Все ли эфрон родственники. История любви. Мысли о возвращении в Россию

18 мая 1911 года в жизни великой русской поэтессыМарины Цветаевой произошла судьбоносная встреча. В этот день она приехала в Коктебель к поэту Максимилиану Волошину и впервые встретила Сергея Эфрона, ставшего в начале следующего года ее мужем.

18-летняя Марина искала на берегу моря красивые камни, 17-летний Сергей подошел и начал ей помогать. Огромные, «венецианские» глаза. Аквамарин и хризопраз. Глаза в пол-лица, черные густые волосы. Марина посмотрела в эти огромные глаза с неправдоподобно длинными ресницами и подумала: «Если он найдет и подарит мне сердолик, я выйду за него замуж».

Крупный розовый сердолик был найден и подарен. Это была любовь с первого взгляда. Они нашли друг в друге столько интересного, что не расставались все два месяца, которые провели в Коктебеле, а в январе 1912 года состоялась свадьба Марины и Сергея Эфрона. До этого у Марины были «совместные» с младшей сестрой Асей влюбленности – сначала в поэта-символиста Льва Кобылинского, писавшего под псевдонимом Эллис, которого сестры прозвали Чародеем, потом в филолога и переводчика Владимира Нилендера. Но это все было детское, ненастоящее, мимолетное…

Сергей был на год моложе Марины. Так же, как и сама Цветаева, в раннем детстве он лишился матери, к тому же не отличался богатырским здоровьем. Семьи Марины и Сергея не были похожи и близки друг другу ни по духу, ни по убеждениям, но Цветаева, на первом этапе знакомства, искренне восхищалась Эфроном.

«Если бы Вы знали, какой это пламенный, великодушный, глубокий юноша! – писала она в письме к известному критику и философу В.В. Розанову. – Мы никогда не расстанемся. Наша встреча – чудо! ».

Он представлялся ей идеалом, явлением другого века, безупречным рыцарем. Современники говорили о его благородстве, несомненной порядочности, человеческом достоинстве и безукоризненном воспитании. Однако многие исследователи жизни и творчества Цветаевой, напротив, считали Эфрона слабым, безвольным, не слишком умным и бесталанным дилетантом, рано осиротевшим мальчиком, которому просто льстило внимание такой девушки, как Марина. Такой человек никогда не смог бы стать ей мужем и опорой в традиционном понимании этого слова. Другое дело, что у Великого Поэта, раз он родился женщиной, в принципе не могло быть ничего «обыкновенного» и «традиционного»! Она ждала от него чудес. Не обмануть это ожидание – стало главным девизом и целью жизни Сергея Эфрона на долгие годы.

В том же году у них родилась дочь, которую Марина, вопреки желанию мужа, назвала мифологическим именем Ариадна. Аля росла необыкновенной девочкой – писала стихи, вела дневники, поражающие своей недетской глубиной. «Мой домашний гений», – называла ее Марина. Если в детстве главным человеком для Али была мать, то, повзрослев, уже в эмиграции, она отойдет от матери и сблизится с отцом. Разделит его любовь к советской России и первой из семьи вернется из Франции на Родину – себе на погибель.

Первые совместные годы были безоблачными. Цветаева окружила Сергея какой-то даже чрезмерной заботой. Он переболел чахоткой, и Марина заботилась о его здоровье, писала его сестре отчеты о том, сколько бутылок молока он выпил и сколько яиц съел. Марина заботилась о Сергее, как мать: он был еще гимназистом, и когда родилась их старшая дочь, Аля, экстерном сдавал экзамены за восьмой класс.

Что интересно, на «Вы» они были всю жизнь. Сквозь войны, чужие кухни, нищий быт, в лохмотьях – но на «Вы». На высоте, однажды взятой и удержанной вопреки всему. В этом «Вы» была не отчужденность, а близость. Цветаева была на «ты» с Пастернаком, он был далеко. Сережа был вечно рядом,и поэтому только «Вы».

Что это были за отношения, красноречиво рассказывают письма, написанные друг другу в разные периоды жизни:

С. Эфрон: «День, в который я Вас не видел, день, который я провел не вместе с Вами, я считаю потерянным» .

М. Цветаева: «С сегодняшнего дня – жизнь. Впервые живу. Мой Сереженька! Если от счастья не умирают, то, во всяком случае – каменеют. Только что получила Ваше письмо. Закаменела. Не знаю с чего начать: то, чем и кончу: моя любовь к Вам» .

С. Эфрон: «Мой милый друг, Мариночка, сегодня получил письмо от Ильи Эренбурга, что вы живы и здоровы. Прочитав письмо, я пробродил весь день по городу, обезумев от радости. Что мне писать Вам? С чего начать? Нужно Вам сказать много, а я разучился не только писать, но и говорить. Я живу верой в нашу встречу. Без Вас для меня не будет жизни. Живите! Я ничего от Вас не буду требовать — мне ничего не нужно, кроме того, чтобы Вы были живы. Берегите себя, заклинаю Вас... Храни Вас Бог. Ваш Сергей» .

М. Цветаева: «Если вы живы, если мне суждено еще раз с вами увидеться, – слушайте! Когда я Вам пишу. Вы – есть, раз я Вам пишу! Если Бог сделает чудо – оставит Вас в живых, я буду ходить за Вами, как собака...» .

Эфрон сразу же становится романтическим героем поэзии Цветаевой. С ним связаны и посвящены ему более двадцати стихотворений, которые, на взгляд литературных критиков и исследователей, абсолютно лишены эротики. Это вовсе не любовная лирика, даже, как бы, не лирика, посвящённая женщиной любимому мужчине.

Я с вызовом ношу его кольцо!

– Да, в Вечности – жена,

Не на бумаге! –

Чрезмерно узкое его лицо

Подобно шпаге.

…В его лице я рыцарству верна,

– Всем вам. Кто жил и умирал без страху! –

Такие – в роковые времена –

Слагают стансы – и идут на плаху.

Началась война, и Эфрон попытался записаться на фронт добровольцем. Его не взяли: медкомиссия видит на легких следы туберкулезного поражения, и тогда он отправляется на фронт на санитарном поезде. Потом ему удалось поступить в юнкерское училище. После революции Сергей воевал на стороне Белой Армии. Два года Марина ничего не слышала о муже, и не знала даже, жив ли он.

Марину мучила тревога, тяжелые мысли о муже изводили ее. И со всем этим ей надо было жить, выживать в голодной послереволюционной Москве.

