Электронные публикации. Значение пахомий логофет в краткой биографической энциклопедии Пахомий серб

Пахомий Серб (Логофет) (ум. после 1484) — составитель и. редактор ряда житий, похвальных слов, служб и канонов, переводчик и писец. С Афона в звании иеромонаха в возрасте не моложе тридцати лет П. прибыл в Новгород при новгородском архиепископе Евфимии II (1429—1458 гг.). Сохранилась рукопись с творениями «священно-инока Пахомия Логофета» (ГПБ, Соф. собр., № 191, пергаменная Минея на ноябрь месяц), датированная 1438 г., значит, он прибыл в Новгород до 1438 г. В Новгороде П. пробыл по нач. 40-х гг. В этот период своей деятельности по поручению архиепископа Евфимия II он создал комплекс произведений, посвященных Варлааму Хутынскому, — новую редакцию Жития Варлаама Хутынского , похвальное слово и службу, а также похвальное слово и службу празднику Знамения Богородицы в Новгороде в 1170 г. (похвальное слово издано в кн. В. Яблонского). Кроме того, возможно, в это время он записал Повесть о путешествии новгородского архиепископа Иоанна на бесе в Иерусалим.

В 1440—1443 гг. П. поселился в Троице-Сергиевой лавре и прожил там до 1459 г. В это время он работал над Житиями Сергия Радонежского и Никона, Алексея митрополита , а также посвятил им похвальные слова и службы. В 1459—1461 гг., в начале архиепископства Ионы (1459—1470 гг.), П. был во второй раз в Новгороде. По заказу Ионы он дополнял свои старые произведения и писал новые, в частности Житие прежнего своего заказчика, новгородского архиепископа Евфимия II, Похвальное слово на Покров Богородицм (издано в ВМЧ), службу Антонию Печерскому.

В кон. 1461 — нач. 1462 г. П. ушел из Новгорода в Москву, откуда по поручению великого князя Василия II Васильевича (ум. в 1462 г.) и митрополита Феодосия (1461—1464 гг.), значит, еще в 1462 г., отправился в Кирилло-Белозерский монастырь, чтобы собрать там материалы для Жития Кирилла, основателя этого монастыря. В 1463 г. П. вернулся, по-видимому, в Троице-Сергиеву лавру, не между 1464 и 1470 гг. вновь должен был быть в Новгороде, где по поручению архиепископа Ионы написал или отредактировал Житие Саввы Вишерского и создал службу святому Онуфрию, которому был посвящен храм в Отней пустыни, месте пострижения Ионы. В 1472 г. великий князь Иван III и митрополит Филипп I в связи с перенесением мощей митрополита Петра по причине перестройки Московского Успенского собора повелели «Пахомию Сербину, мниху Сергиева монастыря», «канон принесению мощем учинити и слове доспети», и он написал «слово» и два канона (изданы В. Яблонским). «А в слове том написа, — говорит Летопись Софийская II , — яко в теле обрели чюдотворца неверия ради людскаго, занеже кой толко не в теле лежит, тот у них не свят...». Так как в 1474 г. новый Успенский собор рухнул, в 1479 г., при следующей его перестройке, состоялось новое перенесение мощей Петра, по поводу которого тоже — возможно, тем же П. — были написаны похвальные слова. Не позже 1473 г. П. создал свою редакцию Жития князя Михаила Черниговского и боярина Федора (см. Сказание о убиении в Орде князя Михаила Черниговского). В 1473 г. в Москве по просьбе пермского епископа Филофея (1472—1501 гг.) П. составил канон Стефану Пермскому . После этого он по крайней мере еще раз побывал в Новгороде и написал там Жития Иоанна (хотя в данном случае есть сомнения в его авторстве) и Моисея (не ранее 1484 г.), новгородских архиепископов. Вскоре затем он умер.

Всего перу П. принадлежат десять или одиннадцать житий (Варлаама Хутынского, Сергия Радонежского, Никона Радонежского, митрополита Алексея, Кирилла Белозерского, Михаила Черниговского и боярина Федора, Саввы Вишерского, новгородских архиепископов Евфимия II, Моисея и, возможно, Иоанна и Ионы, причем некоторые из них не в одной редакции), ряд похвальных слов и сказаний (на обретение мощей митрополита Алексея, на перенесение мощей митрополита Петра, на Покров Богородицы, празднику Знамения Богородицы в Новгороде, Варлааму Хутынскому, Сергию Радонежскому, Клименту Римскому, о гибели Батыя), четырнадцать служб (Варлааму Хутынскому, Знамению Богоматери в Новгороде, Сергию Радонежскому, Никону Радонежскому, митрополиту Алексею, Евфимию Новгородскому, Антонию Печерскому, Кириллу Белозерскому, Савве Вишерскому, митрополиту Ионе, Михаилу Черниговскому и боярину Федору, Стефану Пермскому, на перенесение мощей митрополита Петра, Димитрию Прилуцкому) и двадцать один канон (Варлааму Хутынскому, Покрову, Знамению, Сергию Радонежскому, Никону Радонежскому, митрополиту Алексею, Евфимию Новгородскому, Антонию Печерскому, Савве Вишерскому, Михаилу Черниговскому и боярину Федору (2 канона), Кириллу Белозерскому (2 канона), на перенесение мощей митрополита Петра (2 канона), Стефану Пермскому (2 канона), Евфимию Новгородскому, Петру и Февронии, московскому митрополиту Ионе, русским святым, а сверх этого, может быть, преподобному Онуфрию и пророку Илии). Службы и каноны П. изданы в служебной минее. Судя по количеству произведений, П. — один из плодовитейших писателей Древней Руси. Он был писателем, профессионально работавшим на заказ и получавшим за свою работу плату (он об этом пишет сам). Составляя по заказу жития, слова и службы с канонами, П. имел в виду главным образом практические — церковно-служебные цели. Он хорошо владел стилем славянской богослужебной литературы и не видел ничего предосудительного в заимствованиях из чужих произведений (как то: Слово на обновление храма великомученика Георгия Аркадия Кипрского, Похвальное слово Клименту Римскому епископа Климента, жития Афанасия и Петра Афонских, сочинения Григория Цамблака и митрополита Киприана), в повторениях самого себя (во вступлениях к ряду житий), в создании своих редакций — путем небольшой переработки (сокращения одних мест и расширения других), мозаичного соединения или просто дополнений предисловием и заключением чужих произведений. Но при этом он пользовался и устными источниками, и некоторые его жития (например, Кирилла Белозерского) созданы почти исключительно на основании записанных им рассказов современников-очевидцев.

Прозаические произведения П. строятся обычно по четкой схеме: предисловие, основная часть и заключение. В предисловиях говорится о важности прославления праздников или святых, о трудности для человека этого дела и об извиняющих автора в этом его начинании обстоятельствах. Основная часть членится на ряд эпизодов (если это Житие, речь начинается, как правило, с родителей святого), прерывается разговорами и размышлениями действующих лиц, наставительными авторскими замечаниями и похвальными восклицаниями, иногда довольно пространными, и завершается цепочкой рассказов о чудесах. В повествовании о событиях язык П. прост, ясен и деловит. Опираясь на большое количество устных преданий и предшествующих письменных произведений, жития П. богаты легендарным историко-литературным и историческим материалом и потому представляют большой интерес как для историков литературы, так и для собственно историков. Новым элементом, привнесенным П. в русскую агиографию, (по оценке Г. Орлова) является пейзаж, оцениваемый автором эстетически. Он замечает и красоту монастырей (например, в Житии Кирилла Белозерского говорит о Ферапонтовом монастыре: «...и есть монастырь на месте том зело красен...»). Но, разумеется, это ни в коей мере не сказывается на жанровой природе этих произведений: они не становятся от этого ни беллетристическими новеллами, ни биографиями тех, о ком в них идет речь, но остаются вполне житиями, т. е. рассказами о проявлениях вечного во времени.

В риторических вступлениях, отступлениях, похвалах и т. п. язык П. искусственно усложнен, витиеват и приближается к стилю гимнографической литературы — стихир, канонов и акафистов (со стилем акафистов, в частности, его роднят многочисленные хайретизмы, т. е. обращения, к прославляемым лицам, начинающиеся словом «радуйся»). В некоторых богослужебных произведениях П., до сих пор мало исследованных, встречается, по образцу византийской гимнографии, акростих, хотя и несколько своеобразный, образуемый не только первыми буквами, но также и слогами и целыми словами и распространяющийся не на все произведение, но лишь на его часть, на 7-ю, 8-ю и 9-ю песни канонов. Так, в службе Антонию Печерскому первые слова и слоги в тропарях этих песен составляют фразу: «Повелением святейшаго архиепископа Великаго Новаграда владыки Ионы благодарное сие пение принесеся Антонию Печерскому рукою многогрешнаго Пахомия иже от Святыя Горы», а в канонах Стефану Пермскому начальные слова, слоги и буквы тех же тропарей позволяют прочесть: «Повелением владыки Филофея епископа рукою многогрешнаго и непотребнаго раба Пахомия Сербина».

