Поможет ли «Стена скорби» замирить расколотое общество? Ответ на этот вопрос искала Ольга Филина

В Москве появилась "Стена скорби" — монумент в память о жертвах политических репрессий. Кто думает, что все понял об отношениях российской власти с вечно актуальной российской историей, в очередной раз оказался посрамлен. Говорили, например, что власти мило советское, но вот же — в этом году с помпой празднуется не 7 ноября (о нем вообще забыли) и даже не 4 ноября (выходной — и только), а 30 октября — День памяти жертв политических репрессий. Еще говорили, у нас в чести только миф о "тысячелетней великой России", но вот монумент жертвам репрессий в разы больше и дороже того же памятника князю Владимиру. Впору задавать циничные вопросы: зачем все это? Зачем такой памятник городу (заметим, из 460 млн рублей, которые стоила "Стена скорби", добровольными пожертвованиями удалось собрать меньше 1/10, остальное выделил столичный бюджет)? И может ли наглядная демонстрация почтения к памяти "замирить" расколотое уже многие десятилетия общество?

Ольга Филина

— Хотя государственная Концепция по увековечению памяти жертв политических репрессий была принята еще в 2015 году, именно установку "Стены скорби" можно считать точкой отсчета масштабной работы по созданию новой памяти о ХХ веке,— полагает Роман Романов, директор государственного Музея истории ГУЛАГа, руководитель Фонда памяти, собиравшего деньги на монумент и другие проекты в рамках концепции.— И это действительно громкое событие: нам звонили журналисты из Германии, Японии, Австралии с вопросом: а правда в Москве установят такой монумент?.. Неужели все по-настоящему?

Российских журналистов волновало свое: кто посетит официальную церемонию открытия монумента, какие речи произнесут 30 октября и как их получится связать с идеей всеобщего примирения, ставшей основной для празднования юбилея революции.

— В 2012 году в России произошел так назывемый консервативный поворот, но парадоксальным образом именно он открыл окно возможностей для нововведений в политике памяти,— поясняет Ольга Малинова, профессор НИУ ВШЭ, главный научный сотрудник ИНИОН РАН.— Да, в начале 2000-х стали говорить о непрерывной истории 1000-летней России, но тут же выяснилось, что эта концепция мало насыщена фактурой. Заимствовать советскую версию истории не получается хотя бы потому, что в этом случае все события до 1917 года становятся прологом к революции (а революция, заметим, осуждается). Стало понятно, что нам нужны новые узнаваемые образы и символы: возник своего рода дефицит символов. Но попытки расширения символического ряда сопряжены с неизбежными спорами — уж слишком разнятся наши представления о прошлом. Долгое время власть предпочитала пользоваться пусть скудным, но проверенным репертуаром бесспорно "положительных" событий и фигур. В контексте же "консервативного поворота" политикой памяти занялись более предметно (примеры тому — разработка концепции преподавания истории в школе, памятник князю Владимиру в Москве, другие инициативы такого рода). Это позволило "протащить" давнюю инициативу "Мемориала", поддержанную Фондом памяти.

Руководители Фонда представляют себе ситуацию так: они архитекторы, которым предстоит создать всю инфраструктуру "новой российской памяти" с нуля. "Стена скорби" — пробный камень, в ближайших планах — "сканировать пространство от Соловков до Колымы", чтобы сохранить и музеефицировать все, связанное с историей ГУЛАГа и его жертв.

Карт-бланш от власти получен, а вот успеха никто не гарантирует. Историческое поле в России крайне конфликтно, и раз общая память только формируется, то формируется она — как у нас принято — скорее по законам дикого рынка, нежели честной конкуренции. А значит, на всякий видимый успех коалиции социальных сил, связанных с "Мемориалом" или Музеем ГУЛАГа, тут же будут отвечать условные сталинисты и кургиняновцы. 31 октября, например, сразу после открытия памятника, в Перми состоится суд, на котором будет решаться, не наносит ли вреда здоровью детей методическое пособие для учителей "Изучение в школе истории сталинских репрессий" за авторством профессора Пермского государственного гуманитарно-педагогического университета Андрея Суслова и его коллеги Марии Черемных.

— История абсурдная, но она создает прецедент,— рассказывает историк Андрей Суслов.— В 2015 году мы написали эту методичку в рамках реализации государственной концепции по увековечению памяти жертв политических репрессий; показали ее краевому Министерству образования, все было принято на ура, региональный Институт развития образования дал положительную рецензию. Но тут нашей работой заинтересовались "сталинисты". Они вышли на экспертов, аккредитованных Роскомнадзором,— учительницу географии из Новочеркасска и клинического психолога из Петербурга. И те написали на нашу методичку свое "экспертное заключение", утверждающее, что пособие... "отрицает семейные ценности", "призывает к антиобщественным действиям" и наносит вред здоровью детей. А алгоритм действий Роскомнадзора таков: ведомство обязано на своем сайте публиковать все заключения аккредитованных экспертов. Вот и все — наша работа дискредитирована. Теперь мы судимся с Роскомнадзором.

