Соколов максим юрьевич журналист последние публикации. Максим Соколов: Две кончины. Максим Соколов — тот, кто любит созидание

Максим Юрьевич Соколов (10 сентября 1959, Москва) - российский журналист, обозреватель ВГТРК и журнала «Эксперт». Многолетний обозреватель еженедельника «Коммерсантъ» и газеты «Известия». Бывший ведущий программы «Однако» (Первый канал).

Биография

Окончил среднюю физико-математическую школу № 2 г. Москвы. В 1981 году окончил филологический факультет МГУ, является специалистом по русскому фольклору и русской литературе XVIII-XIX веков. После окончания университета работал программистом в различных НИИ Москвы. С 1989 по 1997 год работал корреспондентом еженедельника «Коммерсантъ», где получил всероссийскую известность в качестве одного из основоположников нового стиля российской журналистики.

Печатался в «Независимой газете», «Сегодня», «Русском Телеграфе» и журналах «Век XX и мир», «Столица», «Октябрь», «Огонек» и «Soviet analyst» (Великобритания). С 1998 по 2015 годы был постоянным автором журнала «Эксперт», где вёл еженедельную авторскую колонку. С 1998 года до марта 2010 сотрудничал с газетой «Известия». 22 марта 2010 года М. Ю. Соколов объявил, что напишет заявление об уходе из «Известий» после того, как из газеты была снята его колонка с критикой решения о строительстве центра высоких технологий в Сколково. Затем вновь публиковался в «Известиях» с сентября 2011 по апрель 2016 года.

В 2002 - 2007 Максим Соколов был одним из основных авторов интернет-сайта GlobalRus.ru (опубликовано более 100 статей). Публиковался в различных интернет-изданиях - «Русском Журнале», Взгляд.ру, «РИА Новости», «RT». С февраля 2016 публикуется на сайте «УМ +».

Работал на телевидении в программах «Намедни 1961-2003: Наша эра» (НТВ) и «Пресс-экспресс», «Однако» (Первый канал). В 2012-2014 годах был обозревателем на телеканале «Россия-24».

По итогам международного фестиваля mass-media «Гонг-94» признан лучшим пишущим журналистом 1994 года.

Взгляды и политическая позиция

В политических организациях не состоял. К любым формам общественной активности - избирательным кампаниям, забастовкам, голодовкам, митингам и так далее - проявляет интерес исключительно как журналист. Свои политические взгляды именует «буржуазно-либеральными». Является сторонником умеренного прогресса в рамках законности: «Как ни нелепо наше сусло бродит, в конце концов является вино». Называет себя «спокойным националистом», по этому поводу говорит: «Другие народы и сами устроятся, а я бы хотел, чтобы и мы неплохо жили».

В январе 2003 года совместно с Михаилом Леонтьевым, Александром Приваловым и Валерием Фадеевым подписал Меморандум Серафимовского клуба «От политики страха к политике роста».

О своём отношении к власти во время подъёма протестных выступлений 2011-2013 годов высказался так: «Я не испытываю по поводу нынешней власти никакого восторга, но мне доводилось видеть вещи, которые вызывали ещё меньше восторга». Свою консервативную позицию Максим Соколов иллюстрирует словами Пушкина, написанными после изучения истории пугачевского бунта: «Лучшие и прочнейшие изменения - те, которые происходят от постепенного улучшения нравов». «А те, кто хочет всевозможных переворотов, либо молоды и не знают нашего народа, либо люди уж совсем бессердечные, которым «чужая головушка - полушка, да и своя шейка - копейка».