К Житию Варлаама Хутынского, чтимого в Новгороде основателя монастыря (ум. 1193 г.), П. обращался неоднократно, начиная с первого своего приезда в Новгород. Как сообщает он сам в тексте Жития, он написал его по рассказам тамошних старцев, получив от владыки Евфимия повеление «приити во обитель святаго тамо своима ушима елышати бывшаа и бывающая чудеса от раки богоносного отца». Но наряду с устными рассказами П. использовал текст письменного произведения — 2-й редакции Жития Варлаама, опирающейся, в свою очередь, на краткую проложную, существовавшую, по крайней мере, с 1-й четв. XIV в. От первоначальной краткой редакции 2-я отличается добавлением ряда чудес и очевидной зависимостью двух ее мест от принадлежащей Епифанию Премудрому редакции Жития Сергия Радонежского (по причине этой зависимости Н. С. Тихонравов считал, что автором 2-й редакции был сам П.). П. предварил текст 2-й редакции своим вступлением, подверг его незначительной стилистической — «риторически украшающей» — обработке и тоже дополнил рассказами о чудесах. Впоследствии по инициативе архиепископа Ионы это произведение было еще дополнено рассказом о чудесном воскресении у гроба Варлаама в 1460 г. постельничего московского великого князя Григория Тумгана. Дополнение было сделано также на основании уже существовавшего письменного произведения, принадлежавшего московскому митрополичьему дьяку Родиону Кожуху . Допускают (Л. А. Дмитриев), что П. принадлежит также вставка в Житие рассказа о спасении Варлаамом на новгородском мосту осужденного на казнь преступника и об отказе его спасти от смерти невинно осужденного. По мнению других исследователей (В. О. Ключевский, В. Яблонский), этот рассказ является позднейшим наслоением. В более поздней так называемой Распространенной редакции Жития сочинение II. пополнилось новым большим рядом эпизодов, среди которых наряду с позднейшими чудесами у раки святого есть и такие, датировка которых указывает на их современность П. Во-первых, это рассказ о вскрытии гробницы с останками Варлаама архиепископом Евфимием II в 1440 г. (как о свидетеле этого события там говорится о иподьяконе Иоанне Караимане, умершем в глубокой старости в 1526 г.). И во-вторых, это эпизод с «чюдом о великом князе Иване Васильевиче всея Руси», захотевшем в 1471 г. вскрыть гроб Варлаама: когда княжеское повеление начали выполнять, из гробницы пошли дым и огонь, и затем огонь стал появляться в тех местах, где великий князь касался своим жезлом земли, так что, бросив жезл, князь в страхе ушел из монастыря. Если в чуде с постельничим Григорием можно было (как считает Л. А. Дмитриев) видеть своего рода свидетельство благосклонного к москвичам отношения Варлаама, то чудо 1471 г., вне сомнений, должно было свидетельствовать о противоположном. Ясно, что запись о нем была сделана в Новгороде, и скорее всего до утраты им самостоятельности.

Житие Варлаама Хутынского дошло до нас в большом числе списков, из которых древнейший (ГБЛ, собр. Пискарева, № 131) датируется кон. XV — нач. XVI в.

Похвальное слово Варлааму Хутынскому, по мнению В. О. Ключевского, было написано П. после 1460 г.; на взгляд же В. Яблонского — не позднее 1438 г.; Л. А. Дмитриев допускает даже, что оно было сочинено П. ранее его редакции Жития с целью дополнения уже существовавшей 2-й редакции. В связи с вопросом о датировке Похвального слова заслуживает внимания тот факт, что в его заглавии перед указанием автора отмечено: «в нем же имат нечто на иудея», а в тексте содержится негодующее обращение к «иудею», который «печалует» и «разпыхается», видя «нас», поклоняющихся мощам святого. Если считать, что это было написано до 1438 г., следует думать, что имеются в виду еретики-стригольники, если же после 1460 г., то — «жидовская мудрствующие» еретики-новгородцы. Слово содержит также обращение к Варлааму как к «твердому основанию отечеству своему» с просьбой сохранять его и дальше. В этом возможно видеть намек на угрозу свободе города.

Работая над Житием Сергия Радонежского, П. также использовал существующее произведение — Житие, написанное Епифанием Премудрым в 1417—1418 гг. Целью осуществленной П. переработки была приспособление Жития к литургическим нуждам и пополнение его чудесами, случившимися после открытия мощей Сергия в 1422 г. По сравнению с изощренным в высшей степени экспрессивно-эмоциональным панегирическим стилем «плетения словес» Епифания стиль П., третьего (после митрополита Киприана и Епифания) видного представителя этого стилистического направления в агиографии, несколько более умерен и безлично официален. П. значительно сократил пространное произведение Епифания, в том числе удалил места, позволяющие судить об антимосковском настроении автора, пополнил Житие цитатами из Священного писания, из византийских агиографических произведений, а также из Жития митрополита Петра , написанного митрополитом Киприаном. П. переделывал Житие Сергия не однажды; разные исследователи насчитывают разное число принадлежащих ему редакций — от двух (В. О. Ключевский) до семи (В. Яблонский). Есть также точка зрения (В. П. Зубов), что ни Епифаниев, ни Пахомиев первоначальный вид текста Жития не дошли до нас целиком, но только — в виде инкрустаций в составе множества позднейших переработок, начиная с переработок самого П. Эти переработки были обусловлены, полагают, с одной стороны, различными практическими целями и потребностями, а с другой — цензурными соображениями в связи с такими политическими событиями, как борьба великого князя Василия Васильевича в 40-х гг. XV в. с Дмитрием Шемякой, Флорентийский собор (1438—1439 гг.), где была заключена уния церквей, падение Константинополя под власть турок (1453 г.) и приобретение московскими митрополитами независимости от константинопольского патриарха. Древнейший список редакции П. (ГИМ, Синод. собр., № 637) датируется 1459 г., последним годом первого периода пребывания П. в Троице-Сергиевой лавре.

Написанное П. в тот же период Житие Никона Радонежского, умершего незадолго перед этим (1427 г.), судя по всему, не имело произведения-предшественника и написано только на основании собранных самим автором устных рассказов «еще в теле обретавшихся тояже обители иноков, свидетелей известных», в первую очередь Игнатия. Это Житие представляет большую ценность как исторический источник: в нем говорится, в частности, о том, как пострадал монастырь при нашествии Едигея, о строительстве Никоном церкви в лавре над гробом Сергия и ее росписи, способной «всех зрящих удивити», выполненной приглашенными им живописцами Даниилом Черным и Андреем Рублевым; при этом П. заодно сообщает, что, исполнив заказ игумена Никона и расписав после этого только церковь Спаса в Московском Андрониковом монастыре, художники вскоре затем один за другим умерли (это обнаруживает прозорливость Никона, поторопившегося их пригласить). Житие имеет две редакции — пространную и краткую; в краткой авторство П. указано. Согласно В. Яблонскому, лучший список пространной редакции — ГПБ, F.I.278, XVI в. (по которому оно им и издано), краткой — ГПБ, Соф. собр., № 1384, 1490 г.

Житие митрополита Алексея было создано П. в 1459 г. по воле великого князя Василия Васильевича и по благословению митрополита Ионы, установившего всецерковное празднование памяти героя этого Жития. Источниками П. послужили как устные рассказы очевидцев и слухи, так и «писаниа архимандрита Питирима, иже последи бысть Перми епископ». Как пишет П., Питирим «нечто мало о святом списа и канон тому, и хвалу изложи, слышав известно о его житии, паче же и от самех чудес, бывающих от ракы богоносного отца, прочая же не поспе, времени тако зовущу». Питирим, создававший этот богослужебный комплекс произведений после обретения в 1431 г. мощей митрополита Алексея, по-видимому, воспользовался как главным источником для составления «чтения», или краткой «памяти», о святом (после 6-й песни канона) летописным рассказом «О Алексеи митрополите», находящимся в Летописце Рогожском , Летописи Симеоновской и читавшимся в Летописи Троицкой . Распространяя, по сути дела, этот рассказ, П. воспользовался и другими летописными данными, а также Житием Сергия Радонежского и написанным им же ранее, очевидно, одновременно со службой, Словом на обретение мощей митрополита Алексея. Это Житие тоже имеет ряд редакций, созданных самим П. Старшая из них дошла до нас в рукописи 70-х гг. XV в. (ГИМ, Синод. собр., № 948; по словам В. А. Кучкина, автограф П.). Сохранились и другие списки этого Жития, принадлежащие XV в. (например, ГПБ, Солов. собр., № 518). Издано ОЛДП, Н. Шляковым, В. А. Кучкиным.

Житие новгородского архиепископа Евфимия II П. написал по просьбе его друга и преемника владыки Ионы. В данном случае П. не пользовался письменными источниками, но опирался на собственные воспоминания и рассказы других знавших Евфимия людей. Помимо обычных для житий П. кратких сведений о родителях и детстве святого здесь содержатся ценные данные о возникновении Вяжищского монастыря, о появлении в Новгороде у архиепископов (при архиепископе Симеоне) иноков-казначеев (прежде казначеями были миряне), поставлении Евфимия в архиепископы в Смоленске «рукою преосвященнаго Герасима», литовского православного митрополита (1433—1435 гг.), носившего, как мы узнаем из Жития, титул «Киевского и всея Росии»; об обыкновениях и строительной деятельности Евфимия, о его предсмертном послании в Москву к митрополиту Ионе, и др. Любопытно, что большинство посмертных чудес, которыми, как обычно, завершается Житие, оказываются исцелениями больных «студеной болезнью», или «трясавицей». Житие сохранилось в не очень большом числе списков XVI—XVII вв. Издано в ПЛ и «Новгородских епархиальных ведомостях».

