Отбрось сомнения всяк сюда входящий. «…Никогда не теряйте надежду в нашу победу и никогда не теряйте надежду, что я к вам возвращусь». Пришел, увидел, победил

Хорошая мысля, как выражаются неинтеллигенты, приходит опосля. Знал ведь, товарищ Баринов, загодя знал, что готовят ему сюрпризец «милая женушка» и «любящая теща». Может быть, матушку Мэллори, как говорится, я и не успел еще изучить, но ведь Танечку за прошедшие полтора месяца знакомства раскусил уже прилично. Надо было помнить, что самые опасные гадюки те, которые похожи на ужей. И можно было хоть сто лет оправдываться и клясть судьбу, но предвидеть случившееся я был просто обязан.

Я сказал, что нажать злополучную клавишу «TEST» мне помешало «нечто». Это самое «нечто» было мне в общем-то хорошо знакомо. Всего несколько недель назад милая Танечка Кармелюк во время наших скитаний по подмосковным лесам пару раз вырубала меня точным, легким, неуловимо быстрым ударом, который был у нее, как видно, отработан до совершенства.

И в этот раз я не успел даже заметить, куда и как она его наносит. Смешно, ей-Богу! В течение всего пути сюда я старался не приближаться к ней, держаться подальше, вести себя бдительно и аккуратненько. Один раз подставился, всего один раз! Аж злость берет! Чуть-чуть расслабухи - и все, хана, полный завал и похоронный марш за свой счет.

…Очухался я от запаха нашатыря. Увидел под носом сломанную ампулу из санитарной аптечки боевых пловцов, чихнул, дернулся… А ручки-то опять в браслетиках. Я лежал на спине, точнее на своих скованных руках, а рядом была кровь, очень много крови. Повернув голову набок, я увидел груду тел в гидрокостюмах. И с желтым зигзагом, и с красно-белыми полосами. Шмаляли без разбора.

Ноги у меня были скручены телефонным кабелем повыше щиколоток. Это как-то обнадежило: значит, пристрелят не сразу. Правда, и мучиться что-то не хотелось. Ведь мама с дочкой такие рационалистки, что зазря живым не оставят…

На меня смотрели два «ПП-90» и две пары одинаковых черных глаз. Похожи, красавицы. Оболочка бедной дурочки Вик Мэллори пришлась по фигуре шлюхе Кармеле и беспощадной дзержинке Тане. И не тесно им там вдвоем? Поди могут и разговаривать между собой. Ведь мы с Брауном общались, советовались даже…

Очухался? - зло улыбнулась Таня. - Ну что, «муж», объелся груш?

Внаглую издевалась, стервоза! Ну не змея ли, граждане?

Лишь теперь я попробовал осмотреться. Площадка лифта, видимо, дошла до конечного пункта. Я прекрасно помнил, что она была открытой и не было на ней никакой кабины или крыши. А раз так, то почему всего в трех метрах надо мной потолок из той же рифленой брони, из какой были сделаны щиты в туннеле?

Отсюда, с этой зацепки, мои мозги начали медленно, но уверенно восстанавливать сообразительность. Шарики вышли из-за роликов, закрутились, начали чего-то вспоминать… Но если бы мозги не приступили к работе, мне, наверное, было бы полегче. Я вспомнил, что так и не успел нажать клавишу «TEST» после набора кода «1865».

Из этого следовало очень важное, прямо-таки чудовищно важное обстоятельство.

Как известно, товарищ дон Педро Лопес сооружал свой «Бронированный труп» на случай ядерной войны и ее последствий, то есть глобального радиоактивного заражения атмосферы и ядерной зимы. Соответственно он решил изолироваться получше. Поскольку сведущие люди объяснили ему, что процесс восстановления жизни на Земле может занять не одно столетие, дон Педро решил в случае чего замуроваться наглухо. Так, чтобы, даже если очень захочется, никто из подземного дворца не ушел. Поэтому подразумевалось, что код «1865» сам по себе должен не только включать лифт, но и приводить в действие многослойную систему затворов, полностью перекрывающих лифтовую шахту. Затем в загодя загруженные цементом, песком и щебнем автоматические бетономешалки подавалась эмульсия из воды и синтетических смол, придающая бетону особую прочность. Затем все это выдавливалось в пространство между щитами-затворами, и оно автоматически заполнялось бетонной смесью. Систему эту можно было, естественно, включить только один раз. После этого убежище Лопеса становилось воистину «Бронированным трупом», ибо живым из него никто не мог выбраться.

Но время шло, война не начиналась, а Лопесу хотелось обставить свой бункер получше. Да и оборудование изнашивалось, надо было где-то что-то ремонтировать и приводить в порядок. Ведь Лопес как-никак намеревался прожить в убежище до естественной смерти, то есть лет двадцать-тридцать, да еще взять туда с собой семью и ряд приближенных. Там была сооружена замкнутая, как на космическом корабле, система жизнеобеспечения, полностью изолированная от внешнего мира. Чудак Браун искал вентиляцию, а ее просто не было. Канализации тоже не было. Все отходы перерабатывались, воздух и вода очищались, возвращаясь в оборот. Эта баснословно дорогая система, управлявшаяся мощным компьютером, имела в качестве энергетической установки атомный реактор. Так или иначе, но надо было периодически осматривать объект и возвращаться обратно. Именно для этого и придумали команду «TEST», которая отключала все системы, замуровывающие лифт.

Я узнал все это из разархивированной «шпаргалки». Загодя волновался, переживал, чтобы не сплоховать. Но проворонил. Не предугадал такого поворота. Хотя о том, что мама с дочкой затеяли пакость, тоже знал заранее. Только вот не знал, какую. Но ведь бдил, готовился, несколько раз ждал… А когда успокоился - хоп! - и оказался в пролете.

Бетти и Таня взяли меня за плечи и выволокли с площадки в широкий проем, за которым оказался короткий коридор.

Какую комбинацию цифр набрала Бетти (пульт находился у нее в руках) я не увидел, но зато увидел, что проем задвинула поднявшаяся снизу стальная плита, а еще через несколько минут услышал, как туда, на площадку, где лежали девять трупов, с плескучим клокотанием и шлепаньем полился бетон… Меня, стало быть, пожалели. Выходит, я еще нужен. Зачем?

Нет, поторопился я, конечно, сказать, что голова начала соображать. Ни хрена она не соображала.

Если Кармела знала, что «1865» без приставки «TEST» означает приговор к пожизненному заключению в недрах «Бронированного трупа», то ее заподлянка выглядела как подвиг камикадзе, потому что она и себя замуровала, и свою маму тоже. То, что она перестреляла и хайдийских аквалангистов во главе с субофисиалем Убедой, и трех Эухеньиных охранников, было вполне понятным жестом. Но на кой черт тогда меня щадить?

К сожалению, додуматься я так и не успел, потому что дамы поволокли меня дальше. Короткий коридор вывел в небольшой зал с мраморным полом и двумя круглыми бассейнами, посреди которых били небольшие фонтанчики. Зал пересекала ковровая дорожка оранжево-алой расцветки, которая затем поднималась на широкую - метра четыре - парадную лестницу с античного образца статуями и колоннами. Стены украшала дорогая мозаика, изображавшая какие-то библейские сюжеты, а на потолке переливались радужным хрусталем и сверкали позолотой огромные люстры.

Миссис и мисс Мэллори уронили меня на дорожку, и Бетти еще раз пощелкала клавишами. Проем, через который мы вошли в зал, закрыла сперва стальная плита, а потом фигурная мраморная панель с барельефом все той же Девы Марии. И вновь заклокотал за стенами бетон, заполняя коридор, ведущий к уже замурованному лифту.

