Военная история: Пирр и его армия. Пирр греческая мифология

Пирр. Античный бюст

В начале III в. до Р. Х. Рим уже почти завершил объединение Италии. Римское владычество пока не утвердилось прочно лишь на юге Апеннинского полуострова, где располагались густонаселённые и богатые греческие колонии. Когда римляне начали подчинять их своей власти, им пришлось столкнуться с прославленным полководцем того времени, эпирским царём Пирром, чья армия прибыла с Балкан на помощь эллинским соплеменникам. К рассказу войне Рима с ним, ознаменованной вначале знаменитыми «Пирровыми победами», а затем торжеством римлян, мы сейчас и перейдём.

Начало войны между Римом и Тарентом

Одной из самых сильных греческих колоний южной Италии был город Тарент. На юге от соседнего с Тарентом Кротона Лакинский мыс образовывал западную границу Тарентского залива. По старинным договорам с Тарентом римляне не имели права посылать военные корабли восточнее этого мыса – в Адриатику. Но эти договоры были давно забыты. Однажды тарентинцы, созванные для совещания о делах в театр, лежавший на высоком месте, увидели, что по заливу идут десять римских трирем и становятся на якорь у берега. Римляне послали их в свои новые колонии на Адриатическом море, основанием которых Тарент был очень недоволен. Эти римские колонии грозили подорвать его торговлю.

Народ в Таренте, увидев причалившие римские корабли, подумал, что аристократы хотят уничтожить демократические учреждения и призвали римлян на помощь себе. Забывая, что Тарент находится в союзе с Римом, возбужденный демагогом Филохарисом народ бросился в гавань и напал на римские корабли; они не ожидали нападения и были побеждены. Пять успели уйти, другие были взяты или потоплены; начальник эскадры утонул; взятые в плен были казнены или проданы в рабство. С ними поступили, как с морскими разбойниками. В довершение безрассудства и пренебрежения к договору с римлянами, тарентинцы напали на город Фурии, выгнали римский гарнизон, изгнали, важнейших граждан и наложили на город тяжелую контрибуций в наказание за то, что он отдался варварам.

Сенат, при известии об этих наглых оскорблениях, выказал большую умеренность; он желал бы уклониться от войны с городом, сильно укрепленным, который трудно было взять. Затянувшись, война могла произвести новую коалицию против Рима; потому требования сената были мягки, насколько позволяло достоинство республики. Условиями примирения сенат ставил только освобождение пленных, восстановление независимости Фурий и выдачу людей, возбудивших народ к нарушению мира. Но безрассудная толпа, владычествовавшая в Таренте, послушалась своих руководителей, отвергла требования сената и оскорбила римских послов, пришедших в театр, где было созвано народное собрание выслушать их требование. При каждой ошибке Луция Постумия против правил греческого языка собрание хохотало над ним, а когда послы уходили из театра, пьяный тарентинец пошлым образом замочил одежду Постумия и народ восхитился этой выходкой. Постумий воскликнул: «эта одежда будет омыта реками вашей крови!» Послы уехали из города.

Союз Тарента с Пирром

Римское войско вошло в тарентскую землю и без труда разбило тарентинцев. Консул Луций Эмилий снова предложил мир на прежних условиях и без выкупа освободил знатных пленников, чтоб они убедили своих сограждан согласиться на эти справедливые и легкие требования. Но демагоги боялись мщения римлян и убедили народ, что лучше будет призвать иноземного военачальника, чем заключить с Римом союз, который приведет к рабству. Несмотря на сопротивление аристократов, уже были отправлены послы в Эпир пригласить на помощь царя Пирра. Потому‑то римляне и выказывали такую снисходительность: им не хотелось, чтоб явился в Италию этот опасный враг. Недавняя война Рима с самнитами и этрусками едва была кончена, раны её еще не зажили; в разных областях государства еще происходили судорожные движения; они могли распространиться, произвести общее восстание побежденных. Естественно было римлянам опасаться приезда Пирра, называвшего себя потомком Ахиллеса и потому считавшего своим наследственным призванием войну с потомками троянцев; его хорошо обученное войско легко могло быть увеличено наемниками, в которых не было тогда недостатка, и все враги Рима могли присоединиться к этому вождю, родственнику Александра Македонского и еще более близкому родственнику того Александра, царя эпирского, который раньше успешно делал завоевания на юге Италии, пока не был убит изменником. Пирр считал себя призванным продолжать дело, начатое этим Александром, и подражать примеру, Александра Великого.

Царь Пирр Эпирский

Пирр, царь эпирский, бывал в своей жизни то могущественным государем, то беглецом. По своим подвигам он был замечательное лицо даже в те времена, богатые удивительными военными событиями. Наполовину герой, наполовину искатель приключений, Пирр величавой осанкой, красотою лица, силой характера, храбростью и чистотою нравов очаровывал всех, сближавшихся с ним, возбуждал удивление и любовь в современниках и потомках. Отважный воин, искусный полководец, неутомимо воевавший, он повсюду, куда приводила его изменчивая судьба, занимал выдающееся положение, приобретал доверие сподвижников, любовь женщин, расположение народов. По своему происхождению и по брачным связям, Пирр был в родстве с династиями преемников Александра Великого; македонский народ желал иметь его царем. Храбрые эпирцы были преданы ему с восторженною привязанностью; многочисленные наемники и вожди их, скитавшиеся тогда повсюду, желали служить у Пирра; словом, он казался предназначен играть на западе цивилизованного мира ту роль, какую несколькими десятками лет раньше с такой славою исполнил его великий родственник на востоке. Потому Пирр с большим удовольствием принял приглашение тарентинцев сражаться за них с римлянами. Перед его взглядом открывалась блестящая перспектива, он видел обширное поле для своих геройских подвигов и завоеваний в прекрасных областях Италии и Сицилии. У Пирра было опытное войско, восторженно преданное ему; он мог убеждением или силой привлечь на свою сторону греческие города запада, повести их воинов вместе с своими на борьбу против западных варваров, победить своею фалангою римлян на суше, своим флотом карфагенян на море, – так мечталось его гордой душе. И действительно, со времени Александра Великого не было человека, более достойного такой роли, чем Пирр, превосходивший всех своих современников блестящей храбростью и безукоризненным характером. Однажды воины назвали его орлом; он отвечал, что их оружие – его крылья. Но Пирр умел только делать завоевания, сохранять их он не умел; он думал о том, чтобы выигрывать битвы, а не о том, чтобы рассудительно пользоваться победою. Ему были привлекательны далекие экспедиции, рискованные дела; мысли о них отвлекали его от соображений более близких, и он беспечно покидал приобретенное его победами, чувствуя в себе силу вновь завоевать то, что покидает. Таким образом все, что создавал Пирр, быстро разрушалось. Он был не похож на Александра, в котором с геройством завоевателя соединялась гениальная проницательность рассудительного государственного человека. Безграничная отвага и любовь к приключениям вовлекали Пирра в предприятия фантастические, которые не могли дать никаких прочных результатов. Правда и то, что ему пришлось сражаться не с таким народом, который, проиграв несколько битв, падает духом. В борьбе Пирра с римлянами в первый раз выказалась глубокая разница между западом и востоком цивилизованного мира; это была неравная борьба фаланги наемников и военного царя с когортами, гражданами‑воинами и сенатом, индивидуальная таланта с национальной энергией. Это была первая война Рима с греческим миром; ход её был предзнаменованием всего будущего хода событий, предвестием того, что Греция после упорного сопротивления будет подавлена железною рукою Рима. Пирр не был полным представителем греческой национальности; но и на его долю досталась часть симпатии, с какою люди сочувствуют падающему величию; и легенды потомства сделали почти героическим лицом этого «орла», как называли его эпирские воины.

Прибытие Пирра в Италию (281 г.)

Получив известие, что, наперекор всем усилиям преданной Риму и желавшей мира партии, заключен договор между Пирром и Тарентом, что Пирр готовится плыть в Италию и что его полководец Милон с 3000 войска уже прибыл в Тарент (281 г.), Луций Эмилий пошел через Апулию назад в Рим. Только то, что при его войске были тарентские пленники, спасло его: чтобы не подвергать их казни, неприятель не преследовал отступающих римлян. Следующею весной приплыл в Тарент сам Пирр, которому было тогда 36 лет. Плавание было бурно и войско Пирра понесло на нем много потерь. Пирр привез в Италию 20000 человек тяжеловооруженной пехоты, 3000 конницы, 2500 стрелков и пращников и 20 слонов. Тарентинцы встретили его с радостью и охотно платили деньги на жалованье и продовольствие войска. Но царь, досадуя на то, что не пришли отряды союзников, которых обещали ему тарентинцы, начал действовать самовластно. Пирр стал на тарентинские деньги собирать наемников, взял в войско тарентинтских граждан способных к службе, принудил их учиться военному делу, запер театр, запретил народные собрания, обеды целыми обществами (сисситии) и пиры, запер места прогулок, поставил у ворот стражу из своих эпирских воинов и под разными предлогами отослал в Эпир знатных граждан, опасаясь, что они хотят составить заговор; эти его действия произвели неудовольствие. Такого освободителя тарентинцы не желали и не ожидали. Многие граждане бежали в Рим, спасаясь от неприятностей в настоящем, от бед в будущем.

Победа Пирра над римлянами при Гераклее (280 г.)

Римляне выказали не меньше энергии, чем Пирр. Они требовали у союзников войск и денег, сами употребляли величайшие усилия на снаряжение войска, чтобы послать много легионов в Южную Италию и однако же оставить сильные отряды в других местностях, восстания которых можно было опасаться. Они послали гарнизоны в города, на верность которых не надеялись; чтобы запугать ненадежных союзников, они казнили в Пренесте нескольких сенаторов, навлекших на себя их подозрение. Большое войско, с которым консул Публий Валерий Левин быстро пошел в Южную Италию, не допустило луканцев и самнитов принять сторону Пирра. Левин и Пирр встретились на реке Сирисе, близ Гераклеи (280 г.); тут произошла страшная битва; обе стороны сражались с величайшим ожесточением; семь раз воины Пирра подвигались вперед и были оттесняемы. Римляне отбили атаку фессалийской конницы; сам Пирр был сбит с лошади. Быстро стал он перед своей пехотой и повел фалангу на легионы. В этом бое был убит эпирский военачальник Мегакл, одетый в шлем и военный плащ Пирра; войско думало, что убит царь, и стало колебаться; но Пирр прошел с открытой головою по рядам воинов и одушевил их новым мужеством. Победа все еще колебалась; Наконец были пущены на римскую конницу слоны, остававшиеся вдали от боя; их неожиданное появление решило битву. Римская конница в ужасе от невиданных чудовищ обратилась в бегство, увлекла за собою и пехоту; поражение римлян и победа Пирра были полными. Все их войско было б истреблено солдатами Пирра, если б один из слонов, раненный храбрым римским воином Гаем Минуцием, не обратился в бешенстве против своих и не помешал преследованию. Благодаря этому замешательству противников, консул успел собрать бегущих и, под прикрытием наступавшей ночи, увести их в крепость Венузию.

Урон римлян был велик: 7000 их воинов легли на поле битвы: но подле них лежали тела 4000 эпирцев и греков. «С такими воинами я завоевал бы весь свет», – сказал Пирр, обозревая на следующий день поле сражения и видя, что убитые римляне пали стройными рядами, не отступая от тяжелого натиска фаланги. Лучшие военачальники Пирра, были убиты в этом сражении. Он велел с почетом похоронить убитых римлян и освободить от оков 2000 пленных, твердо отказавшихся поступить на службу к нему.

Падение римского господства на юге Италии

Поражение римлян при Гераклее имело результатом отпадение народов Южной Италии от союза с Римом. Луканцы, бруттийцы и самниты присоединились к Пирру; греческие города сдались ему; локрийцы выдали ему римский гарнизон. Только Регий не последовал примеру других городов. Кампанские наемники, бывшие на службе у регийцев, убили всех граждан, взяли себе их дома и жен и основали независимое разбойническое государство: в союзе с мамертинцами, своими соплеменниками, которые за несколько лет перед тем завладели посредством такого же злодейства на другом берегу пролива Мессаною, они стали грабить окрестные области.

Посольство Кинея в Рим

Пирр хотел под первым впечатлением победы заключить мир с римлянами, чтобы приобрести прочное положение в Италии и получить свободу для завоевания Сицилии. Он послал с предложением мира в Рим своего друга и советника, фессалийца Кинея, искусного оратора, государственного человека и писателя. Пирр предлагал римлянам союз, если они признают независимость всех греческих городов Италии, возвратят самнитам, луканцам, бруттийцам и апулийцам свободу и отнятые у них земли и города, в том числе Луцерию и Венузию; он говорил, что, заключив мир на этих условиях, он удалится из Италии, довольствуясь славою победы над храбрейшим из всех народов. Посол Киней действовал в Риме с тем искусством, которому был обязан многими успехами в переговорах с греками и восточными царями: он умел хвалить и льстить, ловко выставлял всю выгодность союза с Пирром для римлян, все невыгоды продолжения войны, превозносил великодушие своего царя и с такою же горячностью восхвалял мудрость и честность римского сената. Сенат колебался; многие говорили, что должно принять предложение, дающее Риму время оправиться от тяжелого удара; но бывший консул Аппий Клавдий, слепой старик, велел нести себя через форум в сенат и восстал против мира с Ппрром; его пламенные слова одушевили сенаторов непреклонною энергиею их отцов; он резко осуждал малодушие людей, которые хотят в один день отдать победоносному врагу все завоевания, приобретенные сорокапятилетнею борьбою; под впечатлением его суровой речи сенат велел Кинею немедленно выехать из Рима и передать Пирру ответ, что переговоры о заключении мира могут начаться, лишь когда он со своим войском удалится из Италии. Это правило, высказанное теперь в первый раз, стало неизменным основанием римской политики. Киней, возвратясь к Пирру, назвал сенат собранием царей. Пирр и его посланник, знавшие только выродившихся греков, удивлялись мудрости и возвышенности мыслей сената, гражданской доблести, честности и простоте жизни римских военачальников – Фабриция, Курия Дентата и других, и геройству легионов.

Твёрдость римлян в борьбе с Пирром

Урон, понесенный римским войском в битве при Гераклее, был уже пополнен молодыми гражданами, добровольно спешившими под знамена, когда Пирр пошел в Кампанию, взял неожиданным нападением Фрегеллы и с обремененным добычею войском пошел через земли латинов и герников на Рим, надеясь побудить к восстанию этрусков. Он перешел Лирис, дошел до города Анагнии, находившегося лишь с небольшим в пятидесяти верстах от Рима. По словам Флора, Пирр, взяв Пренест, видел с цитадели этого города холмы Рима. Он не встречал сопротивления. Но если он надеялся, что латины присоединятся к нему, то ошибся. Лишь очень немногие из них перешли на его сторону; за этим небольшим исключением латины остались верны Риму и не впускали врага в свои города. Левин вышел на встречу Пирру с новыми легионами, а другой консул, Тиберий Корунканий, обеспечив верность этрусков заключением новых договоров с ними, собрал в Риме другое большое войско. Пирр увидел невозможность идти дальше: отряды римлян и их союзников угрожали его тылу и флангам; он с богатой добычей вернулся в Южную Италию дождаться весны в союзной с ним стране. Римское войско провело зиму в Пицене у города Фирма. Сенат велел разбитым у Пирром Гераклеи легионам зимовать в снегах гор под шатрами и добывать себе пищу нападениями на врагов; это было наказанием за то, что они не устояли в битве.

Посольство Фабриция к Пирру

Пирр зимовал в Таренте; туда приехали к нему три римские посла, одним из которых был храбрый и честный Гай Фабриций Лусцин. Они были присланы для переговоров о выкупе или обмене пленных. Пирр не принял предложения послов, но отпустил всех пленных домой на праздник Сатурналий, взяв с них обещание, что они возвратятся, если не будет заключен мир. И ни один из них не изменил данному слову. Впоследствии у римлян было много рассказов о том, как Фабриций, человек бедный, устояв против всех обольщений царя, возбудил его удивление и честностью своей, и неустрашимостью. По рассказам римлян, Пирр воскликнул, что скорее солнце совратится со своего пути, чем Фабриций со стези доблести.

«Пиррова победа» при Аускуле (279 г.)

Следующею весной (279 г.) Пирр с войском, в котором кроме эпирцев и греков находились луканцы, бруттийцы и самниты и численность которого простиралась до 70,000 человек, пошел в Апулию прогнать оттуда войско римлян и их союзников, простиравшееся до такого же числа воинов, и взять Венузию. При Авскуле произошла битва, в которой римляне сначала теснили Пирра, потому что его конница и слоны не могли действовать на крутизнах и болотах берегов реки; но, переменив позицию, он возобновил сражение на удобной местности и выиграл битву. Победа была решена и тут, как при Гераклее, слонами и эпирскою фалангой, вооруженной длинными копьями (сариссами), от которых не могли отбиваться римляне своими мечами. Число убитых римлян было 6,000. Пирр, по греческим известиям, потерял 3,505 человек. Он по обыкновению сражался в самых опасных местах боя и был в этом сражении ранен дротиком в руку. Поле битвы осталось за ним; но эта слава и была единственным плодом кровопролитного сражения. Римляне в стройном порядке отступили в свой стан; их военная сила и верность их союзников непоколебимо выдержали этот удар. Пирр приобрел при Авскуле только бесплодные лавры. Лучшие воины его были убиты. Он не мог раз считывать на италийских и греческих союзников своих, между которыми не было согласия. Он удерживал их под своими знаменами только силой. Пирр был прав, отвечая на поздравления с победой: «Еще такая победа – и я погиб» (отсюда и пошло крылатое выражение «пиррова победа»). Он не мог ожидать себе подкреплений из Эпира и Македонии: туда вторглись около этого времени галлы, опустошали все, истребляли выступавшие против них отряды. Пирр искал предлога, который позволил бы ему с честью покинуть Италию, и желал заключить мир с римлянами.