Другим Житием, написанным П. впервые по словам «самовидцев», а не путем редактирования или дополнения чужих произведений, является Житие Кирилла Белозерского. Единственным письменным источником послужила в данном случае духовная грамота Кирилла, включенная в Житие с некоторыми пропусками и поправками (она дошла до нас и в подлиннике). Главными же информаторами автора, собиравшего сведения о Кирилле в самом Кирилло-Белозерском монастыре, были тогдашний игумен монастыря Кассиан (1448—1469 гг.) и Мартиниан , ученики Кирилла. Это Житие, состоящее из более чем сорока рассказов, рисующих духовный облик основателя монастыря, представляет собой самое большое из произведений П. и — несмотря на неизбежную для этого жанра стилизацию и типизацию лиц и событий — самое насыщенное конкретными историческими сведениями, обстоятельствами и именами. Здесь гораздо подробней, чем в других житиях, говорится о молодости святого, о периодах его жизни, об окружавших его людях (его родственнике-воспитателе Тимофее Васильевиче Вельяминове, жене того Ирине, Стефане Махрищском, Сергии Радонежском, Феодоре Симоновском , Михаиле Смоленском, Ферапонте Белозерской и др.). Некоторые исследователи (В. О. Ключевский, А. И. Копанев) указывают на то, что П. умолчал о земельных приобретениях Кирилла и выразил его устами нестяжательские взгляды на право монастырей владеть селами. Существуют две редакции произведения, одна несколько более пространна по стилю и полнее по составу, чем другая. Пространная редакция была закончена П. после марта 1462 г. (смерть великого князя Василия Васильевича) и до 13 мая того же года (хиротония в ростовского архиепископа третьего преемника Кирилла игумена Трифона), возможно, уже по возвращении П. в Троице-Сергиеву лавру. Древнейший сохранившийся список ее сделан там рукой некоего Паисия (Ярославова?) не позже 1474 г. (ГБЛ, собр. Тр.-Серг. лавры, № 764). Вторая редакция, представляющая собой механическое сокращение первой, появилась, по всей вероятности, под пером самого П., действовавшего в литургических целях, не позже 1474—1475 гг. Кроме того, известно краткое проложное Житие Кирилла, составленное, по-видимому, на основании пространной редакции П. вскоре после ее появления и имеющее черты оригинальности; сохранился его список, сделанный в Кирилло-Белозерском монастыре в кон. XV — нач. XVI в. рукой Гурия Тушина (ГПБ, Кир.-Белоз. собр., № 142/1219, л. 265—274). В 1615 г. на основании Жития Кирилла Белозерского П. Иоасафом была создана еще одна его редакция.

Житие Саввы Вишерского, который умер в 1460 г., было написано П. «повелениемъ и благословением» новгородского архиепископа Ионы между 1464 и 1472 гг.: в 1464 г. основу этого Жития создал преемник Саввы в управлении монастырем священноинок Геласий , а в написанном в 1472 г. Житии Ионы Новгородского Житие Саввы упоминается. Это произведение П. несравнимо более бедно фактами, чем Житие Кирилла. Списки его немногочисленны, древнейшие датируются XV в. (ГИБ, Q.I.999). Издано в «Новгородских епархиальных ведомостях». В XVI в. Житие пополнилось пятью чудесами, в XVII в. — сведениями из родословной книги о роде Бороздиных, которому принадлежал Савва.

Из известных пяти редакций Жития князя Михаила Черниговского и его боярина Феодора, убитых в Орде, П. принадлежит третья. Она опирается на вторую, принадлежащую некоему отцу Андрею или епископу Иоанну. П. перифразировал и несколько распространил эту редакцию, из фактических данных добавив к ее началу лишь известие об умерщвлении князем Михаилом в Киеве послов хана Батыя, а к концу приложив Повесть «Об убиении злочестивого царя Батыя» в Венгрии, основанную на народной южнославянской песне о Батые. Это было сделано П. до 1473 г., так как в жизнеописании ярославского князя Феодора, написанном в 1473 г., заметно знание Повести об убиении Батыя (см. Антоний , иеромонах Спасо-Ярославского монастыря). Списков Жития сохранилось много, древнейшие — XV в. (ГПБ, Солов. собр., № 518, 1494 г., л. 296; ГПБ, Q.I.999, л. 45 об.). Издано в ВМЧ.

По Житию новгородского архиепископа Моисея (ум. 1363 г.) устанавливается, что его автор, П., был жив еще в 1484 г., так как там говорится о случившемся в это время чуде с архиепископом Сергием, поставленным в Новгород из Москвы. Житие это составлено из отрывочных известий и преданий, в основе его лежит летописное сказание о Моисее, которое распространено риторикой и рассказами о чудесах. П. принадлежат, вероятно, две редакции — пространная, известная по двум поздним спискам (XVII—XVIII вв.), и краткая, известная по десяти спискам (начиная с XVI в.). Краткая содержит известие, повторенное в Похвальном слове Моисею, о его борьбе против ереси стригольников, что позволяет думать о их появлении в Новгороде до 1359 г., когда он перестал быть архиепископом (летопись впервые говорит о стригольниках лишь под 1376 г.). Житие Моисея издано в ПЛ. Существуют и другие, более поздние переработки этого Жития.

Житие Иоанна Новгородского (ум. 1185 г.) — предположительно усвояемый П. памятник. О принадлежности его П. свидетельствуют только один или два списка XVII в., в остальных имени П. нет. Несколько необычен для П. общий план этого Жития, распадающегося на три самостоятельных «слова». В первой части-«слове» после риторического вступления сначала, как обычно, говорится о родителях и основных событиях жизни святого, а затем идет рассказ о чуде от иконы Знамение Богородицы во время битвы суздальцев с новгородцами в 1170 г.; завершается эта часть сведениями о строительной деятельности архиепископа Иоанна. Вторая часть-«слово», вполне самостоятельное произведение, представляет собой рассказ о путешествии Иоанна на бесе в Иерусалим, мести беса и оправдании архиепископа; этот рассказ заканчивается сообщением о смерти и погребении Иоанна. О возникновении его в 70-е гг. XV в., в последние дни воли новгородской, позволяют думать слова в предсмертном поучении Иоанна новгородцам: «И князя бойтеся еже о благочестии православнаго, яко бога... За иноворнаго же и нечестиваго князя не предавайтеся». В третьем «слове» говорится о нечаянном (камень упал и разбил надгробную плиту) обретении мощей архиепископа Иоанна в 1440 г. при архиепископе Евфимии II. По мнению исследователей, и эта часть Жития возникла в письменном виде в 70-х гг. XV в., не раньше других. Если П. и приложил руку к созданию состоящей из этих трех частей Основной редакции Жития Иоанна, то лишь как скромный собиратель и оформитель уже существовавших рассказов, письменных и устных. Древнейший список Жития датируется XV в. (ГПБ, Солов. собр., № 617/500). Издано в ВМЧ, «Изборнике» (фрагмент), ПЛДР (фрагменты). Оно подвергалось переработкам и в дальнейшем.

Сомнения существуют также относительно Жития новгородского архиепископа Ионы, заказчика ряда работ П. С одной стороны, сам П. в Слове о перенесении мощей митрополита Петра как будто обещает описать посмертные чудеса архиепископа, а в Житии довольно много говорится об отношениях Ионы как заказчика к «Пахомию Сербину, от Святыя горы пришелцу», — что он одаривал его «множеством сребра, куны же и соболми», прося «житие с похвалным словом и канон преподобному Варламу списати, еще же и великому Ануфрию, такоже последование бдению списати повеле, ...повеле же каноны и жития списати и еще блаженныя княгини Олги, ...и преподобному Саве, ...и преж его бывшему архиепископу блаженному Еуфимию, не пощадев имения множество истощевати...», просил написать и службу с каноном недавно скончавшемуся (1461 г.) московскому митрополиту Ионе, а кроме того, «много же понуждаше Пахомиа Иона, утешая его златом и соболми, да спишеть ему и еще канон преподобному Сергию...» («Пахомие же не рачи послушати архиепископа, но готовяшеся сам ити в Московскиа страны»). Автор обнаруживает хорошее знание творчества П., отмечая наличие и смысл акростиха в каноне митрополиту Ионе («...назнамена в краех тропарем, яко повелением архиепископа Ионы списа каноны митрополиту Ионе...»). Здесь сообщается также, что Иона просил П. написать Житие Михаила Клопского и канон ему и другим почитаемым им людям, но «не возможе его принудити писати». Все это говорит как будто в пользу авторства П. Но, с другой стороны, все три известные редакции этого Жития возникли, как считают (В. О. Ключевский, В. Яблонский), после соборов 1547—1548 гг. Замечают также, что известные каноны и жития княгини Ольги по всем признакам не принадлежат П. Несомненно, однако же, что в основе известных редакций Жития Ионы Новгородского лежит произведение современника, о чем свидетельствуют такие, например, конкретные детали повествования, как известия о невыполненных П. заказах архиепископа, о том, что, когда Иона состарился, «нозе ему тажестне быша зело», что, «и второму лету уже исходящу по успении его», он так и не засмердел. По последнему из этих сообщений и заключают, что написано оно в 1472 г. Помимо данных о самом Ионе Новгородском это Житие содержит много сведений о политических и церковно-политических отношениях на протяжении XV в. Новгорода, Литвы, Москвы, Орды. В частности, здесь говорится о пророчестве и молитвах Ионы об освобождении Руси при великом князе Иване III от власти ордынских царей. Издано в ПЛДР. В своей книге В. Яблонский указывает большое число других сомнительных по принадлежности П. и ложно приписанных ему литературных памятников; в числе последних — Степенная книга, Хронограф Русский и Общерусский летописный свод.