Что характерно, "заключение" не имеет юридической силы, но учителя растерялись: только стало понятно, куда ветер дует, и вот опять тень на плетень. В общем, опасной методичкой решили не пользоваться во избежание и в предупреждение. Эти общественные колебания еще раз подтверждают, что до примирения социальных сил в России далеко.

К историкам в условиях "военного времени" предъявляются новые требования: они должны не только разбираться в архивах и источниках, но и "сшивать" прошлое с настоящим, объяснять обществу, что это прошлое значит для нас здесь и сейчас. Профессор Европейского университета в Санкт-Петербурге Иван Курилла в своей книге "История, или Прошлое в настоящем", вошедшей в шорт-лист премии "Просветитель" 2017 года, предлагает признать, что объект истории — это уже не "прошлое "само по себе", а использование этого прошлого в современности и для манипулирования будущим". Поэтому историки — нравится им это или нет — превращаются в "менеджеров": менеджеров исторических травм, специалистов по урегулированию конфликтов, унаследованных из прошлого, и экспертов по "сшиванию противоречащих нарративов".

Появились даже новые термины "горячее прошлое", "обратимое время", чтобы как-то объяснить ситуацию, когда разговор о былом становится ожесточенной полемикой о самом насущном. Поиск фальсификаций в той или иной версии истории при таком подходе представляется почти бесполезной задачей. Спор ведь идет не о фактах, а о смыслах — о значении тех или иных фактов для современной России.

— В этой связи интересно преломление темы советских репрессий во многих современных кино- и телесюжетах, повестях, романах,— считает Илья Кукулин, доцент факультета гуманитарных наук НИУ ВШЭ.— Да, госконцепция принята, тема государственного террора не замалчивается, но в медиа об этом терроре рассказывается так, что вопрос о том, почему это все случилось и какое влияние оказывает на наше общество, после просмотра очередного документального фильма или сериала поставить невозможно. Сплошные мелодрамы: мы видим "хорошего следователя" и "хорошего заключенного", а почему один допрашивает другого — так это "трагическая ошибка", "излом истории", называйте как хотите, вопрос об объяснении все равно испаряется. Как справедливо заметил историк Николай Митрохин, сегодня мы сталкиваемся с новой актуализацией "теории единого потока", которая была популярна в 70-х годах в СССР в полуофициальных националистических кругах. Это даже не "теория", а скорее определенный способ описания истории, в котором высшая ценность — не человеческая жизнь, а государство, а стало быть, и красноармейцы, и энкавэдэшники, и белогвардейцы равны в своей заслуге: строительстве великого государства. Вопрос о том, как это государство относилось к людям, остается открытым. Тем, кого репрессировали, в логике "единого потока" просто досталась трагическая участь. Представление истории только как трагедии заставляет нас рассматривать историю с эстетической точки зрения как эффектную кровавую картинку. Но ведь этика, а не эстетика позволяет нам почувствовать связь с людьми, которые жили до нас. Тут же это отношение вытесняется, события ХХ века предстают как семейная мелодрама: члены одной и той же семьи убивали друг друга, теперь надо просто посокрушаться над их трагической участью, а думать о том, как мы с ними связаны и что сделать, чтобы убийства не повторились, не стоит. Зачем? "Только нервы себе портить".

Такой "менеджмент" исторической травмы вполне способен примирить и жертв политических репрессий, и любовь к советскому строю, и тоску по 1000-летней России, и породить кадавров, вроде "Обители" Прилепина. Вопрос несогласия с ним — это в конечном итоге вопрос предложения альтернативы.

— На самом деле история политических репрессий в ХХ веке состоит из двух историй: истории жертв, о которой сейчас стали говорить, и истории преступлений, о которой говорить куда труднее,— замечает Андрей Суслов.

Память об "истории преступлений" считается очень неудобной и раскалывающей российское общество, при этом осуждение советского режима подается чуть ли не как предательство своих родителей, так что какой-либо госконцепции на этот счет ждать не стоит. Образ человека добродетельного, соответственно, в последнее время предполагает восторженное согласие со всем прошлым (и с жертвами, и с палачами) и моральный конформизм во имя "теплых чувств". Можно заключить, что со времени Достоевского (да что там — Карамзина) русский человек удивительно опростился — никакого раскаяния, пересмотра своей судьбы, возрождения и качественного изменения за ним больше не предвидится. Главное, чтоб не расстроился или, чего доброго, не обиделся.