Отъезд Пирра в Сицилию

Предлог покинуть Италию скоро нашелся. В Сицилии господствовали между греческими городами и тиранами такие раздоры, что карфагеняне считали возможным для себя овладеть всем этим островом и осадили Сиракузы. Сиракузяне обратились за помощью к Пирру. Положение сицилийских греков было бедственно. Это вынудило их призвать Пирра, хотя и должно было опасаться им его властолюбия: беззакония и беспорядки дошли у них до такой степени, что стали невыносимы. Пирру было очень приятно приглашение стать защитником греческой свободы от Карфагенян. Оно давало ему почетный предлог покинуть Италию, и он в своих мечтах уже видел себя владыкою всей западной части греческого мира; как Тарент служил опорою власти его в Южной Италии, так опорою её в Сицилии будут, думал Пирр, Сиракузы. Ему хотелось прежде всего примириться с римлянами. Гай Фабриций, бывший в том году консулом, прислал ему закованного в цепи грека, который предлагал отравить его, если римляне дадут за это награду. Пирр был так тронут этим благородством, что отпустил римских пленников без выкупа и предложил римлянам мир на условиях очень выгодных для них. Римляне по‑прежнему отвечали, что вступят в переговоры о мире лишь по удалении его из Италии. Он решился уехать, несмотря на неудачу переговоров: Пирр надо было спешить, чтобы Сиракузы не были принуждены покориться карфагенянам. Тарентинцы и другие италийские союзники умоляли его не покидать их, но он был совершенно увлечен мечтами о победах и завоеваниях в Сицилии. Пирр оставил в Таренте гарнизон под начальством Милона, в Локрах другой отряд, начальником которого назначил шестнадцатилетнего юношу Александра, – своего сына от дочери Агафокла, и отплыл с войском и слонами на сиракузских кораблях в Сицилию (278 г.).

Подавление Римом восстаний в Италии

Пирр оставался в Сицилии около трех лет (278–275 гг.). После мы расскажем о том, что сначала он одерживал там победы, но что результаты их были отняты у него неудачею при осаде Лилибея и отпадением сицилийцев; он был принужден с остатками своего войска возвратиться в Тарент. Римляне не вмешивались в сицилийские дела, хотя обратили (279 г.) свой прежний торговый трактат с карфагенянами в договор о союзе против общего врага: взаимное недоверие мешало им и карфагенянам помогать друг другу. Они воспользовались удалением Пирра из Италии, чтобы покорить восставших против них союзников. Город Гераклея, бывший под властью Тарента, заключил мир с римлянами немедленно по отъезде Пирра. В следующем году (277 г.) оба консула пошли на самнитов, которые увели своих жен и детей, увезли все свое имущество в неприступные горные леса и защищали свои укрепления с обыкновенной своей храбростью. При опрометчивом нападении на одно из этих укреплений римляне даже потерпели поражение. Успешнее действовали они против луканцев и бруттийцев. В этих походах воины, бывшие в плену у Пирра, должны были служить в наименее почетных рядах войска и ночевать за укреплениями стана без защиты от врагов и непогоды; прежний почет возвращаем был только тому, кто искупал стыд плена, убив двух неприятелей. Эта железная дисциплина возвеличила Рим. То был период, когда у римлян владычествовали суровые военные доблести, когда граждане всех сословий вели строго нравственный, простой образ жизни, когда слава и могущество отечества были высшим предметом желаний для всех, когда почести приобретались только геройскими подвигами.

Римляне восстановили свою власть и на восточном берегу. При нападении на Кротон, их войско было отражено эпирским гарнизоном; но вскоре они взяли этот город военной хитростью. Локрийцы, восставшие против римлян, купили себе прощение, выдав им эпирский гарнизон.

И Кротон и Локры были совершенно обессилены этой войною. На Кротон вскоре после того напали разбойники, овладевшие Регием, и сожгли город. Немногие уцелевшие жители поселились в маленьком уголке погибшего большого города и распахали остальную местность его; это бедное население существовало несколько десятков лет, потом исчезло без следа. Локры были снова покорены возвратившимся в Италию Пирром. Он казнил множество граждан, наказал других за измену тяжелой контрибуцией. Пирр ограбил богатый храм Прозерпины; но прогневанная богиня скоро низвела его в свое мрачное царство.

Возвращение Пирра из Сицилии

Когда Пирр возвратился через Локры в Тарент, его орлиные крылья были поломаны. Правда, войско, с которым явился он, ещё было довольно многочисленно: оно состояло из 20000 человек пехоты и 3000 конницы, но это были уже не прежние его эпирские ветераны: они почти все погибли, а греческие наемники, или варвары, занявшие их места, не имели преданности к нему, покидали его знамена, когда у него не было денег на уплату жалованья. Были испорчены грабежом и развратом и те немногие из его прежних воинов, которые уцелели: дисциплина у них упала; ослабела и преданность Пирру от усвоения понятий иноземцев, с которыми они служили. Италийские народы встретили его уже не так, как за пять лет перед тем: они теперь не видели в нем защитника своей свободы; их доверие к нему исчезло, когда он покинул их на мщение римлян, отправившись завоевать Сицилию. Пирр и сам уже не был одушевлен прежними гордыми надеждами. Из человека, мечтавшего основать могущественное государство, он обратился в искателя приключений; он вел теперь войну не для осуществления обширных планов, а просто наудачу, как проигравшийся игрок, чтобы забываться в шуме сражений.

Битва при Беневенте 275 г.

Консул Маний Курий Дентат занял в самнитской земле крепкую позицию на холмах. Пирр успел завлечь его в сражение, прежде чем пришел на соединение с ним другой консул, находившийся в Лукании. Битва началось, но отряд, посланный Пирром в обход для того, чтобы напасть на римлян с фланга, заблудился в густом лесу и запоздал, а слоны расстроили фалангу: римляне бросали в них зажженные стрелы; они испугались, взбесились, бросились на свое войско, воины бежали от них. Таким образом, битва при городе, который назывался Малевентом («плохой воздух»), а после этого назван был Беневентом («хороший воздух»), кончилась совершенным поражением Пирра (275 г.). Он с немногими всадниками ускакал в Тарент. Станом его овладели римляне, взявшие там богатую добычу; четыре слона, захваченные ими, послужили украшением триумфа победоносного консула.

Гибель Пирра

Через несколько недель после битвы Пирр с небольшим остатком своего войска отплыл из Тарента искать в Греции счастья, покинувшего его в Италии. Но в Таренте остался его полководец Милон и держал город в строгом подчинении: Пирр хотел иметь в Италии гавань на тот случай, если вздумает вернуться туда, чтобы возобновить войну с римлянами. На родине Пирр скоро завоевал отнятое у него врагами и задумал снова овладеть Македонией; но его могущество было теперь призрачное: судьба лишь обольщала его, и скоро он жалким образом погиб на безрассудном походе в Пелопоннес : при нападении на Аргос, Пирр был сбит с коня брошенным на него с кровли большим камнем и убит неприятельским воином (272 г.). В том же году Милон купил пропуск себе и своему отряду на родину, сдав цитадель.

Покорение Южной Италии Римом

Тарентинцы, обессиленные раздорами и разочаровавшиеся в Пирре, уже заключили в это время мир с римлянами. Город сохранил самостоятельное управление, но должен был отдать римлянам свои военные корабли, оружие, разрушить свои стены и платить победителям дань. Ход переговоров был ускорен тем, что в Тарентском заливе появилась карфагенская эскадра: римляне поспешили заключить мир, чтобы не вмешались в войну карфагеняне.

В следующие годы римляне покорили самнитов, луканцев и бруттийцев. Те права, какие сохранили эти народы, были даром снисходительности Рима. Бруттийцы должны были уступить римлянам половину Сильского леса, доставлявшего соседним приморским городам материал для кораблестроения. Через два года по заключении мира с Тарентом отряд кампанцев, злодейски овладевший Регием, был наказан за измену римлянам, за убийство граждан Регия и разорение Кротона (270 г.). Консул Генуций при содействии сиракузанцев, приславших ему корабли и съестные припасы, осадил Регий. Разбойники, владевшие им, отчаянно оборонялись, зная, что их ждет неумолимое наказание. Наконец город был взят приступом. Те из разбойников, которые не были убиты при взятии его, были отведены в Рим и там на форуме высечены и казнены. Регий был возвращен тем из прежних жителей, которые уцелели. Сообщники злодеев, владевших Регием, мамертинцы владевшие Мессаною, были спасены от погибели взаимным недоверием между римлянами и карфагенянами. Несмотря на союз, заключенный с римлянами против Пирра, карфагеняне тайно помогали тарентинцам; потому у римлян не было желания избавить карфагенские города в Сицилии от грабежа мамертинцев. Вся южная Италия была теперь покорена Риму; только между самнитами и пицентами еще оставались некоторые общины, пытавшиеся сопротивляться, но и в этих горах меч и виселица установили наконец тишину (269 г.). Последние из бившихся с римлянами воинов были казнены, или проданы в рабство, как разбойники. Новые колонии Беневент и Эзерния держали в повиновении недовольных самнитов, Пестум и Коза луканцев, Аримин, Фирм и Castrum Novum галлов. Большая дорога была продолжена из Капуи через Беневент и Венузию в приморский город Брундизий, скоро ставили соперником Тарента в торговле. Таковы были последствия борьбы, которую так и не смог выиграть Пирр.

Литература о Пирре

Плутарх. Сравнительные жизнеописания. «Пирр»

Казаров С. С. История царя Пирра Эпирского. СПб., 2009

Кабане П. Эпир со времени смерти Пирра до римского завоевания. Париж, 1980 (на франц. языке)

Эббот Дж. Пирр. Царь Эпира. М., 2004

«Жизнеописания знаменитых греков и римлян»

ДРЕВНИЕ ГРЕКИ

Пирр

319-273 гг. до н.э.

На северо-западе Греции лежала некогда небольшая гористая страна Эпир. Там правили цари, которые вели свое происхождение от легендарного греческого героя Ахилла. Рассказывали, что когда-то страну завоевал сын Ахилла Неоптолем (в детстве его называли Пирром). С тех пор в ней правят его потомки.

В 319 г. до н. э. в семье эпирского царя родился сын, ему дали традиционное имя - Пирр.

Времена были бурные. Недавно в Вавилоне неожиданно умер Александр Македонский. Его полководцы и наследники (диадохи) вступили в яростную борьбу за власть в огромной, созданной Александром империи, включавшей Македонию, греческие земли, Египет, Сирию, всю Малую Азию, часть Средней Азии, часть Индии... Никто из сподвижников умершего завоевателя не хотел уступить. Кровавая борьба шла несколько десятилетий, пока империя окончательно не распалась на отдельные царства.

События эти не сразу отозвались в отдаленном Эпире, и первые два года жизни Пирра прошли спокойно. Затем его отец вмешался в дела соседней Македонии. Там разгорелась борьба между матерью Александра Македонского Олимпиадой и Кассандрой, сыном одного из диадохов. Царь Эпира поддержал Олимпиаду, но она потерпела поражение. Кассандр взял вверх, не -только в Македонии. Он утвердился также в Эпире, где вспыхнуло восстание. Отец Пирра был свергнут, многие его сторонники погибли. Новый правитель, чтобы избавиться от законного наследника трона, приказал убить двухлетнего Пирра. Убийцы разыскивали мальчика, но верные слуги успели скрыться, унеся с собой ребенка.

Небольшая группа двигалась на запад, стремясь побыстрее перейти границу Эпира и оказаться в безопасности. Погоня настигала беглецов. Казалось, гибель неизбежна. Тогда трое самых сильных и быстроногих мужчин, взяв мальчика, бегом двинулись вперед. Остальные остановились, чтобы как-то задержать погоню. Им это удалось. Преследователи, убедившись, что наследника царства здесь нет, повернули обратно.

Но опасность не миновала. Беглецы еще находились в пределах Эпира, и всякое могло случиться.

У самой границы царства путь им преградила река. Обычно неширокая и неглубокая, она от долгих обильных дождей превратилась в грозный ревущий поток. Заходило солнце. Надвигающаяся темнота еще больше затрудняла переправу через незнакомую реку.

На противоположном берегу беглецы заметили людей и стали им громко кричать. Чтобы привлечь внимание, они высоко поднимали на руки младенца Пирра. Шум, грохот воды, сильный ветер заглушали крики. Тогда один из беглецов отодрал от росшего на бперегу молодого дуба кусок коры и нацарапал на нем записку. Он рассказал в ней об их бедственном положении и о царевиче, которого во что бы то ни стало надо спасти. Затем кору прикрепили к дротику, и самый ловкий и сильный из эпиротов метнул его на другой берег. Там прочли записку и поняли, что времени терять нельзя. Люди быстро соорудили плот и по одному переправили беглецов. Первым перевезли Пирра.

Беглецы направились к царю иллирийского племени тавмантов Главкию. Вначале Главкий колебался. Он опасался, что, приютив сына свергнутого царя, он возбудит вражду тех, кто захватил власть в Эпире. Но когда маленький Пирр он еще не мог ходить - подполз к царю и обхватил ручонками его ноги, словно моля о защите, Главкий перестал сомневаться. Он взял младенца на руки и передал его жене, приказав воспитывать вместе со своими детьми, как собственного сына.

Спустя несколько лет Пирр превратился в стройного мальчика, решительного и смелого. Больше всего он любил играть в войну. Эта страсть сохранилась и потом, когда он вырос, только война перестала быть игрушечной.

Пирру еще не исполнилось 13 лет (в 307 г. до н. э.), когда обстановка в Эпире изменилась. Главкий решил воспользоваться этим и попытаться вернуть трон своему приемному сыну. Во главе сильного войска он вторгся в Эпир, сверг узурпатора и посадил Пирра на царство.

Прошло четыре года. Все было спокойно в Эпире. Но юный царь тяготился такой жизнью. Он мечтал о славе, о военных подвигах. Во всем стремился походить на Александра Македонского. Ему было уже 17 лет, почти столько же, сколько Александру Македонскому, когда тот успел прославиться в битвах.

Вскоре жизнь Пирра изменилась. Непрерывные распри наследников Александра охватывали все новые земли, создавали везде беспокойную» обстановку. Не остался в стороне и Эпир. Там начались волнения, затем поднялось восстание, и Пирр был свергнут с престола. Произошло это, когда Пирр находился в Иллирии, где собирался жениться на одной из дочерей Главкия.

Пирр не мог вернуться на родину. Он снова стал изгнанником, но вскоре нашел применение своей энергии и силам. Непрерывные войны не затихали. Воины требовались везде. Пирр избрал войско Деметрия, прозванного Полиоркетом. Это был сын Антигона Одноглазого - старейшего

полководца Александра Македонского. К тому же Деметрий Полиоркет был женат на сестре Пирра Деидамии.

Несколько лет сражался Пирр на стороне Деметрия. В постоянных битвах он показал не только храбрость, но и полководческие способности. В это время борьба диадохов достигла наивысшего напряжения и близилась к завершению. Полководцы Александра Македонского объединились против Антигона Одноглазого, Деметрия и их сторонников. Летом 301 г. до н. э. наступила развязка. Возле города Ипса во Фригии (Малая Азия) произошло крупнейшее сражение. В нем участвовали десятки тысяч пехотинцев, всадников и небывалое число - свыше 500 -боевых слонов. Битва началась атаками колесниц, затем столкнулась конница и, наконец, вступили в бой слоны и пехота. После долгой схватки воины Антигона не выдержали и начали "Отходить. Вскоре отход превратился в бегство, которое не смог оста-, новить даже такой опытный военачальник, как Антигон. Сам 80-летний полководец продолжал яростно биться, пока не рухнул на землю, пронзенный дротиками. Юный Пирр тоже участвовал в этой битве и даже обратил в бегство тех, кто сражался против него.

Битва при Ипсе завершила спор диадохов, который привел "к распаду великой империи Александра Македонского. На ее развалинах возникло несколько государств. Египет, Сирия, Пергам, Греко-Македонское царство стали самостоятельными.

После поражения при Ипсе Пирр не оставил Деметрия. От его имени он управлял пелопоннесскими городами. А когда диадохи заключили очередной мир, Пирр был вынужден отправиться как заложник в Египет к его правителю Птолемею, в знак того, что договор будет соблюдаться. Несколько лет прожил Пирр в городе Александрии, столице,Египта. Он показал себя ловким дипломатом и не только завоевал симпатии и уважение Птолемея, но и породнился с ним: женился на его дочери. Родственные отношения обеспечили ему поддержку могущественного царя Египта после того, как он решил возвратиться в Эпир. Там правил племянник Александра Македонского - Неоптолем.

Пирр получил от Птолемея деньги, войско и двинулся в Эпир. В 296 г. до н. э. он отвоевал свое царство, однако еще не чувствовал себя достаточно прочно, несмотря на свои победы на полях сражений. Пирр опасался, что Неоптолем может обратиться за помощью к соседним государям, а потому предпочел договориться с соперником о совместном правлении. Такое положение было неустойчивым и длилось менее двух лет. Прикрываясь видимостью дружбы, каждый их них - и Пирр, и Неоптолем - стремился к единодержавию. Каждый только ждал удобного случая, чтобы устранить соперника. Говорили, что Неоптолем и его сторонники собирались отравить Пирра. Узнав об этом, Пирр не подал вида, но поспешил сделать первый шаг. На празднестве, во время спокойной беседы за пиршественным столом, Пирр неожиданно выхватил меч и убил Неопто-лема.

Возможно, что слух о предполагаемом отравлении был выдумкой, нужной Пирру как предлог, чтобы оправдать свои действия.