Как переводчик с греческого языка, каковой как святогорец он должен был знать, П. известен по так называемому Пророчеству о судьбах «Семихолмного», полное название которого такое: «Стиси хризизмии. Надписание, начертано от некиих святых прозорливых отец, изображено еллинска художьства знамении и на мармори ископано над гробом Костянтина, пръваг царя христианскаго, во граде Никомидийстем. Преведеся на рускый язык от священноинока Пахомиа Святыя горы». Текст издан А. И. Яцимирским.

Автографами П. являются, по-видимому, рукописи: ГБЛ, собр. Тр.-Серг. лавры, № 180, Симеон Новый Богослов, 1443 г. (запись на л. 103: «Многогрешного и последнего Пахомие в лето 6951») и в той же рукописной книге — Палея, 1445 г. (запись на л. 355 об.: «В лето 6953, круг луны 17»); собр. МДА, № 23, Псалтирь, 1459 г. (запись на л. 225); собр. Тр.-Серг. лавры, № 116, Апостол толковый, XV в. (на л. 167 запись писца: «Мо(на)х Пахомио»), в числе приложений к Деяниям апостолов и их толкованиям в этой рукописи находятся сочинения П.: «Житие и жизнь Сергия Радонежского, съписася от священноинока Пахомиа Святыя Горы» (л. 355—397), Служба Сергию Радонежскому (причем на поле л. 401 об. отмечено: «Творение священноинока Пахомиа») (л. 397 об.—412), «Паметь преподобнаго отца нашего Сергия» (л. 412—415), Житие Никона Радонежского (л. 415—421); и, возможно, ГИМ, Синод. собр., № 948, сборник, 70-е гг. XV в., л. 4—175, где тоже содержится ряд произведений П. (л. 118 об.—175).

Изд. : ПЛ. 1862. Вып. 4. С. 10—26, 27—35; ВМЧ. Сент., дни 1—13. СПб., 1868. Стб. 327—347; дни 14—24. СПб., 1869. Стб. 1298—1308; Окт., дни 1—3. СПб., 1870. Стб. 17—23, 26—38; Нояб., дни 1—12. СПб., 1897. Стб. 198—222; Житие митрополита всея Руси святаго Алексия, составленное Пахомием Логофетом. СПб., 1877—1878. Вып. 1—2 (ОЛДП. № 57); Житие Варлаама Хутынского в двух списках. СПб., 1881. С. 1—97 (ОЛДП. № 41); Тихонравов Н . Древние жития преподобного Сергия Радонежского. М., 1892. Отд. 2; Минея. СПб., 1895. Сент. Л. 172 об.—180, 212 об.—225; Окт. Л. 15 об.—20; Нояб. Л. 39 об.—47, 125—131, 255 об.—274; Февр. Л. 109 об.—120; Март. Л. 50—55; Апр. Л. 104—112; Июнь. Л. 44 об.—52, 81 об.—90, 140 об.—147; Июль. Л. 158—163; Авг. Л. 195 об.—204; Святые подвижники и угодники новгородские // Новгородские епархиальные ведомости. 1897. Т. 2, № 7, часть неофиц. С. 501—515; 1899. Т. 2, № 7, часть неофиц. С. 449—460; Яцимирский А . Мелкие тексты и заметки по старинной славянской и русской литературе. XI //ИОРЯС. 1906. Т. 11, кн. 2. С. 295—296; Яблонский В . Пахомий Серб и его агиографические писания. СПб., 1908; Шляков Н . Житие святого Алексея митрополита московского в Пахомиевой редакции // ИОРЯС. 1914. Т. 19, кн. 3. С. 85—152; Кучкин В. А . Из литературного наследия Пахомия Серба: (Старшая редакция жития митрополита Алексея) // Источники и историография славянского средневековья. М., 1967. С. 242—257; Изборник (Сборник произведений литературы Древней Руси). М., 1969. С. 404—413; ПЛДР. XIV — середина XV века. М., 1981. С. 448—463; Вторая половина XV века. М., 1982. С. 350—375.

Лит. : Евгений [Болховитинов ]. Словарь исторический о бывших в России писателях духовного чина греко-российской церкви. 2-е изд. СПб., 1827. Т. 2. С. 154—155; Ключевский . Древнерусские жития. С. 113—167; Влияние Сербии и Афона на русскую литературу в XIV и XV веках: Отрывок из исследования о Пахомии Сербе, писателе XV в. // Заря. 1871. № 5; Некрасов И . Пахомий Серб, писатель XV века. Одесса, 1871; Петров Н. И . Исторический взгляд на взаимные отношения между сербами и русскими в образовании и литературе. Речь, произнесенная в торжественном собрании Киевской духовной академии 28 сентября 1876 г. Киев, 1876; Строев . Словарь. С. 225—234; Филарет . Обзор. С. 112—113; Макарий [Булгаков ]. История русской церкви. СПб., 1891. Т. 7. С. 161; Шахматов А. А . К вопросу о происхождении хронографа. СПб., 1899; Кадлубовский А . Очерки по истории древнерусской литературы житий, святых. Варшава, 1902. С. 171—188; Никольский Н. К . К вопросу о Пахомий Сербе. Замечания на магистерском коллоквиуме 23 ноября 1908 года. СПб., 1908; Серебрянский . Княжеские жития. С. 119—141; История русской литературы. М.; Л., 1945. Т. 2, ч. 1. С. 238—240; Спасский Ф. Г . Русское литургическое творчество. Париж, 1951. С. 101—131; Зубов В. П . Епифаний Премудрый и Пахомий Серб: (К вопросу о редакциях «Жития Сергия Радонежского») // ТОДРЛ. М.; Л., 1953. Т. 9. С. 145—158; Čiževskij D . History of Russian Literature. From the Eleventh Century to the End of the Baroque. Hague, 1962. P. 180—184; Гудзий Н. К. История древней русской литературы. М., 1968. С. 248—254; Орлов Г. Пахомиjе Србин и његова књижевна делатност у Великом Новгороду // Прилози за књижевност, jезик, историjу и фолклор. Београд. 1970. Књ. 36. Св. 3—4. С. 214—239; Истоки русской беллетристики. Л., 1970. С. 209—232; Дмитриев Л. А. Житийные повести русского Севера как памятники литературы XIII—XVII вв. Л., 1973. С. 13—184; История русской литературы X—XVII веков. М., 1980, С. 220—222; История русской литературы. Т. 1. Древнерусская литература. Литература XVIII века. Л., 1980. С. 162—163.

Г. М. Прохоров

Пахомий Логофет

Писатель XV века. Почти не сохранилось никаких сведений о жизни этого замечательного деятеля русской литературы XV века; дошедшие известия отрывочны, неясны, нередко противоречивы. Несомненно только, что он был родом серб ("сербин", как называется он в наших рукописях), жил сначала на Афоне, и, по-видимому, еще в молодых годах пришел в Россию. Последнее случилось в царствование великого князя Василия Васильевича (1425-1462 гг.), и, нужно думать, значительно раньше 1440 г., около которого уже появляется первый литературный труд Пахомия в России - "Житие преподобного Сергия". Большую часть жизни в России Пахомий провел в Москве и Троицко-Сергиевой лавре, отчасти в Новгороде (1458-1462 гг.). Где и когда скончался, неизвестно; во всяком случае, не ранее 1484 г., - не ранее этого года могло быть составлено Пахомием приписываемое ему в рукописях "Житие Новгородского архиепископа Моисея".

Сношения древней Руси с православным Востоком, особенно Константинополем и Афоном, вообще были не редки. Афон и Константинополь, вместе с Болгарией и Сербией, были для древнерусской письменности источниками неистощимых книжных богатств. В течение всего древнего периода отсюда шли к нам в славянских переводах библейские и богослужебные книги, творения отцов церкви, кормчие, патерики, жития святых, сборники, наконец, вся южнославянская литература "похвальных слов". В XIV- XV вв. влияние Афона на русскую письменность делается особенно сильным. На Афоне образовывается в это время целое общество иноков, главное занятие которых - перевод отеческих творений на славянский язык и списывание книг; то и другое быстро делается достоянием русской книжности. И сами русские иноки в Афонских и Константинопольских монастырях списывают книги, делают переводы с греческого, сличают славянский текст св. писания с подлинником, переводят книги богослужебные, составляют сборники. Здесь для русских иноков - как бы школа книжного труда, центр высшего духовного образования. Ввиду сказанного, появление на Руси "сербина" Пахомия не представляло ничего странного.

