Фра Беато Анжелико - Полное собрание работ (c-rover). Уста ангела закрыты - не видно, чтобы он говорил. Весенний привет из античности

Кортонский алтарь (1433-34. Музей Диочезано, Кортона)

Этот алтарь в оригинальной раме происходит из церкви Святого Доминика в Кортоне. Вероятным заказчиком этой работы был Джованни ди Кола ди Cenno, Кортонский торговец, который построил в церкви капеллу, посвященную Благовещению.

Благовещение. Ок. 1433-34. Темпера, дерево. 175 х 180 см. Музей Диочезано, Кортона (Епархиальный музей Кортоны)

Эта работа - повторение главной панели Алтаря Прадо с более утонченной архитектурной планировкой: деление пополам колонной, присутствует сцена Изгнания из рая и нижний регистр евангельских сцен (Обручение Марии, Встреча Марии и Елизаветы, Поклонение волхвов). Отличия — Адам и Ева находятся вверху, под горизонтом картины и едва видны в райском саду; евангельские сцены не разделены чёткими вертикальными членениями.

Благовещение. Центральная панель

Благовещение из Кортоны — первый бесспорный шедевр Анджелико и одно из величайших достижений флорентийского кватроченто. Сцена происходит в лоджии, ограниченной с двух сторон изящными колоннами, а сзади — стеной с глухой аркадой. Склонившийся ангел, подняв указательный палец, призывает к вниманию, тогда как уста его произносят весть: «Дух Святый найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя». Справа Мария со скрещенными на груди руками, чуть подавшись вперед, вслушивается в слова Евангелия от Луки, которые золотыми буквами начертаны на поверхности картины: «Се, раба Господня; да будет Мне по слову твоему». Золотой голубь парит над головой Мадонны. Изображенный в профиль ангел занимает большую часть полотна. Его богато написанные крылья выходят за край колоннады, их верхние концы отмечают центр картины. За ними пространство картины расширяется в комнату Марии и далее в намек на предкроватный занавес, служащий также фоном для нимба святого Гавриила.

Над колонной портика, разделяющей архангела и Деву Марию, из медальона в пазухе свода взирает предсказавший рождение Богоматери пророк Исаия, изображенный в виде поясного скульптурного портрета. Слева — огражденный сад с символической пальмой. В глубине, там, куда глаз зрителя уводит розовый карниз здания, видна сцена изгнания Адама и Евы из Рая.

В фактурном отношении манера исполнения фигур богаче, чем в какой-либо из ранних работ художника: например, трактовка рук Марии и крылья ангела — их движение наделено чудесным величием. Алтарь из Кортоны с его ощущением таинства, нежным колористическим сиянием и покоряющей серьезностью стал предметом многочисленных подражаний и вариаций.

Благовещение. Фрагмент

Этот фрагмент изображает архангела Гавриила, одетого в драгоценные одежды, вышитые золотом.

Благовещение. Фрагмент

Благовещение. Фрагмент

На пределле в нижней части алтаря около крайних углов размещены две сцены. Левая представляет рождение Марии, крайняя правая - Мария передает хабит (монашеское одеяние) святому Доминику. Между ними расположены пять сцен из жизни Марии, одна за другой, без разделения, а именно Обручение Марии, Посещение Елизаветы, Поклонение волхвов, Принесение во храм, Успение.

Иногда исполнение картин пределлы приписывают помощникам Фра Анджелико или молодому Заноби Строцци.

Пределла (левая крайняя часть). Рождество Богоматери. Темпера, дерево. 23 х 14 см

Согласно преданию, у немолодой пары - Иоакима и Анны - не было детей, за что Иоаким был изгнан из храма и ушёл в горы к пастухам. Там ему явился архангел и предрёк рождение Марии. Иоаким и Анна дали обет, что если Господь даст им дитя, то они посвятят его Богу, и, как было тогда в обычае, отдадут его в храм для служения до совершеннолетия. И действительно через год, 8 сентября, у них родилась дочь. Существует предание, что по исполнении Марии шестимесячного возраста Анна поставила ее на землю, чтобы посмотреть, может ли она стоять. Дитя сделало семь шагов, потом пошло обратно в руки матери. Анна решила, что Дочь ее не будет ходить по земле, пока она ее не введет в храм Господень.

Пределла (1). Обручение Марии. Темпера, дерево. 23 х 183 см

Мария обучалась в храме с трех лет, однако по достижении совершеннолетия она не могла остаться при храме, и для неё был избран супруг, охраняющий её и уважавший её обет целомудрия — престарелый Иосиф Обручник. Иосиф был избран из числа прочих женихов, так как его посох чудесным образом расцвёл.

Пределла (2). Встреча Марии и Елизаветы. Темпера, дерево. 23 х 183 см

Елизавета была двоюродной сестрой Марии - мать Марии Анна была младшей дочерью священника Матфана, у которого было три дочери: Мария, София и Анна. Елизавета была дочерью Софии и священника Захарии.

Приведенный выше фрагмент изображает встречу Марии и Елизаветы. Это событие описано в Евангелии от Луки. Сразу же после Благовещения Мария «с поспешностью пошла в нагорную страну, в город Иудин; и вошла в дом Захарии, и приветствовала Елизавету». Мария и Елизавета обнялись, прямые складки их одежд выглядят простыми и чужеродными криволинейным тенденциям, проповедуемым некоторыми учителями современниками Анджелико. Елизавета, находящаяся на шестом месяце беременности Иоанном Крестителем, одета в более широкие одежды, чем Мария. Город Иудин изображен в виде ряда простых геометрических форм, прямо освещенных, но несколько слабых и неуклюжих.

Встреча Марии и Елизаветы. Фрагмент

Женщина держит путь вверх по холму по тропе в тени. За ней небо и земля смыкаются в дымке тосканского лета. Это первый пейзаж, идентифицированный в Итальянском искусстве. Посреди пути - озеро, которого сейчас уже нет; вдали - город Флорентийская Кастигниола, и дальше - замок Монтерчи.

Пределла (3). Поклонение Волхвов. Темпера, дерево. 23 х 183 см

Еще Иосиф и Мария с младенцем Иисусом оставались в Вифлееме, как из далекой страны с востока пришли волхвы (ученые люди, занимавшиеся наблюдением и изучением звезд), которые увидели на небе новую звезду. Волхвы вошли в дом и увидели Младенца Иисуса с Матерью Его. Они поклонились Ему до земли и поднесли Ему дары: золото, ладан и смирну (драгоценное благовонное масло). Золото они принесли Ему, как Царю (в виде дани или подати), ладан, как Богу (потому что ладан употребляется при богослужении), а смирну, как Человеку, который должен умереть (в то время умерших помазывали маслами, смешанными с благовонной смирной).

Пределла (4). Принесение Христа во храм. Темпера, дерево. 23 х 183 см

Картина рассказывает о принесении младенца Иисуса во храм для очистительного обряда на сороковой день после его рождения. Марию и Иосифа встретили святой Симеон, которому сказано было, что он не умрет, пока не увидит Христа, и старица Анна, обитавшая при храме. Увидев младенца Иисуса, Симеон взял его на руки и произнес: «Ныне отпускаешь раба твоего». В этой сцене Иосиф, Мария, священник и святая Анна стоят на переднем плане, неф уходящих колонн расширяет второй план за ними. Намек на внешнее пространство сделан дверью слева, круглым окном в апсиде, верхним светом высоко над нефом, и освещением извне.

Пределла (5). Успение Богоматери. Темпера, дерево. 23 х 183 см

Считается, что Мария умерла в Эфесе спустя 12 лет после вознесения Христа, в 48 году. К смертному одру Богоматери со всех концов света успели съехаться апостолы, за исключением апостола Фомы, который прибыл на три дня позже и не застал Богородицу в живых. По его просьбе её гробница была открыта, но там были только благоухающие пелены. За смертью Марии последовали её Вознесение (по православной традиции на третий день), а за её душой в момент смерти явился сам Иисус Христос с сонмом небесных сил. Католики считают, что после вознесения Девы Марии совершилась её коронация.

Пределла (правая часть). Богородица вручает святому Доминику хабит монахов. Доминиканского ордена. Темпера, дерево. 23 х 14 см

Алтарь «Благовещение» (1430-е, Сан Джованни Вальдарно)

Алтарь находится сейчас в небольшом музее базилики Санта Мария делла Грацие, в местечке Сан Джованни Вальдарно во Флоренции. Он был написан для монастыря Сан Франческо Монтекарло, построенного между 1428 и 1438 годами (не сохранился).

Возможно, что первоначально этот алтарь был написан для церкви Сан Алессандро в Брешии, но по каким-то причинам туда отправлен не был и оставался незавершенным. Завершил его Фра Анлжелико в 1440 году, уже для монастыря Сан Франческо.

Благовещение. Ок. 1432. Темпера, дерево. 195 х 158 см. Музей Базилики Санта Мария делла Грацие, Сан Джованни Вальдарно. Главная панель 149 x 158 см, панели пределлы 17 x 26 см каждая

Аттрибутация и датирование этой работы долго обсуждались среди специалистов. Чаще всего ее считали работой помощников Фра Анджелико, таких как Заноби Строцци. Вопрос решился после успешно проведенной в 1984 году реставрации картины, она считается теперь одной из произведений Фра Анджелико. Художник время от времени возвращался к его любимой теме ангела, приносящего Благовещение, и благочестивой Марии в покорной позе принимающей его. Это третий в серии алтарей на тему Благовещения после алтарей Прадо и Кортоны.

Живописная манера этой панели наиболее близка Кортонскому алтарю. Однако, в отличие от трехчастного Кортонского алтаря панель из Вальдарно двухчастная - левая часть с изображением библейского сада отсутствует. Для этого художник переносит точку схода снаружи внутрь помещения, фокусируя внимание зрителя на сцене Благовещения, а сцену в саду изображает как бы видимой изнутри через проемы арок левой стены. Подобно "Благовещению" Мазолино сцена делится на две части арками стены на переднем плане, представляя собой переходный вариант между традиционным средневековым алтарем со шпилем и прямоугольным Ренессансным алтарем. Наверху, в медальоне между арками находится фигура пророка, смотрящего на Марию и держащего в руке свиток с подтверждением пророчества.

По сравнению с алтарем из Кортоны цветовая палитра здесь ярче, с присутствием целого набора богатых насыщенных цветов - зелени сада, розового с золотом хитона ангела, синих с красным одежд Марии, звездного неба на потолке, нежно розовой мраморной инкрустации пола, отраженной в висящих на стенах зеркалах. Одежда и поза фигур ангела и Марии схожи с Кортонским алтарем, но свет проработан здесь тщательнее - если источник света на Кортонском алтаре неясен, то на панели алтаря Вальдарно источник света явно расположен слева, освещение идет из сада, что подчеркивается соответствующей проработкой драпировок и складок одежд. Общий эффект, однако, здесь несколько размывается излишним вниманием к деталям, ставя под угрозу то хрупкое равновесие, которое было достигнуто в Кортонском алтаре.

Пределла представляет сцены из жизни Богородицы (Обручение Марии, Встреча Марии и Елизаветы, Принесение во храм, Успение Богородицы). Исполнение панелей пределлы часто приписывают Заноби Строцци, ученику Анджелико.