Критика

Андрей Зорин. Скучная история // «Неприкосновенный запас» 2000, № 4(12)
Ольга Славникова. Максим Соколов и его Мнемозина // «Новый Мир» 2000, № 6
Андрей Цуканов. Максим Соколов. Поэтические воззрения россиян на историю // «Знамя» 2000, № 12
Николай Руденский. Максим и вопросы языкознания (рус.). Grani.ru (15.11.2006). Проверено 25 мая 2009. Архивировано из первоисточника 19 февраля 2012.
Олег Проскурин. Максим Соколов: генезис и функции «забавного слога». // «Новое литературное обозрение» 2000, № 41
Сергей Козлов. Заметки о стиле Максима Соколова. // «Новое литературное обозрение» 2000, № 41

Список произведений

Соколов М. Ю. Поэтические воззрения россиян на историю: В 2 кн. - М.: SPSL: Русская панорама, 1999. - Т. 1: Разыскания. - 504 с. - (Очерки новейшей истории). - 6000 экз. - ISBN 5-93165-018-0.
Соколов М. Ю. Поэтические воззрения россиян на историю: В 2 кн. - М.: SPSL: Русская панорама, 1999. - Т. 2: Дневники. - 432 с. - (Очерки новейшей истории). - 6000 экз. - ISBN 5-93165-019-9.
Соколов М. Ю. Чуден Рейн при тихой погоде. Новые разыскания. - М.: SPSL: Русская панорама, 2003. - 544 с. - (Очерки новейшей истории). - 2000 экз. - ISBN 5-93165-098-9.
Соколов М. Ю. Удовольствие быть сиротой // История и антиистория. Критика «новой хронологии» академика А. Т. Фоменко. - М.: Языки русской культуры, 2000. - С. 76-81. - ISBN 5-7859-0146-3.
Леонтьев М., Привалов А., Соколов М., Фадеев В. Меморандум Серафимовского клуба: От политики страха к политике роста (рус.). ИА REGNUM (14.01.2003). Проверено 25 мая 2009. Архивировано из первоисточника 19 февраля 2012.

Почти день в день совпавшие кончины северокорейского руководителя Ким Чен Ира и бывшего президента Чехии Вацлава Гавела породили тут же отмеченный дипломатический казус.

Он усматривался в том, что высшее руководство РФ тут же выразило официальное соболезнование КНДР и лично наследнику Ким Чен Ира Ким Чен Ыну, тогда как официальных соболезнований ЧР и ее руководству со стороны России не воспоследовало. Что напрашивающимся образом тут же породило рассуждения на тему «Скажи мне, кто твой друг», а равно и «Вот злонравия достойные плоды». В том смысле, что Ким Чен Ир им свой, а Гавел не свой.

Рассуждения эффектные, но, к сожалению, не совсем точные. Скорее всего, ни Ким Чен Ир, ни Гавел в качестве своих не воспринимались, а разница в официальных реакциях объясняется автоматизмом дипломатического протокола. Который предписывает в случае, если глава государства, с которым у данной державы есть дипломатические отношения, скончался на своем посту, присылать официальные соболезнования. Отказ от соболезнований рассматриваетсякак проявление крайней дипломатической невежливости и весьма недружественный жест. Трудно было требовать от российской дипломатии, чтобы именно в нынешней сложной ситуации она специально пошла на ухудшение отношений с КНДР, специально в кризис лишив себя возможности как-то влиять на ситуацию или хотя бы получать какую-то скудную информацию из сверхзасекреченной Северной Кореи. Так что, соболезнования были гарантированы.

Можно, конечно, упрекать РФ в том, что она после гибели СССР сохранила отношения с таким специфическим режимом, как северокорейский. Нет бы взять и разорвать, тогда бы не было и надобности в отправлении соболезнований. Хотя из чисто идеологических соображений порвать дипломатические отношения со страной, которая непосредственно граничит с Россией и при всех своих специфических качествах не имеет в отношении России ни прямых, ни косвенных агрессивных намерений - это была бы довольно опрометчивая дипломатия. США, например, поддерживают не только дипломатические, но и весьма дружественные отношения с Саудовской Аравией, режим которой не просто специфичен, но и в отношении которого есть сильные подозрения насчет причастности к 11 сентября - и ничего. Ради Realpolik и не в таких странах послов держат.

