Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Введение

Глава 1. Анализ капитализма у К. Маркса

1.1 Противоречия в капитализме у К. Маркса

1.2 Классы и противоречия у К. Маркса

1.3 Критика капитализма у К. Маркса

Глава 2. Противоположность понимания капитализма у К. Маркса и М. Вебера

2.2 Характеристики капитализма К. Маркса и М. Вебера

2.3 Значение идей К. Маркса и М. Вебера о капитализме

Глава 3. «Капиталистический дух» и типы капитализма у М. Вебера

3.1 «Капиталистический дух» М. Вебера

3.2 Веберовская типология капитализмов

3.3 Критика веберовской типологии капитализма

Заключение

Список использованной литературы

Введение

Существует мысль, полузабытая сегодня ввиду ее кажущейся тривиальности, что социология -- это прежде всего и главным образом (причем совсем не только по ее «истоку») теоретическое осмысление капитализма, взятого, однако, не в одном из его измерений -- пусть это будет даже политэкономическое измерение, в рамках которого впервые определилось само это понятие, -- а в его культурно-исторической целостности, воплощающей в себе «единство многообразия» самых различных его измерений.

Если уже экономический анализ, какому Адам Смит подверг современное ему общество, получившее впоследствии название «промышленного общества» (у Сен-Симона и Конта) или капиталистического (у Маркса, но не только у него одного), открывал возможность социологической расшифровки соответствующих теоретических понятий, то в русле примкнувшей к нему социально-философской традиции, -- а она включала не только линию, ведущую через Сен-Симона к основоположнику социологии, но и ту, что вела через Гегеля к создателю материалистической «науки обществе», -- эта возможность шаг за шагом превращалась в действительность. Так что в итоге капитализм предстал уже даже как не столько политэкономическое, сколько социологическое понятие, экономившее, подчас, агрессивную тенденцию к «снятию» в себе его собственно социологического содержания. М. Веберу, пришедший к своей версии социологии через немецкую историческую политэкономию, предстояло развить дальше эту общую тенденцию социологической «расшифровки» понятий и категорий политической экономии капитализма.

Хотя Вебер, не упускавший случая подчеркнуть, «насколько... в разработке всех своих формулировок» он «обязан самому факту существования классических трудов Зомбарта с их четко поставленными проблемами», в то же самое время оговаривался, что «все основные положения» его «Протестантской этики» были «высказаны в значительно более ранних» его работах (и, как следует из контекста этой оговорки, независимо от зомбартовских исследований), -- тем не менее остается фактом, что впервые общие контуры веберовской концепции капитализма прорисовывались с определенностью именно в цикле статей, объединенных этим общим названием. Причем в немалой степени определенностью своих контуров концепция, предложенная Вебером в «Протестантской этике», была обязана именно ее полемической направленности против тех решений, какие предложил Зомбарт. Это был ответ на те самые проблемы, четкость постановки каковых заслужила столь высокую его» Вебера, оценку.

В приведенном веберовском утверждении четко обозначены два при важных пункта, резко отличающие точку зрения Вебера от концепции Зомбарта также Маркса, к которому тот был очень близок в общем понимании капитализма. Из авторов, занимавшихся исследованием идей К. Маркса и М. Вебера о природе капитализма, выделяются исследователи:Кравченко А.И., Зарубина Н.Н., Железняк Н.Н., Давыдов Ю.Н., Барг М.А., Арон Р. и др. Также необходимо отметить работы М. Вебера «История хозяйства», «Город».

Предмет работы - социология К. Маркса и М. Вебера.

Объект работы - природа капитализма.

Цель работы - исследование идей К. Маркса и М. Вебера о природе капитализма.

1) изучить анализ капитализма у К. Маркса;

2) рассмотреть противоположность понимания капитализма у К. Маркса и М. Вебера;

3) анализировать «Капиталистический дух» и типы капитализма у М. Вебера.