Во времена фашисткого правления этот алтарь среди прочих произведений итальянского искусства был отобран Германом Герингом для подготовки к вывозу в Германию. Однако Родольфо Сиверо, историк искусства и одновременно итальянский секретный агент, узнал об этом и с помощью двух монахов спрятал полотно, сохранив, таким образом, его на родине.

Алтарь Сан Доменико. «Коронация Богоматери» (1430-32. Лувр, Париж)

Алтарь, хранящийся сейчас в Лувре вместе с семью картинами пределлы, был выполнен для церкви Сан Доменико в Фьезоле, и это одна из наиболее знаменитых работ Фра Анджелико. Вазари считал его лучшим из трех алтарей, написанных Фра Анджелико для церкви Сан Доменико. Это блестящий пример искусства художника в технике темперы, ее свежие цвета не изменились с течением времени.

Алтарь «Коронация Богоматери» находился у алтарной перегородки справа. Главная панель была привезена в Париж в 1812 году Наполеоном. Пределла была приобретена во Флоренции в 1830 году.

Коронование Богоматери. Алтарь Сан Доменико. Ок. 1434-35. Темпера и золото, дерево. 213 x 211 см. Лувр, Париж

Тема Коронации Богоматери была широко распространена в 13 веке, будучи частью Золотой легенды (Legenda Aurea) — сочинения Иакова Ворагинского, собрания христианских легенд и занимательных житий святых, написанное около 1260 года. Золотая легенда была одной из самых любимых книг средневековья, в XIV-XVI вв. стоявшая на втором месте по популярности после Библии. Эпизод Коронования следует за Успением Богородицы и описывает божественное приветствие Богородицы Христом, который возвышает ее над остальными святыми и блаженными.

Следуя по девяти мраморным ступеням разных цветов Мария следует наверх к трону Христа, где ей приготовлено место. Стоя на коленях и преклонив голову она получает корону из рук своего Сына во славе. Они окружены небесным воинством, состоящим из музыкантов, ангелов и святых. У некоторых из них на нимбах выгравированы их имена, других можно узнать по их атрибутам. На переднем плане коленопреклоненно стоят святой Людовик Французский в короне, украшенной лилиями (Флер де Лис - Королевская лилия, геральдический символ), Мария Магдалина в красных одеждах с распущенными волосами и сосудом с маслом, святая Екатерина Александрийская с колесом, атрибутом ее мученичества, святая Агнесса с ягненком у груди. Несколько доминиканцев, покровительствовавших написанию картины, можно узнать по их белым одеждам и черным мантиям. Слева во втором ряду в профиль изображен святой Доминик, он держит лилию и над его головой горит красная звезда. Святой Петр Мученик изображен наверху слева с кровоточащей раной на голове. Представлен также святой Фома Аквинский, он держит в руках одну из своих книг и указывает на трон.

Картина отличается сияющей чистотой цвета, почерпнутой художником в живописи готики, и новой науке живописного пространства, создававшейся его современниками во Флоренции. Это официально-иерархическое собрание святых и ангелов вокруг самого сакрального небесного обряда уже не имеет ничего архаичного или напыщенного; в нем много строгого и в то же время бережного внимания ко всему наблюдаемому в реальной действительности. Даже сочетание основных цветов ни в коем случае не имеет геральдического или условного характера - оно передает светозарность и насыщенность среды благодаря свойственному Фра Анджелико чувству света и пространства. Перспектива изобретательно и очень точно просчитана. Она передает глубину архитектурного пространства, не затрагивая ближний план. Ее протяженное, неспешное схождение, лишенное даже признака какого-либо драматического нагнетания, говорит о бесконечной удаленности грандиозной небесной обители.

В этой алтарной работе Анджелико далеко уходит от своих обычных методов пространственной проекции. Это можно объяснить исключительной трудностью интегрирования такой сложной композиции как традиционная сцена Коронования в тип пространства, которое он выработал. Вся эта, впрочем все еще божественная, сцена основана на твердом фундаменте. Небо реалистично голубое, а не золотое. Очень низкая точка зрения дает возможность разместить святых и ангелов рядами, так что один не заслоняет другого. Фигуры на переднем плане изображены коленопреклоненными, так что они не отвлекают зрителя. Мария Магдалина держит свой сосуд с маслом, обозначая центральную ось картины.

В последнее время некоторые исследователи склоняются к датировке этой работы 1450-ми годами.

Святой Николай из Бари (Николай Чудотворец) показан на переднем плане коленопреклоненным, в епископской митре и с посохом. На его мантии изображены несколько сцен из Евангелия, в том числе Страсти Христовы, Осмеяние Христа и Бичевание. Слева от него - святой Антоний и святой Франциск.

Коронование Богоматери. Алтарь Сан Доменико. Фрагмент

Святая Екатерина Александрийская стоит, держа колесо (орудие ее мученичества) и обращаясь к святой Агнессе, держащей свой символ - ягненка. Мантия святой Агнессы спускается скульптурными складками на землю. Нимбы этих святых тщательно выверены, так что лицо святой Екатерины не заслонено. На этой картине нимбы трактованы как плоские, в некоторых случаях они богато декорированы драгоценностями.

Коронование Богоматери. Алтарь Сан Доменико. Фрагмент

Поскольку алтарь был выполнен для церкви Сан Доменико его пределла представляет сцены из жизни святого Доминика.

Святой Доминик родился в дворянской семье в 1170 году. Он обучался в школе в Паленсии, где в течение 10 лет изучал свободные искусства и теологию. В молодости Доминик прославился своей добротой и состраданием. Известно, что он продавал свои ценные книги и даже одежду, чтобы помочь страдающим от голода и взятым маврами в плен соотечественникам.

В 1196 году Доминик был рукоположен в священники. В 1203 году он отправился в Южную Францию, решив посвятить себя проповеди Евангелия и борьбе с ересью в этом регионе. В 1206 ими была основана женская община в Пруйле, состоявшая из дочерей дворян-католиков и женщин, обращённых из ереси. В 1214 появляется первая община в Тулузе, шестеро единомышленников из этой общины стали затем ядром Ордена проповедников, впоследствии его стали чаще называть орденом доминиканцев по имени основателя. Главными задачами ордена были проповедь Евангелия и изучение наук.

В 1217 Доминик переехал в Рим, где начал интенсивную работу в интересах созданного им и быстро растущего ордена. Умер он в 1221 году в Болонье, мощи покоятся в болонской базилике, названной в его честь.

Традиция Католической Церкви связывает с именем святого Доминика появление Розария — широко распространенной католической молитвы на чётках. По легенде, Розарий был вручён святому Доминику в 1214 году во время явления Девы Марии. Ещё одна традиция связывает эмблему доминиканского ордена — бегущую собаку с пылающим факелом в зубах — со сном, в котором мать святого Доминика увидела такую собаку накануне рождения сына.

Святой Доминик изображается в белой тунике доминиканского монаха, белом скапулярии и чёрном плаще; иконографические символы святого Доминика — лилия, звезда во лбу или надо лбом, книга (чаще всего открытая на странице со словами «Идите и проповедуйте»), крест основателя (патриарший), храм (латеранская базилика), собака с факелом, розарий, посох.

Алтарь Сан Доменико, пределла: Сон Иннокентия III. Ок. 1434-35. Темпера, дерево. Лувр, Париж

Вначале папа Иннокентий III хотя и взял под покровительство созданный Домиником монастырь, но в утверждении ордена отказал, так как на состоявшемся Лютеранском IV Соборе было принято решение о запрете создавать новые монашеские ордена. Однако после отказа папа увидел сон, где Доминик подпирал грозившую упасть Латеранскую базилику. Расценив это как особый знак, папа пригласил к себе Доминика и одобрил его идею.

Алтарь Сан Доменико, пределла: Святые Петр и Павел, являющиеся святому Доминику. Ок. 1434-35. Темпера, дерево. Лувр, Париж

Однажды, когда святой Доминик молился в старой базилике Святого Петра, ему явилось видение. Апостол Петр дал ему посох, и Апостол Павел вручил ему книгу. Они говорили к нему, сказав: «Иди и проповедуй, так как ты выбран Богом для этого».

Пределла. Фрагмент. Святые Петр и Павел, являющиеся святому Доминику

Алтарь Сан Доменико, пределла: Воскресение Наполеоне Орсини. Ок. 1434-35. Темпера, дерево. Лувр, Париж

По преданию, святой Доминик в монастыре Сан-Систо в Риме воскресил племянника кардинала Орсини юного Наполеоне, упавшего с лошади и разбившегося насмерть. В Великий четверг 1217 года Наполеоне Орсини гнал коня вскачь, спеша к Фискальной башне, но лошадь сбросила его, и он разбился насмерть перед воротами монастыря святого Сикста. На его счастье, в эту минуту из обители выходил святой Доминик. Увидев оруженосцев, пажей, прислужников, плачущих над бездыханным телом своего господина, он справился о том, какого рода и состояния был почивший, и узнав, что это Наполеоне Орсини, приблизился к безутешной свите, воздел длань и произнес: "Не плачьте, ибо милостью Божьей ваш хозяин не умер". А поскольку челядь покойного, не внимая словам бедного монаха, которого они приняли за безумца, замотала головами и завопила еще громче, Доминик промолвил: "Наполеоне Орсини, поднимись". Что мертвец тотчас и исполнил, к немалому удивлению окружающих.

Алтарь Сан Доменико, пределла: Муж скорбей. Ок. 1434-35. Темпера, дерево. Лувр, Париж

Эта панель расположена в центре пределлы. Это иконографический тип Муж Скорбей: полуфигурное изображение Спасителя в терновом венце, с кровоточащими ранами и угасшим взором, а также инструментов Страстей (предметов, связанные со страданиями Христа: крест, гвозди, терновый венец, бичи, колонна, веревка).

Алтарь Сан Доменико, пределла: Диспут святого Доминика и чудо с книгой. Ок. 1434-35. Темпера, дерево. Лувр, Париж

Картина изображает Чудо огня, произошедшее в 1207 году в Фанжо. Святой Доминик дает книгу об истинной вере Христовой представителю альбигойцев и в ходе испытания огнем еретические книги сгорели, а книга святого Доминика выскочила из огня невредимой.

Пределла. Фрагмент. Диспут святого Доминика

Альбигойцы - участники еретического движения в Южной Франции 12-13 века, приверженцы учения катаров. Они выступали против догматов католической церкви, церковного землевладения и десятины. Альбигойцы отвергали крещение, причастие и церковный брак, выступали против общественного неравенства, не признавали частной собственности, отрицали необходимость власти светской и церковной. К альбигойцам примкнула часть местной знати. Альбигойской ересью были охвачены, в основном, три провинции Франции - Тулуза, Прованс и Лангедок. Во главе восставших встал граф Раймонд VI Тулузский. При его дворе собрались самые блестящие, самые талантливые рыцари и трубадуры. Первое время альбигойцам сопутствовала удача, но церковь объявила против них крестовый поход (Альбигойский крестовый поход, 1209-1215). Когда армия крестоносцев пришла на юг Франции, у одного из верховных священнослужителей спросили: а как же отличить добрых христиан от еретиков. И он ответил: "Убивайте всех. Господь на небе отберет своих". В 1215 году восстание альбигойцев было подавлено, Раймонд VI погиб.