И тут меня, да и моих конвоирок как громом ударило. В гулкой тишине подземного дворца, нарушаемой лишь тихим журчанием фонтанчиков да еле слышным шлепаньем жидкого бетона за мраморным барельефом и стальной плитой, прозвучал могучий басовитый голос.

Я уже слышал похожий, когда мы взяли в плен Паскуаля Лопеса. У братьев-близнецов были похожи и акцент, и интонации. Доводилось мне слышать и голос самого дона Педро, правда, не вживую, а через хитрое подслушивающее устройство. Тогда мы с ныне пропавшей Мэри Грин, проникнув в тайную гавань X-45 на подводном аппарате «Аквамарин», присосались к брюху субмарины Хорсфилда и подслушивали, о чем ведут речь Лопес и дель Браво.

Но все-таки это было не совсем то.

Можно сколь угодно хорошо разбираться в технике и находить объяснения акустическим эффектам, прекрасно сознавая, что где-то стоит магнитофон, включившийся по заранее заготовленной программе, который и гонит речь с кассеты на динамики, замаскированные где-то в стенах. Можно не верить в существование загробного мира, духов, призраков, привидений и прочих персонажей фильмов ужасов и детских сказок. Да, можно быть стопроцентным атеистом, материалистом и рационалистом, но все-таки испугаться такого голоса…

Во-первых, он был несказанно громкий. Во-вторых, его немного изменили, пропустив через какую-то звукооператорскую аппаратуру, и придали ему некий загробно-потусторонний оттенок, давящий на психику. Наконец, в-третьих, он зазвучал внезапно, когда никто этого не ждал.

Приветствую всех в «Бронированном трупе», сеньоры и сеньориты! Вы сделали свой выбор. Отныне вы мои ВЕЧНЫЕ гости: «Оставь надежду, всяк сюда входящий…» Лишь Всемогущий Бог волен дать свободу вашим душам. Тела же останутся здесь навсегда. Помолитесь, покайтесь, успокойте души. Да, вы больше никогда не увидите ни солнца, ни луны, ни голубого неба, ни звездного. Все ваши родственники, оставшиеся на поверхности, для вас уже мертвы. Таков был ваш выбор, и теперь вам остается лишь покориться судьбе, которую вы сами избрали. Уповайте на милость Божью, и да пребудет с вами Его благословение!

Этот сукин сын очень вовремя напомнил о ситуации. Не мне, конечно, я и так все понимал. Голос Педро Лопеса зацепил за живое Бетти и Таню. Я отчетливо услышал злой шипящий шепоток:

Врет! Отсюда есть еще два выхода!

Я тоже слышал о том, что выходы есть, но подозревал, что к нынешней ситуации это уже не относится. И пятисотметровая шахта на кукурузном поле, заваленная и затопленная, и тот третий выход, который искали Сорокин и Браун, - все они при здешней автоматике уже давно могли быть залиты бетоном и задвинуты броневыми щитами. Так что, если Танечка с мамочкой рассчитывали захапать свой любимый компьютер с секретами, а потом благополучно смыться, то они жестоко ошибались. В общем, к посмертному приветствию товарища Педро Лопеса надо было прислушаться и сделать соответствующие оргвыводы.

Милые дамы поволокли меня по лестнице, подцепив за скованные руки и не развязывая ног. Здесь до первой площадки было ступенек сорок, и у меня было несколько минут, чтобы подумать над складывающейся ситуацией. Итак, семейка Мэллори - не камикадзе. Уже за это открытие я, как бывший юный пионер, мог бы сказать свое пионерское спасибо бывшему хайдийскому диктатору, если бы, конечно, по совместительству не был борцом против его диктатуры.

Из того, что мама с дочкой рассчитывали на благополучное бегство, логически следовало, что меня они должны были бросить в лифтовой шахте если и не расстрелянным, то уж по крайней мере залитым в бетон. Однако они, не жалея своего здоровья и слабых женских сил, зачем-то тащили меня дальше. При этом обе - особенно Таня! - хорошо сознавали, что я очень не люблю такого неаккуратного обращения и наверняка при первой возможности постараюсь доставить им неприятности. Либо они были жуткими альтруистками, во что после девяти трупов на лифтовой площадке с трудом верилось, либо во мне им виделся какой-то практический интерес.

В принципе, у них должно было быть все, что позволяло им добраться до сейфа. Их руки с пальцами, коды с пультом, ключи-крестики, которые они вытащили у меня из кармана. У них были даже перстни Аль-Мохадов, которые не имели прямого отношения к фонду О’Брайенов и вообще неизвестно что собой представляли… А Таня об этих перстеньках кое-что знала, могла знать во всяком случае, ведь «выпуклый плюс» я обнаружил у ее знакомого цыгана Степаныча, а «вогнутый» - у нежно любимого ею Толяна.

Речь шла о Тане-реальной, но была еще и Таня-виртуальная, которая по ходу дурацкого сна ј 3 прямо заявила, что «джикеи» отказались от мысли пройти через затопленную шахту на кукурузном поле, когда узнали, что там не обойтись без перстней Аль-Мохадов. Поскольку для меня уже давно не было сомнений, что за всеми дурацкими снами для Димы и Тани просматривалась волосатая лапа Чудо-юда, это могло быть прямой подсказкой на тот случай, который сейчас имел место… Стоп!

Таня-реальная тоже все это видела во сне. И живым я ей нужен, потому что она знает о тех невероятных свойствах перстней, которые вроде бы проявлялись. А ведь тогда, на даче у Белогорского, когда я - и сейчас это четко помню! - не только прошел через щель накрепко закрытой стальной двери, но и переместился за сорок километров из одного закрытого и охраняемого

поселка в другой, тоже закрытый и охраняемый, что-то все-таки было… ХотяЧудо-юдо со свойственным ему красноречием легко убедил меня в том, что наяву события протекали совсем не так, а все фантастические детали он для меня сам придумал из экспериментальных соображений. Если Таня верит в то, что перстни Аль-Мохадов дают такие невероятные возможности, то, может быть, считает, будто я знаю, как ими управлять… И тогда выходит, что я для нее - надежда на благополучный выход из «Бронированного трупа».

Бетти и Таня втащили меня на лестничную площадку. Тут возвышалась скульптурная композиция из розового мрамора, изображавшая трех ангелочков, то есть трех очень довольных жизнью пупсов с крылышками. Пупсы были сработаны из цельной глыбы, но так ловко, что казалось, будто и впрямь летают.

Лестница вышла к двери, покрытой белым лаком и отделанной позолоченными резными украшениями. Она была не заперта, и, открыв обе створки, мы прошли в длинную анфиладу комнат, тянувшуюся только по прямой минимум на сто метров.

Боже мой! - воскликнула, не сдержавшись, Бетти. - Какая красота!

И правда, было на что посмотреть. Меня, помнится, детдом возил и в Кусково, и в Архангельское, но тут, конечно, было пошикарнее. В целом, конечно, создавалось впечатление, что находишься в музее. Все было уж очень парадное, нежилое. А ведь Лопес тут собирался лет двадцать прожить. Паркет был настолько гладкий, что казалось, будто поверх дерева настелено оргстекло. В каждой из комнат стены были обиты шелком своего цвета, оттенка и рисунка. На каждой стене висело по одной большой или по нескольку малых картин в позолоченных багетах. Резные стулья, кресла, диваны, комоды - все это было сделано под XVIII век.

