Результаты внешней политики в 90 е годы. Россия и страны Азии. Россия и ближнее зарубежье

Внешняя политика России в 90-е годы XX века

С распадом СССР мир кардинально изменился. Окончилась «холодная война», прекратилось идеологическое противостояние в мире. На постсоветском пространстве и в Европе появились десятки новых государств.

Россия стала правопреемницей СССР и унаследовала его место в международных организациях. В том числе, она стала членом Совета Безопасности ООН.

Однако международное положение России нельзя было назвать благоприятным. По уровню и количеству обычных вооружений и ядерного оружия Россия осталась второй державой в мире, но ее военные возможности сократились. Страна лишилась военных баз в бывших советских республиках. Из-за нехватки денег пришлось уменьшить численность вооруженных сил и финансирование развития армии. Если по численности обычных вооружений СССР превосходил европейские страны НАТО, то к концу 90-х годов Россия уступала им по военным расходам в 20 раз.

Было неспокойно вдоль границ России: в некоторых бывших союзных республиках происходили военные конфликты.

Страна потеряла традиционных союзников в Восточной Европе, Азии, Африке, Латинской Америке.

В то же время изменились внешнеполитические реалии для России: страны Запада более не являлись врагами, а страны Восточной Европы более не являлись друзьями.

В этих условиях России пришлось разрабатывать новую внешнеполитическую концепцию и строить новые отношения с миром.

Отношения с Западом.

В 1992 году Президент Ельцин заявил, что ядерные ракеты России больше не нацелены на США и другие страны НАТО. Подписана декларация о прекращении «холодной войны». Взят курс на установление партнерских, дружественных отношений со странами Запада.

В 1993 году между Россией и США заключен Договор о сокращении и ограничении стратегических наступательных вооружений (СНВ-2). Две страны обязались к 2003 году сократить свои ядерные потенциалы на 66 %.

В 1994 году Россия присоединилась к программе НАТО «Партнерство во имя мира», предполагающая возможность военного сотрудничества.

В 1996 году Россия вошла в «Большую семерку», объединяющую группу семи самых развитых стран. Тем самым «Большая семерка» преобразована в «Большую восьмерку».

Начали выстраиваться глубокие экономические и политические отношения с Западом, Россия вошла в мировую экономическую систему.

Ради установления партнерских отношений с бывшими врагами Россия часто шла компромиссы и односторонние уступки. Однако эти уступки нередко воспринимались на Западе как признак слабости. Ведущие западные страны, заявляя о союзнических отношениях с Россией, все реже учитывали ее национальные интересы. В частности, они приняли решение о расширении НАТО на Восток - включении в его состав бывших социалистических стран Восточной и Центральной Европы. Интересы России и ее протесты были проигнорированы.

Все это приводило к охлаждению отношений с США и другими странами Запада. В результате во второй половине 90-х годов внешнеполитическая линия страны заметно изменилась.

С 1996 года Россия стала активно выступать против однополярного мира во главе с США и за создание многополярного мира, в котором исключена гегемония одной страны, а безопасность строится не на силе, а на праве. Переломным моментом в отношениях России и Запада стал Балканский кризис 1999 года, когда НАТО вопреки решению ООН и протестам России развернуло военную операцию против Сербии, пытавшейся силой подавить сепаратизм в населенной албанцами сербской провинции Косово. Россия выступила резко против бомбежек самолетами НАТО сербских городов. Впервые после распада СССР Россия и Запад заняли прямо противоположные позиции при решении острой международной проблемы. Кризис в отношениях углублялся и из-за позиции Запада по чеченскому вопросу. Многие западные политики и международные организации выступали за отделение Чечни от России или пытались навязать свое посредничество в урегулировании чеченской проблемы.

В этих условиях внешнеполитический курс России претерпевал серьезные изменения, становясь более адекватной существующим международным реалиям.

Отношения с Востоком.

В первой половине 90-х годов отношениям со странами Востока Россия придавала второстепенное значение. Однако вскоре российское руководство поняло ошибочность своей восточной политики. С 1996 года, после смены руководства МИД РФ, активизировались отношения со странами Азии, Африки, Латинской Америки.

Одним из крупнейших внешнеторговых партнеров России стал Китай. Расширялось сотрудничество с Индией, Вьетнамом, Ираном, Японией, Южной Кореей.

В 1998 году Россия была принята в организацию стран Азиатско-Тихоокеанского бассейна. Это дало новый импульс развитию экономических связей России со странами региона и усилило ее политические позиции.

Балканский кризис сильнее сблизил Россию и Китай. Две страны взяли курс на стратегическое партнерство, заявили о необходимости строить многополярный мир.

Отношения с бывшими республиками СССР.

СССР распался, но сохранилась глубокая экономическая взаимозависимость, распад которой неизбежно привел бы национальные экономики к глобальным потрясениям. На базе глубокой интеграции предстояло построить новые экономические отношения. Кроме того, необходимо было принять меры, чтобы территориальные и политические противоречия не привели к войнам. Для решения этих задач в 1991 году было создано Содружество Независимых Государств (СНГ). СНГ стало той площадкой, на которой бывшие союзные республики решали возникавшие противоречия и разрабатывали новые принципы сосуществования и сотрудничества. Были приняты сотни совместных решений - в том числе Договор о коллективной безопасности (1992-1994), Договор об экономическом союзе (1993), Соглашение о межгосударственном экономическом комитете и др.

Однако СНГ все же не принесло того эффекта, который от него ожидали. Многие принятые решения так и остались на бумаге. Объемы торговли в СНГ сокращались. Нарастали новые экономические и политические противоречия. Нередко их раздували из-за рубежа: многие страны Запада не желали, чтобы бывшие советские республики вновь объединились в новое мощное государство. И делали все, чтобы развести их в разные стороны, включить их в орбиту своего влияния.

В результате на постсоветском пространстве появлялись новые коалиции государств.
В 1998 году при поддержке США и других западных стран образовался ГУУАМ - политический союз Грузии, Украины, Узбекистана, Азербайджана и Молдавии. Он носил явно антироссийский характер, был нацелен на снижение роли России в Евразии. Однако ГУУАМ не выполнил своих задач, не оправдал ожиданий его учредителей и стоявших за ними некоторых стран Запада.

Успешно решала Россия вопрос обеспечения стабильности вдоль своих границ. С помощью российских войск и при активном участии российской дипломатии удалось погасить военные конфликты в Южной Осетии, Абхазии, Таджикистане, Карабахе, Приднестровье.

В целом благодаря усилиям России и других стран постсоветского региона удалось сохранить основные экономические и культурные связи между бывшими союзными республиками, избежать коллапса в экономиках республик и серьезных, неразрешимых конфликтов между ними.

И.С.ИВАНОВ. Внешняя политика России на рубеже XXI века: проблемы формирования, эволюции и преемственности

Вступление России в новое тысячелетие ознаменовалось качественными изменениями во внутренней и внешней политике страны. После бурных событий 90-х годов начался процесс постепенной консолидации общества вокруг идеи укрепления демократической государственности как необходимого условия для успешного продолжения политических и социально-экономических преобразо­ваний. Избрание Президентом России В.В. Путина, а также сформирование но­вого состава Государственной думы по итогам парламентских выборов декабря 1999 г. обеспечили рост политической стабильности и позволили начать разра­ботку долгосрочной стратегии развития страны.

В этих условиях особую значимость приобретает задача определения внешнеполитических приоритетов страны, ее места в мировом сообществе. Все последние годы, несмотря на огромные трудности государственного становле­ния Российской Федерации, наше государство активно участвовало в мировых процессах, находилось в центре усилий, направленных на формирование новой системы международных отношений. Российской дипломатией накоплен боль­шой практический опыт решения беспрецедентных по сложности и новизне внешнеполитических проблем. Осмыслить этот опыт важно для того, чтобы пра­вильно определить ту роль, которую внешняя политика призвана сыграть в ре­шении общенациональных задач в нынешний сложный, по-своему переломный момент в развитии процессов в России и ситуации на международной арене.

До настоящего времени в нашей научной и политической литературе гос­подствовало представление, что современная Россия не имеет сложившейся внешнеполитической стратегии. Тезис о том, что «российская внешняя политика продолжает переживать стадию становления», казался настолько бесспорным, что нашел отражение в вузовском учебнике по международным отношениям.

Сегодня, пожалуй, впервые за последние девять лет, появились основания говорить о том, что эта стадия современной внешней политикой России в основ­ном пройдена. Такой вывод можно сделать, если под «становлением» понимать выработку основных принципов внешнеполитического курса, определяемых на­циональными интересами.

Внешняя политика любого государства начинается не с чистого листа. Даже в условиях такой глубокой трансформации, которую пережила Россия в конце XX века, сам факт включения государства в систему международных от­ношений предполагает известный набор базовых внешнеполитических устано­вок, определяющих его лицо и долгосрочные интересы в мировой политике. Эти установки рождаются отнюдь не только по воле того или иного политического лидера, а, как правило, отражают объективные особенности исторического раз­вития страны, ее экономики, культуры, геостратегического положения. Они со­ставляют некую «константу» внешнеполитического курса государства, в наи­меньшей степени подверженную воздействию внутриполитической и междуна­родной конъюнктуры. В истории дипломатии элементы преемственности, при­сущие внешней политике, нашли обобщенное выражение в известной формуле: «Нет постоянных союзников, а есть только постоянные интересы». Эта преемст­венность, степень которой, разумеется, не поддается какому-либо точному изме­рению, характерна не только для стран с устойчивой политической системой, но и вообще для всех государств, включая и те, которые, подобно России, пережи­вают в разных формах переходный период на пути экономической и социально-политической модернизации.

Современная Россия вышла на мировую арену, имея за плечами многовеко­вой опыт международного общения, сложившуюся инфраструктуру многосторон­них и двусторонних связей, богатейший опыт и профессиональные традиции рус­ской и советской дипломатических школ. В то же время ей предстояло во многом заново сформулировать и привести в систему общегосударственные взгляды на ключевые внешнеполитические задачи, наиболее адекватно отражающие особен­ности данного исторического этапа развития страны и ее положения в мире.

Что же дает основания утверждать, что сегодня этот процесс в основном завершен?

Прежде всего, об этом свидетельствует тот факт, что внешнеполитиче­ская доктрина, в отсутствии которой так долго упрекали российскую диплома­тию, теперь существует - и не только на бумаге, но и в повседневной между­народной деятельности государства. Одобренная Президентом Российской Фе­дерации В.В. Путиным 28 июня 2000 г. новая редакция Концепции внешней политики России воплотила в себе идеологию этой деятельности. Она во мно­гом подвела итог глубоким размышлениям государственных, политических и общественных деятелей, дипломатов и ученых о роли и месте нашей страны в мировом сообществе и путях реализации ее долгосрочных национальных инте­ресов на международной арене.

То, что новая Концепция внешней политики появилась именно сейчас, конечно, не случайно. Ее разработка стала составной частью формирующейся общегосударственной стратегии развития страны и тесно увязана с другими ее направлениями- будь то экономика, государственное строительство, федера­тивные отношения, социальная сфера, оборона и безопасность. В начале 2000 г. в России была принята Концепция национальной безопасности - базовый до­кумент, содержащий анализ внешних угроз интересам Российской Федерации. На ее основе была разработана Военная доктрина, развивающая положения этой Концепции, относящиеся к оборонному строительству. Концепция внешней по­литики решает ту же самую задачу применительно к конкретным областям внешнеполитической деятельности государства.

Важной особенностью новой Концепции является отсутствие в ней декла­ративных моментов, нацеленность на вполне реалистичные и реализуемые зада­чи. При этом речь не идет о кардинальной переориентации внешнеполитическо­го курса. Концепция сводит в систему принципы и установки по ключевым ас­пектам этого курса, многие из которых известны российскому общественному мнению и нашим зарубежным партнерам, поскольку составляли содержание ме­ждународной деятельности страны в последние годы и оправдали себя на прак­тике как наиболее эффективные с точки зрения обеспечения ее национальных интересов. Одним словом, это - «работающая» Концепция, основанная на опы­те прошлого и вместе с тем развернутая в будущее. Тем самым она придает рос­сийской внешней политике дополнительную открытость и предсказуемость. Это - сигнал мировому сообществу, указывающий четкие ориентиры не только нынешних, но и будущих шагов России в мировых делах.

Путь к определению этих ориентиров, разумеется, был непростым, а по­рой болезненным и прокладывался в несколько этапов. По классической форму­ле, согласно которой внешняя политика есть продолжение внутренней, процесс становления новой России как субъекта мировой политики последовательно от­разил всю глубину и масштабность перемен, которые пережило наше государст­во в последнее десятилетие XX века.

В декабре 1991 г. Российская Федерация вышла на мировую арену в облике, коренным образом отличающемся от всех предшествующих исторических форм существования Российского государства. Это в равной степени относится и к ее по­литическому строю, и к очертанию внешних границ, и к непосредственному геопо­литическому окружению. Понятие «новая Россия» приобрело для внешнего мира, да и нас самих вполне конкретный, можно сказать, буквальный смысл.

Вместе с тем то обстоятельство, что Советский Союз сошел с историче­ской сцены не в результате военного поражения или насильственной социаль­ной революции, предопределило сложное переплетение элементов новизны и преемственности в российской внешней политике. Россия порвала с советским идеологическим прошлым, однако намеренно взяла все позитивное, отвечаю­щее национальным интересам, из наследия советской внешней политики. Пока­зательно, что свою практическую деятельность российская дипломатия начала с обеспечения международного признания правопреемства России как государ­ства - продолжателя СССР. Это позволило ей, в частности, сохранить за Рос­сией место постоянного члена Совета Безопасности ООН и решить ряд слож­ных вопросов во взаимоотношениях с бывшими республиками СССР. Форми­рование российской внешней политики пошло, таким образом, по пути слож­ного синтеза советского наследия, возрождаемых русских дипломатических традиций и принципиально новых подходов, диктуемых кардинальными изме­нениями в стране и на мировой арене.

Внешнеполитическая деятельность Российского государства изначально стала осуществляться в качественно новой правовой и общественно-политической среде, основными чертами которой были:

Радикальное изменение механизмов формирования внешней политики в результате демократизации политической и общественной жизни; все более активное воздействие на этот процесс парламента, средств массовой информации и общественного мнения;

Ослабление координационного начала в развитии международных свя­зей, диапазон которых существенно расширился благодаря открытости общества по отношению к внешнему миру;

Быстрый и поначалу неупорядоченный выход российских регионов и субъектов Федерации на прямые связи с сопредельными регионами и на уровень местных органов власти зарубежных государств;

Резкий переход к информационной открытости внешней политики при полном разрушении аппарата советской внешнеполитической пропаганды и дру­гих государственных механизмов формирования образа страны за рубежом;

Перевод на негосударственные рельсы развития целых направлений международных связей, ранее находившихся под жестким контролем государст­ва: торговля, инвестиционные связи, наука, культура и т.д.

Начальный этап формирования российской внешней политики был отра­жением бурного и во многом стихийного процесса становления демократии и рыночной экономики в стране со всеми его противоречиями и издержками.

Распад советской политической системы произошел столь внезапно и стремительно, что ни государственное руководство, ни тем более российское общество не имели, да и не могли иметь в тот момент полного представления о дальнейших путях развития страны, в том числе о ее внешнеполитических при­оритетах. Об этом прямо и откровенно говорил в 1992 г., выступая в Верховном Совете, первый Президент России Б.Н. Ельцин: «Болезненное переходное со­стояние России не позволяет пока четко разглядеть ее вечный и одновременно новый облик, получить ясные ответы на вопросы: от чего мы отказываемся? Что хотим сберечь? Что хотим возродить и создать вновь?» .

В общественном сознании царила эйфория перемен. Тогда многим каза­лось, что стоит лишь резко сменить идеологические ориентиры, как большинст­во проблем начнет решаться само собой как во внутренних, так и в международ­ных делах. Например, подобно тому, как в экономической стратегии расчет строился на том, что резкая либерализация цен и включение рыночных механиз­мов сами по себе создадут положительную динамику развития, во внешней по­литике ожидалось, что радикальный поворот от конфронтации к сближению с западными странами автоматически изменит их отношение к России и мобили­зует массированную политическую поддержку и экономическую помощь. Эти завышенные ожидания оставили свой отпечаток в первой редакции внешнеполи­тической Концепции России, принятой в 1993 году.

Следует признать, что для таких надежд в тот момент действительно было немало оснований. К концу 80-х - началу 90-х годов произошло реальное улучше­ние международного климата. Демократические перемены в СССР, а затем в Рос­сии вызвали массовые симпатии и поддержку во всем мире. Российское общест­венное мнение в большинстве своем приветствовало курс на сближение с бывшими противниками СССР, ожидая от него реальной отдачи для интересов страны.

В действительности все оказалось намного труднее. На фоне серьезного осложнения социально-экономической обстановки в первые годы реформ про­изошло обострение идейной и политической борьбы в стране. Внешняя полити­ка стала одной из сфер государственной деятельности, которую также начали захлестывать споры о фундаментальном выборе пути развития страны. Не обошли они и проблему взаимоотношений России с западными странами. Стоит напомнить, что дискуссии вокруг Запада как определенной модели социально-экономического и политического развития имеют в России давнюю историче­скую традицию. Вновь, как и в середине XIX века, отношение к Западу стало в России своего рода знаком определенной идеологической ориентации, символом либо воинствующего неприятия западной цивилизации, либо столь же страстно­го желания как можно скорее интегрироваться в нее, нередко ценой существен­ных политических и экономических уступок.

В этих условиях главная ставка была сделана на ускоренную любыми средствами интеграцию в евроатлантические структуры. Выдвигались нереали­стические задачи, такие как, по сути, немедленное установление «стратегическо­го партнерства» и даже «союзнических» отношений с Западом, к которым ни Россия, ни сами западные страны не были готовы, так как по-разному понимали их смысл. Причем многие в США, да и некоторых странах Западной Европы, попав под влияние ложного синдрома «победителя в "холодной войне"», не ви­дели демократическую Россию в качестве равноправного союзника. Ей в лучшем случае отводилась роль младшего партнера. Любое же проявление самостоя­тельности и стремления отстоять свои позиции воспринималось как рецидив со­ветской «имперской» политики. Курс США и НАТО на продвижение альянса к границам России, столь явно игнорировавший российские национальные инте­ресы, был в этом отношении наиболее серьезным отрезвляющим сигналом.

В силу этого период достаточно явного «прозападного крена» во внешней политике России носил непродолжительный и поверхностный характер, и россий­ская дипломатия довольно быстро извлекла из него надлежащие уроки. К этому ее побуждала сама жизнь, поскольку реальное становление внешней политики про­исходило не в идеологических дебатах, а в процессе поисков решения конкрет­ных- и весьма серьезных- международных проблем. После распада СССР предстояло заново «организовать» постсоветское пространство, создать механиз­мы политического урегулирования конфликтов, возникших на внешних границах Содружества Независимых Государств; защитить права соотечественников, ока­завшихся за пределами России; заложить новый политический фундамент двусто­ронних отношений со странами мира. Именно эта кропотливая работа, не всегда заметная для широкого общественного мнения, диктовала логику формирования внешнеполитического курса и стала основным источником концептуальных нара­боток, которые затем постепенно кристаллизовались в устойчивые принципы и стиль международной деятельности Российского государства.

Одним из главных итогов этой работы стал тот несомненный факт, что страна приступила к осуществлению невиданно сложных и болезненных внут­ренних преобразований в условиях благоприятного, в целом, международного окружения. Российскому государству удалось не допустить хаоса на границах с новыми соседями, обеспечить безопасность страны на уровне, позволившем ей резко сократить бремя военных расходов, мобилизовать широкую международ­ную поддержку российских реформ, во многих случаях носившую не деклара­тивный, а вполне действенный характер.

Само существо проблем, с которыми столкнулась Россия в области внеш­ней политики, настраивало на реалистическую оценку международной обста­новки и прагматический подход к собственным целям и задачам. В условиях крайне противоречивой международной ситуации крепло убеждение в том, что единственно надежным ориентиром внешней политики является последователь­ная защита национальных интересов. Только на такой основе можно было адек­ватно реагировать на современные угрозы и вызовы, осознанно формулировать позиции по международным проблемам, целенаправленно выстраивать отноше­ния с другими государствами.

Во внешнеполитических дебатах 90-х годов не раз - и вполне обосно­ванно - ставился вопрос: в чем именно состоят национальные интересы России? Ведь от ответа на него напрямую зависел конкретный образ действий Рос­сии на международной арене.

Наследием советской внешней политики была психология «сверхдержа­вы», стремление участвовать во всех сколько-нибудь значимых международных процессах, зачастую ценой непосильного для страны перенапряжения внутрен­них ресурсов. Тем более это не могло быть приемлемым для России с ее огром­ным бременем нерешенных внутренних проблем. Здравый смысл подсказывал, что на нынешнем историческом отрезке внешняя политика призвана в первую очередь «обслуживать» жизненные интересы внутреннего развития. Это - обеспечение надежной безопасности, создание максимально благоприятных ус­ловий для устойчивого экономического роста, повышения жизненного уровня населения, укрепления единства и целостности страны, основ ее конституцион­ного порядка, консолидации гражданского общества, защиты прав граждан и со­отечественников за рубежом.

О правильности такого подхода свидетельствует и исторический опыт. Так, великие освободительные реформы второй половины XIX века начинались в России в условиях, когда она была ослаблена поражением в Крымской войне и столкнулась с реальной угрозой превращения из великой державы во второраз­рядное государство, оттесняемое на задний план европейского «концерта». То­гдашний министр иностранных дел канцлер А.М. Горчаков в записке императо­ру Александру II о внешней политике России так определил ее задачи: «Наша политическая деятельность должна была... преследовать двойную цель.

Во-первых, оградить Россию от участия во всякого рода внешних ос­ложнениях, которые могли бы частично отвлечь ее силы от собственного внутреннего развития;

во-вторых, приложить все усилия к тому, чтобы в это время в Европе не имели места территориальные изменения, изменения равновесия сил или влия­ния, которые нанесли бы большой ущерб нашим интересам или нашему полити­ческому положению.

При выполнении этих двух условий можно было надеяться, что Россия, оправившись от потерь, укрепив силы и восстановив ресурсы, вновь обретет свое место, положение, авторитет, влияние и предназначение среди великих держав». Такое положение, подчеркивал А.М. Горчаков, Россия сможет занять, «лишь развив свои внутренние силы, кои на сегодняшний день есть единствен­ный реальный источник политического могущества государств».

При всех различиях между положением России в середине XIX века и тем, в котором она находится сейчас, можно утверждать, что во внешней политике ей приходится решать во многом схожие задачи: создавать максимально благопри­ятные условия для осуществления внутренних реформ и одновременно - а это, по сути, обратная сторона медали - не допускать ослабления позиций страны на международной арене.