Но если даже претензии по поводу соболезнований КНДР не очень верны, выдвигается другая претензия - где соболезнования по поводу кончины Гавела. С точки зрения дипломатического протокола претензия не слишком основательная, поскольку смерть частного лица, которым Гавел являлся с 2003 г., не порождает этикетных требований к лидерам иностранных государств. Кончины пребывавших на покое президентов США Л. Джонсона, Р. Никсона, Р. Рейгана тому примером.

Но тут вступает в силу тот довод, что Гавел был значим не как бывший президент Чехословакии, а затем Чехии, а как всемирный авторитет и духовный лидер огромного масштаба. Тут есть, правда, то соображение, что авторитетность и масштабность человека всяк волен оценивать по-своему. С иной точки зрения, А. И. Солженицын не меньший и даже существенно больший авторитет, но при его кончине в 2008 г. никто ни от каких иностранных державцев не требовал официальных соболезнований. Ино дело - историческое и человеческое величие, ино дело - официальный протокол межгосударственных отношений.

Довод «Все отметились, и Россия должна была отметиться» применительно к Гавелу выглядит не слишком убедительно. В международных отношениях довольно случаев обязательного лицемерия - хотя бы в случае с Ким Чен Иром. Нужно ли дополнять его лицемерием необязательным? Когда официальные лица РФ (и вряд ли только они) никак не отреагировали на кончину Гавела, они всего лишь последовали римскому принципу «de mortuis aut bene, aut nihil». Принципу, который обыкновенно рекомендуется в качестве сугубо правильного. Если по поводу кончины некоего человека произнесено молчание, требовать скорби - значит призывать к дискуссии возле еще не погребенного тела. Что было бы сильным и неприятным отступлением от римской добродетели.

По мнению достаточно многих, все, что тут можно и должно сказать - «Упокой, Господи, его душу». Но это не предмет для официальных телеграмм.

СССР → Россия Россия К:Википедия:Статьи без изображений (тип: не указан)

Макси́м Ю́рьевич Соколо́в (10 сентября , Москва) - российский журналист, обозреватель ВГТРК и журнала «Эксперт ». Многолетний обозреватель еженедельника «Коммерсантъ » и газеты «Известия ». Бывший ведущий программы «Однако » (Первый канал).

Биография

По итогам международного фестиваля mass-media «Гонг-94» признан лучшим пишущим журналистом 1994 года .

Взгляды и политическая позиция

В политических организациях не состоял. К любым формам общественной активности - избирательным кампаниям, забастовкам, голодовкам, митингам и так далее - проявляет интерес исключительно как журналист. Свои политические взгляды именует «буржуазно-либеральными». Является сторонником умеренного прогресса в рамках законности: «Как ни нелепо наше сусло бродит, в конце концов является вино» . Называет себя «спокойным националистом», по этому поводу говорит: «Другие народы и сами устроятся, а я бы хотел, чтобы и мы неплохо жили» .

В январе 2003 года совместно с Михаилом Леонтьевым , Александром Приваловым и Валерием Фадеевым подписал Меморандум Серафимовского клуба «От политики страха к политике роста» .

О своём отношении к власти во время подъёма протестных выступлений 2011-2013 годов высказался так: «Я не испытываю по поводу нынешней власти никакого восторг, но мне доводилось видеть вещи, которые вызывали ещё меньше восторга» . Свою консервативную позицию Максим Соколов иллюстрирует словами Пушкина , написанными после изучения истории пугачевского бунта: «Лучшие и прочнейшие изменения - те, которые происходят от постепенного улучшения нравов». «А те, кто хочет всевозможных переворотов, либо молоды и не знают нашего народа, либо люди уж совсем бессердечные, которым «чужая головушка - полушка, да и своя шейка - копейка» .

