Иные боги. Г. Ф. Лавкрафт «Другие боги. Книга: Лавкрафт Говард Филлипс «Иные боги
Иные боги
На высочайших среди вершин земных гор обитают боги земли, и они не потерпят того, что кто-либо из людей станет утверждать, что видел их. Прежде они обитали не на столь высоких вершинах, однако люди равнины всегда будут преодолевать скалы и снега, загоняя богов на все более и более высокие горы, пока наконец не останется всего одна, самая последняя. Рассказывают, что, покидая свои прежние, старинные вершины, они забирали с собой все признаки своего пребывания, и только однажды оставили вырезанные в камне очертания на горе, которую называли именем Нгранек.
Но теперь, они перенесли себя в неведомый Кадат, расположенный в холодной пустоши, в которой не ступала нога человека, и сделались суровыми, не имея более горной вершины, на которую можно бежать от людей. Они сделались жесткими, и если прежде позволяли людям вытеснять себя, то теперь запрещают людям приходить, а пришедшим – уходить. И хорошо для людей, что они не ведают о Кадате и окружающей его холодной пустыне; иначе они по неблагоразумию своему попытались бы преодолеть ее.
Иногда, когда боги земли тоскуют по дому, посреди ночного покоя они посещают вершины, на которых некогда обитали, и тихонько плачут, пытаясь как и прежде играть на памятных склонах. Люди ощущали слезы богов на увенчанном белой шапкой Турае, хотя и думали, что идет дождь; а еще они слышали вздохи богов в жалобных ветрах над рассветными склонами Лериона. В облачных кораблях имеют обыкновение путешествовать боги, и мудрые крестьяне хранят легенды, которые запрещают им облачной ночью подниматься на иные вершины, ибо боги теперь не столь снисходительны, как в старину.
В Ултаре, что лежит за рекою Скай, некогда жил старик, с жадностью внимавший богам земли; человек, глубоко изучивший семь тайных книг земли и познавший Пнакотические манускрипты далекого мерзлого Ломара. Имя ему было Барзай Мудрый, и селяне рассказывают о том, как он поднялся на гору в ночь странного затмения.
Барзай знал о богах так много, что умел рассказывать об их деяниях и скитаниях; еще он разгадал столько их секретов, что люди считали его самого полубогом. Это он мудрым образом посоветовал магистратам Ултара принять тот знаменитый закон, запрещающий убийство кошек, это он впервые рассказал юному жрецу Аталу о том, куда ходят черные кошки в полночь Иванова дня. Барзай был человеком, обученным науке земных богов, и в душе его зародилось желание заглянуть в их лица. Полагая, что великие тайные знания о богах защитят его от их гнева, он решил взойти на высокую и скалистую вершину Хатег-Кла той ночью, когда на ней, как он знал, будут находиться боги.
Гора Хатег-Кла находится в далекой каменной пустыне за Хатегом, от которого получила свое имя, и возвышается над ней, как каменная статуя над безмолвным храмом. Вокруг вершины ее всегда скорбно играют туманы, ибо в них заключена память богов, которые любили Хатег-Кла, когда жили на ней в стародавние времена. Часто боги земли посещают Хатег-Кла в своих сотканных из облаков кораблях, и, отбрасывая блеклые тени испарений на ее памятные им склоны, пляшут под ясной луной. Жители селения Хатег говорят, что подниматься на Хатег-Кла худо в любое время, но смертельно опасно подниматься на эту гору ночью, когда бледные туманы окутывают и луну, и вершину; однако Барзай и не думал прислушиваться к их словам, когда явился из соседнего Ултара с юным жрецом Аталом, который был его учеником. Атал являлся единственным сыном содержателя постоялого двора, и потому иногда пугался; однако отец Барзая был ландграфом, обитавшим в старинном замке, поэтому суеверия простолюдинов не запали в его кровь, и он только смеялся, внимая трусливым селянам.
Вопреки мольбам крестьян Атал и Барзай вышли из Хатега в каменную пустыню, и возле ночных костров беседовали о старых богах. Много дней шли они, и наконец издали узрели высокую Хатег-Кла в сиянии скорбного тумана. На тринадцатый день пути подошли они к подножию одинокой горы, и Атал признался в своих страхах. Но старый и опытный Барзай не испытывал страха, и потому первым отправился вверх по склону, по которому не ступали человеческие ноги со времени Сансу, о котором с таким страхом писано в заплесневелых Пнакотических манускриптах.
Путь их пролегал по голому камню, и пропасти, утесы и камнепады лишь добавляли ему опасности. Выше сделалось холодно и появился снег; так что Барзай и Атал часто оскальзывались и падали, опираясь на посохи и прорубая путь топорами. Наконец воздух сделался жидким, небо переменило цвет и восходителям стало трудно дышать; однако они все продвигались вверх и вверх, дивясь непривычным окрестностям и восторгаясь мысленно тем, что случится на вершине, когда взойдет луна, сея вокруг бледные испарения. Три дня они поднимались все выше и выше, приближаясь к крыше мира, а затем стали лагерем, дожидаясь ночи, когда затмится луна.
Четыре ночи не было никаких облаков, и холодная луна сквозь тонкий утренний туман светила на безмолвный пик. Затем, на пятую ночь, бывшую ночью полнолуния, Барзай увидел на севере плотные облака и сел рядом с Аталом, чтобы понаблюдать за их приближением. Тяжелые и величественные, плыли они вперед медленно и целеустремленно; остановившись вокруг вершины высоко над наблюдателями и сокрыв от их взоров и луну, и вершину. Долгий час оба взирали по сторонам, а вокруг кружили туманы, и облачный покров делался все более и более беспокойным. Умудренный в науках земных богов Барзай старательно вслушивался, ожидая услышать определенные звуки, однако Атал ощущал хлад испарений и наполнявший ночь трепет, и потому много страшился. И когда Барзай продолжил подъем и начал манить его за собой, нескоро последовал за ним Атал.
Так сгустились пары, что сделался трудным путь, и хотя Атал наконец тронулся с места, трудно было ему усмотреть серый силуэт Барзая на темном склоне под закрытой туманом луной. Барзай зашел далеко вперед, и, невзирая на возраст, поднимался быстрее Атала, не страшась крутизны, начинавшей делаться слишком большой для не слишком сильного и опасливого человека, и не замирая перед широкими черными трещинами, через которые едва мог перепрыгнуть Атал. Так вот шли они через скалы и пропасти, оскальзываясь и оступаясь, а иногда испытывая трепет перед простором и жутким безмолвием серых ледяных громад и немых гранитных круч.
И вдруг внезапно Барзай исчез из глаз Атала, поднявшись на жуткий утес, как бы выпиравший наружу и перекрывавший путь для того, кто не был вдохновлен земными богами. Атал находился далеко внизу, размышляя над тем, что будет делать, когда достигнет этого места, и тут он с любопытством отметил, что свет сделался ярче, словно бы безоблачная вершина и озаренное луной место сходок богов были уже совсем рядом. И, карабкаясь к выступающему утесу и озарившемуся небу, он ощущал страх, куда более жуткий, чем известный ему прежде. А потом, с вышины, из тумана донесся голос Барзая, переполненный безумным восторгом:
– Я слышал богов. Я слышал, как земные боги поют, блаженствуя на Хатег-Кла! Ведомы голоса земных богов Барзаю-Пророку! Разредились туманы, ясна луна, и я узрю богов в бурной пляске, на любимой ими с юности Хатег-Кла. Мудрость Барзая сделала его более великим, чем боги земли, и нет преграды и заклинания, способных устоять против его воли; Барзай увидит богов, гордых богов, тайных богов, с пренебрежением отвергающих вид человека!