— Разговор об опыте ХХ века вскрывает еще один факт: наше общество сегодня в большинстве своем состоит из людей, привычно верящих, что от них ничего не зависит,— заключает Илья Кукулин.— Если люди так думают, то получается, что с "трудным прошлым" как оно есть, со всем злом этого прошлого нам, маленьким, думающим только о куске хлеба, усталым от безденежья, просто не справиться. Очень многие считают, что не вынесут ответственности, возникающей из переживания связи с прошлым. Но это не так. Понимание того, что произошло с Россией после большевистского переворота, может сделать людей сильнее, а не слабее. Новый язык для разговора о советском прошлом, который иногда проглядывает в актуальной поэзии и даже детской литературе, должен прежде всего вернуть обществу силу и готовность к изменениям, искоренению "зубов дракона". Вопрос о том, что мы должны делать, чтобы катастрофа ХХ века не повторилась, исключительно важен: и сама "Стена скорби" станет действенной именно тогда, когда будет напоминать об этом вопросе.

Мемориал Совести

Архив

Именно "Огонек" первым выступил с инициативой создания Мемориала Совести (N 47, 1988 год)

"Все увереннее ощущаем мы потребность утвердить Мемориал Совести,— писал журнал.— Слышите, как стотысячным эхом отдаются в этих словах проклятия, тревоги, надежда. Счеты со сталинщиной еще не сведены до конца и рано думать о забвении темы... Мемориал не только памятник. Он предостережение. Он нужен нам всем для нравственного очищения, чтобы активным стало сознание и решительным действие. Давайте же соберемся вместе, вспомним всех поименно, почтим память тех, кто стал жертвой сталинских репрессий, и задумаемся о том, как жить дальше".

Созданию Мемориала предшествовало проведение Недели Совести во дворце культуры Московского электролампового завода — именно здесь Сталин предпочитал избираться в органы верховной власти. Журналисты "Огонька" волновались — вдруг придет немного народу. Но уже к полудню у входа образовалась очередь:

"У многих в руках цветы. Их возлагают на лагерную тачку, перед картой-схемой страны с дислокацией лагерей ГУЛАГа. Нельзя сказать, что приходят только те, кто кровными узами связан с людьми, подвергшимися репрессиям. Много молодых. Им особенно нужно знать правду.

Люди подолгу стоят у Стены памяти. На ее затянутом белым холстом полукружье фотографии, справки о реабилитации, газетные вырезки, скупые биографические сведения. Плотно рядом шесть фотографий. "Никто из моих родных не вернулся". И подпись К.А. Дудинской из города Горького. А кажется — крик. Еще несколько уничтоженных семей: Кирьянен — тринадцать человек, Пюстонен из деревни под Ленинградом — десять. Смотрят на нас со снимков счастливые супружеские пары. Потом он станет "врагом народа", она — женой "изменника родины".

Зал, где размещался информационный центр, оказался тесным. Сюда приносят то, что сохранилось, материалы, сведения о репрессированных. К каждому столику молчаливая очередь. Жены, дети, внуки, родственники, друзья.

А на соседнем стенде то, что пока еще никогда не выставлялось. Тоже имена, но уже чекистов, генералов НКВД и начальников областных управлений, тех, кто руководил репрессиями и вдохновлял "тройки" на местах.

Вот интервью с теми, кому будет посвящен Мемориал.

— Помпезный памятник не нужен. Лучше иметь мемориальный комплекс с музеем, архивом, библиотекой и просмотровыми залами. Это должен быть просветительский и научный центр по изучению сталинского периода.

— Я вижу памятник скромным. Группа людей, и в ней обязательно подросток. Потому что по сталинским законам можно было сажать и пытать почти совсем детей. Обязательно должен присутствовать обрубок рельса. Вся лагерная жизнь была им регламентирована.

— Сооружение Мемориала — только начало. Он необходим для нашего самосознания, для осмысления того, что произошло со страной".

"...Лет двадцать пять назад, когда в России победил призрак демократии и в стране не стало политзаключенных, "Мемориал" задумал поставить в Москве памятник жертвам политических репрессий . Это была отличная и очень своевременная идея. Но собрать в то нищее время деньги на памятник было трудно. К тому же власть смотрела на этот проект искоса и недовольно. Такой памятник был ей не нужен и даже неприятен: он напоминал новым "демократам" об их недавнем партийном и чекистком прошлом. "Мемориал" долго и упорно бился за создание монумента, но ничего не добился. Тем не менее, идея эта не умерла; в подмороженном состоянии она ждала новой оттепели", - пишет журналист Александр Подрабинек на своей странице в Facebook .

Однако разморозила ее не оттепель, а горячее желание путинской компании немного помародерствовать на сочувствии к жертвам советских репрессий. Сочувствии, которое еще живет в нашем обществе, а пуще того за рубежом.