Критика

Андрей Зорин . // «Неприкосновенный запас» 2000, № 4(12)
Ольга Славникова . // «Новый Мир» 2000, № 6
Андрей Цуканов . // «Знамя» 2000, № 12
Николай Руденский . (рус.) . Grani.ru (15.11.2006). Проверено 25 мая 2009. .
Олег Проскурин . Максим Соколов: генезис и функции «забавного слога». // «Новое литературное обозрение» 2000, № 41
Сергей Козлов . Заметки о стиле Максима Соколова. // «Новое литературное обозрение» 2000, № 41

Список произведений

Соколов М. Ю. Поэтические воззрения россиян на историю: В 2 кн. - М .: SPSL: Русская панорама, 1999. - Т. 1: Разыскания. - 504 с. - (Очерки новейшей истории). - 6000 экз. - ISBN 5-93165-018-0 .
Соколов М. Ю. Поэтические воззрения россиян на историю: В 2 кн. - М .: SPSL: Русская панорама, 1999. - Т. 2: Дневники. - 432 с. - (Очерки новейшей истории). - 6000 экз. - ISBN 5-93165-019-9 .
Соколов М. Ю. Чуден Рейн при тихой погоде. Новые разыскания. - М .: SPSL: Русская панорама, 2003. - 544 с. - (Очерки новейшей истории). - 2000 экз. - ISBN 5-93165-098-9 .
Соколов М. Ю. Удовольствие быть сиротой // История и антиистория. Критика «новой хронологии» академика А. Т. Фоменко. - М .: Языки русской культуры, 2000. - С. 76-81 . - ISBN 5-7859-0146-3 .
Леонтьев М., Привалов А., Соколов М., Фадеев В. (рус.) . ИА REGNUM (14.01.2003). Проверено 25 мая 2009. .

Напишите отзыв о статье "Соколов, Максим Юрьевич (журналист)"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Соколов, Максим Юрьевич (журналист)

Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее. Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее, эту страшную ее ».

В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.

Максим Соколов в своё время заслуженно стал звездой отечественной журналистики. Он занял нишу ироничного комментатора событий, находящегося над схваткой, точнее где-то не очень высоко, но сбоку. Для газетной культуры, где ещё недавно журналисты избегали самого слова «я» («мы приехали в колхоз», «мы с удивлением узнали, что...»), такое поведение было само по себе интересно. А кроме того Соколов был человеком образованным и вполне культурным. Так что журналистика Соколова стала «явлением».

Однако прошло время, эпоха Ельцина ушла, сам Соколов утолил первичные и вторичные потребности постсоветского человека и потихоньку-полегоньку перевалил через социальный забор, отделявший класс интеллигенции от класса буржуа. Дело это обычное, в обычных странах для этого есть культурная калитка. Калитки в первобытной РФ пока нет, приходится на глазах у всего честного народа карабкаться. Многие это делают ночью, по приставной лестнице. А вот Соколов, то ли из-за природной неэлегантности, то ли ещё по каким причинам, стал это делать прилюдно, с каким-то задиранием нижних конечностей, кряхтением. В общем, брюки лопнули на самом невыгодном месте.

Последнее время окрестности российской публицистики оглашают сентенции озверевшего мещанина:

Нас здесь и так хорошо кормят.

Пороть их надо.

Почему у горничной фартук не наглажен? А ещё Бавария.

Комизм в том, что сам Соколов продолжает себя считать не филистером, а чутким отзывчивым выпускником филологического факультета МГУ.

Вот и по моему поводу Соколов отметился. Мол, а чего Галковский безобразит. Ну уволили его в пять минут. Назвали сволочью. Это ж кто уволил - ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР. Это ж понимать надо.