Пирр надолго становится единственным Царем Эпира. Его царствование не было спокойным. Честолюбивому Пирру Эпир был тесен, он стремился к захвату других земель, прежде всего соседней Македонии. Воспользовавшись вспыхнувшей там междоусобицей, Пирр вмешался в дела этой страны. Под предлогом помощи одному из претендентов на македонский трон войска Пирра вторглись в Македонию и овладели несколькими городами. Другие государи, опасаясь усиления влияния Пирра, тоже втянулись в македонские распри. Среди них был и прежний союзник Пирра Деметрий Полиоркет, ставший теперь опасным соперником. После непродолжительной войны Деметрию удалось овладеть значительной частью Македонии, и некоторое время в стране было

два правителя. Отношения Пирра и Де-метрия все более осложнялись. Деметрий хорошо знал своего прежнего сподвижника, его алчность, его стремление к захватам, и жаждал избавиться от опасного соседа. Особенно обострились отношения между ними после того, как смерть жены Деметрия (сестры Пирра) оборвала их родственные связи.

Разногласия вскоре переросли в вооруженную борьбу. В этой войне развернулся полководческий дар Пирра. Он разбил войска, посланные против него Деметрием в 287 г. до н. э., и когда армия Деметрия перешла на сторону Пирра, он стал царем почти всей Македонии. Значение Пирра возросло. Как избранный войском царь Македонии, он стал вровень с другими диадохами, хотя и был моложе годами. Распространилась по свету слава Пирра как полководца. Восхищала и его личная храбрость. Военный талант Пирра признавали уже давно. Еще Антигон Одноглазый, когда его спросили, кого он считает лучшим полководцем, сказал: «Пирра, если он доживет до старости».

Все чаще Пирра - к его удовольствию - сравнивали с Александром Македонским.

Пирр умел привлекать к себе людей. После одной битвы воины дали ему прозвище «Орел». «Это благодаря вашей доблести я сделался орлом,- ответил Пирр,- ваше оружие - вот крылья, которые вознесли меня!» Пирр завоевал симпатии своих воинов, хотя и губил их тысячами во время войн.

Пирр был благосклонен к друзьям, он мог, когда этого хотел, не гневаться, а спокойно принимать разумные решения. Как-то Пирру донесли, что один из его приближенных ругает и поносит его и что в наказание этого человека надо изгнать из страны. «Нет,- ответил Пирр,- пусть лучше остается на месте и бранит меня перед немногими, чем, странствуя, позорит меня перед всем светом».

Однако во всем, что касалось его власти или военных дел, Пирр был непреклонен и беспощаден.

В Македонии Пирр все же не смог утвердиться. Несколько лет шла яростная борьба. И Пирр, и его соперники безудержно стремились к власти, их жадность, равно как и их взаимное коварство, жестокость не знали пределов. Для достижения своих целей они ничего не жалели, никого не щадили. Распри не прекращались, столкновения возникали снова и снова. В этой длительной борьбе в конце концов Пирр потерпел поражение от своих многочисленных противников и вынужден был удалиться из Македонии в свой родной Эпир.

Пирр мог мирно править своим наследственным царством, но его тяготила спокойная жизнь, и он, как писал историк Плутарх, «скучал, когда сам не чинил никому зла и ему никто не доставлял хлопот». Он"по-прежнему жаждал новых подвигов, новой славы. И тут ему представился случай насытить свое честолюбие.

В Эпир прибыли послы от южноиталийского города Тарента. Они обратились к Пирру с просьбой помочь в борьбе против римлян.

В это время Рим, подчинив Среднюю Италию, стал угрожать югу полуострова, где находились богатые греческие города-колонии. Больше всех опасался за свою независимость крупнейший из этих городов - Тарент. В этом городе возникло тревожное положение. Враждебная толпа та-рентинцев напала на римские корабли, зашедшие в гавань. Несколько судов было потоплено. Послы Рима, которые прибыли, чтобы выяснить обстоятельства инцидента, ничего не добились и подверглись оскорблениям. Рим получил повод к войне.

В 281 г. до н. э. римское войско двинулось на юг и подошло к границам владений Тарента. Первая же битва показала военное превосходство римлян - тарентинцы потерпели поражение. Правительству Тарента ничего другого не оставалось, как искать себе союзника. Было решено обратиться к прославленному эпирскому царю. Послы Тарента обещали Пирру дать многочисленные войска - не только свои, но и своих союзников. «Нам нужен,- говорили послы,- только опытный полководец, а лучше и славнее Пирра мы никого не знаем».

Пирр охотно принял предложение та-рентинцев. В его голове уже роились грандиозные планы: он создаст великую западную империю, подобную той, какую в свое время Александр Македонский создал на Востоке.

Не все разделяли взгляды Пирра. Не все были согласны с его решением.

Жил при дворе эпирского царя грек из Фессалии, ученик знаменитого оратора Демосфена, по имени Киней. Современники говорили, что в ораторском искусстве он не уступал своему учителю. Кроме того, Киней был хитрым и ловким человеком и успешно выполнял разные дипломатические поручения. Пирр высоко ценил его. «Своими речами Киней покорил мне не меньше городов, чем я силой меча»,- сказал как-то Пирр.

Узнав, что Пирр согласился помочь Таренту, Киней спросил у царя: «Римляне - народ храбрый и воинственный. Если боги пошлют нам победу, то как мы ею воспользуемся?» На это Пирр ответил: «Если мы победим римлян, то вся Италия окажется в нашей власти». После некоторого молчания Киней спросил снова: «Ну, а когда Италия окажется в нашей власти, что мы будем делать после этого?» «По соседству с ней,- ответил Пирр,- находится Сицилия, богатый и плодородный остров. Там, не прекращаются народные волнения и всяческие беспорядки, и его нетрудно завоевать». «Прекрасно,- сказал Киней,- но покорение Сицилии будет ли последним нашим завоеванием?» «Нет! - воскликнул Пирр.- Это- будет только началом. Ведь из Сицилии нетрудно достигнуть Африки и овладеть Карфагеном». «А располагая такими возможностями,- продолжал Киней,- мы затем легко подчиним Македонию и вместе с тем и Грецию. Но вот что мне не ясно: когда мы выполним все эти планы, что мы будем делать дальше?» «Тогда,- засмеялся Пирр,- мы будем жить в мире и спокойствии, будем проводить время в пирах, веселье и дружеских беседах». «В таком случае,-, сказал Киней,- к чему эти войны, опасности, кровопролития, когда ты уже теперь располагаешь всеми условиями, чтобы жить в мире и спокойствии и проводить время в пирах и дружеских беседах?»

Конечно, подобные беседы не могли охладить воинственного пыла царя.

Прежде всего Пирр послал в Тарент самого Кинея с тремя тысячами воинов, чтобы" тот договорился с правителями города и подготовил все для приема его войск. Затем, погрузив на суда более 20 тысяч пехотинцев, 3 тысячи всадников и 20 боевых слонов, Пирр отплыл в Италию. Это было в начале 280 г. до н. э.

Плавание оказалось трудным. На море разыгрался жестокий шторм. Он разбросал корабли Пирра, и многие из них затонули. Корабль самого царя отнесло далеко в сторону, и, сильно потрепанный, он еле добрался до тарентской бухты. Постепенно подошли и другие суда. Кроме своих сил, эпирский царь рассчитывал на обещанную помощь тарентинцев и их союзников, а также на поддержку со стороны враждебных Риму италийских племен. Однако вскоре Пирр понял, что тарентинцы сами не склонны сражаться,; а надеются только на него. Тогда Пирр предпринял жесткие меры: он приказал закрыть гимнасии, все увеселительные заведения и призвал в армию всех способных носить оружие. Это вызвало" недовольство у тарентинцев, но им пришлось подчиниться, так как римляне шли на город.

Пирр послал к римлянам гонцов с предложением договориться о мирном решении конфликта. Но командовавший римским войском консул4 Публий Валерий Левин ответил гордым отказом.

Весной. 280 г. до н. э. начались военные действия. Наемная армия Пирра была хорошо организована и вооружена. Римлянам впервые предстояло столкнуться с таким сильным противником. Но и Пирру еще не приходилось воевать с пехотой, подобной римской.

Главные силы римлян, состоящие из четырех легионов, двинулись навстречу Пирру. Переправившись через реку Сирис, римляне вышли к городу Гераклее, лежащему к западу от Тарента, и завязали схватку с передовыми отрядами противника. Вскоре в бой вступили главные силы Пирра. У стен Гераклеи началось большое сражение. Оно было очень ожесточенным. Семь раз римские легионы сталкивались с фалангой Пирра, но исход борьбы не определился. Тогда Пирр бросил в бой своих слонов. Огромные, невиданные дотоле в Италии животные испугали римских всадников и обратили их в бегство. Вслед за тем удалось расстроить и ряды римской пехоты. Под натиском слонов и повторных атак пехоты римляне дрогнули и побежали. Преследуя бегущих, воины Пирра овладели римским лагерем". 7 тысяч убитых и раненых римлян остались лежать на поле сражения. 2 тысячи были захвачены в плен. Потери Пирра тоже оказались велики. Сам царь был ранен в битве.

После победы при Гераклее на сторону врагов Рима перешли многие местные племена и почти все южные греческие города. Остатки римской армии отступили на север. Путь для продвижения в глубь страны был открыт. Не встречая серьезного сопротивления, Пирр двинулся на Рим. По преданию/он очень близко подошел к городу.

Однако римляне не пали духом. Они проявили исключительную энергию. Войска одного консула двигались с юга, другой консул со своей армией шел с севера навстречу Пирру. Рим готовился к обороне. Пирр не решился дать сражение и отошел. Он очистил занятую им в Средней Италии территорию и отвел войска на зиму в Тарент. Военные действия затихли до будущего,

года.

В это время с римлянами велись переговоры. В Тарент прибыла делегация из, Рима, чтобы договориться об обмене пленными. Пирр отправил в Рим своим послом Кинея, поручив ему склонить римлян к миру. Киней, прибыв в Рим, встретился с влиятельными политическими деятелями. От имени царя он привез их женам и детям богатые дары. Выступая в сенате, Киней выдвинул условия мира: римляне должны уйти из Средней Италии и признать господство Пирра над югом полуострова.

Кинея слушали внимательно. Под влиянием его речей и подарков, а еще больше под впечатлением печального" для римлян опыта двухлетней войны многие сенаторы склонялись принять предложения Пирра. Многие колебались, не зная, на какую сторону встать. Все решило выступление сенатора Аппия Клавдия. Его, дряхлого, слепого старика, внесли в зал заседаний. Он обратился к сенату с пламенной речью.

«Римляне!-сказал он.- До сих пор я роптал на судьбу, лишившую меня зрения, теперь, слепой, жалею, что я не глух, ибо тогда я бы не слышал постыдных советов и решений, губящих славу Рима!»

Аппий Клавдий призвал продолжать борьбу, и римский сенат отверг мирные предложения Пирра.

Весной 279 г. до н, э. Пирр начал новое наступление на север. Там римляне сосредоточили 70-тысячное войско. Близ города Аускула произошло второе за эту войну крупное сражение. Обе стороны к этому времени успели произвести некоторые изменения в своих армиях. Пирр ввел, учтя опыт римских легионов, разделение войска на отдельные отряды. Римляне приспособили свои колесницы для борьбы со слонами.

Упорное сражение при Аускуле длилось два дня. Первый день принес римлянам успех. Но на второй день Пирру удалось оттеснить римское войско на равнину, где он мог развернуть пехоту и пустить в дело конницу и слонов. Римляне были разбиты. Но победа досталась Пирру дорогой ценой, его армия понесла большие потери. На поле битвы легло более 5 тысяч отборных воинов Пирра - почти четвертая часть его войска. Среди убитых было много его полководцев, друзей, старых сподвижников. Говорят, что когда после сражения Пирра стали поздравлять с успехом, он воскликнул: «Еще одна такая победа, и я останусь без войска!» С тех пор «пирровой победой» стали называть такую победу, которая на самом деле близка к поражению.

В Италии Пирру трудно было восполнить свои потери. Кроме того, в Таренте и других греческих городах росло недовольство поборами Пирра и его вмешательством в их внутренние дела.

В это время к эпирскому царю прибыли послы из города Сиракуз, что на острове Сицилия. Они обратились за помощью, так как карфагенский флот осадил Сиракузы. Предложение показалось Пирру заманчивым. Здесь, в Италии, его положение осложнялось: несмотря на победы, Рим был еще далеко не сломлен. Предстояла длительная и упорная война. А в Сицилии открывалась возможность быстро овладеть богатым и плодородным островом. Пирр решил отправиться в Сицилию и вести войну против Карфагена - могущественной республики, расположен-. ной на севере Африки (на территории нынешнего Туниса).

Вскоре Пирр покинул Италию, оставив там в некоторых городах свои гарнизоны. Высадившись в Сицилии, Пирр двинулся к Сиракузам. Стремительным ударом он заставил карфагенян снять осаду и увести свои корабли: После этого успеха войско эпирского полководца легко захватывало город за городом, и вскоре он стал фактическим хозяином острова. Таким образом Пирру удалось объединить под своей властью два царства - Эпир и Сицилию. Однако продолжалось это недолго. Сказались трудности управления столь отдаленными друг от друга территориями. Кроме того, недовольные поборами и притеснениями пришлых завоевателей, сицилийские греческие города перестали поддерживать царя. Без их поддержки Пирру было нелегко удержаться. Дурные известия приходили также и из Италии. Там римляне продолжали войну и захватили несколько городов. Кроме того, они вступили в союз с Карфагеном-, который с тревогой следил за успехами Пирра в Сицилии. Этим богатым островом карфагеняне сами хотели завладеть. Поэтому они охотно предложили Риму помощь против общего врага.

В 276 г. до н. э. Пирр покинул Сицилию. Переправа через, пролив оказалась трудной и опасной. Карфагенские корабли нанесли урон флоту Пирра.

Но Рим не хотел начинать военных действий. Неожиданная вспышка чумы ослабила римское войско, и требовалось время, чтобы возместить потери. На следующий год (275 г. до н. э.) Пирр снова двинулся на Рим. Около города Беневента, в центре Италии, произошло решающее сражение. Воины Пирра вступили в бой усталыми после тяжелого ночного перехода. Кроме того, некоторые союзники покинули Пирра и к нему давно уже не прибывало новых пополнений.

Атака Пирра была отбита. Исход завязавшегося сражения снова решили слоны, однако на этот раз не в пользу Пирра. Осыпаемые градом огненных стрел, пускаемых римлянами из-за стен лагеря, слоны в испуге и бешенстве ринулись обратно, топча своих же воинов и обращая их в бегство. Пирр потерпел страшное поражение. В сопровождении только нескольких всадников он бежал в Тарент.

Пирр решил как можно скорее вернуться на родину. Хотя он оставил в Таренте около 8 тысяч пехотинцев и 500 всадников, но италийский поход был проигран. Позднее Пирр отозвал из Тарента и эти войска. Так рухнули надежды Пирра на завоевание Италии и Сицилии. Шесть лет потратил он на эти войны, и хотя был побежден, но и в поражении сохранил мужество. По-прежнему его повсюду считали самым опытным и отважным из современных ему царей.

Вернувшись на родину, Пирр начал борьбу со своим основным противником. Им был сын Деметрия Полиоркета Антигон Гонат, который господствовал почти во всей Македонии и в ряде греческих городов, в том числе в Коринфе и Аргосе. Успех снова сопутствовал Пирру. После -нескольких сражений ему удалось вытеснить Антигона Гоната из Македонии. Победа, правда, была омрачена бесчинствами наемников Пирра, которые разграбили и осквернили могилы македонских царей. Это вызвало недовольство населения.

Стремясь утвердить свое влияние в Греции, Пирр ввязался в борьбу со Спартой. Без объявления войны он вторгся на ее территорию. Однако Пирр недооценил твердость и мужество своих новых npot тивников. Он пренебрег получе"нным им от спартанцев гордым посланием.

«Если ты бог,- писали спартанцы,- то с нами ничего не случится, ибо мы ничем против тебя не погрешили, если же ты человек, то найдется кто-нибудь и посильнее тебя!»

Пирр осадил Спарту. Жители отчаянно боролись за свою независимость, отбивая все попытки врагов прорваться в город. В ожесточенных схватках погибло мно-. го воинов Пирра и он сам много раз подвергался смертельной опасности.

На Помощь спартанцам подходил отряд, посланный Антигоном Гонатом. Тогда." Пирр, не закончив кровавого спора со Спартой, принял роковое решение - идти на Аргос. Вечно жаждущий новых приклю* чений, он решил вмешаться в распри, которые тогда шли в Аргосе между различными группами населения.

Пирр быстро шел к Аргосу. Он не замедлил марша и тогда, когда на его арьер- -гард напали спартанцы и в схватке убили его сына.

В глубокой темноте войско Пирра подошло к стенам Аргоса. Крадучись, стараясь не шуметь, воины входили в ворота, которые заранее открыли сторонники Пирра. Неожиданно движение замедлилось. В низкие ворота не могли пройти боевые слоны. Пришлось снимать с их спин башни, в которых размещались стрелки, затем, уже за воротами, снова водружать башни на спины гигантов. Эта задержка, и шум привлекли внимание аргосцев, и они поспешили занять укрепленные места удобные для отражения нападения. Одновременно аргосцы отправили гонца к Антигону с просьбой побыстрее прислать подкрепления.

Завязалась ночная битва. Стесненные узкими улицами и многочисленными каналами, прорезавшими город, пехотинцы и конные воины с трудом продвигались вперед. Все перемешалось. Разобщенные группы людей в тесноте и мраке сражались каждая за себя, не получая приказов командующего.

Когда рассвело, Пирр увидел весь этот беспорядок и пал духом. Он решил, пока не поздно, начать отступление. Однако в этой обстановке не все поняли приказ полководца и не до всех он дошел. Часть воинов продолжала бой. Пирр успешно отражал натиск врагов, но затем его оттеснили на узкую улицу. Там скопилось много людей, которые, прижатые друг к другу, с трудом могли сражаться. Кроме того, посреди улицы, жалобно трубя, лежал раненый слон и мешал продвижению.

Пирр верхом на лошади успешно оборонялся и держал врагов на расстоянии.