Дамы вполне могли бы, наверно, остановиться и посмотреть получше, так как теперь им некуда было спешить. Заодно и мне дали бы отдохнуть какое-то время. Но они все-таки спешили, будто боясь, что кто-то их может опередить. Мне лично казалось, что сейчас, пока еще ничего не нашли, бояться нечего.

Мы прошли одну комнату, другую, третью, четвертую… В пятой должен был находиться некий «ларец с трубой».

Вот он! - Первой ларец, стоявший на столе в углу комнаты, увидела Таня. Меня временно посадили в кресло - большое им спасибо! - а сами подошли к ларцу.

А где же труба? - спросила Бетти.

Вот, - Таня указала на чеканное изображение почтового рожка на торцевой стенке ларца.

Я знал - опять же из чудо-юдовской «шпаргалки», - что за кольцо на крышке ларца браться нельзя ни в коем случае. Штырь, через который было продето кольцо, служил чекой. При попытке поднять крышку ларца чека выдергивалась, освобождала ударник, и взрыв с гарантией уничтожал всех, кто находился в комнате.

Но Таня знала, что можно, а что нельзя. Она осторожно осмотрела ларец, нашла в его боковой стенке небольшое отверстие и сунула в него указательный палец правой руки.

Набери «2881», - попросила Таня, и Бетти набрала код на пульте. Едва эта просьба была исполнена, как где-то заурчал электромотор, и огромное зеркало в раме из черного дерева плавно ушло в сторону, открыв проем, в который мы не замедлили войти. Точнее, вошли Бетти и Таня, а меня потащили волоком.

За проемом оказалась еще одна анфилада комнат. Большинство из них было заставлено книжными шкафами. То ли диктатор решил посвятить остаток жизни самообразованию, то ли очень любил красивые обложки. В одном из шкафов должна была стоять старинная книга, которую я видел только глазами негритенка Мануэля. Читать Мануэль не умел, но название книги прочла донья Мерседес: «Приключения и жизнь плута Гусмана де Альфараче, дозорная башня человеческой жизни…» Эту книгу должна была найти Бетти. Собственно, книга ей не требовалась. Она только обозначала нужную полку.

Я знал, что полка, где стоит плутовской роман, находится в третьей (считая от зеркала) комнате. Здесь должна была работать мама Бетти.

Она справилась с задачей блестяще. В толще стенки шкафа было отверстие для мизинца левой руки, куда Бетти свой мизинец и всунула.

- «3490», - сказала она Кармеле, и та набрала код. Лишь после этого можно было открывать дверцу шкафа и снимать с полки книгу.

Под этой книгой на полке располагалась кнопка. Теперь ее можно было нажимать безбоязненно: она замыкала только цепь, включающую механизм открывания очередной потайной двери, а не механизм подрыва фугаса.

Шкаф медленно ушел под пол, а мы очутились в очередной анфиладе. Тут надо было пройти аж десять комнат, прежде чем мы оказались у портрета Сан-Мартина, где в дело опять вступила Таня.

Прибор, сканирующий отпечатки пальцев, был вмонтирован в массивный багет огромного портрета национального героя Аргентины. Самое главное было не качнуть портрет вбок. Железный угольник, укреплявший багет с тыльной стороны, мог сработать как замыкатель для двух контактов-шурупчиков, невинно торчавших из стены всего в сантиметре от края портрета. Но Таня прочно придавила портрет к стене, вставила палец в прибор, не шелохнув раму, а Бетти набрала код «1298». Портрет остался на месте, но на противоположной от него стене, отделанной панелями из красного дерева, открылся проход.

Давай оставим его здесь, - предложила Бетти. - Дьявольски тяжелый парень. По-моему, он не похож на Гарри Гудини, чтобы суметь распутать ноги и вынуть руки из наручников.

Ты так думаешь? - с сомнением произнесла Кармела. Ей тоже, видимо, надоело таскать меня туда-сюда. Они почему-то очень торопились, а я мешал им передвигаться быстро.

После этого я опять потерял сознание. Танечка вырубила меня для того, чтобы пристегнуть наручниками к стояку водопроводной трубы в небольшой ванной комнате. Как я там очутился - не помню.

Очнулся я только тогда, когда никого поблизости не было. Ванная вряд ли предназначалась для самого Педро Лопеса. Скорее всего она была заготовлена для кого-то из приближенных, потому что была сделана слишком уж скромно и по-деловому.

Я сидел на холодном полу, отделанном голубой глазурованной плиткой типа нашего «кабанчика», вытянув связанные ноги. Тишина стояла абсолютная. То ли звукоизоляция была хорошая, то ли Таня и Бетти так далеко ушли, что слышать производимый ими шум я не мог. Я даже не знал толком, давно ли сижу здесь. Пять минут? Двадцать? Час? И конечно, закралась такая простая-простая, но очень скучная мысль: а что, если милые дамы как-нибудь самостоятельно нашли способ выбраться, и теперь я сижу тут один-одинешенек, дожидаясь второго пришествия, которое вовсе не обязательно состоится? Опять же, прежде чем оно состоится, мне придется один раз помереть. Дело это новое, неосвоенное, тем более что сдыхать придется от голода и жажды. На это потребуется время.

Может, трое суток, а может, пять. Конечно, если за это время мне не удастсясломать наручники.

Чуть отодвинувшись вбок от трубы и до отказа вывернув шею влево, я сумел поглядеть на часы: 17.39. Интересно, что сейчас делает Чудо-юдо? Рвет и мечет? Готовит останки аквалангистов к спуску в шахту на кукурузном поле? Пытается срочно отыскать третий выход? Мизерная, но надежда. Правда, какими глазами я на него посмотрю, если чертовы бабы все-таки унесут свой компьютер?.. Ведь закон-то на их стороне. Они, как любят нынче выражаться в нашем Отечестве, «легитимные» наследники. Мы с Чудо-юдом можем стать таковыми только после их смерти. Но никто не поручится, что Перальте и тем колумбийцам, которые за ним стоят, покажется более перспективным иметь дело с Бетти и Таней-Вик. А это чревато для отца серьезными коммерческими осложнениями. И здесь, и в других местах…

Прошел час. Я снова повернул голову на часы: 18.43. Тишина давила на психику, сводила с ума. Над головой - полкилометра горных пород, вокруг - бездушный, гальванизированный электроникой «Бронированный труп», а я у него в кишках, где-то в аппендиксе, ничтожный микроб… В голове начиналась каша. Психика отказывала. Путаница мыслей, напряженное стучание лбом в какую-то прозрачную, но непробиваемую преграду. Я дернулся, попробовал взять наручники на излом, но это был качественный товар. С ними, я думаю, даже Гудини не совладал бы. Впрочем, он-то, может, и совладал бы, но я-то не Гудини… Наверно, еще несколько минут - и я бы завыл, заорал дурным голосом.

Но тут до моего сознания долетел далекий, но достаточно хорошо слышимый звук. Похоже, что кто-то приближался к месту моего заточения.

Оставь надежду всяк, сюда входящий.

Так написал Данте над вратами вымышленного им ада. Сколько существует человечество, столько не дает людям покоя вопрос, что будет с человеком после смерти, особенно - что ждет человека в качестве расплаты за его злодеяния.

Хочется сказать, сколько народов, культур, столько и моделей ада. И это не совсем так: не только у каждого народа, но и у каждого человека своя модель ада, отражающая его представление о том, кого и за какие провинности нужно карать.

Первые задумки ада появились еще в древнем Египте: по преданиям умерший человек попадал на суд бога Осириса. Осирис клал на одну чашу весов сердце человека, на другую - перышко ибиса. Если злые дела человека перевесят перышко, то Осирис бросает сердце чудовищу с телом льва и головой крокодила.

