Как относится юродивый к социальным проблемам. Юродивые на руси. Примеры в литературе

Юро́дивый (гр. σαλός, слав. глупый, безумный ), сонм святых подвижников, избравших особый подвиг – юродство, подвиг изображения внешнего, т.е. видимого безумия, с целью достижения внутреннего смирения . Юродство как путь святости реализует то противоположение мудрости века сего и веры во Христа, которое утверждает апостол Павел : “Никто не обольщай самого себя: если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, тот будь безумным, чтоб быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом, как написано: уловляет мудрых в лукавстве их” (1 Кор. 3, 18 -19), ср. еще: “Мы безумны Христа ради” (1 Кор. 4, 10).

Юродивые отказывались ради Христа не только от всех благ и удобств земной жизни, но также часто и от общепринятых норм поведения в обществе. Зимой и летом они ходили босиком, а многие и вообще без одежды. Нарушали часто юродивые и требования морали, если смотреть на нее как на выполнение определенных этических норм.

Многие из юродивых, обладая даром прозорливости, принимали подвиг юродства из чувства глубоко развитого смирения, чтобы люди приписывали их прозорливость не им, а Богу. Поэтому они часто говорили, употребляя внешне бессвязную форму, намеками, иносказаниями. Другие юродствовали, чтобы потерпеть унижения и бесславия ради Царства Небесного.

Были и такие юродивые, называемые в народе блаженными, которые не принимали на себя подвига юродства, а действительно производили впечатление слабоумных благодаря своей оставшейся на всю жизнь детскости.

Если объединить мотивы, побуждавшие подвижников принимать на себя подвиг юродства, то можно выделить три основных момента. Попрание тщеславия, весьма возможного при совершении монашеского аскетического подвига. Подчеркивание противоречия между истиной во Христе и так называемым здравым смыслом и нормами поведения. Служение Христу в своеобразной проповеди не словом или делом, а силой духа, облеченной во внешне убогую форму.

Подвиг юродства - специфически православный. Католический и протестантский Запад не знает подобной формы подвижничества.

История

Юродство как особый род аскезы возникает в среде восточного монашества около в. Палладий в Лавсаике рассказывает о монахине в одном из египетских монастырей, которая делала вид, что она безумна и одержима бесами, жила обособленно, выполняла всю грязную работу, и монахини называли ее σαλή позднее обнаруживается ее святость, и Палладий указывает, что она воплотила в жизнь те слова из Послания к Коринфянам, которые цитировались выше.

Юродство предполагает внешнее безумие (бесноватость) как крайнее средство изничтожение гордыни , способность к прорицанию, осуществляемому под видом безумия и лишь постепенно постигаемому людьми, смиренное приятие поношений и побоев как следования Христу, обличение грешников и способность видеть бесов, их окружающих, ночные тайные молитвы и демонстративное неблагочестие днем и т.д.

Юродство как тип поведения использует, видимо, ту модель, которая была задана бесноватыми, жившими у мощей святых. В - вв. около церквей, построенных на могилах святых (мартириумы), образуются общины бесноватых, которые периодически подвергаются экзорцизму , а в остальное время живут при церкви, выполняя различные работы в церковном хозяйстве. Бесноватые участвуют в церковных процессиях и могут выкриками и жестами обличать власть имущих в грехах и неблагочестии; их обличения воспринимаются как вещие слова, исходящие от обитающего в них беса (убеждение в том, что обитающие в бесноватых демоны могут открывать истины, скрытые от людей, основано на евангельских примерах бесов, исповедающих Сына Божия, ср. Мф. 8, 29 ; Мк. 5, 7). Вместе с тем в житиях юродивых часто повторяется мотив восприятия их как одержимых бесами, а их пророчеств и обличений как исходящих от демонов (в житии Симеона Эмесского , в житии Андрея , юродивого цареградского и т.д.).

Подвиг юродства не получает значительного распространения в Византии или, во всяком случае, лишь в редких случаях удостаивается признание в форме санкционированного Церковью почитания. Ряд святых прибегают к юродству лишь в течение определенного времени, посвящая, однако, большую часть своей жизни аскезе другого типа. Период юродства отмечается, например, в житиях преп. Василия Нового (X в.), преп. Симеона Студита , учителя Симеона Нового Богослова , святителя Леонтия, патриарха Иерусалимского (+ 1186/1187) и др. В византийских источниках, однако, содержатся многочисленные рассказы о “божиих людях”, принимавших облик безумцев, ходивших нагими, носивших вериги и пользовавшихся исключительным почитанием византийцев. Иоанн Цец (XII в.) говорит, например, в своих письмах о знатных константинопольских дамах, которые в своих домашних церквях вешают не иконы, а вериги юродивых, заполнивших столицу и почитаемых более, чем апостолы и мученики; Иоанн Цец пишет, однако, о них с осуждением, равно как и некоторые другие поздневизантийские авторы. Такого рода осуждение было, видимо, характерно для церковных властей этой эпохи и связано со стремлением утвердить общежительное монашество, живущее по уставу и не практикующее нерегламентированные формы аскезы. При этих условиях, естественно, почитание юродивых как святых официальной санкции не получало.

Юродивые в России

Первым русским юродивым следует считать Исаакия Печерского (+ г.), о котором рассказывается в Киево-Печерском патерике . Далее сведения о юродивых отсутствуют вплоть до XIV в., на – первую половину XVII в. приходится расцвет подвижничества, связанного с юродством, в Московской Руси. Русские юродивые ориентировались прежде всего на образец Андрея , юродивого цареградского, житие которого получило исключительно широкое распространение в России и вызвало многочисленные подражания . К числу почитаемых русских юродивых относятся Авраамий Смоленский , Прокопий Устюжский , Василий Блаженный Московский, Максим Московский , Николай Псковский , Михаил Клопский и др. В их аскетическом подвиге отчетливо опознаются те черты, которые характерны и для византийской традиции юродства: внешнее безумие, дар прорицания, соблазн как принцип поведения (перевернутое благочестие), обличение грешников и т.д.

В Московской Руси юродивые получают большую социальную значимость, они выступают как обличители неправедной власти и глашатаи Божией воли. Юродство воспринимается здесь как полноправный путь святости, и многие юродивые почитаются еще при жизни.

Очень поражали юродивые иностранцев-путешественников, находившихся в то время в Москве. Флетчер в году пишет:

"Кроме монахов, русский народ особенно чтит блаженных (юродивых) и вот почему: блаженные... указывают на недостатки знатных, о которых никто другой и говорить не смеет. Но иногда случается, что за такую дерзкую свободу, которую они позволяют себе, от них тоже отделываются, как это и было с одним, двумя в предшествовавшее царствование, за то, что они уже слишком смело поносили правление царя".

Флетчер же сообщает о Василии Блаженном , что "он решился упрекнуть покойного царя в жестокости". Об огромном уважении русского народа к юродивым пишет также Герберштейн: "Их почитали пророками: явно обличаемые ими говорили: это по грехам моим. Если они что брали в лавке, торговцы еще благодарили".

По свидетельству иностранцев, юродивых в Москве было очень много, они составляли по существу как бы некий отдельный орден. Канонизована из них весьма незначительная часть. Есть глубоко почитаемые до сих пор, хотя и неканонизованные местные юродивые.

Таким образом, юродство на Руси по большей части не подвиг смирения, а форма пророческого служения, соединенного с крайней аскезой. Юродивые обличали грехи и несправедливость и таким образом не мир смеялся над русскими юродивыми, а юродивые смеялись над миром. В XIV -XVI веках русские юродивые были воплощением совести народа.

Почитание народом юродивых привело, начиная с XVII века, к тому, что появилось много лжеюродивых, преследовавших свои корыстные цели. Случалось также, что за юродивых принимали и просто душевнобольных людей. Поэтому Церковь всегда очень осторожно подходила к канонизации юродивых.

Использованные материалы

• В.М.Живов, Святость. Краткий словарь агиографический терминов
• "Юродивые". Богословско-литургический словарь

Житие было написано в Византии, видимо, в в. и вскоре переведено на славянский; время жизни Андрея отнесено к в., многочисленные анахронизмы и иного рода несообразности побуждают думать, что Андрей Блаженный является вымышленной фигурой

Вместе с юродивыми новый чин мирянской святости входит в Русскую приблизительно с начала XIV века. Его расцвет падает на XVI столетие, несколько запаздывая по отношению к монашеской святости: XVII век еще вписывает в историю русского юродства новые страницы. По столетиям чтимые русские юродивые распределяются так: XIV век – 4; XV – 11; XVI – 14; XVII – 7. Появление святого юродивого совпадает по времени с угасанием княжеской святости. И это совпадение не случайно. Новый век потребовал от христианского мирянства нового подвижничества. Юродивый стал преемником святого князя в социальном служении. С другой стороны, едва ли случайно святое попрание быта в юродстве совпадает с торжеством православия. Юродивые восстанавливают нарушенное духовное равновесие.

Принято думать, что подвиг юродства является исключительным призванием Русской Церкви. Это мнение заключает в себе преувеличение истины. Греческая чтит шестерых юродивых (!!!греч.!!!). Из них двое, св. Симеон (VI век) и св. Андрей (может быть, IX век), получили обширные и очень интересные жития, известные и в Древней Руси. Наши предки особенно любили житие св. Андрея, считавшегося у нас славянином, за те эсхатологические откровения, которые в нем содержатся. Да и любимый праздник Покрова делал близким для всех на Руси цареградского святого. Именно греческие жития дают в своем богатом материале ключ к пониманию юродства. Напрасно мы стали бы искать в русских житиях разгадку подвига. И это ставит перед исследователем русского юродства трудную проблему.

Редко находим мы для русских юродивых житийные биографии, еще реже – биографии современные. Почти везде неискусная, привычная к литературным шаблонам рука стерла своеобразие личности. По-видимому, и религиозное благоговение мешало агиографам изобразить парадоксию подвига. Многие юродивые на Руси ходили нагие, но агиографы стремились набросить на их наготу покров церковного благолепия. Читая жития греческого юродивого Симеона, мы видим, что парадоксия юродства охватывает не только разумную, но и моральную сферу личности. Здесь христианская святость прикрывается обличием не только безумия, но и безнравственности. Святой совершает все время предосудительные поступки: производит бесчиние в храме, ест колбасу в страстную пятницу, танцует с публичными женщинами, уничтожает товар на рынке и т.п. Русские агиографы предпочитают заимствовать из жития св. Андрея, в котором элемент имморализма отсутствует. Лишь народные предания о Василии Блаженном да скудные упоминания летописей показывают, что и русским юродивым не чужда была аффектация имморализма. Жития их целомудренно покрывают всю эту сторону их подвига стереотипной фразой: «Похаб ся творя». «Юрод» и «похаб» – эпитеты, безразлично употреблявшиеся в Древней Руси, – по-видимому, выражают две стороны надругания над «нормальной» человеческой природой: рациональной и моральной. Мы могли бы легко сослаться в доказательство на современное русское юродство, но это было бы методологически неправильно. Лишенное церковного признания и благословения с XVIII века, русское юродство не могло не выродиться, хотя мы лишены возможности определить степень его уклонения от древних образцов.