Вдруг один из аргосцев, простой и незнатный воин, живший на этой же улице, метнул копье. Оно пронзило панцирь Пирра и легко его ранило. Пирр устремился на аргосца. Мать этого воина, старая женщина, с крыши увидела, как Пирр ринулся на ее сына. Испугавшись за его жизнь, желая ему помочь, старуха оторвала от крыши тяжелую черепицу, подняла ее двумя руками и с силой бросила в Пирра. Черепица попала в незащищенную нижнюю часть шеи и- перебила позвонки. Пирр упал. К нему подскочило несколько аргосцев, и один из них отрубил Пирру голову.

Так закончилась жизнь Пирра, полная превратностей, взлетов и падений. Пирр строил грандиозные планы, для осуществления которых не жалел ни средств, ни людей, но часто ему не хватало предусмотрительности, чтобы довести их до конца. Современники считали его выдающимся полководцем. Несколько десятилетий спустя Ганнибал утверждал, что опытом и талантом Пирр как полководец превосходил всех.

Пирр, Царь Эпирский

Чтобы не раздроблять на части историю войны с Пирром, мы помещаем в ряду римских героев героя греческого – именно ЭПИРСКОГО царя, человека, который имеет право явиться в этом обществе, так как он был достойным противником римлян на поле сражения. Говорят, что Ганнибал признавал его вторым полководцем после Александра Македонского, между тем как самому себе он отводил в этом отношении только третье место. Несомненно, что Пирр был значительнейшим полководцем из школы Александра Великого и что, когда он, снабженный всеми изобретениями и ухищрениями эллинского искусства, вступил на итальянскую землю, господство Рима над Италией, уже почти вполне довершенное, снова поколебалось.

Пирр был призван в Италию тарентинцами, Тарент, богатый торговый порт, могущественнейший греческий город в Италии, уже давно враждовал с римлянами. Он хорошо понимал, какая опасность угрожала ему от постоянно распространявшегося все дальше и дальше владычества Рима; но, находясь под господством необузданной демократии и бессовестных, легкомысленных демагогов, этот испорченный город оказался неспособным к энергической и последовательной политике и пропустил удобное время для удачной борьбы с Римом. Только после окончательного истощения самнитян, победы над луканами, основания Венузии и завоевания туриев Тарент схватился за оружие, чтобы отогнать римлян, уже подступивших к его воротам. И теперь они начали войну так же легкомысленно и неблагоразумно, как прежде пренебрегли возможностью повести ее в свою пользу. В начале 281 г. десять римских кораблей, по пути в Адриатическое море, зашли в Тарентинский залив и, не подозревая никакой опасности, бросили якорь в обширной Тарентской гавани. Правда, что за 20 лет до того римляне по договору с Тарентом обязались не переплывать за Лацинский мыс; но с тех пор обстоятельства так изменились, что прежнее договорное постановление, по-видимому, устарело и было забыто. В ту минуту как римские военные корабли бросали якорь, тарентинский народ находился в театре; демагоги возбудили вопрос о нарушении договора и привели толпу в такое озлобление, что она тотчас же бросилась в свои лодки и в бешенстве напала на римские корабли. После жестокой битвы, в которой пал римский предводитель, пять римских кораблей были взяты, а их экипаж отчасти казнен, отчасти продан в рабство. Вслед за этим тарентинцы подступили к римскому городу Турии и завоевали его. Римляне отнеслись к этому безрассудному поступку довольно снисходительно; они избегали пока открытой вражды с тарентинцами, так как желали утвердить свое господство с другой стороны. И вот Рим отправил в Тарент посольство под предводительством Л. Постумия и потребовал освобождения пленных, возвращения Туриев и выдачи виновников враждебных действий. Вместо удовлетворения римские послы встретили только насмешки и оскорбления. Грубая чернь стала издеваться над их костюмом, пурпурными тогами, подняла на смех в народном собрании Постумия за то, что он не очень бегло и неправильно говорил по-гречески, а один шут, для увеселения праздной толпы, простер свою дерзость до того, что выпачкал платье Постумия самым бесстыдным образом. Тогда Постумий сказал: «Это пятно вы смоете вашей кровью, ваш смех скоро превратится в плач» – и выехал из города. Вскоре после того римское войско двинулось к Таренту.

Насколько храбры и смелы были тарентинцы на словах, настолько же малодушными и трусливыми оказывались они в бою. Первая схватка их городского гарнизона с римскими солдатами ясно показала им, что без чужой помощи они никак не справятся с неприятелем. Поэтому было сделано предложение обратиться за содействием к Эпирскому царю Пирру, с которым Тарент и до этого времени находился в отношениях. Некоторые из старейших и более благоразумных граждан восстали против этого предложения и советовали принять благоприятные условия, которые все еще предлагались римлянами; они предвидели, что эпирский царь принесет Таренту не свободу, а рабство. Но партия войны осилила их криками и ругательствами и выгнала их из народного собрания. Тогда благонамеренный гражданин, по имени Метон, сделал еще одну, последнюю попытку. Притворившись пьяным, он пришел в народное собрание с венком из увядших цветов на голове, с факелом в руке, и предшествуемым девушкой, игравшей на флейте. Его встретили смехом и аплодисментами и потребовали, чтобы он вышел на середину и пропел что-нибудь с аккомпанементом флейты. Когда все смолкло, Метон произнес: «Вы хорошо делаете, о мужи тарентские, что не мешаете никому веселиться и развлекаться как угодно. Но торопитесь наслаждаться вашей свободой, потому что как только Пирр войдет в город, для вас начнется совсем иной образ жизни». Эти слова произвели впечатление, но коноводы другой партии прогнали Метона из собрания и настояли на отправлении посольства к Пирру.

Царь Пирр уже несколько раз в продолжение своей тревожной жизни выказал себя отличным воином. Он был сыном эпирского царя Аякида, который вел свой род от Ахиллеса и находился в родстве с Александром Великим. Родился Пирр лет через семь после смерти этого великого завоевателя. Ему не минуло еще двух лет, когда его отец, вследствие народного восстания, был свергнут с престола, а сам он увезен верными слугами в Иллирию к царю Глауку. Слуги застали этого последнего во дворце сидящим рядом со своей женой и, положив ребенка на пол, просили Глаука принять его под свою защиту и покровительство. Глаук затруднялся исполнить эту просьбу, потому что боялся гнева царя македонского, Кассандра, преследовавшего семейство Аякида, В то время как он сидел в задумчивой нерешительности, ребенок подполз к нему, схватился за его платье и, поднявшись на ноги, оперся о его колени. Тут царь сжалился и передал мальчика своей жене, поручив ей воспитать его вместе с их собственными детьми. Кассандр предлагал ему двести талантов за выдачу ребенка, другие враги тоже с угрозами требовали этого; но Глаук не уступил, и когда Пирру минуло двенадцать лет (в 307 г.), отвез его на родину.

Во время одной поездки Пирра в Иллирию молоссы, одно из четырнадцати эпирских племен, взбунтовались и возвели на престол одного из родственников Пирра, Неоптолема. Пирр, которому тогда было семнадцать лет, бежал к Димитрию Полиоркету, женатому на его сестре Дендамии. Этот смелый и храбрый воин, сын Антигона, одного из лучших полководцев Александра Великого, сражался вместе со своим отцом против остальных преемников Александра (Диадохов) за распавшуюся монархию этого последнего и находился в то время на высшей ступени своей славы и счастья. Молодой Пирр обнаружил в сообществе Димитрия и Антигона такой военачальнический талант, что когда Антигона спросили, кто, по его мнению, величайший полководец, он отвечал: «Пирр, когда он придет в зрелый возраст». В битве при Ипсе во Фригии (301), в которой Антигон лишился жизни, а Димитрий престола, Пирр показал чудеса храбрости; в следующие за тем годы он тоже не покидал несчастного Димитрия, потерявшего большую часть своих владений. Когда Димитрий заключил мир с Птоломеем, царем Египта, Пирр, в интересах своего друга, отправился заложником в Египет.



При дворе Птоломея он приобрел себе доверие и приязнь царя своим открытым и энергичным характером, его мужественная красота и рыцарственность снискали ему расположение царицы Вереники и ее дочери Антигоны, падчерицы Птоломея. Он женился на Антигоне и, получив от тестя деньги и войско, возвратился на родину (296 г.). Народ встретил его с большой радостью, так как Неоптолем, из-за своей жестокости, пользовался общей ненавистью. Он условился с Пирром управлять государством вместе, но скоро обнаружил замыслы отделаться от своего соправителя, вследствие чего этот последний умертвил его во время одного торжественного жертвоприношения.

С этих пор Пирр оставался неприкосновенным и не ограниченным владыкой своего наследственного государства. Грубые, воинственные эпирцы были в восторге от своего храброго, рыцарственного царя и прозвали его «орлом». Но такой пылкий и предприимчивый чело век, как Пирр, не мог удовлетвориться горами маленького Эпира; он не переставал мечтать о битвах и победах, о славе и обширном владычестве. Некоторое, очень короткое, время он был государем Македонии. Македоняне добровольно предложили ему вакантный престол, но он также добровольно, семь месяцев спустя, отказался от господства, которое не мог удерживать за собой собственными силами. И вот через несколько лет после того явились к нему тарентские послы с просьбой об избавлении их родины от бедственного положения, о защите эллинской культуры в Италии от посягательства на нее варваров-римлян. Они предложили ему верховное начальство над войсками тарентинцев и их союзников – луканцев, самнитян, бретийцев, итальянских греков, что составляло в сложности 350 тыс. человек пехоты и 20 тыс. конницы. Город Тарент обещал уплатить все военные издержки и поместить в своих стенах гарнизон ЭПИРСКОГО царя. Это предложение открыло Пирру новую блестящую перспективу; он надеялся, опираясь на силу итальянских и сицилийских греков, завоевать себе обширное государство на западе, подобно тому, как его родственник Александр Великий сделал это на востоке. Поэтому предложение тарентинцев было принято им очень охотно.

При дворе Пирра жил фессалиец Кинеас, очень даровитый человек и искусный оратор, который был учеником Демосфена и которого современники сравнивали с этим последним. Пирр глубоко уважал его, так как Кинеас, независимо от своих дарований, оказал ему много важных услуг в качестве посланника, и обыкновенно говорил, что этот человек завоевал для него больше городов словами, чем он сам – оружием. Рассказывают, что после принятия Пирром тарентинского предложения Кинеас шел с царем следующий разговор: «Римляне, – сказал он, – народ очень воинственный, и под их властью находится много боевых людей; если боги пошлют нам победу над ними, каким образом воспользуемся мы ею?» Пирр отвечал: «Если мы одолеем римлян, то скоро вся Италия будет принадлежать нам». После некоторого молчания Кинеас продолжал: «Ну а когда Италия сделается нашей, что мы станем делать после этого?» Царь отвечал: «В самом близком соседстве с ней лежит Сицилия, плодородный и густонаселенный остров, который завоевать очень не трудно, потому что со смерти тирана сиракузского, Агафокла, там не прекращаются народные волнения: города не имеют правителя и брошены на произвол необузданных демагогов». – «Это хорошо, – заметил Кинеас, – по завоевание Сицилии сделается ли пределом нашего господства?» Пирр возразил: «Да ниспошлют нам боги победу и счастливое выполнение наших планов! Все это будет для нас только прологом к более обширным предприятиям, потому что из Сицилии легко добраться до Африки и Карфагена и завладеть ими». – «Конечно, – сказал Кинеас, – а с такими средствами мы без труда снова завоюем себе Македонию, да и Грецию вдобавок. Но скажи мне, когда уже это все очутится в наших руках, что станем мы делать тогда?» – «Тогда, – отвечал Пирр смеясь, – тогда мы заживем в мире и спокойствии; круговая чаша будет ходить у нас каждый день, с утра до вечера будем мы собираться в дружеской компании, и веселью не будет конца». – «В таком случае, – заключил Кинеас эту беседу, – что же мешает нам теперь жить весело и спокойно, за круговой чашей, когда мы уже теперь без труда владеем всем тем, что ты хочешь еще приобрести ценой стольких опасностей и кровопролитий?»

Эти мудрые слова произвели незначительное впечатление на воинственного государя. Еще в этом же году (281 г.) осенью он отправил вперед своего полководца Милона с 3 тысячами человек и занял тарентскую крепость; сам же двинулся в начале следующего года на тарентских кораблях со всей своей армией: 20 тысячами тяжеловооруженных людей, 2 тысячами стрелков, 500 пращеносцев, 3 тысячами всадников и 20 слонами. Во время переезда поднялась сильная буря, рассеявшая весь флот и уничтожившая часть кораблей. Судну, на котором находился царь, удалось благополучно приблизиться к берегу; но в эту минуту ветер изменился и снова погнал его в противоположную сторону. Пирр и его телохранители спрыгнули в воду и пустились вплавь, но вследствие ночной темноты и сильных волн могли достигнуть берега только с рассветом.

По прибытии в Тарент Пирр нашел многое совсем не в таком положении, как ожидал. Из обещанных 350 тыс. союзников, над которыми ему предстояло принять начальство, не оказалось ни одного человека, да и сами тарентинцы не думали о снаряжении собственного войска. Военная служба была им совсем не по вкусу, и они только хотели, чтобы Пирр доставил им победу за их деньги. По этому, как только рассеянные бурей и уцелевшие от крушения корабли снова собрались в Тарентинской гавани, Пирр очень серьезно приступил к делу и пустил в ход все, чего требовало положение вещей. Он стал вербовать иноземных солдат на тарентинские деньги и из граждан Тарента взял в свою армию всех способных к военной службе. Само собой разумеется, что такое распоряжение очень не понравилось изнеженным тарентинцам; им было гораздо приятнее проводить время на пирушках, площадях, в купальнях, чем заниматься скучными и трудными военными упражнениями. Теперь многие из них находили уже, что они поступили бы благоразумнее, если бы помирились с Римом на выгодных условиях вместо того, чтобы отдать себя под деспотическую власть чужеземного государя. Увидев эту оппозицию и услышав, что затеваются даже переговоры с Римом, Пирр, для которого дело шло теперь о собственной безопасности, поступил с Тарентом как с завоеванным городом. Он закрыл места общественных игр и прогулок, запретил народные сходки, пиршества и т. п., поставил у ворот стражу, для того чтобы никто не мог уйти из города и тем избавиться от военной службы. Рекрутский набор продолжался с неумолимой строгостью. «Ты только доставляй мне высоких и здоровых ребят,- говорил он вербовщику, – а уж храбрыми я их сумею сделать».

Между тем римское войско под предводительством консула П. Валерия Левина проходило по Лукании, опустошая все огнем и мечом. Пирр, во главе своих тарентинских войск, встретился с ним между Гераклеей и Пандозией, у реки Сириса. Римляне с большим искусством и мужеством переправились через реку на глазах у неприятеля и открыли сражение сильной кавалерийской атакой. Пирр сражался впереди своих всадников с удивительной храбростью; но и в рукопашной схватке он не забывал общего плана и, лично появляясь то тут, то там, управлял битвой так обдуманно и хладнокровно, как будто смотрел на нее издали. В разгар сражения он подвергся большой опасности. Один храбрый френтанец, Оплак, избрал его своей мишенью и, внезапно устремившись на Пирра, поразил копьем его лошадь; но один из друзей царя, заметивший это нападение, в ту же самую минуту проколол лошадь Оплака, а самого его изрубил после мужественного сопротивления. Пирр же был окружен и уведен своими приближенными. Это происшествие заставило царя стать осторожнее. Он поменялся плащом и вооружением со своим телохранителем Мегаклом, и так как в это время его конница стала отступать, то повел в дело пехоту. Семь раз греческая фаланга и римские легионы сшибались друг с другом, и все без окончательного результата. Но вдруг пал Мегакл, на котором было платье и вооружение Пирра. Весть, что царь убит, возбудила восторженное одушевление в римлянах и сильную панику в греках. Левин, уже совершенно уверенный в победе, напустил на неприятеля всю свою конницу. Но Пирр поскакал по всем рядам с обнаженной головой, протягивал солдатам руки и громко кричал, чтоб слышали и узнавали его голос; против римской конницы он двинул своих слонов. Этот маневр решил битву. Лошади римлян испугались чудовищных животных и кинулись в бегство. Пирр воспользовался смятением и приказал своим фессалийским всадникам врезаться в неприятельскую кавалерию. Вскоре после того были прорваны и ряды пехоты, и вся римская армия бросилась бежать. Если б К. Минуций, служивший первым гастатом в четвертом легионе, не ранил одного из слонов, что привело в расстройство неприятеля, гнавшегося за бегущими, то от римского войска не осталось бы почти ни одного человека. Семь тысяч римлян лежали мертвыми или ранеными на поле битвы, две тысячи попали в плен. Но и Пирр понес большие потери; четыре тысячи его храбрейших солдат и многие из лучших генералов были убиты. Римская храбрость вызвала в нем чувство глубокого удивления. Объезжая поле битвы и глядя на трупы, лежавшие целыми шеренгами и на лицах которых еще после смерти сохранилось выражение гневного мужества, он воскликнул: «С такими солдатами я завоевал бы целый мир!»

