами и с приличным боекомплектом мин. Он перешел на сторону моджахедов. Будучи неплохим артиллеристом, так плотно накрывал расположение полка из кандагарской зеленки, что воины и я сам научились его отличать. А, это наш стреляет - тут надо было сразу в щели и окопы прятаться. Каковы были моджахеды? Что касается моджахедов, то они обладали очень высокой подготовкой. Это отдельная громадная глава. И во время переговоров приходилось сталкиваться, и в бою. Был такой эпизод в апреле или мае 1986 года. Я уже тогда командовал бригадой. Мы шли по Ургунскому ущелью. Моджахеды находились на очень выгодной огневой позиции. Во всяком случае, я в бинокль увидел: и пулеметы, и автоматы на солнце поблескивали. Они пропустили всю нашу колонну без стрельбы. Я даже подумал сначала, что это подразделение правительственных войск, вышел на связь с начальником разведки корпуса. Он сказал, что это моджахеды и мы сумеем пройти, если они нас пожалеют. В 7-8 километрах до того прошел бой затяжного характера. Дело уже шло к вечеру, надо было уже становиться в круг. В 16-17 часов надо было начинать готовиться к ночи. Я понимал, что если они мою колонну зажмут, то мало нам не покажется. Они находились метров на 50-60 выше нас на очень выгодной позиции. Они помахали руками и провожали нас, пока мы не выбрались на развилку. Мы, правда, задрали все оружие вверх. Я дал приказ без команды не стрелять. Конечно, если бы они открыли огонь, мы бы стали огрызаться. А почему моджахеды пропустили колонну? Этого я не знаю. Но такой благороднейший их жест часто вспоминаю. Может быть, там была договорная зона, о которой я не знал. Такие зоны существовали. Во всяком случае, ни одного выстрела по моему личному составу и технике с выгодных позиций моджахеды не сделали. С пленными сталкивались? Были пленные. Во время задачи под Мусакалой (это северо-западнее Кандагара) я шел с двумя батальонами впереди корпуса. Мы подходили к небольшой речушке, по-моему, Теренкот. В бинокль мои разведчики обнаружили на небольшом хребте в 400-450 метрах небольшое шевеление. В Афганистане такой был закон: что-то шевельнулось - значит, там "духи" есть. Они открыли огонь. Я в течение 15-20 минут разбирался под этими пулями и понял, что стреляли четыре или пять человек. Два карабина, один автомат и снайперская винтовка у них было - четверо раненых образовались за 15 минут, пока бойцы спрыгнули с машин. И я своими минометными ротами начал их долбить довольно успешно. Разведроту послал в обход левого фланга. Они уничтожили пятерых "духов" и притащили пленного. У него выше колена левой ноги был вырван кусок мяса, он весь был залит кровью. Он целует мне руки, как обычно, говорит: "Ты мне друг". Я спрашиваю, сколько он сидел там. Оказалось, что двое суток. Один моджахед проехал на мотоцикле и сказал, что шурави пройдут по этому направлению, чтобы захватить Мусакалу. Спрашиваю, когда ранение получил. Отвечает, что в самом начале боя, когда минометная мина разорвалась. Спрашиваю: что не перевязался? Отвечает, что ему Всевышний сказал сидеть, выполнять свой долг и защищать свою позицию. Наш фельдшер сделал ему укол пармедола, но большая потеря крови была. Приказываю передать его в Хад - органы контрразведки. Там он часа через два умер от потери крови. Пример того, как стойко моджахеды себя вели. Причем уже жара была, около полудня. Их шестеро, пацаны им помогали, патроны подтаскивали. Какая доля населения была против советских? В процентах не скажу. По той местности, которую знаю, так было. До 11-12 "духи" обычно спали. Где-то в 12-12.30 они входили в Кандагар. Город вытянут. На западной окраине - штаб корпуса. А полк 466 стоял в восточной части. В этих районах лавки не закрывались, а в остальных частях города все закрывалось, когда "духи" днем входили в город, все посты ощетинивались. Боевые действия если случались, то редко. Они старались перехватить колонну на марше в город или из города. Но если им выставлялось сопровождение от 70-й мотострелковой бригады, то эти посты выполняли свои обязанности очень четко и полностью лишали их возможности совершить маневр или нападение. Я имею в виду подразделения Советской армии. Конечно, большая часть населения была против нашего присутствия там. Афганцы по какой причине были против советского присутствия? Афганец - это человек, вообще не привыкший подчиняться. Он ненавидит власть в любом ее проявлении. А тут еще иноземцы пришли. Хотя свои законы не устанавливали, не заставляли действовать по советским предписаниям, но у афганцев неукротимая тяга к свободе. Как выглядела зачистка? Кишлак блокируется, то есть входы-выходы перекрываются блокпостами, окружаются бронегруппой, и ищутся моджахеды. Как правило, искали подразделения Церандоя (внутренние войска МВД Афганистана) и Хада, армейские подразделения стояли на блокпостах. Перерастали они из агитационно-пропагандистских мероприятий, когда кишлак блокировался, объявлялось, что приедет кто-то из губернаторства, будут раздавать гуманитарную помощь. Под это дело так называемый батальон Аллы Пугачевой, то есть агитационно-пропагандистский отряд, включал песни из громкоговорителя. Выступал губернатор. Говорил, что народная власть заботится о вас, привезла рис, муку, галоши, выходите, получайте. Если определялось, что кишлак мятежный, то устраивались фильтрационные пункты, на которых подразделения Церандоя и Хада вели допросы, определяя, кто может быть членами бандформирований. Советские тоже участвовали в допросах? Нет, это было не нужно. Но если находился склад оружия, если оказывалось сопротивление, то эти попытки подавлялись стрелковым оружием или огнем артиллерии советских войск. Зачистка продолжалась. Был ли в войне перелом и начала ли армия уставать в войне? Этого момента я не заметил. Я побывал с июля 1984-го по сентябрь 1986 года во всех окрестностях Кандагара, в Герате, в Шинтанте, в двух операциях под Кабулом и в двух операциях в Хосте, в Маруфском ущелье и в Ургунском ущелье - я не заметил фактора усталости в подразделениях и частях 40-й армии. Особенно высокой боевой активностью отличались подразделения специального назначения - кандагарский так называемый 3-й ОМСБ, а по факту 173-й отдельный отряд специального назначения, и подразделения воздушно-десантных войск. Мне приходилось совместно участвовать с десантно-штурмовым подразделением 10-й бригады и с подразделениями 350-го и 357-го парашютно-десантных полков. Все они отличались высокой стойкостью, организованностью и неплохой боеспособностью. *В советских войсках дедовщина была? Вот молодой боец туда попадал…* Молодой боец туда не попадал, потому что он попадал в учебное подразделение на территории Союза. Весь личный состав срочной службы в полк и бригаду приходил ко мне из учебки Туркестанского военного округа. Высокоподготовленные - ни о какой дедовщине между ними речи не было и не могло быть. Жили вместе с афганцами. Велся определенный отбор служащих. Минометчики, зенитчики, снайперы - все были просто великолепно подготовлены. Наши, кто служил в афганских частях, выглядели даже лучше, чем в 40-й армии. Должность называлась ординарец. Их задачей было охранять советника и переводчика. Стойкостью высокой личный состав афганской армии не обладал. В кодексе чести Пуштун-вали сказано, что если создаются условия, когда ты должен отступать или сдаваться в плен, ты должен ничтоже сумняшеся так и поступать. Что, конечно, было неприемлемо нашими руководящими документами и прежде