Необычное обилие «Христа ради юродивых», или «блаженных» в святцах Русской Церкви и высокое народное почитание юродства до последнего времени, действительно, придает этой форме христианского подвижничества национальный русский характер. Юродивый так же необходим для Русской Церкви, как секуляризованное его отражение, Иван-дурак – для русской сказки. Иван-дурак, несомненно, отражает влияние святого юродивого, как Иван-царевич – святого князя.

Здесь не место останавливаться на очень трудной духовной феноменологии русского юродства. Совершенно схематически укажем на следующие моменты, соединяющиеся в этом парадоксальном подвиге.

1 . Аскетическое попрание тщеславия, всегда опасного для монашеской аскезы. В этом смысле юродство есть притворное безумие или безнравственность с целью поношения от людей.

2 . Выявление противоречия между глубокой христианской правдой и поверхностным здравым смыслом и моральным законом с целью посмеяния миру ().

3 . Служение миру в своеобразной проповеди , которая совершается не словом и не делом, а силой Духа, духовной властью личности, нередко облеченной пророчеством.

Дар пророчества приписывается почти всем юродивым. Прозрение духовных очей, высший разум и смысл являются наградой за попрание человеческого разума подобно тому, как дар исцелений почти всегда связан с аскезой тела, с властью над материей собственной плоти.

Лишь первая и третья сторона юродства являются подвигом, служением, трудничеством, имеют духовно-практический смысл. Вторая служит непосредственным выражением религиозной потребности. Между первой и третьей существует жизненное противоречие. Аскетическое подавление собственного тщеславия покупается ценою введения ближнего в соблазн и осуждения, а то и жестокости. Св. Андрей цареградский молил Бога о прощении людей, которым он дал повод преследовать его. И всякий акт спасения людей вызывает благодарность, уважение, уничтожает аскетический смысл юродства. Вот почему жизнь юродивого является постоянным качанием между актами нравственного спасения и актами безнравственного глумления над ними.

В русском юродстве вначале преобладает первая, аскетическая сторона, в XVI столетии уже несомненно – третья: социальное служение.

В Киевской Руси мы не встречаем юродивых в собственном смысле слова. Но о некоторых преподобных мы слышим, что они юродствуют временно: Исаакий, затворник Печерский, и Авраамий Смоленский. Впрочем, относительно Авраамия нет уверенности в том, не называет ли его биограф юродством нищую, странническую жизнь святого. Социальное уничижение, «худые ризы» преподобного Феодосия тоже ведь граничат с юродством смирения. Временно нес тяжкое бремя юродства и преподобный Кирилл Белозерский. Как и для Исаакия, его юродство мотивируется желанием избежать славы. Что оно имело характер моральный (имморальный) – по крайней мере, нарушения дисциплины, – видно из налагавшихся на него игуменом наказаний. Впрочем, в юродстве преподобных мы не должны искать резких черт классического типа: для них достаточно и отдаленного приближения к нему. Это не особая форма служения, а привходящий момент аскезы.

Первым настоящим юродивым на Руси был Прокопий Устюжский. К сожалению, его житие составлено (XVI век) много поколений после его кончины, которую оно само относит к 1302 г., помещая отдельные события его то в XII, то в XV столетие. Житие это приводит Прокопия в Устюг из Новгорода и, что самое поразительное, делает его немцем. Был он смолоду богатым купцом «от западных стран, от латинска языка, от немецкой земли». В Новгороде он познал истинную веру в «церковном украшении», иконах, звоне и пении. Крестившись у святого Варлаама Хутынского (анахронизм) и раздав свое имение, он «приемлет юродственное Христа ради житие и в буйство преложися», по Апостолу. В чем состояло его буйство, не указывается. Когда его начали «блажити» в Новгороде (автору следовало сказать о «блажении» до принятия юродства), он отпрашивается у Варлаама в «восточные страны» и идет по градам и весям, непроходимым лесам и болотам, «взыскуя древнего погибшего отечества». Его юродство навлекает на него от людей «досаду и укорение и биение и пхание», но он молится за своих обидчиков. Город Устюг, «великий и славный», он избрал для жительства тоже за «церковное украшение». Житие он ведет жестокое, с каким не могли сравняться самые суровые монашеские подвиги: не имеет кровли над головой, спит «на гноище» нагой, после – на паперти соборной церкви. Молится тайно, по ночам, прося «полезных граду и людем». Принимает у богобоязненных людей помалу пищи, но никогда ничего у богатых.

Первому русскому юродивому удалось, по-видимому, ввести в заблуждение устюжан. Мнимый «юрод» не пользовался авторитетом, как это видно из эпизода об огненной туче. Однажды Прокопий, войдя в церковь, возвещает Божий гнев на град Устюг: «За беззаконные неподобные дела зле погибнут огнем и водою». Никто не слушает его призывов к покаянию, и он один плачет целые дни на паперти. Только когда страшная туча нашла на город, и земля затряслась, все бегут в церковь. Молитвы перед иконой Богородицы отвратили Божий гнев, и каменный град разразился в двадцати верстах от Устюга, где столетия спустя можно было еще видеть поваленный лес.

Пророческий дар, неотъемлемый от юродства, Прокопий проявляет и во втором эпизоде жития, из которого мы узнаем, что были у него в Устюге и друзья. В страшный мороз, какого не запомнят устюжане, когда замерзали люди и скот, блаженный не выдержал пребывания на паперти в своей «раздранной ризе» и пошел просить приюта у клирошанина Симеона, отца будущего святителя Стефана. В этом доме он предсказывает Марии о рождении от нее святого сына. Так, как рисуется здесь его облик в общении с людьми, в нем нет ничего сурового и мрачного. Он является «светлым видением и сладким смехом». Хозяина, который обнимает его и целует, он приветствует словами: «Брате Симеоне, отселе веселися и не унывай».

В этой устюжской повести явственны следы влияния греческого жития Андрея Юродивого, особенно в описании морозного терпения святого.

Недаром устюжское предание приводит первого русского юродивого из Великого Новгорода. Новгород был родиной русского юродства. Все известные русские юродивые XIV века и начала XV связаны с Новгородом. Здесь буйствовали в XIV веке Никола (Кочанов) и Федор, пародируя своими драками кровавые столкновения новгородских партий. Никола жил на Софийской стороне, Федор – на Торговой. Они переругивались и перебрасывались через Волхов. Когда один из них пытался перейти реку по мосту, другой гнал его назад: «Не ходи на мою сторону, живи на своей». Легенда прибавляет, что после таких боев блаженным случалось возвращаться не по мосту, а прямо по воде, яко по суху.

В пятнадцати верстах от Новгорода, в Клопском Троицком монастыре подвизался св. Михаил († 1453), именуемый юродивым (или Салос), хотя в его житиях (известно три редакции) не видим юродства в собственном смысле слова. Св. Михаил является провидцем, а его жития собранием «пророчеств», вероятно, записывавшихся в монастыре. Лишь причудливость формы, символическая театральность жестов, с которыми связаны некоторые из его пророчеств, могли быть истолкованы как юродство. Самое большое о юродстве говорит начало жития, рисующее его необычайное появление в Клопском монастыре.

В ночь под Иванов день (1409), во время всенощной, в келье одного из монахов оказался неведомо откуда пришедший старец. «Пред ним свеща горит, а пише седя Деяния апостольска». На все вопросы игумена неизвестный отвечает буквальным повторением его слов. Его было приняли за беса, начали кадить «темьяном», но старец, хотя «от темьяна закрывается», но молитвы повторяет и крест творит. В церкви и трапезной он ведет себя «по чину» и обнаруживает особенное искусство сладкогласного чтения. Он не желает только открывать своего имени. Игумен полюбил его и оставил жить в монастыре. Не говорится, был ли он пострижен и где. Монах он был образцовый, во всем послушлив игумену, пребывая в посте и молитве. Но житие его было «вельми жестоко». Не имел он в келье ни постели, ни изголовья, но лежал «на песку», а келью топил «наземом да коневым калом» и питался хлебом да водой.

Его имя и знатное происхождение обнаружилось во время посещения монастыря князем Константином Дмитриевичем, сыном Донского. В трапезной князь пригляделся к старцу, который читал книгу Иова, и сказал: «А се Михайло Максимов сын рода княжеска». Святой не отрицал, но и не подтверждал, и князь, уезжая, просил игумена: «Поберегите, отцы, сего старца, нам человек той своитин». С тех пор Михаил жил в монастыре, окруженный всеобщим уважением. При игумене Феодосии он изображается рядом с ним как бы правителем монастыря... Молчание свое он прерывает для загадочных пророчеств, которые составляют все содержание его жития. То он указывает место, где рыть колодезь, то предсказывает голод и учит кормить голодных монастырской рожью. Суровый к сильным мира сего, он предсказывает болезнь посаднику, обижавшему монастырь, и князю Шемяке и архиепископу Евфимию I. В этих пророчествах Михаила много политики, и притом демократической и московской, которая ставит его и игумена в оппозицию к новгородскому боярству. Позднейшие предания приписывают ему провидение о рождении Ивана III и предсказание о гибели новгородской свободы.

Во всем этом нет настоящего юродства, но есть причудливость формы, поражавшая воображение. Предсказывая Шемяке, он гладит его по голове, а обещая владыке Евфимию хиротонию в Литве, берет из рук его «ширинку» и возлагает ему на голову. За гробом игумена идет в сопровождении монастырского оленя, которого приманивает мохом из своих рук. Можно было бы сказать, что лишь общее уважение к юродству в Новгороде XV столетия сообщает нимб юродивого суровому аскету и прозорливцу.