Это был неплохой пропагандистский ход для поднятия престижа и улучшения окончательно рухнувшего в последние годы имиджа российской власти. Ведь она кровно заинтересована в том, чтобы объявить политические репрессии событиями исключительно сталинской эпохи, в крайнем случае - советской. Громогласно осуждая политические репрессии, власть получает свой пропагандистский навар. "Смотрите, - скажет любой, наслушавшийся риторики власти, - раз они так гневно обличают политические репрессии прошлого, значит сегодня таких репрессий в России быть не может".

И тут, между приунывшими правозащитниками и приопущенной властью случился консенсус: построим этот памятник вместе! "Мемориал" достает из своих архивов пожелтевшие от времени проекты, а "президент" Путин 30 сентября 2015 года подписывает указ "О возведении мемориала жертвам политических репрессий". Скульптор Георгий Франгулян создает проект монумента. Памятник будет стоять в Москве на пересечении проспекта Сахарова и Садового кольца.

Его сметная стоимость - 460 млн рублей. Правительство пожертвовало 300 млн. Добровольные пожертвования составили 45 млн рублей. Где взять остальные 115 млн? Для власти немного распотрошить бизнес - плевое дело, и конечно она не оставила в беде стройку века. Ведь это в первую очередь ей необходимо показать российскому обществу, что политзаключенные достойны памятника, а не свободы.

В стране десятки, если не сотни политзаключенных. Количество их в разных списках разнится. Украинцы сидят в российских тюрьмах и лагерях с огромными сроками по вздорным обвинениям и лишь потому, что мстительная российская власть жаждет отплатить Украине за ее выбор самостоятельного европейского пути. Крымские татары сидят за свою нелояльность Москве. Блогеры - за критические отзывы в интернете о нынешней власти. Или просто за карикатуры. Свидетели Иеговы и неортодоксальные мусульмане - за свою веру. Недавние зэки - за жалобы на пытки и истязания в тюрьмах и лагерях. Бывший секретарь петербургского суда Александр Эйвазов сидит за то, что предал огласке случаи злоупотребления правосудием. Едва ли не каждый день мы узнаем о новых политзаключенных. Каждому из них нужна моральная поддержка, деньги, адвокаты, общественное внимание. И всего этого либо остро не хватает, либо нет вовсе.

Между тем, деловые правозащитники и прогрессивные деятели культуры из последних сил бьются над тем, чтобы собрать недостающие миллионы на строительство бронзового символа в центре Москвы.

"Жаль, что сбор добровольных пожертвований на "Стену скорби" пока не стал общенародным движением, - сожалеет режиссер, член совета Фонда Памяти по увековечению жертв политических репрессий Павел Лунгин, – Это тест всем нам".

Нет, уважаемый Павел Семенович, это тест не всем нам, это тест всем вам. С чего вы вдруг решили, что добросердечные люди понесут свои деньги в предприятие, которое проводится под эгидой государственной власти? Вы думаете, люди не осознают, как их обкрадывает на каждом шагу родное государство? Вы думаете, они не видят масштабы коррупции? Вы в самом деле считаете всех полными лохами? Вы могли бы собрать эти деньги, вычитая из каждой зарплаты небольшой процент, как собирали себе на прокорм советские профсоюзы; или обложив с ведома власти налогом каждого покупателя мультимедийной электроники, как это ухитрился выцарапать для себя Никита Михалков.

В интервью "Российской газете" руководитель "Фонда памяти" и Музея истории ГУЛАГа Роман Романов, скорбя о недостатке финансирования, говорит: "Мы сейчас ведем переговоры с крупными корпорациями, которые строили ГУЛАГ тоже - с "Норникелем", РЖД, рядом заводов Урала". Что ж, раньше строили ГУЛАГ, теперь - памятник ГУЛАГу. Для "Фонда памяти" деньги не пахнут. И правда, "Норникель" стал одним из партнеров этого проекта.

Меня уже давно не удивляют придворные правозащитники и культуртрегеры, целовальщицы путинских рук и лощеные члены президентских советов. Они все живут на путинские деньги: кто на зарплату, кто на президентские гранты. Самые способные - и на то, и на другое вместе. Но как в поддержке этого проекта участвуют люди действительно талантливые и проницательные, умные и неконъюнктурные? Неужели им не видно лицемерия всего происходящего? И ведь наверняка 30 октября на открытие монумента придут люди, не прикупленные властью, не ищущие ее благосклонности, не стоящие в очереди за кремлевскими подачками.

Я хочу обратиться именно к ним.

Вы, наверное, думаете, что 30 октября - День памяти жертв политических репрессий? Вы ошибаетесь. 30 октября - День политзаключенного. Политзэки учредили этот памятный день 30 октября 1974 года в пермских и мордовских политических лагерях. В этот день своими символическими однодневными голодовками на воле мы поддерживали голодовки политзаключенных. Это был день солидарности и протеста.