Здесь мы еще не видим жестоких и извращенных наказаний за грехи при жизни. А вот в древнегреческом Аиде, царстве мертвых, наблюдается картина уже более изысканных возмездий. Например, миф о Тантале, богатом царе, любимце богов. При жизни он часто поднимался на Олимп, пировал с богами, считал себя равным богам. За это после смерти боги жестоко посмеялись над Танталом. В царстве мертвых его постоянно мучили голод и жажда, но стоило Танталу наклониться к кристально чистой воде родника, как родник исчезал, а стоило протянуть руку за спелыми плодами на ветках, как ветви поднимались высоко-высоко. Но не только голод и жажда истязали Тантала, к ним добавлялся вечный страх: над Танталом нависала огромная скала, готовая рухнуть на него в любой момент.

В греческой и римской мифологии боги карали человека не только после смерти, но порой и при жизни, могли превратить в какое-нибудь чудовище, и.т.д.

Примечательно, что в языческих верованиях в ад попадали не преступники и грешники, а… обычные люди, все, кроме воинов. Воины после смерти оказывались в очень своеобразном раю, где ночи проводили в веселых пирах, а дни - в сражениях. В глубокой древности такая картина мира была приятна нашим воинственным предкам, позже, с развитием земледелия, скотоводства, мирный крестьянин стал искать менее агрессивные религии. Например, христианство.

Больше всего фантазий породил миф о христианском аде и христианских демонах возмездия. Христиане верят, что грешников в аду ждет «мука вечная». И увидят трупы людей, отступивших от Меня, ибо червь их не умрет, и огонь их не угаснет, и будут они мерзостью для всякой плоти. В Библии, например, есть легенда, как дева Мария после смерти попросила ангелов показать ей ад, поочередно летала с ангелами на север, на юг, на восток и на запад ада, видела муки грешников. Мария спрашивала ангелов, за что так истязают людей, просила для них пощады. Но ангелы рассказывали о злодеяниях грешников, и дева Мария говорила: «По вере их им и воздастся». Так клеветников в аду подвешивали за язык, лжесвидетелям рот наполняли огнем, лентяи лежат на ложах из огня, женщины, сделавшие аборт, кормили грудью змей. Все же дева Мария вымолила у бога право для грешников отдыхать от мук один раз в году.

Легенда про христианский ад породила множество последователей - писателей, поэтов, художников. Достаточно вспомнить Иеронима Босха, мастера изображать самых немыслимых чудовищ ада. В его аду людей распинают на музыкальных инструментах, обнаженные грешники сплетаются в неистовом танце с жуткими демонами, людей заживо едят крысы. Особенно Босх ненавидел обжор, нарисовал для них изощренное наказание: огромное чудище с головой птицы и поварским котлом на голове пожирает грешников-чревоугодников и испражняется ими в бездну. Жадных людей в аду Босха рвет золотыми монетами, убийц рвет кровью, и.т.д.

Христианские черти проказничали не только в аду, но и в мире живых, и грешников карали не только за явные злодеяния, но и за неосторожные слова. Есть легенда про девушку, которая поклялась выйти замуж за одного парня, сказала, пусть меня черти заберут, если я его обману. Но сердце красавицы склонно к измене, скоро девушка вышла замуж за другого. На свадьбе к ней подошел человек в черном, пригласил на танец, подхватил девушку, улетел с ней по воздуху, превратившись в демона. Через пару дней демоны вернулись в дом девушки, принесли ее подвенечное платье и фату, сказали, что они должны были забрать только грешницу, а ее одежду возвращают.

Другой человек пригласил в дом много гостей, наготовил угощения, а гости не смогли прийти. Тогда хозяин в сердцах воскликнул, так пусть все черти пожалуют ко мне! Через некоторое время к нему во двор стали приезжать всадники, заходить в дом, а из окон дома стали высовываться собачьи, коровьи и свиные головы на человеческих телах: это пожаловали черти. Они пили вино, угощались за накрытым столом, и целую неделю никакие молитвы не могли выгнать их из дома.

В немецком фольклоре есть легенда про дикого охотника: графа, который отличался свирепым нравом. Однажды он поехал на охоту, по пути затравил стадо коров, убил пастуха, разрушил монастырь в лесу, и.т.д. Возмездие было страшным, граф внезапно оказался один в темном лесу, без своих подданных, он не мог закричать, позвать на помощь. Разверзлась земля, толпы демонов вырвались из ада, погнались за охотником. Ночью они бегут по темному небу, днем - под землей, и так до скончания времен.

Иногда человеку удается обвести демонов вокруг пальца, оставить в дураках. У одного крестьянина жена была ведьмой, и летала на шабаш. Однажды муж попросил жену взять его с собой. На шабаше гости сели за накрытый стол, уставленный изысканными кушаньями, но все они были приготовлены без соли, так как демоны соль не едят. Крестьянин сказал, что он человек, и не может есть без соли, сию минуту ему подали солонку. Гость воскликнул - Слава Богу, вот и соль! Тут же вся нечистая сила исчезла, мужик оказался один в чистом поле, в незнакомой стране, и потом три месяца добирался до родного дома.

Каждый человек представляет ад по-своему: муки ада, грехи, за которые следует отправить в ад. Так Данте очень ловко и остроумно наказал всех своих врагов и недоброжелателей, написав «Божественную комедию». В ней Данте подробно расписывает, какому наказанию он хочет подвергнуть того или иного своего врага.

В первом круге ада - Лимбе - томятся души некрещеных младенцев и язычников, например, древнегреческих поэтов, философов, и.т.д.

Второй круг представляет собой вихрь, который носит по кругу души людей, подвергшихся безмерной страсти.

В третьем круге в грязи под дождем маются души обжор, в этот круг Данте поместил своего покойного друга Чакко.

В четвертом круге маются расточители и скупцы, туда Данте селит многих кардиналов.

В болоте пятого круга маются лентяи и гневливые люди.

В шестом круге в гробах горят еретики, туда Данте отправляет мучиться Фаринату, своего политического противника.

Там же, в шестом круге мается папа Анастасий, которого Данте записал в еретики.

В седьмом круге в кипящем кровью потоке варятся тираны и разбойники, с берега в них из луков стреляют Кентавры.

В восьмом круге Данте наказывает сводников и соблазнителей, их хлещут рогатые бесы, льстецов - они сидят в массе нечистот, а также духовники, торговавшие церковными должностями: их ноги, объятые пламенем, торчат из каменной стены. Там же маются прорицатели и колдуны, - со скрученными шеями.

Однако, описания ада у Данте не только ужасны, но порой и забавны: Данте рассказывает про кипящую смолу, в которой варятся взяточники, их терзают крючьями озорные черти, чтоб не высовывались. Данте дает чертям забавные имена: Косокрылый, Забияка, Собачий Зуд, Злохвост, и.т.д. Черти кривляются, сыплют непристойными шутками, в конце концов два черта подрались за право поддеть крючьями одного грешника, сами свалились в смолу. :))

Дальше Данте показывает лицемеров, на которых надели тяжелые свинцовые одежды. Воров, которых кусают ядовитые змеи, туда Данте помещает знакомого вора Ванни Фуччи, он украл ризницу и обвинил в краже другого.

Данте карает и коварных советчиков, превращает их в говорящее пламя. Наказывает вечным зудом алхимиков, например мастера Адама, который подмешивал медь в золотые монеты.