Наиболее ранним литературным трудом Пахомия, как мы заметили, было "Житие преподобного Сергия Радонежского" (ум. 1391 г.), составленное около 1440 г.: оно читается уже в сборнике, писанном в 1432-1443 гг., и рассказывает о чудесах преподобного, совершившихся в 1438 г. Труд этот представляет переделку жития, написанного ранее Епифанием, с дополнением к нему рассказа о чудесах и сделан с целью приноровить излишне обширное житие к чтению в церкви, а отчасти, может быть, и с целью дать ему большую распространенность в среде читателей; труд Пахомия, действительно, по-видимому, устранил собой Епифаниевский, который почти совершенно не встречается в рукописях. Вторым сочинением Пахомия считают "Житие митрополита Алексея" (ум. 1377 г.) с каноном, написанное Пахомием по воле "великого князя, митрополита и определению всего собора". Труд относится к 1450-1459 гг. и состоит в переделке, притом с немалыми ошибками и путаницей, жития, написанного Питиримом (ум. 1445 г.), с присоединением повествования о чудесах, и сделян опять с целью чтения его в церкви. В период пребывания в Новгороде, где Пахомий застал еще архиепископа Евфимия (ум. 1458 г.), им были составлены по поручению преемника Евфимия, Ионы: "Сказание о чуде преподобного Варлаама Хутынского" (ум. 1192 г.), "Житие" его с похвальным ему словом и каноном, "Жития" княгини Ольги, преподобного Саввы Вишерского (ум. 1460 г.) и упомянутого Евфимия, с канонами им, и служба преподобному Онуфрию. За исключением "Жития Евеимия", написанного Пахомием отчасти в качестве очевидца и потому менее страдающего общими местами, все остальные крайне скудны и бедны содержанием. "Житие Саввы Вишерского" в этом отношении особенно характерно: оно не обнаруживает в авторе никаких сведений ни о самом святом, ни о его монастыре, хотя святой происходил из довольно известного рода Бороздиных, и Тверской Саввин монастырь, где он сначала подвизался, также хорошо был известен в то время. Автор, очевидно, и не искал исторических фактов и не нуждался в них, а считал вполне возможным удовлетвориться общими местами в рассказе; притом и в занесенных фактах он делает ошибки и неточности. Это характеризует степень его исторических интересов. К этому же времени относится составление Пахомием после смерти митрополита Ионы (ум. 1461 г.) службы ему, написанной по просьбе Новгородского владыки. Вернувшись из Новгорода в "Московские страны", Пахомий работал над "Житием преподобного Кирилла Белозерского" (ум. 1427 г.), для. чего предварительно, по повелению великого князя и нового митрополита, ездил на Белоозеро. Порученный Пахомию труд вызывался насущной потребностью. В продолжение более 80 лет по кончине чудотворца в его монастыре не только не было составлено жития основателя, но не имелось и никаких предварительных записок о его жизни. Среди самой братии, очевидно, не было способных к тому людей. Отсутствие всякого повествования о жизни такого подвижника, как преподобный Кирилл Белозерский, живо чувствовалось не только в самой обители, но и среди всего круга грамотных мирян; Кирилло-Белозерский игумен и с своей стороны просил Пахомия написать "хоть что-нибудь о святом". Новый труд Пахомия является лучшим его произведением. Пахомий застал в Кирилловом монастыре многих очевидцев и учеников преподобного, и житие, им написанное, составленное на основании современных свидетельств, передает много живых подробностей, характеризующих и время, и людей. В самом изложении нередко чувствуется влияние устного живого рассказа. В 1472 г. по случаю открытия и перенесения мощей митрополита Петра Пахомию поручено было "великим князем и митрополитом" написать в память этого события "похвальное слово" и службу. Около того же времени "повелением" Пермского епископа Филофея (1472-1501 гг.), Пахомий пишет канон Стефану Пермскому (ум. 1396 г.). Последним трудом Пахомия, вероятно, было "Житие Новгородского архиепископа Моисея" (ум. 1362 г.). Житие отличается общностью изложения и легендарностью рассказа и черпает содержание свое преимущественно из цикла Новгородских легенд; судя по одному эпизоду, оно написано не ранее 1484 г.

Кроме перечисленных, Пахомию в наших рукописях приписываются: "Житие Новгородского архиепископа Иоанна" (ум. 1185 г.), "Повесть о страдании Черниговского князя Михаила и боярина его Феодора" (ум. 1244 г.), с службой им; "Похвальное слово на Покров Богородицы", "Похвальное слово Знамению Богородицы" (чудо 1169 г.) и каноны в службах Знамению и святым мученикам Борису и Глебу. "Житие Иоанна содержанием своим представляет ряд легенд, почерпнутых из того же цикла Новгородских сказаний, которым пользуются "жития" Варлаама и Моисея. Многие из этих сказаний, вероятно, впервые собирались и заносились в нашу письменность Пахомием. "Повесть о князе Михаиле" - стилистическая переделка более древнего повествования о том же событии, местами украшенная риторическими распространениями, местами новыми фактами, но сомнительного качества.

Уже сказанным определяется характер литературной деятельности Пахомия. Не считая написанных им "канонов" (около 18), 3-х или 4-х "похвальных слов", до шести различных "сказаний", - из 10 "житий", им составленных, только 2-3 могут считаться его оригинальными произведениями; остальные - или новые редакции, или переделки прежде существовавших. Перед нами, таким образом, не столько автор в строгом смысле, сколько компилятор и редактор. Он свободно пользуется чужими трудами или прямо сырыми материалами и придает им ту или другую, удобную для практического употребления, литературную форму. "Запас русских черновых воспоминаний, накопившийся к половине XV в., - замечает исследователь, - надобно было ввести в церковную практику и в состав душеполезного чтения, обращавшегося в ограниченном кругу грамотного русского общества. Для этого надобно было облечь эти воспоминания в форму церковной службы, слова или жития, - в те формы, в каких только и могли они привлечь внимание читающего общества, когда последнее еще не видело в них предмета не только для научного знания, но и для простого исторического любопытства. В этой стилистической переработке русского материала и состоит все литературное значение Пахомия"... Его литературные переделки и компиляции удовлетворяли насущной потребности, живо чувствовавшейся и в церковной критике, и в читающем обществе. Заслуга была тем важнее, что других сил не было. В ХIV-XV вв. в Московской Руси мы видим крайнюю бедность литературного развития. Иногда в целом монастыре не было не только никого, сколько-нибудь способного к литературной работе, но даже ни одного грамотного монаха. Даже в таких монастырях, как Кирилло-Белозерский, не всегда можно было, как мы видели, найти человека, способного к литературной работе. При таком недостатке сил даже незначительный литературный талант мог дать писателю быстрый и широкий успех. И это мы видим на судьбе Пахомия. Как писатель, он вовсе не может быть поставлен высоко; он беден мыслями, не имеет литературной гибкости и изобретательности, не разнообразен, часто повторяет себя, - не отличается даже широтой познаний. И при всей этой посредственности вызывает в ряду наших грамотеев удивление к себе, смешанное с благоговением, является в их глазах мужем, "от юности совершенным в божественном писании и во всяком наказании книжном и в философском истинном учении, еже знаменает по степенем граматикию и прочии философии, яко превзыти ему мудростию и разумом всех книгчий"... Он, по-видимому, едва успевает удовлетворять всем обращающимся к нему заказам, а иногда, как видим из одного свидетельства современника, принужден даже отказываться, несмотря на все убеждения и награды. Его труды быстро создают ему положение официального писателя. С литературными поручениями к нему обращаются: сам великий князь, митрополит "со всем собором святителей", епархиальные архиереи. Все это показывает, как сильна была нужда в подобной деятельности, - какой насущной потребности она удовлетворяла. Этим и определялось важное значение Пахомия, как писателя, и его заслуга. Обширной массе письменного материала, давно накапливавшегося и остававшегося сырым или плохо обработанным, он дал литературную жизнь и возможность служить потребностям возникавшего круга древнерусских читателей.

Что касается собственно литературной стороны трудов Пахомия, - роль его в этом отношении в истории нашей агиографии исключительно стилистическая. Пахомий окончательно и надолго упрочил литературные приемы с колебаниями вводившиеся впервые Киприаном и Епифанием, и вкус к которым давно уже получили наши читатели под влиянием нахлынувшей к нам юго-славянской письменности. Пахомий заботится не о факте, а лишь о более красивой его передаче; он не изучает исторических материалов, чаще всего прибегая к помощи общих мест. Факт сам по себе не имеет для автора значения, и он не занят ни его собиранием, ни его критической проверкой; цели, которые ставятся труду, исключительно моральные, назидательные. Для автора важно не описать события, а их подбором очертить морально-аскетический идеал. Пахомий поэтому без сожаления опускает фактические подробности, может быть, драгоценные для историка, но неудобные для церковного чтения, или переиначивает самый факт ввиду стилистических соображений. Общие места - любимый его прием, и в этом отношении Пахомий, со своей стороны, еще более способствует обезличению нашей агиографии, этой отличительной ее особенности. Под его пером, например, исчезают черты живой действительности, занесенные в Епифаньевское "житие Сергия". Уходя в пустыню, преподобный Сергий у Епифания оставляет имущество своему младшему брату, у Пахомия раздает бедным; Епифаний просто говорит, что в лесу, где поселился Сергий, было много зверей и всякого гаду, у Пахомия в зверей и гадов преображаются бесы, смущающие подвижника, и т. п. По взгляду Пахомия, так выходило красивее в "житии", назидательнее. Общие места совершенно устраняют личные взгляды автора, и за исключением двух-трех фактов, мы почти не видим в его сочинениях его собственной личности и его симпатий.