В 1991 году новая российская власть, назвавшая себя демократической, с мародерским вдохновением решила День политзаключенного национализировать. Верховный Совет РСФСР постановил считать 30 октября Днем памяти жертв политических репрессий. Тонкая подмена не всеми и не сразу была оценена. Власти, надо полагать, тихо радовались своей предусмотрительности. 30 октября стали превращать из дня солидарности в день поминовения.

Вот и вы 30 октября придете на открытие памятника скорбеть об умерших, а не беспокоиться о живых. Вы придете отмечать День памяти, а не День политзаключенного, как он называется на самом деле. Хорошо еще, если кто-нибудь в своем выступлении обмолвится о нынешних политзэках. Но это все-равно останется тихим шепотом на фоне того оглушительного восторга, с которым российское телевидение и другие средства массовой пропаганды растиражируют для города и мира весть о "торжестве исторической справедливости" в России.

Если от памятника сейчас и будет какой-то прок, то лишь в одном: около него будет очень удобно проводить пикеты в защиту политзаключенных. И начнется это, я думаю, не позже следующего за открытием дня. А правильнее было бы - прямо в этот же день.

Не знаю, появится ли на церемонии открытия Владимир Путин, как это планировалось, но мне бы хотелось, чтобы он пришел. Присутствие полковника КГБ - сотрудника организации, повинной в массовых репрессиях, лишний раз продемонстрирует абсурдность происходящего. Наверное, вам будет приятно видеть его в этот день?

И еще было бы замечательно, если бы при открытии памятника вам сыграли государственный гимн России, под звуки которого вам придется стоять хотя бы потому, что некуда будет сесть. Да-да, тот самый поганый сталинский гимн, которым десятки лет каждое утро в камерах и бараках поднимали по всей стране на каторжный труд многомиллионное население ГУЛАГа.

Конечно, памятник жертвам политических репрессий должен быть установлен в Москве. Но его можно будет открыть только тогда, когда в стране не останется ни одного сидящего за решеткой политзаключенного. Потому что даже один политзаключенный на всю страну - это слишком много.

Я высказываю здесь свою личную точку зрения. Но так думаю не я один. Утром, 30 октября, в неподцензурных средствах массовой информации России будет опубликовано . И там, в отличие от меня, будут имена людей с огромным авторитетом и серьезными сроками отсидки.

А если уж вас ничто не убедило, то пойдите на открытие памятника, пролейте вместе с Путиным слезу по погибшим десятилетия назад и помолчите о его сегодняшних жертвах. Поддержите пропагандистский миф о том, что политзаключенные живут только в нашей памяти, а не в нынешних тюрьмах и лагерях".

Фото: Виктория Одиссонова / «Новая газета»

«Страшное прошлое нельзя вычеркнуть из национальной памяти. Тем более невозможно ничем оправдать: никакими высшими так называемыми благами народа, — заявил президент Владимир Путин на церемонии открытия памятника «Стена скорби», посвященного жертвам политических репрессий в СССР. — Когда речь идет о репрессиях, о гибели и страданиях миллионов людей, то достаточно посетить Бутовский полигон, другие братские могилы жертв репрессий, которых немало в России, чтобы понять: никаких оправданий этим преступлениям быть не может».

Открытие памятника — тридцатиметрового двустороннего бронзового барельефа работы скульптора Георгия Франгуляна — прошло в День памяти жертв политических репрессий. Кроме политиков, правозащитников, историков, деятелей культуры и священнослужителей на открытие памятника пришли сами жертвы незаконных репрессий и их дети — всего несколько очень пожилых человек.

В своем выступлении Путин заявил, что последствия репрессий ощущаются до сих пор, им подверглись целые сословия и народы, рабочие, крестьяне, инженеры, военачальники, священники, государственные служащие, учёные и деятели культуры. «Репрессии не щадили ни талант, ни заслуги перед Родиной, ни искреннюю преданность ей. Каждому могли быть предъявлены надуманные и абсолютно абсурдные обвинения», — заявил он и добавил, что сама память, четкость и однозначность позиции в отношении этих мрачных событий «служит мощным предостережением к их повторению».

В конце выступления Путин процитировал слова также пришедшей на открытие Натальи Солженицыной: «Знать, помнить, осудить и только потом простить». После чего президент заявил, что нельзя призывать к сведению счетов и «снова подталкивать общество к опасной черте противостояния». Имя Сталина президент в своем выступлении не произнес — также как и кого-либо из виновников политических репрессий.