– Почти рассеялся туман, и луна бросает тени на склон; громки и бурны голоса богов земли, и страшатся они прихода Барзая Премудрого, который больше любого из них… Мерцает свет луны, значит, затмевают его силуэты пляшущих богов; и я увижу их, прыгающих и воющих в лунном свете… тускнеет он, и боги испуганы…
Пока Барзай выкрикивал все это, Атал ощутил призрачную перемену в воздухе, словно бы законы земли склонились перед более великим законом; ибо хотя подъем становился круче, чем когда-либо прежде, уводившая наверх тропа сделалась пугающе легкой, и выпирающий утес оказался сущим пустяком под ногами, когда он добрался до него и скользнул вверх по его опасной выпуклой поверхности. Свет луны странным образом померк, и, рванувшись наверх в тумане, Атал услышал голос Барзая Премудрого, вопившего из теней:
– Луна темна, и боги пляшут в ночи; ужас воцарился в небе, ибо нашло на луну затмение, не предсказанное в книгах людей или земных богов… неведомая магия пришла на Хатег-Кла, ибо причитания испуганных богов превратились в смех, и ледяной склон бесконечно простирается в черное небо, в которое иду я… Хей! Хей! Наконец-то! В тусклом свете зрю я богов земли!
И тут Атал, скользивший как потерянный вверх по непостижимым ступеням, услышал доносящийся из тьмы омерзительный хохот, к которому примешивался крик, какого не услыхать человеку, кроме как во Флегетоне несказанных кошмаров; крик, в котором звучал ужас и боль прожитой в преследовании жизни, сжатой в один страшный миг:
– Другие боги! Другие боги! Боги внешних преисподних, охраняющие слабых богов земли!.. Отвернись… Возвращайся… Не смотри! Не смотри! Отмщение бесконечных бездн… Эта осужденная, эта проклятая яма… Милостивые боги земли, я падаю в небо!
И когда Атал зажмурил глаза, заткнул уши и попытался соскочить вниз, вопреки жуткому тяготению неведомых высот, над Хатег-Кла прокатился страшный удар грома, пробудивший добрых крестьян равнин и честных магистратов Хатега, Нира и Ултара, и заставивший их сквозь облачный полог зреть то странное затмение луны, которое не было предсказано ни в одной книге. A когда луна выглянула снова, Атал уже находился в безопасности у конца снежной шапки горы, вдали от богов – земных или других.
В тронутых тлением Пнакотических манускриптах рассказывается, что Сансу, поднявшийся на Хатег-Кла во дни юности мира, не обрел там ничего, кроме бессловесного льда и камня. И все же, когда люди Ултара, Нира и Хатега, преодолев страхи, днем одолели эту зачарованную кручу в поисках Барзая Премудрого, на голой вершине горы они обнаружили любопытный циклопический символ шириной в пять десятков локтей, словно бы гигантской стамеской врезанный в камень. И знак этот был подобен тому, которые ученые люди различили на тех страшных листах Пнакотических манускриптов, которые были слишком древними для прочтения. Это выяснили они.
Барзая Премудрого так и не нашли, а святого жреца Атала ни разу не смогли уговорить помолиться об упокоении его души. Более того, люди Ултара, Нира и Хатега по сю пору боятся затмений и молятся по ночам – когда бледные туманы укутывают вершину горы и луну. A над туманами Хатег-Кла, подчас вспоминая, танцуют боги; ибо они уверены в своей безопасности и любят приплывать сюда из неведомого Кадата на облачных кораблях, и играют, как в прежние времена, как было, когда земля была совсем нова и люди еще не любили взбираться к недоступным вершинам.
Го́вард Фи́ллипс Лавкра́фт (англ. Howard Phillips Lovecraft , 20 августа , Провиденс , Род-Айленд , США - 15 марта , там же) - американский писатель и поэт , писавший в жанрах ужасов , мистики , совмещая их в оригинальном стиле. Родоначальник Мифов Ктулху . При жизни Лавкрафта его произведения не пользовались большой популярностью, однако уже после его смерти они оказали заметное влияние на формирование современной нам массовой культуры. Его творчество настолько уникально, что произведения Лавкрафта выделяются в отдельный поджанр - так называемые Лавкрафтовские ужасы .
Биография
Лавкрафт в раннем детстве, 1892.
Лавкрафт в возрасте 9-10 лет.
Лавкрафт был воспитан матерью, двумя тётками и дедушкой (Уиппл Ван Бюрен Филлипс), который приютил семью будущего писателя. Говард был вундеркиндом - читал наизусть стихи ещё в возрасте двух лет, а с шести уже писал свои . Благодаря дедушке, у которого была самая большая библиотека в штате , он познакомился с классической литературой. Помимо классики он увлёкся готической прозой и арабскими сказками Тысячи и одной ночи .
В возрасте 6-8 лет Лавкрафт написал несколько рассказов, большая часть которых к сегодняшнему дню не сохранилась. В возрасте 14 лет Лавкрафт пишет своё первое серьёзное произведение - «Зверь в пещере ».
Ребёнком Лавкрафт часто болел, и в школу пошёл лишь в возрасте восьми лет, но через год его забрали оттуда. Он много читал, изучал между делом химию, написал несколько работ (размножал их на гектографе небольшим тиражом), начиная с 1899 года («Научная газета»). Через четыре года он вернулся в школу.
Уиппл Ван Бурен Филлипс умер в 1904 году , после чего семья сильно обеднела и была вынуждена переехать в меньший дом на той же улице. Говарда опечалил выезд, и он даже подумывал о самоубийстве. Из-за нервного срыва, случившегося с ним в 1908 году , он так и не окончил школу, чего сильно стыдился.
Лавкрафт писал фантастику ещё в детстве («Зверь в пещере » (), «Алхимик» ()), но позже предпочёл ей поэзию и эссе. Вернулся к этому «несерьёзному» жанру он лишь в 1917 году с рассказами «Дагон », затем «Гробница». «Дагон » стал его первым изданным творением, появившись в 1923 году в журнале «Таинственнные рассказы» (Weird Tales ). В то же время Лавкрафт начал свою переписку, ставшую в итоге одной из самых объёмных в XX веке. Среди его корреспондентов были Форрест Аккерман, Роберт Блох и Роберт Говард .
Сара, мать Говарда, после долгой истерии и депрессии попала в ту же лечебницу, где умер её муж, и там же умерла 21 мая 1921 года . Она писала сыну до своих последних дней.
Несмотря на писательские успехи, Лавкрафт всё больше нуждался. Он снова переехал, теперь уже в маленький домик. Сильное впечатление на него произвело самоубийство Роберта Говарда . В 1936 году у писателя обнаружили рак кишечника, следствие недоедания . Говард Филлипс Лавкрафт умер 15 марта 1937 года в Провиденсе (штат Род-Айленд, США).
Творчество
Предшественники
К писателям, чьё творчество оказало влияние на Лавкрафта, в первую очередь нужно отнести Эдгара Аллана По , Эдварда Дансейни , Артура Мейчена , Алджернона Блэквуда , Амброза Бирса , Лафкадио Хирна .