Прошел еще один страшный год, и Илья Эренбург нашел Эфрона в Праге. Марина выхлопотала заграничный паспорт, взяла Алю и уехала к мужу. Три года они жили в Чехии. Сергей учился в Каровом университете, Марина с Алей снимали комнату в пригороде Праги. И вскоре у них родился сын, Мур. Семья переехала в Париж. Эфрон стал все чаще поговаривать о своем желании вернуться на родину. Он начал думать, что его участие в Белом Движении было продиктовано ложным чувством солидарности, что эмигранты во многом виноваты перед оставленной ими страной… Эти рефлексии привели его к сотрудничеству с советскими органами. В парижском Союзе возвращения на родину он стал одним из лидеров, участвовал в ряде сомнительных акций советских спецслужб… Дети тоже связывали свое будущее с Советским Союзом, даже Мур рвался в СССР.

Потом настал черед Эфрона — его разоблачили после одной неудачной операции, и он буквально бежал в СССР.

В этой семье Марина была единственной противницей возвращения: «там я невозможна». И она ни за что не вернулась бы, если б не муж.

Через несколько месяцев после возвращения из эмиграции арестовали Ариадну, а потом Сергея. Он ждал ареста — весь этот короткий период сопровождался для него сердечными приступами и паническими атаками. В эти дни Марина написала свое последнее произведение, продиктованное любовью к мужу — письмо к Берии, в котором умоляет «во всем разобраться», что прожила с мужем 30 лет и не встречала человека лучше, чем он…

10 выбрали

Ровно 70 лет назад она поставила в своей жизни точку. "По собственному желанию". В литературных и театральных кругах у нее была слава ворожеи…
Он стал единственной константой в ее жизни…
Их свела судьба, но они постоянно "расходились во мнениях", оставаясь при этом самыми близкими друг другу людьми…

Она…

Она начала писать стихи на русском, французском и немецком, когда ей исполнилось всего шесть лет, но ее мама – Мария Мейн – мечтала для дочери будущее пианистки.

В детстве ей довелось много путешествовать – у матери было слабое здоровье и поэтому они много времени проводили на курортах Италии, Швейцарии, Германии. Там же ей довелось и учиться.

В 16 лет ради курса лекций по старофранцузской литературе в Сорбонне Марина решилась самостоятельно отправиться в Париж.

За свои деньги Марина выпустила свой первый стихотворный сборник – "Вечерний альбом", после которого на нее обратили внимание, и началось ее становление как поэтессы.

Ее представления о любви – истинного чувства – укладывались в три образа. Литературный персонаж Нино из романа Генриха Манна "Богини" ("Он понимал , - пишет Цветаева о Нино в письме к Волошину весной 1911 года, - он принимал ее (герцогиню де Асси) всю, не смущался никакими ее поступками, зная, что все, что она делает, нужно и должно для нее. (...) Она - грешница перед чеховскими людьми, (...) и святая перед собой и всеми, ее любящими ").

Второе имя – реальное. Некий Прилуков – свидетель в одном судебном процессе, о котором много писали в 1910-х гг. Прилуков преданно любил подсудимую и всегда приходил ей на помощь в самые трудные моменты, ничего не требуя взамен (В 1924 году Цветаева писала о нем Бахраху: "Прилуков для меня наисовершеннейшее воплощение мужской любви, любви - вообще(...) Прилуков мирит меня с землей; это уже небо. (...) Человек всю любовь брал на себя, ничего для себя не хотел, кроме как: любить ").

Третьим "героем" стал 11-летний мальчик Осман, который был влюблен в юную Марину. Это было в Коктебели. Осман стал для нее воплощением Нино, доказав живую возможность безоглядной преданности и любви.

Случилось это накануне того дня, когда Судьба подарила ей встречу с Ним…

Он…

Он был потомком дворянского рода, родился в семье крещеных евреев. Родители его рано умерли, и до совершеннолетия Сергей рос под присмотром опекуна.

Он окончил Поливановскую гимназию, учился на филологическом факультете Московского университета, писал рассказы, пробовал играть в театре у Таирова, издавал журналы… Но все это оставалось на "полуслове".

В его голове роилась масса идей, задумок. Но ни одной из них не суждено было воплотиться в жизнь. Сергей был абсолютно лишен предпринимательской хватки, коммерческого чутья.

Как и многие, лето он 1911 года он провел в Крыму. И встретил Ее..

Они…

"Макс, я выйду замуж за того, кто угадает, какой мой любимый камень ", - сказала как-то Марина своему другу Максимилиану Волошину на пляже в Коктебели.

Цветаева давно слыла в своем окружении ворожеей, предсказательницей, предвещая будущее так же спонтанно, как и свои стихи – много и точно. Казалось и свою судьбу она знает наперед.

Сергей в первый же день знакомства подарил Марине генуэзскую сердоликовую бусину, которую та хранил до конца своих дней. Данное Волошину обещание сбылось – по приезде домой Марина и Сергей обвенчались. Цветаева в восторге писала Василию Розанову: "Наша встреча - чудо, мы никогда не расстанемся ".

Спустя некоторое время на свет появилась их дочь Ариадна. Затем - Ирина.

Их семейная жизнь была полна эмоциями. Самыми разными. Марина, считавшая взаимную любовь тупиком, не раздумывая бросалась в омут "безответности" и "обреченности", описывая ураганы и бури своих переживаний в стихах. Но при этом не отпуская от себя Сергея.

А он – как человек интеллигентный, преданный, любящий – старался тактично сглаживать углы и обходить щекотливые темы.

Душой они всегда оставались вместе. Даже когда Сергей пропадал без вести, отправившись на Дон сразу после окончания юнкерского училища – в отряды Добровольческой белой армии. Тогда Марина написала ему письмо – живому или мертвому: "Если Бог сделает это чудо - оставит Вас в живых, я буду ходить за Вами, как собака ".

Ее молитвы были услышаны – 1 июля 1921 года Цветаевой пришло первое за два года письмо от мужа: "Все годы разлуки - каждый день, каждый час - Вы были со мной. Я живу только верой в нашу встречу. Без Вас для меня не будет жизни!" За годы его отсутствия от голода скончалась их дочь Ирина.

Со слов друзей семьи, между Мариной и Сергеем не было тайн. Кроме одной. После гибели дочери Марина обещала, что у них непременно будет сын. И сдержала слово: 1 февраля 1925 года в их семье родился Георгий, которого прозвали Муром. "Жалко, что вы не видели нашего прелестного мальчика , - напишет деликатный Сергей Эфрон друзьям, - на меня не похож совершенно. Вылитый Марин Цветаев ".

Единственной тайной в семействе Цветаевой-Эфрона стало отцовство сына. Друзья и знакомые были уверены, что своим рождением мальчик обязан другу Сергея Константину Родзевичу – единственному "неинтеллектуальному роману" Марины. Но Сергей признал сына своим.