Последствия битвы при Гераклее были в высшей степени важны для Пирра. Лукания подчинилась его власти, бретийцы, самнитяне и италийские города греков примкнули к победителю. Пирр желал обеспечить за собой все приобретенное и отправил в Рим Кинеаса, поручив ему, под свежим впечатлением страшной битвы, предложить мир под условием, что римляне откажутся от господства над греческими городами и над самнитянами, даунами, луканами и бретийцами. Тонкий, искусный дипломат употребил все свое умение, чтобы склонить римлян к принятию предложения его государя, и большая часть сенаторов уже склонилась на его сторону, когда слепой старец Аппий Клавдий, с которым мы уже прежде имели случай познакомиться, снова направил на надлежащий путь поколебавшиеся умы. Вследствие старости и слепоты он давно уже перестал заниматься государственными делами; но в эту решительную минуту велел перенести себя на носилках в сенат, где обсуждалось предложение Пирра. У дверей сенатского здания он был встречен своими сыновьями и зятьями, и когда они внесли его в залу, собрание приветствовало его почтительным молчанием. Гневно заговорил старик: «До сих пор, римляне, я скорбел о потере зрения; но теперь больно мне, что я не лишился также слуха и поэтому должен слышать ваши позорные речи и постановления, пятнающие римскую славу. Что же сталось с вашими былыми заявлениями, что если бы сам великий Александр пришел в Италию и померялся с нами, в то время юношами, и нашими отцами, находившимися тогда еще в полном цвете сил, то он перестал бы считаться непобедимым, а, напротив того, еще более возвеличил бы Рим своим бегством или смертью? То были, значит, одни хвастливые слова, если теперь вы же боитесь хаонийцев и молоссов, всегда бывших добычей македонян, дрожите перед каким-нибудь Пирром, который постоянно служил какому-либо из сподвижников Александра и теперь шляется по нашей стране не для того, чтобы помочь италийским грекам, но чтобы не попасть в руки своих врагов на родине. О мире с ним не может быть и речи, вступить с ним в переговоры Рим может только тогда, когда он очистит Италию». Эти слова престарелого Аппия снова пробудили в сенаторах древнюю римскую доблесть; они отвергли предложенный Пирром мир и объявили, что не вступят с ним в переговоры, пока он будет оставаться на итальянской почве. Римляне смотрели на Италию как на свою исключительную собственность.

Когда Кинеас возвратился к своему государю и этот последний начал расспрашивать его о виденном и замеченном в Риме, он между прочим сказал, что сенат показался ему собранием царей. «Что же касается народной массы, – заметил он, – то я боюсь, что нам придется сражаться с лернейской гидрой, потому что консул собрал уже войско вдвое многочисленнее прежнего, и при этом еще остается в запасе столько же, если не гораздо больше, способных носить оружие римлян».

В момент получения ответа римского сената Пирр был уже в Кампании. Ответ заставил его изменить направление: он двинулся против Рима, намереваясь в то же время соединиться с этрусками. Нигде не встречал он сопротивления, но и нигде в Лациуме не нашел он открытых ворот; по пятам его шел консул Левин со своей снова вполне укомплектованной армией, в Риме стояло наготове резервное войско, а из Этрурии двигался с третьей армией консул Т. Корунканий, заключивший мир с этрусками. При таком положении дел Пирр счел нужным отступить, хотя в это время он находился уже у Анагнии, в 16 часах от Рима. Он удалился на зимние квартиры в Тарент.

Следующей весной (279 г.) Пирр вторгся в Апулию, где навстречу ему выступило римское войско под предводительством обоих консулов. При Аскулуме завязалась битва. С каждой стороны сражалось около 70 тысяч человек; под начальством Пирра, кроме его туземных войск, находились тарентские ополченцы (так называемые белые щиты), луканцы, бретийцы и самнитяне; под римскими знаменами – кроме 20 тысяч римских граждан, латины, кампанцы, вольски; сабиняне, умбры, марруцины, пелигны, френтаны и арпаны. Пирр разбил свою фалангу на обоих крыльях на небольшие отряды и, приняв за образец римское построение когорт, в преимуществах которого он убедился на деле, расставил эти отряды промежуточно, так что солдаты самнитские и тарентинские, на которых он не особенно мог полагаться, стояли между отрядами его эпиротов; только в центре фаланга составляла одну, плотно сомкнутую, линию. Римляне также выступили в этой битве с нововведением: это были особого рода боевые колесницы, для обороны от слонов снабженные на длинных шестах жаровнями и бревнами с острыми железными наконечниками, которые можно было опускать в случае надобности. В первый день боя Пирру не повезло, вследствие неблагоприятных условий почвы; но на второй он принял все меры к тому, чтобы фаланга могла развертываться совершенно свободно. Битва оставалась без решительного исхода до тех пор, пока колесницы римлян не были опрокинуты слонами, которые вслед за тем врезались в когорты. Римские войска бежали в лагерь, и поле битвы осталось за Пирром. С римской стороны пало 6 тыс. человек, с другой – 3,5 тыс. Римляне впоследствии ложно утверждали, что сражение осталось нерешенным; некоторые историки доказывали даже, что победу одержали римляне и что она была вызвана самообречением на смерть Деция, сына павшего при Сентиниуме и внука погибшего при Везувии Деция. Во всяком случае, Пирр понес в этой битве такие потери, что, как рассказывают, сказал: «Еще одна такая победа – и мы погибли».

В вышеупомянутых двух сражениях Пирр лишился цвета своих войск, последовавших за ним с родины; этот пробел было не так-то легко восполнить, а в то же время и итальянские союзники эпирского царя значительно охладели в своем воинственном рвении, тогда как в римской армии люди вырастали точно из земли. Пирр понял, что с таким стойким народом его боевых средств хватит ненадолго, и с жадностью воспользовался случаем добыть себе новые ресурсы в Сицилии. Там, после смерти сиракузского тирана Агафокла, карфагеняне приобрели первенство над греческими городами в такой степени, что всему острову предстояло скоро перейти в их руки. Вследствие этого жители Сиракуз, Агригента и Леонтин – значительнейших городов Сицилии – отправили послов к Пирру, бывшему зятем Агафокла, и просили его приехать в Сицилию и принять ее под свое владычество. Как только римляне и карфагеняне услышали о союзе Пирра с сицилийскими греками, они заключили, в свою очередь, между собой союз, целью которого было не допускать царя в Сицилию и погубить его в Италии. Но Пирр невредимо прибыл и Сицилию в 278 г., оставив гарнизон в Таренте под начальством Милона и в Локрах под начальством своего сына Александра, и выгнал карфагенян из Сиракуз и вскоре сделался обладателем всего острова, за исключением Лилибеума, где удержались карфагеняне, и Мессаны, которой овладели грабители-мамертиниы, бывшие прежде наемными солдатами Агафокла. Для обеспечения за собой новых приобретений Пирр соорудил флот. Но так же быстро, как он завоевал Сицилию, он и потерял ее, и притом по собственной вине. Он стал обращаться с греками, подчинившимися его власти, как с покоренным, лишенным всяких прав народом, насильно набирал среди них матросов для своего флота и солдат для своей армии, занимал гарнизонами города, произвольно прибегал к самым суровым наказаниям, с нарушением туземных законов, и поступал таким образом даже с теми, кто были его деятельнейшими и мужественнейшими помощниками во всех предприятиях. Так править можно было египетскими или азиатскими подданными, но отнюдь не греками, ставившими свободу выше всего. Легкомысленный народ, раздраженный временным гнетом, нашел карфагенское иго более сносным, чем новое солдатское управление, и значительнейшие города снова стали заключать союзы с этим старым национальным врагом, даже с дикими шайками мамертинцев, чтобы отделаться от своего тяжелого освободителя. Царь увидел себя окруженным изменой и мятежом; но вместо того чтобы последовательно идти своим путем, вместо того чтобы сдержать изменнические города силой и отнять у них всякую точку опоры изгнанием карфагенян из Лилибеума, он имел неблагоразумие внезапно отказаться от Сицилии и вернуться в Италию, где, впрочем, его присутствие было очень необходимо, так как его союзникам, луканцам и самнитянам, предстояла опасность совершенно погибнуть от меча римлян.

К концу 276 г. Пирр переправился со своим флотом и Италию, но на пути понес довольно значительные потери в битве с карфагенянами. С тех пор Сицилия была для него безвозвратно потеряна, потому что при вести об этом поражении сицилийские города отказали отсутствующему царю во всякой помощи деньгами и войсками. На италийском берегу Сицилии лежал укрепленный город Региум, находившийся в то время в руках одного мятежного римского легиона, который, в союзе с мамертинцами, занимавшими лежавшую на противоположном берегу Мессану, давно уже производил разбои и грабежи на море. Пирр сделал попытку овладеть этим городом; но кампанцы, поддерживаемые 10 тыс. мамертинцев, отбили это нападение и завлекли царя в засаду перед стенами города. Завязалась кровопролитная схватка; Пирр был ранен мечом в голову и принужден на некоторое время удалиться из боя. Ободренный этим обстоятельством, один мамертинец, отличавшийся громадным ростом и блестящим вооружением, провозгласил, что он вызывает Пирра на поединок, если тот еще жив. С гневным окровавленным лицом ринулся царь на дерзкого варвара и нанес ему такой страшный удар в голову, что громадное тело, рассеченное сверху донизу, рухнуло на землю двумя половинами. Неприятель в смятении бежал, а Пирр продолжал путь к Таренту, куда прибыл с 20 тыс. человек пехоты и 3 тыс. конницы.

Войско Пирра было уже не то старое, надежное войско, которое он привел с собой из отечества пять лет тому назад; те солдаты лежали мертвыми на полях сражений. Ресурсы его в Италии были также незначительны. За время его отсутствия союзники, а особенно самнитяне, тяжко пострадали от римлян; силы их совсем истощились, доверие к Пирру исчезло. Весной 275 г. Пирр, подкрепленный всем, что было в Таренте способного к военной службе, вторгся в Самниум, где перезимовало римское войско. Во главе его находился консул М. Курий Дентат; заняв твердую позицию на высотах при Беневенте и укрепившись там, он старался избежать битвы до прибытия своего товарища, Лентула, шедшего на соединение с ним из Лукании. Но Пирр желал сразиться раньше. Он приготовился напасть на римское войско перед рассветом и, когда наступила ночь, отправил часть своего войска окольным путем для занятия вершины горы над римским лагерем и нападения на неприятеля с фланга. Движение по неудобопроходимым лесам оказалось продолжительнее, чем рассчитывали; факелы погасли, когда было еще совсем темно, и солдаты сбились с дороги; когда они спустились с горы, солнце стояло уже высоко. Курий двинулся им навстречу и без труда снова загнал в горы утомленных ночным блужданием. После этого он повернул оружие против главной армии Пирра и сразился с ней в открытом поле на Арузинской равнине. Одно римское крыло победило, другое было отброшено фалангой и слонами до самых лагерных укреплений. Решили исход сражения опять слоны, но на этот раз не в пользу Пирра. Осыпанные целым градом пущенных из римских укреплений огненных и снабженных крючками стрел, животные в бешенстве ринулись на свои же войска и обратили их в стремительное бегство. Пирр потерпел полное поражение; его лагерь был взят, два слона убиты, четыре захвачены в плен, а сам он добрался обратно в Тарент в сопровождении нескольких всадников.

Так как уцелевших войск Пирра, в количестве 8 тыс. пехоты и 500 всадников, было недостаточно для продолжения войны в Италии, и так как Антигон, царь Македонии, и другие греческие государи оставались глухи к его просьбам о присылке денег и людей, то в начале 274 г. он возвратился в Эпир, оставив, однако, в тарентской крепости гарнизон под начальством Милона, так как надежда возвратиться не покинула его. Неспокойный нрав его не позволил ему долго оставаться в бездействии. Он предпринял войну против македонского царя Антигона и завладел большей частью его государства. Но вместо того чтобы утвердить свое владычество в Македонии, он снова сделал скачок в сторону, повернув оружие против Пелопоннеса, Спарты, Аргоса, куда последовал за ним Антигон, снова сделавшийся полным обладателем Македонии. Пирр занял уже часть города Аргоса, когда Антигон и спартанский царь Арей вытеснили его оттуда. В схватке, завязавшейся по этому случаю на улицах города, он получил незначительную рану; но в ту минуту как он устремился с мечом на аргосского юношу, нанесшего ему этот удар, мать молодого человека, смотревшая на бой с крыши одного дома в сообществе других женщин, так сильно пустила ему в голову черепицей, что он упал без чувств. Солдаты Антигона узнали его и потащили в близлежащую колоннаду. Когда он начал приходить в себя, один солдат, смущенный и испуганный его страшным взглядом, дрожащей рукой отрезал у него голову, совершив эту операцию медленно и с большим трудом. Алкионей, один из сыновей Антигона, принес голову своему отцу и кинул ее к его ногам. Возмущенный такой дикой жестокостью, Антигон палкой выгнал сына из комнаты и назвал его разбойником; сам же он закрыл лицо плащом и плакал, думая о превратностях человеческой судьбы, которые так удивительно проявились и в его собственном семействе, на его отце Димитрии Полиоркете и деде Антигоне. Он приказал с подобающими почестями сжечь голову и труп Пирра и отпустил в Эпир плененного сына его Гелена. Смерть Пирра произошла в 272 г. В Эпире наследовал ему сын его Александр II, с преемником которого, Пирром III, прекратилась эта династия (в 219 г.). После этого жители Эпира ввели у себя демократическое правление, существовавшее до тех пор, пока эта страна, вместе с Македонией, была присоединена к Римской империи.

Антигон, противник Пирра, сравнивал этого последнего с игроком, которому часто везло, но который никогда не умел воспользоваться своим счастьем. И он действительно был таков. Не приобретенное имело для него прелесть, а сам процесс приобретения, борьба, труды, риск. Поэтому вся жизнь его имела такой непостоянный, тревожный характер, была так похожа на жизнь искателя приключений. Пирра часто сравнивали также с его родственником, Александром Великим. Правда, что его план основать западногреческое государство, средоточие которого составили бы Эпир и эллинские города, был так же отважен и смел, как план Александра; но для достижения этой цели Пирру недоставало того верного расчета средств, той твердой последовательности в действиях, тех творческих способностей государственного мужа, которыми Александр обладал в такой высокой степени. Пирр был только воин, правда, первый воин своего времени; но для основания государства необходимо нечто большее, чем храбрость и полководческий талант. Будь его противником даже менее воинственный народ, чем римляне, планам его тоже пришлось бы потерпеть неудачу. Если, однако, мы и должны признать его скорее искателем приключений, чем героем, то он все-таки остается для нас почтенной и симпатичной личностью, как открытая и честная натура, пренебрегавшая азиатской роскошью и церемониями, которыми остальные преемники Александра окружали свои новые престолы, и ни разу не запятнавшая себя безнравственностью и порочностью того испорченного века.

В том самом году, когда пал Пирр (272 г.), римлянам полностью покорились и его союзники в Италии – самниты, луканы и бреттийцы, а Милон сдал город Тарент осаждавшему его римскому войску. Карфагенский флот, стоявший в тарентской гавани с целью овладеть этим важным городом, отступил под тем предлогом, что он будто бы хотел только помочь своему союзнику, Риму, согласно договору. Таренту позволили сохранить свободное самоуправление, но он должен был выдать все свое оружие и корабли и снести городские стены. Два года спустя был завоеван и Региум, причем понесла кровавое наказание мятежная шайка, которая за десять лет до того завладела этим городом, умертвив его жителей, и основала на этом месте разбойничье государство. В 266 г., т. е. через сто лет после уравнения прав обоих сословий, покорились Саллентины в Калабрии и Сарсинаты в Умбрии, и таким образом теперь вся Италия оказалась в руках римлян.

Римляне поспешили обеспечить за собой эти новые завоевания устройством военных дорог и колоний. Соединенные в одно государство народы и города находились в весьма неодинаковых отношениях к господствующей власти. Небольшая часть их пользовалась всеми правами римского гражданства; разнообразные виды подданства остальных распадались на три главные категории: пассивное право гражданства, или гражданство без права голоса, и занятие почетных должностей, латинское и нелатинское союзничество.

ЦАРЬ ЭПИРА ПИРР

Среди тех, кто считал себя наследником империи Александра, и имел на это шанс, можно назвать эпирского царя Пирра. Он является одной из интереснейших фигур своего времени, сыгравших видную роль и в греческой истории, и в римской. Нам повезло, поскольку в нашем распоряжении есть «Жизнеописание» этого склонного к авантюрам и рыцарству царя, написанное рукой неподражаемого Плутарха. Рассказ начинается с чудесного спасения ребенка от врагов его дома. Он был передан этолийцу Главкию, который возвел его на престол, когда мальчику было 12 лет. Его старшая сестра Деидамия вышла замуж за блестящего Деметрия, и таким образом мальчик породнился с этим правителем, который повлиял на формирование его мировоззрения и характера, способствовал его обучению. Он прибыл как заложник ко двору Птолемея, где настолько вошел в доверие к царице, что она отдала юноше с весьма сомнительными перспективами свою дочь Антигону в жены. Так Пирр занял место среди великих царских домов Востока, добавил к этому союз с сицилийской державой Агафокла, который ранее стремился занять то же положение, выдав замуж свою дочь Ланассу.

Ранние годы своего правления Пирр то подавлял мятежи в своих владениях, то сражался с Деметрием и Лисимахом, а потом и с молодым Антигоном за господство в Македонии. Войны с Деметрием не уничтожили их старой дружбы, и Пирр был одним из тех, кто упорнее всех ратовал за освобождение этого царя, когда тот наконец попал в руки Селевка, в плен, где и умер. Во время вторжения кельтов все стороны желали избавиться от опасного претендента на корону империи. Пирр стал полководцем, которого никто, кроме старого Лисимаха, не мог одолеть. Искусство войны он изучал со всей страстью, считая все остальное недостойным интереса. Все соперники и враги снабдили Пирра людьми, денежными средствами и слонами и предложили создать для себя империю на Западе.