Глава 1. Анализ капитализма у К. Маркса

1.1 Противоречия в капитализме у К. Маркса

Учение Маркса -- это анализ и постижение умом современного ему капиталистического общества: механизма его функционирования, структуры, неизбежного изменения. Несомненно, Маркс считает, что современные общества представляют собой общества Индустриальные и научные в противоположность военным и теологическим. Но вместо того чтобы главным в своей интерпретации сделать антиномию между прежними обществами и сегодняшним, Маркс в центр своего исследования ставит противоречие, присущее, по его мнению, современному обществу, которое он называет капиталистическим.

В то время как позитивизм рассматривает конфликты между рабочими и предпринимателями как маргинальные процессы, погрешности индустриального общества, которые можно относительно легко исправить, в учении Маркса конфликты между рабочими и предпринимателями, или -- если пользоваться марксистской терминологией -- между пролетариатом и капиталистами, предстают главным фактом жизни современных обществ, раскрывающим их сущность и заодно позволяющим предвидеть историческое развитие.

Замысел Маркса заключается в истолковании противоречивого, или антагонистического, характера капиталистического общества. В определенном отношении все творчество Маркса являет собой попытку продемонстрировать, что этот антагонизм неотделим от фундаментальной организации капиталистического уклада и в то же время служит движущей силой исторического прогресса.

Если хорошо усвоить, что главное в учении Маркса -- положение об антагонистическом характере капиталистического строя, то сразу же становится понятно, почему невозможно отделить социолога от человека действия, ибо демонстрация антагонистического характера капиталистического строя непреодолимо подводит к провозглашению саморазрушения капитализма, а заодно и к подстрекательству людей к тому, чтобы немного содействовать осуществлению этой предначертанной судьбы.

Капиталистическое общество характеризуется двумя видами противоречий, которых, впрочем, идет речь в научных работах Маркса. Представлены они и в «Манифесте Коммунистической партии».

Первый вид -- противоречие между производительными силами и производственными отношениями. Буржуазия непрерывно создает все более мощные средства производства. Но производственные отношения, т.е., по-видимому, одновременно отношения собственности и отношения распределения, не перестраиваются в том же ритме. Капиталистический строй в состоянии производить все больше и больше. Однако вопреки этому росту богатства уделом большинства остается нищета.

Это порождает второй вид противоречий -- между ростом богатства и растущей нищетой большинства, который со временем приведет к революционному кризису. Пролетариат, который составляет и будет все больше и больше составлять громадное большинство населения, конституируется в класс, т.е. общественную единицу, стремящуюся к взятию власти и преобразованию общественных отношений. Итак, пролетарская революция будет отличаться по характеру от всех революций прошлого. Все революции прошлого совершались меньшинством ради меньшинства. Пролетарскую революцию совершит громадное большинство в пользу всех. Пролетарская революция будет означать, таким образом, конец классам и антагонистическому характеру капиталистического общества. Эта революция, которая закончится одновременно уничтожением капитализма и классов, будет порождена самими капиталистами. Капиталисты не могут не потрясать общественную организацию. Вовлеченные в жесточайшую конкуренцию, они не могут не приумножать средства производства, не увеличивать одновременно численность пролетариата и его нищету.

Противоречивый характер капитализма выражается в том, что рост средств производства вместо того, чтобы вести к повышению уровня жизни рабочих, вызывает двойственный процесс: пролетаризацию и пауперизацию.

1.2 Классы и противоречия у К. Маркса

Маркс не отрицает, что между капиталистами и пролетариями есть множество промежуточных групп: ремесленники, мелкая буржуазия, торговцы, крестьяне-собственники. Но он убежден в следующих двух положениях. С одной стороны, по мере развития капитализма будет проявляться тенденция к кристаллизации общественных отношений между двумя, и только двумя, группами -- капиталистами и пролетариатом, С другой стороны, двум, и только двум, классам открыта возможность создания политического режима и идея социального режима. Промежуточные классы не обладают ни инициативой, ни историческим динамизмом. Существуют только два класса, которые в состоянии поставить на общество свое клеймо. Один из них -- класс капиталистов, другой -- класс пролетариев. Ко времени решающего конфликта каждый будет вынужден примкнуть либо к капиталистам, либо к пролетариям. К моменту взятия власти пролетарским классом произойдет решительный поворот в ходе истории. В самом деле, антагонистический характер, присущий всем известным до наших дней обществами, исчезнет. Маркс пишет об этом так: «Когда в ходе развития исчезнут классовые различия и все производство сосредоточится в руках ассоциации индивидов, тогда публичная власть потеряет свой политический характер. Политическая власть в собственном смысле слова -- это организованное насилие одного класса для подавления другого, Если пролетариат в борьбе против буржуазии непременно объединяется в класс, если путем революции он превращает себя в господствующий класс и в качестве господствующего класса силой упраздняет старые производственные отношения, то вместе с этими производственными отношениями он уничтожает условия существования классовой противоположности, уничтожает классы вообще, а тем самым и свое собственное господство как класса.