Житие ростовского юродивого Исидора († 1474) составлено в значительной степени по устюжским и новгородским легендам. Живет он в «куще», на болоте, юродствует днем, а по ночам молится. Его гонят и смеются над ним, несмотря на чудеса и предсказания, исполнение которых заслужило ему его прозвище Твердислов. И этот юродивый «от стран бе западных, роду римского, языка немецкого». Эти слова – прямое заимствование из жития Прокопия – не являются надежным свидетельством. Выведение юродивых из немецкой земли могло быть выражением их чуждости окружающей жизни, их странничества на земле. Отвержение родины есть аскетический подвиг, особенно связанный с юродством. Но вот для другого ростовского юродивого Иоанна Власатого (или Милостивого, † 1581) его нерусское происхождение кажется вероятным. На гробнице его в церкви св. Власия до последнего времени сохранялась Псалтырь на латинском языке, по преданию, ему принадлежавшая. В надписи на листах, относящейся ко времени св. Дмитрия Ростовского (1702–1709), читается: «От времени преставления блаженного Иоанна Власатого и милостивого, даже доселе, бяше на гробе его книжица сия, зело ветха, псалтырь Давыдов, на латинском диалекте, юже той угодник Божий моляся к Богу чтяше». Известно, что католический Запад не знал юродства. Как ни странным представляется избрание этого подвига перешедшим в православие немцем, опыт нашего времени показывает, что нередко православные немцы обнаруживают максимум русскости: и в славянофильстве, и в религиозной ревности. Но иностранное происхождение первого русского юродивого св. Прокопия сомнительно.

Ряд московских юродивых начинается с Максима († 1433), канонизованного на Соборе 1547 г. Житие его не сохранилось. XVI век дал Москве Василия Блаженного и Иоанна по прозванию Большой Колпак. Многословное и витиеватое житие св. Василия не дает никакого представления о его подвиге. Его образ сохранен в народной московской легенде, известной и в поздних записях. Она полна исторических небылиц, хронологических несообразностей, местами прямых заимствований из греческого жития св. Симеона. Но это единственный источник для знакомства с русским народным идеалом «блаженного». Не знаем только, в какой мере он соответствует московскому святому XVI века.

По народной легенде, Василий был в детстве отдан к сапожнику и тогда уже проявил свою прозорливость, посмеявшись и прослезившись над купцом, заказавшим себе сапоги: купца ожидала скорая смерть. Бросив сапожника, Василий начал вести бродячую жизнь, ходя нагим (как св. Максим) по Москве, ночуя у одной боярской вдовы. Как сирийский юродивый, он уничтожает товары на рынке, хлеб и квас, наказывая недобросовестных торговцев. Все его парадоксальные поступки имеют скрытый мудрый смысл, связанный с объективным видением правды: они совершаются не по аскетическому мотиву юродственного самоунижения. Василий швыряет камни в дома добродетельных людей и целует стены («углы») домов, где творились «кощуны»: у первых снаружи виснут изгнанные бесы, у вторых плачут ангелы. Данное царем золото он отдает не нищим, а купцу в чистой одежде, потому что купец потерял все свое состояние и, голодая, не решается просить милостыню. Поданное царем питие он выливает в окошко, чтобы потушить далекий пожар в Новгороде. Самое страшное – он разбивает чудотворный образ Божией Матери у Варварских ворот, на доске которого под святым изображением был нарисован черт. Дьявола он всегда умеет раскрыть во всяком образе и всюду его преследует. Так, он узнал его в нищем, который собирал много денег у людей, посылая в награду за милостыню «привременное счастье». В расправе с нищим-бесом есть мораль, острие которой направлено против благочестивого корыстолюбия: «Собираеши счастьем христианские души, в сребролюбивый нрав уловляеши».

Не раз блаженный представляется обличителем – хотя и кротким – Грозного-царя. Так, он укоряет царя за то, что, стоя в церкви, мыслями был на Воробьевых горах, где строились царские палаты. Скончавшийся в 50-х гг. XVI века, св. Василий не был свидетелем опричного террора Грозного. Но легенда заставляет его перенестись в Новгород во время казней и погрома города (1570). Оказавшись под мостом у Волхова в какой-то пещерке, Василий зазывает к себе Иоанна и угощает его сырой кровью и мясом. В ответ на отказы царя он, обнимая его одной рукою, другой показывает на небесах возносящиеся души невинных мучеников. Царь в ужасе машет платком, приказывая остановить казни, и страшные яства превращаются в вино и сладкий арбуз.

О почитании св. Василия, канонизованного в 1588 г., говорит посвящение ему храмов еще в XVI столетии и самое переименование народом Покровского (и Троицкого) собора, в котором он был погребен, в собор Василия Блаженного.

При царе Феодоре Ивановиче в Москве подвизался другой юродивый, по прозвищу Большой Колпак. В Москве он был пришельцем. Родом из вологодских краев, он работал на северных солеварнях в качестве водоноши. Переселившись в Ростов (он собственно ростовский святой), Иоанн построил себе келью у церкви и в ней спасался, увешав свое тело веригами и тяжелыми кольцами. Выходя на улицу, он надевал свой колпак, то есть одежду с капюшоном, как ясно объяснено в житии и изображается на старинных иконах. Едва ли не Пушкин первый назвал этот колпак железным в «Борисе Годунове». Как об особом подвиге Иоанна рассказывается, что он любил подолгу смотреть на солнце, помышляя о «праведном солнце». Дети и безумные люди смеялись над ним (слабые отголоски действительного юродства), но он не наказывал их, как наказывал Василий Блаженный, и с улыбкой предрекал будущее. Перед блаженный переселился в Москву, но мы ничего не знаем о его здешней жизни. Умер в мовнице (в бане), и во время его погребения в том же Покровском соборе, где схоронен Василий, произошло «знамение»: страшная гроза, от которой многие пострадали. У англичанина Флетчера читаем, что в его время «ходил по улицам нагой юродивый и восстановлял всех против Годуновых, которых почитают правителями государства». Обыкновенно отождествляют этого юродивого с Иоанном, хотя нагота его как будто противоречит одежде Колпака.

Но обличение царей и сильных мира в XVI веке уже сделалось неотъемлемой принадлежностью юродства. Самое яркое свидетельство дает летопись в рассказе о беседе псковского юродивого св. Николы с Иоанном Грозным. Пскову в 1570 г. грозила участь Новгорода, когда юродивый вместе с наместником князем Юрием Токмаковым велели ставить по улицам столы с хлебом-солью и с поклоном встречать царя. Когда после молебна царь зашел к нему благословиться, Никола поучал его «ужасными словесы еже престати велия кровопролития». Когда Иван, несмотря на предупреждение, велел снять колокол со Святой Троицы, то в тот же час у него пал лучший конь, «по пророчеству святого». Так пишет псковский летописец. Известная легенда прибавляет, что Никола поставил перед царем сырое мясо, несмотря на великий пост, и в ответ на отказ Иоанна: «Я христианин и в пост мяса не ем», – возразил: «А кровь христианскую пьешь?» Это кровавое угощение псковского юродивого, конечно, отразилось на народной легенде московского Василия.

По понятным причинам иностранцы-путешественники больше русских агиографов обращают внимание на политическое служение юродивых. Флетчер пишет (1588): «Кроме монахов, русский народ особенно чтит блаженных (юродивых), и вот почему: блаженные, подобно пасквилям, указывают на недостатки знатных, о которых никто другой и говорить не смеет. Но иногда случается, что за такую дерзкую свободу, которую они позволяют себе, от них тоже отделываются, как это и было с одним-двумя в предшествующее царствование за то, что они уже слишком смело поносили правление царя». Флетчер же сообщает о Василии Блаженном, что «он решился упрекнуть покойного царя в жестокости». Об огромном уважении русских к юродивым еще в начале XVI века пишет Герберштейн: «Юродивые ходили нагими, средина тела у них закрыта тряпкой, с дико распущенными волосами, железной цепью на шее. Их почитали и пророками – явно обличаемые ими говорили: «Это по грехам моим». Если они что брали в лавке, торговцы еще благодарили.

Из этих описаний иностранцев мы заключаем, во-первых, что юродивые в Москве были многочисленны, составляли особый класс, и что канонизовала из них весьма немногих (Впрочем, ввиду народного преимущественно почитания блаженных установление точного списка канонизованных святых этого чина встречает много трудностей.) Во-вторых, общее уважение к ним, не исключавшее, конечно, отдельных случаев насмешки со стороны детей или озорников, самые вериги, носимые напоказ, совершенно меняли на Руси смысл древнехристианского юродства. Менее всего это подвиг смирения. В эту эпоху юродство есть форма пророческого, в древнееврейском смысле, служения, соединенная с крайней аскезой. Специфически юродственное заключается лишь в посмеянии миру. Уже не мир ругается над блаженным, но они ругаются над миром.

Не случайно, что пророческое служение юродивых получает в XVI веке социальный и даже политический смысл. В эту эпоху осифлянская иерархия ослабевает в своем долге печалования за опальных и обличения неправды. Юродивые принимают на себя служение древних святителей и подвижников. С другой стороны, этот мирянский чин святости занимает в Церкви место, опустевшее со времени святых князей. Различие условий государственной жизни вызывает совершенно противоположные формы национального служения. Святые князья строили государство и стремились к осуществлению в нем правды. Московские князья построили это государство крепко и прочно. Оно существует силой принуждения, обязанностью службы и не требует святой жертвенности. передает государственное строительство всецело царю. Но неправда, которая торжествует в мире и в государстве, требует корректива христианской совести. И эта совесть выносит свой суд тем свободнее и авторитетнее, чем меньше она связана с миром, чем радикальнее отрицает мир. Юродивый вместе с князем вошли в Церковь как поборники Христовой правды в социальной жизни.

Общее понижение духовной жизни с половины XVI века не могло не коснуться и юродства. В XVI веке юродивые встречаются реже, московские уже не канонизуются церковью. Юродство – как и монашеская святость – локализируется на севере, возвращаясь на свою новгородскую родину. Вологда, Тотьма, Каргополь, Архангельск, Вятка – города последних святых юродивых. На Москве власть, и государственная и церковная, начинает подозрительно относиться к блаженным. Она замечает присутствие среди них лжеюродивых, натурально безумных или обманщиков. Происходит умаление и церковных празднеств уже канонизованным святым (Василию Блаженному). Синод вообще перестает канонизовать юродивых. Лишаясь духовной поддержки церковной интеллигенции, гонимое полицией, юродство спускается в народ и претерпевает процесс вырождения.

О современных юродивых, пожалуй, не узнаешь ни от экскурсовода, сопровождающего туристическую группу, ни из глянцевого путеводителя. Однако юродивые в нашей стране есть и сейчас. Причем некоторые из них не просто неплохо живут, но и процветают. Если раньше сумасшедшие предрекали, как правило, пришествие антихриста и рождение людей с песьими головами, то теперь они странствуют по городам и весям, рисуют лики святых, читают лекции о международном положении, а порой пишут песни для известных музыкантов.