всего военной присягой. Приходилось с местными контактировать? С муллами, женщинами… С женщинами - боже упаси. На женскую половину дома заходили только сотрудники Хада, если нужно было осмотреть ее. Это вызывало всегда неприятие у афганцев. Это нарушение всех законов. А так осматривали и кошары, и жилые помещения. В кандагарской зеленке приходилось и лазить, и ночевать. Вши, блохи - все это тоже было условиями нашей жизни. В полку у меня был мулла, который на состязании мулл ВС Афганистана занял одно из первых мест по знаниям святой книги мусульман и по исполнению молитв. Несколько раз в день в полку была молитва. Мой переводчик-таджик Гамид, прекрасно владевший и дари, и пушту, и урду, и фарси, поехал в лавку-дукан. Солдатики прохлопали, как начался теологический спор, который он не только выиграл, он знанием Корана буквально покорил афганцев, среди которых были и моджахеды-бородачи. Я его потом спрашивал, как ему удалось, ведь он в медресе не учился. Но его учили дед и отец. Это был советский человек, старший лейтенант Советской армии, прекрасно владевший языками. Он молился, соблюдал все. Никто ему не мешал. Я его все спрашивал насчет комсомола. Он мне сообщил, что в комсомоле не был, но кандидатом в члены КПСС является. Как относились к афганцам советские? Солдат не всегда, будем откровенны, подходил к теме уважительно. Иной раз слышишь: вот, понимаешь, обезьяна сидит. Я ему говорю: ты всмотрись. В глазах его вечность - это раз. А во-вторых, представь, сколько он знает и о чем сейчас думает. Под Мусакалой в конце ряда лавок идет перестрелка. Солдаты даже высунуться не рискуют. Но, слава богу, гранатометы не работают ни с той, ни с другой стороны. Рядом сидит - дервиш ли это, не знаю. Самоуглубленный человек на коврике. И иногда только посохом грозит то тем, то этим. Вот такую сцену я наблюдал в бинокль с расстояния 350-400 метров. Слава богу, пуля его не задела. Среди военных афганцев были талантливые люди. У меня был заместитель в бригаде Нурульхак. Прекрасно знал тактику, даже до оперативного искусства добирался. Владел русским, английским языком, естественно, дари и пушту, как любой афганец. Командир 466-го полка Шафихан окончил то, что у нас называется высшее войсковое училище. Потом с золотой медалью окончил в Египте академию командос. В Индии в академии он поправил свой английский. Ни дня в России не был - говорил на литературном русском. Это был уникальный офицер. Он потом погиб в Панджшерском ущелье. Политические разногласия у афганцев были? Офицеры были в основном членами Народно-демократической партии Афганистана. Два ее крыла, "Хальк" и "Парчам", были непримиримы - до того, что полк приходилось формировать только из членов одного крыла. В этом был секрет успеха - и в мирной жизни, и в полку. Но наши политорганы аппарата советников и 40-й армии постоянно проводили мысль, что вы не должны выделять ни тех, ни других. А разбираться в 38-й бригаде мне приходилось, когда погиб наш замечательный офицер, советник Михаил Иванович Бородин. Афганцы идут чередой: "Товарищ подполковник, а вот начальник штаба танкового батальона - предатель. Он парчамист. Он и вас убьет. Или Пакистану передаст". Уходят. Приходит начальник штаба танкового батальона: "К вам, товарищ подполковник, приходил командир 2-й танковой роты? Вы знаете, что они все предатели? Они поднимут роту и неожиданно атакуют ваши землянки. Они же халькисты!" Потом я уже узнал, что наши армейские политорганы и афганистанские пытались срастить офицеров в политически сплоченную группу. Но ни к чему это не привело, потому что они друг друга ярой ненавистью ненавидели. Сталкивались ли с пакистанскими и американскими советниками? Во время боев под Хостом пакистанцы оказывали большую помощь подразделениям моджахедов, которые удерживали Джавару. Джавара - большой базовый и тренировочный район на границе с Пакистаном в 3,5 километра от нее. В бинокль хорошо было видно Мирамшах. Там базировались не только американские советники, но и подразделения хваленых "черных аистов" - что-то вроде подразделений специального назначения. Был случай, когда из гарнизона Хоста угнали вертолет Ми-24, на котором афганский офицер улетел вместе с семьей. Там и четырем человекам тесно, но факт был. Хадовцы и наши комитетчики прохлопали, как "черные аисты" его разложили. Мне приходилось с ними в бою участвовать. Есть воспоминания, как от пуль моих сослуживцев и моих тоже погиб подполковник армии Пакистана. Я его потом долго в бинокль рассматривал мертвого. И руки у меня дрожали. Как убили первого противника, помните? Первого - нет. Афганцы имеют привычку при хорошем выстреле в ладоши хлопать. И потом один старший капитан говорит: "Прошлого вы тоже так, товарищ майор". Но я не помнил, а он был недалеко и видел, как я попал в него из автомата, полмагазина расстрелял. Мандраж большой в бою, когда ты видишь, что по тебе стреляют, в животе страх, но потом наступает момент - лихость появляется. Ко мне обращается наш замполит: "Сергеич, ты же без ботинка". Наверное, полчаса как его потерял, не заметил в бою. Как вы вышли из Афганистана? 19 сентября 1986 года. Перед этим перелетел в Кабул. Конечно, расставание и с личным составом, и с афганцами было. Я лежал на полу "восьмерки" (Ми-8), чтобы летчики не видели, что я плакал. Ну а потом в Союз, все завертелось, пиши отчеты. Приходилось встречаться с боевыми товарищами-афганцами позже? Конечно, и не раз. Когда талибы даванули, афганцы, поддерживающие правительство, разными способами стремились покинуть Афганистан. Полковой Хадовец в Иран ушел. И оттуда связался со мной - по телевизору меня увидел, когда я был заместителем министра обороны республики. Перебрался в Таджикистан - мы с ним там встретились, потом он вернулся в Иран. А замкомандира сейчас в Германии живет, возвращаться не хочет, но проездом через Россию задержался здесь на год, и мы виделись, вспоминали. Какое сейчас главное воспоминание об Афганистане? Это уникальная красивейшая страна. Красивее я не видел ничего - тех гор, ущелий. Когда взлетаешь из Кандагара, видишь, как над пустыней стоит столб по ее размерам из золотистых песчинок, которые кружатся в воздухе. Это прекрасный народ, добрые нормальные люди. Не очень образованные, конечно, в кишлаках. Но чем они проще, тем проще с ними находить общий язык. Встретил человека, который сказал, что ему 160 лет. Я решил, что мне языка не хватает. Позвали переводчика-афганца. И он мне объяснил, что в действительности он прожил в два раза больше, чем 160 лет, но сейчас находится в стадии что-то вроде реинкарнации. Афганцы его заслушались и сказали, что он волшебник. В обычном кишлаке величественный, сухой как палка, тонкие ноги, по два-три пальца, борода замечательная. Начал говорить на узбекском, потом мне пришлось перейти на дари, потому что подходили мои офицеры-афганцы, а мне не хотелось, чтобы они узнали, что он узбек, потому что у меня в полку были только пуштуны. Задумчивый такой. В глазах - бездна и вечность. Говорит с расстановкой. Не жалеете, что война была? Я жалею только погибших и с той, и с этой стороны. То, что участвовал в ней, не жалею. Мне, как офицеру-профессионалу, это было нужно. Я вернулся из Афганистана и свой "тревожный чемодан" каждый месяц проверял - когда мне снова дадут бумажку туда лететь. Я не могу это чувство передать. Я бы и сейчас туда вернулся, чтобы по тем местам проехать пройти. Я не жалею о том, что я участвовал в той войне.