На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».

Этот фрагмент характерен как выражение одной из важнейших идей Маркса. В начале XIX в. все публицисты были склонны рассматривать политику или государство как вторичное по отношению к таким главнейшим явлениям, как экономические или социальные. Маркс не лишен этой общей склонности, он тоже считает что, политика или государство суть явления вторичные по отношению к тому, что происходит в самом обществе.

Следовательно, он представляет политическую власть как выражение общественных конфликтов. Политическая власть есть средство поддержания господствующим, эксплуататорским классом своего господства и эксплуатации.»

Если рассуждать в этом направлении, то уничтожение классовых противоречий должно логически повлечь за собой исчезновение политики и государства, поскольку политика и государство представляют собой, по-видимому, побочный продукт или выражение общественных конфликтов.

Таковы сюжеты одновременно исторического видения и политической пропаганды Маркса. Здесь они излагаются упрощенно, но Марксова наука ставит себе целью строгое доказательство этих своих положений: об антагонистическом характере капиталистического общества, о неизбежном саморазрушении столь противоречивого общества, о революционном взрыве, который положит конец антагонистическому характеру нынешнего общества.

Таким образом, в центре замысла Маркса -- истолкование капиталистического строя как противоречивого, при котором преобладает классовая борьба. Маркс изучает (или считает, что изучает) классовую борьбу в капиталистическом обществе и обнаруживает в разных исторических обществах эквивалент наблюдаемой им классовой борьбы. По Марксу, классовая борьба обнаруживает тенденцию к упрощению. Разные общественные группы поляризуются: одни вокруг буржуазии, другие вокруг пролетариата. Движущей силой истории будет развитие производительных сил; оно приведет посредством пролетаризации и пауперизации к революционному взрыву и построению впервые в истории неантагонистического общества.

1.3 Критика капитализма у К. Маркса

капитализм маркс вебер политический

Сам Маркс в отрывке, может быть, самом известном из всего написанного им вкратце изложил свою социологическую концепцию в работе «К критике политической экономии (Предисловие)», опубликованной в Берлине в 1859 г., он так выражает свои мысли: «Общий результат, к которому я пришел и который послужил затем руководящей нитью в моих дальнейших исследованиях, может быть кратко сформулирован следующим образом, В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения -- производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил». Совокупность этих "Производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. На известной "ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или -- что является только юридическим выражением последних -- с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке. При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с естественнонаучной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства, от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче -- от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение.

Таковы ведущие идеи экономической интерпретации истории. Пока речь не шла о сложных философских проблемах: в какой мере эта экономическая интерпретация соответствует или не соответствует материалистической философии? Какой точный смысл следует вкладывать в термин «диалектика»? Пока что достаточно придерживаться ведущих идей, которыми, очевидно, являются идеи, изложенные Марксом, и в которых, кстати говоря, содержится ряд двусмысленностей, поскольку точные рамки базиса и надстройки могут стать и уже стали предметом бесконечных дискуссий.