Что известно о людях, из чьей среды вышло немало почитаемых святых? Известно, что на Руси только в XIV-ХVI веках канонизировали не менее 10 юродивых. Вспомним хотя бы Ваську Нагого, который, согласно легенде, обличал Ивана Грозного и предсказал взятие Казани. Когда блаженный умер, отпевал его сам митрополит. В его же честь народная молва переименовала Покровский собор на Красной площади в храм Василия Блаженного.

Но блаженные - очень разнородная социальная группа. Есть среди них "обыватели" и "деятели искусства", "политики" и даже "бизнесмены".

В том, кто они, – эти блаженные, калики, чудаки и дурачки, которые придавали городам особый "старорусский" шарм, попыталась сегодня разобраться газета "Версия"

Сема-книголюб находил печатную продукцию на городской свалке

Так, был некогда такой старик - Пиня. Юродствовал он в основном на самарских улицах, хотя добредал и до Казани, и до Москвы. Когда-то Пиня был талантливым ювелиром, потом свихнулся и пошел странствовать с самодельной холщовой сумкой. Одна навязчивая мысль задержалась в его голове: что он, Пиня, золотых дел мастер. Более полувека, бродя по улицам городов, юродивый собирал камушки, складывал их в суму и карманы. Иногда камушки рассыпались - тогда бывший ювелир плакал от огорчения. Набрав достаточно "товара", Пиня раскладывал "драгоценности" на тряпке и начинал торговать. Согбенный, с унылым носом и птичьей головой, он размахивал руками, ловил за полу воображаемых покупателей и что-то убедительно шептал себе под нос. Да и сейчас можно услышать от самарцев: "Ты ведешь себя, как Пиня!"

Духу коммерции был не чужд и липецкий блаженный Сема-книголюб. Печатную продукцию он находил на городской свалке. Комнатушка, которую Сема делил с матерью, вся была завалена книгами и журналами. Некоторые он тщательно мыл и сушил - готовил на продажу. Мог днями напролет "торговать" напротив городских школ, перекладывая свои размытые книжки и терпя насмешки и пинки от старшеклассников. Сему в детстве покалечил отец-алкоголик - повредил мальчику позвоночник, - так что он ходил боком, а на спине вырос горб.

Надо заметить, что не каждый юродивый коммерсант жалок и беззащитен. К примеру, пензенский Вольдемар-таксист весьма успешно зарабатывал себе на жизнь. Вечерами юродивый подстерегал припозднившихся гражданок и заставлял их вместе с ним скакать на метле несколько кварталов. Довезя до места назначения, Вольдемар никогда не забывал стребовать у обессилевших женщин плату за проезд.

Саратовский блаженный писал песни для Алены Апиной

Отличительная черта современных юродивых - страсть к переодеванию. Так, волгоградские дурачки Андрюша и Сережа - одаренное поколение городских чудаков-артистов. Парнишки используют форму сотрудников правоохранительных органов и солдат. Благо этого добра в российских семьях навалом и им охотно делятся с убогими. Ряженые кривляются на центральных улицах города, изображая то батальные сцены из жизни самураев, то исполняя самодельные песни. Например, выпрашивая подаяние, высвистывают на пустой пивной банке: "Давай за нас, давай за вас, и за спецназ, и за ХАМАС, и за горгаз, и за КамАЗ, и за мороз, и за Давос!" И им дают.

Одним из самых талантливых блаженных нашего времени следует признать и небезызвестного саратовского поэта Юру Дружкова - автора всех хитовых песен группы "Комбинация". Благодаря его текстам Алена Апина и иже с ней вознеслись к вершинам славы и благосостояния. Юра же писал стихи разноцветными фломастерами на огрызках бумаги, старательно выводя завитушки. С удовольствием дарил вирши встречным и поперечным. Он не получал за свои песни ни гроша, бродил по улицам родного Саратова в рванине, за что не раз бывал бит. Месяц назад Юру нашли зарезанным в собственной квартире.

Король Абрикос рассказывает о взрыве сверхновой звезды

Русское юродство всегда было сильно политизированным. Блаженный мог в лицо сказать боярам и царям такое, за что обычному человеку отвинтили бы голову. Например, из истории известно, что один из московских юродивых, Иван Большой Колпак, возбуждал народ против царя Бориса Годунова. Безумцы смело указывали на грехи знати и предсказывали политические перемены. Пророчества юродивых в былые времена ценились дороже нынешних прогнозов Германа Грефа.

В той же Пензе в одной из пивных можно услышать громогласный голос пристойно одетого мужчины в шляпе и галстуке. "Король политологии", блаженный со странной кличкой Абрикос, читает посетителям пивной лекции о международном положении, жуликах-олигархах, противостоянии западной и восточной цивилизаций, о взрыве в центре Вселенной сверхновой звезды. За разнообразные познания лектора награждают "пенным". Несмотря на широкую тематику выступлений, обилие цитат, версий и контрверсий, свои спичи Абрикос заканчивает одинаково грустно: "Глупая Россия, долбанутая страна!"

Ну и, конечно, политически озабоченных сумасшедших можно встретить на всяком мало-мальски значительном митинге, независимо от цвета знамен, которые там поднимаются.

Юродивая Наталья мечтает выйти замуж за полковника

Есть среди блаженных и свои, так сказать, "обыватели" - люди, не стремящиеся ни к политической, ни к артистической карьере, ни к богатству. К таким относится, например, Лида Казанская. В молодости она была натурщицей, относила себя к культурной элите, ходила в модном парижском пальтишке с муфточкой. Что произошло с ней, неизвестно, но дама быстро обнищала и помешалась. С руками, покрытыми коростой, она гордо вышагивает по мостовой - в неизменном парижском пальтишке, которое давно превратилось в рубище. И все бормочет по-французски. Побираться ей аристократизм не позволяет. Одежду, которую ей из жалости дают люди, не берет. Брезгует.

Еще один известный городской сумасшедший - тюменский Леша-банщик. Он отличается отменным здоровьем, в любую погоду возвращается из бани домой в мокрой одежде. Леша терпеть не может, когда до него дотрагиваются - он с остервенением трет мочалкой "запачканное" место. Этим часто пользуются мужики-шутники: невзначай притрагиваются к безумцу, заставляя его часами оттираться в мыльной. Больше всего Леша боится крыс. Городская шпана вьется за ним хвостом, горланя: "Леха, тебе крыса в штаны залезла!" Юродивый крутится на месте, бьет себя по ляжкам и грозит хулиганам пальцем.

Иные юродивые женщины по-своему ищут семейного счастья. Так, в районе волгоградской фабрики "Аора" можно встретить исполинского роста девицу, настоящего гренадера в юбке, которая с радостными воплями кидается на незнакомых мужчин. Рыжеволосая Наталья сдавливает прохожих в своих стальных объятиях, освободиться от которых непросто. Дело в том, что Наталья мечтает выйти замуж за полковника и настойчиво разыскивает своего суженого. Впрочем, во всем остальном она девушка вполне безобидная.

Странница Марфа хотела обойти все известные святые места России

Наконец, самая многочисленная категория русских блаженных - непосредственно убогие, то есть вечные паломники, кликуши и околохрамовые безумцы. Это, например, паломница Марфа-фотограф, с которой корреспонденту "Версии" удалось познакомиться в Саратове. Марфа собирает у прихожан поминальные записки и разносит их по знаменитым монастырям. В некоторых деревнях ее считают чуть ли не святой: матери думают, что, если эта юродивая приласкает в люльке ребенка, тот непременно выздоровеет.

Марфа производила впечатление заурядной бабушки, но поглядывала не прямо, а из стороны, склоняя голову набок. Ее ноги были абсолютно черны и босы в мороз.

Хожу по святым монастырям. В Киевской лавре была, в Оптиной пустыни, в Дивееве, - нараспев перечисляла странница. - Без пищи иду, иногда картошку с огородов ем, подсолнухи у дороги. А водичку пью болотную, озерную и росу травяную. В лужу крестик надо опустить и перекрестить трижды, с молитвой, тогда здоровью убытка не будет. Иду с посошком и пою Иисусову молитву.

Если в деревнях не приглашают в дом, странница ночует в банях или в стогах, а то и прямо в поле. Есть у Марфы и цель: она надеется обойти все известные святые места России и в каждом сфотографировать какое-либо чудо. Свой аппарат, дешевую мыльницу, она нашла разбитым на тротуаре и не подозревает, что ему как минимум требуется пленка. С ней скитается друг, паломник Алексей. "Мы с ним вместе в Саров ходили, - охотно рассказала блаженная. - Он в муравейниках купается, а ест как - ужас! Ухватит калачик и, держа в зубах, весь калач исщиплет и размечет, а что во рту - то у него и пища. Он "иерусалимец", носит с собой щепочки от Гроба Господня и кусочки от той лестницы, которую Иаков видел во сне. Еще у него есть пузырьки, он их всем показывает и уверяет, что там Тьма Египетская. Совсем тронутый".

Однажды юродивую избили и хотели обобрать бомжи, да только ничего не нашли в ее котомке, кроме поминальных записок.

А вот Тверь в прошлом году лишилась своего самого любимого юродивого - Степаныча, которого многие называли символом этого города. Ночами блаженный ютился в сторожке храма Покрова Богородицы, а днем мелом рисовал на асфальте, на набережной реки Тьмаки. Рисовал разноцветные храмы и лики святых. Знавшие его люди отзывались о нем как о трогательном и беззащитном человеке, считали, что дедушка этот не простой нищий, а святой. В то же время на Степаныча не раз нападали агрессивные подростки, которые избивали старика, отнимали у него поданные людьми деньги и мелки.

Когда к Степанычу подходили и восхищались его рисунками, он расцветал. Говорил: "Вишь, как церкви горят, людям нравится! Я ко всем хорошо отношусь, я не делю по вере, для меня нет ни мусульман, ни иудеев, ведь Бог един..." Побеседовать с блаженным приезжали священнослужители и городские чиновники.

Прошлым летом художника забили и закололи ножами бродяги. Так Тверь лишилась своего блаженного. Хоронили беднягу на деньги, собранные прихожанами Покровского храма.

Большинство же юродивых - все эти "гаишники", "таксисты" и "книголюбы" - уходят тихо, будто в никуда, и люди этого даже не замечают. Ведь, как говорит народная мудрость: на Руси дураков на 100 лет вперед припасено.