Из этого вытекает вывод принципиального значения: «экономия» внеш­неполитических ресурсов, отказ от дипломатического присутствия ради самого присутствия должны сочетаться с активной, многовекторной внешней полити­кой, нацеленной на использование всех возможностей там, где это способно принести реальную отдачу для внутреннего развития страны. Как отмечал Е.М. Примаков, министр иностранных дел России в 1996-1998 гг., «...без актив­ной внешней политики России трудно, если вообще возможно, осуществлять кардинальные внутренние преобразования, сохранить свою территориальную целостность. России далеко не безразлично, каким образом, и в каком качестве она войдет в мировое хозяйство - дискриминируемым сырьевым придатком или его равноправным участником. Это также во многом относится к функции внешней политики».

Иными словами, необходимость сосредоточиться на решении внутренних проблем, с точки зрения внешней политики, отнюдь не означает национальный эгоизм или уход в самоизоляцию. Напротив, рациональная дипломатическая ак­тивность в жизненно важных для России и мирового сообщества вопросах спо­собна отчасти компенсировать недостаток экономических, военных и других внутренних ресурсов.

Конкретный внешнеполитический опыт внес ясность и в вопрос об опти­мальной линии в отношениях с ведущими западными странами. Сегодня не толь­ко среди государственных деятелей и дипломатов, но и в широких кругах россий­ской общественности появилось ясное осознание того, что для России в равной мере неприемлемы как неоправданные уступки в ущерб собственным интересам, так и сползание к конфронтации с США, странами Западной Европы и Японией. Курс на последовательное, а там, где необходимо, и жесткое отстаивание нацио­нальных интересов ни в коей мере не противоречит задаче дальнейшей интегра­ции России в сообщество демократических государств и международные эконо­мические структуры. Об этом говорит, в частности, опыт последовательной инте­грации России в деятельность «Большой восьмерки». В рамках этого авторитетно­го форума наша страна получила весомую возможность активно участвовать в об­суждении с ведущими индустриальными державами вопросов, имеющих ключе­вое значение для глобальной и региональной безопасности и стабильности. Какие бы сложные проблемы ни возникали в отношениях с наиболее развитыми страна­ми мира, принципом деятельности российской дипломатии должны оставаться стремление к партнерству и совместный поиск взаимоприемлемых решений. Рос­сия заинтересована в расширении круга друзей и партнеров в мире - это тоже вклад внешней политики в укрепление Российского государства.

Такая постановка вопроса дает ключ к разрешению и другого извечного спо­ра, является ли Россия европейской или азиатской державой. Жизнь доказала несо­стоятельность попыток противопоставить друг другу различные географические направления внешнеполитических усилий России. Само уникальное геополитиче­ское положение нашего государства, не говоря уже о реалиях мировой политики и экономики, диктует ей необходимость в равной мере развивать сотрудничество со странами Запада и Востока, Севера и Юга. И это также соответствует лучшим ис­торическим традициям России. Еще в конце XIX века великий русский ученый Д. И. Менделеев, разрабатывая долгосрочную концепцию промышленного разви­тия России, подчеркивал, что интересы страны требуют усилий по расширению торгово-экономических отношений как с западными, так и с восточными соседями. Он не сомневался в том, что «вся политика России рано или поздно неизбежно придет к тому направлению, которое определяется этим обстоятельством» .

Так постепенно формировались базовые внешнеполитические принципы и установки, которые затем легли в основу обновленной Концепции внешней поли­тики России. Вместе с тем ее содержание было обусловлено не только осмысле­нием внутренних задач и интересов государства. Вторым важнейшим обстоятель­ством, ускорившим выработку внешнеполитического курса страны, была необходимость в принципиальном плане определить позицию России перед лицом но­вых глобальных вызовов, дать ясный ответ на вопрос, какая система международ­ных отношений в наибольшей степени отвечает ее национальным интересам.

На пороге нового столетия резко обострилась борьба вокруг базовых принци­пов миропорядка, идущего на смену биполярному миру второй половины XX века.

Окончание «холодной войны», как казалось многим, открыло перед чело­вечеством небывалые возможности для переустройства мировых дел на справед­ливой, демократической основе. К началу 90-х годов совместными усилиями СССР, США и других государств удалось свести на нет угрозу ядерной войны, сократить стратегические арсеналы, укрепить атмосферу доверия в международ­ных отношениях, существенно разрядить военную напряженность в Европе, ци­вилизованным путем развязать сложнейший узел германской проблемы. Миро­вое сообщество получило уникальный исторический шанс для коренного пере­устройства международного порядка на демократических основах, для вступле­ния в XXI век свободным от конфронтационного наследия прошлого и в то же время при сохранении всего положительного массива международных соглаше­ний и договоренностей, наработанного в предшествующие годы.

Однако этот исторический шанс не был полностью реализован. Как при­знают авторы исследования, проведенного американским Институтом «Восток-Запад», «была упущена уникальная возможность использовать окончание «хо­лодной войны» и крушение коммунизма для продвижения к новому мировому порядку, основанному на согласии великих держав, возросших авторитете и эф­фективности ООН, построении новой архитектуры европейской безопасности на смену балансированию между двумя противостоящими военными союзами, вне­дрении многосторонних режимов безопасности для Дальнего Востока, Цен­тральной и Южной Азии и других регионов. Была упущена беспрецедентная возможность крупных прорывов в ядерном разоружении и обезвреживании ядерных арсеналов «холодной войны», нераспространении оружия массового уничтожения и его носителей, в дальнейшем сокращений обычных вооружений в Европе и на Дальнем Востоке, в разработке эффективного механизма принуж­дения к миру и поддержания мира, основанного на совместном принятии Росси­ей и Западом решений о применении силы, в случае необходимости, и на совме­стном выполнении этих решений» .

Возникает вопрос: в чем состоят причины этой неудачи?

Думается, их несколько. С окончанием «холодной войны» международ­ные отношения утратили системообразующее начало, роль которого на протя­жении почти полувека играла жесткая дисциплина двух противостоявших друг другу и равновесных в военном отношении военно-политических блоков. Орга­низм международных отношений, долгие годы державшийся на страхе глобаль­ного уничтожения, лишившись его, оказался незащищенным от множества ста­рых и новых болезней. При этом современных механизмов поддержания между­народной стабильности не было создано. В частности, по оценке директора Стокгольмского международного института исследований проблем мира А. Ротфельда, «пока не выработано ни одного организующего принципа гло­бальной безопасности».

На Западе сложилось - и до сих пор существует - убеждение в том, что широкое распространение в мире ценностей демократии и переход все большего числа стран на рельсы либеральной рыночной экономики сами собой играют роль мощного стабилизирующего фактора в международных делах. Показатель­ным примером подобных взглядов является характеристика современных меж­дународных отношений, применяемая американскими специалистами из Инсти­тута национальных стратегических исследований при Пентагоне. Суть ее со­ставляет классификация государств мира по четырем категориям: «стержневые» (corestates), «переходные» (transitionstates), «государства-изгои» (roguestates) и «потерпевшие неудачу» (failedstates). Согласно этой классификации, всем госу­дарствам мира выставляется своего рода «оценка за поведение», причем глав­ным критерием является уровень развития демократии и рыночной экономики, т. е., по существу, степень близости того или иного государства к «идеалу» в лице самих Соединенных Штатов.

Между тем, как теперь становится очевидным, процесс демократизации, при всем его несомненном положительном значении, сам по себе не является «организующим принципом глобальной безопасности», о котором говорилось выше. Об этом свидетельствует характер угроз и вызовов, с которыми мировое сообщество столкнулось в 90-е годы, и, в частности, природа современных ло­кальных конфликтов. Хотя подавляющее их большинство носит внутренний ха­рактер, источником этих конфликтов являются не противостояние между демо­кратией и диктатурой, а межнациональная и религиозная вражда, социальная де­градация и воинствующий сепаратизм. Более того, пример некоторых развитых европейских стран, таких как Великобритания, Испания, Франция, Бельгия, го­ворит о том, что риск возникновения межнациональных конфликтов существует и в государствах с устойчивой демократической системой. Наличие такой сис­темы, в лучшем случае, позволяет предотвращать разрастание такого рода про­блем и находить их цивилизованное решение, но само по себе не устраняет их глубинных причин.

Не отвечает демократизация и на ряд других серьезных вызовов, таких как международный терроризм, организованная преступность и распространение ору­жия массового уничтожения. Зачастую в региональную конфронтацию и гонку вооружений втягиваются вполне «респектабельные» демократические государства.

Еще более неоднозначно обстоит дело с переходом подавляющего боль­шинства стран и целых регионов к открытой, рыночной экономике. Связанный с этим, а также с последствиями научно-технической революции глубокий пере­ворот в мировой экономической системе повлек за собой глобализацию, которая стала одной из главных тенденций мирового развития. Затронув поначалу сферу международных финансов, этот процесс быстро охватил практически все сторо­ны жизни современной цивилизации. Казалось, вызванные глобализацией все­стороннее сближение стран и регионов, рост взаимозависимости государств должны были создать мощные стимулы к решению мировых проблем на путях широкого международного сотрудничества. Реальность же оказалась значитель­но сложнее. Глобализация привнесла немалые дополнительные сложности и противоречия в международную жизнь. В то время как ее положительный эф­фект пока ощущает сравнительно небольшой круг развитых стран, негативные последствия этого явления в той или иной степени испытывает на себе все миро­вое сообщество. Возникает парадоксальная ситуация: глобализация таких проблем, как распространение международного терроризма и организованной пре­ступности, значительно опережает ее темпы в тех областях, где это могло бы принести реальную пользу человечеству: в здравоохранении, образовании, нау­ке, культуре. Подобную тенденцию верно подметил заместитель Генерального секретаря ООН Пино Арлакки: «Никогда раньше не имелось столько экономи­ческих возможностей для стольких людей. Но никогда ранее не было и столько возможностей для преступных организаций».

Наиболее драматическим образом Россия испытала это в период чечен­ского кризиса. По существу, впервые имела место прямая вооруженная агрессия международного терроризма против суверенного государства. При этом Чечня стала лишь одним из очагов в «дуге» нестабильности, вызванной международ­ным терроризмом, которая протянулась от Балканского региона на Северный Кавказ, в Афганистан и страны Центральной Азии и далее до Филиппин.

Появляется все больше свидетельств того, что глобализация не сокращает, а, наоборот, увеличивает разрыв между полюсами богатства и нищеты в отдель­ных странах и в масштабах целых регионов. У многих государств вызывает тре­вогу связанная с последствиями глобализма чрезмерная «экономизация» между­народных отношений, подчиняющая их стихии мирового рынка. Волна финан­совых кризисов, прокатившаяся по миру в 1998 г. и столь болезненно ударившая по России, является одним из убедительных тому примеров.

Французский военный журнал «Дефанс Насиональ» отмечал в этой связи, что «несдерживаемый экономический либерализм», призыв к которому исходит из США, хотя сами они этому не следуют, расширяет пропасть между развиты­ми и развивающимися странами. Это порождает чувства возмущения неравенст­вом и несправедливостью, что становится питательной почвой для мятежей и терроризма в развивающихся странах. А такой приоритетный мотив человече­ской деятельности, как достижение прибыли, ведет к деградации нравов, толкая человечество в «самоубийственный дрейф».

Очевидно и то, что глобализация оказалась не столь эффективной в реше­нии ряда долгосрочных общечеловеческих проблем, таких как предотвращение экологических и техногенных катастроф, борьба с эпидемическими заболева­ниями, массовая миграция и т.д. Скорее, напротив, в силу указанных выше при­чин в условиях глобализации мировые процессы все менее поддаются контролю международного сообщества.

Суммируя, можно сказать, что глобализация в ее нынешнем виде не толь­ко не привела к созданию новых механизмов регулирования международных от­ношений, но и сама требует управления и серьезной корректировки в интересах всего мирового сообщества.

В итоге формирование новой системы международных отношений приоб­рело сложный и затяжной характер. Зарубежные аналитики затрудняются дать современному этапу развития мировых дел какое-либо исчерпывающее опреде­ление. Одни называют его «новым международным беспорядком» (Г. Киссинджер), другие - «аморфной системой безопасности, лишенной бипо­лярной структуры и идеологической ясности времен войны» . Звучат прогнозы, что нынешняя «неопределенность» в развитии международной ситуации может затянуться на многие десятилетия. Строятся различные сценарии: от наступле­ния всеобщей эры благоденствия благодаря глобализации до полного хаоса и анархии в международных делах.

Между тем одно представляется несомненным: международная система, как и в предшествующие исторические периоды после окончания крупных ми­ровых конфликтов и потрясений, находится в переходном состоянии, и ее «судь­ба» зависит от политической воли мирового сообщества. Именно ему предстоит определить параметры будущего мироустройства, выработать надежные меха­низмы обеспечения безопасности и стабильности в международных отношениях. Иными словами, человечество поставлено в такие условия существования, когда формирование нового миропорядка требует сознательных, целенаправленных усилий всех государств. В противном случае «стихия глобализации в условиях пассивности или национального эгоизма, а тем более возврата к соперничеству и попыток обеспечить собственные интересы за счет других приведет лишь к обо­стрению негативных тенденций, которые международному сообществу будет все труднее контролировать.

К сожалению, по этому принципиальному вопросу в мире пока нет концеп­туального единства. Более того, в последнее время сталкиваются два принципи­ально разных подхода к формированию нового миропорядка. Один из них наце­лен на построение одномерной модели, при которой в мире доминировала бы группа наиболее развитых стран с опорой на военную и экономическую мощь США и НАТО. Остальной же части международного сообщества предлагается жить по правилам, удобным для членов этого «привилегированного клуба».

Корни такой концепции достаточно глубоки и кроются, как уже отмеча­лось выше, в ошибочной оценке изменений в международной обстановке на ру­беже 80-х-90-х годов. По признанию министра иностранных дел Франции Ю. Ведрина, «считая себя победителем в третьей мировой, т.е. «холодной вой­не», Запад уверовал в беспредельность своих возможностей и, опираясь на тех­нологическое превосходство, не видит причин, которые помешали бы ему по­всеместно навязывать свои взгляды». Вопреки собственной проповеди демо­кратических порядков повсюду в мире, США и их союзники, по меткому заме­чанию бывшего Генерального директора ЮНЕСКО Ф. Майора, начали «дейст­вовать олигархическими методами в международных отношениях».

Логическим следствием такого одномерного подхода стала постепенная ревизия демократических принципов мироустройства, которые начали было пробивать себе дорогу после падения Берлинской стены. Так, идея строительст­ва единой Европы начала постепенно подменяться «натоцентризмом» - попыт­ками строить европейскую безопасность на основе лишь одного замкнутого во­енно-политического альянса. Не ограничиваясь расширением на восток, НАТО приняла новую стратегию, предусматривающую расширение сферы деятельно­сти альянса за пределы, установленные Североатлантическим договором, и до­пускающую применение силы без санкции Совета Безопасности ООН, т.е. в на­рушение Устава ООН и основополагающих принципов международного права.

Своего рода «полигоном» для отработки «нато-центристской» концепции стала агрессия НАТО против Югославии, вызвавшая острейший международный кризис с момента окончания «холодной войны». Последствия этого кризиса хо­рошо известны. Сильнейший удар был нанесен по устоям международного пра­вопорядка и стабильности. В мире снова на первый план стали выходить воен­ные аспекты безопасности. Во многих странах заговорили о том, что ускоренное довооружение - единственный способ избежать внешней агрессии. В результате появилась дополнительная, причем весьма осязаемая, угроза режимам нерас­пространения оружия массового уничтожения и средств его доставки.

В настоящее время на Западе под давлением фактов идет неохотное пере­осмысление этой противоправной акции. Делаются выводы о том, что она не может служить «моделью» для подобных действий альянса в будущем. Между тем для России ошибочность натовской линии была видна с самого начала. Всё, о чем предупреждала российская дипломатия на этапе борьбы за предотвраще­ние агрессии, к сожалению, оказалось реальностью. Вооруженное вмешательст­во не только не сняло ни одну из проблем Балканского региона, но, наоборот, завело их решение в тупик, выбираться из которого приходится теперь ценой ог­ромных дипломатических усилий.

В целях оправдания натовской военной операции задним числом на Запа­де были запущены в оборот концепции «гуманитарной интервенции» и «ограни­ченного суверенитета». Мировому сообществу пытаются навязать тезис о том, что для защиты прав человека и предотвращения гуманитарных катастроф до­пускается использование силы против суверенных государств без санкции Сове­та Безопасности ООН.

Бесспорно, мы не можем и не должны оставаться безучастными и к гру­бым и массовым нарушениям прав человека, влекущим за собой страдания на­родов. Тем более, что гуманитарные кризисы могут серьезно осложнять поддер­жание региональной и международной стабильности. Однако недопустимо бо­роться с нарушениями прав человека методами, которые разрушают само право. Неуважение к закрепленным в Уставе ООН принципам суверенитета и террито­риальной целостности государств чревато подрывом всей сложившейся системы международной безопасности и полным хаосом в мировых делах.

В основе концепции «гуманитарной интервенции» лежит глубоко оши­бочное представление, будто в условиях глобализации роль государства как субъекта международных отношений постепенно сходит на нет. Между тем опыт России и некоторых других стран, вставших на путь демократических ре­форм, свидетельствует об обратном: именно ослабление государственности ве­дет к распространению таких явлений, как международный терроризм, воинст­вующий сепаратизм и организованная преступность. Вот почему, укрепляя свои государственность, суверенитет и территориальную целостность, Россия дейст­вует не только в собственных национальных интересах, но и, по существу, - в интересах глобальной стабильности и безопасности.

На фоне уроков косовского кризиса более рельефно предстала предло­женная Россией модель многополярного мироустройства, в которой центральная роль отводится коллективным механизмам поддержания мира и безопасности, а цементирующее начало - международному праву и равной безопасности для всех государств. Эти положения нашли концентрированное выражение в выдви­нутой Россией в 1999 г. «Концепции мира в XXI веке», представляющей собой свод ценностей и принципов взаимоотношений государств, направленных на ут­верждение миропорядка без войн и насилия. Тем самым мы фактически иниции­ровали концептуальную подготовку к Саммиту тысячелетия ООН, который прошел в сентябре 2000 г. в Нью-Йорке. Принципиальные положения Концеп­ции нашли отражение в итоговом документе Саммита.

Следует подчеркнуть, что концепция многополярности - не умозритель­ный лозунг, а философия международной жизни, опирающаяся на реальности эпохи глобализации.

По признанию многих зарубежных специалистов, многополярный мир в известном смысле уже существует. Сегодня ресурсов какой бы то ни было от­дельной страны или даже группы стран недостаточно для монопольного осуще­ствления своей воли в однополюсном мире при «ограниченном суверенитете» для всех остальных. В частности, ни США, ни НАТО не в состоянии в одиночку обеспечивать международную безопасность, играть роль мирового пристава. Помимо США и Западной Европы в современном мире есть многие другие цен­тры экономического и политического влияния. Это Россия, Китай, Индия, Япо­ния, мусульманские государства и др. Да и там, где делается заявка на однопо-люсность, в действительности сочетаются партнерство и конкуренция (а в целом ряде случаев - и прямое соперничество) Набирают силы интеграционные объе­динения в Европе, Юго-Восточной Азии, Латинской Америке и Африке. Причем чем выше уровень экономической интеграции, тем сильнее тенденция к форми­рованию коллективной позиции по международным вопросам, проведению со­гласованной внешней политики. Это характерно, в частности, для Европейского Союза, который в последнее время стремится выработать собственную «иден­тичность» во всех областях, включая вопросы обороны и безопасности.

По оценке известного американского политолога С. Хантингтона, нынеш­няя ориентация политики США на однополярный мир является контрпродук­тивной и ведет к столкновению с интересами мирового сообщества. «Соединен­ные Штаты, - пишет он, - явно предпочли бы однополярную систему, в кото­рой они были бы гегемоном, и часто действуют так, как будто бы подобная сис­тема действительно существовала. Крупные государства, напротив, предпочита­ли бы многополярную систему, в которой они могли бы обеспечивать свои ин­тересы как на односторонней, так и многосторонней основе, не подвергаясь сдерживанию, принуждению и давлению со стороны более сильной сверхдержа­вы. Они чувствуют угрозу того, что им представляется как стремление США к глобальной гегемонии».

Некоторые российские аналитики полагают, что концепция многополяр­ности «неэкономична» с точки зрения ограниченных российских ресурсов, а также «в известной мере лишает Россию свободы рук, почти автоматически втягивает ее в противостояние с США и, отчасти, с Западом в целом».

С такой оценкой трудно согласиться.

Наш выбор в пользу многополярного мироустройства обусловлен, прежде всего, национальными интересами. Только в рамках такой системы Россия, в ус­ловиях нынешнего этапа своего развития, смогла бы наилучшим образом обес­печить себе достойное место в мировом сообществе.

Следует подчеркнуть, что продвижение концепции многополярности ве­дется не в ходе абстрактных дискуссий, а в процессе поисков совместных реше­ний наиболее острых и сложных международных проблем, напрямую затраги­вающих жизненные интересы России: обеспечение стратегической стабильно­сти, урегулирование региональных конфликтов под эгидой ООН, строительство всеобъемлющей системы европейской безопасности без разделительных линий.

В этих вопросах первостепенное значение для нас имеет укрепление роли основных международных институтов, прежде всего ООН.Многосторонний формат международных организаций и форумов открывает широкие возможно­сти для продвижения нашей позиции и формирования круга ее сторонников.

Однако и с точки зрения двусторонних отношений борьба за многополярное мироустройство отнюдь не предполагает фатальной обреченности на противостоя­ние с Западом. Тем более, что многие индустриально развитые государства, осо­бенно европейские, сами не сочувствуют однополярной модели. Здесь, как и по другим вопросам, позиция России диктуется поиском областей совпадения интере­сов без сползания к конфронтации. Факты говорят о том, что конструктивная линия России в отношении ведущих стран Запада, сочетающая твердую защиту нацио­нальных интересов с поисками взаимоприемлемых решений спорных проблем, полностью себя оправдывает. Именно благодаря такой линии удалось, в частности, добиться возвращения косовской проблемы на рельсы урегулирования под эгидой ООН, сохранить важный для России потенциал двустороннего сотрудничества с США и странами Евросоюза. В острый момент проведения антитеррористической операции в Чечне западные государства, несмотря на всплеск антироссийской ри­торики, в целом выступили с позиций уважения территориальной целостности Рос­сии и признания необходимости дать отпор террористам.