Несколькими годами позже рыцарь Бернард Сиккарт де Марведжольс сочинил Песнь об Альбигойском крестовом походе. Средневековая рукопись с ее текстом хранится и в Румянцевской библиотеке. Именно на каменной террасе этого здания Воланд и Азазелло сидели в ожидании неугомонной парочки Бегемот - Коровьев. Заглавная буква Песни была выполнена в виде фигуры рыцаря в темно-фиолетовых одеяниях. Очевидно, именно это воспоминание заставило Булгакова назвать Фагота фиолетовым рыцарем.

Алтарь Сан Доменико, пределла: Ангелы подают пищу монахам ордена святого Доминика. Ок. 1434-35. Темпера, дерево. Лувр, Париж

Алтарь Сан Доменико, пределла: Успение святого Доминика. Ок. 1434-35. Темпера, дерево. Лувр, Париж

Алтарь «Коронование Марии» (1434-35. Уффици)

Эта знаменитая картина первоначально висела на алтарной перегородке церкви Святого Эджидио госпиталя Санта Мария Нуова во Флоренции. В галерею Уфицци она попала в 1704 году, но с 825 по 1945 год находилась в Сан Марко. Выставляется с 1948 года.

По стилю эта картина занимает промежуточное положение между готикой и ренессансом - на ней очевидно выделяются элементы, являющиеся одновременно и консервативно готическими, и прогрессивно ренессансными. Здесь зритель найдет всё, что он может ожидать от очень дорогого алтаря 14 века - золотой фон с искуссным тиснением, драгоценный лазурит, много киновари, очевидное наличие мышьячных зеленых тонов. Качественно выполненные позолоченные ореолы и золотые края одежд изящны и очень готичны. Но, в то же время, это уже живопись Возрождения - в отличие от шедевра Джентиле да Фабриано, фигуры персонажей трехмерны, складки их одежд свешиваются и драпируются вокруг фигур с непринужденной естественностью. Даже если фигуры персонажей Фра Анджелико стоят на облаках - они весомы и реалистичны.

Фра Анджелико посвятил сцене Коронации Марии несколько своих работ (Лувр, Музей Сан Марко, Галерея Уффици).

Коронование Марии. 1434-1435. Темпера, дерево. 112 х 114 см. Галерея Уффици, Флоренция

Предшественники Фра Анджелико в этой сцене воспроизводили модель Джотто с небольшими вариантами, да и сам Анджелико дает ее в самой простой форме. Высоко в центральной части "Коронации" Христос возлагает корону на Богоматерь, которая сидит со скрещенными руками и наклоняет голову, чтобы получить этот знак величия от своего Сына. Однако на ее лице нет выражения радостного экстаза, она сидит скромно, опустив глаза, как бы не осмеливаясь поднять их на Спасителя. Ангелы и святые, симметрично расположенные по сторонам, заполняют весь фон картины. Они стоят с головами или поднятыми в восхищении, или опущенными в знак уважения, но в состоянии столь похожем, что это дает ощущение единства всей картины.

Фра Анджелико повторяет основную линию Джотто, но развивает ее согласно своему высокому идеалу, интенсивной вере и мистическому чувству. Он придает Богоматери выражение бесконечного умиротворения, ангелам действительно космическое очарование, святым безмятежное выражение блаженства, а всей сцене - божественный характер видения Рая.

Коронование Марии. Фрагмент

Как и во всех картинах Анджелико, посвященных Коронованию Марии, официальность события смягчается очаровательным шармом деталей. На переднем плане справа, спиной к зрителю, изображен ангел, играющий на маленьком органе, слева ему компанию составляет струнный инструмент.

Коронование Марии. Фрагмент

Наверху, на обеих сторонах основной группы, высоко над головами подняты трубы. В числе других инструментов мы можем распознать слева лютню и маленькую овальную мандолину справа. Внутренний круг составляют шесть высоких танцующих ангелов. Их развевающиеся ризы и положение их рук показывают направление их движения.

Пределла алтаря представляет сцены из жизни Богоматери - Обручение и Успение. Пределла находится сейчас в монастыре Сан Марко во Флоренции.

В 1629 маркизом Ботти подарил эти панели Козимо II. В 1704 году они были переданы в галерею Уффици, а в 1924 году - переданы в музей Сан-Марко.

Пределла. Обручение, Успение. 1434-1435. Темпера, дерево. Монастырь Сан Марко, Флоренция

Пределла. Обручение Марии. Фрагмент. 1434-1435. Темпера, дерево. 19 х 50 см. Монастырь Сан Марко, Флоренция

Сцена Обручения Марии повторяет сюжет пределл других алтарей. Она разворачивается перед Иерусалимским храмом. Первосвященник Захария вверяет Марию Иосифу Обручнику, стоящему слева с посохом, покрытым листвой. В левой части картины другие претенденты рассматривают свои посохи.

Пределла. Успение Богоматери. Фрагмент. 1434-1435. Темпера, дерево. 19 х 50 см. Монастырь Сан Марко, Флоренция

Ко гробу Богоматери, стоящему на возвышении в окружении апостолов и ангелов, снисходит Господь. Святой Петр держит в руках пальмовую ветвь.

Кортонский триптих (1437. Музей Диочезано, Кортона)

Триптих размещался в боковой капелле церкви Святого Доминика в Кортоне, в капелле справа от главного большого алтаря. Он был изготовлен по заказу Джованни ди Томмазо, одного из самых богатых граждан Кортоны.

В начале Второй Мировой войны он был замурован в башне, где дерево сильно пострадало из-за высокой влажности и перепадов температуры. Возникла необходимость отделить красочный слой и перенести его на новую основу. Триптих был реставрирован. К сожалению, он потерял свою прочность и требует теперь постоянного наблюдения.

Кортонский триптих. 1437. Темпера, дерево. 218 х 240 см. Музей Диочезано, Кортона

Как показали реставрационные работы, этот триптих составлен из трех деревянных панелей, верхней части и нижнего бордюра (пределлы). Поэтому эти три отдельные работы, возможно, были написаны в разное время и по разным поводам. Верхняя часть представляет Благовещение и Распятие Христа. В центре изображена Мадонна с младенцем, слева - Иоанн Креститель и Иоанн Евангелист, а справа представлены святой Матвей и Мария Магдалина. На пределле представлены эпизоды из жизни святого Доминика а также образы других святых и ангелов.

Недавно было высказано предположение, что пределла, чья тематика не имеет отношения к святым на главных панелях, и центральная панель, которая не продолжает линии горизонта боковых панелей, возможно, первоначально принадлежал другому алтарю - возможно, алтарю, предназначенному для главной алтарной ниши церкви.

В 1945 году, когда живопись переносилась с первоначальной деревянной основы, представилась возможность проследить метод работы Анджелико. Подготовительный рисунок каждой части композиции выполнен одной рукой. Формы нанесены зеленой краской (terra verde) на загрунтованные доски, линейная штриховка с исключительной тонкостью и изяществом очерчивает волосы, веки, губы и ноздри; слегка намеченные области света и тени обозначают объемы. Естественно, что в процессе завершения композиций разработанная в подготовительном рисунке схема могла упрощаться. В этом есть своя логика — фигуры, выполненные мастером собственноручно, ясно показывают, что ради передачи объемности форм и иллюзии глубины он в какой-то мере жертвовал первоначальной изысканностью образа.

Кортонский триптих. Центральная панель. 1437. Темпера, дерево. 137 х 68 см. Музей Диочезано, Кортона

Эксперты склонны датировать образ Мадонны 1434 годом, а полную работу относить к 1937 году. Однако некоторые эксперты последнего времени (Кантер и Палладино, 2005) высказывают предположение, что она была выполнена в конце 1440-45 и приписывают ее дизайн Фра Анджелико, а ее исполнение - его помощникам (центральная панель Кортонского триптиха рассматривается как реплика центральной панели триптиха в Перудже ).

Кортонский триптих. Св. Матвей. Правая панель. Фрагмент

Кортонский триптих. Мария Магдалина с вазой. Правая панель. Фрагмент

Верхняя часть триптиха представляет Благовещение и Распятие Христа.

Кортонский триптих. Фрагмент. 1437. Темпера, дерево. 31 х 47 см. Музей Диочезано, Кортона

На верхнем пике над центральной панелью изображена сцена Распятия с Марией и Иоанном Евангелистом.

Кортонский триптих. Фрагменты

В верхней части алтаря два тондо представляют Благовещение. Левое изображение представляет ангела Благовещения, правое - Деву Марию.

Пределла состоит из прекрасно выполненных миниатюр, представляющих эпизоды из жизни святого Доминика и образы других святых и ангелов (о святом Доминике см. Коронование Богоматери. Алтарь Сан Доменико).

Левая часть пределлы

Слева изображен святой Петр Мученик. Далее, без разделения, идут сцены из жизни святого Доминика - Сон папы Иннокентия III (ему приснился святой Доминик, поддерживающий падающую базилику, и это побудило его выступить в поддержку основанного Домиником монашеского ордена), Встреча святого Доминика со святым Франциском, Получение святым Домиником книги и посоха от Апостолов Петра и Павла.

Центральная часть пределлы

На центральной части пределлы слева изображен святой Михаил Архангел, затем - сцена воскрешения святым Домиником Наполеоне Орсини, упавшего с лошади и разбившегося насмерть. Далее представлены диспут святого Доминика с еретиками, а также Чудо с Книгой, когда еретические книги сгорели, а книга святого Доминика вышла из пламени невредимой. Справа изображен святой Винцент.

Правая часть пределлы. 1437. Темпера, дерево. 23 х 230 см (пределла целиком). Музей Диочезано, Кортона

На правой части пределлы представлены сцены с Ангелами, прислуживающими монахам ордена, и Успение святого Доминика. Завершается пределла изображением святого Фомы Аквинского.

Триптих из Перуджи (1437. Национальная галерея Умбрии, Перуджа)

Большой алтарь, называемый Триптихом из Перуджи, был выполнен для капеллы Сан Николло церкви святого Доминика в Перудже. Возможно, он был заказан по воле епископа Бенедикта Джудалотти (умершего в 1429 году известного юриста, близкого папе Мартину V) - Святой Николай считался покровителем семьи Джудалотти.

Доминиканские хроники 1578 года приписывают создание этого триптиха к 1437 году. Однако некоторые критики усматривают в лице Святого Николая, изображенного слева от Богоматери, портрет папы Николая V, который был избран папой только в 1447 году, и, таким образом, предполагая более позднюю дату создания триптиха.

Алтарь считается оригинальной работой Фра Анджелико, но в некоторых второстепенных панелях критики замечают руку Заноби Строцци.

Алтарь из Перуджи. 1437. Темпера, дерево. Национальная галерея Умбрии, Перуджа

Триптих из Перуджи состоит из трех основных панелей, пределлы с тремя картинами, и двух декорированных боковых пилястр. Данный алтарь сохранял свою целостность вплоть до 1812 года, когда он был разделен на части наполеоновской администрацией. Три основные панели остались в Перудже, но их переместили в капеллу Святой Урсулы (там же, в церкви Святого Доменика).