Последователи
Август Дерлет
Пожалуй, главным из последователей Лавкрафта как с точки зрения хронологии, так и с позиций преемственности, является Август Дерлет . Несмотря на то, что впоследствии многие авторы обращались к созданному Лавкрафтом пантеону космических богов, именно Дерлет стал создателем и руководителем издательства «Arkham House», в котором публиковались произведения самого Лавкрафта, Дерлета и всех, кто так или иначе соприкасался в своём творчестве с созданными Лавкрафтом мирами. Дерлет также был довольно успешен как писатель, хотя и не мог сравниться по силе воздействия со своим учителем. Однако он был гением издательского дела - книги издательства «Arkham House» того периода в настоящее время являются библиографическими редкостями. К тому же это был редкий случай, когда издательство создавалось под творчество конкретного человека.
Стивен Кинг
Творчество Лавкрафта, повлиявшее на массовую культуру Запада, оставило неизгладимый след на творчестве бесчисленного числа писателей, работавших и работающих в жанре мистики и ужасов. Одним из творческих наследников Лавкрафта является и знаменитый «Король Ужасов» Стивен Кинг . Наиболее ярким произведением, в котором Стивен Кинг не подражает манере повествования Говарда Лавкрафта, но отдаёт дань таланту последнего, является повесть «Крауч Энд», экранизированная кинокомпанией «TNT» в сборнике киноновелл «Кошмары и фантазии Стивена Кинга». В работах Кинга чётко просматриваются следы влияния творчества Лавкрафта. Так, Роман «Оно » непосредственно отсылает читателя к космическому ужасу, пришедшему из незапамятных времён. Следует однако отметить, что ужас Кинга может быть довольно чётко разграничен на три основные части: космический (Лавкрафт), загробный и научный (Мэри Шелли).
Помимо прочего, действие большинства книг Стивена Кинга происходит в небольших американских городках, что также характерно и для работ Лавкрафта, который считал, что самые страшные вещи творятся в тихих местах.
«Некрономикон» и другие произведения, упоминаемые Лавкрафтом
Обычно Лавкрафт ссылался на древние книги, содержащие секреты, которые не должен знать человек. Большей частью ссылки были вымышленными, но некоторые оккультные работы существовали в действительности. Сочетание выдуманных документов с реальными в одном контексте позволяло первым казаться настоящими. Лавкрафт давал только общие ссылки на такие книги (в основном для нагнетания атмосферы) и редко делал детальное описание. Наиболее известным из этих выдуманных манускриптов является его «Некрономикон », о котором писатель больше всего говорил. Его объяснения по поводу этого текста были так хорошо продуманы, что многие люди и по сей день верят в реальность этой книги, и это позволяет некоторым наживаться на неосведомлённости других.
The Book of Eibon, Livre d’Eibon, or Liber Ivonis
Придумана Кларком Эштоном Смитом . Лавкрафт лишь несколько раз ссылался на эту книгу в своих рассказах: «Сны в ведьмином доме», «Существо на пороге», и «Тень из безвременья». В последние два года жизни Лавкрафт давал ссылки на два «перевода» этой книги: «Livre d’Eibon» («Дневник Алонзо Тайпера») и «Liber Ivonis» («Обитающий во тьме»). В рассказе «Каменный человек» книга Эйбона служит в качестве основной книги семейной линии колдунов Ван Кауранов, тщательно скрываемой и передающейся по наследству.
Cultes des Goules by the Comte d’Erlette
Имя автора этой книги образовалось из имени Августа Дерлета , чьи предки перебрались из Франции и чья фамилия исторически правильно писалась как Д’Эрлетт. Как и во множестве подобных случаев, Лавкрафт ссылался на эту книгу всего несколько раз: в рассказах «Тень из безвременья», «Затаившийся у порога » и «Обитающий во тьме».
De Vermis Mysteriis by Ludvig Prinn
«Мистерии червя» (в некоторых переводах - «Таинственные Черви») и их автор Людвиг Принн были придуманы Робертом Блохом , а латинское название книги «De Vermis Mysteriis» придумал Лавкрафт. Он ссылался на неё в рассказах «Тень из безвременья», «Дневник Алонзо Тайпера», «Единственный наследник» и «Обитающий во тьме».
The Eltdown Shards
Этот труд есть создание воображения Ричарда Ф. Сирайта, одного из корреспондентов Лавкрафта. Лавркафт мельком упомянул его в своих произведениях: «Тень из безвременья» и «Дневник Алонзо Тайпера».
The Necronomicon or Al Azif of Abdul Alhazred
Пожалуй, самая известная из мистификаций Лавкрафта. Он давал ссылки на «Некрономикон», также известный как «Аль Азиф», в 18-ти своих рассказах. Настоящим арабским названием этого манускрипта было «Аль Азиф», что означало - «звук, производимый ночными насекомыми», который, как считали арабы, на самом деле издавали демоны. Абдул Альхазред , мифический автор этой книги, жил в Дамаске , где и был написан «Некрономикон». В 738 году н. э. он был прилюдно поглощён невидимым демоном. «Аль Азиф» был переведён на греческий Теодором Филетом из Константинополя, который и дал рукописи название «Некрономикон». Олаус Вормиус перевёл текст на латынь в 1228 году. В 1232 году, вскоре после перевода Вормиусом, папа Григорий IX запретил как греческую, так и латинскую версию книги. Вормиус отмечает, что оригинальный арабский текст к тому времени был уже утерян. Доктор Джон Ди перевёл его на английский, но только несколько фрагментов этого варианта сохранились до нашего времени. В настоящее время латинский перевод XV-го века находится в Британском Музее, редакции XVII-го века находятся в Национальной Библиотеке в Париже, Библиотеке Гарварда, Университете Буэнос-Ариеса, и Мискатоникском Университете Акхема. Естественно, все эти копии тщательно сохраняются.
Первый раз «Некрономикон» упоминается в рассказе «Пёс» (сентябрь 1922), хотя Абдул Альхазред, автор этого труда, упоминается раньше, в «Безымянном Городе» (январь 1921). Именно здесь известнейшее изречение из «Некрономикона» упоминается впервые:
That is not dead which can eternal lie,
And with strange aeons even death may die.
Пожалуй самая длинная выдержка из «Некрономикона» встречается в рассказе «Ужас в Данвиче»:
The People of the Monolith by Justin Geoffrey…не следует верить тому, что человек суть владыка мира единственный и последний. И его жизненная субстанция не единственная существующая на Земле. Древние были, Древние существуют, Древние будут всегда. Но не в известном нам мире, а между мирами. Изначальные, сильные и здоровые. Они невидимы для глаз наших. Один Йог-Сотот знает вход в этот мир. Йог-Сотот - и ключ, и страж этих врат. Прошлое, нынешнее и будущее едины в Йог-Сототе. Он ведает место, где Древние пробили дорогу себе в прошлые времена, ведает, где Они пройдут в будущее. Ведает их следы на Земле, которые они оставляют, невидимые. По одному только запаху люди узнают их присутствие, но образ их узнается в облике тех, кого они произвели среди смертных детей человеческих, от вида человека до формы без субстанции. Невидимыми Они кружат по Земле, ожидая нужных слов Ритуала. Их голос звучит в ветре, о Их присутствии шепчет трава. Они выкорчёвывают леса, уничтожают города, но никто не видит карающую Руку. В ледяных пустынях познал их Кадаф, а разве человек когда-либо познавал Кадаф? Льды на севере и затопленные острова в океанах скрывают камни, на которых начертаны Печати. Йог-Сотот откроет двери, пред которыми смыкаются сферы. Человек царит там, где когда-то властвовали Они. Но как после лета приходит зима, а зима сменяется весной, так и Они ждут своего Часа!!!