Эфрон выполнил и свое обещание – что ему нет жизни без Марины. Они оба покинули этот мир в августе 1941 года…

Семья Дурново-Эфрон вошла в жизнь 18-летней Марины Цветаевой в 1911 году в Коктебеле, где в доме Максимилиана Волошина и его матери Елены Оттобальдовны Кириенко-Волошиной произошла встреча юной Марины со своим будущим мужем Сергеем Эфроном и его сестрами – Верой и Елизаветой. Судьбы сестер Эфрон (в особенности, Елизаветы (Лили)) будут тесно связаны с судьбой Марины и до ее отъезда из России в 1922 году, и после возвращения Цветаевой из эмиграции. Характер отношений с Эфронами будет в разные периоды разным, но какие бы трудности эти отношения не претерпевали, родственные связи не обрывались.
Сегодня каждому погруженному в жизнь и поэзию Марины Цветаевой хорошо известен московский адрес Елизаветы Яковлевны Эфрон - Мерзляковский переулок, 16, где в разное время находили приют Марина Ивановна с сыном Георгием, вернувшаяся чуть раньше остальных членов семьи в СССР, а затем, спустя много лет, из ссылки в Туруханске дочь Марины и Сергея – Ариадна Эфрон, где долгие годы хранился архив Марины Цветаевой, привезенный Муром из Елабуги, - ее литературное и эпистолярное наследие.
Старшему брату Сергея Эфрона – Петру Эфрону – Цветаева посвящает отдельный стихотворный цикл и тяжело переживает его смерть от туберкулеза в 1914 году.
Однако была еще одна судьба в семье Эфронов, которая тесно переплелась с судьбой Марины Ивановны и на протяжении всей ее жизни незримо присутствовала в ней.
В марте 1914 года Цветаева писала из Феодосии В.В. Розанову: «…моему мужу 20 лет. Он необычайно и благородно красив, он прекрасен внешне и внутренне. Прадед его с отцовской стороны был раввином, дед с материнской – великолепным гвардейцем Николая I. В Сереже соединены – блестяще соединены – две крови: еврейская и русская. Он блестяще одарен, умен, благороден. Душой, манерами, лицом – весь в мать. А мать его была красавицей и героиней. Мать его урожденная Дурново…».

Когда Марина Цветаева встретила Сергея Эфрона, его матери – «красавицы и героини» Елизаветы Петровны Дурново (Эфрон) – уже не было в живых. Однако тот рок, о котором много позже, в 1943 году, так пронзительно напишет Мур в письме к Самуилу Гуревичу («Неумолимая машина рока добралась и до меня…») уже начинал, а возможно, продолжал свое неотвратимое действо, и, восхищаясь матерью своего молодого мужа, Марина еще не знала, что в чем-то, при всей несхожести их взглядов, убеждений, поступков, жизненных задач, в ее судьбе зеркально отразятся трагические обстоятельства жизни Елизаветы Петровны и ее супруга – отца Сергея – Якова Константиновича Эфрона.
Судьба Елизаветы Петровны Дурново (Эфрон) была действительно легендарна и трагична. Аристократка, натура, по воспоминаниям современников, «тонкая, чистая, глубокая», красивая, умная, обаятельная, в юности восхищавшая Ивана Бунина, Максимилиана Волошина, Петра Кропоткина и многих других своих знаменитых современников Лиза Дурново была одной из первых курсисток знаменитых Московских высших курсов В.И. Герье, обладала необыкновенной тягой к учению и уникальными художественными способностями. Вместе с тем с юных лет экспансивная, экзальтированная и обладавшая безграничной готовностью к самопожертвованию Елизавета Дурново уже в молодости активная участница революционного движения России, впоследствии член «Оппозиционной фракции партии социалистов-революционеров», отколовшейся от партии эсеров. Единственная и любимая дочь у своих родителей сама она, выйдя замуж, стала матерью девятерых детей, не прекращая при этом активной революционной деятельности и побывав узницей Петропавловской крепости в 1880 году и Бутырок в 1906.

Без сомнения, Сергей Эфрон рассказывал Марине о матери, о ее трагической смерти, о своем детстве. Анастасия Ивановна Цветаева в своих знаменитых «Воспоминаниях» описывает, как в Коктебеле во время ее знакомства с Сергеем он, по просьбе Марины, рассказал историю своей семьи и ей. После рассказа, пишет Анастасия Цветаева, «на Сережу было нельзя смотреть. Мы не смотрели. Марина, как он, - была живая рана. И страстная тоска по ушедшей – поклонение, трепет, присяга верности его жизни снедали ее». 12 июля 1911 года Сергей пишет сестрам из Москвы в Коктебель: «…Был в Гагаринском переулке – показывал Марине наш дом. Внутрь нас не впустили. <...> Сегодня едем на Ваганьковское кладб<ище>. Там похоронена тоже мать Марины». А 22 марта 1912 года уже из Парижа, где Эфрон и Марина Цветаева побывали во время свадебного путешествия, снова сестрам в Москву: «Милые, вчера и третьего дня был на могиле. Я ее всю убрал гиацинтами, иммортелями, маргаритками. Посадил три многолетних растения: быковский вереск, куст белых цветов и кажется лавровый куст. <...> На днях посылаю вам несколько серебр<яных> листочков с могилы».
Пройдут годы, и именно Марина Ивановна Цветаева поставит надгробную плиту на этой фамильной могиле на Монпарнасском кладбище в Париже, где были похоронены Елизавета Петровна с мужем и их младший сын Константин. «Это были чудные люди (все трое!) и этого скромного памятника (с 1910 г.) заслужили», напишет Цветаева в одном из писем того периода.
Чем могла привлекать и восхищать Марину Цветаеву личность Е.П. Дурново (Эфрон) – женщины, посвятившей всю свою жизнь революционной деятельности, от которой сама Марина уже в период знакомства с Сергеем Эфроном, как мы знаем, была далека? Думается, в первую очередь, ореолом героизма и романтизма вначале, уважением к верности избранного пути впоследствии.

Мифы и легенды буквально окутывали биографию Елизаветы Петровны, переходя от поколения к поколению рода Эфронов.
В 2012 году издательством «Прометей» была выпущена монография Елены Жупиковой «Е.П. Дурново (Эфрон). История и мифы». Пожалуй, впервые биография Елизаветы Дурново рассматривалась здесь не только в свете оставленных о ней воспоминаний (в первую очередь, воспоминаний ее дочерей – Анны и Елизаветы), но и с опорой на архивные документы (метрики, протоколы допросов, донесения, обвинительные акты и т.п.). Последнее позволило автору монографии внести точность и ясность в целый ряд укоренившихся в литературе о Елизавете Дурново (Эфрон) и Якове Эфроне ошибок. Прояснившиеся обстоятельства дали возможность более подробно рассмотреть и сопоставить их с обстоятельствами жизни Марины Цветаевой и Сергея Эфрона и провести «переклички-параллели» в судьбах двух поколений семьи.
Остановимся более подробно на нескольких таких «перекличках».