Две панели пределлы были отправлены в Рим и остаются там до сего времени. Оставшаяся панель пределлы была отправлена в Париж, в Лувр, но в конечном итоге была возвращена в церковь Святого Доменика в Перудже и размещена на двери в ризницу.

В 1863 году все оставшиеся в Перудже части алтаря были переданы в Национальную галерею, а в 1922 году они были собраны в современный неоготический алтарь. Несмотря на все эти перипетии алтарь является одной из наиболее хорошо сохранившихся крупных работ Фра Анджелико.

Таким образом, в настоящее время большая часть исходного алтаря находится сейчас в Национальной Галерее Умбрии в Перудже, две картины из пределлы находятся в Пинакотеке Ватикана.

Центральная панель триптиха представляет Мадонну с младенцем на троне в окружении четырех ангелов. Боковые панели представляют святого Доминика и Святого Николая (Николая Угодника), а также Иоанна Крестителя и святую Екатерину Александрийскую.

Алтарь из Перуджи. Богоматерь с Младенцем на троне. Центральная панель. 1437. Темпера, дерево. 130 х 77 см. Национальная галерея Умбрии, Перуджа

Центральная панель выставляется сейчас без изначального обрамления и область, им скрываемая, легко угадывается в верхних углах картины. По сравнению с Линайуольским алтарем изображение Мадонны не так монументально, и младенец выписан более округло и реалистично. Анджелико возвращается к кругу ангелов для создания дополнительного пространства в глубине полотна, но двое из них - те, что должны бы стоять перед троном - заменены тремя вазами с цветами. Трон Мадонны представлен в виде солидного классического кресла с круглой аркой и пилястрами с резным верхом. Фон картины все еще золотой, абстрактный.

Центральная панель. Фрагмент

Алтарь из Перуджи. Святой Доминик и святой Николай. Левая панель. 1437. Темпера, дерево. 95 х 73 см. Национальная галерея Умбрии, Перуджа

Святой Доминик и святой Николай стоят справа от Мадонны. Они лишены скульптурной монументальности святых Линайуольского алтаря и освещены более мягким и рассеянным светом, а не стоят в затемненной нише.

В этом алтаре Анджелико в первый раз отходит от обычной абстрактности золотого, все окружающего фона. Он помещает фигуры перед длинным столом, конец которого виден за святым Николаем, и на который он положил свою митру. Однако это пока еще не столь глубокий отход от традиции - стол покрыт золотой скатертью и за ним расположен обычный золотой фон.

Эти две фигуры стоят в самой ближней части созданного пространства - нога святого Доминика и риза святого Николая касаются края ступени. Святой Николай одет в епископскую мантию и держит посох, у его ног лежат три кожаные сумки. Это относится к наиболее известной легенде об этом священнослужителе четвертого века. Он просунул в открытое окно сумки с золотом, дав таким образом приданое трем жившим там женщинам и, тем самым, избавил их от занятий проституцией. Эта сцена, вместе с двумя другими сценами из жизни святого, изображена на пределле алтаря.

Святой Доминик. Фрагмент

Портрет Святого Доминика на этом полотне - один из самых глубоких в истории искусства образов человека, душа которого "формируется по божественному подобию". С тонкостью и интуицией Фра Анджелико выказывает в портрете основателя своего ордена святую надежду, мысль, высказанную другим великим доминиканцем, Фомой Аквинским: "Они надеются не на какое-то смутно определенное счастье, но на вечное счастье с Богородицей и ангелами и святыми в видении Триединого Бога". (Summa Theologiae, 2a2ae17, 2)

Алтарь из Перуджи. Иоанн Креститель и святая Екатерина. Правая панель. 1437. Темпера, дерево. 95 х 73 см. Национальная галерея Умбрии, Перуджа

Иоанн Креститель и святая Екатерина Александрийская стоят на краю ступеньки и за ними, как и у другой пары святых, находится стол. Крест Иоанна непроизвольно заходит за его нимб, нижний его конец несколько выставлен вперед, однако ни это, ни его выставленная вперед нога, не воссоздают того впечатления трехмерности, которое было на Линфйуольском алтаре. Он держит свиток с записью его собственных слов "Узрите же Агнца Господня, который берет на себя грех Мира".

Фигура святой Екатерины изображена с некоторым элементом скульптурности. За ней находится сломанное колесо от дьявольской машины, на которой ее мучали. Екатерина родилась в Александрии в 287 году и была обращена в христианство сирийским монахом. По преданию после крещения во сне к ней явился Иисус Христос и вручил ей кольцо, назвав ее своей невестой. Приняла мученическую смерть в период правления императора Максимиана в начале IV века. Одним из орудий пыток, ставшим символом святой Екатерины, были колёса с многочисленными ножами. Эти колёса были разрушены сошедшим с неба ангелом, который избавил Екатерину от мук. Видя упорство святой, Максимиан приказал казнить её через отсечение головы. По преданию, из раны вместо крови вытекло молоко.

Некоторые эксперты усматривают в этих двух фигурах руку ассистентов, а не самого мастера.

Навершия боковых панелей алтаря укращают изображения Ангела и Марии, образуя традиционную сцену Благовещения.

Алтарь из Перуджи. Ангел Благовещение

Алтарь из Перуджи. Благовещение, Мария

Обычно навершие центральной панели украшалось изображением Бога Вседержителя. Есть мнение, что на этом месте данного алтаря находился медальон из Лувра , представленный в следующем разделе.

(Продолжение следует)

Благовещение (ок. 1441)

Благовещение
Благовещение писали многие художники. Фра Анджелико - не исключение. Более того, писал он эту сцену неоднократно. У всех его изображений есть одна отличительная особенность (впоследствии она превратилась в живописный канон) - они снабжены современными деталями. Так, на его большой фреске, выполненной для монастыря Сан-Марко, ок. 1441 (вверху), Дева Мария сидит на выходящей в обнесенный высокой изгородью сад веранде с колоннами. Пожалуй, это "Благовещение" - самая знаменитая из всех фресок, которые находятся в этом монастыре. Она написана на стене северного коридора и хорошо видна каждому, кто спускается вниз по лестнице. Внизу Фра Анджелико помещает надпись "Слава тебе, Дева Мария", призывая тем самым повторять эти слова каждого проходящего мимо этого изображения монаха. Поза архангела тоже является призывом - поклониться Деве Марии. Что касается современных деталей, то капители колонн здесь повторяют капители колонн монастыря Сан-Марко, а задняя дверь, на фоне которой изображена фигура Девы Марии, копирует дверь, ведущую в келью настоятеля.
Еще одна версия "Благовещения", ок. 1441 (на след. стр.) отличается более скромными композицией и колоритом. Связано это, скорее всего, с тем, что эта фреска украшала монашескую келью и должна была, по задумке автора, не слишком отвлекать брата-доминиканца от его молитвы. В данном случае Дева Мария изображена в интерьере, напоминающем как раз монашескую келью; единственным его архитектурным украшением служит колонна (да и та практически закрыта крылом архангела). Еще один герой этого произведения - святой Петр Мученик, наблюдающий за сценой.

8. Знаки античной культуры в «Благовещении» Фра Беато Анджелико

«Равенна» Александра Блока

дравствуйте, дорогие друзья!

Мы продолжаем наш цикл лекций, посвященный широкой теме взаимодействия изображения и слова, изобразительного искусства и искусства словесного. Сегодняшнюю лекцию я бы хотел начать с одного хорошо известного стихотворения Александра Блока – стихотворения «Равенна» из его «Итальянских стихов». И, отталкиваясь от этого стихотворения, мы потом перейдем собственно к теме нашей сегодняшней лекции. Итак, начнем со стихов Блока.

«Равенна»

Всё, что минутно, всё, что бренно, Похоронила ты в веках. Ты, как младенец, спишь, Равенна, У сонной вечности в руках.

Рабы сквозь римские ворота Уже не ввозят мозаик. И догорает позолота В стенах прохладных базилик.

Безмолвны гробовые залы, Тенист и хладен их порог, Чтоб черный взор блаженной Галлы, Проснувшись, камня не прожег.

От медленных лобзаний влаги Нежнее грубый свод гробниц, Где зеленеют саркофаги Святых монахов и цариц.

Военной брани и обиды Забыт и стерт кровавый след, Чтобы воскресший глас Плакиды Не пел страстей протекших лет.

Далёко отступило море, И розы оцепили вал, Чтоб спящий в гробе Теодорих О буре жизни не мечтал.

А виноградные пустыни, Дома и люди - всё гроба. Лишь медь торжественной латыни Поет на плитах, как труба.

Лишь в пристальном и тихом взоре Равеннских девушек, порой, Печаль о невозвратном море Проходит робкой чередой.

Это знаменитейшее стихотворение Блока датируется маем-июнем 1909 года. Отталкиваясь от него, мы будем сегодня говорить об античности, о европейской культуре. И вот, собственно, с чего я хотел бы начать, комментируя это стихотворение. Слово, будучи написанным, звучит – ну, или поет – вечно, в отличие от слова, видимо, просто произнесенного, сказанного. Блок это хорошо чувствовал. В стихотворении «Равенна» есть два важных для нашей сегодняшней темы стиха, с них я хотел бы начать свой комментарий: «Лишь медь торжественной латыни // Поет на плитах, как труба».

Латинская надпись на камне сравнивается здесь Блоком с торжественным звуком трубы, трубы, которая не смолкает, сколько бы веков ни прошло над этим камнем, над этой надписью. Если вдуматься, это образ поющего слова, поющей надписи, над которым не властно время. Конечно, этим образом, этой латинской надписью, которая сравнивается с поющей трубой, Блок сразу нам очень о многом говорит. Ну, во-первых, он говорит нам о несокрушимой прочности слова вообще. О том, что слово, будучи однажды сказанным или однажды написанным, что даже вернее и точнее, звучит вечно.

Здесь у Блока мы можем разглядеть некие отзвуки, отсветы такие знаменитого образа Горация, который, конечно, все помнят, из его стихотворения «Памятник» о нерукотворном монументе поэзии. Поэзия, поскольку живет в слове, через слово оказывается выше самого сильного на свете и крепче самого крепкого на свете, выше славы полководцев и царей. У Горация, как вы помните, выделены два признака этого поэтического памятника: «прочнее меди» и «выше пирамид». В общем, трудно до конца даже представить, какова глубина вот этого блоковского образа надписи как поющей трубы. Как, наверное, любой символический образ, будучи простым, он при этом неисчерпаем, бездонен фактически по смыслу.

Но кроме всего прочего, кроме всей той возможной, мыслимой глубины, которая есть за этими стихами, эти два стиха Блока говорят нам об античности. Латынь не просто напоминает о миновавшей эпохе, о некогда бывшей какой-то античности, некогда бывшем Древнем Риме. Латынь в этих стихах Блока – не мертвый язык, как принято о нем говорить, потому что латинская надпись вторгается в современную жизнь, она буквально разрезает тишину и захолустье современной Равенны и в этом смысле оказывается даже живее современности. Потому что здесь ведь сейчас что, как Блок говорит в этих стихах? Захолустье. Всё вокруг, «…дома и люди - всё гроба». А вот латынь продолжает петь, подобно трубе из прошлого, как бы сквозь настоящее, прорываясь сквозь время и прорезая это настоящее своим звуком.