Как книга, так и её автор были придуманы Робертом Ирвином Говардом , Лавкрафт же лишь один раз ссылается на них в рассказе «Тварь на пороге»:
Время шло, я увлёкся архитектурой и оставил свой замысел проиллюстрировать книгу демонических стихов Эдварда, впрочем, наша дружба оттого не пострадала и не стала слабее. Необычный гений молодого Дерби получил удивительное развитие, и на восемнадцатом году жизни он выпустил сборник макабрической лирики под заглавием «Азатот и прочие ужасы», произведший сенсацию. Он состоял в оживлённой переписке с печально известным поэтом-бодлеристом Джастином Джеффри, тем самым, кто написал «Людей монолита» и в 1926 году умер, крича накрик, в сумасшедшем доме, незадолго до того посетив какую-то зловещую и пользующуюся дурной славой деревушку в Венгрии.
Узнать о Джастине Джеффри можно в рассказе Роберта Говарда «Чёрный Камень» (1931).
The Pnakotic Manuscripts (or Fragments)
Ещё одна мистификация Лавкрафта. Его «Пнакотические манускрипты» или «Фрагменты» (ссылки в 11-ти произведениях) уступают по частоте обращения лишь «Некрономикону». Никаких деталей о происхождении или содержании этих текстов Лавкрафт не указывает. Скорее всего, эти тексты были написаны в дочеловеческий период.
Seven Cryptical Books of Hsan
Лавкрафт лишь упоминал о книгах Хсана в «Иных Богах» и «Сомнамбулическом поиске Кадафа Неведомого» оба раза вместе с «Пнакотическими манускриптами».
Unaussprechlichen Kulten, Black Book, or Nameless Cults by Friedrich von Junzt
Роберт Говард впервые представил «Неименуемые культы» в своём рассказе «Дети ночи» (1931). В следующем году Лавкрафт придумал немецкое название для этих трудов, так как фон Юнтц писал оригинал на немецком. Это название, «Ungenennte Heidenthume», не удовлетворило некоторых из корреспондентов Лавкрафта. Август Дерлет изменил его на «Unaussprechlichen Kulten», которое и утвердилось (хотя в переводе это означало - «Непроизносимые культы», то есть культы, название которых невозможно произнести. «Die Unaussprechlichen Kulten» или «Unaussprechliche Kulten» было бы правильнее).
Хотя Лавкрафт не ссылался на эту книгу чаще чем на другие, он дает её историю издания в рассказе «Вне времён»:
В сущности, любой читатель страшных «Безымянных Культов» фон Юнтца мог бы с первого взгляда установить бесспорную связь между ними и таинственными письменами на плёнке. Но в те времена мало кто знал эту кощунственную работу: первое её издание было уничтожено в Дюссельдорфе в 1839 году, в 1845-м появился перевод Бредуэла, а в 1909-м был опубликован сильно сокращённый вариант.
«Чёрная Книга» фон Юнтца встречается в нескольких рассказах Роберта Говарда: «Дети ночи» (1931), «Чёрный Камень» (1931), «Тварь на крыше» (1932). В последнем рассказе представлена история написания и публикации этой книги.
R’lyeh Text
Данный текст упоминается у Лавкрафта в рассказе «Затаившийся у порога ». Кроме того в том же рассказе даётся вторичная косвенная ссылка на данный текст через другую вымышленную книгу профессора Шрусбери «Исследование мифотворчества у первобытных народов о Последнем дне с Особым упоминанием Текста Р’лайха».
Достоточно небольшой, но очень интересный рассказ Лавкравта, скорее напоминает миф, чем обычную историю. События, отображонные в рассказе мне были вдвойне интересны, поскольку побывав в Тибете я попал немного в похожую ситуацию, когда был там в творческом отпуске. Мы путишествовали в двоем с гидом и как-то раз пришли в одну деревушку в которой мы должны были заночевать. Мы пришли слишком рано и еще пол дня было в переди. В той деревушке находился храм у подножия небольшой горы (ну гдето 700 м + те 4 500 тыс на которых стояла деревушка). Короче уломал я гида пойти на ту гору, хотя он меня предупреждал, что это гора Богов и туристы на нее не ходят. Подьем и спуск - это отдельная история, но короче: после того как мы спустились с горы у меня всю ночь был жар, болела голова и меня рвало (вообщем горная болезнь). Когда же я рассказал гиду о проишествмм он сказал, что предупреждал меня что нельзя заходить на гору Богов. И хотя мы поднимались потом и на более высокие участки горная болезнь ни разу не давала о себе знать. Моя история, как и история Лавкрафта поучает тому, что Богам лучше не кидать вызов, какими бы они не были:pray:
Оценка: 10
Чтож это еще один кусочек далекого и фэнтезийного мира, который уже живет и описан в таких произведениях как «Искания Иранона», «Рок, покаравший Сарнат», «Сонабулический поиск неведомого Кадата». Этот мир довольно интересен и невозможен одновременно, он самостоятелен и весьма претенциозен. Этот мир - отличная площадка для философско-фэнтезийного жанра, жанра мифа, жанра притчи. Поэтому Лавкрафт так легко и непринужденно использует этот мир в благих целях, он доносит до читателя красивые и глубокие истории, обрамляя повествование лаконичным языком, немного непривычным, но завораживающим и многоступенчатым.
Сюжет этого рассказа может так же трактоваться, как некая притча. Ведь мы имеем двух героев непохожих друг на друга, и по задумке автора на примере судьбы одного из них мы должны понять, учитывая поведение другого, кто же прав в этой ситуации а кто виноват, кого сгубил собственный характер и предвзятое мнение, а чью жизнь сохранил страх.
Атмосфера так же имеет свою магию и завораживает читателя своей мистической стороной. Ведь автор пытается донести и вложить в этот мир некоторый фундамент, написать историю этого мира и уже отталкиваться от этого, как от данного. Мы узнаем о богах, живших когда-то на этих землях. И тут прослеживается некоторая грань, с помощью которой писатель пытается разделить этих богов на до и после, на сильных и слабых, на локальных и глобальных, если можно так выразиться. И если рассматривать все творчество Лавкрафта так глобально, как только это возможно, то можно проследить эту связь и множественные попытки автора вплести и уровнять все свои созданные вселенные, подвести черту под общим знаменателем и выстроить какую-то свою неподвластную объяснениям последовательность миров, их сотворение, их жизнь и увядание. Ведь что такое Мир Катада и Ултара? Может это наш мир, да только настолько древний, что мы не можем его узнать по описанию.
«Другие боги» - это объявление, это претензия к этому миру. Лавкрафт берет этот мир и ставит своей авторитетной писательской рукой на полку с другими мирами, логически связывая их незримыми нитями. Другие боги - это Азатот, Йог-Сотот, Шуб-Ниггурат. Они настолько могущественны и глобальны, что незримое их присутствие внушает страх и ужас у тех земных богов, которые в страхе ушли и покинули свой мир, в котором теперь будут новые хозяева.
Именно так я понял данное произведение. 9 из 10.
Оценка: 9
Маленький шедевр Лавкрафта, представляющий собой абрис его метафизики.
Существуют две категории богов. Первая - это земные боги. Лавкрафт не называет их имена, но очевидно, что они нам хорошо известны. Это Христос, Аллах, Зевс, Один и проч. Эти боги слабые, трусливые, они уступают напору человека, прячась на все более и более недоступных горных вершинах. Все, что они могут, это тосковать по былым забавам, да танцевать в редкие минуты спасительного забвения. Несмотря на то что они не показываются людям, среди последних есть такие, которые легко вычисляют богов: их передвижения, их затеи, их суть. Короче говоря, это слабые боги для слабых людей.