Один из самых известных университетских профессоров, читая свои лекции по богословию, не без иронии замечал, что такие понятия, как «грех» или «бес», вызывают смущение образованной публики, - так что напрямую, без культурологических оговорок, использовать их в серьезном разговоре с интеллигентными людьми практически невозможно. И рассказывал следующий анекдот: некий миссионер, выступая с проповедью в техническом ВУЗе, вынужден был отвечать на вопрос о том, как у человека впервые появляется мысль о преступлении. Пытаясь говорить с аудиторией на ее языке, он сформулировал такую фразу: «Мысль о преступлении человеку телепатически транслирует трансцендентально-ноуменальное тоталитарно-персонализированное космическое зло». Тут из-под кафедры высовывается голова изумленного беса: «Как ты меня назвал?»

Дело в том, что истина не боится спора. Истину нельзя уничтожить. Поэтому мир придумал эффективный способ ее утилизировать - как некий опасный радиоактивный материал, который запаивают в непроницаемый свинцовый контейнер и закапывают на отдаленном пустыре. Сначала истины, добытые великими умами в мучительной борьбе, становятся привычными и обыденными. То, что было долгожданным трофеем для отцов, становится игрушкой для детей, наподобие дедовых медалей и орденских планок. Люди привыкают относиться к истинам как к чему-то само собою разумеющемуся. Затем привычное становится банальным и от него пытаются отделаться посредством цинизма, иронии и кавычек. «Нет, брат, это все распущенность, пустота! - говорит тургеневский Базаров. - И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду? Это все романтизм, чепуха, гниль, художество». В конечном итоге осмеянная и окарикатуренная истина под видом фольклора вообще выводится из дискурсивного поля. Добро и зло начинают ассоциироваться исключительно с «избушкой на курьих ножках», а такие вещи как подвиг и предательство без кавычек сохраняются разве что в детском обиходе - наравне с «бабаем» и «доброй феей».

«Христиане верят, что Иисус из Назарета, якобы одним словом исцелявший больных и якобы воскрешавший мертвых, якобы и Сам воскрес на третий день после смерти». Только так, в смирительной рубашке кавычек, в окружении слов-санитаров евангельская Истина и может войти в «просвещенное» собрание светских людей.

Горделивый ум оказывается неспособен сделать Истину даже предметом критики. «Что есть истина?» - иронически вопрошает иудейский прокуратор и, не дожидаясь ответа, проходит мимо Того, Кто Сам есть Истина и Жизнь.

Этот процесс чутко отображает литература. В предисловии к сборнику «Русские цветы зла» Виктор Ерофеев прослеживает пути отечественной литературной традиции, отмечая, что в новый и новейший период «разрушилась хорошо охранявшаяся в классической литературе стена... между положительными и отрицательными героями... Любое чувство, не тронутое злом, ставится под сомнение. Идет заигрывание со злом, многие ведущие писатели либо заглядываются на зло, завороженные его силой и художественностью , либо становятся его заложниками... Красота сменяется выразительными картинами безобразия. Развивается эстетика эпатажа и шока, усиливается интерес к "грязному" слову, мату как детонатору текста. Новая литература колеблется между "черным" отчаянием и вполне циничным равнодушием. Сегодня мы наблюдаем вполне закономерный итог: онтологический рынок зла затоваривается, бокал до краев наполнился черной жидкостью. Что дальше?»

«Не подниму руки на брата моего» - говорили великие русские святые Борис и Глеб. В культуре феодальной раздробленности «брат» - синоним слову «конкурент». Это тот, из-за кого у тебя меньше земли и власти. Убить брата - все равно, что победить конкурента, - дело достойное настоящего князя, свидетельство его сверхчеловеческой натуры и привычный образ мужества. Святые слова Бориса, впервые прозвучав в русской культуре, несомненно, казались загадочным бредом юродивого.

Юродство принято считать специфической формой христианской святости. Однако к этому средству возвращения истин из «культурного архива» часто прибегали еще древнегреческие философы. Антисфен посоветовал афинянам принять постановление: «Считать ослов конями». Когда это сочли нелепостью, он заметил: «Ведь вы простым голосованием делаете из невежественных людей - полководцев. Когда его однажды хвалили дурные люди, он сказал: «Боюсь, не сделал ли я чего дурного?»

Когда один развратный чиновник написал у себя на дверях: «Да не внидет сюда ничто дурное», Диоген спросил: «А как же войти в дом самому хозяину?» Некоторое время спустя, он заметил на том же доме табличку: «Продается». «Я так и знал, - заявил философ, - что после стольких попоек ему будет нетрудно изрыгнуть своего владельца».

Сим, казначей тирана Дионисия, был отвратительным человеком. Однажды он с гордостью показывал Аристиппу свой новый дом. Оглядев пышные комнаты с мозаичными полами, Аристипп откашлялся и сплюнул в лицо хозяину, а в ответ на его ярость сказал: «Нигде не было более подходящего места».

Юродство, помимо прочего, делает человека маргиналом и потому способно быть весьма действенным лекарством против тщеславия. Ложная честь побуждает нас казаться перед людьми лучше, чем мы есть. Именно поэтому рассказать о своем грехе на исповеди оказывается труднее, чем его совершить. В этом случае нам может помочь пример мудрецов и святых, исполнивших слова Христа: «Когда ты будешь позван кем на брак, не садись на первое место, чтобы не случился кто из званых им почетнее тебя, и звавший тебя и его, подойдя, не сказал бы тебе: уступи ему место; и тогда со стыдом должен будешь занять последнее место. Но когда зван будешь, придя, садись на последнее место, чтобы звавший тебя, подойдя, сказал: друг! пересядь выше; тогда будет тебе честь пред сидящими с тобою, ибо всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится».

Юродство – духовно-аскетический подвиг, который заключается в отказе от мирских благ и общепринятых норм жизни, принятии на себя образа человека, не имеющего разума, и смиренном терпении поруганий, презрения и телесных лишений.
Ключом к пониманию этого подвига является фраза из Священного Писания: «[i]…мудрость мира сего есть безумие пред Богом… » (1 Кор. 3, 19).

Юродивый (слав. глупый, безумный) — человек, взявший на себя подвиг изображения внешнего, т.е. видимого безумия с целью достижения внутреннего смирения. Христа ради юродивые ставили себе задачей побороть в себе корень всех грехов – гордость . Для этого они вели необычный образ жизни, иногда представлялись как бы лишенными рассудка, вызывая тем над собою насмешки людей. Вместе с тем, они в иносказательной символической форме обличали зло в мире, как словами, так и действиями. Такой подвиг брали на себя юродивые для того, чтобы смирить себя и вместе с тем сильнее воздействовать на людей, так как к обычной простой проповеди люди относятся равнодушно. Подвиг юродства ради Христа был особенно распространен у нас на Русской земле.

ЮРОДИВЫЙ КАК ПРОРОК И АПОСТОЛ

Он ничей сын, ничей брат, ничей отец, у него нет дома (…). По сути, юродивый не преследует ни одной корыстной цели. Он ничего не добивается.
Юлия Де Бособр, «Творящее страдание»
Юродство — это символ погибших для мира сего людей, предназначение которых наследовать жизнь вечную. Юродство — не философия, но определенное восприятие жизни, бесконечное уважение к человеческой личности (…), не продукт интеллектуальных достижений, а творение культуры сердца.
Сесил Колинз, «Проникновенность юродства» Юродивому нечего терять. Он умирает каждый день.
Матушка Мария Норманбейская, «Юродство»

Евангелие от Луки

«юродство ради Христа».

Всякий возвышающий себя унижен будет, а унижающий себя возвысится.
Евангелие от Луки

Истинному христианину не свойственно лицемерить и притворяться, он должен быть со всеми честен и открыт, однако существует особый род христианского подвига, который внешне можно охарактеризовать как притворство и напускное чудачество. Имя этому подвигу «юродство ради Христа».

Этот и многие другие случаи показывают, как юродивые своим примером пытались вразумить людей, доводя до абсурда те пороки, которые свойственны многим из нас. Они, будучи очевидно святыми людьми, сподобившимися от Бога дара чудотворения, в карикатурной форме изображали мелочную обидчивость, зависть, сварливость, давая людям возможность посмотреть на себя со стороны. Посмотреть и устыдиться.

Не стоит видеть в поведении юродивых едкой сатиры. В отличие от карнавальных шутов, юродивые были движимы состраданием и любовью к заблуждающимся людям. Так блаженный Прокопий Устюжский, который считается первым юродивым на Руси, в один воскресный день начал призывать жителей Устюга к покаянию, предупреждая, что если они не раскаются в своих грехах, город постигнет Божий гнев. Люди смеялись над блаженным, говоря «он не в своем уме». Еще несколько дней после этого блаженный Прокопий со слезами на глазах умолял устюжан принести покаяние, но никто его не слушал. И лишь, когда вскоре грозное пророчество святого сбылось, и на город налетел страшный ураган, люди в трепете сбежались в соборный храм, где перед иконой Богоматери, теплой Заступнице рода нашего, слезно молился святой угодник Божий. Последовав его примеру, жители Устюга также начали усердно молиться. Город был спасен, но главное – были спасены многие души, получившие вразумление благодаря молитвам святого Прокопия.

Будучи великими молитвенниками, постниками и прозорливцами, юродивые избегали земной славы, притворяясь безумными. Блаженный Прокопий, проводя каждую ночь, не взирая на лютые морозы, в молитве на паперти соборного храма, утром мог заснуть на куче навоза, а святого Симеона, жившего в Антиохии, можно было видеть таскающим за собой по городу привязанного за ногу дохлого пса. Зачастую это приводило к тому, что святых осмеивали, ругали, пинали, а иногда и избивали. Их подвиг можно назвать добровольным мученичеством, причем, в отличие от мучеников страдавших единожды, юродивые ради Христа терпели скорби и унижения всю свою жизнь.

Ведя подобный образ жизни, юродивые боролись не только с грехами других людей, но в первую очередь вели невидимую брань с грехом, который мог погубить их собственную душу – с гордыней. Подвиг юродства, как никакой другой способствует развитию в душе подвижника добродетели смирения, иначе как юродивые смогли бы сносить выпадавшие на их долю скорби.

Но смирение не означает слабоволия и попустительства греху. Порой юродивые бесстрашно возвышали свой голос там, где другие боялись рта раскрыть. Так, псковский святой Николай Саллос предложил царю Ивану Грозному отведать сырого мяса великим постом. «Я христианин и в пост мяса не ем», — возмутился царь. «А кровь христианскую пьешь», — последовал ответ святого. Царь был посрамлен и покинул город, в котором собирался учинить суровые расправы.