Но это ладно. Важно другое. Светило российской журналистики пошло в своих умозаключениях дальше. Теперь у Соколова оказывается, что вот такие галковские и мешали брежневу-андропову строить социализм, оттого-то всё и пошло на перекосяк. Миллион кегебистов работал не покладая рук, а кучка скандалистов-шизофреников шмыгала по стране и мешала людям выполнять пятилетний план. Мол, у вас нарушаются права человека, мол, существует какая-то тайная полиция, мол, нет выборов и свободы прессы.

Он так и пишет:

«Если бы философ, получив от редактора голубой конверт, мирно расстался с РЖ, никакого волчьего билета, естественно, не было бы. Люди не сработались, с кем не бывает. Но бесконечный гундеж в ЖЖ есть эффективный способ оформления волчьего билета самому себе по интернету. Любой потенциальный работодатель, прочтя все это, подумает: "На хрена мне такое счастье" -- и вежливо откажет. Ибо кому охота сделаться очередным героем бесконечного гундежа.

Вообще же правозащитная практика показала, что львиная доля облученных приходила к этому состоянию через длительные трудовые тяжбы по поводу увольнения. Со временем исходный пункт тяжбы забывался, облученность же угрожающе прогрессировала».

В общем, бегает городской сумасшедший, качает права. А КАКОЕ МНЕ ДЕЛО? Дела Соколову, конечно, никакого нет. ДРУГОЙ КЛАСС.

Только... не совсем. Ведь можно было бы ночью... по приставной лестнице... Ну, работает Соколов в проправительственной газете, ну получает хорошую денюжку. Никто же подписывать петиции под ссылкой Сахарова или изгнанием Солженицына не заставляет. Времена ещё вегетарианские. Можно писать про птичек или рыбок, можно про чиновников, проштрафившихся перед Кремлём, и конечно время от времени в дозволенных законом рамках звонить из кабинета по телефону: «Сидорова не трогайте - литератор».

Вроде и капитал на месте и невинность. Ан, нет. Соколов чем-то НЕДОВОЛЕН. Спится ему плохо. И он прилюдно выдавливает из себя капля за каплей интеллигента.

Это возможно. Но вот выдавить из общества сам КЛАСС... Такие социальные эксперименты у нас пробовали. Например, уничтожали класс капиталистов. Однажды цыган уже совсем приучил лошадь не есть. КАК ВДРУГ. Не окажется ли так, что полное отсутствие русской интеллигенции обернётся социальным переворотом. И что тогда скажет неосторожный Соколов? Не получится ли так, что в глазах интеллигенции он сам себе выписал волчий билет?

И во всей этой склоке только взаимная ругань - и ни слова относительно содержания статьи. Гадостной, надо отметить. Не собиралась встревать... И так уже встряла по вопросу "индекса упоминаемости" Политковской (см. дискуссию к ответу Соколова, вот тут: http://maxim-sokolov.livejournal.com/314080.html?thread=18882016#t18882016) (UPD - пост удален. Или оподзамочен.)
Но статья не только про Политковскую. Она все недовольство властей собственными гражданами охватывает: и на Пушке собрались про Политковскую митинговать, хотя про нее аж два года не слышал никто, и по Москве с наклейками "я грузин" ходят... В общем, "в ходе многоступенчатой истерии ни факты, ни логика целевую аудиторию уже не волнуют, и способность к рассуждению приближается к нулю."(с)

Целевая аудитория - это мы с вами.
Не могу молчать.(с)
А совать длинные комменты в чужой журнал, да еще там, где исходное сообщение в полторы строчки - как-то неправильно будет. Пришлось свое мнение завести. Поскольку факты и логика меня, в отличие от г-на Соколова, продолжают волновать.

Значит, с индексом упоминаемости Политковской мы разобрались: он примерно совпадает с индексом упоминаемости М.Ю.Соколова. Если, конечно, не учитывать тот факт, что второй публично известной Политковской в Яндексе не обнаружилось, а вот Максимов Соколовых нашлось минимум четыре: один -вратарь, заслуженный мастер спорта (индекс упоминаемости которого даже больше, чем журналиста), еще один какой-то малоизвестный ученый попался, еще гендиректор какого-то ООО... В общем, делим на четыре - и если Политковская на задворках... пардон, "на дальней периферии общественного сознания", то Соколов... даже страшно и сказать, где...