Чубаров Александр Сергеевич человек очень необычной судьбы. За свою жизнь успел послужить в пяти армиях: в Советской, афганской, узбекской, таджикской и Российской. В Афганистане служил на должности советника командира 466-го полка специального назначения 2-го армейского корпуса вооруженных сил Афганистана, а затем - советником командира 38-й гвардейской десантно-штурмовой бригады специального назначения 3-го армейского корпуса вооруженных сил Афганистана. После распада СССР служил в 15-й бригаде спецназа ГРУ, которая была по межправительственному соглашению передана Узбекистану. На сегодняшний день генерал-майор спецназа ГРУ России в отставке. Во время гражданской войны в Таджикистане Чубаров был заместителем министра обороны республики. Его называли за глаза «таджикским Жуковым». Александр Сергеевич был одним из старших офицеров ГРУ, способствовавших установлению мира в регионе и формировавших на раннем этапе политические элиты сегодняшней Средней Азии. Президент Таджикистана Эмомали Рахмон и многие другие сегодняшние лидеры Средней Азии многим обязаны тем людям, которые вместе с Александром Сергеевичем фактически перехватили инициативу у исламских радикалов и не допустили захвата ими власти. Чубаров и его друзья своими руками создали условия для передачи власти в регионе умеренным политикам, с которыми Россия в будущем могла строить прогнозируемые отношения. Этот факт никогда не афишировался. Само пребывание и активное участие русских спецназовцев из ГРУ в боевых действиях на территории Таджикистана в 90-е были окутаны тайной. Каким образом офицер русского спецназа сделал такую карьеру и какие задачи спецназ выполнял на Памире, впервые рассказывает сам Александр Сергеевич. Вспоминая события 1992-го–1994-го в Республике Таджикистан, могу сказать, что тогда мы не верили, что развал советского Союза - это навсегда. Думали, что это ненадолго, что все вернется, что некомпетентных идиотов вот-вот повыгоняют из кабинетов и страна вздохнет. Мы ошибались. И заблуждались так наивно… Мы жили в своем мире, в своем космосе, занимались боевой подготовкой, трудились, в общем. День за днем текли. Нам было не до митингов и всяких там собраний. Так что все, что происходило «за забором», до нас доходило не мгновенно. Помню, летом 92-го прибыл к нам начальник разведки бригады. Я не удивился, потому что до этого нас по тревоге «сверху» поднимали несколько раз… Полковник Владимир Квачков его встречает, а он - вижу - стоит передо мной абсолютно белый! Между ними такой диалог происходит: - Я тебе в двух словах не расскажу всего, но собирай-ка ты офицеров и прапоров немедленно. Вызывай из отпусков. Никаких тебе сигналов никто давать не будет. Все секретно. Проведи в виде совещания беседу с людьми. С этого дня - все занятия только на территории бригады. Все запланированные стрельбы отменить. За пределы территории не выходить. Это приказ! В первых числах сентября прибыли инженеры и стали готовить наших офицеров по методике и тактике уничтожения бронеобъектов противника. Досконально и подробно занимались с нами. Вывезли на эти занятия всех. Помогали нам офицеры танкового училища. Так что каждый из нас знал, что, куда и как нужно подложить и взорвать или где что прострелить у танка или БТРа, чтобы вывести его из строя. Все мероприятия засекретили. Связано это было с возможностью захвата складов 201-й бригады, дислоцировавшейся в Таджикистане. Их - эти арсеналы - стали готовить к уничтожению, чтобы они не достались «вовчикам». Забегая вперед, скажу, что делать этого не пришлось. В ночь с 15 на 16 сентября мы совершили перелет в район Кокайды. Это под Термезом. Там загрузились и караваном из двадцати восьми Ми-8 под прикрытием «двадцатьчетверок» пошли в направлении Курган-Тюбе. Задачу нам поставили десантироваться на территорию 191-го мотострелкового батальона и в случае необходимости отбивать атаки боевиков-исламистов. В 191-м полку, которым командовал полковник Евгений Меркулов, сложилась такая обстановка: полк, по сути, был в осаде. И день, и ночь «вовчики» раскачивали забор части и орали Меркулову: «Эй, коммунист, выходи! Мы вас все равно перережем!» На самой территории части прятались несколько сотен этнических русских и русскоязычных беженцев. Всех кормили с полковых «капэшек». Однажды Женя вышел. Это чуть не закончилось печально. Женя на КПП полка встал и начал собачиться с «вовчиками»: «Сосчитали нас? Успели? А теперь умножайте на десять! У нас один боец вашего десятка стоит! Мы вас всех положим!» Озверевший бандит выхватил «Стечкин», направил ствол Женьке в живот и спустил курок. Повезло Меркулову, что стрелок плохо умел обращаться с оружием и не дослал магазин в пистолет, патрон не вошел в патронник, так что выстрела не произошло, Женя успел заскочить обратно на территорию полка… Вечером того же дня к воротам бросили сожженный труп девочки-осетинки, насаженный на шомпол… В самом городе шла безумная резня. В Курган-Тюбе шли бои, особенно горячо было в районе автовокзала и моста на Кызыл-Калу. В районе Ломоносово были зверски убиты сторонники Народного фронта. Живым людям пробивали ломом грудину и заливали авиационным керосином… Вот такая азиатчина. На той войне зверств вообще было много. И с той, и с другой стороны. Я своими глазами видел груды растерзанных трупов. Причем вырезали, не глядя на пол и возраст. Женщин любого возраста насиловали, резали, трупы бросали в арыки. Детей тоже не миловали. Короче, вырезали семьями и аулами. Я видел в одном городе бассейн, заполненный телами. Там насчитали более трехсот пятидесяти трупов. Я видел останки мертвых, которых после убийства расчленяли, обливали соляркой и сжигали, а части тел специально разбрасывали по разным районам городов. Подъезжал грузовик куда-нибудь к магазину или к бане. Оттуда, из кузова, бородатые кричали людям: «Это ваши мертвецы! Забирайте!» И выбрасывали трупы, а чаще их части на дорогу. Так вселяли ужас в людей, делая их покорными и безвольными. Долетели мы благополучно. Звено заходит на полк. Что там и как - не знаем. На подлете видим - на территории люди, а на крышах какие-то мудаки с «дудками» в руках - «Стрелами» и «Иглами». Я думал: если полк уже захвачен, тогда просто «занурсуем» территорию. Открываю блистер и ору этим, которые с «дудками», что, мол, свои, не вздумайте бить! Они меня, конечно, не слышат! Летчики распсиховались и орут мне: «Чтобы через десять секунд вашего духу в салоне не было!» Только разобрались и десантировались, как слышу - бьют танки… Над нами еще четыре вертушки зависают, и Володя Квачков мне кричит - в городе танковое сражение в районе моста, и из Душанбе на нас идет бронеколонна, захваченная «вовчиками»… Я в это поверил. Было известно, что из батальона угнали… несколько танков. Это случилось в результате прямого предательства. Так что мы вполне ожидали самого худшего. Я попросил у Квачкова толковых прапоров и… газу до отказу - скоростя все сразу! Летит наша колонна по шоссе Курган-Тюбе - Кызыл-Кала. Смотрим - пять «Икарусов» в нашем направлении идут. Прапор мне орет: «Духи!» Я дал команду: «К бою!» Развертываемся за секунды! На наших глазах все эти «Икарусы» съезжают с шоссе в поле и ходу! Мы их не преследовали. Наша задача была - взять под контроль Кызыл-Калу. У моста видим такую картину: чадят два подбитых танка Т-72. Один горит, обездвиженный, башня съехала вниз, стволом пушки упирается в расплавленный асфальт. У второго башню сорвало мощным взрывом и отбросило в овраг. В этом же овраге валяются трупы танкистов. Это в результате детонации боекомплекта. Как позднее выяснилось, оба танка были нашими. Один из них был из 201-й дивизии, второй - со стороны «Народного фронта». Танкисты «не вошли в связь» друг с другом и, опасаясь того, что кто-то из них мог оказаться «худойбердыевцем», открыли