В девятом круге ада Данте показывает ледяное озеро Коцит, туда вмерзли люди, предавшие своих родных. Туда же Данте помещает злодея Альбериго, который в то время еще не умер. Но Данте говорит, что его тело еще живет, в душа за множество грехов уже свергнута в ад.

Наконец, на дне глубокой воронки ада из земли торчит Люцифер, властитель ада. У него три головы, три пасти, в каждой пасти он держит грешника: Кассия, Брута и Иуду. Данте рассказывает, что ад появился, когда Люцифер упал с небес на землю, низвергнутый богом, пробил в земле глубокую воронку, на склонах которой и расположились миры возмездия.

Самой интересной картиной ада мне кажутся миры возмездия в картине мира Даниила Андреева. В книге «Роза мира» Андреев пишет про параллельные миры, светлые и темные, окружающие нашу материальную землю, строит уникальную картину мира. Интересно, что Андреев сочетает древние предания (Рай, Ад, изгнание темных ангелов) и понятия современной науки (многомерные миры, энергетика, инопланетные персонажи, и.т.д.) В отличие от Данте, который не отрицал, что пишет пасквиль, Андреев уверял, что действительно видел параллельные миры, духов, демонов, общался с ними, входил в транс. По ночам, в тюрьмах и лагерях, Андреев путешествовал во сне по иным мирам, потом записывал свои впечатления, прятал от тюремщиков, чудом переправил свои записи на волю.

По Андрееву душа грешного человека становится тяжелой, пока человек жив, материальное тело поддерживает душу на Земле, как поплавок. Но после смерти грешная душа начинает опускаться в темные миры.

Уволакивают душу в ад блюстители кармы, жуткие прямоугольные твари с собачьими мордами, очень умные, но бесчувственные и безжалостные. Андреев пишет, что эти существа прибыли на Землю с других планет, из которых были изгнаны темные силы.

Первый слой ада называется Скривнус, сюда помещают тех, кто при жизни слишком много внимания уделял материальному, и слишком мало - духовному. Скривнус - это череда мрачных бараков, с одной стороны огороженная стеной, а с другой стороны - морем. Грешники целыми днями должны делать бессмысленную монотонную работу, до блеска натирать битую посуду, чинить рваные тряпки, которые никому не нужны, и.т.д. Работу люди получают от чудовищ, которые бросают вещи из-за стены.

Иногда на горизонте показывается черный корабль, причаливает к берегу, забирает в трюм людей, которым предстоит опуститься на более низкие круги ада.

Следующий круг ада называется Ладреф, здесь люди несут наказание за бездуховность, маловерие. Человек остается в полном одиночестве, но чувствует незримое присутствие других людей по их следам.

За Ладрефом следует Мород, царство мрака и тишины. Слабо фосфоресцирует почва и растения. Человек остается наедине с собой, снова и снова переживает память о своих земных злодеяниях, терзается муками совести. Пищей служат некоторые почвы, вокруг эфирного тела человека появляется что-то вроде светящейся одежды, похожей на лохмотья.

В следующий слой ада - Агр, - человек попадает, как бы проваливаясь в трясину, черное болото засасывает его все глубже. В Агре посреди черных испарений под темным небом светятся подобие земных городов. В Агре преобладает один цвет, даже не красный, а инфракрасный, который живой человек не способен увидеть. Грешники в Агре становятся похожими на пигмеев, гномов, с обнаженными уродливыми тельцами, они испытывают постоянный стыд за свое убожество. Пищей здесь служит плесень на стенах домов. Но не только стыд терзает их, но и страх: в Агре живут огромные хищники, - волгры, мешковатые, рыхлые, с серой ноздреватой кожей, с пустыми глазницами, лишенные рта. Волгры засасывают свои жертвы через поры кожи. Однако, в городах есть здания, куда волгры не подходят, где грешники могут ненадолго спрятаться: это храмы. У волгр не два, а три пола, мужская особь совокупляется с особью среднего рода, какое-то время она носит зародыш, потом передает женской особи.

Тот, кого сожрали волгры, возрождается в более низком слое ада - Буствиче. Тело человека в Буствиче напоминает испражнения, которые пожирают огромные белые человеко-черви, человек как бы гниет заживо, но не сгнивает дочиста.

Ниже Буствича находится Рафаг, там карают предателей и тех, кто служил тиранам ради собственной корысти. В Рафаге людей терзает мука вечного непрерывного истощения.

Шим-биг представляет собой медленный поток под высоким сводом туннеля. Души грешников теряют сходство с людьми, они похожи на темно-бурые клочья. Здесь людей терзает стыд за злодеяния при жизни и страх упасть в поток, унестись по течению в нижние миры.

Ниже Шим-бига расположен Дромн, наказание для атеистов, для тех, кто при жизни верил, что после смерти ничего не будет. Вот грешник и получает это самое «ничего» - бесконечную пустоту, небытие, в которой остается только сознание человека.

Мало-помалу грешник понимает, что он опускается куда-то все ниже и ниже, и вот уже видит бесконечного далеко внизу красноватое сияние. Это следующий слой, Фукабирн, раскаленная магма. Ниже Фукабирна находится Окрус, вязкое дно Фукабирна, в котором эфирное тело человека становится похожим на металлический шар. Сюда попадают люди, осуждавшие невинных, истязавшие беззащитных и детей. Андреев недаром так сурово наказывает тех, кто осуждал невинных, ведь он сам ни за что ни про что был брошен в сталинские лагеря.

Под Окрусом находится Гвэгр, неподвижная магма, и Укарвайр, магма бушующая. Там терзают тех, кто извратил высокие идеи, обманул миллионы людей (на мой взгляд, прямой намек на Сталина, которого Андреев осуждал за свои собственные страдания).

В Пропулк, твердую магму под Укарвайром Андреев отправляет Ежова и Берию, а также Малюту Скуратова и Робеспьера. Под Пропулком находится сверхтяжелая магма Ырл.

Дальше идут темные миры, расположенные в ядре планеты. Это Биаск, безвыходные пещеры, в которых черти терзают грешников, а тело человека напоминает животное. В Биаске карают тех, кто совратил много людей с пути праведного.

Ниже Биаска грешники маются в Амиуце, вертикальных щелях, здесь наказывают за сознательный садизм в огромных масштабах. Под Амиуцем - Ытрэч, царство вечной ночи, в Ытрэче отбывал наказание Иван Грозный.

В самом низу слоев ада находится особый слой, Журщ, созданный персонально для одного человека, - Иуды.

Ниже, под Журщем находится Суфэтх, Андреев называет его еще мировым кладбищем. Здесь находятся души, которые так сильно упорствовали во зле, что от них отвернулись собственные первоосновы, монады, ушли к Богу, искать себе более достойную душу. А без монады душа (шельт) не живет, медленно растворяется в небытие. Искра сознания теплится до конца, и мера ее мук превышает воображение самих демонов. Например, там заключен Жюль де Рэц, садист, который купался в ваннах из крови убитых им детей.

Кроме миров возмездия Андреев показывает миры, созданные демонами и для демонов. Дигм - двумерный мир, где живет дьявол, которого Андреев именует Гагтунгр. Дьявол как бы лежит в лиловом океане, раскинув черные крылья в свете фиолетового солнца. В свой слой Гагтунгр забирает приспешников зла, например, Торквемаду. За Дигмом находится Шог, многомерный мир, куда может входить только сам Гагтунгр, чтобы пообщаться с самим Люцифером.