Но есть иные боги! Иные всему, что мы можем знать, помыслить, представить даже в самых ужасных кошмарах. Эти боги по-настоящему могущественны: им подвластны сами законы Вселенной, так что они могут сделать и верх низом, а низ верхом. Их имена тоже не называет Лавкрафт, но секрета здесь нет - это Азатот, Йог-Сотот, Шуб-Ниггурат и проч. Земные боги для них - словно овечки на пастбище. Что же для них люди? Ничто. Пыль. Иным богам незачем скрываться от людей по недоступным кручам, незачем и отвечать на молитвы и призывы. Они являются, когда хотят, берут, что хотят, неподвластные никому, неисчислимые ни для кого, даже для самих себя. Это настоящие Боги. О них - все творчество Лавкрафта.
Пара слов о русских переводах. Хотя рассказ представляет собой небольшую поэтическую зарисовку, так что переводчикам вроде бы трудно напортачить, тем не менее это им вполне удалось. Наиболее приемлемый вариант - у Дорогокупли, который я и советую. Володарская традиционно обедняет язык Лавкрафта, а Бавина, при общем неплохом уровне, делает несколько диких ляпов. Например, у нее герои «вырубают» себе дорогу сквозь горы деревянными (!) палками, хотя в оригинале речь идет лишь о том, что они помогают себе посохами. Или уж совсем запредельное выражение «пропастная бесконечность«! Во-первых, если хочется образовать прилагательное от слова «пропасть», то нужно взять «бездонная», во-вторых, у Лавкрафта наоборот infinite abysses, то есть «беспредельные бездны». Как тут не пожелать, чтобы переводчики Лавкрафта сами не пропадали в таких вот «пропастных бесконечностях«!
Оценка: 10
«Другие боги» - пример религиозно-мифологического синкретизма в лавкрафтовской мифологии. С одной стороны, эти боги «незнаемы» и «непознаваемы», хотя и называемы - так, что, с другой стороны, простой человек вполне может знать их «житьё-бытьё». Иными словами, придающее эпическое звучание возвышенное представление о божественном переводится из области мифологии и религии на уровень фольклора. Носителем фольклорного сознания выступает герой – Премудрый Барзай, стремящийся к поистине алхимическому единому восстановлению своего знания о богах. При этом он, в сущности, не знает ничего о том, кто такие эти боги: ему известно только, как они живут, их образ жизни, способ бытия. Всё это он и хочет проверить и собрать свои сведения воедино, но сделать это решается в исключительную «ночь странного затмения». Ему противопоставлен юный кумирослужитель Атал: в отличие от Барзая, он молод, принадлежит молодой культуре, и, соответственно, поклоняется и служит уже совсем другим богам, приближенным к земле и человеку. В своём движении к заветной цели Барзай достигает обожения – но совершается это не по божественной воле, а тогда, когда он сам видит богов. В этом ярко проявляется одно из принципиальных различий между лавкрафтовскими божествами и религиями спасения: боги мифов Ктулху нечеловеколюбивы, они не хотят возвеличивания человека и уж тем более его обожения. Подобная идея могла возникнуть только уже для промежуточного уровня между ними и собственно людьми – для новых божеств в новых религиозных системах, которым соответствует уже наше современное сознание. Но и здесь обожение оказывается изначально скрыто, и потребовалась полемика св. Иринея Лионского и Климента Алексанлрисйкого с гностиками, чтобы прийти к пониманию и утверждению этого постулата. Вместе с тем, нелюбовь лавкрафтовских богов к человеку в пределе приводит к мысли о том, что они испытывают неуверенность в отношении людей, а в чём-то даже, возможно, и боятся его - опять же в силу того, что через посредничество не созданных ими самими новых божеств потеряли свой культовый статус для человечества. Отсюда возникает прометеево дерзание в поступке Барзая, каким его видит Атал. Наконец, в «Других богах» необычным образом явлен ужас - строго говоря, он не показан, а услышан: Атал слышит горделивые речи Барзая, в которых тот превозносит себя над богами, но вслед за тем он встречается уже с силой иного порядка, и если до этого он своими словами и действиями «отрицал» древность земных богов, то теперь уже и её, и Барзая «отрицают» древнейшие небесные боги. Герой падает в небо - перед нами, без сомнения, один из самых жутких образов, созданных Ховардом Филлипсом Лавкрафтом. Пожалуй, лучше всего уникальный сплав религии и мифа в сказовой основу этой истории был определён самим же автором в другом его произведении, «Сон о неведомом Кадате»: «Один старый кумирослужитель сумел даже взойти на высокую гору, дабы подсмотреть их танец при лунном свете. Он потерпел неудачу, а сотоварищ его преуспел в этом деле, и как он пропал, того не скажешь словами». Перед нами ещё одно превращение «наоборот»: оказывается, именно юный Атал выступает как главное действующее лицо, как принципиально важная для лавкрафтовского мира фигура связующего звена, живой памяти поколений. Потерпев поражение, он выжил, а Барзай, одержав победу, погиб.
Оценка: 10
«Другие боги» - это весьма неоднозначное и не вполне простое для оценок творение Лавкрафта. Стиль написания и сюжет разительно отличаются от большинства других работ мэтра, что, несомненно, идёт только в плюс. Рассказ не только не теряет в качестве, а наоборот получается даже лучше некоторых мистических произведений мечтателя из Провиденса. Секрет кроется в простоте повествования, которое выбрал за основу автор. Без всяких лишних и ненужных отступлений мы движемся вперёд вместе с сюжетом и, с удивлением отмечаем: у новеллы есть свой скрытый шарм. Возможно причина в том, что Лавкрафт отступил от привычного по другим работам описания вторжения кошмарных тварей в наш мир. Здесь он демонстрирует нам свой многогранный талант во всей красе. Из внешне простой и легко доступной для понимания истории, поначалу не несущей в себе почти никакого мистического оттенка, мы, вдруг наблюдаем мгновенную метаморфозу, оборачивающуюся неожиданным жутковатым эндшпилем. Лавкрафт не перестаёт удивлять и восхищать своим умением писать столь интересные и разные рассказы. Про автора можно сказать многое, но достаточно будет лишь одного и при этом главного: Говард Филлипс Лавкрафт - писатель от Бога. Больше мне добавить нечего, да, пожалуй, и не за чем. Читайте рассказ и вы не пожалеете.
Оценка: 10
«Покидая прежние горы, они забрали с собою все свои знаки, и лишь однажды, как гласит молва, оставили некий образ высеченный на вершине пика Нгранек»
«А над дымкой, окутавшей Хатег-Кла, Боги Земли по прежнему иногда исполняют свой танец…»
Рассказ о том как размножение и распространение людей с захватом все больших территорий изгнали творцов на самую высокую, отдаленную вершину, что стоит в холодной пустыне, куда не ступала нога человека. Детальнее о упомянутом вскользь потустороннем мире можно узнать из «Поисков неведомого Кадата», где обитает чуть ли не целая треть всех созданных Лавкрафтом чудовищ.
Оценка: 10
«Другие боги» - рассказ, который относится к той категории произведений, что стóит прочесть только ради концовки. Основная часть повествования предельно проста и не особо увлекательна (хотя, замечу, написан рассказ таким красочным языком, что этот фактор можно назвать в качестве второй причины, по которой могу рекомендовать его к прочтению).