Очевидно, что за этими двумя стихами, да и вообще за всем стихотворением «Равенна» просматривается некая, скажем так, непроговоренная, однако вполне читаемая культурно-историческая концепция. Кратко, своими словами я попробую сформулировать. Античность, говорит нам Блок, не просто дожила до сегодняшнего дня, не просто не забылась, не стерлась в современном мире. Вы думаете, ее место где-нибудь на кладбище или в музее, среди пыльных экспонатов? Ничего подобного. Античность в каком-то смысле оказывается живее, сильнее современности, мощнее. Она звучит громче и торжественнее, чем звучит современность. Этого Блок напрямую в этих стихах не говорит, но строчки «Лишь медь торжественной латыни // Поет на плитах, как труба» в контексте этого стихотворения говорят нам, по сути дела, об этом. И с этим, конечно, перекликается финальная строфа стихотворения:

Лишь по ночам, склонясь к долинам, Ведя векам грядущим счет, Тень Данта с профилем орлиным О Новой Жизни мне поет.

Итак, у Блока поет «медь торжественной латыни», а следом поет тень Данте. Ну, в старомодном произношении у Блока – «тень Данта». Блок, таким образом, говорит нам о языке культуры, универсальном языке всех времен. Не так важно, в общем, латынь это или итальянский, на котором написана Дантова «Новая жизнь», поэзия это или, скажем, поминальная надпись на каменной плите, или изображение, потому что в его равеннских стихах упомянуты и мозаики, и строчка, скажем, «позолота в стенах прохладных базилик» из этого стихотворения – она ведь тоже про мозаики, про драгоценную, мерцающую золотом смальту.

Ищем следы античности

Но мы сегодняшнюю лекцию развернем именно в сторону античности. Мы последуем за мыслью из стихотворения Блока, за вот этой самой «поющей трубой» латыни. При этом несколько в противоречие такой пафосности и торжественности, которая есть в этих стихах и с которой как бы началась лекция, я должен признаться, что идея этой лекции появилась почти как некая шутка, как шутливая игра. Со студентами, которым я преподавал курс культурологии, мы как-то рассматривали знаменитое «Благовещение» Фра Беато Анжелико из музея Прадо.

Рассматривая это изображение, мы задались вопросом. Перед нами как бы очевидный совершенно памятник христианского искусства. Сюжет – праздник Благовещения, традиции средневековой иконы и средневековой фрески тут очевидны, назначение этого изображения – алтарное, т.е. оно для церковной службы, это по сути дела не картина, а икона, если пользоваться этими русскими терминами. Соответственно, все в данном случае сходится и все указывает на то, что перед нами, конечно, произведение глубоко христианское по духу, по смыслу, по функции, корнями связанное со средневековой иконографией этого сюжета – Благовещения.

И я задал такой вопрос: «Ну хорошо, а давайте по-другому посмотрим на «Благовещение» Фра Беато Анжелико. Можете ли вы сказать об этом памятнике как о памятнике античности, античной культуры?» И у нас началась такая игра, своего рода веселая викторина: мы стали считать, кто больше насчитает в этом изображении, в этом «Благовещении» Фра Беато Анжелико элементов, связывающих его так или иначе с античностью. Все, конечно, первым делом увидели колонны и хором закричали об этих колоннах. Сначала была поставлена планка – найдите три элемента, которые связывают с античностью это изображение. Потом планка стремительно повысилась, и было задание – найти не менее пяти элементов, связывающих это изображение с античностью. Ну, а что из этой игры получилось, вы увидите сегодня сами в этой нашей лекции. Т.е. идея лекции, по сути дела, родилась из этой такой почти шутливой игры в студенческой аудитории.

Брат Блаженный Ангельский

Вообще надо сказать, немножечко отходя как бы в сторону и в качестве небольшого предисловия, что Фра Беато Анжелико – вы понимаете, что речь идет о художнике итальянского Возрождения, что он из Флоренции, что он художник переходного такого времени, как бы между поздним Средневековьем и Ренессансом он располагается во времени. Творчество его относится к XV веку, или, как принято говорить в Италии, к эпохе Кватроченто. Так вот, Фра Беато Анжелико в своем творчестве, конечно, соединяет, и это касается не только данного изображения, «Благовещения», но и вообще всего его творчества – оно как бы соединяет, по сути дела, две эпохи – условно говоря, Средневековье и, условно говоря, Ренессанс.

Почему я так настаиваю на этом обороте «условно говоря»: просто чтобы подчеркнуть, что это не два каких-то объекта с твердо очерченными границами, как два физических тела, как две какие-то каменные глыбы, которые трутся друг об друга своими кромками. Это, конечно, термины достаточно условные, все эти переходы между эпохами очень мягкие и плавные. В частности, тот же Фра Беато Анжелико – прекрасный пример того, как иногда невозможно, по сути дела, точно сказать, начался Ренессанс или продолжаются Средние века, и в каком смысле начался Ренессанс, и в каком смысле продолжаются, и т.д.

Четыре Благовещения Фра Беато

Вообще Фра Беато Анжелико написал несколько раз этот сюжет, «Благовещение», и сегодня мы посмотрим на четыре из них. Первое, которое сейчас перед вами на экране, – это «Благовещение», которое хранится в музее Прадо, одно из, пожалуй, самых известных, во многом благодаря, собственно, музею Прадо, всемирному культурному центру. Его посещают очень много людей, многие видели это «Благовещение» живьем, оно часто репродуцируется, и оно наиболее подробно и распространено, если говорить о количестве деталей, которые здесь Фра Беато Анжелико помещает. Датируется оно примерно 1425-1428 гг.

Другое «Благовещение» Фра Беато Анжелико – тоже весьма знаменитое. Это фреска, она написана на стене коридора в монастыре Сан-Марко, находящемся во Флоренции, в котором, собственно, Фра Беато Анжелико подвизался в качестве монаха в те годы и расписывал стены родного монастыря. Вот это «Благовещение» по времени, судя по всему, позже написано, это достаточно точно датируется. Это примерно годы 1437-1446.

Мы видим здесь, с одной стороны, безусловно, повторение схемы «Благовещения» из Прадо. С другой стороны, мы видим здесь явное уменьшение количества деталей и другую трактовку некоторых элементов. Например, крылья архангела Гавриила другие совершенно, вот это их на поздней фреске удивительное такое радужное разноцветье и нарядность. Мы видим по-другому явно решенный образ Богоматери, я бы назвал его более лирическим, более по-человечески взволнованным. И, конечно, если говорить о фигуре Богородицы, то именно из этого «Благовещения», из этой фрески из монастыря Сан-Марко фигуру Богородицы чаще всего репродуцируют, когда говорят о Фра Беато Анжелико.

Кроме того, есть еще две работы, не буду называть их картинами, две иконы по сути дела, которые сейчас хранятся в музеях небольших городов в провинции Ареццо в Тоскане. Вот одно из них. Это «Благовещение», датировка примерно 1432 год, т.е. оно по времени очень близко к «Благовещению» из Прадо. Сейчас оно хранится в музее базилики Санта-Мария делле Грацие в небольшом городе Сан-Джованни-Вальдарно в Тоскане. Опять же, мы здесь сразу узнаем основные элементы, структуру и композицию – то, что мы видели на двух предыдущих изображениях.

И, наконец, вот это «Благовещение», написанное чуть раньше, чем предыдущее, сейчас хранится в музее небольшого города Кортона, тоже в провинции Ареццо в Тоскане. Некоторые элементы его нам будут очень интересны сегодня.

В принципе если исходить из тех датировок, которые сейчас считаются принятыми, то, видимо, «Благовещение» из Прадо – самое раннее. Хотя понятно, с другой стороны, что по времени они настолько близки – 1428, 1430, 1432, – что, возможно (есть такие гипотезы), вот это «Благовещение» из Кортоны написано первым, а два других чуть позже. Все три они заметно отличаются от «Благовещения», написанного Фра Беато Анжелико на стене монастыря Сан-Марко.

Вглядываясь в изображение

Вот теперь давайте вглядимся внимательнее и начнем, собственно, комментировать изображение. Итак, архангел Гавриил является Деве Марии, которая сидит с книгой. Действие это происходит в некой лоджии, которая ограждена рядом колонн. Слева, за спиной архангела Гавриила, мы видим сад.

Если внимательно присмотреться, мы даже можем различить некоторые растения и цветы, которые в этом саду растут, в частности, там есть пальмы, там есть розы. Они, конечно, имеют символический или, можно сказать, аллегорический смысл. Скажем, белые розы говорят о непорочности, о чистоте Девы Марии, красные розы – о страданиях Христа, пальма – о будущей славе.

Кроме того, мы видим, что вот этот сад есть и на изображении из церкви Санта-Мария делле Грацие, он есть и на «Благовещении» из Кортоны, и на фреске из монастыря Сан-Марко во Флоренции, и на «Благовещении, которое сейчас хранится в музее Прадо. Количество растений, их разнообразие, их цвета при этом варьируются.

Мы видим, что, пожалуй, самым пестрым, самым разнообразным сад оказывается как раз на раннем «Благовещении» из музея Прадо. Здесь мы видим и красные цветы, и белые, и розовые, и желтые, и массу растений плодовых, и пальма там видна, и т.д. В саду мы видим две фигуры. Точнее, три фигуры: два человека и над ними, судя по всему, ангел или архангел – с крыльями и нимбом. И, в общем, понятно, что этот сад – не просто сад, окружающий дом Богородицы, это одновременно и райский сад, т.е. здесь два сада совмещаются. И перед нами сцена изгнания из рая Адама и Евы. Они уже в одежде – это значит, что уже грехопадение свершилось, они прикрыли свою наготу, и за их спиною ангел (или архангел) как бы подталкивает их и жестом выпроваживает из райского сада. Эти две фигуры Адама и Евы есть во всех трех ранних «Благовещениях» Фра Беато Анжелико, но их нет в более позднем «Благовещении», написанном на стене монастыря Сан-Марко. На этой фреске Адама и Евы нет.

Далее мы видим, что архангел Гавриил как бы церемонно преклоняет одно колено и склоняется в таком грациозном поклоне перед сидящей Богородицей, а она тоже отвечает ему в свою очередь поклоном. И ясно, что он произносит слова, те самые слова, которые есть в Евангелии, о том, что дух Господень осенит ее. Богородица принимает эту весть и, судя по всему, говорит известные слова в ответ: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему».

И, собственно, чтобы наше предположение не было таким вот голословным, если мы от этого «Благовещения» из музея Прадо сейчас мысленно перенесемся к «Благовещению» из Кортоны, то мы увидим, что мы были совершенно правы: здесь прямо латинские надписи написаны. Они видны, причем буквы написаны как обычным образом, так и вниз головой – вверх ногами, что должно нам, зрителям, показывать, что эти строчки летят в разных направлениях: от архангела к Деве Марии и от Девы Марии к архангелу.

И, собственно, эти латинские надписи есть не что иное, как цитаты из Библии, из соответствующего места Евангелия от Луки, где описывается этот эпизод. И Богородица тут говорит, собственно: «Се, Раба Господня; да будет Мне по слову твоему». Так вот, эта латинская надпись в одном «Благовещении» есть, в другом ее нет, но она, может, при этом как бы и не нужна, потому что зрители и так прекрасно понимают. Она подразумевается.