Монета Ахея, мятежного наместника Малой Азии в царстве Селевкидов при Антиохе III

Его приключения на Сицилии и в Италии относятся уже к римской истории. Сражения с римлянами открыли ему глаза на реальные опасности, угрожающие наследникам империи Александра, и он стал взывать к своим сторонникам и родственникам, но тщетно, прислать ему больше средств для борьбы с Римом. Если бы он получил адекватную поддержку, то, несомненно, сумел бы задержать экспансию Рима на одно или два поколения. Но восточные цари были слишком заняты междоусобицей, чтобы обратить должное внимание на его призывы. Поэтому Пирр вернулся проигравшим и одержимым жаждой мести за то, что он посчитал предательством. Ведь его отвлекли от возможного завоевания царства в Греции и Македонии, обещав достаточную помощь, чтобы направить на борьбу за создание царства в Магна-Греции (Великой Греции). И теперь Пирр начал наступление на царя Антигона Гоната, который после кельтского нашествия старательно перестраивал Грецию и Македонию в свое царство. Пирр всегда оказывался победителем в сражениях против этого царя, которого, по сути, превратил в беглеца, и теперь попытался завоевать Спарту и покорить Пелопоннес. Несомненно, его мечты были такими же, как у Деметрия, - снова начать с Македонии и захватить всю империю Александра. Вот только его атака на укрепления Спарты оказалась неудачной. Антигон Гонат, оправившись после поражения, как и его дед Антигон, собрал армию, и противоборствующие стороны встретились в Аргосе. В уличном бою за обладание этим городом Пирр, этот Ахиллес своего времени, был убит черепицей, брошенной с крыши дома старой женщиной (черепица только сбила Пирра с ног, попав в незащищенную шею, а уже на земле его добили. - Ред.). Так исчезло последнее крупное препятствие к становлению эллинистического мира. Пирр, обладая многими качествами царя, на самом деле годился только на роль командира или кондотьера. Он любил борьбу ради борьбы и даже в искусстве войны жертвовал более масштабными целями ради сражения. Он был величайшим тактиком своего времени, но не стратегом. Он противостоял упрямой силе нации, исполненной решимости не поддаваться, на которую поражения не оказывали особого влияния. Много поражений не поставили на колени этот народ, зато одна неудача при Беневенте стала крахом Итальянской кампании Пирра. Затем он встретил такого же антагониста в лице Антигона Гоната. Терпя поражения почти в каждом сражении, этот коварный и способный государственный деятель быстро приходил в себя и снова оказывался готовым к схватке, когда по всем законам должен был стать бездомным беглецом или послушным подданным.

Пирр был метеором, промелькнувшим по небу эллинизма, недобрым вестником, не имевшим реального влияния. Но он обнаружил для себя и показал всему миру эллинизма, что за всеми мелкими дрязгами и борьбой за власть между соседями лежит значительно более серьезная проблема. Это вопрос превосходства Востока или Запада. К счастью для эллинизма, в дело вмешался Карфаген. Его огромные военно-морские ресурсы, упорство его населения и гений полководцев из рода Барка (Гамилькара, Ганнибала и других) остановили решение этого вопроса на полях сражений на столетие. В этом веке последователи Александра сделали для мира все, что способен был совершить дух эллинизма. Именно эту заключительную стадию существования империи Александра мы попробуем описать в следующих главах.

Из книги Римская республика [От семи царей до республиканского правления] автора Азимов Айзек

Пирр Пока римляне в течение полустолетия воевали с самнитами, сын Филиппа Македонского провел самую поразительную военную кампанию древности, а может, и всей человеческой истории. Со своей небольшой, но великолепно обученной армией, включавшей в себя македонскую

Из книги Сравнительные жизнеописания автора Плутарх

Пирр 1. Предание гласит, что после потопа первым царем молоссов и феспротов был Фаэтонт, один из тех, кто пришел в Эпир вместе с Пеласгом, но есть и другой рассказ: среди молоссов поселились Девкалион и Пирра, основавшие святилище в Додоне. Много спустя Неоптолем, сын Ахилла,

Из книги Реконструкция всеобщей истории [только текст] автора

6. ИЗРАИЛЬСКИЕ И ИУДЕЙСКИЕ ЦАРИ КАК РАЗДЕЛЕНИЕ ВЛАСТЕЙ В ИМПЕРИИ. ИЗРАИЛЬСКИЙ ЦАРЬ - ЭТО ГЛАВА ОРДЫ, ВОЕННОЙ АДМИНИСТРАЦИИ. ИУДЕЙСКИЙ ЦАРЬ - ЭТО МИТРОПОЛИТ, ГЛАВА СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛЕЙ Не исключено, что Израиль и Иудея - это два названия одного и того же царства, то есть

Из книги Начало Ордынской Руси. После Христа.Троянская война. Основание Рима. автора Носовский Глеб Владимирович

3.5. Смертельная опасность для юного Аскания-Юла и евангельское избиение младенцев Злобный царь Пирр и злобный царь Ирод Рассказ об Аскании-Юле и его семействе вплетён Вергилием в сюжет о падении Трои. Из приведённого выше фрагмента Энеиды видно, что, согласно Энею-Иоанну,

Из книги История Рима. Том 1 автора Моммзен Теодор

ГЛАВА VII ЦАРЬ ПИРР В БОРЬБЕ С РИМОМ Во времена бесспорного всемирного владычества Рима греки часто раздражали своих римских повелителей, выдавая за причину римского величия ту лихорадку, от которой Александр Македонский умер 11 июня 431 г. в Вавилоне. Так как

Из книги Основание Рима. Начало Ордынской Руси. После Христа. Троянская война автора Носовский Глеб Владимирович

3.5. Смертельная опасность для юного Аскания-Юла и евангельское избиение младенцев Злобный царь Пирр и злобный царь Ирод Рассказ об Аскании-Юле и его семействе вплетен Вергилием в сюжет о падении Трои. Из приведенного выше фрагмента Энеиды видно, что, согласно Энею-Иоанну,

Из книги История Древнего Рима в биографиях автора Штоль Генрих Вильгельм

16. Пирр, Царь Эпирский Чтобы не раздроблять на части историю войны с Пирром, мы помещаем в ряду римских героев героя греческого – именно ЭПИРСКОГО царя, человека, который имеет право явиться в этом обществе, так как он был достойным противником римлян на поле сражения.

Из книги Москва в свете Новой Хронологии автора Носовский Глеб Владимирович

Глава 7 Царь-пушка и Царь-колокол

Из книги Пирр. Царь Эпира автора Эббот Джекоб

ПИРР ЦАРЬ ЭПИРА

Из книги Искусство войны: Древний мир и Средние века автора Андриенко Владимир Александрович

Глава 1 Триумф Ахеменидов Кир II Великий "Царь стан, царь царей" История полна парадоксов. Стоит только посмотреть на карту Древнего Востока и это станет ясно всякому. Египетское царство, Нововавилонское царство, могущественное Мидийское царство занимали на ней громадные

Из книги Александр Македонский автора Шифман Илья Шолеймович

Глава VIII. ЦАРЬ АЗИАТСКИЙ, ЦАРЬ МАКЕДОНСКИЙ,ВЛАДЫКА ГРЕЧЕСКИЙ… В начале 324 г. без особых приключений Александр прибыл в Пасаргады. Здесь он снова столкнулся с самоуправством, бесчинствами, насилиями сатрапов, которые, уповая на неизбежную гибель Александра на далеком

Из книги Книга 1. Западный миф [«Античный» Рим и «немецкие» Габсбурги - это отражения Русско-Ордынской истории XIV–XVII веков. Наследие Великой Империи в культ автора Носовский Глеб Владимирович

34. Израильские и иудейские цари как разделение властей в империи Израильский царь - это глава Орды, военной администрации Иудейский царь - это митрополит, глава священнослужителей Видимо, Израиль и Иудея являются лишь двумя разными названиями одного и того же царства

Из книги О знаменитых людях автора Аврелий Виктор Секст

XXXV Царь эпиротов Пирр Царь эпиротов Пирр происходил с материнской стороны от Ахилла, с отцовской - от Геркулеса. Когда он замыслил завоевать весь мир и увидел могущество римлян, он обратился за советом к оракулу Аполлона. (2) Тот двусмысленно ответил: «Я, Эакид,

Из книги Книга 2. Освоение Америки Русью-Ордой [Библейская Русь. Начало американских цивилизаций. Библейский Ной и средневековый Колумб. Мятеж Реформации. Ветх автора Носовский Глеб Владимирович

7.5. Граф Симон де Монфор описан в библии как царь Авимелех, а у «античного» Плутарха как полководец Пирр Граф Симон де Монфор (Simon de Montfort) - самый известный персонаж катарской войны якобы XIII века, победитель катаров. Его называли также Симоном Сильным (Simon the Strong) , с. 27.

Из книги Всемирная история в изречениях и цитатах автора Душенко Константин Васильевич

Из книги История военного искусства автора Дельбрюк Ганс

Глава IV. ПИРР. Выводы относительно древнеримской тактики мы сделали на основании преданий, вплетенных в историю римской конституции; но до нас не дошло известий о ходе какого-либо определенного сражения. Древнейшие римские сражения, о которых мы, по характеру наших



И вот, ему, томя­ще­му­ся в ожида­нии счаст­ли­во­го слу­чая, пред­ста­ви­лась новая воз­мож­ность дей­ст­во­вать.

Рим­ляне напа­ли на тарен­тин­цев. У тех не было сил вести вой­ну, но бес­чест­ная дер­зость вожа­ков наро­да не дава­ла им сло­жить ору­жие, и тогда они заду­ма­ли при­звать и сде­лать вое­на­чаль­ни­ком в войне про­тив рим­лян Пир­ра, отлич­но­го пол­ко­во­д­ца и в то вре­мя само­го празд­но­го из царей. Прав­да, ста­рей­шие и наи­бо­лее бла­го­ра­зум­ные граж­дане были про­тив тако­го замыс­ла, одна­ко тех из них, кто высту­пал откры­то, сто­рон­ни­ки вой­ны кри­ка­ми и пря­мым наси­ли­ем про­гна­ли из Собра­ния, про­чие же, видя это, уда­ли­лись сами. И вот один рас­суди­тель­ный чело­век, по име­ни Метон, в день, когда долж­ны были при­нять реше­ние, надел увядаю­щий венок, взял в руки факел, как дела­ют обыч­но пья­ные, и явил­ся в Народ­ное собра­ние, сопро­вож­да­е­мый флей­тист­кой. Как быва­ет везде, где власть наро­да не зна­ет долж­ных пре­де­лов, тол­па, увидев это шест­вие, встре­ти­ла его руко­плес­ка­ни­я­ми и сме­хом, и никто не оста­но­вил Мето­на, напро­тив, его про­си­ли вме­сте с флей­тист­кой вый­ти на середи­ну и спеть. Он сде­лал вид, буд­то так и соби­ра­ет­ся посту­пить, но когда воца­ри­лось мол­ча­ние, ска­зал: « Тарен­тин­цы! Как хоро­шо вы дела­е­те, что доз­во­ля­е­те желаю­щим браж­ни­чать и шутить, пока мож­но. Но если вы в здра­вом уме, то поспе­ши­те и сами вос­поль­зо­вать­ся этой воль­но­стью: ведь когда в город явит­ся Пирр, дела пой­дут ина­че и дру­гая жизнь нач­нет­ся для нас» . Эти сло­ва мно­гим тарен­тин­цам пока­за­лись убеди­тель­ны­ми, и Собра­ние под­ня­ло крик, что Метон пра­виль­но гово­рит. Одна­ко те, кто боял­ся, как бы после заклю­че­ния мира их не выда­ли рим­ля­нам, обру­га­ли народ за то, что он так доб­ро­душ­но поз­во­ля­ет пья­но­му бес­стыд­ни­ку высме­и­вать его, а Мето­на сооб­ща про­гна­ли. Итак, мне­ние сто­рон­ни­ков вой­ны воз­об­ла­да­ло, и в Эпир отпра­ви­ли послов, чтобы отвез­ти Пир­ру дары от име­ни не толь­ко тарен­тин­цев, но всех вооб­ще ита­лиотов , и ска­зать, что им нужен разум­ный и про­слав­лен­ный пол­ко­во­дец и что в их рас­по­ря­же­нии есть боль­шие силы лукан­цев, мес­са­пов, сам­ни­тов и тарен­тин­цев: всад­ни­ков око­ло два­дца­ти тысяч, а пехо­тин­цев три­ста пять­де­сят тысяч. Эти речи вос­пла­ме­ни­ли не толь­ко Пир­ра, но и эпи­ротам вну­ши­ли нетер­пе­ли­вое жела­ние высту­пить в поход.



Пирр гово­рил, что Киней сво­и­ми реча­ми взял боль­ше горо­дов, чем он сам с мечом в руках, и все­гда ока­зы­вал это­му чело­ве­ку высо­кое ува­же­ние и поль­зо­вал­ся его услу­га­ми. Видя, что Пирр готов высту­пить в поход на Ита­лию, Киней выбрал момент, когда царь не был занят, и обра­тил­ся к нему с таки­ми сло­ва­ми: « Гово­рят, что рим­ляне народ доб­лест­ный, и к тому же им под­власт­но мно­го воин­ст­вен­ных пле­мен. Если бог пошлет нам победу над ними, что даст она нам?» Пирр отве­чал: « Ты, Киней, спра­ши­ва­ешь о вещах, кото­рые сами собой понят­ны. Если мы победим рим­лян, то ни один вар­вар­ский или гре­че­ский город в Ита­лии не смо­жет нам сопро­тив­лять­ся, и мы быст­ро овла­де­ем всей стра­ной; а уж кому, как не тебе, знать, сколь она обшир­на, бога­та и силь­на!» Выждав немно­го, Киней про­дол­жал: « А что мы будем делать, царь, когда завла­де­ем Ита­ли­ей?» Не раз­га­дав еще, куда он кло­нит, Пирр отве­чал: « Совсем рядом лежит Сици­лия, цве­ту­щий и мно­го­люд­ный ост­ров, она про­сти­ра­ет к нам руки, и взять ее ниче­го не сто­ит: ведь теперь, после смер­ти Ага­фок­ла, там все охва­че­но вос­ста­ни­ем и в горо­дах без­на­ча­лие и буй­ство вожа­ков тол­пы» . « Что же, это спра­вед­ли­во, - про­дол­жал Киней. - Зна­чит, взяв Сици­лию, мы закон­чим поход?» Но Пирр воз­ра­зил: « Если бог пошлет нам успех и победу, это будет толь­ко при­сту­пом к вели­ким делам. Как же нам не пой­ти на Афри­ку, на Кар­фа­ген, если до них оттуда рукой подать? Ведь Ага­фокл, тай­ком ускольз­нув из Сира­куз и пере­пра­вив­шись с ничтож­ным фло­том через море, чуть было их не захва­тил! А если мы ими овла­де­ем, ника­кой враг, ныне оскорб­ля­ю­щий нас, не в силах будет нам сопро­тив­лять­ся, - не так ли?» . « Так, - отве­чал Киней. - Ясно, что с таки­ми сила­ми мож­но будет и вер­нуть Македо­нию, и упро­чить власть над Гре­ци­ей. Но когда все это сбудет­ся, что мы тогда ста­нем делать?» И Пирр ска­зал с улыб­кой: « Будет у нас, почтен­ней­ший, пол­ный досуг, еже­днев­ные пиры и при­ят­ные беседы» . Тут Киней пре­рвал его, спро­сив: « Что же меша­ет нам теперь, если захо­тим, пиро­вать и на досу­ге беседо­вать друг с дру­гом? Ведь у нас и так есть уже то, чего мы стре­мим­ся достичь ценой мно­гих лише­ний, опас­но­стей и обиль­но­го кро­во­про­ли­тия и ради чего нам при­дет­ся самим испы­тать и при­чи­нить дру­гим мно­же­ство бед­ст­вий» . Таки­ми сло­ва­ми Киней ско­рее огор­чил Пир­ра, чем пере­убедил: тот хотя и понял, с каким бла­го­по­лу­чи­ем рас­ста­ет­ся, но был уже не в силах отка­зать­ся от сво­их жела­ний и надежд.

24. Когда Пирр отплы­вал, вар­ва­ры объ­еди­ни­лись про­тив него: кар­фа­ге­няне дали ему в самом про­ли­ве мор­ское сра­же­ние, в кото­ром он поте­рял нема­ло кораб­лей, а мамер­тин­цы, чис­лом не менее деся­ти тысяч, пере­пра­вив­шись рань­ше Пир­ра, но не осме­ли­ва­ясь встре­тить­ся с ним лицом к лицу, заня­ли непри­ступ­ные пози­ции, а когда Пирр на уцелев­ших судах при­был в Ита­лию, напа­ли на него и рас­се­я­ли все его вой­ско. Погиб­ли два сло­на и мно­же­ство вои­нов из тыло­во­го отряда. Пирр сам отра­жал натиск вра­га и без стра­ха сра­жал­ся с опыт­ным и дерз­ким про­тив­ни­ком. Когда он был ранен мечом в голо­ву и нена­дол­го вышел из боя, мамер­тин­цы вос­пря­ну­ли духом. Один из них, огром­но­го роста, в свер­каю­щих доспе­хах, выбе­жал впе­ред и гроз­ным голо­сом стал вызы­вать Пир­ра, если тот еще жив, вый­ти и сра­зить­ся с ним. Пирр, раз­дра­жен­ный, повер­нул­ся и, про­бив­шись сквозь ряды сво­их щито­нос­цев , пытав­ших­ся его удер­жать, вышел гнев­ный, со страш­ным, забрыз­ган­ным кро­вью лицом. Опе­редив вар­ва­ра, Пирр уда­рил его мечом по голо­ве, и, бла­го­да­ря силе его рук и отлич­ной закал­ке ста­ли, лез­вие рас­сек­ло туло­ви­ще свер­ху до низу, так что в один миг две поло­ви­ны раз­руб­лен­но­го тела упа­ли в раз­ные сто­ро­ны. Это удер­жа­ло вар­ва­ров от новых напа­де­ний: они были пора­же­ны и диви­лись Пир­ру, слов­но, како­му-то сверхъ­есте­ствен­но­му суще­ству.