Любовь Пахомия Логофета к общим местам и его авторская безличность не являются, впрочем, его отличительными чертами; в этом отношении Пахомий - типический представитель взглядов, искони господствовавших в нашей агиографии, а отчасти и во всей древнерусской письменности. На задачи и цели "жития" Пахомий смотрит так же, как смотрели на это все наши писатели "житий" вплоть до XVII века, а равно и все читавшее древнерусское общество. В представлении и тех, и других "житие" было неразрывно с святостью жизни описываемого лица, и только такая святая жизнь имела право быть предметом "жития".

Литературная история древнерусского жития вообще исчерпывается исключительно историей его стиля, и в развитии последнего Пахомию Логофету принадлежит весьма видное место. Его творения послужили образцами для последующих русских агиографов, создали новую литературную школу, последователи которой скоро даже обогнали своего основателя. "Рассказ Киприана и Пахомия Логофета, замечает исследователь, кажется сухим и сжатым сравнительно с изложением их русских подражателей XV-XVI вв. В Макарьевское время Пахомиева биография Никона Радонежского кажется уже неудовлетворительной в литературном отношении и переделывается в еще более украшенном стиле. "Плетение словес" пришлось по вкусу...

В. О. Ключевский, "Древнерусские жития святых, как исторический источник". Москва, 1871 г., стр. 113-167; Ив. Некрасов, Пахомий-серб, писатель ХV в. - "Записки Новороссийского университета", т. VI. Одесса, 1871 г.; преосв. Макарий, "История русс. церкви", т. VII. СПб., 1874 г., стр. 144-170.

А. Архангельский.

{Половцов}

Пахомий Логофет

Известный агиограф, родом серб, инок Афонской горы. Появился в Москве около 1440 г.; около 20 лет провел в Троицкой лавре, где работал над составлением житий и списыванием книг. Эти занятия составили ему славу выдающегося стилиста, и около 1470 г. он был вызван в Новгород архиепископом Ионой для составления житий новгородских святых. В короткое время им там составлены жития Варлаама Хутынского, Саввы Вишерского, Евфимия Новгородского, Моисея и Иоанна архиепископов. Большинство житий составлено П. по заказу; это побуждало его довольно свободно относиться к историческим фактам и ради поучительности жития не стесняться собственными прибавлениями. Историческое значение большинства житий, составленных П., ничтожно. Житие преподобного Сергия есть сокращение более раннего труда Епифания с добавдением чудес по открытии мощей Сергия. Житие митрополита Алексия основано на труде Питирима. Жития, составленные им в Новгороде, проникнуты новгородским патриотизмом; совершенно обратное замечается в житиях московских святых. Сравнительно большую историческую ценность имеют жития Кирилла Белозерского и архиепископа Евфимия Новгородского. Первое из них составлено 34 года спустя после смерти Кирилла и основано на обильных рассказах современников святого и документах. И в этом труде, однако, П. оставляет без внимания любопытные факты из первоначальной истории монастыря и дает недостаточно связный рассказ о жизни святого. См. В. Ключевский, "Древнерусские жития святых" (Москва, 1871); И. Некрасов, "Пахомий; серб. писатель XV в." (Одесса, 1871).

А. Л-нко.

{Брокгауз}

Пахомий Логофет

Иеромонах, родом Сербянин, пришедший в Россию из Афонской Горы в Новгород во время Ионы, Архиепископа Новгородского, то есть около 1460 года. Он по приказанию сего Архиепископа сочинил много Канонов Церковных и Житий Российских Святых, как-то: Похвальное Слово и Канон Преподобному Варлааму Хутынскому (который поправили после Греки Лихуды) два Канона Икон Знамения Пресв. Богородицы ; два Канона -Препод. Сергию Радонежскому и Божией Матери , на 25 Сентября ; Канон Никону Радонежскому , Великой Княгине Ольге ; Житие и Службу Преподобному Савве Вишерскому , Новгородскому Архиепископу Св. Евфимию , Св. Ионе Митрополиту Московскому ; Св. Онуфрию Великому для пения в Отенском Монастыре , где есть Храм во имя сего святого. В Каноне Митрополиту Ионе он в Тропарях поставил и краегранесие с означением, что сочинен оный повелением Ионы Архиепископа. После кончины сего покровителя, он переехал из Новгорода в Троицкий Сергиев Монастырь; и когда были открыты Мощи Св. Петра Митрополита и уставлено ему празднество, то Пахомию поручено было сочинить Службу на обретение Мощей его, и он написал два Канона. Еще описал он Житие Св. Алексия Митрополита , помещенное в больших Макарьевских Четьих Минеях подлинником. Живя в Сергиевском Монастыре, услышал он от некоего Монаха Мартиниана сказание о Богоугодных подвигах Преподобного Кирилла Белозерского и ездил на Белоозеро для собирания Записок о жизни его, которую и описал. Когда и где он скончался, неизвестно.

ПАХОМИЙ СЕРБ (Логофет) (ум. после 1484) - составитель и редактор ряда житий, похвальных “слов”, служб и канонов, переводчик и писец. Между 1429 и 1438 гг. в звании иеромонаха он прибыл с Афона в Новгород, в начале 40-х гг. переехал в Троице-Сергиеву лавру и жил после этого главным образом там, хотя неоднократно в Новгород возвращался. И в Новгороде, и в Москве он выполнял как писатель-профессионал литературные заказы архиепископов и великих князей и оказался одним из плодовитейших писателей Древней Руси. Всего им написано десять или одиннадцать житий (Варлаама Хутынского , CЕРГИЯ и НИКОНА Радонежских, митрополита Алексея, Кирилла Белозерского, Михаила Черниговского и боярина Феодора, Саввы Вишерского, новгородских архиепископов Евфимия II, Моисея и, возможно, Иоанна и Ионы, причем некоторые из них не в одной редакции), ряд похвальных “слов” и сказаний (на обретение мощей митрополита Алексея, на перенесение мощей митрополита Петра, на Покров Богородицы, к празднику Знамения Богородицы в Новгороде, Варлааму Хутынскому, Сергию Радонежскому, Клименту Римскому, о гибели Батыя), четырнадцать служб и двадцать один канон (в основном тем же лицам и праздникам). П. С. преследовал как писатель главным образом практические церковно-служебные цели. Он хорошо владел стилем славянской богослужебной литературы и не видел ничего предосудительного в заимствованиях из чужих произведений, в повторениях самого себя (особенно во вступлениях к ряду житий), в создании своих редакций - путем небольшой переработки текста, мозаичного соединения и просто дополнения предисловием и послесловием чужих произведений. Но при этом он пользовался и устными источниками, и некоторые его жития созданы почти исключительно на основании слышанных им рассказов современников-очевидцев.

Прозаические произведения П. С. строятся обычно по четкой схеме: предисловие, основная часть, заключение. В предисловиях говорится о важности прославления праздников или святых. В риторических вступлениях, отступлениях, похвалах и т. п. язык П. С. искусственно усложнен, витиеват и приближается к стилю стихир, канонов и акафистов (с акафистами, в частности, его роднят многочисленные хайретизмы, т. е. обращения к прославляемым лицам, начинающиеся словом “радуйся”).

Повествование в житиях начинается, как правило, рассказом о родителях святого, затем следует описание его жизни и подвигов, постоянно прерываемое диалогами и размышлениями действующих лиц, наставительными авторскими замечаниями и похвальными речами, иногда довольно пространными, а завершается цепочкой рассказов о чудесах. В сюжетном повествовании язык П. С. прост и деловит.

Эти жития, основанные на устных преданиях или других письменных источниках и документах, богаты историко-литературным и собственно историческим материалом.

В первый период своего пребывания в Новгороде П. С. по поручению архиепископа Евфимия II создал комплекс произведений, посвященных Варлааму Хутынскому: новую редакцию жития (см. Житие Варлаама Хутынского), похвальное “слово” и службу, а также похвальное “слово” и службу празднику Знамения Богородицы в Новгороде. Кроме того, возможно, в это время он записал Повесть о путешествии новгородского архиепископа Иоанна на бесе в Иерусалим.

В 40-50-х гг. XV в. П. С. работал в Троице-Сергиевой лавре над житиями Сергия и Никона Радонежских, митрополита Алексея, а также над похвальными “словами” и службами этим святым.

В 1459-1461 гг. второй раз был в Новгороде и по заказу архиепископа Ионы дополнял старые произведения и писал новые, в частности житие прежнего своего заказчика, новгородского архиепископа Евфимия II похвальное “слово” на Покров Богородицы, Службу Антонию Печерскому.