В темных мирах есть и одномерный мир, - Дно, плотность которого сравнима с плотностью погасших звезд, белых карликов. Грешники и демоны, попавшие на Дно, должны постоянно карабкаться вверх по одномерному миру, чтобы их не утянуло на Дно галактики, где останавливается само время, и откуда нет выхода. Дно Галактики находится в районе звезды Антарес, там встречаются «днища» темных миров всех планет.

В наше время тема миров возмездия давно перекочевала из религии и философии в литературу, кинематограф, компьютерные игры, то, что когда-то вызывало в сердцах людей ужас, сейчас вызовет разве что легкий интерес. Люди давно не боятся греха, живут под лозунгом «бери от жизни все». И все-таки древние предания заставляют остановиться в гонке повседневности, оглянуться, задуматься, а что будет с нами дальше, там, по ту сторону, а вдруг…

Мне уже 25 лет. Как давно? Чёрт его знает, я не помню. Может, уже лет пятнадцать, как я просыпаюсь с мыслями «опять грёбаный новый день». А потом я вижу календарь и становится ещё хуже – я всё ещё так молод…Отчего-то мой рассудок – не хочу говорить «душа», я в неё не верю – состарился гораздо быстрее тела и эта диспропорция меня добивает. Нет желаний, нет стремлений и мечты, нет воли – вот каков я стал. Впрочем, вру – одно желание есть. Придти с работы и рухнуть на диван, подключиться к ноутбуку, как флешка, и «втыкать» в монитор, пока не разряжусь.

В выходные у меня, правда, обязательная прогулка – я подхожу к окну и смотрю на улицу. Открытая форточка доносит до меня запахи улицы и голоса людей. Отвратительно. Дети кричат, на них кричат взрослые, на этих взрослых – другие взрослые…Все кричат. Люди.

Сознательно кидают себя в пасть трудностей и тревог, а потом жалуются на жизнь. Я живу один и мне хорошо. Я не представляю, какой моя жизнь была бы, живи я ещё с кем-то. Поселить рядом с собой фабрику по производству амбиций и требований, при этом вкладывать в эту «фабрику» свои силы, нервы и деньги? Чтобы потом она принесла ещё и невероятно убыточный, неокупающийся «филиал». Орущий, воняющий, сопливый филиал, из-за которого к сорока годам я буду выглядеть на шестьдесят. А вместо благодарности в итоге получу путёвку в дом престарелых, питательный бобовый суп и два звонка в год.

К чёртовой бабушке, лучше из окна смотреть на несовершенства мира внешнего, минимизируя несовершенства мира внутреннего. Хотя и внешний мир стал настолько отвратен, что пост-рок можно слушать без плеера, просто выйдя на улицу.

«Каторжане года-лепрозория», как верно заметил классик. Живём в обшарпанных старых бараках, которые домами перестали быть лет тридцать назад, жрём всякую тухлятину вперемешку с химией, которой нас пичкают в супермаркетах, кичащихся «продукцией первого сорта». Ни дать ни взять – тараканы. И носятся эти тараканы, сами не знают, чего хотят и разносят они заразу. Я не о каком-то вирусе – это отдельная тема. Тут зараза пострашнее. Злоба. Вот бич человечества.

Ужаль побольнее, ударь посильнее – и будет тебе счастье. На чужом несчастье очень даже можно построить счастье собственное. Наорать, ударить, уколоть, поддеть, кинуть подлянку – краше всякого наркотика. Раздавая всем тычки, огребая оные в ответ, огрызаясь и проклиная друг друга, возвращаемся мы домой в конце дня и рыдаем – что стало с этим миром? Почему он так жесток?! Ах, если бы мир был добрее…Ах, если Петрович из соседнего отдела сдох…

Они думают, у них есть спасение. Они постоянно утешают себя, что изобразив жестом крест и прошептав что-то несуразное, они получать от всемогущего человека-невидимки защиту и богатства. А уж если они десять минут постояли с пастозными лицами перед изображением какой-то блаженной Марфуши, то они чисты, аки дети.

Ах ты ж чёрт плешывый, шоб у тя бельма полопались, шоб твой дом сгорел, скотина паршивая, проклятья на твою лысую башку! Простиспасигосспади! Простилспас? Пасибоньки!

Я мало помню из детства. Не знаю, почему. Отдельные отрывочные моменты всплывают на поверхность из омута прожитых лет, но они неконкретны, я даже теперь не могу отличить, что из этого было, а что мне просто однажды приснилось. Одно я помню точно – всегда и отовсюду в уши мне впихивали, вколачивали одну «истину» - кругом мерзавцы и подонки, исполненные желанием меня обвести вокруг пальца и дать пня под зад. Чтобы этого не случилось, надо быть со всеми угрюмым, грубым и недоверчивым. И будет тебе – то есть, мне – счастье. Главное, больнее кусаться и чаще плеваться – и тогда все тебя будут бояться, а значит уважать. Одно время мне казалось, что эту несуразную бредятину внушали не только мне. Теперь я понял, что это втолковывалось и втолковывается до сих пор всем. Счастлив только тот, кто гребёт под себя, ни во что не ставя чужие интересы, являя собой эталон гнусности.

Чем больше зла, тем больше счастья…Мда. Не пойти бы им всем с таким мировоззрением?

Странно, а ведь они такие же, как я. Мы одинаковые. И думаем, и хотим одного и того же. Или НЕ хотим. И переживаем от одних и тех же вещей. Но всё равно не желаем объединяться. А иногда мне кажется, что я видел эти лица раньше. Когда-то очень давно. Но не могу вспомнить, где. Многие из них мне кажутся до боли родными и знакомыми. Так порой и хочется подойти к человеку, обнять его и сказать: «Это ты! Наконец-то! Невероятно! Я уж и не думал, что увижу тебя вновь!». Но кто это? Вздор. Пустое.

Как же я устал. «Надо продавать!», «Надо бизнес!». Сколько можно? Общество торгашей. А кто производить будет? Строить, созидать? Почему вдруг все решили променять «совместное созидание» на «единоличное разрушение»?...

Телевизоры и интернеты будто сговорились – кажется, они меня ненавидят примерно так же, как и люди друг друга. Кровькишки, убийства и «смищные ржаки» про задницы, фекалии и геев…Вы серьёзно?! По-вашему, это всё, что нужно современному человеку, чтобы чувствовать себя счастливым?!

Люди, да откуда ж вы такие взялись?! Откуда в вас столько мерзости и дури?! Что это вообще за место? Как я здесь оказался? Интересно, есть ли мир, где всё как надо? Добрые друзья, бескорыстные, доверяющие друг другу и готовые с радостью помочь в трудную минуту…Я…Я должен быть там. Я знаю, что мне здесь не место. И я знаю, что именно поэтому я сейчас слышу ветер в ушах, вижу, как скоро приближается земля… Гораздо скорее, чем шли до этого мои дни. Любопытно, может «там» лучше?...

Яркая вспышка света резанула по глазам. Я громко и судорожно вдохнул воздух с запахом йода, спирта и бинтов. Сердце бешено колотится, очень болит голова и тошнит.

Разряд! Пульс появился!

Он очнулся! Очнулся!

Я вижу, как ко мне на грудь кидаются мои самые близкие и родные существа – жена и сын.

Папа! Ты жив!, - кричит отпрыск и лезет на меня, придавливая копытами и чуть не выкалывая своим рогом мне глаз.

Светло-зелёные кудряшки жены щекочут нос, а шея становится влажной от её слёз.

К кровати подходит доктор – молодой единорог бежевой масти, в белом халате. Он выглядит усталым, напряжённым, но радостным.