Жизнь показывает, что позиция России в отношении будущего мироуст­ройства имеет в мире немало единомышленников, и их ряды пополняются. На­пример, когда Россия, Китай и Индия твердо выступили с осуждением натовской агрессии против Югославии в марте 1999 г. и предостерегли от опасности край­не разрушительных последствий концепции «гуманитарной интервенции», голос этих государств, представляющих более половины населения Земли, был услы­шан и оказал воздействие на позицию других стран - членов ООН. В результа­те на международной арене постепенно расширяется единый фронт государств, выступающих в защиту основополагающих принципов Устава Организации. В итоговых документах XIII министерской конференции Движения неприсоедине­ния в Картахене 8-9 апреля и саммита «Группы 77» в Гаване 10-14 апреля 2000 г., в частности, записано: «Мы отвергаем так называемое «право» на гума­нитарную интервенцию, которое не имеет юридической базы ни в Уставе ООН, ни в общих принципах международного права». Движение неприсоединения в Картахене также единодушно вновь провозгласило «твердое осуждение любых односторонних военных акций, включая акции, осуществляемые без должного санкционирования Советом Безопасности ООН».

Ярким свидетельством того, что подходы России по кардинальным вопро­сам современного мироустройства получают все большую международную под­держку, стали, несомненно, итоги Саммита тысячелетия и принятые в его ходе документы. В Декларации тысячелетия Организации Объединенных Наций от имени глав государств и правительств государств - членов всемирного форума выражается вера «в ООН и ее Устав как нерушимые основы более мирного, про­цветающего и справедливого мира». Заявляется о «приверженности целям и принципам Устава Организации Объединенных Наций, которые доказали свою неподвластность времени и универсальный характер». Наконец, подчеркивается «решимость установить справедливый и прочный мир во всем мире в соответст-вии с целями и принципами Устава». Российская дипломатия активно включи­лась в практическую работу по реализации решений Саммита тысячелетия.

Последовательно наполняется конкретным содержанием и наше видение будущей архитектуры безопасности в многополярном мире.

Одна из ключевых проблем формирования нового мироустройства состо­ит в необходимости выработки коллективного ответа на новые вызовы, которые бросает мировому сообществу XXI век. Если вторая половина XX столетия прошла под знаком борьбы за предотвращение мировой ядерной катастрофы, то сегодняшние задачи значительно сложнее и многообразней. На смену стратегии выживания человеческой цивилизации призвана прийти стратегия устойчивого развития и процветания человечества. Основополагающими принципами этой стратегии должны быть признание неделимости международной безопасности, использование научных достижений на благо всего международного сообщест­ва, последовательное сближение уровней развития различных государств.

Совершенно очевидно, что реализовать эти масштабные цели можно только в условиях устойчивой международной обстановки, в атмосфере пред­сказуемости и доверия в отношениях между государствами. Другими словами - в условиях стратегической стабильности в мире.

Как известно, вопросы стратегической стабильности приобрели особую остроту в связи с намерением США пойти по пути создания национальной систе­мы противоракетной обороны, запрещенной Договором по ПРО 1972 года. Тем самым на карту была бы поставлена не только судьба этого договора, признанного во всем мире в качестве краеугольного камня стратегической стабильности, но и, по существу, вся система международных соглашений в области контроля над вооружениями, разоружения и нераспространения ядерного оружия, создававшая­ся на протяжении последних тридцати лет. Без преувеличения можно сказать, что ни один международный вопрос за последнее десятилетие не ставил мировое со­общество перед столь ответственным выбором, от которого в решающей степени будет зависеть архитектура международной безопасности XXI века.

Перед серьезным выбором оказалась и российская дипломатия. Предстояло избрать линию поведения, наиболее адекватную нашим национальным интересам и реальностям современной международной обстановки. И здесь, пожалуй, с наи­большей рельефностью проявились собственный стиль, методы и принципы рос­сийской внешней политики, сформировавшиеся за последние годы. Очевидно, что для России были бы одинаково проигрышными как вариант втягивания в кон­фронтацию с США, как это было, например, в эпоху жесткой полемики между СССР и США по поводу американской «стратегической оборонной инициативы», так и позиция бездействия и пассивности перед лицом планов, столь существенно затрагивающих интересы безопасности России. В этих условиях российская ди­пломатия избрала принципиально иной путь, выдвинув конструктивную альтер­нативу слому Договора по ПРО и глобальной стратегической стабильности. Был предпринят комплекс мер, направленных на активное продолжение процесса со­кращения стратегических наступательных вооружений: ратифицированы Договор СНВ-2 и Договор о всеобщем запрещении ядерных испытаний, выражена готов­ность к скорейшему началу работы по подготовке Договора СНВ-3 с целью даль­нейших, более глубоких сокращений СНВ. Россия внесла ряд конкретных пред­ложений об укреплении режимов нераспространения оружия массового уничто­жения и средств его доставки, а также касающихся эффективного предупрежде­ния новых угроз международной безопасности. Вокруг этих предложений завя­зался активный диалог между Россией и США.

При этом разоруженческие аспекты стратегической стабильности по сво­ему значению уже вышли за рамки чисто российско-американских отношений. В современном мире ядерное разоружение и нераспространение перестали быть предметом исключительного взаимодействия ядерных держав. К этим процессам все более действенно подключаются многосторонние механизмы ООН, все ми­ровое сообщество. Это - новое явление международной жизни, и оно приобре­тает все более важное значение в российской внешней политике. Красноречивое свидетельство тому - принятая по инициативе России резолюция 54-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН о недопустимости слома Договора по ПРО.

В ходе Саммита и Ассамблеи тысячелетия Россия выдвинула концепцию всеохватывающей стабильности, в которой органически увязаны все главные направления борьбы за справедливый демократический миропорядок. Речь идет об укреплении в условиях глобализации стратегической стабильности в самом широком смысле этого понятия. Его составными элементами являются не только дальнейшее поступательное развитие процессов разоружения и нераспростране­ния оружия массового уничтожения, но и обеспечение международной инфор­мационной безопасности, урегулирование существующих и предотвращение но­вых региональных конфликтов, борьба с международным терроризмом и орга­низованной преступностью, защита прав и свобод личности, совершенствование и демократизация международных валютно-финансовых и торгово-экономических систем, защита окружающей среды. Все это - слагаемые всеох­ватывающей стратегической стабильности, базирующейся на принципах много­сторонности, равноправия и солидарности в решении глобальных проблем

Совершенно очевидно, что для ее обеспечения необходимы конкретные и действенные механизмы управления мировыми процессами. Другими словами, реально существующей в мире многополярности должна соответствовать новая архитектура международной безопасности. «Строительный материал» для нее фактически уже существует. Это - разветвленная система международных ор­ганизаций во главе с ООН, мощные региональные отношения, плотная ткань двусторонних отношений. Проблема в том, чтобы придать этим структурам ха­рактер целостной системы, создать действенные механизмы согласования обще-цивилизационных и национальных интересов.

Центральное место в новой международной системе должно принадле­жать Организации Объединенных Наций, являющейся уникальным и во многом безальтернативным механизмом регулирования всей системы международных отношений. Именно ООН является единственной международной структурой, способной взять на себя роль гаранта всемирной стратегической стабильности.

Являя собой подлинное «всемирное вече», ООН служит материальным воплощением взаимозависимости и суверенного равенства всех членов мирового сообщества. В ней представлены все государства, все без исключения общеми­ровые и региональные группировки, совместные усилия которых создают наи­лучшие условия для выработки сбалансированных, общеприемлемых, а потому реализуемых подходов к мировым делам. Только на базе ООН можно объеди­нить потенциал всех государств и регионов для ответа на современные вызовы, эффективно сочетать национальные и международные усилия, гармонизировать национальные интересы и цивилизационное многообразие государств. Только ООН может объединить все мировое сообщество в целях построения мира без войн, основанного на верховенстве права.

Несмотря на произошедшие с момента создания ООН в 1945 г. коренные изменения в мировой обстановке, всемирная организация продолжает ежедневно доказывать свою жизнеспособность, а ее Устав уже более полувека является главным документом международного права, основой цивилизованного общения государств. Да, в деятельности ООН были и ошибки, и неудачи. Однако общий баланс, с которым всемирная организация подошла к новому тысячелетию, не­сомненно, позитивен.

Как справедливо отмечал Генеральный секретарь ООН К. Аннан, «актуаль­ность и вдохновляющая способность целей и принципов ООН не только не умень­шились, а даже возросли. Сегодня всеми признается, что без ООН и зафиксирован­ных в ее Уставе фундаментальных принципов неприменения силы, невмешательст­ва во внутренние дела, самоопределения, равноправия, уважения прав и свобод че­ловека, мир был бы значительно менее безопасным и менее стабильным».

Настойчиво добиваясь устранения силовых методов разрешения споров между государствами, ООН создала теорию и практику миротворчества, которое продолжает развиваться с учетом новых реалий. Как отмечалось в докладе Гене­рального секретаря ООН о работе Организации за период с 49-й по 50-ю сессию Генеральной Ассамблеи, «было широко распространено мнение, что можно бу­дет быстро погасить многие вспыхивающие в различных частях мира регио­нальные конфликты... Как это ни печально, хроника мировых событий послед­них нескольких лет в значительной степени опрокинула эти оптимистические надежды. Многие старые конфликты по-прежнему не поддаются предпринимае­мым международным сообществом усилиям по их урегулированию, и по-прежнему вспыхивают новые войны, причем почти все - внутри государств».

Эти слова, сказанные более пяти лет назад, актуальны и по сей день. С момента образования ООН было проведено 55 операций по поддержанию мира (ОПМ), из которых 42 были санкционированы в период с 1988 г. по настоящее время. Многие из них, без преувеличения, сыграли историческую роль. ОПМ ООН предотвратили развал Конго в 60-е годы, внесли ощутимый вклад в урегу­лирование конфликтов в Мозамбике, Намибии, Камбодже, Сальвадоре, Никара­гуа, Гватемале. Это снискало Организации авторитет справедливого и непред­взятого арбитра. Конфликтующие стороны все чаще ищут ооновского посредни­чества и ее миротворческих услуг.

В большинстве из осуществляемых сейчас 17 ОПМ развертывание миро­творческих операций сопровождается активным вовлечением ООН в процессы политического урегулирования конфликтов в соответствующих регионах, в том числе на пространстве СНГ. Примером успешного и эффективного сотрудниче­ства миротворцев СНГ и Миссии ООН в этой области является опыт мирного урегулирования в Таджикистане. Благодаря совместным усилиям самих таджи­ков и международного сообщества, удалось вывести страну на путь националь­ного примирения, добиться возвращения более 1 млн. беженцев. Это, по сущест­ву, уникальный пример на фоне сохраняющихся региональных и внутригосудар­ственных конфликтов. Это и яркое свидетельство большого миротворческого потенциала Содружества Независимых Государств и России, которые несли ос­новное бремя внешней помощи межтаджикскому урегулированию.

Практически невозможно назвать область международного сотрудничест­ва, к которой так или иначе не была бы причастна ООН. В рамках системы ООН объединены многосторонние механизмы, регулирующие, по существу, все сферы человеческой деятельности и межгосударственного общения. В их числе: проблемы разоружения и нераспространения ядерного оружия, борьбы с терро­ризмом и незаконным оборотом наркотиков, вопросы социально-экономического развития, народонаселения, экологии и т.д., другими словами - весь комплекс проблем, составляющих новые вызовы человечеству на рубеже третьего тысячелетия. Поэтому ООН призвана и объективно способна возгла­вить усилия по управлению процессами глобализации. Еще задолго до появле­ния самого термина «глобализация» всемирная организация стала инициатором дискуссий о необходимости комплексного подхода к политическим, экономиче­ским, природоохранным, социальным и иным факторам развития современной цивилизации с учетом взаимозависимости всех государств. Именно в ООН была разработана и получила универсальное признание концепция устойчивого раз­вития, впервые связавшая в единое целое экономические, социальные и приро­доохранные задачи. Как подчеркнул Генеральный секретарь ООН, «наша глав­ная задача сегодня - добиться, чтобы глобализация стала для всех народов мира позитивной силой, а не фактором, обрекающим миллиарды людей на нищету» .

Одним словом, как заявил на Саммите тысячелетия Президент России В.В. Путин, «открылись реальные перспективы для продвижения к достойной жизни для всех государств и народов в условиях социально ориентированной глобализации».

Разумеется, все это предполагает активное продолжение реформы ООН с целью ее адаптации к новым вызовам. Однако при этом следует помнить, что подлинным залогом эффективности ООН являются не столько те или иные ад­министративные усовершенствования, сколько политическая воля государств-членов. Подобно тому, как, согласно известному изречению, «короля играет сви­та», авторитет международной организации в решающей степени зависит от го­товности государств-членов выполнять ее решения и способствовать осуществ­лению в полном объеме ее уставной миссии. При наличии политической воли всех государств, опираясь на Устав ООН и на ее богатейший опыт, можно и нужно проводить разумные реформы в целях укрепления центральной роли ООН в мировых делах. В Уставе Организации есть весь требуемый потенциал для достойных глобальных ответов на глобальные вызовы времени. Но эффек­тивно задействовать этот потенциал можно только сообща, без претензий на бе­зоговорочное лидерство в мире со стороны кого бы то ни было и без попыток навязывать свое видение мироустройства. Будущее - в способности ООН со­единить новые идеи и тенденции в развитии мира с проверенными жизнью ос­новополагающими принципами международного права и законности.

Итак, ООН предстает как основное звено будущей системы многополяр­ного мироустройства. Однако для обеспечения ее целостного характера важную роль призван сыграть и другой элемент - взаимодействие ООН с разветвленной сетью региональных организаций и объединений.

Расширение и укрепление таких объединений является одной из главных мировых тенденций последних десятилетий, тесно связанной с формированием многополярного мира. Показательна в этой связи оценка Президента Франции Ж. Ширака: «Чтобы лучше организовать международную систему в XXI веке, нужно, прежде всего, двигаться в направлении многополюсного мира. Отвечая на процесс глобализации, большинство государств выбирают путь взаимного объединения на региональном уровне, чтобы быть хозяевами своей судьбы. Европейский союз является наиболее законченным примером, отвечающим этой необходимой региональной интеграции».

Однако проблема создания новой европейской архитектуры в действи­тельности имеет более широкое значение. На протяжении столетий Европа была основным центром мировой политики, главным «законодателем» принципов и норм международного поведения. Именно здесь зарождались и распадались во­енно-политические коалиции и союзы, борьба между которыми приводила к са­мым кровопролитным войнам в истории человечества. И сегодня Европа в ми­ниатюре отражает многообразие и реальную многополюсность современного мира. Поэтому нет необходимости доказывать, что от того, какая система безо­пасности будет построена в Европе, во многом зависит будущее международной системы в целом.

Для нынешней ситуации на континенте характерны те же сложности и противоречия, которые связаны с формированием нового мироустройства на глобальном уровне. Падение Берлинской стены открыло перспективу строитель­ства Европы как единого демократического пространства равной и неделимой безопасности. Появился уникальный исторический шанс построить в Европе всеобъемлющую систему безопасности, в которой нашлось бы достойное место каждому государству континента. Для этого есть и соответствующая региональ­ная структура - Организация по безопасности и сотрудничеству в Европе. При всех несовершенствах этой организации она была и остается центральной обще­европейской структурой, объединяющей все государства континента в интересах обеспечения мира и стабильности в Европе.

Попытки противопоставить ОБСЕ другие европейские структуры с огра­ниченным кругом участников в качестве фундамента будущей архитектуры безопасности контрпродуктивны, поскольку заранее исключают из участия в ней другие государства или отводят им второстепенную роль. Такая архитектура может быть прочной и надежной только в том случае, если она будет действи­тельно общеевропейской. Стремление же обеспечить собственную безопасность, отгородившись от соседей новыми военно-политическими границами и раздели­тельными линиями, не только иллюзорно, но и уводит в сторону от реальных проблем континента.

Все это отнюдь не означает принижения роли других европейских органи­заций и объединений, таких как Европейский союз и НАТО. Здесь, как и на гло­бальном уровне, многополярность предполагает не конкуренцию, а взаимозави­симость и партнерство между отдельными «строительными блоками» будущего миропорядка. Однако принципиально важно, чтобы взаимоотношения этих структур с другими участниками общеевропейского процесса строились на рав­ноправной, демократической основе и соответствовали принципам международ­ного права. В последние годы, в немалой степени благодаря дипломатическим усилиям России, для этого удалось создать реальные предпосылки. В частности, они заложены в Хартии европейской безопасности, принятой на Стамбульском саммите ОБСЕ (1999 г.), ставшей своего рода «кодексом поведения» государств и организаций в Европе. Документ фиксирует готовность стран - участниц ОБСЕ строить свои отношения в духе партнерства и взаимной помощи, а также нацеливает международные организации континента на строгое следование Ус­таву ООН, транспарентность и предсказуемость своих действий.

Важные положения принципиального характера заложены и в Основопо­лагающем акте о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности, подпи­санном в 1997 г. между Россией и НАТО. Достаточно указать зафиксированный в нем принцип отказа от применения силы или угрозы силой друг против друга или любого другого государства, его суверенитета, территориальной целостно­сти или политической независимости любым образом, противоречащим Уставу ООН. Нет сомнений в том, что, если бы этот принцип соблюдался НАТО, Евро­па смогла бы избежать многих проблем, которые возникли в результате военной акции альянса на Балканах.

Беспрецедентные по масштабам интеграционные процессы в экономической сфере развернулись в последние годы в Азии. Они сопровождаются активными по­исками механизмов обеспечения безопасности и укрепления баланса между раз­личными центрами силы. Активное развитие получили главная интеграционная структура экономики стран Тихоокеанского бассейна - форум «Азиатско-тихоокеанское экономическое сотрудничество» (АТЭС), механизм регулярных встреч «Азия-Европа» (АСЕМ) и др. Прорабатывается идея формирования дейст­вительно общеазиатской - от Ближнего до Дальнего Востока - системы диалога на базе создаваемого по инициативе Казахстана Совещания по взаимодействию и мерам доверия в Азии. Возрастает роль субрегиональных объединений: «Шанхай­ского форума» с участием России, Китая, Казахстана, Киргизии, Таджикистана, а также Узбекистана; механизма консультаций АСЕАН+3 (Китай, Япония, Респуб­лика Корея); Ассоциации регионального сотрудничества прибрежных стран Ин­дийского океана (АРСИО); объединения экономического сотрудничества Бангла­деш, Индии, Мьянмы, Шри-Ланки и Таиланда и др.

Стремление большинства государств региона к совместному противодей­ствию угрозам безопасности нашло отражение в упрочении авторитета и влия­ния многосторонних структур политического диалога. Важнейшей среди них стал сложившийся вокруг АСЕАН региональный форум (АРФ), объединяющий все ведущие «полюса» Азиатско-Тихоокеанского региона (АТР) - Россию, США, Китай, Японию, Индию, а также Евросоюз. Выступая за дальнейшее по­вышение роли АРФ как ключевого регионального механизма диалога в области политики и безопасности, мы придаем важное значение начавшейся в рамках этого форума работе над концепцией и принципами превентивной дипломатии для АТР, составной частью которых может стать инициируемый Россией проект декларации о руководящих принципах взаимоотношений в АТР «Тихоокеанское согласие» - своего рода регионального «кодекса поведения». Параллельно в АРФ наращиваются усилия по реализации согласованных и разработке новых мер доверия в военно-политической области, расширяется диалог по другим на­правлениям взаимодействия, также способствующим упрочению региональной безопасности. Все это - составные элементы общего движения АТР к многопо­лярному мироустройству.

Картина быстро развивающейся системы региональных организаций и ин­теграционных объединений, разумеется, не будет полной, если не упомянуть о таких структурах, объединяющих страны арабского мира, а также государства Латинской Америки и Африки. Наш политический диалог с ними занимает все более важное место в российской внешней политике.

Наконец, третьим базовым элементом новой системы мироустройства призваны быть двусторонние отношения между государствами. Разумеется, эту роль они способны сыграть лишь в том случае, если универсальным принципом двусторонних отношений будет их строгое соответствие международному праву. И здесь положительным примером также может служить общеевропейское нор­мотворчество. Так, Стамбульский саммит ОБСЕ подтвердил приверженность го­сударств-участников основополагающим принципам Устава ООН и Хельсинк­ского заключительного акта. Это означает, что основой межгосударственных от­ношений в Европе по-прежнему останутся уважение суверенного равенства го­сударств, их территориальной целостности, неприкосновенности границ, непри­менение силы или угрозы силой, мирное урегулирование споров, невмешатель­ство во внутренние дела, соблюдение прав человека.

Таким образом, будущая глобальная архитектура видится нам как своего рода «пирамида», на вершине которой находилась бы ООН как основной инст­румент поддержания мира и безопасности, а ее основу составляло бы сотрудни­чество в рамках региональных организаций и на двусторонней основе. «Скреп­ляющим материалом» этой конструкции было бы всеобщее и неукоснительное соблюдение международного права.

Эволюция глобальных процессов, несомненно, требует адаптации норм международного права к новым реалиям. Это касается и необходимости более оперативно и слаженно реагировать на гуманитарные кризисы, а еще лучше - предотвращать их возникновение. Однако такая работа должна вестись коллек­тивно и только на базе Устава ООН. Не следует забывать, что все имеющиеся инструменты международного гуманитарного права предусматривают меха­низм реакции на его нарушения, вплоть до передачи вопроса на рассмотрение Совета Безопасности. Такая процедура, закрепленная в многочисленных мно­госторонних конвенциях и договорах, является обязательной, если речь идет о возможности принудительных мер в ответ на гуманитарные кризисы. В ООН внесена российская инициатива о том, чтобы коллективно уточнить правовые аспекты применения силы в международных отношениях в условиях глобали­зации. Самого серьезного изучения заслуживают также конкретные пути раз­вития превентивной дипломатии и миротворчества, совершенствование санкционных режимов, методологии и практики постконфликтного миростроительства. Ряд конкретных предложений на этот счет внесен Россией в упоминав­шейся выше «Концепции мира в XXI веке».

В последнее время одним из серьезных источников международной и регио­нальной напряженности, а также крупной проблемой с точки зрения международ­ного права является отношение США к т.н. «проблемным» государствам, против которых развязана фактически необъявленная война: вводятся санкции и торговое эмбарго, осуществляются меры политического и военного давления вплоть до при­менения военной силы, как это имело место в отношении Ирака и Югославии.