Христа ради юродивые исполнили слова апостола Павла: «Если впадет человек в какое согрешенье, вы духовные исправляйте такового в духе кротости, наблюдая каждый за собой, чтобы не быть искушенным».

Блаженные подвижники избегали суетной земной славы, но своими тяжелыми подвигами они заслужили нетленную славу небесную и были прославлены Господом на земле многочисленными чудесами, совершающимися по их молитвам.

Мы безумны Христа ради … терпим голод и жажду, и наготу, и побои, и скитаемся … Мы как сор для мира, как прах всеми попираемый.
Послание святого Апостола Павла

ЮРÓДИВЫЕ — подвижники Православной Церкви, принимавшие на себя подвиг юродства, то есть внешнего, кажущегося безумия. Основанием для подвига юродства послужили слова Апостола Павла из первого послания к Коринфянам: «Ибо слово о кресте для погибающих юродство есть, а для них спасаемых, — сила Божия» (1 Кор. 1,18),»Ибо, когда мир своею мудростью не познал Бога в премудрости Божией, то благоугодно было Богу юродством проповеди спасти верующих» (1 Кор. 1,21), «а мы проповедуем Христа распятого, для Иудеев соблазн, а для Еллинов безумие» (1 Кор. 1,23), «Если кто из вас думает быть мудрым в веке сем, то будь безумным, чтобы быть мудрым» (1 Кор. 3, 18).

Юродивые отказывались ради Христа не только от всех благ и удобств земной жизни, но также часто и от общепринятых норм поведения в обществе. Зимой и летом они ходили босиком, а многие и вообще без одежды. Нарушали часто юродивые и требования морали, если смотреть на нее как на выполнение определенных этических норм. Многие из юродивых, обладая даром прозорливости, принимали подвиг юродства из чувства глубоко развитого смирения, чтобы люди приписывали их прозорливость не им, а Богу. Поэтому они часто говорили, употребляя внешне бессвязную форму, намеками, иносказаниями. Другие юродствовали, чтобы потерпеть унижения и бесславия ради Царства Небесного. Были и такие юродивые, называемые в народе блаженными, которые не принимали на себя подвига юродства, а действительно производили впечатление слабоумных благодаря своей оставшейся на всю жизнь детскости.

Если объединить мотивы, побуждавшие подвижников принимать на себя подвиг юродства, то можно выделить три основных момента. Попрание тщеславия, весьма возможного при совершении монашеского аскетического подвига. Подчеркивание противоречия между истиной во Христе и так называемым здравым смыслом и нормами поведения. Служение Христу в своеобразной проповеди не словом или делом, а силой духа, облеченной во внешне убогую форму.

Подвиг юродства — специфически православный. Католический и протестантский Запад не знает подобной формы подвижничества.

Юродивые по большей части были мирянами, но мы можем назвать и несколько юродивых — монахов. Среди них святая Исидора, первая по времени юродивая († 365), инокиня Тавенского монастыря; святой Симеон, преподобный Фома.

Наибольшую известность из юродивых получил святой Андрей. С его именем связан праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Этот праздник установлен в память события, происшедшего в Константинополе в середине Х века. Городу угрожала опасность от сарацинов, но однажды юродивый Андрей и ученик его Епифаний, молясь во время всенощного бдения во Влахернском храме, увидели в воздухе Пресвятую Деву Марию с сонмом святых, распростершую свой омофор (покров) над христианами. Ободренные этим видением, византийцы отбили сарацинов.

Особенно распространено и почитаемо народом было юродство Христа ради на Руси. Его расцвет падает на XVI столетие: в XIV веке — четыре почитаемых русских Ю., в XV — одиннадцать, в XVI — четырнадцать, в XVII — семь.

Подвиг юродства — один из тяжелейших подвигов, который принимали на себя во имя Христа отдельные лица ради спасения своей души и служения ближним с целью их нравственного пробуждения.

В Киевской Руси еще не было подвига юродства Христа ради как такового. Хотя отдельные святые в известном смысле и юродствовали какое-то определенное время, но это скорее был аскетизм, принимавший по временам формы, очень сходные с юродством.

Первым юродивыми в полном смысле этого слова был на Руси Прокопий Устюжский († 1302). Прокопий, согласно житию, смолоду был богатым купцом «от западных стран, от латинска языка, от немецкой земли». В Новгороде он пленился красотой православного богослужения. Приняв Православие, он раздает бедным свое имение, «приемлет юродственное Христа ради житие и в буйство преложися». Когда его начали ублажать в Новгороде, он ушел из Новгорода, направился «в восточные страны», шел по городам и селам, непроходимым лесам и болотам, принимал благодаря своему юродству побои и оскорбления, но молился за своих обидчиков. Праведный Прокопий, Христа ради Ю., избрал для своего жительства город Устюг, «великий и славный». Жизнь он вел настолько суровую, что с ней не могли сравниться предельно аскетичные монашеские подвиги. Юродивый спал под открытым небом «на гноище» нагой, впоследствии на паперти соборной церкви, молился по ночам о полезном «граду и людем». Питался он, получая от людей до невероятности ограниченное количество пищи, но никогда не брал ничего у богатых.

То, что первый русский юродивый прибыл в Устюг из Новгорода, глубоко симптоматично. Новгород был поистине родиной русского юродства. Все известные русские юродивые XIV века связаны так или иначе с Новгородом.

Здесь «буйствовали» в XIV веке юродивый Николай (Кочанов) и Федор. Они устраивали между собой показные драки, причем ни у кого из зрителей не возникало сомнения, что они пародируют кровавые столкновения Новгородских партий. Никола жил на Софийской стороне, а Федор на Торговой. Они переругивались и кидались друг в друга через Волхов. Когда кто-нибудь из них пытался перейти реку по мосту, другой гнал его назад, крича: «Не ходи на мою сторону, живи на своей». Предание прибавляет, что нередко после таких столкновений блаженные возвращались часто не по мосту, а по воде, яко по суху.

В Клопском Троицком монастыре подвизался преподобный Михаил, почитаемый в народе за юродивого, хотя в его житиях (три редакции) мы и не находим типичных черт юродства. Преподобный Михаил был провидцем, в его житиях собраны многочисленные пророчества, по-видимому записывавшиеся иноками Клопского монастыря.

Прозорливость святого Михаила выразилась, в частности, в указании места для рытья колодца, в предсказании близкого голода, причем старец просил кормить голодных монастырской рожью, в предсказании болезни посаднику, ущемлявшему иноков, и смерти князю Шемяке. Предсказывая смерть Шемяке, преподобный старец гладит его по голове, а, обещая владыке Евфимию хиротонию в Литве, берет из его рук «ширинку» и возлагает ему на голову.

У преподобного Михаила, как и у многих других святых, была особая связь с нашими «меньшими братьями». За гробом игумена идет он в сопровождении оленя, кормя его мохом из своих рук. В то же время, обладая высоким даром Христовой любви к ближним и даже к твари, старец сурово обличал сильных мира сего.

Современник преподобного Михаила Ростовского юродивый Исидор († 1474) живет на болоте, днем юродствует, а по ночам молится. Его заушают и смеются над ним, несмотря на чудеса и предсказания, заслужившие ему прозвище «Твердислов». И этот юродивый, подобно праведному Прокопию Устюжскому, «от стран бе западных, роду римского, языка немецкого». Точно так же другой ростовский юродивый Иоанн Власатый († 1581) был пришельцем с Запада. Иноязычное происхождение трех русских юродивых свидетельствует, что они настолько глубоко пленились Православием, что и форму подвижничества избрали специфически православную.

Первым московским юродивым был блаженный Максим († 14ЗЗ), канонизованный на Соборе 1547 года. К сожалению, житие блаженного Максима не сохранилось,

В XVI веке пользовались всеобщей известностью в Москве Василий Блаженный и Иоанн Большой Колпак. Помимо жития святого Василия память народная сохранила и предание о нем.

По преданию Василий Блаженный был в детстве отдан к сапожнику в ученики и тогда уже проявил прозорливость, посмеявшись и прослезившись над купцом, заказавшим себе сапоги. Василию же было открыто, что купца ожидала близкая смерть. Уйдя от сапожника, Василий вел в Москве бродячую жизнь, ходя без одежды и ночуя у одной боярской вдовы. В юродстве Василия характерно обличение общественной несправедливости и грехов различных сословий. Однажды он уничтожил товары на рынке, наказав недобросовестных торговцев. Все его, казавшиеся взору обычного человека непонятными и даже абсурдными, поступки имели тайный мудрый смысл видения мира духовными очами. Василий швыряет камни в дома добродетельных людей и целует стены домов, где творились «кощуны», так как у первых снаружи виснут изгнанные бесы, тогда как у вторых — плачут Ангелы. Подаренное царем золото он дарит не нищим, а купцу, потому что прозорливому взору Василия ведомо, что купец потерял все свое состояние, а просить милостыни стыдится. Питие, поданное царем, Ю. выливает в окошко, чтобы потушить пожар в далеком Новгороде.

Василий Блаженный отличался особым даром раскрыть беса в любом обличье и всюду его преследовать. Так, он узнал беса в нищем, который собирал много денег и в награду за милостыню устраивал людям «привременное счастье».

В разгар опричнины он не боялся обличать грозного царя Ивана IV, за что пользовался в народе огромным моральным авторитетом. Интересно описание обличения Василием Блаженным царя во время массовой казни в Москве. Святой обличает царя в присутствии огромного скопления народа. Народ, молчавший во время казни бояр, в то же время, когда разгневанный царь готовился пронзить юродивого копьем, зароптал: «Не тронь его!.. не тронь блаженного! В наших головах ты волен, а блаженного не тронь!» Иван Грозный вынужден был сдержать себя и отступить. Погребен был Василий в Покровском соборе на Красной площади, который в сознании народа навсегда соединился с его именем.

Иоанн Большой Колпак подвизался в Москве при царе Феодоре Иоанновиче. В Москве он был пришельцем. Родом из вологодских краев, он работал водоносом на северных солеварнях. Все бросив и переселившись в Ростов Великий, Иоанн построил себе келью около церкви, покрыл тело веригами и тяжелыми кольцами, выходя же на улицу, всегда надевал колпак, отчего и получил свое прозвище. Иоанн часами мог смотреть на солнце — это было его любимое занятие — помышляя о «праведном солнце». Дети смеялись над ним, но он не сердился на них. Юродивый всегда улыбался, с улыбкой он и прорицал будущее. Незадолго перед смертью Иоанн переселился в Москву. Известно, что умер он в мовнице (бане), погребли его в том же Покровском соборе, в котором погребен Василий. Во время погребения блаженного поднялась страшная гроза, от которой многие пострадали.