Точнее, подкупила меня не столько концовка (она, для читателей, хорошо знакомых с творчеством Лавкрафта, на 100% предсказуема), сколько одна фраза - слова, которые прокричал Барзай Мудрый перед своим таинственным исчезновением: «Я падаю в небо!». Удивительные слова, если глубоко вдуматься. В этом коротком предложении - экспрессивный и емкий образ инверсии мироустройства, обращения его в Хаос. Лично для меня эта фраза является своего рода девизом литературы Лавкрафта и вообще weird fiction.
Оценка: 10
Странная штука. Множество названий, просто перегруз, которые ни о чем читателю не говорят. Хотя усмотрел для себя несколько приятных авторских сравнений и оборотов.
Сюжет банален в духе «не суй свой нос куда не следует», подтверждающий творческую философию произведений Лавкрафта, что человек лишь окраина Вселенной, а не ее центр. Мутновато местами, хоть и рассказ очень короткий.
Я так понимаю это нечто предисловия к «Сомнамбулический поиск неведомого Кадата», чтобы лучше читалось.
В итоге ни рыба ни мясо, ни то ни се.
Оценка: 5
Довольно не трудное в плане как описательском, так и тематичнском творение, пред читателем разворачивающее довольно обыкновенную историю, замешанную на привычной людской гордыни и жажде возвысить себя над тем, до чего даже дотянуться нельзя. История попытки, с самого начала которой будет присуще тотальное поражение. В принципе - ничего необычного и ничего плохого.
Лишь одно разбавляет дальную обыденность: стилистическое оформление автора. Говард Лафкрафт прибегает к обыкновенному для себя повествованию, не обремененному оформленными длиалогами даже там, где они есть, тем самым уже внутри своих мифов разделяя мир людской, и мир снов. И формируя на данной почве множество ситуаций, не присущих нашему обыденному существованию, прибегая к вещам фантастичным и описывая их как нечто обыденное, заставляя поверить в это читателя, вместе с тем неуступно убеждая того, что это - по ту сторону неведомого.
Однако автор славиться своими двойственными витиеватыми слогами, оставляя простор читателю для размышления над тем, возможно ли приоткрыть эту темнейшую занавесу, вновь возбуждая первобытный страх внутри. Это - однозначный талант формировать атмосферу столь плотную, столь подобную суспензии, что кажется, будто это и есть та самая занавесь... Для ценителей «Иные Боги» - очередное прекрасное творение.
Оценка: 8
На самой высокой из земных гор живут боги земли, чтобы ни один человек не мог сказать, будто видел их. Когда-то они жили на более низких вершинах, но с тех пор как люди, обитавшие на равнинах, стали лазать по снежным горам, им приходилось перебираться все выше и выше, пока в их распоряжении не осталась всего одна гора. Уходя с прежних вершин, боги тщательно следили, чтобы унести с собой все приметы своего пребывания, и только однажды, говорят, они не стерли высеченный лик с горы, которую они называют Нгранек.
Итак, они поселились на неведомом никому Кадате в ледяной пустыне, куда пока не добирался ни один человек, и стали еще более суровыми, потому что в случае прихода человека бежать им было некуда. Боги стали суровыми, и если когда-то они смирялись с напористостью людей, то теперь запрещали им приходить, а коли они приходили, то запрещали им уходить. Счастье людей, что они не знают о Кадате в ледяной пустыне, а иначе они бы непременно отправились покорять его.
Время от времени боги, соскучившись по своим прежним горам, навещают их в безветренные ночи и тихонько плачут, пытаясь поиграть на их склонах, как играли когда-то. Люди видят слезы богов на белоснежной вершине Тураи, но принимают их за дождь, и они слышат вздохи богов в печальных утренних ветрах Лериона. Путешествуют боги на кораблях-тучах, и мудрые пастухи знают предания, которые удерживают их вдалеке от высоких гор в туманные ночи, потому что в наши времена боги не такие снисходительные, как прежде.
В Ултаре, что за рекой Скай, жил однажды старик, которому очень хотелось посмотреть на богов земли. Был он начитан в семи тайных книгах земли и знаком с Пнакотикскими рукописями, рассказывающими о далеком и морозном Ломаре. Звали его Барзай Мудрый, и крестьяне любят рассказывать, как он поднимался на гору в ночь, когда случилось необычное затмение.
Барзай так много знал о богах, что мог сказать, когда они рядом, а когда далеко, и столько разгадал их тайн, что его самого считали полубогом. Это он дал мудрый совет жителям Ултара, когда они приняли свой замечательный закон, запрещающий убивать кошек, и он первый сообщил молодому священнику Аталу, куда отправляются в полночь черные кошки накануне Дня святого Иоанна. Барзай знал много преданий о богах земли, и ему захотелось самому посмотреть на них. Барзай верил, что его великое знание защитит его от их ярости, поэтому решил подняться на вершину высокой и скалистой горы Хатег-Кла, когда, как ему было известно, боги будут там.
Хатег-Кла находится довольно далеко за Хатегом, в честь которого получила свое имя, где нет ничего, кроме камней, и вздымается ввысь подобно каменной статуе в безлюдном храме. Вокруг ее вершины туманы всегда печальны, потому что туманы - это память о богах, а боги любили Хатег-Кла, когда жили на ней в далекие времена. Часто боги земли приплывают на Хатег-Кла на своих кораблях-тучах, и тогда они окутывают бледной дымкой ее склоны, чтобы поплясать, как встарь, при ярком лунном свете. Крестьяне в Хатеге говорят, что никогда не надо ходить на Хатег-Кла, но смертельно опасно подниматься на нее ночью, если бледная дымка скрывает от людских глаз вершину горы и луну. Однако Барзай не захотел слушать их, когда явился в Хатег из соседнего Ултара вместе с молодым священником Аталом, который был его учеником. Всего лишь сын трактирщика, Атал иногда поддавался страху, зато отец Барзая был ландграфом и жил в замке, поэтому его сын отроду не был суеверен и только смеялся над пугливыми крестьянами.
Несмотря на мольбы местных жителей, Барзай и Атал отправились из Хатега в каменистую пустошь, и по ночам возле костра беседовали о богах земли. Много л ней они были в пути и издалека видели вершину Хатег-Кла, окруженную печальными облаками. На тринадцатый день они приблизились к подножию одинокой горы, и Атал сказал о своих страхах. Но Барзай был старый и мудрый и не ведал страха, поэтому стал храбро взбираться вверх по склону, не знавшему прикосновения человеческой ноги со времен Сансу, о котором со страхом рассказывают заплесневелые Пнакотикские рукописи.
Путь на гору был нелегким из-за ущелий, утесов и обвалов. Позднее добавились еще холод и снег, и Барзай с Аталом часто скользили и падали, но все же упорно карабкались вверх, помогая себе посохами и топорами. В конце концов воздух стал редеть и небо переменило цвет, путникам стало трудно дышать, но они шли и шли, поражаясь невиданным пейзажам и содрогаясь при мысли о том, что они увидят на вершине, когда луна исчезнет с глаз и гору окутает бледная дымка. Три дня они карабкались наверх к крыше мира, а потом разбили лагерь и стали ждать, когда облака закроют луну.
Четыре ночи не было облаков, и холодный лунный свет пробивался сквозь печальную туманную дымку, укрывавшую безмолвную вершину. Наступила пятая ночь, ночь полнолуния, и Барзай разглядел далеко на севере сгущающиеся тучи, после чего он и Атал уже не сводили с них глаз. Тяжелые и величественные, неторопливо плыли они в направлении Хатег-Кла, а потом выстроились вокруг горы высоко над головами следивших за ними людей, укрыв от их глаз и вершину, и луну. Целый час, не двигаясь с места, люди смотрели на кружащие облака, которые соединялись во все более уплотнявшуюся и пугающую завесу. Барзай знал много преданий о богах земли, поэтому он напряженно вслушивался в тишину наверху, а Аталу внушали страх холодный туман и темная ночь. Много прошло времени, после того как Барзай полез наверх, зовя с собой Атала, а он все не мог сдвинуться с места.