Осталь­ной путь Пирр про­шел бес­пре­пят­ст­вен­но и с два­дца­тью тыся­ча­ми пехо­тин­цев и тре­мя тыся­ча­ми всад­ни­ков при­был в Тарент. Попол­нив там вой­ско самы­ми храб­ры­ми из тарен­тин­цев, он тот­час высту­пил про­тив рим­лян, сто­яв­ших лаге­рем в Сам­нии. 25. Дела у сам­ни­тов в это вре­мя шли совсем пло­хо: раз­би­тые рим­ля­на­ми во мно­гих сра­же­ни­ях, они пали духом, да и отплы­тие Пир­ра в Сици­лию у них вызва­ло недо­воль­ство, так что при­со­еди­ни­лись к нему лишь немно­гие. Разде­лив свое вой­ско, Пирр поло­ви­ну послал в Лука­нию, желая задер­жать там одно­го из кон­су­лов, чтобы тот не при­шел на помощь това­ри­щу по долж­но­сти, а дру­гую часть сам повел на Мания Курия, сто­яв­ше­го лаге­рем в без­опас­ном месте воз­ле горо­да Бене­вен­та и ожидав­ше­го под­креп­ле­ний из Лука­нии (впро­чем, он без­дей­ст­во­вал еще и пото­му, что его удер­жи­ва­ли пред­ска­за­ния жре­цов и пти­це­га­да­те­лей). Пирр спе­шил напасть на рим­лян преж­де, чем подой­дет вто­рой кон­сул, и поэто­му, собрав самых силь­ных людей и самых сви­ре­пых сло­нов, ночью дви­нул­ся на лагерь вра­га. Но доро­га была длин­ная, шла через густой лес, вои­ны заблуди­лись в тем­но­те, и таким обра­зом вре­мя было поте­ря­но. Насту­пи­ло утро, на рас­све­те вра­ги ясно увиде­ли Пир­ра, дви­гав­ше­го­ся по греб­ню хол­мов. В лаге­ре рим­лян под­ня­лись шум и сума­то­ха, и так как обсто­я­тель­ства тре­бо­ва­ли реши­тель­ных дей­ст­вий, а жерт­вы пред­ве­ща­ли Манию уда­чу, кон­сул вышел из лаге­ря, напал на перед­ние ряды насту­пав­ших и обра­тил их в бег­ство, чем при­вел в смя­те­ние и осталь­ных. Было пере­би­то мно­же­ство сол­дат Пир­ра, захва­че­но несколь­ко сло­нов, бро­шен­ных во вре­мя отступ­ле­ния, и эта победа поз­во­ли­ла Манию пере­не­сти бой на рав­ни­ну. На гла­зах вра­га собрав свои леги­о­ны, он в одних местах обра­тил про­тив­ни­ка в бег­ство, но в дру­гих под натис­ком сло­нов отсту­пил к само­му лаге­рю и вызвал оттуда кара­уль­ных, кото­рых мно­го сто­я­ло на валу в пол­ном воору­же­нии. Со све­жи­ми сила­ми вый­дя из-за укреп­ле­ний, они забро­са­ли сло­нов копья­ми и повер­ну­ли их вспять, а бег­ство сло­нов вызва­ло бес­по­рядок и заме­ша­тель­ство сре­ди насту­пав­ших под их при­кры­ти­ем вои­нов, и это не толь­ко при­нес­ло рим­ля­нам победу, но и реши­ло спор о том, кому будет при­над­ле­жать вер­хов­ное вла­ды­че­ство над Ита­ли­ей. Дока­зав в этих бит­вах свою доб­лесть, они обре­ли уве­рен­ность в сво­ей мощи и, про­слыв непо­беди­мы­ми, вско­ре захва­ти­ли всю Ита­лию, а через неко­то­рое вре­мя и Сици­лию.

26. Так рух­ну­ли все надеж­ды Пир­ра в Ита­лии и в Сици­лии; шесть лет потра­тил он на эти вой­ны и хотя был побеж­ден, но и в пора­же­ни­ях сохра­нил свое муже­ство непо­ко­леб­лен­ным и по-преж­не­му счи­тал­ся повсюду самым опыт­ным, силь­ным и отваж­ным из совре­мен­ных ему царей. Одна­ко добы­тое подви­га­ми он терял ради надежд на буду­щее и, алчу­щий дале­ко­го и ново­го, не мог удер­жать достиг­ну­то­го, если для это­го нуж­но было про­явить упор­ство. Поэто­му Анти­гон и срав­нил Пир­ра с игро­ком в кости, кото­рый уме­ет сде­лать лов­кий бро­сок, но не зна­ет, как вос­поль­зо­вать­ся сво­ей уда­чей.

Вер­нув­шись в Эпир с восе­мью тыся­ча­ми пехо­тин­цев и пятью­ста­ми всад­ни­ка­ми, рас­тра­тив всю каз­ну, Пирр стал искать новой вой­ны, чтобы про­кор­мить вой­ско. К нему при­со­еди­ни­лись неко­то­рые из гала­тов, и он напал на Македо­нию, где цар­ст­во­вал тогда Анти­гон, сын Демет­рия. Целью его был захват добы­чи, но после того как ему уда­лось взять мно­гие горо­да и две тыся­чи непри­я­тель­ских вои­нов пере­шли на его сто­ро­ну, Пирр, пре­ис­пол­нив­шись надеж­да­ми, пошел в наступ­ле­ние на само­го Анти­го­на и, напав на него в узком уще­лье, поверг в смя­те­ние все его вой­ско. Толь­ко мно­го­чис­лен­ный отряд гала­тов в тылу у Анти­го­на упор­но сопро­тив­лял­ся, и в завя­зав­шем­ся жесто­ком бою боль­шин­ство их было пере­би­то, а вожа­ки сло­нов, окру­жен­ные вме­сте с живот­ны­ми, сда­лись в плен. Уве­ли­чив таким обра­зом свои силы и более пола­га­ясь на свою уда­чу, чем трез­во все раз­мыс­лив, Пирр уда­рил на фалан­гу македо­нян, кото­рые после поне­сен­но­го гала­та­ми пора­же­ния были пол­ны смя­те­ния и стра­ха. Македо­няне укло­ни­лись от боя, и тогда Пирр, про­стер­ши к ним руку, стал поимен­но окли­кать под­ряд всех началь­ни­ков, и стар­ших, и млад­ших, чем и побудил пехоту Анти­го­на перей­ти на его сто­ро­ну. Отсту­пая, Анти­гон удер­жал за собой все­го несколь­ко при­бреж­ных горо­дов. Пирр, для кото­ро­го все сло­жи­лось так счаст­ли­во, был уве­рен, что наи­боль­шую сла­ву он стя­жал победой над гала­та­ми, и поэто­му луч­шую и самую бле­стя­щую часть добы­чи он сло­жил в хра­ме Афи­ны Ито­ний­ской, напи­сав сле­ду­ю­щие сти­хи:



Тот­час после сра­же­ния Пирр захва­тил Эги и дру­гие горо­да, где не толь­ко сам вся­че­ски при­тес­нял жите­лей, но и раз­ме­стил кара­уль­ные отряды гала­тов, слу­жив­ших в его вой­ске. А гала­ты, народ крайне алч­ный, при­ня­лись раз­ры­вать моги­лы похо­ро­нен­ных в Эгах царей, при­чем сокро­ви­ща они рас­хи­ти­ли, а кости, осквер­нив, раз­бро­са­ли. Пирр, кажет­ся, не при­дал их поступ­ку боль­шо­го зна­че­ния и то ли за недо­су­гом отло­жил нака­за­ние, то ли вооб­ще не осме­лил­ся пока­рать вар­ва­ров, из-за чего ему и при­шлось услы­шать от македо­нян нема­ло упре­ков.

Не дождав­шись, пока его дела устро­ят­ся и поло­же­ние упро­чит­ся, Пирр опять увлек­ся новы­ми надеж­да­ми. Он насме­хал­ся над Анти­го­ном, назы­вая его бес­стыд­ным за то, что тот не наде­ва­ет пла­ща и про­дол­жа­ет носить цар­скую пор­фи­ру, и охот­но под­дал­ся на уго­во­ры Клео­ни­ма Спар­тан­ско­го, кото­рый при­был, чтобы звать его в Лакеде­мон.

Клео­ним при­над­ле­жал к цар­ско­му роду, на вид казал­ся силь­ным и власт­ным, а пото­му не поль­зо­вал­ся в Спар­те ни рас­по­ло­же­ни­ем, ни дове­ри­ем, и пра­вил вме­сто него Арей. Это и было при­чи­ной его дав­ней обиды на всех сограж­дан. Кро­ме того, он уже в ста­ро­сти женил­ся на Хило­ниде, доче­ри Лео­ти­хида, жен­щине кра­си­вой и цар­ско­го рода. Но она влю­би­лась в цве­ту­ще­го юно­шу Акрота­та, сына Арея, так что любив­ше­му ее Клео­ни­му этот брак при­нес толь­ко горе и позор, ибо ни для кого из спар­тан­цев не оста­лось тай­ной, как пре­зи­ра­ет его жена. И вот, когда к преж­ним обидам при­со­еди­ни­лись эти домаш­ние непри­ят­но­сти, Клео­ним, раз­гне­ван­ный и удру­чен­ный, при­вел в Спар­ту Пир­ра с два­дца­тью пятью тыся­ча­ми пехо­тин­цев, дву­мя тыся­ча­ми всад­ни­ков и два­дца­тью четырь­мя сло­на­ми. Уже сама мно­го­чис­лен­ность это­го вой­ска ясно пока­зы­ва­ла, что Пирр хочет при­об­ре­сти не Спар­ту для Клео­ни­ма, а весь Пело­пон­нес - для себя, но на сло­вах он упор­но отри­цал это перед при­быв­ши­ми к нему в Мега­ло­поль лакеде­мон­ски­ми посла­ми. Он гово­рил, что при­шел осво­бо­дить поко­рен­ные Анти­го­ном горо­да, и име­нем Зев­са клял­ся, если ничто ему не поме­ша­ет, послать сво­их млад­ших сыно­вей в Спар­ту на вос­пи­та­ние, чтобы они усво­и­ли лакон­ские нра­вы и бла­го­да­ря это­му одно­му пре­взо­шли всех царей. Обма­нув этой ложью тех, кто встре­чал­ся ему на пути, Пирр тот­час же по при­хо­де в Лако­нию занял­ся гра­бе­жа­ми. Послы ста­ли обви­нять его в том, что он начал воен­ные дей­ст­вия, не объ­яв­ляя вой­ны, но он отве­тил: « Нико­гда мы не слы­ха­ли, чтобы вы, спар­тан­цы, откры­ва­ли кому-нибудь свои наме­ре­ния» . На это один из при­сут­ст­ву­ю­щих, по име­ни Манд­ро­клид, ска­зал на лакон­ском наре­чии: « Если ты бог, то с нами ниче­го не слу­чит­ся - мы ничем про­тив тебя не погре­ши­ли, если же ты чело­век, то най­дет­ся кто-нибудь посиль­нее тебя» .

27. После это­го Пирр при­бли­зил­ся к Спар­те. Клео­ним пред­ло­жил сра­зу идти на при­ступ, но, как сооб­ща­ют, Пирр, опа­сав­ший­ся, как бы вои­ны, напав на город ночью, не раз­гра­би­ли его, отло­жил штурм, гово­ря, что возь­мет Спар­ту днем. Спар­тан­цев было мало, и они не были при­готов­ле­ны к вне­зап­но­му напа­де­нию, тем более что сам Арей отпра­вил­ся на Крит, чтобы ока­зать гор­тин­цам помощь в войне. Само­уве­рен­ность вра­гов, пре­зи­рав­ших обез­людев­ший и бес­силь­ный город, спас­ла Спар­ту. Пирр, пола­гая, что ему не с кем вое­вать, оста­но­вил­ся на ноч­лег, а илоты и при­бли­жен­ные Клео­ни­ма нача­ли уби­рать и укра­шать его дом так, слов­но на сле­ду­ю­щий день Пир­ру пред­сто­я­ло там пиро­вать. Ночью спар­тан­цы дер­жа­ли совет и поста­но­ви­ли преж­де все­го ото­слать на Крит жен­щин, но те вос­про­ти­ви­лись, а одна из них, Архида­мия, яви­лась с мечом в Совет ста­рей­шин и от име­ни всех спар­та­нок ста­ла упре­кать муж­чин, кото­рые хотят, чтобы жен­щи­ны пере­жи­ли гибель Спар­ты. Было реше­но про­ве­сти вдоль вра­же­ско­го лаге­ря ров, а спра­ва и сле­ва от него рас­ста­вить колес­ни­цы, вры­тые в зем­лю до сту­пиц, чтобы они проч­но сто­я­ли на месте и не дава­ли прой­ти сло­нам. Когда муж­чи­ны нача­ли работу, к ним подо­шли жен­щи­ны, одни - в пла­щах и под­по­я­сан­ных хито­нах, дру­гие - в одних хито­нах, чтобы помочь ста­ри­кам, а тех, кому пред­сто­я­ло сра­жать­ся, они про­си­ли побе­речь силы, и сами сде­ла­ли третью часть работы, узнав пред­ва­ри­тель­но раз­ме­ры рва. Шири­ной он был в шесть лок­тей, глу­би­ной в четы­ре, а в дли­ну имел восемь пле­ф­ров, как сооб­ща­ет Филарх; по рас­ска­зу же Иеро­ни­ма, он был мень­ше. Утром, когда враг дви­нул­ся в наступ­ле­ние, жен­щи­ны пода­ли муж­чи­нам ору­жие и нака­за­ли им охра­нять и защи­щать ров, гово­ря, что слав­но победить на гла­зах у сооте­че­ст­вен­ни­ков, но почет­но и уме­реть на руках у мате­рей и жен, доб­лест­но пав за Спар­ту. А Хило­нида, вда­ли от осталь­ных, при­гото­ви­ла для себя пет­лю, чтобы не попасть сно­ва в руки Клео­ни­ма, если город будет взят.

28. Сам Пирр со сво­и­ми гопли­та­ми уда­рил на спар­тан­цев, кото­рые обо­ро­ня­лись, выста­вив щиты, и пытал­ся пре­одо­леть ров, непро­хо­ди­мый пото­му, что рых­лая поч­ва на краю его осы­па­лась под нога­ми вои­нов, не давая им твер­до сту­пить. Сын Пир­ра Пто­ле­мей с дву­мя тыся­ча­ми гала­тов и отбор­ны­ми вои­на­ми из хао­нов дви­нул­ся вдоль рва, ста­ра­ясь про­рвать­ся через ряд колес­ниц, но они были вры­ты так глу­бо­ко и рас­став­ле­ны так часто, что не толь­ко заго­ро­ди­ли доро­гу вои­нам Пто­ле­мея, но и самим лакеде­мо­ня­нам меша­ли обо­ро­нять­ся. Когда же гала­ты вырва­ли коле­са из зем­ли и ста­щи­ли колес­ни­цы в реку, юно­ша Акротат, заме­тив опас­ность, с тре­мя сот­ня­ми вои­нов бегом пере­сек город, обо­шел Пто­ле­мея, скрыв­шись от него за скло­на­ми хол­мов, и, напав с тыла, заста­вил вра­гов повер­нуть­ся и разде­лить свои силы. Сол­да­ты Пто­ле­мея тол­ка­ли друг дру­га, пада­ли в ров и меж колес­ниц и, нако­нец, были отбро­ше­ны, поне­ся боль­шой урон. На подвиг Акрота­та смот­ре­ло мно­же­ство ста­ри­ков и жен­щин, и когда, зали­тый кро­вью, гор­дый победой и все­ми вос­хва­ля­е­мый, он воз­вра­щал­ся через город, он казал­ся спар­тан­кам еще пре­крас­нее, и они завидо­ва­ли люб­ви Хило­ниды. А неко­то­рые ста­ри­ки, сле­дуя за ним, кри­ча­ли: « Сту­пай, Акротат, взой­ди на ложе Хило­ниды, чтобы пода­рить Спар­те достой­ных потом­ков!» Вокруг само­го Пир­ра завя­за­лось оже­сто­чен­ное сра­же­ние, в кото­ром доб­лест­но бились мно­гие вои­ны, но упор­нее всех сопро­тив­лял­ся и боль­ше все­го вра­гов убил Фил­лий, когда же он почув­ст­во­вал, что сла­бе­ет от мно­же­ства ран, то усту­пил место сто­яв­ше­му с ним рядом вои­ну и умер за стро­ем сво­их, чтобы и мерт­вым не попасть в руки вра­га.