В конце 1461 или в нач. 1462 г. по поручению великого князя Василия II Васильевича и митрополита Феодосия П. С. отправился- в Кирилло-Белозерский монастырь, чтобы собрать там материалы для заказанного ими жития основателя этого монастыря. Заказ объясняется благодарностью великого князя инокам этого монастыря за поддержку в момент, когда он был сослан Дмитрием Шемякой в Вологду.

Житие Кирилла Белозерского, состоящее из более чем 40 рассказов, представляет собой самое большое из произведений П. С. и самое насыщенное конкретными историческими сведениями и именами.

В 1463 г. П. С., по-видимому, вернулся в Троице-Сергиеву лавру, но между 1464 и 1470 гг. вновь должен был побывать в Новгороде, где по поручению архиепископа Ионы написал или отредактировал Житие Саввы Вишерского и создал службу св. Онуфрию. В 1472 г. после перестройки Успенского собора были перенесены мощи митрополита Петра. Великий князь Иван III и митрополит Филипп в связи с этим поручили П. С. написать “слово” и два канона. Так как в 1474 г. новый Успенский собор рухнул, в 1479 г., при следующей его перестройке, по поводу нового перенесения мощей Петра были написаны, возможно, тоже П. С. новые похвальные “слова”.

Не позже 1473 г. П. С. создал свою редакцию Жития князя Михаила Черниговского и боярина Феодора. В 1473 г. по просьбе пермского епископа Филофея составил канон Стефану Пермскому. После этого, по крайней мере еще раз, он побывал в Новгороде и написал там жития новгородских архиепископов Иоанна (хотя в данном случае есть сомнения в его авторстве) и Моисея (не ранее 1484 г.).

Сохранились рукописи, в которых есть основания видеть автографы П. С.

Изд.: Жития Моисея Новгородского, Евфимия Новгородского, Ионы Новгородского // Пам. стар. рус. лит.- Вып. 4.- С. 10-35; Жития Варлаама Хутынского, Иоанна Новгородского, Михаила и Федора Черниговских, Слово на Покров // ВМЧ. Сентябрь, дни 1-13.- СПб., 1868.- С. 327-347; Сентябрь, дни 14-24.- СПб., 1869.- С. 1298-1308; ВМЧ. Октябрь, дни 1-3. - СПб., 1870.- С. 17-23, 26-38; ВМЧ. Ноябрь, дни 1-12.- СПб., 1897.- С. 198-222; Житие Варлаама Хутынского в двух списках.- СПб., 1877-1878; Житие митрополита всея Руси святаго Алексия, составленное Пахомием Логофетом.- СПб., 1877-1878.- Вып. 1-2; Леонид, архимандрит. Житие преподобного и богоносного отца нашего Сергия чудотворца и Похвальное слово ему, написанное учеником его Епифанием Премудрым в XV веке.- СПб., 1885; Яблонский В. Пахомнй Серб и его агиографические писания.- СПб., 1908; Кучкин В. А. Из литературного наследия Пахомия Серба: Старшая редакция жития митрополита Алексея // Источники и историография славянского средневековья.- М., 1967.- С. 242- 257; Повесть о путешествии Иоанна Новгородского на бесе / Подг. текста, перевод и примеч. Л. А. Дмитриева // Изборник (1969).- С. 404-413, 751-752; То же: ПЛДР: XIV - середина XV века.- С. 454-463, 584; Житие Сергия Радонежского / Подг. текста и комм. Д. М. Буланина; Перевод М. Ф. Антоновой, Д. М. Буланина // ПЛДР: XIV-середина XV века.- М., 1981.- С. 256-429, 570-579; Повесть о Ионе, архиепископе Новгородском / Подг. текста, перевод и комм. М. В. Рождественской // ПЛДР: Вторая половина XV века.- М., 1982.- С. 350-375, 623-626.

Лит.: Ключевский. Древнерусские жития.- С. 113-167; Некрасов И. Пахомий Серб, писатель XV века.- Одесса, 1871; Кадлубовский А. Очерки по истории древнерусской литературы житий святых.- Варшава, 1902; Дмитриев Л. А. 1) Сюжетное повествование в житийных памятниках конца XIII-XV в. // Истоки русской беллетристики.- С. 209-232; 2) Житийные повести русского Севера как памятники литературы XIII-XVII вв.- Л., 1973.- С. 13-184; Прохоров Г. М. Пахомий Серб // Словарь книжников.- Вып. 2, ч. 2.- С. 167-177.

Прохоров Г. М. Литература Древней Руси: Биобиблиографический словарь / Под ред. О. В. Творогова. М., 1996.

Последующий период, как мы уже указывали, принадлежит в русском песнотворчестве трудам Пахомия Серба (Пахомия Логофета). Наследию этого песнотворца посвящены труды как историков Русского государства, так и историков Церкви. В своем солидном исследовании Ф.Г. Спасский посвящает творчеству Пахомия Логофета отдельную главу.

В труде по истории русской духовной литературы преосвященный Филарет пишет, что Пахомий Логофет приходит к великому князю Василию Васильевичу «от сербския земли» и пишет житие и канон святителю Алексию, а также другие произведения. В.О. Ключевский указывает, что Пахомий Логофет вначале появляется в Новгороде около 1460 года, а в 1470 году он трудится в Троице-Сергиевой Лавре. Труды песнописца Логофета прослеживаются и в обители Кирилло-Белоезерского монастыря, где он по благословению преосвященного Филофея (1472–1501) пишет канон святителю Стефану Пермскому, а также описывает жизнь преподобного Кирилла Белоезерского.

Наиболее полный перечень трудов Пахомия Логофета (по сравнению с таковым преосвященного Филарета) дает Ф.Г. Спасский в своем цитированном выше труде, причем указывает и дату составления того или иного гимнографического произведения иеромонаха Пахомия. Самым ранним трудом признается его Служба преподобному Варлааму Хутынскому – в 1438 году (согласно Филарету, архиепископу Черниговскому, Пахомий исправил имевшийся ранее канон святому), самым поздним – преподобному Кириллу Белоезерскому – в 1474 году (по преосвященному Филарету – в 1501 году). Всех церковно-богослужебных произведений Пахомия Логофета Ф.Г. Спасский насчитывает 13, допуская, что, кроме указанных, канон пророку Илии может быть приписан Пахомию Логофету, «что не невозможно».

У Ф.Г. Спасского, внимательного исследователя русской духовной литературы, мы не находим положительной оценки деятельности иеромонаха Пахомия, хотя он и признает его большое влияние на русскую гимнографию: «наше творчество... в нем [Пахомии] закоченевает».

В.О. Ключевский в своем труде о житиях святых как исторических источниках, столкнувшись с деятельностью Пахомия Логофета, не нашел в ней положительных черт. «Он [Логофет] нигде не обнаружил значительного литературного таланта, – пишет В.О. Ключевский, – мысль его менее гибка и изобретательна, чем у Епифания; но он прочно установил постоянные однообразные приемы для жизнеописания святого и для его прославления в Церкви и дал русской агиобиографии много образцов того ровного, несколько холодного и монотонного стиля, которому было легко подражать при самой ограниченной степени начитанности». Мнение В.О. Ключевского об «искусственной агиобиографии» принимают, как мы видим, и позднейшие исследователи. В последние годы ряд ученых был склонен пересмотреть эти выводы своего выдающегося предшественника.

Стиль богослужебных произведений Пахомия Логофета довольно однообразен, но наряду с известной стереотипностью выражений мы можем отметить и отдельные удачные образы, свидетельствующие о внутренней духовной жизни их автора. Так, нужно указать на отдельные выражения стихир и тропарей в каноне Службы иконе Божией Матери «Знамение», приписываемом иеромонаху Пахомию. Храм Тя Божий, Владычице, ведущи, во святем храме Твоем руки наша возносим на молитву: виждь озлобление наше, и подаждь нам помощь . Душевным чувством исполнены строки и другого Богородична: Ныне помощи прииде время, ныне пременения потреба, Чистая: молися Сыну Твоему и Богу, яко да ущедрит согрешившия и належащаго гнева избавит .

В хорошо известных службах, составленных иеромонахом Пахомием, часто бывает трудно найти оригинальные высказывания и мысли; в них заметны и выраженное подражание византийским образцам, и установившаяся привычность, стереотипность оборотов. Элементы литургического богословия разработаны у иеромонаха Пахомия довольно слабо. Обычно в его трудах построение Богородичных канонов, в которых дается догмат вочеловечения Христова, не отличается большим внутренним горением. В отдельных канонах имеются ссылки на учение о Святой Троице, однако большой глубины и серьезной разработки эти идеи у Пахомия не получают.

В каноне пророку Илии, который приписывается творчеству иеромонаха Пахомия, есть тропарь, содержащий глубокий богословский смысл. Интересно, что на этот тропарь канона в разное время обращали внимание люди большого духовного подвига, старцы, живущие в монастыре. Это – второй тропарь 9-й песни второго канона пророку. На земли тя Ангела познахом, Божественный пророче , – таким обращением начинается этот тропарь, – и на небеси отнюд человека Божия, якоже и Сам Господь рече: понеже Илиа человек жесток ecи, согрешающу Израилю терпети не можеши, взыди ты ко Мне, да Аз доле сниду . Какое откровение тайны любви Божественной, какая глубина и одновременно образность выражения Жертвы Христовой!