«Дело Рейсса» - «Дело Рейнштейна»

Всем известно знаменитое «Дело Рейсса», которое сыграло роль рокового поворота в судьбах Цветаевой и Эфрона и на долгие годы повлекло за собой обвинения Сергея Яковлевича в политическом убийстве Игнатия (Игнаса) Рейсса – резидента НКВД, отказавшегося возвращаться в Москву и убитого 4 сентября 1937 года в Швейцарии в окрестностях Лозанны. Сегодня непричастность Сергея Эфрона к этому убийству практически доказана историками и литературоведами, исследовавшими архивы НКВД. Названы имена его реальных исполнителей и членов «вспомогательной» группы преследования Рейсса. Имени Сергея Эфрона среди них нет. Принимал ли Сергей Яковлевич хотя бы косвенное участие в этой кровавой расправе? Процитируем в этой связи слова Ирмы Кудровой, которая, проведя большую исследовательскую работу, убеждена – нет. «На сегодняшний день достаточно известно, что реальное руководство «акцией» осуществлялось не мелкими эмигрантскими «шестерками», а лицами высокого ранга. Главной фигурой был С.М. Шпигельглас. <...> По указаниям Шпигельгласа были приняты главные решения, а также сформирована группа преследования исчезнувшего резидента. Помог ли в этом формировании Сергей Эфрон? Только в том смысле, что в составе «вспомогательной» группы были люди, в разное время им завербованные <...> Вот это реальный факт».

А теперь вернемся на много лет назад – в год 1879. 5 марта 1879 года в Москве в бывшей гостинице Мамонтова было совершено политическое убийство. Убитый – Николай Рейнштейн (деятель «Северного союза русских рабочих» и одновременно агент III отделения) – был обнаружен с приколотой на спине запиской: «Николай Васильев Рейнштейн, изменник и шпион, осужден и казнен нами, русскими социалистами-революционерами. Смерть Иудам – предателям». В списке арестованных по «Делу Рейнштейна» мы можем увидеть фамилию «Эфрон». Это 28-летний Яков Константинович Эфрон – отец Сергея. Ариадна Сергеевна Эфрон в своих воспоминаниях писала: «…Якову Константиновичу, вместе с двумя его товарищами, было доверено привести в исполнение приговор Революционного комитета «Земли и Воли» над проникшим в московскую организацию агентом охранки, провокатором Рейнштейном. Он был казнен <...>. Обнаружить виновных полиции не удалось» .

Говоря об участи своего деда в громком политическом убийстве, Ариадна Сергеевна озвучивает один из мифов, передававшихся из поколения в поколение семьи Эфронов. Как уже было сказано выше, Яков Константинович действительно был арестован в числе других подозреваемых в марте 1879 г., однако его причастность к «Делу Рейнштейна» после продолжительного следствия не была доказана. 14 июня 1879 г. Эфрон освобождается из-под стражи (в строгом одиночном заключении он провел 3 месяца), а еще через месяц, 13 июля, за полным отсутствием улик он освобождается и «от всякой ответственности».
В дальнейшем Яков Эфрон отошел от политических дел.

Судьба как будто пощадила старшего Эфрона, чтобы спустя много лет с новой силой обрушиться на его сына – Сергея и в итоге погубить его. Поистине роковой «перекличкой» в судьбах двух Эфронов видятся два этих политических убийства, которых они не совершали.

Лейтмотив добровольного ухода из жизни в судьбах
Е.П. Дурново (Эфрон) и Марины Цветаевой.

Еще одна параллель-«перекличка» в судьбах двух поколений семьи Эфонов-Цветаевых (в частности, Е.П. Дурново (Эфрон) и М.И. Цветаевой) – лейтмотив добровольного ухода из жизни и трагический конец их обеих.
Повторяющиеся на протяжении всей жизни, начиная с юности, суицидальные настроения Марины Цветаевой, сочетающиеся в ее мировоззрении и натуре с необыкновенной силой духа, способностью к самообновлению и самовоскрешению после тяжелейших ударов судьбы, с пониманием силы и ценности своего поэтического дара, широко описаны в цветаеведческой литературе. Поэтому более подробно остановимся на названном трагическом лейтмотиве в судьбе Е.П. Дурново (Эфрон).

Как уже отмечалось, Лиза Дурново, по воспоминаниям современников, с юности была натурой тонкой, идеалистически настроенной, крайне эмоциональной. Известен случай, когда в юности она потеряла сознание и впала в трехдневный летаргический сон. Причиной послужил гнев отца, Петра Аполлоновича Дурново, побросавшего в камин тетради Лизы с лекциями и запретившего ей посещать Лубянские курсы 2-ой мужской гимназии. (Через небольшой срок П.А. Дурново всё же дает согласие на обучение Лизы, и та поступает на только что открывшиеся в Москве курсы Герье).
Во время пребывания семьи Дурново в Швейцарии в Женеве юная Лиза попадает под влияние Петра Кропоткина и становится членом I Интернационала.
Имя Кропоткина через много лет еще свяжет невидимой нитью Марину Цветаеву и Елизавету Петровну Дурново (Эфрон), когда Цветаева в отчаянии будет писать Лаврентию Берии с мольбой о пересмотре дела Сергея Эфрона: «Сергей Яковлевич Эфрон, - писала Марина Ивановна, - сын известной народоволки Елизаветы Петровны Дурново <...> О Лизе Дурново мне с любовью и восхищением постоянно рассказывал вернувшийся в 1917 г. Петр Алексеевич Кропоткин…».

Увлечение революционными идеями определило судьбу Е. Дурново – от своих революционных взглядов она не отступилась до конца жизни. Одна из ее соратниц по революционной деятельности (Е.Н. Игнатова) описывает молодую Елизавету Дурново так: «”Лиличка” <...> беззаветно отдалась с присущим ей пылом и экспансивностью делу вызова революции среди крестьян. Сперва она склонялась к террористической деятельности. <...> Но вступив в кружок, она отказалась от террора и занялась деятельностью (распространением нелегальной литературы и др.), в которую вносила чрезвычайную экспансивность и экзальтированность: ей всё мерещилось скорое наступление общего взрыва… Всем увлекавшаяся, всех идеализировавшая, проявлявшая безграничную готовность к самопожертвованию, “Лиличка” была общей любимицей».
Первый же арест и заключение в одиночную камеру Петропавловской крепости в 1880 году повергли молодую Елизавету в невротическое состояние. По сведениям, сохранившимся в архивных документах, которые приводит Е. Жупикова в уже упоминаемой ранее монографии, из управления коменданта крепости в Департамент полиции сообщали, что Елизавета Дурново «стала проявлять ненормальное состояние умственных способностей», у нее начались слуховые галлюцинации, истерические припадки, возникло стойкое желание лишить себя жизни. В документах зафиксировано, что из-за опасения суицида арестантки комендант отдает распоряжение о постоянном внутреннем наблюдении за ней. 13 ноября 1880 года Елизавету передают на попечительство отца с залогом в 10 тысяч рублей. Осмотревший ее через несколько дней после освобождения московский врач, титулярный советник Сергей Корсаков выдал удостоверение, заверенное в полиции (оно сохранилось в ГАРФе), в котором говорится, что Елизавета Дурново страдает нервным расстройством и имеет расположение к заболеваниям нервной системы. В таком состоянии, спасаясь от преследования властей, Елизавета совершает свое первое бегство за границу.