огонь… Получилась танковая дуэль. Выжил там полковник Черномордин. Правда, он был серьезно контужен и ранен… Я принял решение оставаться на месте и удерживать мост. У меня были гранатометчики, и я знал - если что, сможем дать отпор. Танка три мы бы сожгли. Через некоторое время кружат две «вертушки». Заходит на нас «двадцатьчетверка». Мы напряглись. Связи нет… садится вертушка на шоссе и оттуда бежит офицер: - Начальник разведки приказал вам срочно прибыть в полк! - Не могу, выполняю другую задачу! - Срочно в город! Возле городского банка бой! По сведениям, там около пятисот миллионов рублей в хранилище! Я не пошел в город. Плюнул на эти пятьсот миллионов. Остался у моста. Это было важнее. Вечер. Смотрим - идет чья-то броня по шоссе. Мы ощетинились. Оказалось - свои, из 16-й бригады. Ночью была бестолковая стрельба. Дисциплины огня не было. Кому-то что-то показалось, и шмаляли почем зря… Молоденький офицер с 16-й разволновался, впервые под огнем. Предложил мне по сто граммов спирта тяпнуть. У него было. Тяпнули… Около трех ночи слышали со стороны Душанбе вой камазовских движков. Это «вовчики» грузились на грузовики. Снова долбили туда… Утром я прошел вокруг посмотреть результаты. Нашел - двух дохлых ишаков. Видно, забрели случайно… А может, «духи» нас таким образом щупали… Снялись с моста, на трех коробочках подъехали к банку. Там - разгром, караул и пожар. Пока ехали, нас обстреляли из РПГ. Граната прошла мимо. Мы тут же по нему отработали и завалили стрелка. Приблизились к банку. Там уже почти никого не было, все разбежались, остались трое милиционеров. Старлей у них аж заплакал, когда меня увидел: - Отпустите нас домой! - Деньги где? - Не знаем… Я доложил Квачкову по станции, он сказал мне - просто охраняй все хозяйство по факту. Ночью он проехал на «уазике» через воюющий город, посмотрел на разгром в банке и говорит: - Все оставляй разведчикам из 16-й бригады спецназа. Нам с тобой - новая задача. И мы стали готовиться к боевым действиям… Отступим от описания войны. Хотелось бы пояснить, чем мы в республике занимались и в чьих интересах действовали. Мы защищали конституционный строй Таджикистана, одновременно являясь офицерами узбекской армии, а думали в первую очередь о том, что матушке-России не нужен был этот бардак в регионе, где к власти рвались исламские фундаменталисты. Все, кто там воевал из ГРУшников, имели опыт Афганистана за плечами. Выдвигались мы из Чирчика, с территории 15-й бригады спецназа ГРУ, на тот момент «отошедшей» к Узбекистану. Нужно признать, что президент Ислам Каримов повел себя мудро. Он прозорливо предугадал возможное развитие ситуации и, опасаясь ее развития по сценарию ваххабитов, решил отдать приказ на формирование специального корпуса в Узбекистане и оказать помощь НФТ. Разумеется, он преследовал и свои цели: отсечь северные провинции Таджикистана, где располагались более ста развитых предприятий и мощный ВПК. Забегая вперед, скажу, что сделать это ему не удалось. В общем, задачу мне министр обороны Узбекистана ставил такую - участвовать в восстановлении конституционного строя Республики Таджикистан. Вот мы и восстанавливали. Чем нам только не приходилось заниматься по ходу дела! То эвакуировали пациентов психиатрической клиники из высокогорного района. То спасали русских астрофизиков из Ленинграда, которых Бог знает как занесло в эти места… Усилиями спецназовцев, которым приходилось не только воевать, но и вести разведку в этом необыкновенно сложном регионе и заниматься там политикой, был создан так называемый Народный фронт - по сути, местные отряды самообороны, которые мы обучали и направляли для борьбы с исламистами. Нам был придан статус советников, но мы, офицеры спецназа, вместе с «фронтовиками» принимали участие в боевых действиях и подставлялись под «ваховские» пули. Мы учили людей воевать, учили командиров руководить боем. Это было трудно, потому что, по сути, это был народ с улицы. Им выдавали по двести патронов на человека. С этим воевали. Там попадались разные люди. Одному из погибших командиров было семьдесят лет, и он был великолепен. Я с его ротой занимался отдельно. Он был старательным, исполнительным и совершенно советским человеком. Когда его рота взяла высоту под Комсомолабадом, то они подняли там красный флаг. Погибла его рота ужасно глупо. Их заманили на плов в один аул, угостили, обезоружили и там же всех перестреляли. Всю эту подлость задумали и осуществили афганские моджахеды, воевавшие в Таджикистане. Перед расстрелом они читали бойцам из той роты Коран и говорили, что их путь на небо будет легким… На кого мы опирались в работе? Разные были там люди… Знаете, есть такое высказывание - жизнь не черная и не белая. Она «серая». И люди в ней тоже в основном «серые». Нам не приходилось особенно выбирать. Так что не удивительно, что главной нашей опорой в Таджикистане стал бывший уголовный авторитет Сангак Сафаров. Этот пожилой, мудрый, хитрый и здорово битый жизнью человек пользовался непререкаемым авторитетом в преступной среде. Нас, что называется, свела сама судьба. Сангаку удалось аккумулировать некоторое количество финансов и как-то вооружить людей. Мы тоже, разумеется, в стороне не остались, но первый толчок к началу системного противостояния ваххабитам был дан Сафаровым. Он не был ангелом, нет. О нем разное говорили, и мы сами знали, что Сангак мог вести себя жестоко, но… на гражданской войне жестокость была рутиной. Судите сами, разве можно было ожидать соблюдения каких-то прав и законов от человека, который в общей сложности провел на зоне двадцать три года? Да и не только Сангак был таким «серым». Я знал пресловутого Файзали Саидова. Это был сумасшедший человек. Этакий среднеазиатский батька Махно. Села замирали, когда его банда входила. Грабежи, мародерство, насилие были обычным делом. Он любил красивые жесты и громкие названия. Свою банду он называл «бригадой», а сам назывался «полковником». Нужно сказать, что человеком Файзали был бесшабашным, очень неглупым и смелым, но ни о какой дисциплине речь идти не могла: я так ни разу и не видел его трезвым. Постоянно обкуренный, постоянно с каким-то кочующим гаремом из разноцветных девок (где он только их собирал)… В его отряде была некая Жанна - колоритная деваха, вечно за рулем КамАЗа. На моих глазах она застрелила из автомата шестилетнего пацана за то, что мальчик не понял или неаккуратно исполнил какое-то ее указание. Вот так вот - вскинула автомат и как даст очередь по ребенку! Я был в шоке! Лежит этот мертвый мальчишка в луже крови, орут люди, стоит Жанна с «калашом». Я ее спрашиваю: «Ты чего натворила?». А она мне: «На все воля Аллаха!». Про самого Файзали-Махно я знаю такую историю. Заняли они какую-то часть какого-то населенного пункта. Разумеется, решили это дело отпраздновать. Нужно сказать, по части устройства празднеств Файзали был выдумщиком. Он приказал отыскать и привести старика, который когда-то был поваром у Василия Иосифовича Сталина, а после смерти вождя стал директором треста столовых и ресторанов Душанбе… Вот стоит этот бывший сталинский повар перед Файзали, трясется весь, а Саидов ему приказания раздает: - Ты самому Сталину готовил? Сейчас я хочу, чтобы ты мне и моим людям также приготовил! Сроку тебе столько-то… А теперь представьте себе: республика разорена. Продукты купить иногда было просто негде! Люди голодали. Все, что было, добывалось или за безумные деньги, а чаще грабежами, мародеркой, или покупалось у военных на продскладах. «Гуманитарка» перепадала измученному населению крайне редко. Старик-повар очень сильно боится, но говорит Файзали: - Я не смогу в такой срок ваше приказание выполнить. Негде взять продукты. Файзали приказал привести к нему трех помощников повара. Каждого поставили на колени. Потом на глазах у