Здесь она хоть и не написана, но как бы все равно звучит, потому что зритель в церкви в XV веке, стоя перед этой картиной, точнее, молящийся и созерцающий это изображение, конечно, прекрасно понимает, о каком отрывке идет речь, знает этот текст, и как бы эти слова незримо тут начертаны.

Кроме того, мы видим, что в левом верхнем углу здесь везде изображено золотое сияние, в нем две руки. Из этого сияния, из этих ладоней двух вылетает такая золотая полоса, некий золотой луч. В ней, если вы присмотритесь, чуть правее головы архангела написан белый голубь. Понятно, что это Дух Святой, собственно, в этом золотом луче и в виде этого голубя, который летит стремительно с неба к Деве Марии и, собственно, в данный момент и происходит зачатие. Т.е. изображен не просто момент встречи архангела и Девы Марии, но и момент зачатия Иисуса Христа. Таким образом, мы здесь видим в каком-то смысле изображение всех трех лиц божества: и Бог-Отец, и Бог – Святой Дух, и в данный момент, на наших глазах, условно говоря, зачинаемый Господь Иисус Христос – они все трое, все три лица Троицы, Единого Бога, в этом изображении так или иначе присутствуют.

Что же тут античного

И размышляя над тем, а что, собственно, античного можно усмотреть в этом изображении, мы начинаем с простого. Давайте и мы в нашей лекции начнем считать и загибать пальцы. И ставить цифры. Итак, во-первых, колонны. Это первое, что приходит на ум. Колонны, безусловно, знак античной архитектуры. Если мы присмотримся к этим колоннам, к их ордеру, то мы увидим, что капитель тут такая сложная: с одной стороны, мы видим волюты, безусловно, указывающие на ионический ордер. С другой стороны, мы видим тут такую характерную корзиночку из листьев, которая указывает нам на коринфский ордер. Это так называемый композитный ордер, сочетающий в себе элементы ионического и коринфского ордеров. Можно уже было бы сказать 1 и 2: элементы ионического ордера – 1, элементы коринфского ордера – 2. Но не будем, как говорится, жухать, засчитаем эту капитель за один. Тем более, что такой смешанный композитный ордер был известен уже в античности. Итак, колонна композитного ордера. Это то, что бросается в глаза сразу.

Второй элемент, если дальше касаться архитектуры: арка. Ну, конечно, арка – это тоже всем понятно, всем известно, это характерный строительный элемент античной, а именно римской архитектуры. Понятно, что, как только мы говорим «арка», перед нами сразу встают и триумфальные арки, и арки акведуков, и арки Колизея и других сооружений, как религиозных (храмов), так и светских. В общем, понятно, что где римская архитектура – там арка сразу. И арка здесь, конечно, на этом изображении, тоже говорит нам об античности. Понятно, что Фра Беато Анжелико не придумал этого, он взял это все, что называется, с натуры, его эта архитектура окружала в каком-то смысле. Но наша задача сейчас – просто посмотреть, сколько здесь, в этом изображении, можно увидеть следов, или элементов, прямо уводящих нас к античной культуре.

Дальше мы видим фигуры. Мы видим, что они трактованы у Фра Беато Анжелико, можно сказать, скульптурно, если сравнивать их со средневековой иконой на тот же сюжет, да и вообще с любой средневековой иконой, для которой характерно плоскостное изображение. Здесь тела объемны. Здесь есть ощущение объемности этих тел, и в этом смысле можно говорить о некоторой скульптурности изображения. И эта объемность, эта скульптурность, характерная, как мы понимаем, для искусства Ренессанса вообще, т.е. тоже, конечно, не изобретенная Фра Беато Анжелико, но тем не менее вот здесь она у него тоже есть. И не он первый, конечно, кто начал изображать такие откровенно скульптурные фигуры, но не в этом дело. Она здесь есть, эта скульптурность, эта объемность, и мы тоже можем сказать, что это, безусловно, элемент изображения, уводящий нас опять же в античность, потому что именно античные образцы были так важны для первых художников Ренессанса.

Далее, если мы будем говорить опять же о фигурах, но не в смысле их такой телесности и объемности, а в смысле, может быть, таком немного более поверхностном – если мы посмотрим на одежду. Если мы посмотрим на одежду, то мы увидим складки тканей, складки одеяний и архангела Гавриила, и Девы Марии, и как эти складки перекликаются, как они ниспадают, как они создают объем. И, конечно, вот эти складки, их трактовка, говоря в целом – одежда персонажей, она тоже, конечно, нам напоминает о складках античной скульптуры, античного барельефа, и в этом смысле это тоже, безусловно, элемент изображения, который нас уводит к античности.

Если я правильно понимаю, 1 – колонна композитного ордера, 2 – арка, 3 – скульптурная трактовка фигуры, 4 – одежда. Уже четыре элемента мы насчитали, явно связывающих нас с античностью. Смотрим дальше. 5 – сад. Ну, сад, конечно, здесь в первую очередь напоминает нам сад внутри монастырского двора, с одной стороны. С другой стороны, безусловно, изображается сад райский, из которого изгоняются Адам и Ева. Но вообще о саде, окружающем некую архитектурную постройку, дворец, виллу и т.д., можно говорить отдельно как об элементе культуры. Эволюция хорошо прослежена сада. Сад, хорошо знакомый нам по ренессансным виллам, восходит к саду средневековых монастырей в Европе. А средневековый монастырский сад, в свою очередь, восходит к античному саду, к саду, окружающему античную виллу. Вот это искусство садово-парковое, искусство окружать дом садом – оно, конечно, по своим корням античное, прямо нас туда обращает, уводит, и здесь в этом смысле мы видим еще явно один элемент античности. Условно говоря, 5.

Дальше мы видим круглые ниши над колоннами и в одной из них барельеф, причем он будет у Фра Беато Анжелико в разных «Благовещениях» разным. Вот посмотрите, как эта круглая ниша трактована на «Благовещении» из Прадо. А вот подобный элемент, но с другим изображением внутри, на «Благовещении» из Кортоны. А вот в третий раз нам встречается круглая ниша с уже не столько архитектурным, сколько живописным наполнением этой круглой ниши на «Благовещении» из музея базилики Санта-Мария делле Грацие в Сан-Джованни-Вальдарно.

И, наконец, мы видим этот элемент, но вообще без всякого изображения внутри, на фреске из монастыря Сан-Марко во Флоренции, в более позднем варианте. И мы понимаем, что это характерная устойчивая форма, вот эта круглая ниша. Она может быть заполнена изображением в одних случаях цветным, в других случаях монохромным, Бог-Отец, благословляющий с небес, или пророк, возвещающий о рождении Младенца, ну, в данном случае, видимо, имеется в виду пророк Исайя. Или вообще даже здесь может не быть изображения, но вот эта круглая ниша над колонной есть у Фра Беато Анжелико всегда, и это, конечно, тоже характерный элемент античной архитектуры. Это уже 6.

Смотрим дальше. Мы говорили о том, что Фра Беато Анжелико может изобразить надпись в своей сцене Благовещения, может прямо написать текст, а может этого не делать, понимая, что надпись подразумевается и зрителю хорошо известна. Если мы посмотрим на это «Благовещение» из Кортоны еще раз, то мы увидим здесь этот латинский текст. И кроме того, конечно, на всех изображениях мы видим на правом колене у Богородицы книгу. Эта книга открыта, и понятно, что она не просто какое-то увлекательное чтение, а это, конечно же, Священное Писание. И, таким образом, и через эту открытую книгу, и через написанный поверх изображения латинский текст, в одном случае написанный, в другом случае подразумеваемый, но тем не менее явно незримо присутствующий, мы можем еще один элемент добавить: это, конечно, слово, это латынь. Это еще один элемент, безусловно, восходящий к античной культуре – латинский текст, латинская фраза, слово Священного Писания.

Живая симметрия у Фра Беато

Дальше я бы заметил вот что. Посмотрите, как расположены эти две фигуры. Я сейчас имею в виду центральные фигуры, главных героев этого изображения: Деву Марию и архангела Гавриила. Они склонились друг навстречу другу. Руки их крестообразно сложены на груди, и у него, и у нее. Их золотые волосы явно перекликаются. Между ними стоит колонна, которая тем еще сильнее как бы подчеркивает и усиливает эту симметрию, эту симметричность композиции. При этом, конечно, мы понимаем, что симметрия относительно вертикальной оси здесь не стопроцентная, и как много здесь есть элементов, которые ее подчеркивают, так есть не меньше элементов, которые ее, наоборот, как бы разрушают, нарушают.

Ну, понятно, спадающие до земли одежды там и там, - но это одежда разного цвета. Понятно, что там и там выставленное вперед колено, но тем не менее архангел стоит, а Дева Мария сидит, и поэтому поза ее, конечно, все-таки другая, хотя колени и направлены друг навстречу другу. Понятно, что, скажем, и в том и в другом случае золотые волосы и золотые нимбы, но на нимбах узор разный и волосы трактованы по-разному. Скажем, если у архангела Гавриила такие кудри, достаточно коротко постриженные, то у Девы Марии мы видим, что прическа совершенно другая, и волосы гладкие, и повязка на волосах, лента такая, и кудри, падающие на шею.

Мы видим, что перед нами характернейший, знакомый нам по предыдущим лекциям нашего курса принцип античной эстетики, то, что я называл живой симметрией, т.е. симметрия со смещением, симметрия с возможностью диалога правого и левого, если мы говорим о симметрии относительно вертикальной оси. И здесь как раз этот античный эстетический принцип явлен нам во всей, что называется, красе и во всем великолепии.

Кроме того, надо сказать, что вот этот принцип симметрии здесь искусным образом еще и дублируется тем, что двум фигурам на первом плане, фигурам Богородицы и архангела Гавриила, соответствуют фигуры Адама и Евы, изгоняемых из рая, и архангела над ними, который их изгоняет. Понятно, что между этими персонажами в лоджии на первом плане и теми, в глубине сада, с одной стороны, некая непроходимая граница, они из разных эпох. Это Ветхий Завет там, в саду, в глубине, а это Новый Завет здесь перед нами в лоджии, на переднем плане, залитый золотым светом.

Но тем не менее между ними явно существует некий диалог. И диалог этот имеет под собой некое богословское обоснование. Потому что не просто так изображает Фра Беато Анжелико Адама и Еву в саду. Собственно, что они тут делают? А понятно, что перед нами как бы начальная и конечная точки в каком-то смысле некой законченной истории. Вот там, в саду мы видим грехопадение первых людей, а вот здесь перед нами Благовещение, чудесное зачатие Иисуса Христа от Духа Святаго и, соответственно, спасение людей. Перед нами как бы падение вниз и взлет вверх, падение человека и восстановление человека, спасение человека.

И сама Богоматерь многими богословами, раннехристианскими в том числе, но не только раннехристианскими, трактуется как новая Ева. В каком смысле новая Ева? Не в том смысле, что она, как Ева, повторяет путь Евы, а в том смысле, что если благодаря Еве, праматери Еве род человеческий пал и она как бы первая грешница в истории, то благодаря Марии, безгрешной Деве Марии род человеческий как бы от этого греха очищен и спасен. Начинается новая история.