Второе, из которого она уже никогда не вернется в Россию, произойдет через много лет. А до этого она выйдет замуж за Якова Эфрона, станет матерью 9-ых детей, но не отступится от своих взглядов и посвятит политической борьбе всю свою жизнь.
Лейтмотив добровольного ухода из жизни зазвучит у Елизаветы Петровны Дурново с новой силой после второго ареста в 1906 году и последующей за ним вынужденной эмиграцией. Страх, отчаяние, тоска, желание покончить с собой – так она будет описывать своё состояние в письмах к самым близким людям сначала из Швейцарии, затем из Парижа. «Знаешь, - Вера, - как я раскаиваюсь, что эмигрировала! Я теряю силы со дня на день<...> покончила бы с собой, да и конец, теперь бы уже и думать забыла <...> Сама себе противна!». «…Нет возможности быть свободной, так есть возможность спокойно умереть. Дни мои сочтены, разумеется, об этом не должны знать мои семейные… Мрачно, пасмурно, холодно…, ночь повисла надо городом. Часы идут, идут дни, и скоро-скоро надо будет покончить с собой».
Как похоже это состояние Елизаветы Дурново на состояние Марины Ивановны Цветаевой, описываемое теми, кто видел ее до эвакуации в Елабугу и общался с ней в Чистополе! Марину Цветаеву в отчаяние приводили аресты мужа и дочери, отсутствия жилья в родной Москве, грянувшая война, страх за сына, неприятие того, во что всё больше и больше погружался мир вокруг неё. Для Елизаветы Петровны Дурново (Эфон) тяжелейшим ударом стали вынужденная эмиграция, невозможность возвращения на Родину, смерть близких.

В 1909 году умирает Яков Константинович Эфрон, и желание покончить с собой всё чаще и чаще звучит в ее письмах последнего года жизни.
В феврале 1910 года повесился 14-летний Константин – самый младший сын Эфронов, живший с матерью в эмиграции. Это был последний удар.
На обстоятельства ухода самой Елизавету Петровны, последовавшего за этим роковым событием, нет единой точки зрения: хроника парижских газет и воспоминания современников разнятся в деталях обстоятельств этой трагедии. Точно известно лишь, что Елизавета Петровна Дурново (Эфрон) повесилась вслед за сыном. Хоронили их в один день на Монпарнасском кладбище Парижа .
Спустя много лет незадолго до своего возвращения из эмиграции в СССР Марина Ивановна Цветаева поставит на семейной могиле Эфронов памятник. Пройдет еще несколько лет, и на вопрос Анастасии Ивановны Цветаевой, как погибла Марина, дочь Елизаветы Петровны Дурново (Эфрон), тоже Елизавета, даст ответную телеграмму: «Как наша мама».

Примечания:

1. Цветаева М.И. Письма 1905-1923 / Сост., подгот. текста Л.А. Мнухина. М.: Эллис Лак, 2012. С. 174.
2. Эфрон Г.С. Письма. М.: Дом-музей Марины Цветаевой, Королев: Музей М.И. Цветаевой в Болшеве, 2002. С. 106.
3. Жупикова Е.Ф. Е.П. Дурново (Эфрон). История и мифы: Монография. М.: Прометей, 2012. С. 123.
4. Цветаева А.И. Воспоминания. М.: Изограф; Дом-музей М.И. Цветаевой, 1995. С. 411.
5. Цветаева М. Неизданное. Семья: История в письмах / Сост., подгот. текста, коммент. Е.Б. Коркиной. М.: 6. Эллис лак, 2012. С. 101.
6. Там же. С. 125.
7. Цветаева М. Собр. соч.: В 7 т. Т. 7: Письма / Сост., подгот. текста и коммент. Л. Мнухина. М.: Эллис лак, 1995. С. 91.
8. Кудрова И.В. Путь комет: В 3-ех т. Т.2: После России. СПб.: Крига; Изд-во Сергея Ходова, 2007.
С. 512-513.
9. Жупикова Е.Ф. Е.П. Дурново (Эфрон). История и мифы: Монография. М.: Прометей, 2012. С. 83.10. Эфрон А.С.
10. О Марине Цветаевой: Воспоминания дочери. Калининград: Янтарный сказ, 1999. С. 67-68.
11. Жупикова Е.Ф. Е.П. Дурново (Эфрон). История и мифы: Монография. М.: Прометей, 2012. С. 103.
12. Цветаева М. Собр. соч.: В 7 т. Т. 7: Письма / Сост., подгот. текста и коммент. Л. Мнухина. М.: Эллис лак, 1995. С. 661.
13. Жупикова Е.Ф. Е.П. Дурново (Эфрон). История и мифы: Монография. М.: Прометей, 2012. С. 77-79.
14. Там же. С. 156.
15. Там же. С. 277.
16. Там же. С. 277.
17. «Французская газета "L’Humanite" писала 8 февраля 1910 года: "Гражданка Елизавета Эфрон, рожденная Дурново, и сын ее Константин были похоронены вчера на кладбище Монпарнас. Похороны, организованные друзьями, носили частный характер. Несколько сот русских эмигрантов окружали старшего сына покойной. На кладбище были произнесены речи гр-ми Гарелиным, Рубановичем, Ивиным и Антоновым. Соц-революционная партия и несколько других русских социалистических групп возложили венки. Печальная церемония состоялась при глубоком горе и тяжелом волнении присутствующих"».
Цит. по: Жупикова Е.Ф. Е.П. Дурново (Эфрон). История и мифы: Монография. М.: Прометей, 2012. С.287-288.
18. Цветаева А.И. Воспоминания. М.: Изограф; Дом-музей М.И. Цветаевой, 1995. С. 800.
--------------
Опубликовано: Юдина И.А. Марина Цветаева и семья Дурново-Эфрон: Скрещение судеб. // «Чтобы в мире было двое: Я и мир!»: XIX Международная научно-тематическая конференция (Москва, 8-10 октября 2016 г.): Сб. докл. – М.: Дом-музей Марины Цветаевой, 2017.