Патриарх Московской и всея Руси Кирилл, член Совета Федерации Владимир Лукин и президент России Владимир Путин. Фото: Виктория Одиссонова / «Новая газета»

В свою очередь патриарх Московской и всея Руси Кирилл заявил на открытии, что «памятники нужны для исцеления человека». «Приходя сюда, вспоминая трагические события нашей истории, люди не должны чувствовать уныние и отчаяние, они должны думать о своих потомках и о том, какую страну и какую историю они оставят в наследство», — сказал патриарх.

Последним на открытии выступил член Совета Федерации, председатель Фонда памяти жертв политических репрессий Владимир Лукин.

После минуты молчания и возложения цветов к монументу он был открыт для посетителей. Напомним: памятник находится на пересечении проспекта Сахарова и Садового кольца.

прямая речь

Фото: РИА Новости

«Искалеченные судьбы взывают к нашей памяти с мемориальной стены»

Выступление члена Совета Федерации Владимира Лукина на открытии памятника жертвам политических репрессий

— Человек слаб… И в эти минуты я не могу не думать о судьбе своей семьи. Особенно двух женщин. Обе — мои бабушки.

У одной из них, кроме моей мамы, было еще три сына. Старший был зверски убит в одной из стычек гражданской войны. Жизнь второго оборвалась здесь недалеко, в Коммунарке. Он попал в один из расстрельных списков 1937 года, подписанных пятью тогдашними членами ПБ Компартии, во главе лично со Сталиным. Третий, несмотря на бронь, которая выдавалась крупным ученым, вступил в ряды ополченцев и погиб, защищая Москву осенью 1941 года. Три сына — три смерти.

Младшая дочь — моя мать — была арестована в том же 1937 году, сразу после моего рождения. Ее пытали, как и моего отца. Но им повезло: в 1938 году, после падения Ежова, их освободили, и они оба успели принять участие в обороне Москвы. Отец был комиссаром 7-ой Бауманской ополченческой дивизии, памятник бойцам которой, как многие из вас знают, стоит на 242-м км Минского шоссе.

А его младший брат вынужден был после ареста моего отца отречься от него, чтобы спасти себя и остатки семьи.

Представьте себе чувства моей второй бабушки, сыновья которой не пожали друг другу руки никогда, даже на ее могиле.

И семей с такой или близкой судьбой было в нашей стране тысячи, сотни тысяч, если не миллионы. Сосчитать уже не возможно.

Это они, их искалеченные судьбы взывают к нашей памяти, нашей совести с мемориальной стены.

ХХ век для нашей страны — век великих побед, но и великих трагедий. О самой главной великой победе наше общество, молодое поколение знает достаточно хорошо, хотя и здесь есть свои пробелы.

О главной великой трагедии — массовых репрессиях, страшном терроре, связанном с революцией, гражданской войной, сталинской тоталитарной диктатурой, молодое поколение знает мало.

А это плохо. Невежество — это не аргумент, говорил Спиноза. Из невежества мудрых уроков извлечь нельзя.

Некоторые наши граждане считают, что ворошить кровавое прошлое — непатриотично. Убежден, что такое мнение ошибочно.

Родина и Истина — это понятия равновеликие. Нельзя любить Родину, не любя Истину. Не отличая добро от зла, правду от неправды, изуверство от человечности. Суверенное право на жизнь, безопасность, свободу и личное счастье человека не менее важны, чем любой суверенитет. Замечательно, что наша нынешняя Конституция начинается именно с этого нормативного положения.

«Все прогрессы реакционны, если рушится человек», — сказал поэт.

Только свободный человек может быть подлинным патриотом!

Нынешние и будущие поколения наших граждан должны, во-первых, знать об этой страшной драме. Нежелание знать — это интеллектуальная трусость, тяжкий моральный грех. И большая опасность. Ведь сокрытие истины — верный путь к рецидивам трагедии.

Во-вторых, важно помнить о том, что случилось со страной в ХХ столетии. Помнить о жертвах массового государственного террора — лучший способ избавиться от иллюзий о том, что все сложные проблемы страны можно решить быстро и резко — как любили говорить в то время — лихой «кавалеристской атакой».

В-третьих, надо ясно, решительно и необратимо осудить деяния тех, кто раскрутил «красное колесо» массового террора. Им нет и не может быть оправданий. Даже с учетом того, что в этом кровавом карнавале во след своим жертвам исчезали и их палачи.

И, наконец, в-четвертых, — и это самое трудное — нам нужно постараться простить участников этой страшной исторической драмы.

Конечно, простить не их ужасные деяния, а приведшие к ним их трагические ошибки, их самообманы, их утопические фантазии.

По-моему, простить — означает, прежде всего, постараться изгнать из собственных душ атмосферу ненависти и нетерпимости ко всему иному, ко всему «не своему», ко всему «непонятному».

Избавиться от сладкой, но ядовитой иллюзии собственной уникальной правоты и непогрешимости.