29. Ночь пре­рва­ла бит­ву. Во сне Пирр увидел, буд­то он мечет мол­нии в Лакеде­мон и вся стра­на охва­че­на огнем, он же раду­ет­ся это­му. От радо­сти проснув­шись, он при­ка­зал вое­на­чаль­ни­кам дер­жать вой­ско нагото­ве, а при­бли­жен­ным рас­ска­зал о сво­ем сно­виде­нии, пола­гая, что оно зна­ме­ну­ет взя­тие горо­да. Все были удив­ле­ны и согла­си­лись с Пирром, толь­ко Лиси­ма­ху сон царя не понра­вил­ся: он выска­зы­вал опа­се­ние, что раз нель­зя сту­пать на места, пора­жен­ные мол­нией, зна­чит и этот город, как пред­ве­ща­ет боже­ство, оста­нет­ся для Пир­ра недо­ступ­ным. Но Пирр отве­тил, что все это вздор, достой­ный празд­ной чер­ни, и что им сле­ду­ет, дер­жа в руках ору­жие, толь­ко повто­рять самим себе:



Эти­ми сло­ва­ми он обо­д­рил вой­ска и с наступ­ле­ни­ем дня повел их в бой. Спар­тан­цы, обо­ро­ня­ясь, пре­вос­хо­ди­ли самих себя доб­ле­стью и самоот­вер­жен­но­стью, жен­щи­ны помо­га­ли им, пода­вая стре­лы, под­но­ся про­го­ло­дав­шим­ся еду и питье, под­би­рая ране­ных. Македо­няне собра­ли мно­го хво­ро­сту и пыта­лись зава­лить им ров, засы­пая при этом мерт­вые тела и ору­жие. Лакеде­мо­няне, собрав­ши­е­ся на помощь, увиде­ли Пир­ра, кото­рый гнал коня мимо рва и колес­ниц, про­би­ва­ясь в город. Обо­ро­няв­ши­е­ся под­ня­ли крик, сбе­жа­лись вои­ны, разда­лись вопли жен­щин. Пирр уже помчал­ся впе­ред и нале­тел на сто­яв­ших перед ним вра­гов, когда его конь, ранен­ный в брю­хо крит­ской стре­лой, в пред­смерт­ных муче­ни­ях сбро­сил седо­ка на скольз­кий склон. Насту­пав­шие вме­сте с Пирром вои­ны при­шли в заме­ша­тель­ство, под­бе­жав­шие спар­тан­цы стре­ла­ми заста­ви­ли их отой­ти. Вслед за тем Пирр повсюду пре­кра­тил сра­же­ние в надеж­де на то, что лакеде­мо­няне, почти все ранен­ные и мно­гих поте­ряв­шие уби­ты­ми, хоть немно­го осла­бе­ли. Но счаст­ли­вая судь­ба горо­да то ли испы­ты­ва­ла мужей, то ли жела­ла пока­зать, как вели­ка ее власть даже в без­вы­ход­ном поло­же­нии, и на помощь лакеде­мо­ня­нам, уже теряв­шим вся­кую надеж­ду, явил­ся из Корин­фа пол­ко­во­дец Анти­го­на фоке­ец Ами­ний со сво­и­ми наем­ни­ка­ми. Не успе­ли спар­тан­цы при­нять его, как с Кри­та вер­нул­ся царь Арей, ведя за собой двух­ты­сяч­ное вой­ско. Жен­щи­ны немед­ля разо­шлись по домам, ибо им боль­ше не нуж­но было забо­тить­ся о рат­ных делах, отпу­ще­ны были и те, кто, несмот­ря на пре­клон­ный воз­раст, по необ­хо­ди­мо­сти взял­ся за ору­жие. При­быв­шие вои­ны при­гото­ви­лись к сра­же­нию. 30. Пирром овла­де­ло често­лю­би­вое жела­ние захва­тить город имен­но после того, как туда при­шло под­креп­ле­ние, одна­ко, не добив­шись ниче­го и полу­чив отпор, он отсту­пил и стал опу­сто­шать стра­ну, соби­ра­ясь пере­зи­мо­вать в ней.

Но того, чему суж­де­но свер­шить­ся, нель­зя избе­жать. В Арго­се шли рас­при меж­ду Ари­сте­ем и Ари­стип­пом. И так как Ари­стипп счи­тал­ся дру­гом Анти­го­на, то Ари­стей поспе­шил при­звать в Аргос Пир­ра. Пирр, все­гда лег­ко пере­хо­див­ший от одной надеж­ды к дру­гой, вся­кий успех счи­тал лишь нача­лом дела, а каж­дую неуда­чу стре­мил­ся воз­ме­стить новы­ми подви­га­ми; поэто­му ни победа, ни пора­же­ние не при­но­си­ли мира и покоя ни ему, ни его про­тив­ни­кам. Немед­лен­но дви­нул­ся он на Аргос. Арей же, устро­ив мно­же­ство засад и заняв труд­но­про­хо­ди­мые места на его пути, отре­зал от вой­ска шед­ших в хво­сте гала­тов и молос­сов. Один гада­тель, рас­смот­рев внут­рен­но­сти жерт­вен­ных живот­ных, счел зна­ме­ния небла­го­при­ят­ны­ми и пред­ска­зал Пир­ру, что ему суж­де­но поте­рять одно­го из близ­ких. Но сре­ди шума и суе­ты Пирр совсем поза­был о пред­ска­за­нии и велел сво­е­му сыну Пто­ле­мею, взяв тело­хра­ни­те­лей, идти на помощь хво­сто­во­му отряду, а сам дви­нул­ся впе­ред, чтобы поско­рее выве­сти вой­ско из тес­нин. Вокруг Пто­ле­мея завя­за­лась оже­сто­чен­ная бит­ва, отбор­ные лакеде­мон­ские вои­ны во гла­ве с Эвал­ком вру­ко­паш­ную бились со сто­яв­ши­ми впе­реди цар­ско­го сына македо­ня­на­ми, и тут кри­тя­нин из Апте­ры по име­ни Оресс, чело­век воин­ст­вен­ный и про­вор­ный, сбо­ку под­бе­жал к отваж­но сра­жав­ше­му­ся юно­ше, уда­рил его копьем и поверг наземь. После его гибе­ли те, кто был рядом с ним, обра­ти­лись в бег­ство, лакеде­мо­няне, пре­сле­дуя их, забы­ли обо всем и вырва­лись на рав­ни­ну, оста­вив сво­их гопли­тов поза­ди. И тут на них повер­нул молос­скую кон­ни­цу Пирр, уже услы­шав­ший о смер­ти сына и потря­сен­ный горем. Он пер­вым ворвал­ся в ряды спар­тан­цев, стре­мясь убий­ст­вом насы­тить жаж­ду мести, и хотя в бою он все­гда казал­ся страш­ным и непо­беди­мым, но на этот раз сво­ей дер­зо­стью и силой затмил все, что быва­ло в преж­них бит­вах. Когда он напра­вил сво­е­го коня на Эвал­ка, тот, укло­нив­шись в сто­ро­ну, мечом раз­ру­бил пово­дья Пир­ра и чуть было не отсек руку, дер­жав­шую их. Пирр в то же мгно­ве­нье уда­ром копья пора­зил Эвал­ка и, спрыг­нув с сед­ла, в пешем бою уло­жил рядом с Эвал­ком весь его отбор­ный отряд. К таким бес­смыс­лен­ным поте­рям при­ве­ло Спар­ту уже после кон­ца вой­ны чрез­мер­ное често­лю­бие ее пра­ви­те­лей.

31. Слов­но бы почтив уби­то­го сына такой жерт­вой и в гне­ве на вра­гов излив­ши боль­шую часть сво­ей скор­би, Пирр спра­вил пыш­ные поми­наль­ные игры и пошел даль­ше на Аргос. Узнав, что Анти­гон уже занял высоты над рав­ни­ной, он стал лаге­рем близ Нав­плии. На сле­ду­ю­щий день он послал к Анти­го­ну вест­ни­ка, назы­вая царя погу­би­те­лем и при­гла­шая сой­ти на рав­ни­ну, чтобы сра­зить­ся за власть. Тот отве­чал, что на войне для него важ­нее удоб­ный момент, чем сила ору­жия, и что если Пир­ру не тер­пит­ся уме­реть, то для него откры­то мно­же­ство путей к смер­ти. Меж­ду тем и к Пир­ру, и к Анти­го­ну при­бы­ли из Аргоса послы с прось­бой отой­ти от горо­да и пре­до­ста­вить аргос­цам воз­мож­ность, не под­чи­ня­ясь ни одно­му из них, сохра­нять друж­бу с обо­и­ми. Анти­гон согла­сил­ся и отдал аргос­цам в залож­ни­ки сына, а Пирр, так­же согла­сив­шись отсту­пить, ничем не под­твер­дил сво­их обе­ща­ний и тем вну­шил горо­жа­нам боль­шие подо­зре­ния. В это вре­мя Пир­ру яви­лось страш­ное зна­ме­ние: в жерт­ву при­но­си­ли быков, их голо­вы, уже отде­лен­ные от тел, на гла­зах у всех высу­ну­ли язы­ки и ста­ли сли­зы­вать соб­ст­вен­ную кровь, а в Арго­се Апол­ло­нида, про­ри­ца­тель­ни­ца Ликей­ско­го бога , выбе­жа­ла, кри­ча, что ей при­видел­ся город, пол­ный уби­тых, и орел, кото­рый шел в сра­же­ние, а потом исчез.

32. В глу­бо­кой тем­но­те Пирр при­бли­зил­ся к сте­нам и обна­ру­жил, что ворота, име­ну­е­мые Про­ход­ны­ми, уже отпер­ты для него Ари­сте­ем. Пока гала­ты Пир­ра кра­ду­чись вхо­ди­ли в город и зани­ма­ли пло­щадь, им уда­лось остать­ся неза­ме­чен­ны­ми. Но сло­ны не мог­ли прой­ти в ворота, при­шлось сни­мать с их спин баш­ни, а потом в тем­но­те вновь водру­жать их; это задер­жа­ло напа­даю­щих, и аргос­цы, услы­шав шум, поспе­ши­ли занять Аспиду и дру­гие укреп­лен­ные места и отпра­ви­ли гон­цов к Анти­го­ну. Тот, при­бли­зив­шись к горо­ду, сам оста­но­вил­ся, но послал на помощь аргос­цам сво­е­го сына и пол­ко­вод­цев с боль­шим отрядом. Подо­шел и Арей с тыся­чей кри­тян и лег­ко воору­жен­ных спар­тан­цев. Вме­сте напав на гала­тов, они поверг­ли их в смя­те­ние. В это вре­мя Пирр с шумом и кри­ка­ми вхо­дил в город воз­ле Кила­ра­би­са , и гала­ты в ответ тоже закри­ча­ли, но в их кри­ке не было бод­ро­сти и уве­рен­но­сти, - всем пока­за­лось, что это вопль стра­ха и отча­я­ния. Тогда Пирр поспеш­но бро­сил впе­ред дви­гав­ших­ся во гла­ве вой­ска всад­ни­ков, но те лишь с боль­шим трудом и риском для жиз­ни мог­ли про­ехать сре­ди кана­лов, кото­ры­ми был изре­зан весь город. В этой ноч­ной бит­ве нель­зя было разо­брать­ся ни в дей­ст­ви­ях войск, ни в при­ка­зах началь­ни­ков. Раз­об­щен­ные отряды блуж­да­ли по узким ули­цам, во мра­ке, в тес­но­те, сре­ди доно­сив­ших­ся ото­всюду кри­ков; не было воз­мож­но­сти руко­во­дить вой­ска­ми, все мед­ли­ли и жда­ли утра. Когда рас­све­ло, Пирр устра­шил­ся, увидев Аспиду, заня­тую воору­жен­ны­ми вра­га­ми, и заме­тив на пло­ща­ди сре­ди мно­же­ства укра­ше­ний мед­ную ста­тую вол­ка и быка, гото­вых схва­тить­ся друг с дру­гом, он вспом­нил дав­нее пред­ска­за­ние, что ему суж­де­но погиб­нуть там, где он увидит вол­ка, сра­жаю­ще­го­ся с быком. Аргос­цы гово­рят, что эта ста­туя сто­ит у них в память очень дав­не­го собы­тия: когда Данай впер­вые всту­пил в эту стра­ну, то по пути в Аргос, близ Пира­мий в Фире­а­ти­де, он увидел вол­ка, сра­жаю­ще­го­ся с быком. Решив, что он сам, чуже­стра­нец, напав­ший на мест­ных жите­лей, подо­бен это­му вол­ку, Данай стал наблюдать дра­ку. Когда волк победил, Данай воз­нес моль­бы Апол­ло­ну Ликей­ско­му и, одолев и изгнав с помо­щью мятеж­ных аргос­цев цар­ст­во­вав­ше­го тогда в Арго­се Гела­но­ра, захва­тил власть. 33. Заме­тив ста­тую и видя к тому же, что ни одна из его надежд не сбы­ва­ет­ся, Пирр пал духом и решил отсту­пить; опа­са­ясь узких ворот, он послал сво­е­му сыну Геле­ну, остав­ше­му­ся со зна­чи­тель­ны­ми сила­ми вне горо­да, при­каз раз­ру­шить часть сте­ны и помочь выхо­дя­щим, если враг будет наседать на них. Одна­ко в спеш­ке и сума­то­хе гонец неяс­но передал при­каз, про­изо­шла ошиб­ка, и юно­ша, взяв осталь­ных сло­нов и самых силь­ных сол­дат, вошел через ворота в город на помощь отцу. Пирр в это вре­мя уже отхо­дил. Сра­жа­ясь на пло­ща­ди, где было доста­точ­но места и для отступ­ле­ния и для боя, Пирр, повер­нув­шись лицом к вра­гу, отра­жал его натиск. Но его оттес­ни­ли в узкую ули­цу, кото­рая вела к воротам, и там он столк­нул­ся со спе­шив­ши­ми на помощь вой­ска­ми. Пирр закри­чал, чтобы они повер­ну­ли назад, но боль­шин­ство его не услы­ша­ло, а тем, кто готов был пови­но­вать­ся, пре­граж­да­ли путь новые отряды, вли­вав­ши­е­ся в город через ворота. Кро­ме того, самый боль­шой слон, упав попе­рек ворот, лежал, тру­бя и мешая отсту­паю­щим прой­ти, а дру­гой слон, из тех, что вошли в город рань­ше, по клич­ке Никон, ища ране­но­го вожа­ка, упав­ше­го с его спи­ны, нес­ся навстре­чу отсту­пав­шим, гоня и опро­киды­вая впе­ре­меш­ку вра­гов и дру­зей, пока, нако­нец, не нашел труп и, под­няв его хоботом и под­хва­тив обо­и­ми клы­ка­ми, не повер­нул назад, слов­но взбе­сив­шись, валя наземь и уби­вая всех встреч­ных. Сби­тые в кучу и плот­но при­жа­тые друг к дру­гу, вои­ны не мог­ли ниче­го пред­при­нять пооди­ноч­ке: слов­но еди­ное тело, тол­па воро­ча­лась и колы­ха­лась из сто­ро­ны в сто­ро­ну. Мало кто бил­ся с вра­га­ми, зажа­ты­ми меж­ду вои­на­ми Пир­ра или наседав­ши­ми сза­ди, - боль­шей частью сол­да­ты рани­ли друг дру­га, ибо тот, кто обна­жил меч или зама­хи­вал­ся копьем, не мог ни опу­стить руку, ни вло­жить кли­нок в нож­ны: ору­жие рази­ло, кого при­дет­ся, и люди гиб­ли от руки сво­их же това­ри­щей.

34. Пирр, оглядев буше­вав­шие вокруг бур­ные вол­ны, снял диа­де­му, укра­шав­шую шлем, передал ее одно­му из тело­хра­ни­те­лей и, дове­рив­шись коню, напал на вра­гов, сле­до­вав­ших за ним по пятам. Копье прон­зи­ло ему пан­цирь, и он, полу­чив рану, не смер­тель­ную и даже не тяже­лую, устре­мил­ся на того, кто нанес удар. То был арго­сец, незнат­ный чело­век, сын бед­ной ста­рой жен­щи­ны. Она в это вре­мя, как и осталь­ные арги­вян­ки, с кры­ши дома гляде­ла на бит­ву и, увидев, что ее сын всту­пил в еди­но­бор­ство с Пирром, испу­ган­ная гро­зя­щей ему опас­но­стью, сорва­ла с кры­ши чере­пи­цу и обе­и­ми рука­ми бро­си­ла ее в Пир­ра . Чере­пи­ца уда­ри­ла его в голо­ву ниже шле­ма и пере­би­ла позвон­ки у осно­ва­ния шеи; у Пир­ра пому­ти­лось в гла­зах, руки опу­сти­ли пово­дья, и он упал воз­ле свя­ти­ли­ща Ликим­ния , почти никем не узнан­ный. Некий Зопир, вое­вав­ший на сто­роне Анти­го­на, и еще два-три чело­ве­ка подъ­е­ха­ли к нему и, узнав, отта­щи­ли его в пред­две­рие како­го-то дома. Меж­ду тем Пирр начал при­хо­дить в себя, Зопир выта­щил илли­рий­ский меч, чтобы отсечь ему голо­ву, но Пирр так страш­но взгля­нул на него, что тот, пере­пу­ган­ный, пол­ный смя­те­ния и тре­пе­та, сде­лал это мед­лен­но и с трудом, то опус­кая дро­жа­щие руки, то вновь при­ни­ма­ясь рубить, не попа­дая и нано­ся уда­ры воз­ле рта и под­бо­род­ка. Меж­ду тем мно­гие услы­ша­ли о слу­чив­шем­ся, и Алки­о­ней, желая убедить­ся, подъ­е­хал и потре­бо­вал голо­ву. С нею он уска­кал к отцу и бро­сил ее перед царем, сидев­шим в кру­гу при­бли­жен­ных. Взгля­нув и узнав Пир­ра, Анти­гон палоч­ны­ми уда­ра­ми про­гнал сына, назы­вая его вар­ва­ром и нече­стив­цем, а потом, при­крыв гла­за пла­щом, запла­кал, вспом­нив о деде сво­ем Анти­гоне и об отце Демет­рии, кото­рые в его соб­ст­вен­ной семье явля­ли при­мер пере­мен­чи­во­сти судь­бы. Укра­сив голо­ву и тело Пир­ра, он пре­дал их сожже­нию, а когда Алки­о­ней встре­тил Геле­на, жал­ко­го, оде­то­го в бед­ный плащ, и, дру­же­люб­но при­вет­ст­во­вав его, при­вел к отцу, Анти­гон ска­зал: « - Име­ет­ся в виду I Пуни­че­ская вой­на Рима и Кар­фа­ге­на за обла­да­ние Сици­ли­ей (264- 241).Пав­са­ний, I, 13, 8). На месте, где погиб Пирр, они воз­двиг­ли храм Демет­ре и погреб­ли там остан­ки Пир­ра.

  • воз­ле свя­ти­ли­ща Ликим­ния … - Мест­но­го аргос­ско­го героя, уби­то­го сво­им пле­мян­ни­ком Тле­по­ле­мом, сыном Герак­ла.
  • ПРИМЕЧАНИЯ РЕДАКЦИИ САЙТА
  • Здесь и далее: в изд. 1963: «Ариб», в изд. 1994: «Арибб». В ори­ги­на­ле: Αρύβ­βας .
  • В изд. 1963: «три тыся­чи пять­сот пять», в изд. 1994: «три тыся­чи пять­сот». В ори­ги­на­ле: τρισ­χι­λίους πεν­τα­κοσίους καὶ πέν­τε , «три тыся­чи пять­сот пять». ИСПРАВЛЕНО.