всех Саидов выстрелил из «Стечкина» в лоб крайнему и прокричал: - Теперь мое приказание возможно выполнить? Этот батальон должен быть накормлен в 15.00! Я буду расстреливать по одному в час за задержку! А через три с половиной часа будут твои похороны! Белый как мел, несчастный повар поклялся найти продукты для всей «бригады». Конечно, он их вынужден был покупать на свои деньги, но это мало кого волновало… Я расскажу, как состоялось мое назначение на пост заместителя министра обороны Таджикистана. Это примечательная история. Меня срочно вызвал в Ташкент Рустам Урманович Ахмедов, министр обороны Узбекистана. Я прибыл. Ахмедов принял меня в расстегнутой рубашке и галстуке, болтавшемся на заколке. Мы даже двух слов друг другу не сказали, как неожиданно из комнаты отдыха вышел Павел Грачев, министр обороны России. Он был одет в гражданку. - Ну как, понравилось в Таджикистане? - спросил меня Павел Сергеевич. Я не успел рта открыть, как Грачев, обращаясь к Ахмедову, сказал: - Рустам, вот этот офицер - моя надежда и опора в регионе! На это Ахмедов спросил меня: - Готов послужить Таджикистану? Смотри! Убудешь туда немедленно! Задача - сформировать в течение полутора месяцев там бригаду спецназа. Такую, как в Чирчике. Это был шок. Это была невыполнимая задача ни при каких обстоятельствах. Я решил промолчать пока и уточнил: - Кем я буду? - Справишься - там скажем! Тогда я понял, что вызывал меня не Ахмедов, а Грачев. На следующий день меня снова принял Рустам Урманович. - Ну что, готов к Таджикистану? Вот твой будущий министр обороны! - и показывает на маленького полковника, скромно сидевшего в углу. Это был Александр Владимирович Шишлянников. - Мы его назначаем! Я кивнул и обменялся с Шишлянниковым рукопожатиями. Я спросил у Ахмедова: - Какая моя должность? - Там разберешься и все узнаешь! Никаких прощаний с бригадой. Знамя будут выносить только на твоих похоронах! На прощание Ахмедов задал мне вопрос: - Чубаров, ты знаешь, кто в Средней Азии заказывает музыку? - Не могу знать, товарищ министр обороны! - отвечал я. - Чубаров, в Средней Азии музыку заказывают узбеки! И запомни - так было и так будет всегда! Много позже мне стало известно, что указание о моем откомандировании в Таджикистан давал сам Каримов. Ему показали съемки последствий ужасов, творимых исламистами, и фотографии убитых в республике узбеков и других людей. Каримов понял, что нужно действовать и перехватить инициативу у ваххабитов, пока не поздно. 13 января 1993 года я вылетел в Душанбе. Задача, которую мне поставил Ахмедов, была весом в сто пятьдесят килотонн. Я не мог четко поставить задачу по развертыванию частей. У меня не было ничего. Реально для развертывания бригады спецназа требуется масса времени. Кроме этого нужно было развертывать бригаду радиотехнической разведки. Одновременно организовывать работу ПУНР - пункт управления начальника разведки. А это значит, что нужно затягивать все коммуникации и создавать разведывательное управление. На все мои доводы мне сказали следующее: - Не занимайся хреновиной! Нет разведки! Забудь! На окраине Душанбе бои идут! Тебе дадут двенадцать единиц бронетехники из 201-й бригады. Вот их возьмешь и вместе с коллегами из внутренних войск, сохранивших свою структуру, будешь выполнять задачу. И гнали мы этими силами ваххабитов с января по май. Загнали на Памир. Перед тем как был с боем взят Ромитский укрепрайон, к концу зимы 1993-го, успешно высадив десант на господствующих высотах в Каратегинской долине, отряды Народного фронта взяли ее под контроль. И та и другая операции были спланированы русскими «узбекскими» спецназовцами 15-й бригады. Первые десанты были неудачными. Сначала мы забрасывали по 18–20 человек. Их долбили либо брали в плен. Тогда мы стали высаживать по 400–500. Основой, ядром десанта были наши офицеры. Их было около тридцати. Все были с афганским опытом. Ярко себя проявили офицеры Володя Квачков, Саня Мусиенко, Олег Галыбин… Вот эти мужики и командовали отрядами таджикского Народного фронта. Был у меня в группе управления капитан Саша Матросов. Он нас прикрывал хорошо. С его помощью мы ворвались на территорию больницы в Гарме. Госпиталь находился на холме, и его нужно было обязательно взять. Бой был жаркий, так что пришлось даже пострелять самому немного. Мой командный пункт был в зубоврачебном кабинете. Там меня и ранило. Я оттуда наводил «сушки» на «ваххабитские» позиции. Бомбардировщики обрабатывали горки над нами. Но даже при поддержке родной авиации за час боя у нас образовалось шесть убитых. Матросов схлопотал шесть дырок в куртке! Одна пуля распорола ему рукав возле самой кисти руки. Смерть рядышком щелкала зубами, но Господь Сашу берег. Мне пуля 7,62 попала в автомат, а потом в ногу. Под конец боя принесли моего связиста. Ему пуля вошла в почку, развернулась и вышла в районе копчика. Обкололись мы с ним промедолом. Он плакал. Я ему говорил: «Мы спасемся». Выжили… Взяли мы Гарм. Паника была жуткая. «Духи» убегали от нас на чем попало, но награбленные ковры и холодильники не бросали… Пролечился я в госпитале. Там мне занесли инфекцию в руку, когда ставили капельницу. Рука надулась, как химперчатка. Меня снова на стол… Смотрел меня Володя Сидельников, замначальника кафедры полевой хирургии в академии имени Кирова. Мужик он был чудной. Ходил тогда, как сейчас помню, в американском зеленом берете. Сейчас он доктор медицинских наук. В Афганистане он был начмедом ДШБ. Он выгнал всю бригаду из операционной, взял в руку… щуп и полез мне в рану. Я ору, конечно… Уберите, мол, этого ненормального со щупом! Он мне - так положено, руку потеряешь! Я все равно от операции отказался! Сбежал. Поехал на «уазике» в Гарм обратно. Ездил я обычно так: вдвоем с водителем садился в «уазик», справа сзади. Автомат со сдвоенным магазином стволом вправо. Конечно, «тарились», как могли, и - обороты… Газу до отказу… Не любил я брать с собой большую охрану, чтобы, если что, не было больших похорон. В тот день мне там поручили обеспечить проведение джирги - городского народного собрания, которое власть в городе выберет. Поехали поэтому втроем. Подъезжаем к Гарму - а там стрельба. И выходит прямо на нас тело с ручным пулеметом. Очередь. Я прыгаю в арык и падаю аккурат на распухшую руку. Чувствую теплое. Гной потек… Вдруг стрельба смолкла и раздаются какие-то неясные звуки и матюги. Вылезаю, руку кое-как придерживаю. Смотрю - сцена. Лупит по морде этого стрелка с пулеметом наш начальник разведки Саша Татарников. Я подхожу: - Почему стрельба? - Радуемся, - отвечает пулеметчик - Захватили цех в Гарме. Винный! В городе пошла разнузданная мародерка. Пришлось нам наводить порядок. Били морды каждому, кто тащил эти проклятые ковры и дурацкие телевизоры. Я тоже бил. Боялись меня, но уважали все-таки. Прекратилось мародерство. Потом Рахмонов прислал «гуманитарку» - муку и рис. Это сильно подняло его авторитет. Активные бои закончились в середине 95-го, но исламисты еще пошаливали. Афганцы перли через границу… Замирение вышло в 1997-м. На тот момент уже были мертвы и Сангак, и Файзали-Махно. Одним из условий примирения была передача 30% должностей в республике представителям оппозиции. Когда все уже заканчивалось, мне сделали предложение: - Пойдешь в группу советников в президентском аппарате? - Мне бы в Академию Генштаба в Москву, - говорю. - Ты кем хочешь быть? - Я служить хочу в ВС… Понятное дело - общий хохот… В результате интриг и давления со стороны нового таджикского руководства, которое активно принялось избавляться от свидетелей той неизвестной войны, я уехал в Россию. Увольнялся я с должности начальника группы миротворческой и антитеррористической деятельности штаба по координации военного сотрудничества государств – участников СНГ. Всего у меня было сто десять боевых выходов.