Мы не можем изменить прошлое. Не можем сделать вид, что его вовсе не было. Но мы можем, помня о прошлом, постараться подавить вирусы озлобления и ненависти в самом себе.

И тем самым перекрыть доступ в настоящее и будущее кровавым страстям прошлого.

Память о страшной трагедии, которая произошла на нашей земле в ХХ столетии, должна стать частью нашей исторической памяти. Мы, наследники жертв массовых репрессий, благодарны всем тем, кто внес вклад в создание Монумента памяти.

В понедельник, 30 октября, в Москве открылся первый за постсоветскую историю памятник жертвам политических репрессий. На углу проспекта Сахарова и Садового кольца воздвигнута 30-метровая "Стена скорби" из переплетенных лиц и человеческих фигур работы скульптора Георгия Франгуляна. Открытие мемориала приурочено ко Дню памяти жертв политических репрессий. Монумент построен за счет бюджетных средств, а также на деньги созданного год назад Фонда памяти, который собрал 32 миллиона рублей пожертвований.

Открытие 30 лет спустя

Речь о том, чтобы увековечить память о нескольких миллионах жертв Большого террора 1930-х годов, шла уже давно, рассказал DW член правления правозащитного общества "Мемориал" Александр Черкасов: "Почти 30 лет назад, в ноябре 1987 года, несколько человек из нашей организации вышли на Арбат, чтобы собрать подписи за создание мемориала жертвам репрессий. Тогда предполагалось, что будет не только памятник, но и архив, музей, библиотека".

Сейчас, спустя 30 лет, значение репрессий сталинского времени до сих пор в полной мере не изучено и не осмыслено, считает Черкасов. "В поэме "Реквием" Анна Ахматова писала, что ей "хотелось бы всех поименно назвать". Эта задача сейчас не выполнена даже на четверть, - констатирует правозащитник. - Если дело и дальше пойдет таким темпом, то простая публикация имен затянется еще на век. Что говорить о более глубоких исследованиях?". По словам Черкасова, до сих пор не было ни одного фундаментального исследования статистики репрессий с сопоставлением источников из разных ведомств.

Народный мемориал

Накануне открытия памятника, 29 октября, "Мемориал" провел свою традиционную акцию в память о жертвах сталинских репрессий возле Соловецкого камня на Лубянке. В этот день все желающие подходят к камню и по очереди зачитывают имена репрессированных. Мероприятие длится с утра до позднего вечера, в нем обычно участвует масса москвичей, к Соловецкому камню приходят как простые люди, так и публичные деятели.

На самом деле эти солдаты погибли в других местах и по совершенно другим причинам, уверяет Черкасов. "Один из них - герой России, который сам себя подорвал гранатой. А Карпюк и Клых, судя по всему, впервые оказались в Чечне только когда начался процесс против них", - говорит правозащитник. По его предположению, признательные показания украинцев были получены под страшными пытками: "И в итоге им дали совершенно "сталинский" срок, 20 лет".

Правозащитник упомянул также о фигуранте "болотного дела" Дмитрии Бученкове, которого судят за участие в протестах 2012 года. "Он даже не был на Болотной площади, а в качестве улики следствие использует фотографию другого человека, - говорит Черкасов. - При этом все доказательства, говорящие о невиновности Бученкова, к делу не приобщаются, в лучших традициях советских политических дел".

Само наличие политических заключенных в РФ - это продолжение советской традиции, считает правозащитник Черкасов, как и традиция высылки инакомыслящих за границу: "Буквально на днях были освобождены и выданы Турции двое крымских татар, Ахтем Чийгоз и Ильми Умеров".

Это напоминает о том, как при советской власти выдворяли и обменивали диссидентов. Одним словом, думать, что вся история репрессий закончилась, было бы странно, считает член правления "Мемориала": "Прошлое в настоящем видится чуть ли не на каждом шагу".

Смотрите также:

"Пермь-36" - памятник бесславному прошлому

Через лагерь прошли сотни "особо опасных государственных преступников". Вот лишь несколько имен: Василь Стус, Владимир Буковский, Сергей Ковалев, Валерий Марченко, Натан Щаранский, Глеб Якунин, Левко Лукьяненко.



"Пермь-36" - памятник бесславному прошлому

Василь Стус

Украинский поэт Василь Стус был одним из пермских узников. Скончался в 1985 году. Колония прекратила свое существование в 1988 году.



"Пермь-36" - памятник бесславному прошлому

Изначально большинство заключенных составляли коллаборационисты – граждане СССР, сотрудничавшие с оккупационными войсками во время Второй мировой войны. Но постепенно им на смену пришли осужденные за "антисоветскую агитацию и пропаганду".