В XVI веке обличение царей и бояр стало неотъемлемой принадлежностью юродства. Яркое свидетельство такого обличения дает летопись о разговоре псковского юродивого Николы с Иоанном Грозным. Пскову в 1570 году грозила участь Новгорода, когда юродивый вместе с наместником Юрием Токмаковым предложили псковитянам ставить на улицах столы с хлебом-солью и с поклонами встречать московского царя. Когда после молебна царь подошел к святому Николаю за благословением, тот поучал его «ужасными словесы еже престати велия кровопролития». Когда же Иоанн, несмотря на увещевание, велел снять колокол со Святой Троицы, то в тот же час у него пал лучший конь по пророчеству святого. В сохранившемся предании рассказывается, что Никола поставил перед царем сырое мясо и предложил есть, когда царь отказался, сказав «я христианин, и в пост мяса не ем», Никола ответил ему: «А кровь христианскую пьешь?»

Очень поражали юродивые иностранцев-путешественников, находившихся в то время в Москве. Флетчер в 1588 году пишет:

«Кроме монахов, русский народ особенно чтит блаженных (юродивых) и вот почему: блаженные… указывают на недостатки знатных, о которых никто другой и говорить не смеет. Но иногда случается, что за такую дерзкую свободу, которую они позволяют себе, от них тоже отделываются, как это и было с одним, двумя в предшествовавшее царствование, за то, что они уже слишком смело поносили правление царя». Флетчер же сообщает о Василии Блаженном, что «он решился упрекнуть покойного царя в жестокости». Об огромном уважении русского народа к юродивым пишет также Герберштейн: «Их почитали пророками: явно обличаемые ими говорили: это по грехам моим. Если они что брали в лавке, торговцы еще благодарили».

По свидетельству иностранцев, юродивых. в Москве было очень много, они составляли по существу как бы некий отдельный орден. Канонизована из них весьма незначительная часть. Есть глубоко почитаемые до сих пор, хотя и неканонизованные местные юродивые.

Таким образом, юродство на Руси по большей части не подвиг смирения, а форма пророческого служения, соединенного с крайней аскезой. Юродивые обличали грехи и несправедливость и таким образом не мир смеялся над русскими юродивыми, а юродивые смеялись над миром. В XIV- XVI веках русские юродивые были воплощением совести народа.

Почитание народом юродивых привело, начиная с XVII века, к тому, что появилось много лжеюродивых, преследовавших свои корыстные цели. Случалось также, что за юродивых принимали и просто душевнобольных людей. Поэтому Церковь всегда очень осторожно подходила к канонизации юродивых.

Богословско-литургический словарь

Один из самых известных университетских профессоров, читая свои лекции по богословию, не без иронии замечал, что такие понятия, как «грех» или «бес», вызывают смущение образованной публики, – так что напрямую, без культурологических оговорок, использовать их в серьезном разговоре с интеллигентными людьми практически невозможно. И рассказывал следующий анекдот: некий миссионер, выступая с проповедью в техническом ВУЗе, вынужден был отвечать на вопрос о том, как у человека впервые появляется мысль о преступлении. Пытаясь говорить с аудиторией на ее языке, он сформулировал такую фразу: «Мысль о преступлении человеку телепатически транслирует трансцендентально-ноуменальное тоталитарно-персонализированное космическое зло». Тут из-под кафедры высовывается голова изумленного беса: «Как ты меня назвал?»

Дело в том, что истина не боится спора. Истину нельзя уничтожить. Поэтому мир придумал эффективный способ ее утилизировать – как некий опасный радиоактивный материал, который запаивают в непроницаемый свинцовый контейнер и закапывают на отдаленном пустыре. Сначала истины, добытые великими умами в мучительной борьбе, становятся привычными и обыденными. То, что было долгожданным трофеем для отцов, становится игрушкой для детей, наподобие дедовых медалей и орденских планок. Люди привыкают относиться к истинам как к чему-то само собою разумеющемуся. Затем привычное становится банальным и от него пытаются отделаться посредством цинизма, иронии и кавычек. «Нет, брат, это все распущенность, пустота! – говорит тургеневский Базаров. – И что за таинственные отношения между мужчиной и женщиной? Мы, физиологи, знаем, какие это отношения. Ты проштудируй-ка анатомию глаза: откуда тут взяться, как ты говоришь, загадочному взгляду? Это все романтизм, чепуха, гниль, художество». В конечном итоге осмеянная и окарикатуренная истина под видом фольклора вообще выводится из дискурсивного поля. Добро и зло начинают ассоциироваться исключительно с «избушкой на курьих ножках», а такие вещи как подвиг и предательство без кавычек сохраняются разве что в детском обиходе – наравне с «бабаем» и «доброй феей».

«Христиане верят, что Иисус из Назарета, якобы одним словом исцелявший больных и якобы воскрешавший мертвых, якобы и Сам воскрес на третий день после смерти». Только так, в смирительной рубашке кавычек, в окружении слов-санитаров евангельская Истина и может войти в «просвещенное» собрание светских людей.

Горделивый ум оказывается неспособен сделать Истину даже предметом критики. «Что есть истина?» – иронически вопрошает иудейский прокуратор и, не дожидаясь ответа, проходит мимо Того, Кто Сам есть Истина и Жизнь.

Этот процесс чутко отображает литература. В предисловии к сборнику «Русские цветы зла» Виктор Ерофеев прослеживает пути отечественной литературной традиции, отмечая, что в новый и новейший период «разрушилась хорошо охранявшаяся в классической литературе стена… между положительными и отрицательными героями… Любое чувство, не тронутое злом, ставится под сомнение. Идет заигрывание со злом, многие ведущие писатели либо заглядываются на зло, завороженные его силой и художественностью, либо становятся его заложниками… Красота сменяется выразительными картинами безобразия. Развивается эстетика эпатажа и шока, усиливается интерес к «грязному» слову, мату как детонатору текста. Новая литература колеблется между «черным» отчаянием и вполне циничным равнодушием. Сегодня мы наблюдаем вполне закономерный итог: онтологический рынок зла затоваривается, бокал до краев наполнился черной жидкостью. Что дальше?»

«Не подниму руки на брата моего» – говорили великие русские святые Борис и Глеб. В культуре феодальной раздробленности «брат» – синоним слову «конкурент». Это тот, из-за кого у тебя меньше земли и власти. Убить брата – все равно, что победить конкурента, – дело достойное настоящего князя, свидетельство его сверхчеловеческой натуры и привычный образ мужества. Святые слова Бориса, впервые прозвучав в русской культуре, несомненно, казались загадочным бредом юродивого.

Юродство принято считать специфической формой христианской святости. Однако к этому средству возвращения истин из «культурного архива» часто прибегали еще древнегреческие философы. Антисфен посоветовал афинянам принять постановление: «Считать ослов конями». Когда это сочли нелепостью, он заметил: «Ведь вы простым голосованием делаете из невежественных людей – полководцев. Когда его однажды хвалили дурные люди, он сказал: «Боюсь, не сделал ли я чего дурного?»

Когда один развратный чиновник написал у себя на дверях: «Да не внидет сюда ничто дурное», Диоген спросил: «А как же войти в дом самому хозяину?» Некоторое время спустя, он заметил на том же доме табличку: «Продается». «Я так и знал, – заявил философ, – что после стольких попоек ему будет нетрудно изрыгнуть своего владельца».

Сим, казначей тирана Дионисия, был отвратительным человеком. Однажды он с гордостью показывал Аристиппу свой новый дом. Оглядев пышные комнаты с мозаичными полами, Аристипп откашлялся и сплюнул в лицо хозяину, а в ответ на его ярость сказал: «Нигде не было более подходящего места».

Юродство, помимо прочего, делает человека маргиналом и потому способно быть весьма действенным лекарством против тщеславия. Ложная честь побуждает нас казаться перед людьми лучше, чем мы есть. Именно поэтому рассказать о своем грехе на исповеди оказывается труднее, чем его совершить. В этом случае нам может помочь пример мудрецов и святых, исполнивших слова Христа: «Когда ты будешь позван кем на брак, не садись на первое место, чтобы не случился кто из званых им почетнее тебя, и звавший тебя и его, подойдя, не сказал бы тебе: уступи ему место; и тогда со стыдом должен будешь занять последнее место. Но когда зван будешь, придя, садись на последнее место, чтобы звавший тебя, подойдя, сказал: друг! пересядь выше; тогда будет тебе честь пред сидящими с тобою, ибо всякий возвышающий сам себя унижен будет, а унижающий себя возвысится».
Сергей Мазаев

Безумная любовь

Жития святых - это литературный жанр. И, как у каждого жанра, у него есть свои характерные черты. Поскольку это очень древний вид литературы, а Церковь - среда весьма консервативная (что само по себе прекрасно), то и агиография сохраняет в себе множество свойств, полученных ею многие сотни лет назад. Современный же человек - это минимизатор. Становясь чем далее, тем более плоским, он не понимает и отвергает всю пышную сложность прежних эпох, а значит, и своего прошлого. Многое кажется ему смешным, многое - наивным. Во многие вещи он верить отказывается. Святыми для него сегодня являются актеры и спортсмены, а жития этих святых умещаются в формат светской хроники или скандалов. Логический конец этого процесса - в аду. И что делать? Нужно идти друг другу навстречу, то есть приближать жития к современному пониманию, а людям интересующимся - устремляться навстречу святым.

Знакомство с любым из святых - это личная встреча двух человеческих душ. Встреча «через годы, через расстоянья». Именно пронзительной глубиной личного чувства эти знакомства и отличаются. Весь остальной исторический антураж - как то эпоха жизни святого, одежда, нравы, быт, смены царственных династий - отступает на задний план и становится вторичным. Мы бы очень хотели, чтобы у живущих ныне людей было как можно больше друзей из числа уже живущих в Небесном Иерусалиме. Мы бы очень хотели, чтобы люди общались со святыми, учились у них и брали с них пример, исполняя Павловы слова: «Подражайте мне, как я Христу». С этой целью мы и будем стараться рассказывать о святых с чувством личной теплоты как о великих, но все же друзьях, преодолевая шаблонность и схематизм, мешающие личному общению.

Это похоже на снятие ризы с древнего образа. Риза драгоценна и хороша, но древние краски лучше. Так в начале ХХ века открылась миру рублевская «Троица», благочестиво спрятанная предыдущими поколениями за килограммами серебра. «Троица» была так хороша, что сами ризы были восприняты как скрытое иконоборчество. Так же может быть вреден сусально-возвышенный стиль в разговоре о святости для изломанного человека ХХI века. Путь непрост, но дорогу осилит идущий.