Идти в густом тумане было трудно, и, хотя Атал в конце концов последовал за Барзаем, в пробивающемся сквозь облака тусклом свете луны он с трудом различал далеко впереди серый силуэт. Барзай все более удалялся. Несмотря на почтенный возраст, ему легче давалось трудное восхождение, чем Аталу, потому что он не боялся крутизны, одолевать которую было под силу лишь очень крепкому и смелому человеку, и не медлил перед черными широкими пропастями, которые Атал каждый раз боялся не перепрыгнуть. Скользя и спотыкаясь, они упрямо лезли вверх на скалы и оставляли позади головокружительные бездны, благоговея перед необъятностью и ледяным безмолвием страны снежных вершин и гранитных склонов.
Неожиданно Барзай пропал с глаз. В это время он поднимался на грозный утес, который встал у него на пути и испугал бы любого скалолаза, не вдохновленного богами земли. Атал был далеко внизу и как раз думал, что ему-то делать с утесом, как вдруг с удивлением заметил наверху свет, словно свободная от облаков и залитая луной вершина - место сбора богов - была совсем рядом. Атал полез дальше в направлении утеса и света, боясь еще сильнее, чем когда бы то ни было. И тут сквозь туман он услыхал Барзая, который восторженно кричал:
Я слышал богов. Я слышал, как боги земли поют, пируя на Хатег-Кла! Барзай Пророк узнал голоса богов земли! Здесь негустой туман и луна светит ярко, и я скоро увижу, как весело пляшут боги на своей любимой горе Хатег-Кла. Мудрость Барзая возвысила его над богами земли! Ни их колдовство, ни их запреты не остановили его! Барзай увидит богов, гордых богов, неведомых богов, богов земли, которые не снисходят к людям!
Тумана уже почти нет, и луна светит вовсю. Громкие и сердитые голоса у земных богов, боятся они Барзая Мудрого, который превзошел их... Мигает луна, когда пляшут земные боги. Теперь я увижу, как, прыгая и вопя, они пляшут в лунном свете... Темнеет... Боятся боги...
Пока Барзай кричал, Атал почувствовал перемену в воздухе, словно законы земли подчинились другим законам. Подъем стал еще круче, но идти по тропинке стало пугающе легко, и страшный утес уже не был помехой на пути, когда Атал приблизился к нему и полез вверх по опасно выпуклому склону. Луна почему-то потемнела, но Атал, продолжая подъем в тумане, слыхал из тьмы крики Барзая Мудрого:
Погас свет луны, и боги пляшут во тьме. Небо вселяет ужас затмением луны, которого не предсказывали ни книги людей, ни книги земных богов... На Хатег-Кла творится неведомое колдовство. Боги не кричат в страхе, они громко смеются, и ледяные склоны поднимаются в неведомые глубины черных небес... И я тоже поднимаюсь... Вот! Вот! Наконец-то! Я вижу богов земли!
И тотчас Атал, которого какая-то сила подняла на головокружительную высоту, услыхал в темноте страшный смех, а потом вопль, какого не слышал ни один человек, разве что привидится ему в ночном кошмаре Флегетон. И страх, и ярость, скопленные за всю жизнь, выплеснулись в душераздирающем крике:
Это другие боги! Другие боги! Исчадия надземного ада, стерегущие слабых богов земли!.. Не смотри... Беги прочь... Не смотри! Не смотри! Месть беспредельных бездн... Проклятая пропасть... Милостивые боги земли, я падаю в небо!
В тот миг, когда Атал закрыл глаза, прижал ладони к ушам и решил прыгать вниз, изо всех сил стремясь преодолеть то ужасное, что нисходило на него с неведомых высот, над Хатег-Кла прокатился оглушительный раскат грома, разбудивший всех добрых крестьян на равнине и честных жителей Хатега, Нира и Ул-тара, отчего они посмотрели на небо и увидели сквозь облака необычное затмение луны, о котором не сказано ни в одной книге. А когда луна показалась вновь, Атал, здоровый и невредимый, стоял на снегу гораздо ниже того места, откуда он мог бы увидеть земных богов или других богов.
А в заплесневелых Пнакотикских рукописях сказано, что мир был молод, когда Сансу вскарабкался на вершину Хатег-Кла и не нашел там ничего, кроме безмолвных снегов и камней. Все же жители Ултара, Нира и Хатега преодолели страх и взошли днем на гору в поисках Барзая Мудрого, однако отыскали они лишь необычный гигантский символ в пятьдесят локтей, словно резцом Циклопа выбитый на голом камне. Похожие на него символы ученые мужи встречали в тех жутких частях Пнакотикских рукописей, которые слишком стары, чтобы их можно было прочесть. Вот и все, что они нашли.
Барзай Мудрый исчез навсегда, и никто не мог уговорить благочестивого священника Атала помолиться за упокой его души. А еще жители Ултара, Нира и Хатега до сих пор боятся затмений, и, когда вершина Хатег-Кла и луна прячутся за облаками, они всю ночь молятся. Земные же боги пляшут время от времени на Хатег-Кла, ибо знают, что они здесь в полной безопасности, и с удовольствием приплывают на кораблях-тучах с неведомого Кадата, чтобы повеселиться на старый лад, как веселились они, когда земля была еще совсем юной и люди не пытались покорять недоступные вершины.
Примечания:
Флегетон - огненная река в подземном царстве мертвых (греч., мифол.).
Перевод Л. Володарской
Говард Филлипс Лавкрафт
Иные боги
На высочайшей из земных вершин обитают боги Земли, и никому из смертных не дано увидеть их воочию. Некогда боги населяли не столь высокие горы, но беспокойное людское племя, покидая равнины, упорно карабкалось вверх по скалистым заснеженным склонам, оттесняя богов все дальше и дальше, пока в их владении не остался один-единственный пик. Уходя, они забирали с собой все свидетельства своего пребывания, по каким-то причинам оставив нетронутым лишь загадочный лик, что был высечен на гранитном фасаде горы, именуемой Нгранек.
Наконец они обосновались на неведомом Кадате, в сердце холодной пустыни, где еще не ступала нога человека; и с тех пор боги ожесточились, ибо некуда было уже уходить с этой самой последней вершины, если люди сумеют добраться и до нее. Боги ожесточились, отвергнув былое смирение, с каковым они уступали напору людей, и теперь путь на гору был смертным заказан, а взошедшим туда уже не было пути назад. К счастью для них самих, люди ведать не ведали о существовании Кадата в сердце холодной пустыни, а иначе они, как всегда, безрассудно пошли бы на штурм этой все еще не покоренной вершины.
Временами боги Земли, тоскуя по тем горам, что прежде служили им домом, навещают одну из них, выбрав для этого тихую ночь, и едва слышно плачут, не в силах повторить на знакомых утесах веселые игрища давних дней. Порой слезы богов с белоснежной вершины Тураи слетают в долину, обитатели коей считают их обыкновенным дождем; а печальные вздохи богов порой можно услышать в дуновении ветра, стекающего с крутых склонов горы Лерион. Боги странствуют из края в край на своих кораблях-облаках, и умудренные старцы хранят в памяти легенды, отвращающие смельчаков от восхождения на ту или иную вершину облачными ночами, ибо ныне боги не столь терпимы к чужому присутствию, как это было во время оно.