"Пермь-36" - памятник бесславному прошлому

"Зека Васильев и Петров зека"

В середине 1980-х тогдашний советский лидер Михаил Горбачев согласился на массовые амнистии политзаключенных. 29 декабря 1987 года было амнистировано большинство узников колонии "Пермь-36".

"Стена скорби" - памятник жертвам политических репрессий, открытый в сквере на пересечении проспекта Академика Сахарова с 30 октября 2017 года.

Мемориал имеет внушительные размеры. Центральной его частью стала полукруглая бронзовая стена (35 метров длиной, 6 метров высотой) - двухсторонний барельеф, изображающий около 600 обезличенных человеческих фигур, устремлённых вверх и навсегда застывших в движении. Головы людей опущены вниз, а переплетающиеся тела сливаются в единый монолит; между их объёмных фигур в стене оставлено несколько арок в виде человеческих силуэтов, через которые можно пройти. По обе стороны от стены установлены бронзовые плиты, на которых на 22 языках высечено слово "Помни", а вокруг неё размещены несколько прожекторов, установленных на массивных гранитных столбах: ночью их лучи направлены в небо. Позади полукруглый монумент обрамляет подпорная стена, выложенная из гранитных плит, словно это вздыбленные скалы. Монолит стены символизирует трагедию человеческих судеб и вычеркнутых из жизни, словно их никогда не существовало, лиц. Такая композиция памятника призвана привлечь внимание к хрупкости человеческой жизни, уязвимой перед машиной репрессий, и предлагает осознать трагические последствия авторитаризма, чтобы не повторить трагедию прошлого в будущем.

Площадь вокруг мемориала выложена камнями из наиболее известных лагерей ГУЛАГа, мест массовых расстрелов и захоронений, областей и населённых пунктов, жители которых подвергались принудительной депортации. Среди них камни из Иркутска, Воркуты, Ухты, Башкирии, Хабаровского края, Псковской, Вологодской и Смоленской областей, Левашовской пустоши (Санкт-Петербург), Золотой горы (Челябинская область), Бутовского полигона (Московская область) - всего из 58 российских регионов.

Памятник хорошо вписан в окружение, которое тоже стало частью мемориала: расположенное позади него административное здание советских лет, серое и громоздкое, стало на его фоне живым символом власти и неповоротливости.

История создания памятника

Впервые идея установить в Москве памятник жертвам репрессий возникла ещё в 1961 году и была выдвинута лично Никитой Хрущёвым в рамках программы борьбы с культом личности Сталина, однако, это не было реализовано. В советские годы памятник так и не был установлен; лишь в 1990 году при участии активистов общества "Мемориал" на Лубянской площади появился , которым город и ограничился. Между тем, заинтересованная общественность считала, что этого недостаточно.

В 2014 году Президенту РФ Владимиру Путину представили проект программы по увековечиванию памяти жертв репрессий, которая предполагала в том числе и установку памятника; в тот же год было принято решение о его установке и выбрано место - сквер на пересечении проспекта Академика Сахарова с Садовой-Спасской улицей.

В мае 2015 года стартовал конкурс проектов памятника. В ходе конкурса из 336 представленных публике проектов был выбран победитель - проект памятника "Стена скорби" скульптора Георгия Франгуляна, который и утвердили в работу. Общая стоимость строительства мемориала составила 460 миллионов рублей, из которых 300 миллионов было выделено из городского бюджета, а оставшиеся 160 предполагалось собрать народными пожертвованиями; однако, из пожертвований в итоге смогли собрать лишь 45 миллионов, и недостающую сумму также взял на себя город. Любопытно, что некоторые вместо денег жертвовали бронзу. Отливка бронзовых фигур велась в мастерской в подмосковных Химках, памятник доставляли на место установки по частям.

Открытие мемориала состоялось 30 октября 2017 года, в церемонии приняли участие Президент РФ Владимир Путин, мэр Москвы Сергей Собянин, патриарх Московский и всея Руси Кирилл, члены СПЧ и его председатель Михаил Федотов, скульптор Георгий Франгулян и другие лица.

В целом, горожане приняли установку памятника довольно нейтрально - кто-то одобрил, что в Москве появился мемориал жертвам политических репрессий, а кому-то не понравилась идея громадной стены из трупов на Садовом кольце, но какого-либо резонанса он не вызвал. Получит ли мемориал народное признание или останется просто бронзовой махиной, мимо которой можно с ветерком пролететь по Садовому - вопрос времени.

Памятник жертвам политических репрессий "Стена скорби" находится на пересечении проспекта Академика Сахарова с Садовой-Спасской улицей (перед зданием "Согаз"). Добраться до него можно пешком от станций метро "Красные ворота" и "Чистые пруды" Сокольнической линии, "Тургеневская" Калужско-Рижской и "Сретенский бульвар" Люблинско-Дмитровской.