“Я храню свои выстрелы, как сокровище”

О тайнах ГРУ рассказал гуру спецназа - генерал Александр Чубаров

24 октября спецназовцы ГРУ отмечают свой профессиональный праздник. Официально это звучит как 61-я годовщина со дня образования подразделений и частей специального назначения Генштаба. Как известно, Главное разведывательное управление занимается всеми видами разведки - агентурной, космической, радиоэлектронной. Но спецназ военной разведки всегда был на особом счету - туда всегда отбирали уникальных людей, обладающих незаурядными физическими и интеллектуальными способностями. Те, кто попал в спецназ и прослужил хотя бы срочную службу с нашивкой летучей мыши на плече, навсегда становился другим, особым человеком. Естественно, большая часть информации о спецназе ГРУ составляет государственную тайну. Накануне праздника “МК” удалось встретиться с одним из авторитетнейших офицеров - генерал-майором Александром Чубаровым.

Он выполнял особые задачи командования в Афганистане, Таджикистане, Узбекистане, Закавказье. И самое горячее время для него пришлось на период гражданской войны в Таджикистане. Именно благодаря действиям спецназовцев власть в стране не захватили исламские радикалы. До сих пор генерал известен в тех краях как “таджикский Жуков”.

Александр Сергеевич, во-первых, в вашем лице хочется поздравить всех ваших коллег с профессиональным праздником. Спецназовцы ГРУ, видимо, из-за повышенного риска - люди суеверные. Вы не исключение?

Спасибо. Да, я тоже человек суеверный. Например, у меня особое отношение к 13-й по счету операции за командировку. Также есть примета за сутки не бриться перед парашютными прыжками или боевым выходом. А в Афганистане у меня был целый ритуал. Там с нами медсестрой служила одна необъятная Вера. И вот пока она мой броник не перекрестит три раза и ведром воды не окатит его, я на боевой выход не шел. И до того доходило, что однажды уже колонна выходит, а ее все нет. Раненого солдата они оперировали. Уже разведрота моя прошла, я первый батальон пропустил, свою очередь пропустил, а ее все нет. Я механику-водителю говорю: давай заводи, поехали, больше ждать не можем, так, значит, тому и быть. А замполит встал и орет: никуда не поедем, только через мой труп! В последний момент она прибежала, окропила, перекрестила, и мы помчались догонять колонну. Хотя, если честно, я считаю, что смерть нельзя логически объяснить и как-то обосновать. Ведь и на первой задаче подрывались, и в середине срока командировки снайпера “валили”. Но от суеверности все равно никуда не деться - так уж психология устроена. А пуля - дура…

- По какому принципу отбирают кадры в спецназ ГРУ?

Отбор самый жесткий и тщательный. Мы начинали отслеживать человечка еще с седьмого класса. Собирали по нему фактуру в МВД и КГБ. Каждый год смотрели на его медицинские показатели, наблюдали за его успехами в различных видах спорта. Кстати, многих ребят брали из спортивной среды. И когда такие ребята доходили до призывного возраста, их комплектовали в команды для отправки в спецназ ГРУ. А дальше, в какую бригаду его ни пошли, мы точно знали, что через два года он станет настоящим разведчиком. После прохождения срочной службы у нас многие делали успешную карьеру офицера в спецназе - шли в Рязанское десантное училище или Киевское разведывательное. Большой процент уходил после нас к “комитетчикам”, в Высшую школу КГБ. В тот год, когда я поступил в Академию Фрунзе на разведывательный факультет, в Высшую школу КГБ попали аж 14 моих солдат из 15-й бригады Туркестанского военного округа. После службы в спецназе военной разведки человек меняется, он навсегда заражается этой спецназовской инфекцией.

Боец спецназа ГРУ - это ведь не просто груда мышц, но и, скажем так, человек с незаурядными интеллектуальными способностями…

Естественно. Я сам знаю несколько восточных языков, в том числе дари - это один из государственных языков Афганистана. Вы можете себе представить, что у нас солдаты-срочники получали по 14 часов иностранного языка в неделю! До сих пор помню: вот он качается, блин от штанги на плечах, и внизу лежит русско-китайский разговорник. Приседает и повторяет фразы на китайском. Затем отжимается и одновременно читает свой допросник.

- На что еще в войсках спецназа делают упор при подготовке?

Конечно, большое внимание уделяется снайперскому делу. И это правильно. Я сам “снайперил” в Таджикистане, даже уже будучи генералом. Обожаю копаться в этих миллиметриках и помню все свои выстрелы, храню их, как маленькое сокровище. Сейчас ежегодно проводят соревнования снайперов в Краснодарском крае. И знаете, на 2010 год по снайперскому стрелковому оружию от западных стран мы значительно отстаем.

Сейчас подходит к концу реформа армии. Есть информация, что все бригады спецназа, которые переподчинили “сухопутке”, вернут назад в подчинение ГРУ…

Да, я думаю, их все-таки вернут обратно. Это логично и с учетом современных реалий - я имею в виду в первую очередь возросший уровень терроризма всех мастей. Хотя бригадам спецназа всегда была характерна такая особенность, как двойное подчинение на месте дислокации. Но ГРУ всегда прекрасно справлялось с применением спецназа как в военное, так и в мирное время. Впрочем, все в итоге должно, конечно же, свестись к созданию сил специальных операций - со своим обеспечением, авиацией и т.д. Создание ССО разрабатывал в том числе и полковник Квачков, с которым мы вместе служили в 15-й бригаде. Я знаю, что он два раза докладывал начальнику Генштаба по разработке ССО. У реформы есть свои плюсы и свои минусы. Как бы то ни было, мы слепо копируем стандарты западных армий. Но, на мой взгляд, не стоит этого делать. Например, считаю абсолютно неверным шагом упразднение института прапорщиков. В армейском спецназе прапорщик - незаменим. Например, мои два прапорщика в Афганистане были поистине уникальными личностями. Они своими руками усовершенствовали до неузнаваемости обычный рюкзак РД-54. В него помещалось на порядок больше продовольствия, боеприпасов, медикаментов, да еще и палатка со спальником. А еще они у меня усовершенствовали подвесную систему в боевом вертолете “Ми-24”, так что у него появилось два дополнительных пулемета с подачей патронов в лентах. В Пакистане “духи” распространяли листовки, где говорилось, что за головы этих прапорщиков дадут по пять миллионов афгани…

- Вам приходилось сталкиваться с офицерами спецподразделений армии США. Можете провести сравнение?

Американские офицеры - замечательные теоретики. Они лощеные, знают римское право, философию, но к солдатской работе не приучены. Вот пример, я, уже будучи генералом, в Таджикистане веду БМП, а американцы на холме наблюдают. Вылезаю, весь в грязи, естественно, а один из них спрашивает: мол, генерал, что вы делаете за штурвалом БМП - тут же должен быть механик-водитель? Я отвечаю: а если его нет, его убили, что делать? В ответ - удивленные глаза и непонимание. Отвечают: нового должны прислать… Я говорю: да не пришлют - война же, до Бога далеко. А они все равно не понимают. Вот так…

- А куда после службы в спецназе ГРУ обычно, на “гражданке”, уходят работать ваши коллеги?

Да кто куда - люди талантливые везде пригодятся. В основном - в службы безопасности различных компаний, как частных, так и государственных. Но есть и такие, которых тянет только туда, где пахнет порохом. Это так называемые “дикие гуси”. Термин повился после Второй мировой войны, когда ехали в Южную Африку: один продавал оружие, второй занимался организацией партизанских действий, а третий организовывал контрпартизанскую войну. Понимаете, о чем я. Есть те, кто идет служить в иностранные легионы. Например, едет во Францию. И, допустим, у него нет патриотического резона воевать за Францию, но он применяет свои навыки и профессиональные качества как специалист высокого класса. И я не против этого - после всего того, что сделали со страной, в которой я родился…

Впрочем, в любом случае спецназ ГРУ был, есть и будет гордостью Российской армии. И сегодня хочу поздравить всех солдат, сержантов, прапорщиков и офицеров спецназа ГРУ. Желаю полного купола, чистого неба и мягкой земли при приземлении.

Ирина Куксенкова

Он прошел четыре войны. Афганистан, Чечня, Югославия, Средняя Азия... Кавалер ордена Красной Звезды, двух орденов Мужества. Сын офицера, в армии с детских лет: в одиннадцать надел погоны Уссурийского суворовского училища. После спецфакультета разведки Киевского общекомандного училища служил в Псковской бригаде спецназа, в Германии, комбатом в Забайкалье. Закончив Академию имени Фрунзе, был старшим офицером в разведуправлении ЛенВО, а с 1983-го - командир легендарной 15-й спецназовской бригады ГРУ в Афганистане (Панджшер, Газни). Был тяжело контужен. Граната разорвалась буквально в двух шагах от него...

После госпиталя - снова Псков, снова Германия. С 1989 года непрерывные «горячие точки»: Азербайджан, Таджикистан. Воевал в Чечне. Это он разработал операцию, в которой Басаев потерял больше всего людей, за что самый кровавый бандит объявил его своим личным врагом.

Высококлассный специалист по антитеррору. Не только практик, но и теоретик: с блеском защитил кандидатскую диссертацию - по организации и проведению спецопераций. Закончил докторскую. Словом, элита армии.