Теперь мы перешли к грузинам. С точки зрения логики и фактов.

Например: В чем конкретно заключались проблемы с налоговой, возникшие у издательства, печатающего книги Г.Ш. Чхартишвили, - именно издательства, поскольку оно, а не автор, перечисляет налоги - мы так и не узнали

Между тем издатели позвонили именно Акунину, потому что налоговая интересовалась именно ЕГО гонорарами. Об этом Соколов не слышал. Поэтому не надо про "мы". МЫ как раз все это узнали. Чхартишвили и на Эхе выступал, и в других местах сообщал о СВОИХ проблемах - а "мы"(Николай Вторый?) - так и не узнали? Несерьезно, право.

Или еще: 4 октября нам сообщили, что в Москве убит грузинский спортсмен Гвичиани, а в Грузии из российских школ изгнали грузинских детей. Выводы о русском фашизме были сделаны, затем утки были опровергнуты

Во-первых, не было сообщений, что из школы ИЗГНАЛИ грузинских детей. Это уже утка имени Соколова. Сообщения были следующие:
1. Во все школы на территории ОВД «Проспект Вернадского» запросы с требованием предоставить списки учеников грузинской национальности принесли сами сотрудники отделения.
В 169-ю школу милиционер пришел 3 октября, оставил запрос, в котором требовалось выслать по факсу сведения до 15.00

2. Руководитель пресс-службы Департамента образования Москвы Александр ГАВРИЛОВ: - Мы знаем, что некоторые школы получили телефонограммы из районных отделений милиции с требованием предоставить списки учащихся с грузинскими фамилиями . http://2006.novayagazeta.ru/nomer/2006/77n/n77n-s06.shtml

Мало того, что это никем не опровергнуто - представлены ксерокопии документов. Только не про "изгнать", а про "предоставить списки". Вот так вылупляются утки.

Впрочем, может, Соколов вот это - http://ura.ru/content/world/04-10-2006/news/11977.html имел в виду?
Да, тут действительно изгнали. И тоже пока никем не опровергнуто: Одна из санкций России в отношении Грузии, обострившей отношения двух стран арестом российских военнослужащих, коснется детей. В частности, дети граждан Грузии не смогут продолжить обучение в трех русских школах Группы российских войск в Закавказье в Тбилиси, Батуми и Ахалкалаки, сообщает «NEWSru.com»

Во-вторых, история с Гвичиани пока не может считаться ни правдой, ни уткой. Родственники утверждают, что он убит - Генпрокуратура говорит, не было этого убийства. Но - кто такой Гвичиани? Бизнесмен из мелких, армреслинг - не футбол, и даже чемпион в этом виде спорта величина неизвестная. Если в 8-ом Задрищенском переулке убили Васю Пупкина - будет Генпрокуратура об этом знать? В лучшем случае у нее нет информации. Как у министра Иванова в отношении солдата Сычева ("если бы что случилось, мне бы доложили, значит, ничего не было"). А спросите родственников Васи Пупкина, рыдающих на похоронах - они Вам все в лучшем виде изложат, где, когда, и как тело лежало!
В крайнем случае, в курсе участковая милиция и какая-нибудь районная прокуратура. Однако отрицание идет - от Генеральной! Соколов свято верит прокуратуре. Остается пожелать, чтоб с его родственниками ничего не случалось такого. Потому что Соколовых - как Ивановых, убийств только в Москве 2-3 за сутки, не считая пары сотен краж и ограблений - а Генпрокуратура одна. И чихать хотела как на Соколова, так и на Гвичиани.

В общем, чего не отнимешь, "выбор момента" действительно грамотный. Время лизать! А то уж слишком много сразу у властей неприятностей...