Контрпродуктивность такой линии очевидна. США ни в одном случае не смогли добиться свержения неугодных им режимов, а реальной жертвой санк­ций и вооруженного вмешательства было мирное население этих государств. В этой связи возникает серьезная проблема отношения мирового сообщества к странам, обвиняемым в нарушении прав человека или других норм международ­ного права. Россия исходит из того, что средства силового давления, в том числе санкционированные мировым сообществом, следует применять крайне взвешен­но и осмотрительно, с тем, чтобы лекарство не оказалось хуже болезни. Важно, чтобы ни одна из т.н. «проблемных» стран не чувствовала себя загнанной в угол и не ощущала, что ее безопасность находится под угрозой. Это лишь толкает на обострение конфронтации. Между тем искусство политики, как писал француз­ский философ Гельвеции, - это «искусство делать так, чтобы каждому было выгодно быть добродетельным». «Проблемным» странам нужно дать осязаемую альтернативу позитивного участия в мировой и региональных системах безопас­ности. Примером такого подхода являются, в частности, усилия России по со­действию урегулированию ситуации на Корейском полуострове, поддержка уси­лий по национальному примирению двух корейских государств.

Нуждается в переосмыслении и практика применения мировым сообщест­вом такого инструмента воздействия, как санкции. Опыт ООН в этой области неоднозначен. После того как в 70-е годы настойчиво осуществлявшиеся санк­ции мирового сообщества против ЮАР и Родезии привели к подрыву режима апартеида, трудно назвать другие примеры достижения справедливых целей с помощью санкций. Увлечение в начале 90-х годов всеобъемлющими санкциями (из 15 санкционных режимов за всю историю ООН 13 были объявлены после 1991 г.), которые вводились бессрочно и невыборочно, привело лишь к страда­ниям населения как подвергнутых санкциям стран, так и соседних государств. Особенно критические последствия санкций для жизни людей, экономики и в целом для судьбы гражданского общества проявились в Ираке.

Важно, что и здесь ООН смогла извлечь правильные уроки из этого пе­чального опыта. По инициативе России, Китая, Франции и многих неприсоеди­нившихся государств осуществляется отказ от порочной практики невыбороч­ных санкций и переход к применению таких мер воздействия, которые были бы четко нацелены на конкретных лиц, виновных в нарушениях международного права и саботировании решений Совета Безопасности. Именно такие, точно вы­веренные, прицельные, санкции были введены против афганских талибов с це­лью заставить их прекратить поддержку международного терроризма, что осо­бенно актуально в свете последних разоблачений действий талибов по оказанию помощи чеченским бандформированиям. Кроме того, Россия вместе со своими единомышленниками добивается того, чтобы впредь СБ ООН вводил санкции не бессрочно, а на строго оговоренный период, причем с обязательным анализом их возможных гуманитарных последствий и принятием мер по недопущению стра­даний гражданского населения и негативного воздействия санкций на третьи страны. Тем самым реализуются рекомендации Генеральной Ассамблеи ООН, которая ранее единогласно высказалась именно за такой подход Совета Безопас­ности к применению санкционных режимов. Утверждающийся новый подход к применению санкций отражает и чаяния неприсоединившихся государств, кото­рые на министерской конференции ДН в Картахене 8-9 апреля 2000 г. подчерк­нули, что санкции должны вводиться с четко определенными на правовой осно­ве целями на ограниченный период и не должны использоваться как инструмент политического давления.

В целом, одним из основополагающих принципов нового мироустройства должно быть максимально широкое вовлечение всех государств в совместные усилия по укреплению безопасности и стабильности. Только при таком условии можно сформировать предсказуемую атмосферу в мировых делах, создать «кри­тическую массу» многосторонних дипломатических усилий для политического урегулирования существующих и предотвращения новых конфликтов.

Современный этап внешней политики России связан с укреплением ее внутренней базы, каковой является, прежде всего, само Российское государство. Излагая суть нового политического курса в ежегодном послании Федеральному Собранию, Президент Российской Федерации В.В. Путин отмечал, что «только сильное, эффективное, демократическое государство в состоянии защитить гра­жданские, политические, экономические свободы, способно создать условия для благополучной жизни людей и для процветания нашей Родины». Без укрепления государства, подчеркнул он, невозможен ответ и на внешние вызовы.

Нет необходимости доказывать, что эффективность внешней политики напрямую зависит от четкой и слаженной работы всего государственного меха­низма. Успешная внешняя политика и дипломатия могут быть только консен-сусными, отражающими интересы основных политических партий и обществен­ных движений страны, всего общества.

В этой связи нельзя не видеть положительные изменения общественно-политической атмосферы вокруг российской внешней политики. Если в началь­ный период, особенно в 1992-1993 гг., международная деятельность государства то и дело становилась полем острейшей идеологической и политической борьбы, то, начиная примерно с середины 90-х годов, в обществе начинает постепенно прорисовываться согласие вокруг базовых принципов внешней политики. Эту тенденцию можно проследить на примере эволюции взаимоотношений между исполнительной и законодательной ветвями власти. Процесс шел от жесткого противостояния к равновесию, а после парламентских выборов декабря 1999 г. - к конструктивному сотрудничеству. Символично, что новый стиль от­ношений между вновь избранными Президентом и Государственной думой на­шел свое первое серьезное проявление именно в области внешней политики: по предложению Президента Дума большинством голосов приняла столь крупное и ответственное решение, как ратификация Договора СНВ-2.

Тенденция к укреплению политической стабильности в России позволяет российской дипломатии более уверенно проводить в жизнь внешнеполитический курс государства, выстраивать его в расчете на долгосрочную перспективу. Принятая Президентом новая редакция Концепции внешней политики вооружи­ла ее надежным компасом для продвижения национальных интересов страны в условиях сложной и труднопредсказуемой международной ситуации.

Разумеется, нам еще не раз придется обновлять и корректировать свою линию в конкретных внешнеполитических вопросах, отвечать на новые пробле­мы и вызовы времени. Внешняя политика, пожалуй, как никакая другая функция государства, должна обладать гибкостью и способностью к модернизации. Уже сейчас отчетливо видны основные направления, по которым нам предстоит раз­вивать и наращивать свои дипломатические усилия, как в глобальном плане, так и в отношениях с приоритетными для России группами стран.

Вполне естественно, что главным из таких приоритетов будут для нас от­ношения со странами - членами Содружества Независимых Государств. Опыт последнего десятилетия развеял иллюзии относительно быстрого и беспроблем­ного процесса интеграции в рамках СНГ. Однако он опроверг и предсказания о сведении роли Содружества к «цивилизованному разводу» между бывшими рес­публиками СССР. Россия действует исходя из твердого убеждения в том, что СНГ способно превратиться во влиятельную региональную организацию, сти­мулирующую процветание, сотрудничество и добрососедские отношения на всем постсоветском пространстве. Однако и здесь необходимо действовать с по­зиций реализма, принимая во внимание встречную открытость и готовность партнеров по СНГ учитывать наши интересы.

Интеграция для России не самоцель. Для нас важно, чтобы она приносила позитивные результаты самой России и другим участвующим государствам. Первоочередной задачей является налаживание эффективного взаимодействия в экономической сфере. Поддерживая разноскоростное и разноформатное сотруд­ничество, Россия с готовностью идет на развитие более высоких форм интегра­ции в рамках СНГ. Пример тому - Договор о коллективной безопасности и Та­моженный союз России, Белоруссии, Казахстана, Киргизии, Таджикистана. Пер­востепенной задачей для нас является и укрепление Союза Белоруссии и России как высшей на данном этапе формы интеграции двух суверенных государств.

Традиционным внешнеполитическим приоритетом России остается Евро­па. Здесь на перспективу просматриваются две основные задачи. Первая - про­должить линию на создание стабильной демократической системы европейской безопасности. Вторая - придать дополнительный импульс разностороннему со­трудничеству с Европейским Союзом. Уже сейчас ЕС - один из наших главных партнеров в мировой политике и экономике. Есть все основания полагать, что значение взаимных отношений будет возрастать для обеих сторон. Наша цель - устойчивое, долгосрочное партнерство с ЕС, свободное от конъюнктурных ко­лебаний. В ближайшей перспективе речь должна идти о том, чтобы сконцентри­роваться на вопросах реализации встречных стратегий наполнения отношений.

Новые возможности для нашего взаимодействия на международной арене открывает также формирование «европейской оборонной идентичности». Разви­тие этого процесса требует особого внимания, так как он может привести к су­щественному изменению всей европейской структуры. Россия, разумеется, не хочет остаться в стороне от этой трансформации. Более того, наше участие в ней способно стать одним из важных стабилизирующих факторов на континенте, раздвигающим горизонты безопасности и сотрудничества.

Критерий реализма и прагматизма будет определять и наш подход к от­ношениям с НАТО. Взаимодействие Россия - НАТО способно стать сущест­венным фактором обеспечения безопасности и стабильности на континенте. Свернутые после известных событий на Балканах, эти отношения постепенно размораживаются. Однако степень эффективности сотрудничества и его уровень будут зависеть от способности сторон в полном объеме выполнять взятые на се­бя обязательства, прежде всего по Основополагающему акту.

Мы будем и дальше убеждать наших партнеров по НАТО в непродуктив­ности линии на дальнейшее расширение альянса, которая ведет к появлению но­вых разделительных линий на континенте и закреплению в Европе зон с различной степенью безопасности. Это - ошибочный курс, противоречащий не только интересам России, но и широким интересам единства и стабильности в Европе.

Россия настроена на продолжение активного диалога с США. Независимо от того, кто окажется в Белом доме в результате президентских выборов - де­мократы или республиканцы, линия на конструктивное взаимодействие двух стран остается, на наш взгляд, безальтернативной. У нас немало областей, где наши интересы объективно совпадают и создают базу для плодотворного взаимодействия. Обе страны несут особую ответственность за состояние дел в сфере поддержания стратегической стабильности, ядерного разоружения. Предстоя­щий период будет в этом смысле особенно важным. Те решения, которые пред­стоит принять в этой области, надолго предопределят направленность мировых процессов в целом.

Во внешней политике России будет неуклонно возрастать значение Азии. Это обусловлено не только тем, что Россия является неотъемлемой частью этого дина­мично развивающегося региона, но и растущим значением международного сотруд­ничества в обеспечении экономического подъема Сибири и Дальнего Востока.

Исходя из национальных интересов России, деятельность нашей диплома­тии в Азии будет, прежде всего, нацелена на решение задач по обеспечению безопасности рубежей российского государства, созданию благоприятных усло­вий для его социально-экономического развития. К решению этих задач Россия будет двигаться, во-первых, через активное участие на многосторонней и дву­сторонней основе в международных усилиях по поддержанию мира и военно-политической стабильности в регионе, а также в формировании в регионе сооб­щества безопасности, основанного, прежде всего, на общности интересов и эко­номической взаимозависимости государств; во-вторых, за счет углубления во­влеченности в стремительно прогрессирующие процессы региональной полити­ческой и экономической интеграции, интенсивного поиска новых форм развития широкого взаимовыгодного сотрудничества со странами Азии. Такая устрем­ленность встречает понимание со стороны наших партнеров, которые восприни­мают Россию как естественного участника региональных процессов.

Основной упор в нашей азиатской политике будет делаться на углубление отношений с крупнейшими государствами Азии - Китаем, Индией, Японией.

Уже в настоящее время Россия и КНР выходят на новый уровень развития политических отношений, который будет закреплен в Договоре о дружбе и со­трудничестве. Работа над этим важнейшим документом уже началась. Он при­зван определить основные направления нашего стратегического партнерства на длительную перспективу. Это партнерство уже стало весомым фактором гло­бальной стабильности. Однако еще предстоит многое сделать, чтобы столь вы­сокий уровень политических отношений был дополнен укреплением торгово-экономических связей. Локомотивом такого сотрудничества могут и должны стать крупные совместные проекты. Огромный потенциал взаимодействия име­ется в области энергетики, включая ядерную, строительства, топливной и транс­портной инфраструктуры, машиностроения, научных разработок и внедрения новых технологий. Все более возрастает значение прямых торгово-экономических связей на региональном уровне.

Аналогичная проблема укрепления экономической составляющей двусто­роннего партнерства существует и в отношениях России с Индией. Ее решение позволило бы еще выше поднять значение традиционного российско-индийского взаимодействия на мировой арене, базирующегося на совпадении коренных ин­тересов обеих стран и их подходов к основным проблемам мировой политики.

Качественные изменения происходят в наших отношениях с Японией. В основе этого процесса также лежит сближение позиций наших стран по таким ключевым международным вопросам, как утверждение верховенства междуна­родного права и укрепление роли ООН в мировых делах, упрочение стабильно­сти в Азии и во всем мире, совместный поиск ответа на глобальные вызовы, в частности на угрозу международного терроризма. На этой основе Россия будет продолжать линию на активизацию всего комплекса отношений с Японией, включая продолжение переговоров по мирному договору.

Одним из приоритетных направлений внешней политики России будет ос­таваться активное участие в поисках всеобъемлющего урегулирования на Ближ­нем Востоке и в зоне Персидского залива, развитие сотрудничества со всеми расположенными там государствами. Для России этот регион, действительно, является «ближним» в геополитическом, историческом, да и многих других от­ношениях. Именно поэтому российским национальным интересам отвечают ус­тановление здесь прочного мира и стабильности, всеобъемлющее урегулирова­ние застарелого арабо-израильского конфликта, нормализация обстановки во­круг Ирака, обеспечение безопасности в зоне Персидского залива.

Порой приходится слышать рассуждения и в нашей стране, и в арабском мире о том, что Россия будто бы «ушла» с Ближнего Востока, потеряв там былое влияние. Подобные представления не только поверхностны, но и, по сути, дале­ки от истины. Действительно, в начале 90-х годов, т.е. на раннем этапе формиро­вания российской внешней политики, когда вырабатывались ее новые принци­пы, в том числе применительно к этому региону, наша роль в ближневосточных делах не просматривалась так выпукло, как прежде. Но это объяснялось не толь­ко пересмотром наших внешнеполитических концепций, но и кардинальными изменениями обстановки в самом ближневосточном регионе, где обозначился исторический поворот к преодолению, казалось бы, непримиримой конфронта­ции между Израилем и арабскими странами. С учетом этого поворота и пред­стояло выстроить новую политику России на Ближнем Востоке. От поддержки одной из сторон в конфликте наша страна перешла к развитию сотрудничества со всеми государствами региона, что открыло для нее новые возможности вно­сить свою лепту в дело арабо-израильского урегулирования.

Будучи, наряду с США, одним из коспонсоров мирного процесса на Ближнем Востоке, Россия активно содействует преодолению периодически воз­никающих кризисных ситуаций в мирном процессе. Серьезные усилия прилага­ются для нахождения приемлемых для израильтян и палестинцев развязок, в том числе по иерусалимской проблеме. При этом Россия исходит и из своих интере­сов: возрождающееся в нашем обществе духовное тяготение к Святой Земле не позволяет проявлять безразличие к судьбам святынь Иерусалима.

Многое сделано Россией с целью сирийско-израильского и ливано-израильского урегулирования.

Потенциал российского влияния на события в зоне Персидского залива неоднократно способствовал предотвращению эскалации напряженности вокруг Ирака. Россия последовательно добивается нормализации обстановки, ликвида­ции иракским руководством оружия массового уничтожения в соответствии с резолюциями Совета Безопасности ООН, но при этом твердо выступает за пре­кращение бомбардировок иракских территорий и, по мере выполнения Багдадом взятых на себя обязательств, снятие санкций, лежащих тяжелым бременем на иракском народе и создающих угрозу гуманитарной катастрофы.

Одним словом, мы глубоко убеждены, что уже давно пришло время пре­вратить Ближний Восток и Персидский залив из источника нестабильности и противостояния в зону мира, сотрудничества и процветания, в которой не было бы места ни взаимной отчужденности, ни оружию массового уничтожения.

Россия открыта к установлению взаимовыгодных отношений со всеми го­сударствами Африки, Латинской Америки, с их интеграционными объедине­ниями. Здесь есть серьезный обоюдный интерес к расширению экономического сотрудничества, политического диалога и большое поле для взаимодействия в создании справедливого демократического порядка в мире.

Важной особенностью современной внешней политики является включе­ние в ее сферу широкого круга вопросов, которые прежде были далеки от инте­ресов «классической» дипломатии.

Можно с уверенностью предсказать, что в предстоящий период в россий­ской внешней политике будет неуклонно увеличиваться удельный вес экономиче­ской дипломатии. Здесь на передний план выходят такие задачи, как содействие укреплению рыночной экономики в России, обеспечение полноправного участия в международных экономических организациях, защита интересов российского бизнеса в зарубежных странах, создание благоприятного климата для привлече­ния иностранных инвестиций, решение проблем внешней задолженности.

Российская дипломатия будет настойчиво добиваться формирования та­кой международной финансовой архитектуры, которая обеспечивала бы наибо­лее благоприятные условия устойчивого, бескризисного развития российской экономики, ее органичное встраивание в систему мирохозяйственных связей при должном учете факторов, определяющих экономическую безопасность страны.

Еще один существенный критерий, который в растущей степени будет применяться к оценке эффективности внешней политики страны, - это защи­щенность за рубежом интересов и прав граждан России и наших соотечествен­ников, где бы они ни находились и ни проживали. Эта тематика будет весомо и конкретно звучать в дипломатической деятельности России, как в рамках меж­дународных организаций, так и в двусторонних отношениях соразмерно той ост­роте, которая характерна для этих проблем в отдельных странах.

Как отмечал В.В. Путин, «мы не имеем права «проспать» и разворачивающуюся в мире информационную революцию». Российской дипломатии предстоит действовать по двум направлениям: содействовать укреплению информационной безопасности государства, а также использовать современные информационные технологии для формирования объективного восприятия России в мире.

О начале активной работы по этим направлениям свидетельствует, в частно­сти, принятие по инициативе России Генеральной Ассамблеей ООН резолюции «Достижения в сфере информатизации и телекоммуникаций в контексте междуна­родной безопасности». В этой связи открывается перспектива на будущее - доби­ваться устранения существующих и потенциальных угроз в сфере информационной безопасности на многостороннем, двустороннем и одностороннем уровнях.

Еще одна неотъемлемая область внешнеполитической работы - сфера культуры и науки. Место и авторитет российского государства в мире опреде­ляются не только его политическим весом и экономическими ресурсами, но и культурным и научным достоянием народов Российской Федерации, их духов­ным и интеллектуальным потенциалом. Развитие культурных и научных связей должно способствовать укреплению взаимопонимания и доверия с зарубежными странами и помогать дальнейшему освоению российской культурой мирового интеллектуального и культурного пространства. Российское культурное присут­ствие за рубежом должно способствовать утверждению за Россией достойного ее великой истории и культуры места и самобытной роли на мировой арене.

Главным итогом прошедшего десятилетия является то, что Россия состоя­лась как один из влиятельных центров современного мира, строящий отношения с другими государствами на началах равноправия и взаимной выгоды, обрела уверенность в своих силах. Мы знаем, какую систему международных отноше­ний хотим утвердить, знаем и то, что можно и чего нельзя ожидать от внешней политики. Российской внешнеполитической концепции одинаково чужды как национальный эгоизм и слепое поклонение военной силе, так и романтический идеализм в мировых делах, несостоятельность которого подтвердила сама жизнь. Наша концепция проникнута здоровым прагматизмом. Одна из ее ключе­вых идей состоит в том, что на нынешнем, во многом переломном этапе разви­тия России внешняя политика призвана быть действенным помощником реше­ния внутренних задач. Сегодня наши внешнеполитические ресурсы объективно ограничены. И они будут сосредотачиваться в первую очередь на жизненно важ­ных для нас областях. При этом первейшая цель, которая стоит перед россий­ской внешней политикой, - это обеспечение необходимых внешних условий для окончательного выхода страны из экономического кризиса и вступления на дорогу уверенного экономического роста и процветания.

У России есть необходимые ресурсы и возможности, чтобы занять дос­тойное место в новом мировом порядке начала третьего тысячелетия. По прису­щим ей качествам - геополитике и демографии, истории и культурным тради­циям, по экономическому и военному потенциалу Россия объективно была, есть и будет важным центром мировой политики.

А.О.Чубарьян. 10 лет российской внешней политики

Текст выступления академика А.О.Чубарьяна на пленарном заседании Первого Конвента Российской ассоциации международных исследований(РАМИ)в МГИМО (У) МИД России 20 апреля 2001 года.

Историческая дистанция, отделяющая нас от начала 90-х годов, уже дает основание для некоторого подведения итогов. В ретроспективе 10 лет – это малая величина для характеристики эпохи, но в периоды глубоких перемен и ломки многих старых представлений – этот срок вполне достаточен для того, чтобы вести глубокий анализ основных направлений российской внешней политики.

Оглядываясь на прошедшие 10 лет российской внешней политики, прежде всего, следует поставить вопросы методологии. Один из таких вопросов состоит в том, в какой мере в эти годы проявились те общие проблемы международной политики, которые в целом присущи внешней политике и международным отношениям в истории.

Приоритетный вопрос включает в себя механизм взаимодействия внутренней и внешней политики.

Конец 80-х и начало 90-х годов ознаменовались фактической сменой внутриполитического курса страны, изменениями в социальном и экономическом строе.

И сразу же возникает вопрос о том, в какой степени этот подход отразился на внешнеполитическом курсе, меняя международные ориентиры и приоритеты страны.

Из государства с принципиально противоположным общественным устройством (в сравнении с подавляющим большинством других стран) Россия начала формировать рыночно ориентированное государство, сопровождающееся процессом приватизации. В стране утверждались принципы свободы слова, гласности и демократии, что также было призвано сблизить Россию с остальным миром.

В то же время кардинальные перемены в области внешней политики начались еще в конце 80-х годов и они в немалой степени влияли на внутриполитические процессы. Ученым еще предстоит глубоко проанализировать динамику и специфику взаимодействия внутренней и внешней политики, чтобы понять те решающие факторы, которые определили стратегический курс России на рубеже 80-90-х гг.

Во всяком случае уже сейчас можно сказать, что международная сфера проявила себя как самостоятельная область со своими особенностями и закономерностями, составляющими автономное поле деятельности.

Международная деятельность России, формирование ее внешнеполитического курса находились в органической взаимосвязи и с общемировыми процессами.

Глобализация мира не явилась только феноменом конца XX столетия. Путь к ней был долгим и противоречивым.

Можно сказать, что после II мировой войны постоянно возрастала взаимозависимость – континентов, регионов, стран и народов. И внутреннее развитие каждой из стран, не говоря уже о внешней политике находилось в прямой зависимости от положения в мире, от расстановки сил.

В этом смысле формирование российской внешней политики было неотделимо от тех кардинальных перемен, которые потрясли мир в конце 80-х годов. Прежде всего, это – крушение коммунистических режимов в Центральной и Восточной Европе, которое покончило с господством социализма и Советского Союза в этом европейском регионе.

Другим решающим фактором стало окончание холодной войны. Постоянное противостояние Советского Союза и стран Запада после окончания второй мировой войны сменялось новой эрой и новой конфигурацией международных отношений.