И, собственно, поэтому вот этот принцип симметрии здесь не только живописно перед нами явлен, но и умозрительно. Потому что, конечно, фигуры новозаветные, фигуры архангела Гавриила и Девы Марии в каком-то смысле отвечают, они парны фигурам Адама и Евы и изгоняющего их из райского сада архангела. А сад одновременно является и райским садом, где произошло грехопадение, и райским садом в будущем, в котором нам всем, возможно, суждено оказаться, и тем садом, который окружает жилье, дом, где живет Дева Марии.

Итак, если говорить о симметрии, то здесь очень о многом можно сказать. Ну, кроме того, мы видим, что, скажем, на «Благовещении» из Прадо, если говорить про верхнюю часть изображения, под таким рельефным карнизом мы видим еще справа и слева уравновешивающие симметрию такие вот розеточки, явно как бы мраморные. Хотя написанные, понятно, что это живопись, но тем не менее эта живопись имитирует здесь в данном случае мраморный рельеф.

И колонны: кроме центральной колонны, оси симметрии, есть еще правая и левая, и арки справа и слева над архангелом и над Девой Марией. Т.е. здесь вся вот эта структура архитектурная такая подчеркнуто симметричная, в то время как персонажи в каком-то смысле эту симметрию как подчеркивают, так и разрушают. И, конечно, надо заметить еще довольно любопытный искусный момент: золотые крылья архангела Гавриила слева в каком-то смысле симметрично уравновешиваются золотой завесью за спиной Девы Марии справа. Вот эта завеса, золотая ткань за спиной у нее не буквально, конечно, не дословно, не точно, но отвечает тем не менее золотым крыльям архангела Гавриила.

Античность в богословии образа

Итак, мы насчитали уже как минимум восемь элементов. И пока мы говорим, собственно, только о том, что мы видим глазами, о видимой части изображения. Но в сущности, ведь этим не исчерпывается присутствие античной культуры в этом изображении. Как я уже заметил, перед нами пусть неявное, но все-таки изображение Троицы, божества в трех лицах: Бог-Отец, Бог – Святой Дух и зачинаемый в данный момент Бог-Сын. Изображение как бы говорит о всех трех лицах Троицы, хотя они буквально не прорисованы здесь, но они подразумеваются.

Тогда надо, конечно, заметить, что само учение о Троице, о троичности, которое складывалось в первые века христианства усилиями богословов, святых отцов, учителей церкви, и в первую очередь, конечно, отцов-каппадокийцев, наверное… Я говорю «в первую очередь», имея в виду не что они первые заговорили о Боге-Троице, а, наверное, просто там у Василия Великого это учение получило такой максимально развернутый и сложившийся вид. Так вот, конечно, это богословие вряд ли могло бы возникнуть без античной философии, без неоплатонизма. Понятно, что античная философия, на которой были воспитаны первые христианские богословы, учителя, можно назвать их даже ранними христианскими философами… Понятно, что богословская мысль не то чтобы зависит, но она опирается, конечно, и в смысле категорийного аппарата, и в смысле самого характера мышления, на достижения античной философии. И в этом смысле античная культура еще и так, не только зримо, в элементах, скажем, архитектуры, в одежде и т.д., но и незримо присутствует в этом изображении.

Если мы еще в этом направлении начнем размышлять, то мы вспомним о том, что этот метод толкования Священного Писания, экзегеза – это когда события Ветхого Завета понимаются через сопоставление с событиями Нового Завета, когда Новый Завет как бы накладывается на Ветхий. Мы знаем этот метод и у учителей церкви, и у таких выдающихся христианских поэтов, как преподобный Андрей Критский, например.

Так вот, вот эти Адам и Ева, и, в частности, Ева, – крайне левая фигура изображения, а крайне правая фигура изображения – Богоматерь, Мария. Мария как новая Ева, грехопадение человека и спасение человека – такого рода толкование, конечно, тоже восходит к эллинистической традиции, к философии стоиков, к философии неоплатоников, т.е. в этом смысле мы видим здесь еще и такой след античной культуры.

Весенний привет из античности

Отдельно скажу о маленькой ласточке, которая сидит справа под той аркой, под которой находится Богоматерь на «Благовещении» из Прадо. Эта ласточка, конечно, привлекает внимание ученых и зрителей, ей принято любоваться, умиляться. И, кстати сказать, если мы посмотрим на другие «Благовещения» Фра Беато Анжелико, то мы там этой ласточки не увидим. Вот, посмотрите… Эта ласточка, с одной стороны, просто календарный знак. Благовещение – весной, весенний праздник, и ласточка указывает на весну. Ласточка приносит с собой весну, и в этом смысле она здесь вполне уместна как некий элемент изображения, который нас обращает к другой традиции – традиции изображения времен года, характерных календарных примет. Вот эта ласточка – как календарная примета.

Но, с другой стороны, я напомню вам о том, что есть знаменитая античная ваза, пелика, она хранится в Государственном Эрмитаже в Петербурге, где изображены три человека трех разных возрастов – мальчик, молодой мужчина и старик. Они смотрят вверх, над ними летает ласточка, надписи у них вылетают из ртов, и надписи эти говорят о том, что пришла весна.

И понятно, что это изображение ласточки как вестницы весны на самом деле придумано не Фра Беато Анжелико, разумеется, и вообще не искусством Ренессанса, а шире говоря – и не европейской культурой Нового времени или Средних веков порождено, а это очень древняя такая тема. И, конечно, в этой ласточке можно тоже увидеть такой веселый весенний привет из античности.

Собственно, о чем я хотел всем этим перечислением сказать, обобщая и подводя некоторый итог? Я хотел подчеркнуть, что границы между античной культурой и культурой европейской принципиально прозрачны, проницаемы, постоянно переходятся. Не только в том смысле, что художники, живущие в Средние века, в эпоху Возрождения и дальше в Европе, скажем, иллюстрируют античных авторов или берут какие-то античные сюжеты за основу. Но и в том смысле, что даже в самом, казалось бы, христианском по духу, средневековом по своим корням изображении, как в данном случае у Фра Беато Анжелико, мы при желании, не очень сильно напрягая свой интеллект, можем усмотреть элементы, следы присутствия античной культуры, причем самые разноплановые моменты: это может касаться и формы, и каких-то элементов декора, архитектурных деталей, и содержания, и композиционных принципов построения, и богословско-философской подкладки, смысла. Т.е. на всех вообще возможных уровнях античная культура продолжает существовать, цвести и радовать нас внутри христианского изобразительного искусства.

Источники

1. Аверинцев С. С. Античный риторический идеал и культура Возрождения // Античное наследие в культуре Возрождения. М., 1984
2. Алпатов М. В. Художественные проблемы итальянского Возрождения. М., 1976
3. Данилова И. Е. От Средних веков к Возрождению. Сложение художественной системы картины кватроченто. М., 1975
4. Дворжак Макс. История итальянского искусства в эпоху Возрождения. М.: Искусство, 1978
5. Поуп-Хеннесси Джон. Фра Анджелико. - М.: Слово/Slovo, 1996
6. Степанов А.В. Искусство эпохи Возрождения. Италия. XIV-XV века. СПб.: Азбука-классика. 2003

Благовещение. 1442-43 гг. Фра Беато Анжелико. Монастырь Сан-Марко, Флоренция. Фреска.

Фра Беато Анджелико (Fra Beato Angelico) (около 1400–1455) - итальянский живописец эпохи Раннего Возрождения. Настоящее имя художника – Гвидо ди Пьетро (Guido di Pietro) и, по мнению вездесущего Вазари - "Брат Джованни Анджелико из Фьезоле, которого в миру звали Гвидо, был столь же отличным живописцем и миниатюристом, как и отменным иноком, а потому заслуживает и в том, и в другом отношении наидостойнейшего упоминания."

"Фра Джованни, - еще пишет Вазари - был человеком большой простоты и святости в своем обхождении... Он был очень тихим и уравновешенным, живя целомудренно, вдали от всех мирских треволнений. Он часто повторял, что всякий, кто посвятил себя искусству, нуждается в покое и отсутствии забот, и что творящий дела Христовы, должен всегда пребывать со Христом... Все похвалы мои не могут воздать должного этому святому отцу, который был столь смиренен и кроток в своих поступках и рассуждениях, столь легок и благочестив в живописи, что писанные им святые имеют больше, чем у кого-либо другого, подобие блаженных. Некоторые утверждают, что брат Джованни никогда не брался за кисть, прежде не помолившись.
И если он писал Распятие, слезы всякий раз струились по его щекам, доброта его искренней и великой души видна в облике и положении его фигур."
Нельзя отрицать, что вера золотой нитью проходит через все творчество Анжелико. Нет иного художника, чьи образы в большей мере обращали бы к созерцанию и поддерживали те моральные ценности, на которых зиждется духовная жизнь.

Сегодня Праздник Благовещение. Обычно Марию изображают сидящей или коленопреклоненной, как правило, с лилией - символом чистоты, погруженной в свои мысли или читающей священную книгу, Ветхий Завет, с пророчеством: «се Дева во чреве приимет и родит Сына». Иногда можно видеть Божью десницу, посылающую луч света, и Святого Духа в виде голубя.

ФРЕСКА, которую мы рассмотрим сегодня -это Благовещение Фра Анджелико.1434г.
Анжелико создал для монастыря Сан Марко во Флоренции росписи, которые ныне привлекают поклонников живописи со всего мира. Фрески и картины фра Беато украшают кельи монахов на втором этаже и некоторые залы. Между 1976 и 1983 годами фрески в коридорах и кельях были очищены и следы старых перекрашиваний удалены, что в значительной степени восстановило оригинальную яркость цветов.

Ангел в ярком наряде смиренно преклонил голову, приветствуя Деву, чье синее одеяние символизирует ту небесную роль, которая выпала на ее долю. Ощущение гармонии создается от симметрично скрещенных рук Девы и архангела Гавриила, несмотря на разделяющие ангела и Деву колонны. Слева на полотне другой ангел наблюдает за изгнанием Адама и Евы из Эдема после их грехопадения - воплощение Бога в Христе призвано искупить этот грех. Тема Марии как второй Евы, обретающей то, что потеряла первая, была очень распространена в средневековой живописи. Вестницей весны и новой жизни выступает ласточка.

Яркая палитра с преобладанием голубого цвета, почти средневековое простодушие и чистота сразу обнаруживает кисть великого доминиканца. Среди критиков существует общее согласие, что Анжелико был ответственен за концепцию всей серии и контролировал изготовление всех фрескок. Но большинство специалистов усматривают участие в работе нескольких - возможно, четырех или пяти - разных художников, в том числе молодого Беноццо Гоццоли (1420-1497), а также Заноби Строцци (1412-1468).

В 1866 году монастырь был закрыт. С тех пор там располагается музей Беато Анжелико - крупнейший в мире монографический музей художника XV в. Многие картины Фра Анжелико свезены в музей из различных церквей и галерей Флоренции.
Более подробно почитать о художнике и посмотреть фрески можно здесьhttp://das-gift.livejournal.com/21101.html

Семиотический анализ. Конспект.

На этой картине слева сцена изгнания из Рая, в то время как Благовещение занимает основную площадь доски.