«О ком речь? - спросит читатель. - Неужели в нашей армии еще остались такие люди? Где этот уважаемый человек?» В «Матросской Тишине». Полковник Главного разведывательного управления Генерального штаба Вооруженных Сил Российской Федерации, командир легендарной 15-й бригады Специального назначения, кавалер высших боевых наград Владимир Васильевич Квачков уже полгода в тюрьме. Он - главный подозреваемый в «покушении» на Анатолия Чубайса.

Тихо в опустевшей квартире на Бережковской. Мерцает лампадка перед образом Спасителя. Гулко звучат голоса и шаги. Рослый пес, овчарка Реттер, вздыхает и поглядывает на входную дверь; ждет, должно быть, хозяина. Фотографий мало - две-три: полковник, сын. Остальные, говорит жена Надежда Михайловна, забрали во время обысков. Зато рядом - снимок иеросхимонаха старца Сампсона (Сиверса). И качнулась душа, посветлела: мой Батюшка, прошедший при жизни, казалось бы, все круги ада. Расстрелы, пытки в смрадных подвалах, соловецкие муки, побег из лагеря. Поразительны, поучительны его судьба и духовные подвиги.

Совпадение?

Нет, конечно, - чуть улыбается Надежда Михайловна. - Промысел. Смотрите, какие узелки закручиваются. Потихоньку собирает всех нас Господь...

Она приносит пачку писем. Это не просто письма. Это письма из тюрьмы.

«Надюша, Кирилл, здравствуйте! Все, что обрушилось на нас, необходимо принять, как испытание, ниспосланное Богом. Господь, наверное, решил проверить, действительно ли мы заслуживаем его любви, не откажемся ли мы от убеждения жить по совести, тверды ли мы в нашей православной вере. Наша семья оказалась у какой-то роковой черты, и надо понять, что возвращения к прежней жизни уже не будет, поэтому надо выдержать и вынести все, что послал и еще пошлет нам Господь...»

Испытаниями полковника спецназа ГРУ не удивишь: образ жизни продиктован выбранной в юности профессией. Но тут события стали разворачиваться, словно в бездарно и наспех скроенном телесериале. Утром 17 марта 2005 года кто-то пытался взорвать машину Чубайса, предприятие дало осечку, зато оперативники до смешного быстро (опять же как в кино) вышли на «злоумышленников», главным из которых почему-то оказался полковник в отставке Владимир Васильевич Квачков. Тотчас «нашелся» бдительный местный житель, который видел, как в зеленую иномарку сели двое в камуфляже (?!), и что эта машина очень уж похожа на ту, которую он «приметил» у одной из дач вблизи чубайсовского особняка в Жаворонках. Далее как по маслу: зеленый «Сааб» у дома Квачковых, тротиловая шашка в квартире, охотничье ружье с удостоверением на чужое имя...

Мещанский суд Москвы тотчас принял решение о заключении под стражу полковника. И мотив покушения уже был готов: дескать, у Владимира Васильевича земельный конфликт с соседом по даче - с Чубайсом. Когда выяснилось, что соседями они никогда не были, тотчас появился другой «мотив»: подрезал-де, однажды кортеж главы РАО «ЕЭС России» автомобиль Квачкова, вот и затаил жгучую обиду специалист по антитеррору, отомстить решил, свести счеты...

Интересно, сами-то господа сочинители в голубых прокурорских погонах верят в собственный, массово растиражированный газетами бред?

А то, что это бред, - очевидно.

Нет, вы представляете, кто такой Квачков и кто такой Чубайс?! - негодует старый друг Владимира Васильевича, генерал-майор спецназа ГРУ Александр Сергеевич Чубаров. - Володя - это же интеллект! это же какой уровень подготовки!, какие знания своего дела! он же не только опытнейший практик, он лучший теоретик в области спецопераций, стратег! Таких специалистов по пальцам пересчитать... Умница! Глубокий, разносторонний ум, начитанность какая! Не надо путать подлинный ум с хитростью, пронырливостью. Хитрецы, умельцы что-то прокрутить для своей выгоды, как правило, глупы и недалеки. Сегодня именно они богаты, ибо безнравственны. Что ж, их время. Да только, знаю, не навсегда... А с Квачковым мы вместе еще в Германии начинали служить... Потом в нашей с ним совместной биографии - Таджикистан. Когда там началась война, несколько подразделений 15-й бригады спецназа - ею командовал Квачков, я был его замом - так называемым посадочным способом десантировались в расположение одного из мотострелковых полков 201-й дивизии. Полк фактически находился в окружении. На его территории спасались более пяти тысяч русских, и не только... Были и таджики, не воспринимавшие идеи ваххабизма. Квачков тогда разработал и осуществил силами спецназа блестящую операцию, разблокировав Курган-Тюбе, кызылкалинский мост, где произошла знаменитая танковая дуэль. Бандформирования были оттеснены и рассеянны. Мы взяли под контроль территорию второго эшелона, где скопилась масса военной техники, оружия, топлива, боеприпасов: вот уж приманка для «духов»! Если б не умелое, волевое командование Квачкова, неизвестно, по какому сценарию развивались бы события. Крови бы пролилось немерено, это уж точно. Всюду рыскали группы афганских моджахедов: «Убивай русских!» ...

Разработанная тогда Квачковым операция с минимальными потерями разрядила обстановку. Если б не Володя, страшно представить, сколько бы там наломано было дров! Ведь ситуация была хуже не придумаешь. Когда мы прибыли туда и с вертолетов по-штурмовому высаживались, со всех сторон по нас долбили снайперы, даже с крыши центрального универмага. Курган-Тюбе горел... На высоте 150 метров в открытый блистер вертолета и то врывался трупный запах. Тысячи неубранных трупов. У молодых волосы вставали дыбом... Если бы не наше вмешательство, если б не Володино стратегическое мышление, они бы перебили друг друга до последнего ребенка... Квачков ведь и чеченский узел предлагал развязать рядом спецопераций, не было б тогда и этой бесконечной войны, и стольких жертв с обеих сторон. Но если в Таджикистане к Квачкову прислушались, здесь уже слушать не захотели. Иные интересы возобладали в верхах...

Юными лейтенантами Квачков и Чубаров попали в одну роту - взводными командирами. Дело было в Германии, год 1971-й. Уже тогда, признается Чубаров, о Квачкове в спецназе говорили с большим уважением. «Конечно, - улыбается генерал, - тогда ему было не до научных обобщений». До двух ночи готовились к проведению занятий, а к шести надо быть в подразделении, в 6.05 уже начиналась физзарядка - не простая, спецназовская... Вообще, 3-я бригада гремела, сильные традиции были заложены еще командирами-фронтовиками. Готовились к войнам, которые тогда разгорались. Арабо-израильский конфликт, вооруженные стычки в Африке, в Латинской Америке... Лейтенанты просили в рапортах послать туда, где проливается кровь простого трудового народа.

Служба в Германии по тем временам - считай, консервация: как попал взводным, так взводным и прослужишь все пять лет. Но, наверное, слишком уж старались молодые офицеры: в одно время получили по очередной звездочке, в одно время были назначены ротными. Редкий, о многом говорящий случай.

Потом дороги друзей разошлись. Чубаров попал в Среднеазиатский военный округ, Квачков - в Забайкалье, Афганистан. Встретились уже в Москве, в Академии.

У поэта сказано: «А что мы без друзей? Как поле без цветов», - вздыхает Александр Сергеевич. - В академии Володя мне очень помогал. Он учился на курс старше. У нас и темы совпадали - курсовых, диплома. Потому что совпадали взгляды на боевое применение. Вот когда у Квачкова раскрылся еще один талант - военного исследователя. Он человек волевой, упорный - добился приема у нескольких ветеранов военной разведки. А к ним попасть ох как непросто! Не люди - легенды. Старинов, к примеру, или Овидий Горчаков. Имея громадный практический опыт, отточенный аналитический ум, Володя видел изъяны в организации разведывательно-диверсионной службы в разных военных округах. Предлагал, как это устранить. Уже тогда у него выстроена была своя концепция развития войск специального назначения, потом блестяще отшлифованная им и легшая в основу Директивы Генерального штаба...