Мистер Клаудвинг, вы живы-таки!, - устало улыбаясь, произносит он, -Что ж вы? Неужели не знаете, что полёты в грозу опасны?

Знаю, конечно, - виновато отвечаю я, обнимая семью. А что мне ещё ответить?

У вас сегодня второй день рождения!, - продолжает доктор, -Вам известно о клинической смерти? Так вот, ещё пара минут и ваш мозг «загнулся» бы. Мы вас вытащили с того света, знаете ли… Кстати, правду о загробном мире пишут? Как там вообще?, - шутливо спросил он.

До сознания смутно доходили обрывочные невнятные видения.

Там паршиво, док. Но знакомых – хоть отбавляй.

«Оставь надежду, всяк сюда входящий» - концовка надписи, размещённой над вратами ада в «Божественной комедии» , созданной Данте Алигьери в 1307-1321 годах («Ад», песнь 3, строфа 3). Оригинальное выражение - итал. «Lasciate ogni speranza, voi ch"entrate» , буквально переводится как: «Оставьте всякую надежду вы, входящие».

Полный текст надписи над воротами ада (пер. М. Лозинского), гласит:

Варианты фразы на некоторых языках

итал. Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate
нем. Lasst alle Hoffnung fahren, die ihr hier eintretet

Символическое значение

Слова «Оставь надежду…» стали мемом , символизирующим ворота ада как границу, пересекая которую «…входят в скорбный град к мученьям, … входят к муке вековой» .

Также иногда это выражение используют для обозначения чего-то безнадёжного и несбыточного .

Влияние на культуру

На протяжении столетий «Божественная комедия» является мощной отправной точкой для творчества художников, поэтов, философов, политиков. Не удивительно, что многие её сюжеты, и, в частности, тема своеобразной границы света и тьмы - ворот ада с предупреждающим надвратным текстом, наряду с темой безнадёжности определённых намерений, использовались достаточно широко. Например:

А. С. Пушкин (роман в стихах «Евгений Онегин», гл. 3. строфа 22):

30px	Данте Алигьери#Песнь III, 9 в Викицитатнике
	[[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). \|Оставь надежду, всяк сюда входящий]] в Викитеке
30px	[{{localurl:Commons:Category:Ошибка Lua: callParserFunction: function "#property" was not found. }}?uselang=ru Оставь надежду, всяк сюда входящий] на Викискладе

Напишите отзыв о статье "Оставь надежду, всяк сюда входящий"

Примечания

Отрывок, характеризующий Оставь надежду, всяк сюда входящий

(St. Nazare, Lemoux, Langedoc)
На этих чудесных витражах Радомир и Магдалина со своими детьми – сыном
Светодаром и дочерью Вестой. Также, здесь видна ещё одна весьма интересная
деталь – священнослужитель, стоящий рядом с Радомиром одет в форму като-
лической церкви, что две тысячи лет назад ещё никоим образом не могло бы-
ло быть. Она появилась у священников только в 11-12 столетиях. Что, опять же,
доказывает рождение Иисуса-Радомира только в 11 веке.

Я согласно кивнула Северу.
– Расскажи, пожалуйста, правду... Расскажи мне о них, Север...

Радомир, предчувствуя свою скорую
гибель, отправляет девятилетнего
Светодара жить в Испанию... Чув-
ствуется глубокая грусть и общее
отчаяние.

Его мысли унеслись далеко-далеко, окунаясь в давние, покрытые пеплом веков, сокровенные воспоминания. И началась удивительная история...
– Как я тебе уже рассказывал ранее, Изидора, после смерти Иисуса и Магдалины, всю их светлую и печальную жизнь оплели бессовестной ложью, перенося эту ложь также и на потомков этой удивительной, мужественной семьи... На них «одели» ЧУЖУЮ ВЕРУ. Их чистые образы окружили жизнями ЧУЖИХ ЛЮДЕЙ, которые тогда уже давно не жили... В их уста вложили СЛОВА, которых они НИКОГДА НЕ ПРОИЗНОСИЛИ... Их сделали ОТВЕТСТВЕННЫМИ ЗА ПРЕСТУПЛЕНИЯ, которые СОВЕРШАЛА И СОВЕРШАЕТ ЧУЖАЯ ВЕРА, самая лживая и преступная, существовавшая когда-либо на Земле...
* * *
От автора: Прошло много-много лет после моей встречи с Изидорой... И уже сейчас, вспоминая и проживая бывшие далёкие годы, мне удалось найти (находясь во Франции) любопытнейшие материалы, во многом подтверждающие правдивость рассказа Севера о жизни Марии Магдалины и Иисуса Радомира, которые, думаю, будут интересны для всех, читающих рассказ Изидоры, и возможно даже помогут пролить хоть какой-то свет на ложь «правящих мира сего». О найденных мною материалах прошу читать в «Дополнении» после глав Изидоры.
* * *
Я чувствовала, что весь этот рассказ давался Северу очень непросто. Видимо, его широкая душа всё ещё не соглашалась принять такую потерю и всё ещё сильно по ней болела. Но он честно продолжал рассказывать дальше, видимо понимая, что позже, возможно, я уже не смогу ни о чём более его спросить.

На этом витраже Магдалина изобра-
жена в виде Учителя, стоящего над
королями, аристократами, филосо-
фами и учёными...

– Помнишь ли, Изидора, я говорил тебе, что Иисус Радомир никогда не имел ничего общего с тем лживым учением, о котором кричит христианская церковь? Оно было полностью противоположно тому, чему учил сам Иисус, а после – и Магдалина. Они учили людей настоящему ЗНАНИЮ, учили тому, чему мы учили их здесь, в Мэтэоре...
А Мария знала даже больше, так как могла свободно черпать своё знание из широких просторов Космоса, после того как от нас ушла. Они жили, тесно окружённые Ведунами и одарёнными, которых люди позже переименовали в «апостолов»... в пресловутой «библии» оказавшихся старыми, недоверчивыми иудеями... которые, думаю, если бы могли, по-настоящему тысячу раз предали бы Иисуса. «Апостолами» же его в реальности были Рыцари Храма, только не построенного человеческими руками, а созданного высокой мыслью самого Радомира – Духовного Храма Истины и Знания. Этих рыцарей вначале было всего лишь девять, и собрались они вместе для того, чтобы в силу своих возможностей оберегать Радомира и Магдалину в той чужой и опасной для них стране, в которую так безжалостно швырнула их судьба. А ещё задача Рыцарей Храма состояла также и в том, чтобы (случись что-то непоправимое!) сберечь ИСТИНУ, которую несли «душой пропавшим» иудеям эти двое чудесных, светлых людей, отдававших свой Дар и свои чистые Жизни за покой на их любимой, но всё ещё очень жестокой планете...
– Значит и «апостолы» тоже были совершенно другими?! Какими же они были?! Можешь ли ты рассказать мне о них, Север?
Мне было настолько интересно, что на какой-то короткий миг даже удалось «усыпить» свои мучения и страхи, удалось на мгновение забыть грядущую боль!.. Я обрушила на Севера настоящий шквал вопросов, даже точно не зная, существуют ли на них ответы. Так сильно мне хотелось узнать настоящую историю этих мужественных людей, не опошлённую ложью долгих пяти сотен лет!!!
– О, они были истинно чудесными людьми – рыцари Храма – Изидора!.. Вместе с Радомиром и Магдалиной они создали великолепный костяк МУЖЕСТВА, ЧЕСТИ и ВЕРЫ, на котором строилось светлое УЧЕНИЕ, оставленное когда-то нашими предками для спасения нашей родной Земли. Двое из рыцарей Храма были нашими учениками, а также потомственными воинами из старейших европейских аристократических семей. Они стали у нас смелыми и одарёнными Ведунами, готовыми на всё, чтобы сохранить Иисуса и Магдалину. Четверо были потомками Русов-Меровингов, также имевших большой Дар, как и все их далёкие предки – короли Фракии... Как и сама Магдалина, также рождённая от этой необыкновенной династии, и с гордостью нёсшая свой семейный Дар. Двое же были нашими Волхвами, добровольно покинувшими Мэтэору, чтобы защитить идущего на собственную погибель их любимого Ученика, Иисуса Радомира. Они не смогли в своих душах предать Радомира, и даже зная, что его ждёт, без сожалений последовали за ним. Ну, а последним, девятым из рыцарей-защитников, о котором до сих пор не знает и не пишет никто, был родной брат самого Христа, сын Белого Волхва – Радан (Ра – дан, данный Ра)... Он-то и сумел сохранить сына Радомира, после гибели оного. Но, защищая его, к сожалению, погиб сам...