Ирины и Георгия (Мура). Российский публицист , литератор , офицер Белой армии , марковец , первопоходник , евразиец , агент НКВД .

Биография

Сергей Яковлевич Эфрон родился в семье народовольцев Елизаветы Петровны Дурново (1855-1910), из известного дворянского рода, и Якова Константиновича (Калмановича) Эфрона (1854-1909), из происходившей из Виленской губернии еврейской семьи . Племянник прозаика и драматурга Савелия Константиновича (Шееля Калмановича) Эфрона (литературный псевдоним С. Литвин; 1849-1925) .

Из-за ранней смерти родителей до наступления совершеннолетия у Сергея был опекун . Окончил знаменитую Поливановскую гимназию , учился на историко-филологическом факультете Московского университета . Писал рассказы, пробовал играть в театре у Таирова , издавал журналы, а также занимался подпольной деятельностью.

В эмиграции

В СССР

Арестован НКВД 10 ноября 1939 года. В ходе следствия Эфрона разными способами (в том числе с помощью пыток - например, помещение зимой в холодный карцер) пытались склонить к даче показания на близких ему людей, в том числе на товарищей из «Союза возвращения», а также на Цветаеву, однако он отказался свидетельствовать против них . Осужден Военной Коллегией Верховного Суда СССР 6 августа 1941 года по ст. 58-1-а УК к высшей мере наказания. Был расстрелян 16 октября 1941 года на Бутовском полигоне НКВД в составе группы из 136 приговоренных к высшей мере наказания заключенных, спешно сформированной в целях «разгрузки» тюрем прифронтовой Москвы.

Семья

Брат - Пётр Яковлевич Эфрон (1881-1914) - актёр, член партии эсеров (его жена - танцовщица Вера Михайловна Равич).
Сестра - Анна Яковлевна Трупчинская (1883-1971) - педагог.
Сестра - Елизавета Яковлевна Эфрон (1885-1976) - театральный режиссёр и педагог, хранительница архива семей Цветаевых и Эфрон.
Сестра - Вера Яковлевна Эфрон (1888-1945) - актриса Камерного театра (1915-1917), библиотекарь, жена правоведа Михаила Соломоновича Фельдштейна (1884-1939), профессора МГУ и Института народного хозяйства им. К. Маркса, сына писательницы Р. М. Хин . Их сын - биолог Константин Михайлович Эфрон (1921-2008), деятель природоохранного движения в СССР, председатель секции Охраны природы Московского общества испытателей природы.
Брат - Константин Яковлевич Эфрон (1898-1910).
Двоюродный брат - видный советский дерматовенеролог, профессор Никита Савельевич Эфрон .
Жена - Марина Ивановна Цветаева (1892-1941) - русская поэтесса, прозаик, переводчица, одна из крупнейших поэтов XX века.

Ариадна Сергеевна Эфрон (1912-1975) - дочь, переводчица прозы и поэзии, мемуарист, художница, искусствовед, поэтесса
Ирина Сергеевна Эфрон (13.04.1917-15 (16?).02.1920) - дочь (умерла от заброшенности и голода в Кунцевском детском приюте).
Георгий Сергеевич Эфрон («Мур») (01.02.1925-.07.1944) - сын (погиб на фронте; по данным ОБД «Мемориал», похоронен в братской могиле в г. Браслав Витебской области, Беларусь). Опубликованы его дневники (03.1940-08.1943).

Библиография

Эфрон С. Детство. Рассказы. - М.: Оле-Лукойе, 1912.

Напишите отзыв о статье "Эфрон, Сергей Яковлевич"

Литература

Виталий Шенталинский «Марина, Ариадна, Сергей», Новый мир , № 4 1997
Ирина Чайковская «Алмазный венец Цветаевой», Чайка , № 10-11 (21-22) 2004
Эфрон С. «Детство», Книга рассказов. М., 1912 г.
Дядичев Владимир , Лобыцын Владимир . Доброволец двух русских армий: военная судьба Сергея Эфрона, 1915-1921 годы. - М .: Дом-музей Марины Цветаевой , 2005. - 139 с.