В широкой исторической ретроспективе конец 80-х и начало 90-х годов означали конец той международно-политической системы, которую мы называли ялтинско-потсдамской и которая преобладала в мире на протяжении более 40 лет.

Такое же время действовала венская система после Венского конгресса 1815 года.

Значительно меньший период времени просуществовала Версальская система, утвердившаяся после I мировой войны.

Мы сопоставляем холодную войну и Ялтинскую систему, имея в виду, что холодная война была, по нашему мнению, не только конфронтацией, а определенной системой, включающей "пики" и "спады", обострения и улучшения отношений.

В этом смысле следует особенно подчеркнуть, что становление российской внешней политики происходило одновременно и параллельно с формированием новой международной политической системы, которой было суждено определять мир на рубеже XX и XXI веков.

Но еще и сегодня мы можем констатировать, что процесс формирования и утверждения новой системы находится еще в стадии становления.

Одна из центральных проблем – определение места и роли России в мире. В течение 10 с лишним лет в различных кругах российского общества ведутся дискуссии вокруг проблем российской идентичности. Это было в большой мере связано с распадом Советского Союза и складыванием фактически новой страны, которая утратила статус сверхдержавы, лишилась значительных территорий и образований, которые составляли часть Советского Союза, и оказалась в новой геополитической ситуации.

В этой обстановке в России началось обсуждение старых "вечных" русских проблем – что есть Россия и в чем состоит ее национальный интерес. Именно в те годы появилось желание сформулировать снова русскую национальную идею. И тогда же стало очевидным, что эту идею нельзя "навязать" сверху или извне. Национальная идея вырастает из глубинных интересов, она определяется сочетанием различных факторов и тенденций.

В связи с этими дискуссиями в стране обнаружилась глубокая поляризация. Сформировались различные точки зрения на место России в мире – сторонники тесного сближения России с Западом и усвоения западных ценностей; приверженцы особой мессианской роли России, ее самобытности и ее противопоставления так наз. "западным ценностям" и сторонники средней линии.

Во всех случаях это имело прямое отношение к формирующейся российской внешней политике, где идеи взаимозависимости или изоляционизма, имперского мышления или синдрома слабой и униженной страны давали представления о широком спектре мнений и дискуссий.

Важнейшая проблема, вставшая перед российской внешней политикой, связана с историческим "наследством" и с исторической преемственностью.

Немедленно после распада Советского Союза и начала российского государства возникли острые дискуссии о том, что следует взять России из ее Советского прошлого, и что надо "забыть". Ситуация в определенной степени была схожей с послереволюционной эпохой во Франции в конце XVIII века и в России после октября 1917 года.

Робеспьер и его сторонники сначала хотели полностью покончить с монархическим прошлым. Особенно отчетливо эта проблема начала решаться после прихода большевиков к власти, которые объявили все прежние обязательства России недействительными и хотели подчинить внешнюю политику целям мировой революции. Но постепенно реальные политические интересы заставили большевиков перейти к нормальной дипломатии, разумеется с учетом нового революционного содержания советской внешней политики.

Все схожие вопросы встали перед руководством России сразу же после 1991 года. У нас сейчас идут оживленные споры о содержании российской внешне политики вначале 90-х годов. Я бы воздержался от критических стрел. Это был переходный, трудный этап, когда на поверхности были и вопросы методологии и конкретные проблемы. Требовалось время для выработки новых ориентиров и для понимания новой ситуации, в которой оказалась Россия и все мировой сообщество.

I этап российской внешней политики можно датировать с 1991 по 1993–1994 годы.

В этот период делались первые попытки определить новую российскую идентичность и сформировать направления и приоритеты российской внешней политики. Россия подтвердила прежние обязательства Советского Союза, будучи официально признана его правопреемником.

Именно в этот период Россия окончательно перестала напоминать осажденную крепость и объявила о своем органическом вхождении в мировое сообщество.

Все упомянутые выше вопросы методологии были связаны прежде всего с периодом начала 90-х годов. Формирование нового социально-экономического строя, отказ от прежней идеологии, абсолютная смена окружения (из враждебного на благоприятное) – со всем этим столкнулись российские лидеры в начале 90-х годов.

В какой-то мере начало процесса перемен относилось еще к эпохе Горбачева, когда рухнула социалистическая система и явно обозначился конец холодной войны, когда Советский Союз объявил о приоритете общечеловеческих ценностей (права человека, принципы гласности и демократизации и т.п.). Советский Союз не только признал европейскую интеграцию, но и объявил о строительстве общего "европейского дома".

На этой основе в первый период российской внешней политики преобладала эйфория и многочисленные иллюзии.

Руководители России заговорили не только о партнерстве, но и о дружбе со странами Запада, в том числе и с США.

В те годы казалось, что наследие холодной войны уже почти преодолено. Этому во многом способствовало и экономическое взаимодействие; мировые фонды и банки заявляли о решимости помогать России. Для многих специалистов-политологов главный вопрос состоял в выборе наиболее предпочтительной модели – немецкой (по типу реформ Эрхарда) или шведской.

Во внешних делах было весьма распространено ощущение, что Россия больше не нуждается в прежних идеологических союзниках и что в новых условиях отношения с Западом Россия мало нуждается в старых связях со многими странами Азии и Африки.

В МИД происходила массовая смена кадров. Собственно "дипломаты" эпохи Громыко начали уходить уже в самом конце 80-х годов. Теперь же в начале 90-х начался массовый приток новых более молодых сил.

Но в этот период довольно быстро обнаружились большие сложности и противоречия. Так собственно бывало в периоды многих мировых катаклизмов и перемен. Началось отрезвление от иллюзий.

Прежде всего, возник острый внутренний кризис, серьезно повлиявший на международные дела. Экономические реформы выявили свою противоречивость, в стране нарастало социальное напряжение, поляризация общественных сил и глубокое разочарование различных слоев населения. На этой основе росло снова разочарование в Западе и его искренности и способности помочь российским реформам.

Этому способствовали и действия стран Запада. Они наращивали связи с бывшими республиками Советского Союза, создавая ощущение, что Россия снова попадет в изоляцию, лишенная прежних возможностей и амбиций.

В стране нарастали националистические настроения, стремление к обретению Россией новой идентичности. Оживилось стремление доказывать "русский особый путь" не только не тождественный, но даже противостоящий Западу.

Раздражение российских элит подогревалось событиями в Восточной и Центральной Европе; бывшие советские союзники и сателлиты стремились в НАТО и в Европейский Союз, высказывая подозрительность и недоверие в отношении России.

Россия вступила в новый этап своей внешней политики, датируемый примерно 1993-1999 годами.

К тому же на Западе уходили с политической сцены старые российские союзники – Коль, Миттеран и др.

Отрезвление от иллюзий проявилось в понимании важности азиатского направления в российской внешней политике и прежде всего, связей с Китаем и Индией.

В отношении с Западом менялась даже терминология: вместо слов о дружбе и стратегическом союзе появились слова о партнерстве и прагматическом сотрудничестве.

К концу этого периода в Москве почувствовали нарастающую опасность господства США и НАТО. В российском МИД появилась идея многополярного мира как антитезы однополярного американского преобладания.

Апогеем таких трансформаций стали действия НАТО в Югославии, грозившие подорвать прежние международные институты и установления.

В России росло стремление активизировать свою политику, в том числе и там, где она имела дивиденды во времена Советского Союза.

Как это часто бывало в истории, отход от прежней эйфории и переход к более прагматическому курсу, сопровождавшийся большей сбалансированностью с Западом, вызывал в странах Запада ощущение, что Россия возвращается к своим имперским амбициям; соответственно усиливались и антирусские настроения.

Но в российском общественном мнении ситуация менялась – антиамериканизм снова начал распространяться в различных слоях населения.

В этих условиях Россия вступила в третий этап, начавшийся в 1999 году.

Лидеры страны заговорили о прагматизме как главной составляющей российской внешней политики.

Внутри страны преобладает идея укрепления российской государственной вертикали, нарастает стремление наведения порядка и борьбы с преступностью, коррупцией и бюрократизмом.

В то же время новые российские лидеры подтвердили и проводят в жизнь либеральный курс в экономической сфере, закрепляя тем самым перемены в экономическом и социальном строе страны в 90-е годы.

На этой основе можно обозначить и характерные черты российской внешней политики в конце XX и в начале XXI столетия.

Внешняя политика России ныне стала более сбалансированной и четкой. Руководители страны повторяют часто слово "прагматичный", имея в виду внешнеполитический курс; но это отнюдь не должно означать наличие концептуальной основы и ясного понимания целей и направлений политики.

Одна из задач сегодня – ясное осознание взаимодействия национальных интересов России и целей мирового сообщества. Или они будут находиться в состоянии гармонии или конфронтации. Россия пытается сделать свой курс многовекторным, стремясь к действиям и на Западе и на Востоке.

Новый фактор российской политики – защита интересов российского бизнеса, содействие осуществлению экономических реформ.

Россия также не имела в прошлом опыта многопартийности и контроля за внешней политикой внутри страны. Речь идет, прежде всего, о прагматическом измерении. Большинство стран имеют в этом отношении длительный опыт, но российская дипломатия только еще начинает осваивать опыт молодой российской парламентской демократии.

Российская дипломатия находится в процессе поиска наиболее оптимального взаимодействия с Государственной Думой, при котором существует парламентский контроль и самостоятельность Президента, правительства и дипломатического ведомства.

Следующая новая проблема – отношения со средствами массовой информации. Российская дипломатия должна привыкать к постоянному оппонированию своих действий со стороны средств информации. В общем плане это довольно естественный процесс, но в российских условиях обе стороны должны вырабатывать некие "правила игры", при которых общественность через средства информации стремится влиять на внешнюю политику, а дипломатия должна привыкать к реакции СМИ и к своей спокойной реакции на весьма различные реакции противоречивых и часто мало разборчивых российских средств информации.

Российская дипломатия должна привыкать и к новой роли ее соседей, и к бывшим республикам Советского Союза. В течение многих десятилетий Россия привыкла к своей гегемонии или к преобладанию на востоке и в центральной Европе; тем более для России ныне весьма неожиданна роль ее бывших соседей по Советскому Союзу.

Теперь нередко Россия колеблется от невмешательства к попыткам восстановления влияния. В целом – это сложный и длительный процесс, который потребует много времени для выработки и стабилизации ситуации. При этом Россия должна "привыкнуть" и к тому, что теперь ее взаимоотношения с соседями связаны и с политикой и интересами многих других государств, и не являются только российской монополией.

Наконец, следует отдельно сказать об истории. В отношениях России с соседями, да и со многими другими государствами накоплено слишком много исторического опыта, часто весьма негативного и трудного, который отрицательно влияет на отношения с ними.

Вопрос состоит в том, чтобы минимизировать отрицательное воздействие исторического опыта и трудностей и наслоений прошлого, оставив больше для "чистой исторической науки" нежели для современной политической жизни и международных отношений.

История должна быть уроком, опытом, но не как причина политических трудностей и враждебных стереотипов. Россия – правопреемник прошлого (и Советского Союза, и имперской России), но она не должна нести ответственность за прошлые деформации, ошибки и даже преступления.

К этому должны привыкать наши соседи и партнеры, но и сама Россия должна проявлять терпимость и гибкость, умение помнить свое прошлое и расставаться с ним, гордиться им и признавать ошибки.

В целом российская внешняя политика проходит этап своего становления и эволюции, адаптации к новым мировым и российским реальностям, к пониманию своей исторической роли в условиях глобализации. В силу своей истории, территории, геополитического положения и обладания статусом ядерной державы Россия призвана быть великой державой. Понять, что это означает для страны на рубеже XX и XXI столетия после всех исторических катаклизмов и трансформаций – в этом состоит важнейшая задача российской внешней политики.

Внешняя политика России в 90 - е годы XX века

Введение

О холодной войне написано и сказано много. Этот период времени был очень напряженным и значительным для страны. Но меня заинтересовало то, что было дальше, после окончания того противостояния. 90-е годы XX столетия были крайне насыщены событиями (в частности во внешнеполитической области), однако они крайне скудно освещаются в учебной литературе. Именно это и повлияло на мой выбор темы “Внешнеполитический курс России последнего десятилетия XX века”. В своей работе я попытался расставить для себя акценты мировой политики в контексте деятельности Российской Федерации, что и является моей целью. Задачи же я поставил перед собой следующие: рассмотреть действия нашего государства на внешнеполитической арене в 90-е годы; дать им краткий анализ; определить роль, которую сегодня играет Россия в мире и которую возможно будет занимать завтра. Практически всю информацию об этих относительно недавних событиях и черпал из статей различных периодических, в том числе и Интернет, изданий. Единственным непериодическим изданием, которое я пользовал, является учебное пособие для 11 класса Г. К. Селезнева “Новейшая история России и Запад” (1998 г.). Оно очень полно отражает взаимоотношения нашей страны и государств - членов Североатлантического альянса.

Вообще же в своей работе я прослеживаю три направления:

1. Отношения Российской федерации с блоком НАТО.

2. СНГ как зона пересечения интересов НАТО и России.

3. Геополитическая роль России в Азии.

Конечно, основной упор я делаю на 1 пункт, т. к. деятельность в этом направлении для государства наиболее важная и приоритетная и именно она является определяющей для всех остальных направлений.

Правда, перед этим необходим анализ новой ситуации сложившейся после распада Организации Варшавского Договора и Союза Советских Социалистических Республик, что так же нашло отражение в работе.

Развал СССР и его последствия

Несколько десятилетий отношения между СССР и Западом не выходили за рамки Холодной войны. Датой фактического конца Холодной войны называют разные, но, по моему мнению, ею можно считать 19 ноября 1990 - когда страны НАТО и Варшавского договора подписывают договор о ненападении в Париже.

Предшествующую подписанию ситуацию хорошо характеризует фраза Ноам Хомски: "С Советской стороны событиями Холодной войны были повторяющиеся интервенции в Восточную Европу: танки в Восточном Берлине, и Будапеште, и Праге. Эти интервенции шли теми же самыми маршрутами, которые использовались для атаки и воображаемого уничтожения России три раза только лишь в этом столетии. Вторжение в Афганистан - единственный пример интервенции вне этих маршрутов, но тоже - на советской границе.

Со стороны США интервенция была всемирной, отражающей достигнутый США статус первой в истории действительно глобальной силы...

Каждая из сверхдержав контролировала своего главного врага - их собственное население - запугивая его (совершенно реальными) преступлениями другой стороны".

Именно дату подписания договора о не нападении, а не 8 декабря 1991 года (т. е. подписание Россией, Белоруссией и Украиной Беловежского договора), можно считать точкой отсчета нового времени, времени в котором, как тогда могло показаться, не будет противостояния двух сверхдержав и, как следствие, уменьшение числа локальных конфликтов. Однако сейчас можно наблюдать другую картину.

После крушения Советского Союза и разрыва Варшавского Пакта (1 июля 1991 г.) мировое устройство, сложившееся за несколько десятилетий, было нарушено. Россия, как правопреемница СССР, вышла на мировую арену с позаимствованными у предшественника амбициозностью и самоуверенностью, хотя и с иными задачами. Но главное не то, что наша страна, зачастую, не в силах была решить свои задачи во внешней политике, а то, что она перестала быть тем сдерживающим средством, своеобразным противовесом, для таких государств, как США, Великобритания и другие страны участницы блока НАТО, и тем более для всего Североатлантического альянса.

Как уже говорилось, нарушился прежний мировой порядок, в результате чего, старый “биполярный” уклад был заменен концепций “униполярности”, популярной в США концепцией освещающей их “мировое лидерство”. Доктор политических наук, Дмитрий Фельдман писал: “Холодная война была закончена без единого выстрела “воюющих” непосредственно друг в друга и прекратилась ввиду отсутствия одного из противников. Неожиданно? Обидно? Да, для очень и очень многих как среди “нас”, так среди “них”, а точнее для тех, кто внезапно оказался без внешнего врага, борьба с которым, как издавна известно, позволяет находящимся у власти не только сплотить общество и явиться в еще большем величии, но и использовать ресурсы всего общества для укрепления своей власти”.

В 1991 году граждане нашей страны осознали, что перестройка потерпела провал. Распад СССР и выход России на путь самостоятельного существования означал новый этап в истории Отечества: руководство независимой суверенной России во главе с Б. Ельциным взяло курс на реформы, на переход к рыночной экономике и либеральной демократии, на интеграцию в мировое сообщество. В этой связи, оценивая возможности России мировой арене, нельзя не учитывать, что в следствии кардинальных изменений наша страна по валовому внутреннему продукту (ВВП) на душу населения опустилась до 52 места в мире (между Уругваем и Аргентиной). Этого обстоятельство оказало большое влияние на международно-политический авторитет России и в результате чего продолжение единоборства было, по крайней мере, не реалистично (На пример, по объему ВВП США превосходят Россию в 6 – 7 раз).

Внешняя политика чрезвычайно содействует внутренней, создавая благоприятные условия для всех реформ, которые проводились. Но не надо забывать, что и внутренняя политика со своей стороны может либо содействовать внешней, активно продвигая ее, являясь крепким, надежным тылом, либо осложнять.

Еще в феврале 1992 года, выступая на сессии Верховного Совета России, Ельцин подчеркнул: “…реформы в России - это не только наши внутренние дела, но и весомый компонент построения нового мирового порядка…”

Я перечислю часть принципов, которые лежали в основе внешнеполитической доктрины России:

· недопустимость ядерной войны как средства достижения политических и, экономических, идеологических каких бы то ни было целей;

· поиск путей к всеобщей безопасности на основе политических решений, взаимовыгодных соглашений и компромиссов;

· признание за каждым народом права выбора собственного пути развития;

· учет собственных национальных интересов и уважение интересов других государств;

· создание внешних условий, благоприятствующих укреплению территориальной целостности нашей страны;

· отход от конфронтации, развитие равноправных, взаимовыгодных, партнерских отношений с бывшими противниками по “холодной войне”;

· необходимость поддержки реинтеграционных процессов на территории бывшего СССР, в первую очередь в экономической области.

После распада Советского Союза и провозглашения Содружества Независимых Государств сложилась принципиально новая внешнеполитическая ситуация для России. Она не только лишилась традиционных союзников в Восточной и Центральной Европе, но и получила по периметру своих “прозрачных” границ целый ряд государств, руководство которых было настроено к ней далеко не дружественным образом (в особенности в Прибалтике).

Значительно пострадала обороноспособность России. Практически у нее отсутствовали границы с бывшими республиками СССР. Возникла необходимость вывода российских войск из Германии, Польши, Венгрии, Прибалтики. Развалилась прежде единая система противовоздушной обороны. Все это ставило принципиально новые вопросы перед российской внешней политикой. Одним из ее приоритетных направлений объективно становились отношения с ближним зарубежьем. Однако осознание этого пришло не сразу.

Новая, демократическая Россия отказалась от устаревшего стереотипа рассматривать Североатлантический блок в качестве инструмента агрессии и стала искать пути к налаживанию делового сотрудничества с ним. Подобное же желание выразили Украина, Белоруссия, Казахстан и другие члены СНГ. Идея сближения, поиска форм сотрудничества с бывшими республиками на территории СССР была поддержана Советом НАТО. Вскоре на этом направлении произошло важное событие: 10 марта 1992 года состоялось вступление России и десяти государств СНГ в Совет Североатлантического сотрудничества (ССАС).

В тоже время, глубокое беспокойство у Запада вызывала судьба ядерного арсенала бывшего СССР. Вашингтон заявил, что только Россия, как правопреемница СССР, может быть ядерной державой, что Украина, Беларусь и Казахстан не должны стремиться стать членами “ядерного клуба” и обязаны ликвидировать находящееся на их территории ядерное оружие.

21 апреля 1992 года штаб-квартира НАТО опубликовала заявление, в котором говорится, что присутствие ядерного оружия на территории этих трех стран не может “служить основанием для того, чтобы считать их обладателями ядерного оружия в соответствии со статьями договора”, и выразила надежду на то, что они присоединятся к этому договору “в качестве неядерных государств” (договор “о нераспространении ядерного оружия” - 1968 г.).

Интересно то, что на территории бывшего Советского Союза появилось много, так называемых, “горячих точек”. И во всех случаях страны СНГ обращались за помощью к России с просьбой вмешаться, введя, к примеру, миротворческий контингент. Но помимо внутренних, перед бывшими союзными республиками встала воистину историческая задача: определить не только на ближайшее будущее, но и на отдельную перспективу характер отношений со своими соседями, и прежде всего с теми из них, с которыми они имели тесные связи как республики СССР. Одни видели путь ее решения в том, чтобы созданием СНГ юридически оформить совершившийся факт - распад Союза и коммунистической тоталитарной системы. Другие искали в новом межгосударственном объединении не столько форму смягчения последствий распада империи и спасении из под ее развалин того ценного, что было накоплено на протяжении жизни многих поколений людей, сколько возможность “реинтеграции” в форме построенного на иных, не имперских, основах нового международного союза. Так или иначе, но уже на территории СНГ стали образовываться союзы государств и примерами тому являются Российско-Белорусский союз и Евроазиатское экономическое сообщество.

Что же происходило в Европе в результате распада Варшавского договора? Происходило то, что европейская интеграция приобрела совершенно новое качество и темпы. Вырванная в результате послевоенного раздела мира часть Центральной Европы, которая больше по принадлежности, чем по существу отождествлялась с Восточной Европой, оказалась в военно-политическом смысле как бы бесхозной. Результаты начала демонтажа Ялтинско-Потсдамской системы, начатого распадом Варшавского договора, не заставили себя ждать. Первым таким следствием стало безудержное стремление западных и восточных земель Германии к объединению.

Объединение Германии, скорее всего планировавшееся как локальный акт, стало воистину “спусковым крючком” для запуска целой серии процессов, ведущих в перспективе к коренному изменению баланса сил в европейской политике.

Практически немедленно вслед за объединением Германии рассыпался Варшавский договор. Бывшие союзники СССР, вслед за расторжением союза с восточным соседом, заявили о своей готовности вступить в будущем в общеевропейские межгосударственные структуры, в том числе в НАТО. По мере вывода из Центральной Европы советских, а позже российских, войск декларации о готовности сменились просьбами о принятии совмещаемыми дипломатической активностью по поиску союзников в этом вопросе в Западной Европе. О такой готовности заявили даже страны Прибалтики, которые неофициально продолжают на Западе рассматриваться как зона бесспорного влияния России.

Возвращаясь к европейской интеграции, можно добавить, что странам Западной Европы пришлось перестраивать все планы этого процесса и включать в них страны Восточной Европы, в виду их безусловной ориентации на Запад и неудержимого стремления в том или ином виде интегрироваться в общеевропейские структуры.