Полный текст надписи над воротами ада (пер. М. Лозинского), гласит:

Варианты фразы на некоторых языках

итал. Lasciate ogni speranza, voi ch’entrate
нем. Lasst alle Hoffnung fahren, die ihr hier eintretet

Символическое значение

Также иногда это выражение используют для обозначения чего-то безнадёжного и несбыточного .

Влияние на культуру

А. С. Пушкин (роман в стихах «Евгений Онегин», гл. 3. строфа 22):

Напишите отзыв о статье "Оставь надежду, всяк сюда входящий"

Примечания

Отрывок, характеризующий Оставь надежду, всяк сюда входящий

Во втором часу заложенные и уложенные четыре экипажа Ростовых стояли у подъезда. Подводы с ранеными одна за другой съезжали со двора.
Коляска, в которой везли князя Андрея, проезжая мимо крыльца, обратила на себя внимание Сони, устраивавшей вместе с девушкой сиденья для графини в ее огромной высокой карете, стоявшей у подъезда.
– Это чья же коляска? – спросила Соня, высунувшись в окно кареты.
– А вы разве не знали, барышня? – отвечала горничная. – Князь раненый: он у нас ночевал и тоже с нами едут.
– Да кто это? Как фамилия?
– Самый наш жених бывший, князь Болконский! – вздыхая, отвечала горничная. – Говорят, при смерти.
Соня выскочила из кареты и побежала к графине. Графиня, уже одетая по дорожному, в шали и шляпе, усталая, ходила по гостиной, ожидая домашних, с тем чтобы посидеть с закрытыми дверями и помолиться перед отъездом. Наташи не было в комнате.
– Maman, – сказала Соня, – князь Андрей здесь, раненый, при смерти. Он едет с нами.
Графиня испуганно открыла глаза и, схватив за руку Соню, оглянулась.
– Наташа? – проговорила она.
И для Сони и для графини известие это имело в первую минуту только одно значение. Они знали свою Наташу, и ужас о том, что будет с нею при этом известии, заглушал для них всякое сочувствие к человеку, которого они обе любили.
– Наташа не знает еще; но он едет с нами, – сказала Соня.
– Ты говоришь, при смерти?
Соня кивнула головой.
Графиня обняла Соню и заплакала.
«Пути господни неисповедимы!» – думала она, чувствуя, что во всем, что делалось теперь, начинала выступать скрывавшаяся прежде от взгляда людей всемогущая рука.
– Ну, мама, все готово. О чем вы?.. – спросила с оживленным лицом Наташа, вбегая в комнату.
– Ни о чем, – сказала графиня. – Готово, так поедем. – И графиня нагнулась к своему ридикюлю, чтобы скрыть расстроенное лицо. Соня обняла Наташу и поцеловала ее.
Наташа вопросительно взглянула на нее.
– Что ты? Что такое случилось?
– Ничего… Нет…
– Очень дурное для меня?.. Что такое? – спрашивала чуткая Наташа.
Соня вздохнула и ничего не ответила. Граф, Петя, m me Schoss, Мавра Кузминишна, Васильич вошли в гостиную, и, затворив двери, все сели и молча, не глядя друг на друга, посидели несколько секунд.
Граф первый встал и, громко вздохнув, стал креститься на образ. Все сделали то же. Потом граф стал обнимать Мавру Кузминишну и Васильича, которые оставались в Москве, и, в то время как они ловили его руку и целовали его в плечо, слегка трепал их по спине, приговаривая что то неясное, ласково успокоительное. Графиня ушла в образную, и Соня нашла ее там на коленях перед разрозненно по стене остававшимися образами. (Самые дорогие по семейным преданиям образа везлись с собою.)
На крыльце и на дворе уезжавшие люди с кинжалами и саблями, которыми их вооружил Петя, с заправленными панталонами в сапоги и туго перепоясанные ремнями и кушаками, прощались с теми, которые оставались.
Как и всегда при отъездах, многое было забыто и не так уложено, и довольно долго два гайдука стояли с обеих сторон отворенной дверцы и ступенек кареты, готовясь подсадить графиню, в то время как бегали девушки с подушками, узелками из дому в кареты, и коляску, и бричку, и обратно.
– Век свой все перезабудут! – говорила графиня. – Ведь ты знаешь, что я не могу так сидеть. – И Дуняша, стиснув зубы и не отвечая, с выражением упрека на лице, бросилась в карету переделывать сиденье.
– Ах, народ этот! – говорил граф, покачивая головой.
Старый кучер Ефим, с которым одним только решалась ездить графиня, сидя высоко на своих козлах, даже не оглядывался на то, что делалось позади его. Он тридцатилетним опытом знал, что не скоро еще ему скажут «с богом!» и что когда скажут, то еще два раза остановят его и пошлют за забытыми вещами, и уже после этого еще раз остановят, и графиня сама высунется к нему в окно и попросит его Христом богом ехать осторожнее на спусках. Он знал это и потому терпеливее своих лошадей (в особенности левого рыжего – Сокола, который бил ногой и, пережевывая, перебирал удила) ожидал того, что будет. Наконец все уселись; ступеньки собрались и закинулись в карету, дверка захлопнулась, послали за шкатулкой, графиня высунулась и сказала, что должно. Тогда Ефим медленно снял шляпу с своей головы и стал креститься. Форейтор и все люди сделали то же.
– С богом! – сказал Ефим, надев шляпу. – Вытягивай! – Форейтор тронул. Правый дышловой влег в хомут, хрустнули высокие рессоры, и качнулся кузов. Лакей на ходу вскочил на козлы. Встряхнуло карету при выезде со двора на тряскую мостовую, так же встряхнуло другие экипажи, и поезд тронулся вверх по улице. В каретах, коляске и бричке все крестились на церковь, которая была напротив. Остававшиеся в Москве люди шли по обоим бокам экипажей, провожая их.
Наташа редко испытывала столь радостное чувство, как то, которое она испытывала теперь, сидя в карете подле графини и глядя на медленно подвигавшиеся мимо нее стены оставляемой, встревоженной Москвы. Она изредка высовывалась в окно кареты и глядела назад и вперед на длинный поезд раненых, предшествующий им. Почти впереди всех виднелся ей закрытый верх коляски князя Андрея. Она не знала, кто был в ней, и всякий раз, соображая область своего обоза, отыскивала глазами эту коляску. Она знала, что она была впереди всех.
В Кудрине, из Никитской, от Пресни, от Подновинского съехалось несколько таких же поездов, как был поезд Ростовых, и по Садовой уже в два ряда ехали экипажи и подводы.