В Афганистане спецназу нередко приходилось «вытягивать» попавшее в переделку подразделение. Уже справившись с поставленной задачей, уже на обратном пути отряд Квачкова сам наткнулся на засаду. Очень грамотно, надо сказать, организованную засаду: подрыв БМП и шквальный огонь со всех сторон. Три часа под ураганным огнем. Кто хоть однажды пережил это, тот понимает. Голову поднять страшно, не то что совершить маневр. И в этом свинцовом шквале Квачков сумел организовать бросок на сопку, единственный путь к спасению: лишь с высоты можно было подавить разошедшихся «духов».

Потом была контузия. Хорошо помнит горячий тяжелый удар, помнит, как успел подумать: фугас? противотанковая мина? Взрывом разорвало «гусянку» на БМП, отбило каток. Командира отбросило метров на пятнадцать в сторону. Осколки посекли бронежилет в клочья. На самом - ни царапины. Однако контузия оказалась сильной: после госпиталя буквально жил на таблетках, до сих пор мучают головные боли, обострившиеся в камере «Матросской Тишины»...

Не раз и не два был на волосок от смерти. В Чечне вернулся на базу в вертолете с десятком пробоин от обстрела.

А ведь мог уже и не ехать, сидеть в Москве, писать научные статьи.

Володя старался отработать на практике все то новое, что выдвигал в докторской диссертации, - отвечает на мой резонный вопрос генерал Чубаров. - Он привык ценить человеческую жизнь, и годы на войне его не изменили. За ошибку военачальника тысячи расплачиваются жизнью. Это понимают все, но руководствуются этим только лучшие. Владимир Васильевич - выдающийся разработчик спецопераций. И не только. Я верю, что благодаря ему армия обретет второе дыхание. Ведь он автор многих документов по организации принципиально новых подразделений, отвечающих вызову сегодняшнего и завтрашнего дня, и многие из его предложений уже нашли поддержку на самом верху, вплоть до начальника Генерального штаба. Само собой, кое-кому его работа и он сам,- словно кость в горле. Ведь он конструктор новой армии, его новейшие разработки не просто способны поднять армию с колен и не просто укрепить ее, а сделать ее организационно армией наступившего века.

Сегодня у многих и душа, и сердце искренне болят за Россию, за русский народ, но вся их боль лишь в словах, Володя же не причитает, как большинство, не скулит, не ноет, он свою боль, свою тревогу, свою ответственность за Россию вкладывает в конкретное, судьбу России определяющее дело. Его есть за что бояться и ненавидеть врагам России, каковых и в самой России немало... Ну, а насчет Чубайса... Понимаете, Володя - аристократ, элита армии, он бы пачкаться не стал. Если же допустить невероятное и предположить, что он взялся... Хм, да там бы мокрого места от Чубайса не осталось. Простите...

По словам Надежды Михайловны, последнее время муж много читал, впрочем, много читал он всегда, теперь же читал не только специальную литературу. Русские мыслители, философы прошлых лет и современные расширили круг его чтения. Его любимцы? Боготворит Дениса Давыдова, считает его гениальным спецназовцем, первым в мире разработчиком теории специальных операций, опередившим военную мысль европейских стратегов на десятки лет. Любит перечитывать Ивана Ильина, на его столе сборник недавно ушедшего от нас Александра Панарина. Подчеркнуто: «Новая, демократическая, элита, подобно большевистскому властвующему меньшинству в 1918 году, постоянно помнит, что у «туземного большинства» она на подозрении и ввиду отсутствия настоящей опоры изнутри необходимо искать опору извне. Словом, собственный народ становится неназванным противником, с которым ведется необъявленная гражданская война, а бывший противник выступает в роли покровителя и, на случай чрезвычайных обстоятельств, гаранта «демократических преобразований»... В 1995-м году я был в группе Квачкова, направленной в Югославию, - рассказывает майор спецназа ГРУ Владимир Иванов. - Выехали под видом туристов. В случае чего, могли надеяться только на себя: рассказывать о задании нельзя никому... Готовили спецназ сербов, передавали свои приемы и навыки. Запомнилась атмосфера воинского братства, которую сумел создать Владимир Васильевич. Он всю жизнь ценит людей не по количеству и размеру звезд на погонах, а по человеческим качествам. Благодаря его командирскому таланту мы успешно выполнили задание. Исключительная личность! Когда все те негативные процессы, что происходят в стране, докатились и до спецназа ГРУ, тогда многие просто плюнули и ушли заниматься другим делом, спокойнее и прибыльнее, он остался верен своему Долгу. Душой болеет за армию, за Россию. Открытый, честный, прямой. Патриот... А то, что он готовил теракт против Чубайса, - да об этом просто смешно говорить!

Действительно, смешно. Поехать на операцию в бросающемся в глаза зеленом «Саабе». Сидеть и ждать оперативников в квартире с тротиловой шашкой под диваном. А до того в ожидании «подельников» курить в автомобиле и швырять «бычки» на дорогу, будучи... некурящим. А чего стоит пробежка нападавших по снегу в заметном издалека армейском камуфляже - не в масхалатах! Даже киллер-приготовишка не отправится на дело на собственной машине; догадается угнать что-нибудь неприметное или хотя бы номер поменяет или испачкает грязью. И почему это отчаянно мазали суперохранники Чубайса, бывшие сотрудники ФСО? Куда подевались их хваленые навыки ворошиловских стрелков: все пули в белый свет, как в копеечку? Да и шумно все как-то, вызывающе непрофессионально... Ведь спецназ ГРУ блестяще выучен как раз для ведения разведки и совершения диверсий в тылу противника, обучен способам скрытного и бесшумного передвижения, ухода от преследования. Именно этим занимался всю жизнь Владимир Васильевич. И чтоб враз вдруг утратить все навыки - такого не бывает.

Так что же это? И для чего? Отстранить от дела крупного теоретика и практика военного дела, чьи разработки могут оказаться незаменимыми при реорганизации подразделений специального назначения? Бросить тень на спецназ, а там, глядишь, под шумок довести его до потери боеспособности? Не допустить внедрения уникальной концепции Квачкова по созданию в армии нового рода войск, вообще закрыть перспективную программу. Кому это надо? Кому это выгодно? Яснее ясного - не патриотам же и не друзьям России, у которой, по незабываемым словам Александра III, лишь два друга: армия да флот. Возможно, это и месть чеченских боевиков, которым крепко досталось от полковника Квачкова. Как знать, как знать.

Тихо в опустевшей квартире. Надежда Михайловна вспоминает, как они познакомились, как прыгали вместе с парашютом, как работали, отдыхали, как прощались перед командировками, какими ослепительными были встречи. Передо мной проходит напряженная жизнь семьи военного: гарнизоны, отдаленные точки, тревоги, бесконечные командировки, переезды...

Вот еще письмо из тюрьмы:

«Перечитал трехтомник Ильина, буду перечитывать еще раз. Сейчас вдумчиво читаю «Новый Завет». Кирилл, я очень переживаю, что оставил тебя без своей опеки и духовной заботы... Мама, береги себя и знай, что мы еще погуляем на Кирюхиной свадьбе. Люблю вас и обнимаю, ваш сын и папа...».

Ильин - это его философ, сердечно и духовно близкий. Ему принадлежит, русскому герою, офицеру высшей пробы, а не тем, кто поспешил засветиться на телеэкране в день запоздалого перезахоронения Ивана Александровича на истерзанной новым нашествием русской земле. Ильин писал: «Он ищет не личного успеха, а предметного служения и утверждает свою честь на служении. В борьбе закаляюсь; в лишениях крепну, служу России; отвечаю Богу».

Сказано давно о русском Главнокомандующем. Сегодня кажется, что о полковнике Квачкове.

Александр Поляков

Рекомендуем почитать

Десерты

Виды счетов в банке для физических лиц: подробное рассмотрение

Десерты

Макароны По Флотски В Мультиварке — Рецепты И Секреты Макароны в сливках с сыром

Фармакология

Преподобный Варлаам (Надёжин), пустынник Чикойский

Здоровье

Что означает имя амелия, тайна имени

Похудение

Физические свойства воды

Дерматология

Какие особенности имеют ядерные силы