Взаимоотношения Российской Федерации и блока НАТО

Планы расширения НАТО на Восток

В развернувшейся в конце 1993 – начале 1994 гг. дискуссии вокруг расширения состава НАТО можно явственно разглядеть борьбу вполне конкретных интересов и стратегических планов субъектов политики, как в России, так и за рубежом. На тот момент на западе существовало несколько сценариев развития этого процесса.

Первый такой сценарий, условно говоря - сценарий "длинной очереди", отражает прежде всего интересы Соединенных Штатов, их военных и политических элитарных группировок. Суть его вкратце может быть представлена как постепенное расширение состава НАТО за счет последовательно Центральной и Восточной Европы, Прибалтики, Центральной Азии и непосредственно самой России. Наиболее последовательно данная концепция прозвучала из уст Генерального секретаря НАТО Манфреда Вернера, согласно высказыванию которого, одной из главных функций НАТО становится "проецирование" стабильности на страны Центральной и Восточной Европы и Средней Азии. Перспектива вступления в НАТО самой России также не раз становилась предметом консультаций высших руководителей США и Российской Федерации. Реализация данного плана позволяет обеспечить постепенную изоляцию России несколькими "поясами безопасности" до интеграции самой Российской Федерации в структуру НАТО, а также получить возможность в случае смены последней политического курса на любом этапе прервать дальнейшее расширение системы безопасности имея в активе значительное расширение зоны геополитического влияния. Скорость освоения Северо-Атлантическим блоком новых регионов также была заявлена. По словам министра обороны США Леса Эспина, увеличение списочного состава НАТО "должно происходить таким образом, чтобы число возникающих новых проблем было не больше, а меньше числа уже решенных проблем".

Второй сценарий, подобно вышеизложенному, предполагал включение в состав НАТО стран Центральной и Восточной Европы, Прибалтики, Средней Азии и самой России. Его кардинальная противоположность состоит в отрицании какой-либо последовательности приема в Северо-Атлантический блок новых членов, так сказать "радикально-пацифистский" вариант решения вопроса. Наиболее выразительно данный вариант был представлен Борисом Ельциным. Он подчеркнул, что выступает против того, чтобы принимать в Североатлантический блок новых членов, "расчленяя их по одному". Но в будущем, по его мнению, может наступить момент, когда вместе, "в одном пакете", объединятся "и Россия, и все остальные государства", что обеспечит безопасность для всех.

Третий сценарий, фигурировавший в ходе дискуссии, предусматривал неукоснительное соблюдение статус-кво в рамках сложившегося баланса сил и дальнейшее становление европейской безопасности на его основе, в рамках структур СБСЕ, где как равные партнеры могли бы быть представлены НАТО, Западноевропейский Союз, “Варшавская” группа, страны Балтии и СНГ. Сторонниками данного сценария развития в России были, в первую очередь, силовые структуры (Совет Безопасности, Министерство обороны и военные из ближнего окружения Президента). В "радикальном" сценарии МИДа их не устраивало, помимо традиционного недоверия к "наиболее вероятным противникам", снижение роли военных во внутренней политике, а также жесткий контроль над деятельностью "силовых структур" со стороны западных военных и собственных гражданских органов.

Настоящий подход актуален отчасти и для Америки, но в данном случае последняя предполагает, что геополитические приобретения перекроют возможные потери. В США уже некоторым образом смирились с претензиями Германии на Восточную Европу. Показательно в этом отношении высказывание Маргарет Тэтчер: "Особенно остро воспринимается нарастающая ориентация Германии на Восток. По мнению американцев, немцы будут стремиться превратить Восточную Европу в "свои задворки", подобно тому как США рассматривают в качестве своего "заднего двора" Латинскую Америку. Считающие так утешаются тем, что в других частях мира немцы будут лишь на вторых ролях".

Конечно же российские предложения не нашли одобрения среди стран участниц блока. Однако в тот момент это противоречие сглаживает программа “Партнерство ради мира”.

Суть программы "Партнерство во имя мира", призванной к осуществлению под руководством Совета НАТО, в своем конечном виде, после утверждения на Совете НАТО 10 января этого года, выражается вкратце в следующем:

· проведение консультаций в стенах НАТО;

· приглашение участников на заседания;

· получение возможности каждой стране-партнеру с помощью НАТО выработать собственную индивидуальную программу с учетом ее экономических возможностей и оборонного потенциала.

В свою очередь, согласно плану, участники "партнерства" должны иметь открытые оборонные бюджеты, подконтрольные гражданским властям в их странах, и подконтрольные министерства обороны. И 31 мая 1995 года в Нордвейне, на заседании Совета НАТО на уровне министров иностранных дел, А. Козырев заявил о присоединении России к программе Альянса “Партнерство во имя мира”.

Подписание Основополагающего акта Россия – НАТО и предшествующие этому события

Североатлантический союз не собирался отказываться от планов расширения, да и как писал З. Бжезинский в газете “New York Times”, что “без расширения НАТО умрет”, союз будет лишен “исторического основания для существования” и тем самым произойдет “дискредитация американского лидерства”. Весной 1995 года та же “New York Times” писала: "Медовый месяц между Россией и США, начавшийся после окончания холодной войны, закончился. Министр иностранных дел Андрей Козырев и госсекретарь Уоррен Кристофер высказали мысль о том, что отношения между двумя странами должны превратиться в нечто новое и абсолютно неромантичное. В течение 1996 года состав НАТО не изменялся, но подготовка к приему новых членов уже началась. 10 июля 1996 года парламентская ассамблея ОБСЕ приняла Стокгольмскую декларацию, объявляющую расширение НАТО одной из составляющих широкой европейской безопасности, и отвергла инициативу России по созданию Совета Безопасности ОБСЕ. А через две недели, 23 июля, конгресс США одобрил выделение 60 млн. долларов для помощи в подготовке к вступлению в НАТО Польши, Венгрии, Чехии и пригласил в НАТО Украину, Молдавию и страны Балтии. Факты свидетельствовали о том, что Вашингтон намерен добиться расширения НАТО и что Россия не имеет возможности помешать этому. Как справедливо заметил министр иностранных дел Евгений Примаков, у нас нет права вето в вопросе о расширении альянса, но мы обязаны защитить свои национальные интересы и думать о своей безопасности. В целом итоги 1996 года свидетельствовали о том, что отношения между Россией и Западом существенно ухудшились, возрос уровень напряженности. Стремясь устранить возникшую напряженность, правительство США в начале 1997 года предприняло ряд активных шагов. В частности, новый государственный секретарь США М. Олбрайт провела в Москве переговоры с министром иностранных дел Е. Примаковым. Кроме того, о желании урегулировать отношения свидетельствовал приезд в Москву генерального секретаря НАТО Х. Салана. Оба западных политика предложили ускорить работу по подготовке соглашения НАТО – Россия, которое служило бы своего рода “компенсацией” за расширение НАТО на Восток. Было предложено установить в Брюсселе постоянный контакт Североатлантического союза и Российской Федерации о формуле “16 + 1”, предоставить право России участвовать в обсуждении всех вопросов, связанных с европейской безопасностью, планированием ядерной стратегии, проведением миротворческих операций. Переговоры, происходившие в январе – апреле 1997 года, шли за закрытыми дверями, но политические обозреватели пришли к выводу, что прогресса на них достигнуто не было. Отсутствие прогресса было связано с позицией Кремля, который категорически возражал против расширения НАТО и не шел на какой-либо компромисс. Пытаясь заставить Брюссель изменить свои планы, Москва прибегла к открытому нажиму. В этой связи становятся понятными агрессивные заявления некоторых российских политиков с призывом по-новому подойти к проблеме неприменения ядерного оружия. Так, в феврале 1997 года секретарь Советы Безопасности Иван Рыбкин заявил о том, что нам незачем “напрочь зарекаться от идеи превентивного (упреждающего) ядерного удара”.

В те же дни в Госдуме было создано объединение “Анти-НАТО” во главе с вице-спикером С. Бабуриным, в которое вошло около 200 депутатов из различных партийных фракций и депутатских групп. Тогда Бабурин заявил: “Сегодня Россия не может себе позволить сохранять верность обязательству не применять ядерное оружие”. Нажим не достиг цели: руководство НАТО твердо заявило о том, что этот вопрос будет окончательно решен на сессии Совета НАТО в июле 1997 года. В начале мая Москва осознала неудачу попыток заставить Североатлантический союз отказаться от своих планов и решила встать на путь поиска компромисса, чтобы получить от Запада некоторые уступки и тем самым свести к минимуму негативные последствия решения НАТО. В результате напряженных переговоров к концу мая 1997 года удалось согласовать компромиссный текст соглашения между Россией и блоком. Это был Основополагающий акт Россия – НАТО, или точнее: “Основополагающий акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией Североатлантического договора”. Подписан этот важнейший во всех смыслах документ был 27 мая 1997 года в Париже. На смену логике конфронтации между вчерашними противниками, отметил президент Франции, наступает эра сотрудничества между равноправными и уважаемыми партнерами. Жак Ширак особо подчеркнул, что этот документ стал возможным, потому что "Россия и НАТО предприняли глубокие преобразования", а Россия подтвердила свой выбор в сторону демократии и реформ. По словам Бориса Ельцина, в подписанном президентом России, генеральным секретарем НАТО Хавьером Соланой и руководителями 16 стран-членов Североатлантического альянса договоре даны ответы на очень простые вопросы. Это касается, прежде всего, неразмещения ядерного оружия и того, что не будет вестись и подготовка к такому размещению; сформулирована совместная установка на сокращение тяжелых вооружений на континенте; принято обязательство о неразмещении на постоянной основе боевых сил НАТО вблизи России. Все это значит, подчеркнул Борис Ельцин, "что мы договорились не наносить ущерб интересам безопасности друг друга". Президент отметил особую важность того, что создается "механизм консультаций и сотрудничества между Россией и альянсом", что, как он подчеркнул, позволит "на равноправной основе обсуждать и при необходимости принимать совместные решения по основным вопросам безопасности и стабильности, которые затрагивают наши интересы". Рассматривая сам текст Основополагающего акта можно выделить цитату, которая бы наиболее полно опишет характер данного документа: “Российская Федерация, с одной стороны, и Организация Североатлантического договора и ее государства-члены, с другой стороны, именуемые в дальнейшем Россия и НАТО, на основе твердого обязательства, принятого на высшем политическом уровне, будут совместно строить прочный и всеобъемлющий мир в Евро-атлантическом регионе на принципах демократии и безопасности, основывающейся на сотрудничестве”. Таковы были действительные намерения российского правительства и президента. Но оппозицию, по понятным причинам, этот документ категорически не устраивал. Скорее всего особое раздражение у представителей партий такого толка вызывали следующие строки: “Россия продолжает построение демократического общества и осуществление своей политической и экономической трансформации. Она развивает концепцию своей национальной безопасности и пересматривает свою военную доктрину с тем, чтобы обеспечить их полное соответствие новым реалиям в сфере безопасности. Россия предприняла глубокие сокращения своих вооруженных сил, осуществила беспрецедентный по масштабам вывод своих войск из государств Центральной и Восточной Европы и Прибалтики, вывела все ядерные вооружения в пределы своей национальной территории. Россия привержена дальнейшему сокращению своих обычных и ядерных сил. Она принимает активное участие в осуществлении миротворческих операций в поддержку ООН и ОБСЕ, а также в урегулировании кризисных ситуаций в различных районах мира. Россия вносит свой вклад в многонациональные силы в Боснии и Герцеговине. Вообще, точка зрения нашей оппозиции, по данному вопросу, была и остается предельно простой: в стратегии национально патриотических организаций противление расширению НАТО на Восток вписывается достаточно четко. Внешний враг продвигается к границам России. Ослабленная “предательством” известных деятелей страна не сможет противостоять нашествию. И только чрезвычайные меры смогут (естественно, в случае прихода к власти оппозиции) обеспечить безопасность страны. Впрочем, и в рядах оппозиции уже начинают осознавать, что фактор натовской угрозы привлекателен нынче только для тех, кто никогда не выезжал в Европу. Остальные давно поняли, что война и агрессия не являются выбором Европы на рубеже веков. Впрочем, для оппозиции важно не само отрицание НАТО и его расширение. Важно, прежде всего, отрицание американского стержня Североатлантического союза. К Европе у прокоммунистической и национал-патриотической оппозиции по большому счету претензий нет. Поднимая шум по поводу “натовской ползучей экспансии”, оппозиция целится в российские реформаторские силы, так сказать, прозападной ориентации, ставя их перед выбором: или потерять лицо внутри страны, выступив против политических заклинаний в отношении НАТО, или же осложнить положение на Западе из-за “поддержки” оппозиции по внутриполитическим мотивам. И вызываемое у них раздражение понятно. Оно объясняется тем, что оппозиция не могла и не может принять эти уступки, на которые пошло правительство. Но уступки ли это? Мне кажется, что нет, т. к. тогда нужно было находить какие то гарантии безопасности, как для стран-участниц блока, так и для России, а программы “Партнерство во имя мира”, подписанной в июне 1994, было уже недостаточно, в условии постоянно прогрессирующих намерениях расширения Североатлантического альянса на Восток. И вот, наконец, ожидаемое событие свершилось. Вследствие переговоров альянса с Польшей, Чехией и Венгрией о присоединении к блоку начавшихся 8 июля 1997 года, 12 марта 1999 - три бывшие участника Варшавского Пакта официально стали членами этой важнейшей организации (Россия здесь вряд ли могла на что-то повлиять). И именно с этого момента России пришлось вести политику с ближайшими своими Западными соседями уже не так как раньше, а считаясь с их статусом в блоке. Например, стали изменяться правила пересечения границы этих стран гражданами Российской Федерации. Все время прошедшее после принятия новых членов и до настоящего момента было насыщено большим количеством разнообразных событий. Взять хотя бы, к примеру, операцию НАТО в Югославии унесшей большое количество жизней. После данного конфликта отношения России и Североатлантического альянса сильно обострились. Были временно свернуты все контакты предусмотренные “Основополагающим актом”, приостановил свою работу и постоянный военный совет. Или если взглянуть на компанию развернутую против России в связи с контртеррористической операцией в Чеченской Республике, когда на нашу страну со стороны блока оказывалось сильное давление. Однако, несмотря на все это, контакты сохранились и по многим вопросам достигались столь необходимые компромиссы.

Российская политика на Западе сегодня и в будущем

Теперь мы знаем основные вехи недолгой, но зато насыщенной истории взаимных отношений Российской Федерации с Организацией Североатлантического Договора, а значит, и можем сделать некоторые выводы о политике нашего государства в этом направлении. Для этого хочу использовать цитату из статьи бывшего руководителя фракции НДР в Государственной Думе РФ второго созыва Сергея Георгиевича Беляева: “Правящими кругами делалась, да и делается, попытка произвести своеобразный размен: за расширение НАТО получить возможность вступить в экономические институты Европы, что выгодно в нынешнем переходном состоянии экономики. Но насколько при этом учитывается день завтрашний, когда все-таки начнется (или на это даже не надеются?) экономический подъем? По какому сценарию будет развиваться архитектура европейской безопасности в первой четверти XXI века? Ответы на эти вопросы лежат и в плоскости экономической интеграции, и в сфере политического объединения (или разъединения) Европы”.

Пока расчет делается на общеевропейскую солидарность трех крупнейших европейских держав в противовес Соединенным Штатам - именно в этом направлении с благословения президента работает российская дипломатия. Но не нужно заниматься самообманом: в нынешних условиях европейская безопасность просто невозможна без американского участия. И, конечно же, это участие будет расширяться. Свидетельством тому - подписание в Вашингтоне Хартии “США – Балтия”. Одни аналитики рассматривают ее как возможный противовес складывающейся оси Москва – Париж – Бонн, другие - как декларацию, заменяющую для этих стран реальное членство в Североатлантическом альянсе.

Проамериканская ориентация Прибалтики, на мой взгляд, - явление закономерное и соответствующее всей стратегии действий американцев на Европейском континенте. Другое дело, что Россия в очередной раз упустила инициативу, направляя свои усилия не на минимизацию существующих разногласий, а на их пропагандистское использование. Хотя о намерении восточноевропейских и прибалтийских стран связать свое будущее с Североатлантическим союзом было известно с момента их политического образования.

Поразительно, но факт: в результате неудержимого стремления в НАТО “исчез”, по крайней мере, на официальном уровне, и ряд застарелых европейских территориальных претензий. Например, Румынии к Украине по поводу острова Змеиный, а также к Венгрии по поводу Трансильвании. Так что в этом плане расширение вполне можно рассматривать как позитивный процесс.

Нельзя не учитывать и то, что главным аргументом претендентов на вступление в НАТО было и остается желание как можно скорее приобщиться к европейским экономическим институтам и таким образом смягчить социальные последствия перехода к рыночным отношениям в экономике, привлечь инвестиции. Вместе с тем, по сообщениям восточноевропейской прессы, натовские военные базы рассматриваются не только и не столько в плане защиты от возможной агрессии, но и как возможность создания рабочих мест, ускоренного развития всей инфраструктуры.

В политическом плане - это еще и перспектива создания единой политической структуры, сочетающей как национальные особенности государственных образований, так и возможности общеевропейской интеграции.

Сегодня, на мой взгляд, нашей внешней политике необходимо определиться, как и на каких принципах строить отношения с вновь принятыми членами Североатлантического союза. Заклинаниями о негативном отношении к свершившемуся факту Россия, по сути, ставит под сомнение их право на выбор методов обеспечения собственной национальной безопасности, что является неотъемлемой частью всего международного права.

Для российских политиков достаточно неприятны итоги референдума по вопросам расширения НАТО, например, в Венгрии, где 85 % населения высказалось за вступление страны в Североатлантический альянс. Итоги недавних президентских выборов в Литве также свидетельствуют о росте пронатовских настроений в этой стране.

На мой взгляд, уже давно пора переходить от заклинаний к реальной политике в этом направлении. И, прежде всего - проанализировать ближайшие перспективы, уже рассмотренного мной раньше, Основополагающего Акта Россия – НАТО. Ряд влиятельных аналитиков США считают, что Россия, подписав Акт, получила в политическом плане больше, чем претенденты на вступление в альянс. Лукавство? Но, рассматривая Акт как составляющую всего общеевропейского политического процесса, нельзя не признать, что Россия получила и серьезные преимущества. Но реализовать их можно, только четко определившись, чем станет Совет Россия – НАТО: дискуссионным политическим клубом или международным органом, рекомендации которого смогут оказывать влияние на принятие решений всего альянса. По сути, не став членом альянса, Россия сможет реализовать свое “особое положение” достаточно эффективно. Но только в том случае, если проявит больше гибкости в отношениях как с кандидатами на вступление в НАТО, так и с самим Североатлантическим союзом.

В российской внешней политике - достаточно безликой и прямолинейной - отсутствует понимание многомерной игры за отстаивание национальных интересов. Только недавно, например, стал учитываться такой фактор, как неоднородность натовского сообщества и возможность игры на существующих противоречиях, прежде всего между Соединенными Штатами и европейскими странами. Можно прогнозировать, что ко времени второй волны расширения НАТО эти противоречия будут углубляться. Готова ли российская дипломатия использовать это без ущерба для всей системы европейской безопасности?

С уходом в прошлое глобального противостояния Россия – США потребность в новом образе Североатлантического союза становится очевидной. Американским налогоплательщикам сегодня достаточно сложно объяснить необходимость содержать структуру, являющуюся порождением “холодной войны”. А нервная реакция со стороны России на расширение НАТО помогает убедить сомневающихся американцев, что безопасность США действительно начинается с Балтии и восточных воеводств Польши.

А вот наша система “аргументации” для собственного населения не выдерживает никакой критики. По-прежнему апеллируем к чувству страха перед надвигающейся агрессией с Запада. Но прошла первая волна расширения НАТО, а враждебных полчищ американо-европейцев, жаждущих рвануться к границам России и ее союзников, не обнаружено. Объявлять балтийские государства зоной особых российских интересов? Но Россия до сих пор не в состоянии четко определить, в чем состоит этот интерес, и, прежде всего, в политическом плане.

Не лучше и с чисто военной аргументацией. Миф о том, что блок наращивает свою военную мощь за счет новых членов, как это пытается представить оппозиция, мифом и остается. Хотя бы уже потому, что вооруженные силы, как новых членов НАТО, так и претендентов уже давно ориентированы на Запад - и в плане перевооружения, и в плане оперативной подготовки. Их совместимость с войсками НАТО обеспечивается все возрастающим участием в международных учениях и маневрах на двусторонней основе.

Таким образом, увеличение численности натовских войск де-факто уже состоялось, если следовать логике противостояния и рассматривать НАТО и его новых членов как потенциальных противников.

Но военная составляющая имеет и свою обратную сторону. По мнению ряда американских политиков, вновь принятые члены будут обязаны нести расходы по модернизации своих вооруженных сил и участвовать в операциях за пределами территорий членов НАТО. Если состояние экономики Польши, Чехии и Венгрии позволяет хотя бы вести дискуссию по этому поводу, то со следующими претендентами дело обстоит гораздо сложнее. Проигравшие в натовский военно-экономический покер обречены и на политическое поражение внутри страны, а, следовательно - и на новый виток политической борьбы и противостояния. Вот это обстоятельство тоже совершенно не учитывается российской дипломатией. А зря! Какие же опасности несет России вторая волна расширения НАТО? Уместно вспомнить в этой связи о трех “нет”. Нет - намерениям размещать ядерное оружие на территориях новых членов, нет - намерениям использовать бывшие военные базы Варшавского договора, нет - размещению натовских войск на территориях новых стран-участниц альянса. Пока НАТО придерживается принятых на себя обязательств в отношении военных вопросов.

Мы знаем позицию нынешнего президента на счет такого вопроса как мнение на счет вступления России в НАТО. Владимир Путин, наверное, недалек был от истины, когда на вопрос журналиста Дэвида Фроста о том, считает ли он, что Россия может быть членом НАТО, ответил: почему бы нет. Во всяком случае, такую позицию полностью разделяет генсек НАТО Джордж Робертсон. Но в настоящий момент она не входит в повестку дня, заключает высокопоставленный шотландец, потребуется лет 10 – 20 для того, чтобы идея могла быть реализована.

Генсек НАТО считает, что за время, прошедшее после его встречи с российским президентом Владимиром Путиным в феврале, проделана серьезная работа, в результате чего отношения между Североатлантическим блоком и Москвой "сейчас набирают обороты". Состоялось несколько заседаний Постоянного Совета. На них рассматривался целый ряд новых вопросов, в том числе стратегические концепции НАТО и России. Кроме того, обсуждены проблемы инфраструктуры в новой стране НАТО - Польше. Обсуждались также проблемы контроля над вооружением, в том числе состояние переговоров, которые сейчас ведутся. В перспективе диапазон обмена мнениями все более будет расширяться.