Ссылки

Примечания

См. также

Отрывок, характеризующий Эфрон, Сергей Яковлевич

24 го было сражение при Шевардинском редуте, 25 го не было пущено ни одного выстрела ни с той, ни с другой стороны, 26 го произошло Бородинское сражение.
Для чего и как были даны и приняты сражения при Шевардине и при Бородине? Для чего было дано Бородинское сражение? Ни для французов, ни для русских оно не имело ни малейшего смысла. Результатом ближайшим было и должно было быть – для русских то, что мы приблизились к погибели Москвы (чего мы боялись больше всего в мире), а для французов то, что они приблизились к погибели всей армии (чего они тоже боялись больше всего в мире). Результат этот был тогда же совершении очевиден, а между тем Наполеон дал, а Кутузов принял это сражение.
Ежели бы полководцы руководились разумными причинами, казалось, как ясно должно было быть для Наполеона, что, зайдя за две тысячи верст и принимая сражение с вероятной случайностью потери четверти армии, он шел на верную погибель; и столь же ясно бы должно было казаться Кутузову, что, принимая сражение и тоже рискуя потерять четверть армии, он наверное теряет Москву. Для Кутузова это было математически ясно, как ясно то, что ежели в шашках у меня меньше одной шашкой и я буду меняться, я наверное проиграю и потому не должен меняться.
Когда у противника шестнадцать шашек, а у меня четырнадцать, то я только на одну восьмую слабее его; а когда я поменяюсь тринадцатью шашками, то он будет втрое сильнее меня.
До Бородинского сражения наши силы приблизительно относились к французским как пять к шести, а после сражения как один к двум, то есть до сражения сто тысяч; ста двадцати, а после сражения пятьдесят к ста. А вместе с тем умный и опытный Кутузов принял сражение. Наполеон же, гениальный полководец, как его называют, дал сражение, теряя четверть армии и еще более растягивая свою линию. Ежели скажут, что, заняв Москву, он думал, как занятием Вены, кончить кампанию, то против этого есть много доказательств. Сами историки Наполеона рассказывают, что еще от Смоленска он хотел остановиться, знал опасность своего растянутого положения знал, что занятие Москвы не будет концом кампании, потому что от Смоленска он видел, в каком положении оставлялись ему русские города, и не получал ни одного ответа на свои неоднократные заявления о желании вести переговоры.
Давая и принимая Бородинское сражение, Кутузов и Наполеон поступили непроизвольно и бессмысленно. А историки под совершившиеся факты уже потом подвели хитросплетенные доказательства предвидения и гениальности полководцев, которые из всех непроизвольных орудий мировых событий были самыми рабскими и непроизвольными деятелями.
Древние оставили нам образцы героических поэм, в которых герои составляют весь интерес истории, и мы все еще не можем привыкнуть к тому, что для нашего человеческого времени история такого рода не имеет смысла.
На другой вопрос: как даны были Бородинское и предшествующее ему Шевардинское сражения – существует точно так же весьма определенное и всем известное, совершенно ложное представление. Все историки описывают дело следующим образом:
Русская армия будто бы в отступлении своем от Смоленска отыскивала себе наилучшую позицию для генерального сражения, и таковая позиция была найдена будто бы у Бородина.
Русские будто бы укрепили вперед эту позицию, влево от дороги (из Москвы в Смоленск), под прямым почти углом к ней, от Бородина к Утице, на том самом месте, где произошло сражение.
Впереди этой позиции будто бы был выставлен для наблюдения за неприятелем укрепленный передовой пост на Шевардинском кургане. 24 го будто бы Наполеон атаковал передовой пост и взял его; 26 го же атаковал всю русскую армию, стоявшую на позиции на Бородинском поле.
Так говорится в историях, и все это совершенно несправедливо, в чем легко убедится всякий, кто захочет вникнуть в сущность дела.
Русские не отыскивали лучшей позиции; а, напротив, в отступлении своем прошли много позиций, которые были лучше Бородинской. Они не остановились ни на одной из этих позиций: и потому, что Кутузов не хотел принять позицию, избранную не им, и потому, что требованье народного сражения еще недостаточно сильно высказалось, и потому, что не подошел еще Милорадович с ополчением, и еще по другим причинам, которые неисчислимы. Факт тот – что прежние позиции были сильнее и что Бородинская позиция (та, на которой дано сражение) не только не сильна, но вовсе не есть почему нибудь позиция более, чем всякое другое место в Российской империи, на которое, гадая, указать бы булавкой на карте.
Русские не только не укрепляли позицию Бородинского поля влево под прямым углом от дороги (то есть места, на котором произошло сражение), но и никогда до 25 го августа 1812 года не думали о том, чтобы сражение могло произойти на этом месте. Этому служит доказательством, во первых, то, что не только 25 го не было на этом месте укреплений, но что, начатые 25 го числа, они не были кончены и 26 го; во вторых, доказательством служит положение Шевардинского редута: Шевардинский редут, впереди той позиции, на которой принято сражение, не имеет никакого смысла. Для чего был сильнее всех других пунктов укреплен этот редут? И для чего, защищая его 24 го числа до поздней ночи, были истощены все усилия и потеряно шесть тысяч человек? Для наблюдения за неприятелем достаточно было казачьего разъезда. В третьих, доказательством того, что позиция, на которой произошло сражение, не была предвидена и что Шевардинский редут не был передовым пунктом этой позиции, служит то, что Барклай де Толли и Багратион до 25 го числа находились в убеждении, что Шевардинский редут есть левый фланг позиции и что сам Кутузов в донесении своем, писанном сгоряча после сражения, называет Шевардинский редут левым флангом позиции. Уже гораздо после, когда писались на просторе донесения о Бородинском сражении, было (вероятно, для оправдания ошибок главнокомандующего, имеющего быть непогрешимым) выдумано то несправедливое и странное показание, будто Шевардинский редут служил передовым постом (тогда как это был только укрепленный пункт левого фланга) и будто Бородинское сражение было принято нами на укрепленной и наперед избранной позиции, тогда как оно произошло на совершенно неожиданном и почти не укрепленном месте.
Дело же, очевидно, было так: позиция была избрана по реке Колоче, пересекающей большую дорогу не под прямым, а под острым углом, так что левый фланг был в Шевардине, правый около селения Нового и центр в Бородине, при слиянии рек Колочи и Во йны. Позиция эта, под прикрытием реки Колочи, для армии, имеющей целью остановить неприятеля, движущегося по Смоленской дороге к Москве, очевидна для всякого, кто посмотрит на Бородинское поле, забыв о том, как произошло сражение.
Наполеон, выехав 24 го к Валуеву, не увидал (как говорится в историях) позицию русских от Утицы к Бородину (он не мог увидать эту позицию, потому что ее не было) и не увидал передового поста русской армии, а наткнулся в преследовании русского арьергарда на левый фланг позиции русских, на Шевардинский редут, и неожиданно для русских перевел войска через Колочу. И русские, не успев вступить в генеральное сражение, отступили своим левым крылом из позиции, которую они намеревались занять, и заняли новую позицию, которая была не предвидена и не укреплена. Перейдя на левую сторону Колочи, влево от дороги, Наполеон передвинул все будущее сражение справа налево (со стороны русских) и перенес его в поле между Утицей, Семеновским и Бородиным (в это поле, не имеющее в себе ничего более выгодного для позиции, чем всякое другое поле в России), и на этом поле произошло все сражение 26 го числа. В грубой форме план предполагаемого сражения и происшедшего сражения будет следующий:

Ежели бы Наполеон не выехал вечером 24 го числа на Колочу и не велел бы тотчас же вечером атаковать редут, а начал бы атаку на другой день утром, то никто бы не усомнился в том, что Шевардинский редут был левый фланг нашей позиции; и сражение произошло бы так, как мы его ожидали. В таком случае мы, вероятно, еще упорнее бы защищали Шевардинский редут, наш левый фланг; атаковали бы Наполеона в центре или справа, и 24 го произошло бы генеральное сражение на той позиции, которая была укреплена и предвидена. Но так как атака на наш левый фланг произошла вечером, вслед за отступлением нашего арьергарда, то есть непосредственно после сражения при Гридневой, и так как русские военачальники не хотели или не успели начать тогда же 24 го вечером генерального сражения, то первое и главное действие Бородинского сражения было проиграно еще 24 го числа и, очевидно, вело к проигрышу и того, которое было дано 26 го числа.
После потери Шевардинского редута к утру 25 го числа мы оказались без позиции на левом фланге и были поставлены в необходимость отогнуть наше левое крыло и поспешно укреплять его где ни попало.
Но мало того, что 26 го августа русские войска стояли только под защитой слабых, неконченных укреплений, – невыгода этого положения увеличилась еще тем, что русские военачальники, не признав вполне совершившегося факта (потери позиции на левом фланге и перенесения всего будущего поля сражения справа налево), оставались в своей растянутой позиции от села Нового до Утицы и вследствие того должны были передвигать свои войска во время сражения справа налево. Таким образом, во все время сражения русские имели против всей французской армии, направленной на наше левое крыло, вдвое слабейшие силы. (Действия Понятовского против Утицы и Уварова на правом фланге французов составляли отдельные от хода сражения действия.)