В Ултаре, что за рекой Скай, жил старик, одержимый идеей увидеть богов Земли. Он преуспел в изучении семи сокровенных книг Хсана и прочел Пнакотикские рукописи, повествующие о далеком, скованном льдами Ломаре. Звали его Барзай Мудрый, а деревенские жители вспоминают его как человека, поднявшегося на гору в ночь необычайного затмения.
Барзай знал о богах Земли так много, что мог предсказывать их перемещения; он разгадал столько их тайн, что его самого почитали за полубога. Это его мудрым советам обязаны жители Ултара принятием известного закона, запрещающего убивать кошек; он же поведал молодому священнику Аталу, куда исчезают все черные кошки в полночь накануне Дня святого Иоанна. Его знания о богах были воистину глубоки и обширны, но ему не давало покоя желание их лицезреть. Веря в то, что причастность к великим тайнам оградит его от божественного гнева, Барзай задумал подняться на гору Хатег-Кла в ночь, когда, по его расчетам, там должны были объявиться боги.
Хатег-Кла расположена в глубине каменистой пустыни, лежащей за Хатегом, чье имя и носит гора. Подобно статуе среди пустого храма, она одиноко высится над мертвым морем камней. У вершины ее всегда клубится туман, ведь туманы - это память богов, а боги особенно любили Хатег-Кла в ту далекую пору, когда здесь была их обитель. Временами они прилетают сюда на облачных кораблях и, укрыв белой мглою скалистые склоны, самозабвенно танцуют, как встарь, на голой вершине при ярком свете луны. Жители Хатега предпочитают держаться подальше от этой горы и предрекают гибель всякому дерзнувшему посетить ее в одну из ночей, когда белая мгла окутывает склоны, скрывая от посторонних взоров вершину с висящей над ней луной. Однако Барзай, придя в Хатег из соседнего Ултара со своим учеником Аталом, остался глух к увещеваниям старожилов. Если Атал, сын простого трактирщика, не всегда мог побороть свой страх перед неведомым, то Барзай происходил из семьи аристократов, владевших старинным замком, и примитивные суеверия простолюдинов вызывали у него лишь насмешку.
Итак, презрев мольбы испуганных крестьян, Барзай и Атал отправились в глубь каменистой пустыни и у костра на ночных привалах подолгу беседовали о богах Земли. День за днем они шли вперед, и над горизонтом все выше вздымалась громада Хатег-Кла в ореоле клубящегося тумана. Когда на тринадцатый день они достигли подножья одинокой горы, Атал решился вслух высказать свои опасения. Но старый мудрый Барзай, не ведая страха, двинулся вверх по склону туда, где не бывал ни один человек со времен Сансу, о чьих деяниях с ужасом повествуют полуистлевшие Пнакотикские рукописи.
Подъем был сложен и опасен из-за глубоких расселин, крутых утесов и камнепадов, к которым вскоре добавились холод и снег. То и дело поскальзываясь и рискуя сорваться в пропасть, они упрямо лезли вверх, вонзая в трещины топоры и острые концы посохов. В разреженном воздухе дышалось труднее, а цвет неба постепенно менялся с голубого на густо-синий. Путники взбирались все выше, дивясь странностям открывавшегося пейзажа и невольно содрогаясь при мысли о том, что их ждет наверху, когда опустится белая мгла и луна исчезнет из виду. Три дня продолжалось восхождение; наконец они разбили лагерь на подступах к вершине и стали ждать, когда появятся облака.
Четыре последующие ночи были ясными, и холодный свет луны легко пронзал тончайшую дымку вкруг безмолвного пика. На пятую ночь, когда настало полнолуние, Барзай разглядел вдалеке, у северного края небосклона, несколько плотных облаков. Оба вскочили на ноги и стали следить за их приближением. Мощно и величаво облака подплывали к горе и смыкали ряды над головами потрясенных созерцателей. Целый час они наблюдали, как кольцами вьется туман и все плотнее становится облачная завеса. Многомудрый Барзай напрягал слух, пытаясь уловить какие-то лишь ему ведомые звуки, меж тем как его ученик цепенел от холода и страха в объятиях промозглого ночного тумана. И когда Барзай начал подниматься к самой вершине, знаками подзывая Атала, юноша долго медлил, прежде чем последовать его примеру.
Мгла сгустилась настолько, что Атал едва различал силуэт своего наставника, серым пятном маячивший в неверном лунном свете, который пробивался сквозь разрывы в облаках. Барзай ушел далеко вперед - невзирая на почтенный возраст, он двигался гораздо быстрее Атала, с легкостью одолевая кручи, подняться на которые было по силам лишь очень крепкому и бесстрашному скалолазу, и ни на миг не задерживаясь перед широкими черными провалами, через которые Атал перепрыгивал с большим трудом. Так они поднимались все выше, минуя обрывы и разверстые бездны, скользя, спотыкаясь и лишь изредка приостанавливаясь, чтобы с благоговейным трепетом ощутить необъятность и устрашающее безмолвие обледенелых склонов и гранитных скал.
Атал внезапно потерял из виду Барзая, когда тот взбирался на отвесную стену чудовищного утеса, перекрывшего им путь и казавшегося непреодолимым для любого смертного, не вдохновляемого богами Земли. Находясь гораздо ниже по склону, Атал раздумывал, как ему поступить, когда сияние вверху заметно усилилось, словно оповещая о близости места сбора богов - открытой лунному свету заоблачной вершины. Юноша пополз в направлении утеса и разливающегося по небу сияния, хотя ужас, его охвативший, не шел ни в какое сравнение с чем-либо им испытанным ранее. И тут сверху донесся ликующий крик невидимого Барзая:
Я слышал богов! Я слышал пение богов на вершине Хатег-Кла! Отныне Барзай-Пророк знает, как звучат голоса богов Земли! Туман отступает, луна светит ярко, и вскоре я увижу богов неистово пляшущими на горе Хатег-Кла, которую они любили в дни своей юности! Мудрость Барзая возвысила его над богами Земли, чьи запреты и чары не стали для него препятствием! Барзай увидит богов - гордых богов, непостижимых богов, презрительно чуждавшихся людского взора!
Атал не слышал голосов, о которых говорил Барзай; он только что добрался до подножия громадного утеса и теперь осматривал его в поисках точек опоры, когда вновь раздался крик его учителя, еще более громкий и пронзительный:
Туман почти рассеялся, луна бросает резкие тени на горный склон. Голоса богов полны страха и ярости, они боятся Барзая Мудрого, который превзошел их величием! Лунный свет начинает мерцать впереди - там, где пляшут боги. Очень скоро я увижу, как они с завываниями скачут под луной… Свет слабеет, боги Земли трепещут…
Пока Барзай выкрикивал все это, Атал ощутил странные перемены в окружающем пространстве: казалось, земные законы уступают место иным, более могущественным силам. Крутизна утеса осталась прежней, но теперь на нем явственно обозначился путь наверх, и Атал с какой-то пугающей легкостью начал карабкаться по скале. Между тем свет луны исчез окончательно, и крики Барзая долетали до него из темноты:
Луна погасла, и боги танцуют во мраке! Небеса объяты ужасом, ибо это затмение не предсказано ни в ученых книгах людей, ни в скрижалях богов Земли… На Хатег-Кла творится какое-то неведомое мне волшебство, крики испуганных богов перерастают в смех, а ледяные склоны бесконечно возносятся в черные небеса, и вслед за ними уношусь и я… Но вот оно! Наконец-то! В сумеречном свете я их вижу! Я вижу богов Земли!