“В любом случае Россия и НАТО - это основные стратегические партнеры, и совместная работа принесет ощутимые результаты для мира в целом, - утверждает Джордж Робертсон. Мы будем продолжать развивать наши отношения во взаимных интересах шаг за шагом и главным планом этого развития является Основополагающий акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией Североатлантического договора”.

В Основополагающем Акте Россия – НАТО продекларированы намерения сторон консолидировать усилия по созданию тактической системы противоракетной обороны. Вот чем надо форсированно заниматься! Ведь общеевропейская система ПРО заложит первый камень в фундамент обеспечения военной безопасности Старого Света. О каком внезапном нападении может идти речь, если будет создана единая система обнаружения и оповещения о старте тактических ракет? В той же плоскости и вопрос о совместных разработках вооружений. Если мы всерьез думаем о военной составляющей системы общеевропейской безопасности и возвращении на европейский рынок оружия, то закладывать основы унификации вооружения нужно уже сейчас. На мой взгляд, сценарий отношений с Западом по поводу расширения НАТО при всей парадоксальности этого сравнения напоминает метания России в отношении Чечни: от заигрывания до угрозы силового давления. Причем колебания эти находятся в прямой зависимости от состояния системы сдержек и противовесов в президентском окружении. В российской политической элите реформаторского направления существует расхожее мнение, что в “обмен” на расширение НАТО Россия получила допуск в Парижский и Лондонский клубы кредиторов, а также реальные гарантии на вступление во Всемирную таможенную организацию. Однако такая взаимосвязь видится достаточно упрощенной. Попытка представить размен реальной военно-политической карты на будущие дивиденды от членства в авторитетных международных финансовых организациях - опять-таки из области подходов старого времени, “когда утром - стулья, вечером - деньги”. Экономическое признание - свидетельство определенных достижений в области рыночных преобразований, но никак не военно-политических уступок. При всей нашей привычке представлять внешнюю политику как последовательную служанку экономики от расширения НАТО до экономической конфронтации с Россией - дистанция огромного размера. Политически продавливать экономические преимущества уже нельзя - не те времена. И все же, как может повлиять вторая волна вступления в НАТО на экономическую ситуацию в Европе, развитие интеграции общеевропейского дома? Прогноз говорит о том, что “подводные камни” здесь находятся совсем в другом месте. Произойдет ли прорыв в области инвестиций на уровне крупного и среднего бизнеса, изменится ли структура экспорта и импорта, в каком направлении будут развиваться финансовые и фондовые рынки? Сумеем ли мы “завязаться” на крупные проекты в области машиностроения, как решим проблемы транзита? Ответы на эти вопросы, по моим оценкам, отнюдь не связаны столь жестко с политическими последствиями второй волны расширения НАТО на Восток.

Нам не нужно обманывать себя: вторая волна расширения НАТО на Восток, скорее всего, станет реальностью мировой политики в начале XXI века. Расценит его Россия как вызов своей безопасности и суверенитету или отнесется как к политическому решению, обусловленному уже давно идущими в мире процессами? Параметры ответа - политические, экономические, военные - определяются уже сегодня. Пока, к сожалению, в русле староватых подходов.

Геополитическая роль России в Азии

Утверждения о геополитическом поражении России давно стали банальной, постоянно повторяемой истиной. Однако масштабы, последствия и конкретные проявления геополитической катастрофы остаются без должного внимания и анализа. Если западное направление внешней политики России зафиксировано во многих официальных документах и доктринальных заявлениях руководства страны, то в отношении стран Востока, провозглашаются в основном лозунги общего характера, которые к тому же, как правило, не подкрепляются конкретными действиями.

Можно много говорить о тяжелых последствиях геополитического разгрома России. Отметим лишь одно центральное, основное обстоятельство, которое ярко проявляется при сравнении с крупнейшей азиатской страной - Китаем.

Если в первой половине нынешнего века Китай представлял собой полуколонию, слабую и отсталую страну, объект политики великих держав, то в настоящее время Китай выступает как мировая держава - вторая по значению не только в военном, но и в экономическом плане.

Обратная картина наблюдается в отношении России. Из сверхдержавы и глобального субъекта мировой политики Россия ускоренными темпами превращается в объект действия других внешнеполитических сил.

Коренным образом изменилась ситуация и с ролью России в отношениях Запад-Восток. Сама по себе проблема имеет многовековую историю, вокруг нее всегда кипели жаркие споры.

Россия всегда считала себя связующим звеном между Западом и Востоком. Сегодня на эту роль все активнее претендуют другие страны. Характерно в этом плане признание президента Н. Назарбаева. В одном из своих интервью в апреле 1998 года он подчеркнул стремление Казахстана "быть мостом между Европой и Азией, пространством, на котором происходит активное взаимодействие и взаимопроникновение западной и восточной культур и, если хотите, цивилизаций".

На пороге XXI века постепенно складываются новые формы взаимоотношений между европейскими и азиатскими странами, причем без должного и необходимого для России участия. Уже создан постоянный механизм, связывающий наиболее развитые страны Европы и Азии для обсуждения и решения общих проблем. В прошлом году и в начале 1998 года состоялись две встречи 25 ведущих стран Европы и Азии, но, как и следовало ожидать, Россия на них не приглашалась. Вероятно, дело не в старом подходе, когда Европа считала Россию азиатской страной, а страны Востока рассматривали ее только как европейскую державу. Существо вопроса - в резком падении роли и авторитета России в мировой политике, где ее все меньше принимают в расчет.

Наглядные подтверждения геополитического поражения России легко обнаруживаются почти на всех конкретных направлениях политики нашей страны в Азии. Достаточно краткого анализа состояния дел по периметру границ России со странами Азии, начиная с отношений с дальневосточными соседями.

Все аспекты российско-японских отношений последнего десятилетия сводятся к проблеме японских притязаний на четыре южнокурильских острова. От России добиваются отказа оттого, что принадлежит ей исторически и по международному праву. Такие требования предъявляются обычно только побежденной, слабой стране. Правда, в данном случае все разговоры об уступках в территориальном вопросе увязываются с обещаниями японцев оказать финансовую поддержку и помощь. Открытое и постоянное давление на Россию по этому вопросу оказывается и со стороны американцев. Весной 1998 года посол США в Москве Д. Коллинз заявил, что Южные Курилы безоговорочно принадлежат Японии. С подобными заявлениями, поддержанными госдепартаментом США, ранее выступал и предшествующий американский посол.

Процесс уступок японским требованиям все более ускоряется, начиная с октября 1993 года, когда Б.Ельцин и японский премьер-министр подписали Токийскую декларацию, в которой речь шла о "законности и справедливости" территориальной проблемы, "о принадлежности островов Итуруп, Кунашир, Шикотан и Хабомаи". Это уже означало подыгрывание японским притязаниям. Но особенно активно торг с японцами возобновился в последние полгода в результате двух "встреч без галстуков" Б.Ельцина с японским премьер-министром Рютаро Хасимото. Со ссылкой на "неформальность" переговоров во время двух встреч не публиковалось каких-либо итоговых коммюнике. На встрече в Красноярске в ноябре 1997 года Б. Ельцин и Хасимото объявили о решении подписать мирный договор между Японией и Россией к 2000 году. По утверждению японской печати со ссылкой на дипломатические круги, именно к этому времени Россия обязана передать Японии суверенитет над Южными Курилами. В печати заговорили о "плане Ельцина - Хасимото". Видимо, не случайно в Красноярске японская сторона объявила о предоставлении России кредита в полтора миллиарда долларов. Очень похоже на плату за сделку.

Обращает на себя внимание одно событие в промежутке между двумя "встречами без галстуков". В феврале 1998 года на заседании Государственной Думы полномочный представитель правительства от имени Ельцина опротестовал подготовленный законопроект "Об обеспечении территориальной целостности Российской Федерации". Указанный представитель заявил о требовании президента изъять из законопроекта статью о том, что территория России является неделимой, неприкосновенной и никакая ее часть не может передаваться иностранному государству.

Это требование прозвучало накануне встречи Б. Ельцина с Хасимото на японском курорте Кавана в апреле 1998. Показателен характер сообщений по итогам второй неформальной встречи. Комментатор Центрального телевидения в передаче 19 апреля 1998 года начал со слов "острова пока еще не отдали". Далее сообщалось о решении японцев построить рыбокомбинат на Южных Курилах и автозавод в Московской области. Главным же итогом названо решение ускорить подготовку мирного договора, который, по признанию Е. Примакова, будет включать решение территориального вопроса. В этой связи сообщалось также, что японский премьер-министр передал свои предложения по решению территориальной проблемы, но их содержание не раскрывалось.

Вывод можно сделать только один - нажим на Россию продолжается с новой силой. Как не напомнить по этому поводу слова английского лейбориста Джона Родса, сказанные им еще в 1993 году, о том, что через 20 лет Россия превратится в выжженную территорию, пустыню, где ведут войну США и Япония за обладание этой территорией.

Кратко обратимся к рассмотрению корейского вопроса. Россия и ее дальневосточный сосед Корея имели прочные исторические связи. Осуществленный правительством Гайдара в угоду американцам резкий разрыв политического сотрудничества и многолетних экономических связей с КНДР нанес ощутимый урон национальным интересам России. Установление дипломатических отношений с Республикой Кореей не компенсировало ущерба, особенно в политическом плане. Россия оказалась полностью исключенной из любых форм участия в решении корейской проблемы и тем самым, от защиты своих интересов. Переговоры двух корейских сторон ведутся при участии США и КНР, но совершенно игнорируется позиция России.

Отношения с Китаем в своем выступлении в МИД России Б. Ельцин вновь назвал приоритетным направлением внешней политики (наряду с отношениями с Японией и Индией). В основу этих отношений положены две концепции - стратегического партнерства и развития многополярного мира. Однако понимание этих концепций у России и Китая различно. Китайских подход достаточно откровенно выразил в одной из своих статей китайский политолог Чэкэн Ю. Он заявил, что "с точки зрения глобальных перспектив, Китай может стать стратегическим партнером России в ее состязании с Западом". Со стороны России противопоставление Западу исключается.

Что касается представлений о многополярности мира, то Китай справедливо считает себя одним из таких полюсов. Россия хотела бы называться одним из полюсов мировой политики, но таковым практически уже не является. Опять же в силу нанесенного ей жестокого геополитического разгрома.

Если Китай на основе собственной стратегии развития стал второй сверхдержавой мира, то Россия в результате "перестроек" и реформ по рекомендациям МВФ пришла к развалу Советского Союза и к нынешнему поэтапному разрушению страны и ее экономики.

Только за последние десятилетия валовой внутренний продукт в Китае вырос в два раза, в то время как в России он сократился почти в два раза, и по этому показателю страна оказалась на 102 месте в мире. Правда, Россия еще обладает значительным военным потенциалом, но время его жизни ограничивается 5 – 10 годами. Через пять лет существующий военный потенциал устареет, а через десять лет технически выйдет из строя и перестанет быть опасен для Запада. Но уже сегодня Россия постоянно демонстрирует "бессилие силы".

Можно утверждать, что практически происходит процесс неуклонного ослабления геополитической роли России в большинстве азиатских стран и регионов, включая центрально-азиатские республики, входящие в СНГ. Такая ситуация создается под влиянием общего геополитического расклада сил. По образному выражению известного геополитика Дугина, у представителей идей атлантизма отсутствует какая-либо позитивная модель существования России, ей оставляется лишь только "билет на тот свет", и наши прозападники считают, что ей уготован "евразийский хаос" раскола и разделения.

Подобные утверждения возникают не на пустом месте и имеют далеко не случайный характер. Достаточно напомнить о получивших огласку в конце 1997 года некоторых положениях директивы Б. Клинтона, в которой говорится о праве США на нанесение первого атомного удара и о направленности американских ядерных боеголовок на военные и гражданские объекты России и Китая. Во время своего официально го визита в Пекин в конце июня 1998 года Б. Клинтон исключил Китай из указанного перечня целей.

Еще более откровенно Б. Клинтон высказался в своем выступлении перед начальниками штабов американской армии. Он говорил о задаче поставить Россию на колени и разделить на три части - Россия, Сибирь и Дальневосточная республика. Ранее с подобного рода заявлением выступал Бжезинский, аналогичные суждения которого получили широкую огласку в печати.

Крайний радикализм в оценках места и роли России в глобальной геополитике часто словесно смягчается, сохраняя свою антироссийскую направленность.

Приведем только один пример. Джеймс Шерр - сотрудник Центра исследования конфликтов при Королевской военной академии (Великобритания) в своей недавно опубликованной статье признает, что Россия обладает собственными национальными интересами, касается ли это Китая, Ирана или Ирака, и эти интересы могут время от времени отличаться от интересов Запада. Но тут же добавляет, что "если Москва будет оказывать на соседей давление, даже во имя "интеграции", "региональной безопасности", "поддержания мира" или "стабильности", то в сегодняшнем мире это будет рассматриваться как нечто неприемлемое и вызовет соответствующую реакцию" (см. "Известия", 28.04.98 г.).

Таким образом, процесс развития отношений России со своими соседями, включая страны Азии, либо заранее ограничивается жесткими рамками, либо наталкивается на откровенно враждебное противодействие России.

СНГ как зона пересечения интересов России и блока НАТО

Наибольшее напряжение идеологического и геополитического, а также военно-стратегического характера наблюдается как и триста лет назад по Балтийско-Черноморской дуге, где части исторического государства Российского, теперь независимые государства Белоруссия, Украина, Молдавия, Грузия, становятся объектом колоссальных политических усилий Запада, стремящегося путем различных геополитических комбинаций вовлечь их в свою орбиту, не допустить приход к власти в этих государствах пророссийских элит и не позволить России с помощью существующих (СНГ) или новых механизмов связать геополитическое пространство, прежде всего, в военно-стратегической области.

Одним из главных инструментов сохранения геополитического облика исторического пространства является военно-стратегическое единство. Его формулируют договоры о совместной обороне и союзе, которые свидетельствуют об общих стратегических интересах, определяют взаимные обязательства к третьим странам. Таким элементом был по замыслу Договор о коллективной безопасности, подписанный в Ташкенте 15 мая 1992 г. десятью участниками - Россией, Белоруссией, Арменией, Азербайджаном, Казахстаном, Киргизией. Молдавией, Таджикистаном, Туркменистаном и Узбекистаном. Украина уже тогда стала лишь наблюдателем, символизируя свой дрейф от России. В соответствии со ст. 1 Договора стороны обязывались "не вступать в военные союзы или принимать участие в группировках государств, а также действиях, направленных против другого государства-участника". Это означало невступление в НАТО. В остальном Договор недостаточно соответствовал уровню совместной обороны, не предполагал автоматическую совместную защиту членов, хотя утверждал, что агрессия против одного из них, "будет рассматриваться как агрессия против всех государств-участников", которые "предоставят" жертве "необходимую помощь, включая военную" и тому подобное. К 2000 г. расширение НАТО - реальность, как и вступление в нее Восточной Европы, а в будущем и Прибалтики. На этом фоне Протокол о продлении Договора о коллективной безопасности 2 апреля 1999г. подписали только шесть государств - Россия, Белоруссия, Казахстан, Киргизия, Армения, Таджикистан.

Если в первые пять лет страны, заинтересованные в дистанцировании от России просто тормозили проекты его развития, то в течение последних двух лет уже проявились попытки пустить в обход основные направления региональной политики. Этой цели служат различные форумы и конфигурации, создаваемые под разными предлогами с формально декларированными целями частного характера, с обретением впоследствии гораздо более серьезного смысла. Так, 10 октября 1997 в Страсбурге, во время сессии Совета Европы была оформлена конфигурация ГУАМ, получившая название по первым буквам названий создавших ее государств: Грузия, Украина, Азербайджан и Молдавия. Официально объявлено было, что ГУАМ - это "неформальная консультативная структура" для координации разработки и транспортировки каспийских углеводородов по создаваемому Евразийскому Транскавказскому транспортному коридору, а также для помощи и консультаций в области урегулирования конфликтов в Абхазии, Нагорном Карабахе и Приднестровье. Но уже в 1998 – 1999 годах ГУАМ показал активность в политических областях, что проявилось в согласованных выступлениях представителей в ОБСЕ и других форумах.

Очевидно, что для будущего СНГ подобная деятельность конкурирующей организации без России носит однозначно деструктивный характер, так как дискредитируют Содружество как главную организацию по политической координации внешней политики членов. Подтверждением этому явились и новые линии контактов. В феврале 1999 года в Баку состоялась встреча министров обороны ГУАМ, в ходе которой обсуждались планы создания совместного миротворческого батальона под предлогом необходимости обеспечения безопасной транспортировки нефти. Позиция членов практически откровенно пронатовская, о готовности вступить в НАТО в косвенной форме заявляли Азербайджан, Грузия и Украина. Киев и Баку выражал готовность предоставить базы.

В апреле 1999 года в ГУАМ официально вступил Узбекистан, что изменило название организации на ГУУАМ. В совместном заявлении 24 сентября 1999 года президенты высказали намерение развивать взаимодействие в Совете Евро-Атлантического партнерства (СЕАП) и в Программе Партнерство во имя мира. Все это на фоне того, что Азербайджан, Грузия и Узбекистан вышли из Договора о коллективной безопасности, мотивируя этот шаг якобы "неудавшимся" сотрудничеством в Договоре и его неспособностью служить разрешению конфликтов. Очевидно, что истинная причина - дистанцирование от России, стремление сыграть на интересах Запада, получая за это определенные политические и финансовые поощрения.

В дополнение к появившейся военно-стратегической составляющей в деятельности ГУУАМ наблюдается устойчивая тенденция к организационному оформлению. ГУУАМ уже периодически называют "региональной организацией". Не удивляет то, что З. Бжезинский прямо поощрил создание этой структуры, не охватывающей России, указав, что "ГУУАМ это хорошая инициатива", которая "может со временем стать системой безопасности". Примечательно, что, по его мнению, в это объединение необходимо также включить Армению, то есть единственную страну Закавказья, которая развивает военно-стратегическое сотрудничество с Россией. По его словам в ГУУАМ могли бы войти не только бывшие республики СССР, но также Румыния, Польша и Турция. На карте такая конфигурация вместе с зоной предполагаемого расширения НАТО - это полное отсечение России от Европы, Балтийского, а также Черного и Каспийского морей с Турцией как региональной супердержавой. Что же, ради того, чтобы не дать исторического шанса православному славянству, как писал Н. Данилевский в книге "Россия и Европа", "можно и турка взять в союзники и вручить ему знамя цивилизации".

Эти последовательные политические инициативы названных государств развиваются на фоне не менее последовательных высказываний их лидеров о неудаче СНГ, о необходимости перейти к развитию в большей степени двусторонних отношений, а не консолидировать Содружество, что показывает устойчивую тенденцию в политике этих государств к постепенному выхолащиванию СНГ и нежеланию оставаться в вопросах внешней политики в орбите Москвы, что вполне соответствует стремлениям Запада, а также делает регион Средиземного Моря и Проливов, Крыма и Кавказа объектом устремлений Турции и некоторых отрядов мирового ислама. Такая тенденция находится в полном соответствии с курсом на оформление подконтрольного НАТО санитарного кордона от Балтики до Черного моря, отделяющего Россию от Балкан и запирающего ее в геополитическом мешке. Для этого необходимо задушить Приднестровье - единственную после ухода русских кораблей из Измаила точку опоры России на дунайско-балканском направлении и отрезать Россию от Европы и от Причерноморья, сталкивая ее в евразийский капкан.

Во взаимоотношениях внутри СНГ отражается современный этап многовековой борьбы за поствизантийское пространство и цель вытеснения России с морей в Азию. Наибольшее напряжение наблюдается на той геополитической линии, где в свое время экспансия Габсбургов, Ватикана и Речи Посполитой была остановлена ростом России, которая, укрепившись на Черном море, смогла укротить аппетиты Турции. Перспективы будущего можно осознать лишь в самом широком историческом и даже религиозно-философском контексте.

Частью нового мирового проекта является полная реорганизация Черноморо-каспийского региона с удалением от России Грузии и Азербайджана, а также изоляция от России Армении. В этом регионе как нигде проявляется активность в сугубо новой сфере - так называемой "геоэкономике". Разумеется, геоэкономика имеет и свои автономные задачи, поскольку стирание национальных границ в экономической деятельности, либерализация потоков капиталов, товаров, информации, людей и идей рождают новые формы мировой экономической конкуренции. Однако в Черноморо-каспийском регионе геоэкономика явно выступает как инструментарий геополитики. Реализация предлагаемых проектов добычи и транспортировки нефти в Каспийском бассейне даже не предполагает сколько-нибудь существенного изменения мирового или даже европейского нефтетопливного баланса и в ближайшие 10 – 15 лет не сможет значительно повлиять на ценовые параметры мировой и европейской нефтяной торговли. Создание с помощью мощных государственных усилий крупных экономических проектов призвано в первую очередь обеспечить военно-стратегическую переориентацию многовековых геополитически устойчивых ареалов.

Именно поэтому борьба вокруг выбора пути нефтепровода из Баку носила и носит весьма жесткий характер, имея за собой очевидную геополитическую подоплеку. Проект Баку – Джейхан пользуется поддержкой Азербайджана и Грузии, стремящихся к максимальной экономической независимости от России, а также США, желающих укрепления позиций своего союзника по НАТО - Турции. Роль Стамбула на южном фланге после овладения Восточной Европой и вторжения на Балканы становится подобной тому столпу, к которому необходимо привязать подтягиваемые новые элементы, а один из ключей к Евразии лежит на дне Черного моря.

Сегодня одной из частей глобальной перестройки мира стало конструирование некоего нового Версаля и превращение Восточной Европы в Центральную, а западных территорий исторического государства Российского в Восточную Европу. Однако это - лишь звено в системной геополитической цепи, как и планировал Совет по внешним сношениям - от ставшей членом НАТО Чехии - до уничтожения Ирака - нарождающейся региональной супердержавы - в "Персидском заливе" до "Гималаев", куда рвутся талибы. Она призвана сжимать Россию по некоему кругу - от Балтики к Югу, затем, отсекая ее от Черного и Каспийского бассейнов, поворачивая на Восток и теряясь в глубинах Центральной Азии, где идет борьба за ориентацию новообразованных государств - Казахстана, Киргизии, Таджикистана. Ее структурные отрезки, к счастью еще не ставшие сплошной линией, уже достаточно очевидны. Это объясняет глубокую взаимосвязь всех инструментов ее конструирования - от пронатовского лобби в Прибалтике, антирусских фронтов в Белоруссии и на Украине, до прямого вторжения военной машины НАТО на Балканы и взращивания воинствующих исламских образований в Европе - Босния и Косово, связанных в дугу с движением Талибан, простирающим свои амбиции до Памира.