Литератор и публицист Сергей Эфрон больше всего известен как муж Марины Цветаевой. Он был заметной фигурой в русской эмиграции. Одним из самых спорных моментов биографии писателя являлось его сотрудничество с советскими спецслужбами.

Детство и юность

Сергей родился 16 октября 1893 года. Родители ребенка были народовольцами и умерли, когда он был совсем юным. Несмотря на семейные драмы, сирота закончил учебу в знаменитой и популярной Поливановской гимназии в Москве. После этого молодой человек поступил на филологический факультет МГУ. Именно там Сергей Эфрон сблизился с революционерами и сам стал членом подполья.

В 1911 году в крымском Коктебеле он познакомился с Мариной Цветаевой. У пары завязался роман. В январе 1912 года они сыграли свадьбу, а еще через несколько месяцев у них родилась дочь Ариадна.

Первая мировая война

Размеренная и спокойная жизнь Эфрона закончилась с наступлением Первой мировой войны. Как и многие ровесники, он захотел отправиться на фронт. В первый год войны в стране был бурный всплеск патриотических настроений, который перекрывал даже нелюбовь «прогрессивной общественности» к царю Николаю.

Сначала Сергей Эфрон был зачислен братом милосердия в санитарный поезд. Однако было бы неправильно думать, что он мечтал о медицинской карьере. В 1917 году молодой человек окончил юнкерское училище. К тому времени уже произошла февральская революция, и на подходе был большевистский переворот. Армия, воюющая на фронте против Германии, была деморализована. На этом фоне Сергей Эфрон остался в Москве.

В "белом" движении

С самого начала Гражданской войны Эфрон был против большевиков. Будучи в Москве, он застал вооруженное восстание сторонников "красных". В начале ноября город оказался в руках Советов. Противникам коммунистов пришлось бежать в другие регионы. Эфрон Сергей отправился на юг, где присоединился к только начавшим формироваться Вооруженным Силам Юга России (ВСЮР).

Новоиспеченный офицер три года не покидал окопов. Он дважды получал ранения, но оставался в строю. Эфрон Сергей Яковлевич участвовал в который стал одной из самых славных страниц в истории "белого" движения. Писатель боролся с большевиками до конца, вплоть до отступления в Крым. Оттуда Эфрон эвакуировался сначала в Константинополь, а потом - в Прагу.

Туда к нему переезжает Марина Цветаева. Супруги не виделись больше трех лет, пока шла Гражданская война. Они уехали в Париж, где занялись активной литературной деятельностью. Цветаева продолжала публиковать сборники стихов. Эфрон в Европе написал яркие и подробные мемуары «Записки добровольца».

В эмиграции

Оценив все свое прошлое, бывший противник Советской власти разочаровался в "белом" движении. Письма Сергея Эфрона того времени показывают эволюцию его взглядов. В середине 20-х годов он присоединился к кружку евразийцев. Это было молодое философское течение, образовавшееся в среде

Сторонники евразийства считали, что Россия в культурном и цивилизационном плане является наследницей степных орд Востока (в первую очередь монгольских кочевников). Эта точка зрения стала крайне популярной у интеллигенции в изгнании. Сказывалось разочарование как в старом царском режиме, так и в новой Советской власти.

Сотрудник НКВД

Большую часть своего пребывания в эмиграции Эфрон зарабатывал себе на жизнь публикациями в газетах. В начале 30-х годов он вступил в масонскую ложу. Еще важнее стало его сотрудничество с "Союзом возвращения на родину". Подобные организации создавались Советской властью для того, чтобы наладить связь с эмигрантами, желавшими вновь оказаться в родной стране.

Именно тогда, как считают биографы и историки, писатель стал агентом НКВД. У советских спецслужб было множество вербовщиков в разных странах. Одним из них и был Сергей Эфрон. Фото в его личном деле в НКВД имело подпись «Андреев». Таков был его

За несколько лет сотрудничества с НКВД Эфрон помог перевербовать десятки членов "белого" движения в эмиграции. Некоторые из них становились убийцами нежелательных для СССР лиц в Европе. В годы Эфрон занимался переброской за Пиренеи советских агентов, которые потом вступали в интернациональные бригады.

Возвращение на родину

Почти для всех "белых", начавших сотрудничать с СССР, это решение оказывалось роковым. Не стал исключением и Сергей Эфрон. Биография публициста полна эпизодов, когда он был на крючке у французской полиции. В конце концов, его заподозрили в причастности к политическому убийству Игнатия Рейсса. Этот человек был бывшим агентом советских спецслужб и профессиональным разведчиком. В 30-е годы он сбежал от НКВД, стал невозвращенцем во Франции и открыто выступал с критикой сталинизма. Правоохранительные органы заподозрили Эфрона в организации убийства этого человека.

Так, в 1937 году Эфрону пришлось бежать из Европы. Он вернулся в Советский Союз, где его приняли с демонстративным гостеприимством - выдали казенную квартиру и дали жалование. Вскоре к Эфрону из эмиграции вернулась жена Марина Цветаева. До сих пор ведутся споры, знала ли она о двойной жизни мужа. Ни в одном из своих писем она не упоминала о своих подозрениях. Однако сложно поверить в то, что люди, прожившие много лет бок о бок, плохо себе представляли жизнь друг друга.

При этом следует отметить, что после убийства Рейсса Цветаева тоже оказалась под следствием. Однако не удалось найти никаких улик, доказывавших ее причастие к убийству. Это позволило поэтессе спокойной вернуться в Советский Союз к мужу.

Арест и расстрел

В конце 30-х годов в СССР в самом разгаре был Большой Террор, когда жертвами НКВД становились все подряд - от мнимых предателей в спецслужбах и офицеров армии до случайных граждан, на которых был написан донос. Поэтому судьба Эфрона, обладавшего неоднозначной биографией, была предрешена еще в тот день, когда он на пароме вернулся из Европы в Ленинград.

Первой была арестована его дочь Ариадна (она выживет). Следующим в застенках оказался сам глава семейства. Это произошло в 1939 году. Следствие шло довольно долго. Возможно, органы держали его в заточении до лучших времен, когда стало бы необходимо выполнять разнарядки по расстрелам. Летом 1941 года Эфрон был приговорен к смертной казни. Он был расстрелян 16 октября. В те дни Москва переживала спешную эвакуацию из-за приближения нацистских войск.

Марина Цветаева как известная писательница была перевезена в Елабугу (в Татарстан). Там 31 августа (еще до расстрела мужа) она покончила с собой.

Литературное наследие Эфрона (письма, мемуары, беллетристика) было издано уже после распада Советского Союза. Его книги стали ярким свидетельством сложной и противоречивой эпохи.