1. Сад . Сцена слева разительно отличается от светлой сцены встречи Ангела: хотя и Рай, но он какой-то бурый, написан грубо, это тема ветхого человека, не постигшего еще тайн, беспечно нарушившего Завет. Позы Адама и Евы грубые, какие-то однозначные, нет ньюансов чувств, они сломлены, полны раскаяния и скорби.

2. Два ангела . Ангел в саду тоже грустен, и мы замечаем идентичность ангелов. Там он провожал грешников, тут приносит благую весть о рождении Спасителя. Это прямая коннотация, в которой утверждена непрерывность духовной истории.

• Господь всеблаг и не может проклясть человека. Человек беспечно грешит, но Бог ведет его на выси духовного самосознания. Уже сам факт парения Ангела над падшими говорит о том, что они не оставлены вовсе и есть надежда
• Грех Адама над каждым из нас — но и Ангел над каждым
• Луч. Он композиционно перечеркивает сцену Благовещения, связывая обе сцены композиционно. Он как бы приходит оттуда, из Рая, ибо сам вопрос о Рае – вопрос достаточно сложный для опытных экзегетов…
• Рай. В левом углу картины Бог как солнце озаряет сад, Рай вечен, как вечен Господь, только люди выпадают из Бога, отпадают от Завета – можно предположить, что это происходит периодически в некой сложной духовной эволюции человечества
• Связь времен. Духовная история не может быть разорвана, в то время как человеческая рвется все время, и мы делаем грубые попытки склеить историю и представить ее единым целым, которое якобы повинуется даже неким законам. «Порвалась связь времен!» — именно на эту тему…
• А духовная история идет непрерывно и непостижимо для человеческого ума – всеблагодатно
• Эволюция. Все грубо в сцене сада – все изящно и сияет в сцене с Марией. Евангельский свет выше ветхого: в противоположность той наивности, незнанию, грубому порыву чувств (любопытство, похоть) – тут все изящно и высоко, все залито божественным сиянием, тут высшее знание о грядущем Искупителе

3. Разрыв – между ветхим и новым человеком. Чисто внешне очерченные фигуры грешников – внутренне сосредоточена Мария, она погружена в это высшее знание, которое сейчас ей открыто. С другой стороны, Адам совершенно лишен той свободы и богоподобия, присущего ему по Торе.

• Сама кубикула Марии – как остров света в океане тьмы, тут ступени духовной иерархии
• Остров, с другой стороны, воспринимается вовсе не как остров в райском саду, а как остров света в мире тьмы; это именно наш мир, мы и живем в этом саду наслаждений, совершенно не ведая высшего света и чистоты этого ангельского сияния; с готовностью проклинаем себя и других и понимаем меру своего падения и низости – среди этой тьмы плывет светлый остров с Марией, которая несет миру Христа
• «Сад наслаждений», ранний фильм Карлоса Сауры

4. Свет – яркий, чистый, вся гамма горячая, золотистая охра и кадмий наполняют пространство палаты Марии. Небесный синий и красный, цвет Жертвы, – весть о которой и принес Ангел, — с золотом отделки создают эффект благородства всей гаммы.

• Вэтот момент она постигает не только небесную весть о рождении Сына, но и обретает знание о Его трагической судьбе; что усиливает таинство и неисповедимую глубину этого великого мига
• Преодоление символизма цвета. Ангел алый, цвет жертвы, он приносит весть о великой Жертве; в то время как Мария в синем плаще, в то же время ее платье тоже алое, подчеркивая материнскую функцию

5. Контраст тяжелых крыл Ангела, нимбов – все это золото, охра, тяжелые тона, — и изящного, тонкого лика Марии, ее тонких перстов.

6. Рисунок . При сохранении единства композиции именно при помощи рисунка – например, мастер мельчит формы цветов и растений на переднем плане левой сцены и в то же время так же точно мельчит складки хламиды Ангела; мелкие звезды в росписи потолка и др. – Анжелико выделяет изящные, тонкие элементы композиции.

• Тонкие колонны играют роль не только композиционных опор: центральная колонна разделяет Ангела и Марию, становясь неким столпом веры, вокруг которого они склонились в симметричных молитвенных позах: наверху барельеф Бога-Отца
• Композиционно колонны образуют восходящие тонкие вертикали, так что вся конструкция изящна и хрупка и говорит о духовном — о небесном храме

В противоположность грубым и статуарным позам идущих грешников, слева, фигуры застывших святых справа, напротив, подвижны и легки, изящны и полны внутреннего движения.

7. Дух пронизывает всю сцену. Ангел помимо луча, некая дополнительная материализация духовного начала, плюс нимбы, плюс звездные потолки и голубки, которые поначалу неразличимы – все это создает максимальную духовную субстанцию; плотскость исчезает, фигуры в этом сиянии и изящных позах, совершенно лишенных какого бы то ни было земного начала, обретают бестелесность.

8. Другие детали.

• Задняя комнатка пустая и чистая, там ничего нет, и поневоле задаешь вопрос: зачем она нужна? Во-первых, дает перспективу, во-вторых, эта земная пустота дома Марии заполнена Духом – комната преображена, очищена, хотя в ней пустота
• Сцены внизу тоже контрастируют с основной: эти сцены младенчества Христа написаны в более реальных тонах и рисунках и тоже выделяют святость и небесность главной сцены

Пьеро делла Франческа. Благовещение

9. Параллели.

• Если сравнить с более поздней работой Анжелико из собора Св.Марка из Венеции, там классическая простота зрелого мастера – тут упоение светом, волшебство таинства… С другой стороны, в поздней картине все пронизано одной идеей – идеей Жертвы: и ангел, и Св.Петр (слева), да и сама комната, напоминающая темницу, и аскетичная фигура Марии – все говорит о великой Жертве
• Леонардо. Работа Леонардо да Винчи из галереи Уффици – песнь благой вести, которая передается удивительным образом на закате, в такой земной обстановке, хотя волшебство там таится буквально в каждом листке…
• Ван дер Вейден. Картина из вашингтонской Национальной галереи похожа на нашу. Более бытовой и обыденный колорит комнаты снимает ноту высшего духовного звучания, которая несомненно присутствует у Анжелико

10. Художник написал несколько вариантов Благовещения . Эта фреска Беато Анжелико посвящена тому же сюжету.

Тут композиция несколько усложнена, событие происходит в обыденно-сумеречной атмосфере, и Мария ответствует жестом ангелу – это жест Знающей, жест посвященной… Как бы в суете обыденной жизни миг чуда, мгновение открытия – тут есть ощущение неуловимости духовного прозрения…

Поразительный художник! Какой бы колорит он ни использовал, потрясает эта удивительная тонкость черт, хрупкость фигур и лиц – все они светящиеся, и раз увидев, их уже невозможно забыть.

Искус интерпретации

в церкви родилась интерпретация как искажение слов Христа, истинного их смысла, который в общем исключал саму церковь как значимый организм – Христос понимал ее как духовное братство, а не как учреждение власти

когда Он говорил «вы не от мира сего», означало именно это: мир вас не примет, и вам его не надо; выйти из мира, отрешенность, чистота, тут никакой церкви не предусмотрено (еще одно доказательство, что слова Петру – творчество апостолов, добавка)

в этом великий искус любой интерпретации значимых текстов: твое творчество, новый смысл вносишь в мир; и один вопрос, нужен ли он миру; сумел ли ты предусмотреть все последствия искажения; другой – само искажение в мире, где и так все искажено и сплошные суррогаты

осознаешь это, и тогда интерпретация из производства новых смыслов превращается в процесс восстановления утерянного, некая консервация значений и ценностей

лишь в собственном сознании, наедине с собой, отваживаешься продолжать исследование, идти вперед, так и скачешь по безлюдной степи, как жокей Магритта, в пустоту… только вашей полноты мне точно не надо

лики Анжелико все не от мира, там вообще нет ни капли мирской суеты, все иное – по сути, конечно это иконы

сцены происходят во дворе, в храме, в саду, в доме, однако это не сад и не дом, а Царствие Небесное, царство Св. Духа, и ты уверен, что там действуют совершенно иные законы и иные отношения, чем во дворе или дома

галереи храма – небесные чертоги, ни одного земного движения или эмоции, лица торжественны и возвышены, и даже эти тонкие колонны, впечатление, тянутся в небеса, бесконечно – то храм Духа, а не церковь

колорит просветлен, все полно какого-то внутреннего света и той возвышенности, о которой современный человек просто забыл, и он уже не способен на такие состояния души, его мир – бездуховное скопление тварей

смотришь и ощущаешь неизмеримую высоту до такого письма, до этого магического отпечатка высокой души, парящей в настоящем Царствии – вот правда запечатленная, бесспорная, возвышающая душу, алчущую света

а душу тупую, мирскую, вместилище дурных страстей и вечной алчи, оставляет равнодушной; тут нечего интерпретировать – тут только гимн

евангельские заповеди были для них правилами жизни, духовный человек мыслил этими словами, этими понятиями и не мог признать иных – для современного мыслящего человека, как правило, это уже литература, просто книга, в которой имеется некая мудрость; однако живет он не по этой мудрости и не по какой-то другой

он живет по сложившейся модели, сообразуясь с обстоятельствами, связями, обязанностями и возможностями, у него нет этого стержня – нет Духа в нем; хотя вряд ли интеллигент признает собственную бездуховность, это одно из его священных слов

а священное значит непонятное и тайное, его невозможно объяснить, как и самого себя, свой гордый статус он объяснить не сможет, будет говорить о образовании и обязательно – о свободе

вот свобода – в возносящем тебя Духе, потому как если нет в человеке свободы от земли, свободы от материи, значит и вовсе он с этой штукой не знаком

Строитель

человек строит собственный мир

трудно начать: привычка к абстракциям слишком давит, и ты жалуешься на несправедливость, а сам, лично, разве справедлив в твоих отношениях: перебираешь людей, и понимаешь, что царит ужасающая несправедливость, неблагодарность, вражда, цинизм… чего ж вы хотите от власти? – ей сам бог велел

нам, воспитанным в совке, в духе этого дурного, обезличенного коллектива, сначала трудно представить себе это одухотворенное одиночество творца; мы все время пытаемся цепляться за других, за «общие ценности», за партийные, групповые и прочие штуки, которые на самом деле ничего не значат

объединяются в протесте, в сарказме, в ненависти, в дискуссии, и вдруг они обнаруживают, что расхождение буквально по всем пунктам: пытаются сказать что-то общее, создать хотя бы атом единства – и ничего не получается

это что такое? – особая какая-то склочность характера? – или необразованность, так что люди все слова понимают по-своему и никогда не смогут создать единый текст – да, в этом есть истина, и все-таки главная истина лежит глубже

думаю, как только современный человек начинает мыслить, он мыслит самостоятельно, он уже отрывается от этой бессмысленной кучи – и поэтому отвергает все групповое, всякую общую идеологию или утопию, потому что все они уже были обличены

каждое восприятие, анализ, эссе, каждый шаг теперь есть созидание: если ты встал на эту дорогу, уже никто с нее не собьет; потому что тобой всецело овладевает это чудесное ощущение и предвкушение — Истины

все пронизано светом; но каждая фигура парит в своем отдельном пространстве, своей духовной нише – в этом вообще идея ниши в храме – несмешение, неприятие никаких мертвых догм, вечно живой – Дух…

В.Б. Левитов