Один из наиболее ярких авторов, пишущий на тему западной стратегии глобализации и ее геополитических воплощений, и не сводящий процессы крупнейшей перестройки мира к борьбе "тоталитаризма и демократии", В. Цымбурский обратил внимание в ряде статей на формирование некоего глобального "Великого Лимитрофа" вокруг России, объединяющего не только традиционных оппонентов и геополитических соперников России, но и новообразованные государства из бывших частей исторического государства российского.

Важность этого Лимитрофа заключается в том, что при определенном развитии он может стать для России как изолирующей зоной на всем протяжении ее соприкосновения с другими цивилизационными и геополитическими комплексами, - как с Западом, так с арабским миром, так и с Центральной Азией и дальневосточным центром, так и главным театром международных отношений со всеми провокациями. Поэтому и идет борьба за эту новую геополитическую дугу - Восточная Европа, Кавказ, Центральная Азия, за соединение ее отрезков в обход России, направление мимо России политических проектов вроде ГУУАМ, ресурсных потоков. Поэтому следует в неразрывной связи системно рассматривать разворачивающиеся на всем театре международные процессы от военно-стратегического продвижения НАТО до проектов геоэкономики и тех вариантов, которыми Китай собирается осуществить объявленную им цель "развития западных районов", прилегающих к Казахстану.

Неудивительно, что во взаимоотношениях России с государствами СНГ, что расположены в стратегическом регионе Черноморских проливов и путей транспортировки нефти, особенно отражается беспрецедентное давление Запада на исторические рубежи России. Это побуждает лишний раз осознать общемировое величие всей двухсотлетней работы России на Юге, которая сейчас под угрозой. Не будучи сформулирована в какую-либо доктрину, она, тем не менее, обладала такой интуитивной системной целостностью, которая успешно преодолевала еще разрозненные и не всегда увязанные в единый проект устремления окружающих ее интересов и цивилизаций. Именно такая целостность тем более России необходима сейчас, когда осознание ее положения объекта, а не субъекта истории начало проявляться в российской внешней политике, мучительно освобождающейся от игрушечных замков инфантильного мышления сахаровско-горбачевской школы.

Сегодня "Россия столкнулась с системным вызовом государственному суверенитету и территориальной целостности, оказалась лицом к лицу с силами, стремящимися к геополитической перекройке мира" - эти выверенные слова нуждаются в подкреплении системной стратегией, адекватной "системному вызову".

На поверхности такие очевидные истины: невозможно удержать Кавказ, уйдя с Черного моря и оставив Измаил и Тирасполь - дунайско-балканское направление. Однако самый глубокий уровень - это мировоззрение. Осознать свое положение, захотеть его изменить, наконец, противостоять и предложить конструктивную альтернативу всечеловеческого содержания геополитическим, экономическим и культуртрегерским устремлениям тоталитарного атлантического глобализма может только нация, имеющая внутренний импульс к историческому бытию. В таком русском пробуждении заинтересована и Россия, и Мир. Ибо без русских не будет России, а без России не будет ни Евразии, ни мира между Европой и Азией.

Заключение

Итак, анализируя все вышесказанное, можно подвести итог.

Россия, начиная с 1991 года, оказалась в принципиально новой ситуации. Каковы результаты проводимой нашей страной политики в последнее десятилетие XX века? Существует разные мнения на этот счет, как пессимистичные, так и оптимистичные. Я же придерживаюсь нейтральной точки зрения.

Наиболее важные, поистине эпохальные события произошли в конце столетия. Именно 90-е годы стало вполне очевидно, что исторический спор между большевистской моделью социализма и капитализмом промышленно развитых стран решен в пользу Запада. После 1991 года коренным образом изменился внешнеполитический курс России, ее отношения с НАТО: покончив с политикой экспансии и конфронтации, Москва внесла решающий вклад в оздоровление международного климата, обеспечила достижение успехов в развитии диалога, взаимопонимания, сотрудничества и партнерства с демократическими странами Запада, произошло значительное продвижение на пути интеграции Росси в мировое сообщество. Ликвидация раскола мира на две антагонистические системы устраняет основы конфронтационной блоковой политики в Европе. Именно этот факт, а так же развитие международного сотрудничества открыли перспективу построения нового мирового порядка, в котором Россия будет частью мирового общества. С 1992 года Россия занята поисками своего места в постконфронтационном мире, внося по мере необходимости определенные коррективы в свои отношения со странами мира.

Так же немало было достигнуто по отношению к СНГ. Именно благодаря нашему государству начался процесс реинтеграции внутри Союза. Однако на этом фронте была допущена масса ошибок приведших к усилению антироссийских настроений в бывших союзных республиках. Это показывает сомнительность однозначного отношения к проводимой политике как в СНГ, так в Азии и Европе. Не стоит идеализировать реальную ситуацию и замалчивать очевидное: у России и Запада (в частности) есть нерешенные проблемы, несовпадение интересов и взглядов, различные оценки тех или иных событий. Плюс к тому существует немало фактов наводящих на мысли о том, что НАТО все еще пытается смотреть на нас как на врага. В общем, еще много остается недосказано и нерешено. Одно точно ясно: Россия, явившись в мир в новом качестве, стремлением наладить конструктивный диалог с другими странами открывает путь к укреплению сотрудничества между членами многообразной, но единой человеческой цивилизации, ибо оно основано на реалиях современного мира и отвечает коренным интересам всего человечества.

Библиографический список

1. Концепция национальной безопасности Российской Федерации (утв. Указом Президента РФ от 10 января 2000 г. № 24).

2. Основополагающий акт о взаимных отношениях, сотрудничестве и безопасности между Российской Федерацией и Организацией Североатлантического договора.// Российская газета. - 1997. - 28 мая.

3. Арбатов А. НАТО - главная проблема для европейской безопасности.// Независимая газета. - 1999. - 16 апреля.

4. Рогов С. М. Россия и США на пороге XXI века.// Свободная мысль. - 1997. - № 5.

5. Робертсон Дж. Отношения НАТО – Россия: новое начало.// Независимая газета.

6. Быков Ф. Геополитическая роль России в Азии.// Российское аналитическое обозрение. - 1998. - № 8 – 9.

7. Беляев С. Расширение НАТО на Восток: второй круг.// Евразия. - 1998. - № 2(28).

8. Солана Х. НАТО и Россия способны конструктивно сотрудничать.// Военный парад. - 1999. - № 31.

9. Селезнев Г. К. Новейшая история России и Запад (1985 – 1997 гг.). - М., 1998.

10. Эхо Планеты. - 2000. - № 22.

11. Иванов П., Халоша Б. НАТО и интересы безопасности России.// Мировая экономика и международные отношения. - 1997. - № 8, 9.

Политическая система России в начале 90-х годов базировалась на двухступенчатой основе органов представительной власти - Съезд народных депутатов РФ и двухпалатный Верховный Совет. Главой исполнительной власти являлся избранный всенародным голосованием президент Б. Н. Ельцин. Он же был Главнокомандующим Вооруженными Силами. Высшей судебной инстанцией являлся Конституционный Суд РФ. Преобладающую роль в высших структурах власти играли бывшие депутаты Верховного Совета СССР. Из их числа были назначены советники президента - В. Шумейко и Ю. Яров, председатель Конституционного суда В. Д. Зорькин, многие главы администраций на местах. Деятельность государственного аппарата протекала в условиях жесткой конфронтации законодательной и исполнительной власти. Состоявшийся в ноябре 1991 г. V Съезд народных депутатов предоставил президенту широкие полномочия для проведения экономических реформ. Большинство депутатов российского парламент в этот период поддерживали курс на складывание рыночной экономики в России. В конце 1991 г. правительство, возглавляемое ученым-экономистом Е. Т. Гайдаром, разработало программу радикальных реформ в области народного хозяйства. Предлагавшиеся программой меры «шоковой терапии» нацелены были на перевод экономики на рыночные методы хозяйствования.

Важное место в программе реформирования экономики занимала либерализация цен - освобождение их из-под контроля государства. Переход на свободные (рыночные) цены и тарифы был начат с января 1992 г. За государством сохранялось регулирование цен лишь на некоторые товары и продукцию производственно-технического назначения. Либерализация цен вызвала резкий скачок инфляции. За год потребительские цены в стране выросли почти в 26 раз. Снизился уровень жизни населения: в 1994 г. он составлял 50% от уровня начала 90-х годов.

Обесценились и были прекращены выплаты гражданам их денежные сбережения, хранившиеся в Госбанке. Основная роль в процессе перехода к рынку отводилась приватизации (разгосударствлению) собственности. Ее результатом должно было стать превращение частого сектора в преобладающий сектор экономики.

Приватизация госсобственности охватила прежде всего предприятия розничной торговли, общественного питания и службы быта. В результате политики приватизации в руки частных предпринимателей перешли ПО тыс. промышленных предприятий. Ваучерная приватизация 1992-1994 гг. и последующие приватизационные акты привели к потере государственным сектором ведущей роли в экономике. Однако изменение формы собственности не повысило эффективности экономики. В середине 1993-1994 гг. падение промышленного производства составляло 21%, в том числе в машиностроении - 31%, в производстве предметов широкого потребления - 30%.

Свыше половины товаров российского рынка приходилось на долю импортной продукции. Одним из последствий приватизационной политики явился распад энергетической инфраструктуры. Во второй половине 90-х годов большинство крупных и средних предприятий России превратились в частные, коммерческие и акционерные общества. Возникли и активно действовали многочисленные коммерческие банки, фондовые биржи и торговые дома. Все это привело к окончательной потере государством возможности управлять новыми производственными и финансовыми структурами с помощью прежних административных методов. Однако теперь в руках государства находились значительные пакеты акций заводов и фабрик, играющих ведущую роль в российской экономике.

Велась разработка системы управления этими пакетами акций с целью воздействия на деятельность предприятий негосударственного сектора. Программа экономических реформ включала серьезные преобразования в сельском хозяйстве. 90-е годы стали временем интенсивного развития новых форм хозяйствования. В агросекторе экономики преобладающую роль играли открытые и закрытые акционерные общества, товарищества с ограниченной ответственностью, сельскохозяйственные кооперативы. В 1999 г. их удельный вес в структуре сельскохозяйственных предприятий составлял 65,8%. Экономический кризис тяжело отражался на состоянии аграрного сектора. Не хватало минеральных удобрений, автомашин и сельхозтехники. В 1996 г. предприятия сельхозмашиностроения произвели 14 тыс. тракторов, в 1998 г. - 9800, зерноуборочных комбайнов - соответственно 2500 и 1000.

В последующие годы их выпуск продолжал уменьшаться. Недостаток сельхозтехники, особенно для фермерских хозяйств, организационная перестройка форм хозяйствования повлекли за собой падение уровня урожайности. Объем сельскохозяйственного производства в середине 90-х годов упал на 70% в сравнении с 1991-1992 гг. На 20 млн. голов уменьшилось поголовье крупного рогатого скота. К концу 90-х годов число убыточных хозяйств в государственном секторе составляло, по официальным данным, 49,2%, в частном - 57,9%. Радикальные преобразования в российской экономике обернулись значительными потерями.

Единство современной России и сохранение ее международного престижа было бы невозможно без маневрирования во внешней политике в 90-е годы, которое нередко считают провалом, слабостью или капитуляцией. Биполярный мир рухнул, один из лидеров вступил в стадию острого кризиса. Поэтому Россия объективно не могла сохранить на первых порах международное влияние, сопоставимое с влиянием СССР.

Конец XX века был временем важных перемен в международных отношениях. Система, в основе которой было противостояние двух сверхдержав – Советского Союза и Соединенных Штатов Америки – прекратила свое существование с распадом СССР. Но было не вполне понятно, как именно будет выглядеть новая система, которая придет на смену биполярному миру.

Это создавало для всех государств, включая Россию, трудности в определении их внешнеполитической линии. С одной стороны, казалось, будто мир движется к взаимопониманию всех стран на основе демократических ценностей. С другой стороны, проявились и противоположные тенденции: выход на мировую арену новых потенциальных лидеров, таких как Китай, Индия и Бразилия, рост влияния радикального национализма и религиозного экстремизма, появление глобальных террористических сетей.

Для России эти проблемы многократно усугублялись в связи с тем, что фактически это было новое государство, никогда прежде не существовавшее в своих нынешних границах. Неопределенной оставалась и российская национальная идентичность: останется ли Россия великой державой? Принадлежит ли она к европейскому сообществу наций или составляет самостоятельную, уникальную цивилизацию? Является ли Россия государством, защищающим интересы только этнических русских или всех россиян, включая, например, приверженцев ислама или католицизма? Все эти вопросы стали чрезвычайно актуальными в 90-е годы, что оказывало непосредственное влияние на внешнюю политику. Отсутствие определенности по поводу места России в мире делало внешнеполитический курс не слишком последовательным.

Уже в первой Концепции внешней политики Российской Федерации, опубликованной в конце 1992 года и одобренной указом президента Б. Ельцина в апреле 1993 года, подчеркивалось, что идея «нового политического мышления», сформулированная М. Горбачевым, ошибочно исходила из возможности бесконфликтного партнерства с Западом. В документе обращалось внимание на необходимость налаживания «равноправного партнерства с соседними, ведущими демократическими и экономически развитыми странами на базе отстаивания наших ценностей и интересов». Таким образом, провозглашался отказ от безоговорочно прозападной политики и переход к внешнеполитическому курсу, основанному на национальных интересах страны. Вместе с тем содержание этих национальных интересов не было четко указано в документе.

Концепция внешней политики определила 15 основных направлений внешней политики, главными среди которых были развитие Содружества Независимых Государств, отношения с США и европейскими государствами, странами Азиатско-Тихоокеанского региона, Южной и Западной Азии, Ближнего Востока, контроль над вооружениями и участие в ведущих международных организациях, прежде всего в ООН.

На пространстве СНГ России предстояло выстроить на новой основе отношения с бывшими соседями по СССР, которые теперь стали независимыми суверенными государствами. Кроме того, с самого начала ставилась задача сохранения сложившихся в советское время экономических и культурных связей, а также координации действий на международной арене. Уже в Алма-Атинской декларации, подписанной главами 11 бывших союзных республик в декабре 1991 года (во встрече не участвовали представители Балтийских государств и Грузии), было подчеркнуто, что отношения в рамках Содружества будут строиться на основе равноправия и уважения территориальной целостности. Одновременно было заявлено о сохранении общего военно-стратегического командования и единого контроля над ядерным оружием, а также о необходимости сохранить единое экономическое пространство. В январе 1993 года в Минске был подписан Устав СНГ (который отказались подписать Туркменистан и Украина). Впоследствии из числа участников СНГ вышли Туркменистан (2005 год) и Грузия (2009 год), а Украина продолжает участвовать в работе Содружества, не подписав Устава и, следовательно, не имея статуса полноправного члена организации.

Главным результатом внешнеполитического сотрудничества государств СНГ в 90-е годы стало урегулирование большинства вопросов, вызванных распадом СССР. Так, были решены проблемы, связанные с разделом вооруженных сил и ядерным оружием (советские арсеналы на территории Белоруссии, Казахстана и Украины были частично ликвидированы, а частично переданы России). На протяжении 90-х годов удалось сохранить безвизовый режим, что было очень важно в условиях, когда многие семьи оказались разделены государственными границами.

Единое экономическое пространство было сохранено лишь отчасти: на границах появились таможенные посты; торговля внутри СНГ сократилась как в результате экономического спада, так и в результате роста товарооборота с другими странами (в особенности с ЕС, Китаем, Турцией).

Вместе с тем, результатом распада СССР стали многочисленные вооруженные конфликты – как внутригосударственные, так и международные. Российское вмешательство в конфликты в Абхазии, Южной Осетии, Приднестровье и Нагорном Карабахе серьезно осложнило отношения с Грузией, Молдовой и Азербайджаном. Оно породило также трудности в отношениях с Украиной, которая опасалась вмешательства России в ситуацию в Крыму. Международные институты, созданные на базе СНГ (Таможенный союз, Договор о коллективной безопасности, Союзное государство Белоруссии и России), в 90-е годы по преимуществу оставались на бумаге. Наполнить их реальным содержанием удалось лишь к концу первого десятилетия XXI века, когда Москва смогла подкрепить свои политические обещания экономически.

Проблематика отношений с США и странами Европы в 90-е годы в основном сводилась к налаживанию взаимодействия с международными структурами, созданными западными странами (НАТО, ЕС, Совет Европы, Группа семи), вопросам контроля над вооружениями и содействию российским реформам. Отдельной и весьма болезненной темой были войны на территории бывшей Югославии и попытки их урегулирования, а также ситуация вокруг Ирака. Несмотря на сохранявшуюся слабость России по сравнению с западными странами, главной тенденцией десятилетия был постепенный отказ от сотрудничества с Западом в качестве главного приоритета и переход к многовекторной внешней политике, ориентированной на развитие сотрудничества со всеми важнейшими игроками на международной арене.

Россия начала рассматривать в качестве важнейших потенциальных партнеров Индию, Китай и Японию. Отношения с Японией удалось перевести из конфронтационных в рабочие. Этому способствовал визит в Японию президента Б. Ельцина в октябре 1993 года, завершившийся подписанием Токийской декларации о российско-японских отношениях. Не удалось, однако, продвинуться в решении наиболее острого вопроса о том, кому должны принадлежать входящие ныне в состав России южные острова Курильского архипелага, которые Япония продолжает считать своей территорией, незаконно оккупированной СССР в конце Второй мировой войны. Нерешенность территориальной проблемы не позволяла заключить мирный договор между двумя странами (состояние войны между ними было официально прекращено Московской декларацией в 1956 году). В ходе визита Б. Ельцин лишь подтвердил содержавшееся в декларации 1956 года обещание передать Японии после заключения мирного договора остров Шикотан и гряду Хабомаи. Япония, со своей стороны, продолжала претендовать также на острова Итуруп и Кунашир.

Особенно важно было наладить отношения с Китаем, с которым СССР находился в состоянии конфликта с конца 50-х годов. Первые шаги были предприняты М. Горбачевым. Начало российской политике на китайском направлении было положено Совместной декларацией об основах взаимоотношений между РФ и КНР, подписанной в декабре 1992 года. В 1996 году, с приходом Е. Примакова на пост министра иностранных дел, российская политика в этом направлении существенно активизировалась. В апреле 1996 года была подписана Шанхайская декларация, провозгласившая необходимость сотрудничества между Россией, Китаем и государствами Центральной Азии для обеспечения безопасности в регионе. В декабре 1998 года в ходе визита в Индию Е. Примаков объявил о необходимости строительства многополярного мира и выдвинул идею «стратегического треугольника Москва – Дели – Пекин». Однако на первых порах дальше деклараций дело не пошло, главным образом из-за существенных проблем в отношениях между Индией и Китаем. Более того, Россия в значительной мере утратила свои позиции на индийском рынке, в особенности в сфере торговли оружием и военной техникой. Китай, пользуясь благосклонностью Москвы, усилил свое политическое, экономическое, а затем и военное влияние в Центральной Азии. Одной из платформ, на которых успешно взаимодействовали Китай и Россия, стал Совет Безопасности ООН.

Обе страны (наряду с США, Великобританией и Францией) находятся в статусе постоянных членов Совбеза и в силу этого имеют право вето, т.е. возможность заблокировать принятие любого решения. Этим правом они довольно активно пользовались в 90-е годы. Особенно важную роль играло противостояние России западным странам при обсуждении проблем бывшей Югославии, а также Ирака. После оккупации Ираком Кувейта в 1990 году Совет Безопасности наложил на Ирак санкции, существенно ограничивавшие его международную торговлю и запрещавшие ему производство химического, бактериологического и ядерного оружия. Правительство Саддама Хусейна, однако, всячески препятствовало работе международных инспекторов. Это вызывало конфликты в Совбезе: США и Великобритания настаивали на применении военной силы, а Россия и Китай выступали против. В декабре 1998 года США и Великобритания провели бомбардировки иракской территории без санкции Совбеза, что вызвало возмущение России.

Начало войны на территории Чеченской республики в 1994 году осложнило отношения России с исламским миром. На Северном Кавказе все более активно действовали международные террористические группировки, выступавшие под исламскими лозунгами. Последствия этого как для внутренней, так и для внешней политики были весьма многообразны. Европейский Союз и США все жестче критиковали Россию за нарушения прав человека в ходе борьбы с терроризмом. Это было одной из причин, замедливших вступление России в Совет Европы и ратификацию Соглашения о партнерстве и сотрудничестве с ЕС – фундаментального документа, который должен был определить рамки взаимоотношений России с главным партнером на европейском континенте. Однако отношения с государствами исламского мира, такими как Иран, Ливия или Сирия, пострадали в меньшей степени. Отчасти это было связано с тем, что многие из этих государств проводили по отношению к своим собственным радикальным исламским движениям такую же политику.

Таким образом, в результате экономического спада, отказа от откровенно идеологизированной внешней политики и сокращения военного присутствия за рубежом Россия в 90-е годы утратила статус сверхдержавы. Она сохранила лишь два ключевых элемента, обеспечивающих некоторое глобальное влияние, – стратегические ядерные силы и статус постоянного члена Совета Безопасности ООН. Но распад Восточного блока (т.е. социалистического лагеря и скреплявших его организаций – Варшавского договора и Совета экономической взаимопомощи, – которые перестали существовать летом 1991 года), а затем и самого СССР покончил с глобальными геополитическими амбициями страны.

Это имело как позитивные, так и негативные последствия. С одной стороны, на экономику перестало давить бремя непосильных амбиций, которое послужило одной из причин коллапса Советского Союза. Отказ от идеологических подходов к внешней политике позволил нормализовать отношения со многими странами.

С другой стороны, утрата влияния вызвала разочарование и обеспокоенность у части населения, которые только усилились вследствие не вполне удавшейся попытки войти в сообщество демократических государств. Чувство незащищенности перед лицом глобальных угроз и практически полное отсутствие союзников за пределами постсоветского пространства в некоторой степени вернули к жизни внешнеполитическое мышление холодной войны. Это привело к новому противостоянию с Западом, проявлением которого стали Косовский кризис и усилившаяся критика России в связи с нарушениями прав человека.

Внешняя политика Российской Федерации была ориентирована на интеграцию страны в мировое сообщество, установление сотрудничества с соседними государствами, разрешение существовавших десятилетиями конфликтов. При этом акцент делался на учет национальных интересов и поддержку многополярности нового мирового устройства. В 1990-е годы Россия вступила в Совет Европы, а также превратила «Большую семерку» ведущих стран мира в «Большую восьмерку», став ее полноправным участником. Разнонаправленность внешнеполитического развития помогла нашей стране постепенно возвратить утраченные с распадом СССР лидерские позиции на мировой арене.