Жизнь и подвиг блаженной Ксении Петербуржской

Из всех городов России Петербург - самый нерусский город. На политической карте мира только в Африке множество стран имеют границы, нарезанные под линейку. Это - наследие колониализма.

Так же под линейку построен Петербург. Москва обрастала пригородами так, как купчиха обрастает юбками, как луковица обрастает плотью. Столетиями органически растут города. Но не Петербург.

Распланированный под линейку, он возник в считанные годы, тогда как другие города наживали мясо на костях, обрастали слободами и пригородами на протяжении целых столетий. Построенный под прямым углом, утопивший под мрамором тысячи душ, давший фору Риму, Амстердаму и Венеции вместе взятым, вырос он на гнилых болотах ни с того ни с сего - и тут же ощетинился пушками против врагов и крестами против демонов.

Молодой город уже через полстолетия подтвердил свою русскость своей святостью. Одной из первых и неофициальных его святых была женщина, ничем снаружи не прославленная. Город был имперский, служивый, чиновничий. Сотни Акакиев Акакиевичей сновали туда и сюда с казенными бумагами. Нищета зябла на морозе и протягивала руки за милостыней. Было много церквей, но мало подвига Христа ради и мало милосердия.

Вдруг появляется женщина, раздавшая всем все и молящаяся обо всех так, как будто это ее родные дети. Бездетные женщины, как правило, жестоки. Зэки, провожающие на свободу друзей, поздравляют их, но хоронят в душе горечь обиды. Ведь те уже уходят, а они еще остаются. Бескорыстно вымаливать другим то, чего сам лишен, - это высшая степень любви.

Ксения Григорьевна очень любила своего мужа. Прожили в браке они недолго и детей не нажили. Внезапная смерть перевернула с ног на голову всю жизнь молодой вдовы. В браке ведь муж и жена сочетаются в одну плоть. И если одна половина раньше другой переступает грань жизни и смерти, то и вторая половина влечется за грань, хотя время ей еще не пришло. Тогда человек прежде смерти умирает.

Одни умирают для общественной жизни и спиваются. Другие умирают для греховной жизни и начинают подвиг ради Бога.

Ксения хотела, чтобы муж ее был спасен для вечности. Лишившись временного семейного счастья, она хотела, чтобы в вечности она и он были вместе. Ради этого стоило потрудиться. И вот молодая вдова начинает безумствовать, по-славянски - юродствовать. Она отзывается только на имя своего мужа, одевается только в его одежды и во всем ведет себя как сошедшая с ума. Отныне и на полстолетия за личиной безумия она сохранит непрестанную молитву о своем муже.

Молящийся человек всегда от молитвы о ком-то одном переходит к молитве о многих. Сердце разгорается, расширяется в любви и охватывает собою путешествующих, недугующих, страждущих, плененных, умирающих и много других состояний, в которых пребывают мятущиеся людские души. Большое начинается с малого. Стоит полюбить кого-то одного и невидимо пролить кровь в молитве об этом одном - как тут же откроются бездны, и перед мысленным взором окажутся тысячи скорбящих, трепещущих, унывающих, нуждающихся в молитве.

Ксения нашла это, хотя этого не искала. Она хотела вымолить для блаженной вечности душу любимого мужа - Андрея Федоровича. Но эта горячая молитва об одном человеке сделала ее молитвенницей обо всем мире. Так из маленького вырастает большое. Так люди находят то, чего не ждали.

Ксения Григорьевна не родила детей от Андрея Федоровича, которого любила. Не насладилась семейным счастьем, не увидела внуков. Однако она вымаливает людям решение многообразных житейских проблем: примирения с тещами и свекрухами, обретения места работы, размены жилплощади, избавления от бесплодия…

Обычно кто чего не имел - тот того не вымолит. Не воевавший не понимает пошедшего на войну. Не рожавшая не поймет многодетную. И так далее… А вот Ксения, хотевшая, но не имевшая мирского счастья, без всякой зависти вымаливает это самое счастье всем тем, кто обращается к ней.

Петербург - самый нерусский город. Спланированный под линейку, как Африка, нарезанная наподобие пирога, он весь родился из ума, а не от жизни. Однако заселили его русские люди, и уже через полстолетия родились в нем русские святые.

Они преодолели и собственную греховность, и неестественность среды, в которой жили, и явили нам торжество Вселенского Православия на продутых всеми ветрами северных широтах никому до сих пор не известной местности под названием Санкт-Петербург…

Насколько Великий подвиг Любви к супругу (который скончался без покаяния)
она посвятила всю свою жизнь Богоугождению ,из всех путей выбрав самый тернистый -подвиг юродства Христа ради…(о святой блаженной Ксении Петербургской)

Наверное, нет ни одного учебника истории, где бы говорилось о блаженной Ксении Петербургской, память которой мы сегодня празднуем. Зато в каждом учебнике истории обязательно будет рассказ о Наполеоне и его деяниях. Два этих человека жили примерно в одно время – на рубеже XVIII-XIX веков. Действительно ли их вклад в историю совершенно несоизмерим?

Деяния Наполеона известны: сотни тысяч погибших (некоторые из них были похоронены здесь, в Сретенском монастыре); разоренные ограбленные храмы, причем не только в России, но и, например, в Венеции, да и по всей Европе; разрушенные судьбы многих людей. Огромным было в свое время и духовное влияние Наполеона, о чем свидетельствуют в частности произведения Толстого, Достоевского. Раскольников, терзаемый сомнениями, «тварь ли я дрожащая или право имею», кромсал топором старуху-процентщицу, можно сказать, с именем Наполеона на устах…

Житие блаженной Ксении нам также хорошо известно: в 26 лет, совсем молодой женщиной, она внезапно стала вдовой и приняла на себя подвиг юродства, отказавшись от дома, скитаясь в своих неизменных красной кофте и зеленой юбке или зеленой кофте и красной юбке, подвергаясь постоянным насмешкам и оскорблениям, пребывая в непрестанной молитве. За свой непонятный для мира многолетний подвиг блаженная Ксения получила от Бога благодать скорой и действенной помощи людям – ее участие в тысячах судеб проявлялось ярко и торжествующе.

Ее особый дар состоял в устройстве семейной жизни многих людей. Так, однажды, придя к семье Голубевых, блаженная Ксения объявила 17-летней девушке: «Ты тут кофе варишь, а муж твой жену хоронит на Охте. Беги скорее туда!» Смущенная девица не знала, что и ответить на столь странные слова, но блаженная Ксения буквально палкой заставила ее отправиться на Охтинское кладбище Санкт-Петербурга. Там хоронил свою молодую жену, скончавшуюся при родах, один доктор, безутешно рыдавший и наконец лишившийся чувств. Голубевы, как могли, пытались утешить его. Так состоялось их знакомство. Через некоторое время оно продолжилось, а год спустя доктор сделал дочери Голубевой предложение, и брак их оказался в высшей степени счастливым. Такие случаи помощи блаженной Ксении в устроении семьи бесчисленны – она поистине стала созидателем человеческих судеб.

Наполеон похоронен в центре Парижа, в соборе Дома инвалидов, и туристы охотно приходят поглазеть на его саркофаг из красного порфира, установленный на зеленом гранитном пьедестале. Никто не приходит помолиться или попросить его о чем-то; для современного человека Наполеон – это просто музейный экспонат, заспиртованное прошлое. Его влияние сегодня ничтожно – в лучшем случае заезженный материал для кинематографа или псевдоисторических упражнений начинающего графомана.

Могила блаженной Ксении вот уже более 200 лет является источником исцелений, действенной помощью в трудных обстоятельствах, разрешением неразрешимых проблем. Так, одному человеку, страдавшему винопитием, явилась блаженная Ксения и грозно сказала: «Брось пить! Слезы матери и жены твоей затопили могилу мою». Надо ли говорить, что этот человек больше не притрагивался к бутылке?

Ежедневно у могилы блаженной Ксении собирались (и продолжают собираться) тысячи людей и просили ее о помощи, оставляли записочки с криком о помощи, и этими записками, как гирляндами, была постоянно увешена часовня святой. Сотни, тысячи, миллионы записок призывали ее имя – а была ли хоть одна подобная записка у могилы Наполеона из красного порфира на зеленом пьедестале?

В современной исторической науке все большее распространение получает термин «социальная история». Это весьма перспективное направление, говорящее о важности простых человеческих судеб, о значении «малых дел» в жизни общества, об определяющей роли рядовых людей в историческом процессе.

Не нужно думать, будто история вершится сильными мира сего, на политическом Олимпе; история – это совсем не то, что нам показывают по телевидению. Подлинная история происходит в человеческом сердце, и если человек очищает себя молитвой, покаянием, смирением, терпением скорбей, то его участие в своей судьбе, а значит в судьбе окружающих, а значит – и во всей человеческой истории – неизмеримо возрастает.

Блаженная Ксения не руководила государством, не собирала многотысячных армий, не вела их в завоевательные походы; она просто молилась, постилась, смиряла свою душу и терпела все обиды – но ее влияние на человеческую историю оказалось неизмеримо большим, чем влияние любого наполеона. Хотя об этом и не говорят учебники истории…

Об этом, впрочем, говорит нам Христос в Евангелии: «Какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит?» На примере Наполеона и блаженной Ксении эти слова получают еще большую убедительность.

История вершится не в Кремле и не в Белом Доме, не в Брюсселе и не в Страсбурге, а здесь и сейчас – в нашем сердце, если оно открывается Богу и людям. Аминь.

Иеромонах Симеон (Томачинский) 6.02.2006

Один из эпизодов жития Василия блаженного…Творя различные странности, Василий, среди прочего, бросал в некоторые дома грязь и камни, а у некоторых домов, опустившись на колени, целовал стены. Люди присмотрелись к этим домам и удивились. Грязь летела туда, где жили скромно и праведно. А политы слезами и обцелованы были стены домов, где жили пьяницы, злодеи, развратники. Василий блаженный видел ангельский мир. Он видел, как вокруг домов, где живут праведные люди, рыщут демоны, но внутрь войти не могут. Там, внутри – светлые Ангелы. В бесов, которые снаружи, метал камни Василий. Наоборот, там, где в жилищах угнездился грех, там демоны нашли приют рядом с людьми. А светлые духи со слезами находятся снаружи. Рядом с ними и вместе с ними молился Христа ради юродивый.

ПРОТОИЕРЕЙ АНДРЕЙ ТКАЧЕВ