Приведенное нами небольшое число примеров из творений иеромонаха Пахомия убеждает нас, что при однообразии структуры и монотонных приемах в значительном количестве его писаний он в отдельных частях своих песнотворческих трудов проявляет глубокую мысль богослова-литургиста. Последнее обстоятельство может явиться поводом для более углубленного изучения его наследия.

, гимнограф , составитель и редактор ряда житий святых, похвальных «Слов », служб и канонов , переводчик .

Биография

Около двадцати лет провел в Троице-Сергиевом монастыре , где работал над составлением житий и списыванием книг. Эти занятия принесли ему славу выдающегося стилиста и мастера написания житий, и около 1470 года он был вызван в Новгород архиепископом Ионой для составления житий новгородских святых . Большинство житий составлено Пахомием по заказу .

По отзывам современников, был монахом весьма достойным, «мужем благочестивым, проходящим иноческое житие со всяким опасением добрым».

Агиограф

В короткое время им были составлены многочисленные жития святых, о жизни которых он практически ничего не знал. В своих сочинениях Пахомий весьма «свободно относился к историческим фактам и, ради поучительности рассказа, не стеснялся собственных прибавлений». Историческое значение большинства составленных им житий крайне незначительно В то же время очевидный литературный талант, «прелесть» стиля и риторическая благоукрашенность Пахомиевых житий надолго очаровали российскую житийную литературу.

Именно Пахомием были заложены на русской почве основы некоего «канона», представляющего собой набор готовых клише, пригодных для написания жития практически любому святому, все исторические сведения о котором могли составлять лишь его имя, место подвига и тип подвижнической жизни .

Произведения

Похвальное Слово и канон преподобному Варлааму Хутынскому
Житие преподобного Саввы Вишерского
Житие преподобного Кирилла Белозерского
Жития князя Михаила Черниговского и боярина Феодора
Житие святителя Евфимия, архиепископа Новгородского
Житие святителя Иоанна, архиепископа Новогородского
Житие святителя Ионы, архиепископа Новгородского
Житие святителя Моисея, архиепископа Новгородского
Житие митрополита всея Руси святого Алексия
Канон святителю Стефану, епископу Пермскому
Каноны иконе Знамения Пресвятой Богородицы
Канон преподобному Сергию Радонежскому
Канон Божией Матери
Канон преподобному Никону Радонежскому
Канон святой равноапостольной великой княгине Ольге

Напишите отзыв о статье "Пахомий Логофет"

Примечания

Литература

Архангельский А. // Русский биографический словарь : в 25 томах. - СПб. -М ., 1896-1918.
Ключевский В. О. Древнерусские жития святых. - М ., 1871.
Зубов В. П. Епифаний Премудрый и Пахомий Серб (к вопросу о редакциях «Жития Сергия Радонежского») // ТОДРЛ. М.; Л., 1953, т. 9, с. 145-158.
Кириллин В. М. Слово похвальное иконе Пресвятой Богородицы «Знамение» Пахомия Логофета // Древняя Русь. Вопросы медиевистики . 2012. № 1 (47). С. 79-84.
Лященко А. И. // Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона : в 86 т. (82 т. и 4 доп.). - СПб. , 1890-1907.

Отрывок, характеризующий Пахомий Логофет

– Вздор, глупости! Вздор, вздор, вздор! – нахмурившись, закричал князь Николай Андреич, взял дочь за руку, пригнул к себе и не поцеловал, но только пригнув свой лоб к ее лбу, дотронулся до нее и так сжал руку, которую он держал, что она поморщилась и вскрикнула.
Князь Василий встал.
– Ma chere, je vous dirai, que c"est un moment que je n"oublrai jamais, jamais; mais, ma bonne, est ce que vous ne nous donnerez pas un peu d"esperance de toucher ce coeur si bon, si genereux. Dites, que peut etre… L"avenir est si grand. Dites: peut etre. [Моя милая, я вам скажу, что эту минуту я никогда не забуду, но, моя добрейшая, дайте нам хоть малую надежду возможности тронуть это сердце, столь доброе и великодушное. Скажите: может быть… Будущность так велика. Скажите: может быть.]
– Князь, то, что я сказала, есть всё, что есть в моем сердце. Я благодарю за честь, но никогда не буду женой вашего сына.
– Ну, и кончено, мой милый. Очень рад тебя видеть, очень рад тебя видеть. Поди к себе, княжна, поди, – говорил старый князь. – Очень, очень рад тебя видеть, – повторял он, обнимая князя Василья.
«Мое призвание другое, – думала про себя княжна Марья, мое призвание – быть счастливой другим счастием, счастием любви и самопожертвования. И что бы мне это ни стоило, я сделаю счастие бедной Ame. Она так страстно его любит. Она так страстно раскаивается. Я все сделаю, чтобы устроить ее брак с ним. Ежели он не богат, я дам ей средства, я попрошу отца, я попрошу Андрея. Я так буду счастлива, когда она будет его женою. Она так несчастлива, чужая, одинокая, без помощи! И Боже мой, как страстно она любит, ежели она так могла забыть себя. Может быть, и я сделала бы то же!…» думала княжна Марья.

Долго Ростовы не имели известий о Николушке; только в середине зимы графу было передано письмо, на адресе которого он узнал руку сына. Получив письмо, граф испуганно и поспешно, стараясь не быть замеченным, на цыпочках пробежал в свой кабинет, заперся и стал читать. Анна Михайловна, узнав (как она и всё знала, что делалось в доме) о получении письма, тихим шагом вошла к графу и застала его с письмом в руках рыдающим и вместе смеющимся. Анна Михайловна, несмотря на поправившиеся дела, продолжала жить у Ростовых.
– Mon bon ami? – вопросительно грустно и с готовностью всякого участия произнесла Анна Михайловна.
Граф зарыдал еще больше. «Николушка… письмо… ранен… бы… был… ma сhere… ранен… голубчик мой… графинюшка… в офицеры произведен… слава Богу… Графинюшке как сказать?…»
Анна Михайловна подсела к нему, отерла своим платком слезы с его глаз, с письма, закапанного ими, и свои слезы, прочла письмо, успокоила графа и решила, что до обеда и до чаю она приготовит графиню, а после чаю объявит всё, коли Бог ей поможет.
Всё время обеда Анна Михайловна говорила о слухах войны, о Николушке; спросила два раза, когда получено было последнее письмо от него, хотя знала это и прежде, и заметила, что очень легко, может быть, и нынче получится письмо. Всякий раз как при этих намеках графиня начинала беспокоиться и тревожно взглядывать то на графа, то на Анну Михайловну, Анна Михайловна самым незаметным образом сводила разговор на незначительные предметы. Наташа, из всего семейства более всех одаренная способностью чувствовать оттенки интонаций, взглядов и выражений лиц, с начала обеда насторожила уши и знала, что что нибудь есть между ее отцом и Анной Михайловной и что нибудь касающееся брата, и что Анна Михайловна приготавливает. Несмотря на всю свою смелость (Наташа знала, как чувствительна была ее мать ко всему, что касалось известий о Николушке), она не решилась за обедом сделать вопроса и от беспокойства за обедом ничего не ела и вертелась на стуле, не слушая замечаний своей гувернантки. После обеда она стремглав бросилась догонять Анну Михайловну и в диванной с разбега бросилась ей на шею.
– Тетенька, голубушка, скажите, что такое?
– Ничего, мой друг.
– Нет, душенька, голубчик, милая, персик, я не отстaнy, я знаю, что вы знаете.
Анна Михайловна покачала головой.
– Voua etes une fine mouche, mon enfant, [Ты вострушка, дитя мое.] – сказала она.
– От Николеньки письмо? Наверно! – вскрикнула Наташа, прочтя утвердительный ответ в лице Анны Михайловны.
– Но ради Бога, будь осторожнее: ты знаешь, как это может поразить твою maman.
– Буду, буду, но расскажите. Не расскажете? Ну, так я сейчас пойду скажу.
Анна Михайловна в коротких словах рассказала Наташе содержание письма с условием не говорить никому.
Честное, благородное слово, – крестясь, говорила Наташа, – никому не скажу, – и тотчас же побежала к Соне.
– Николенька…ранен…письмо… – проговорила она торжественно и радостно.
– Nicolas! – только выговорила Соня, мгновенно бледнея.
Наташа, увидав впечатление, произведенное на Соню известием о ране брата, в первый раз почувствовала всю горестную сторону этого известия.
Она бросилась к Соне, обняла ее и заплакала. – Немножко ранен, но произведен в офицеры; он теперь здоров, он сам пишет, – говорила она сквозь слезы.
– Вот видно, что все вы, женщины, – плаксы, – сказал Петя, решительными большими шагами прохаживаясь по комнате. – Я так очень рад и, право, очень рад, что брат так отличился. Все вы нюни! ничего не понимаете. – Наташа улыбнулась сквозь слезы.
– Ты не читала письма? – спрашивала Соня.
– Не читала, но она сказала, что всё прошло, и что он уже офицер…