Маркс упрекает экономистов-классиков за то, что они считают законы капиталистической экономики законами универсального действия. По его же мнению, каждому экономическому строю присущи свои экономические законы. Экономические законы, открытые классиками, обнаруживают свою истинность лишь как законы капиталистического строя. Таким образом, Маркс переходит от идеи универсальной экономической теории к идее специфичности экономических законов каждого строя. Вместе с тем нельзя понять данный экономический строй, если не рассматривать его социальной структуры. Существуют экономические законы, свойственные каждому экономическому строю, потому что они служат абстрактным выражением общественных отношений, характеризующих определенный способ производства. Например, при капитализме именно общественной структурой объясняется сущность эксплуатации, и точно так же общественная структура определяет неизбежное саморазрушение капиталистического строя. {15. C.192]

Из этого следует, что Маркс стремится быть объективным, объясняя одновременно способ функционирования капиталистической системы с точки зрения ее социальной структуры и становление капиталистического строя с точки зрения способа функционирования. Маркс -- экономист, стремящийся быть одновременно и социологом. Постижение функционирования капитализма должно способствовать пониманию того, почему в условиях существования частной собственности люди подвергаются эксплуатации и почему этот режим обречен в силу своих противоречий породить революцию, которая его разрушит. Анализ механизма функционирования и становления капитализма представляет собой в то же время нечто вроде анализа истории человечества в свете способов производства.

Маркс считал, что экономические законы имеют исторический характер: каждому экономическому строю присущи собственные законы. Теория эксплуатации служит примером этих исторических законов, поскольку механизм прибавочной стоимости и эксплуатации предполагает разделение общества на классы. Один класс -- класс предпринимателей или владельцев средств производства -- покупает рабочую силу. Экономическая связь между капиталистами и пролетариями соответствует общественному отношению господства между двумя общественными группами.

Теория прибавочной стоимости выполняет двойную функцию -- научную и моральную. Именно их соединение объясняет огромную силу воздействия марксизма. В нем находят удовлетворение умы рациональные, а также склонные к идеализации, или мятежные, и оба типа интеллектуальной радости поощряют друг друга.

Отправным пунктом рассуждений Маркса была констатация тенденции к понижению нормы прибыли. Этого положения придерживались или полагали, что придерживались, все экономисты его времени. Маркс, всегда жаждавший растолковать английским экономистам, в чем, благодаря своему методу, он превзошел их, полагал, что в своем схематическом анализе объяснил тенденцию к понижению нормы прибыли как исторический феномен.

Основное и главное в марксистском учении заключается в соединении анализа функционирования с рассмотрением неизбежного изменения. Поступая рационально в соответствии со своими интересами, каждый способствует разрушению общего интереса всех или как минимум тех, кто заинтересован в сохранении режима. Эта теория представляет собой нечто вроде инверсии основных положений либералов. С их точки зрения, каждый, трудясь ради собственного интереса, трудится в интересах общества. По Марксу, каждый, трудясь ради собственного интереса, вносит вклад в деятельность, необходимую для окончательного разрушения режима.

Глава 2. Противоположность понимания капитализма у К. Маркса и М. Вебера

2.1 Современный капитализм К. Маркса и множество капитализмов М. Вебера

Оценивая творчество М. Вебера, известный американский историк экономической мысли Б. Селигмен писал: «Больше всего его интересовала экономическая социология, с точки зрения которой он мог изучить характерные для эпохи институты». Действительно, рассматривая типичные экономические институты и формы хозяйственной деятельности, Вебер редко затрагивает проблемы, которые для любого экономиста являются первенствующими, например, прибыль, соотношение спроса и предложения, экономические циклы и др. Экономика, история, право, культура и религия рассматриваются им через призму социологии. М. Веберу удалось сделать то, что не удавалось никому из социологов (да и не только социологов) до него -- дать социологическую «расшифровку» классических понятий политэкономии. Для этого ему пришлось разработать оригинальную концепцию капитализма, которую мы и собираемся проанализировать хотя бы в самых общих чертах. Впервые общие контуры веберовской концепции капитализма обрисованы в цикле статей, объединенных общим названием «Протестантская этика и дух капитализма».

Несмотря на все многообразие затрагиваемых М. Вебером вопросов, основным и четко очерченным предметом его исследований, по мнению специалистов, оставался капитализм. Ю. Н. Давыдов предлагает даже более сильную формулировку: социология -- это прежде всего и главным образом теоретическое осмысление капитализма. Объяснение этому тезису он предлагает искать в истории науки: экономический анализ современного общества, предпринятый А. Смитом, открывал возможности социологической расшифровки употребляемых понятий, а социально-философское осмысление капитализма еще более углубили Сен-Симон, Гегель и Маркс. В результате постепенных сдвигов в сторону социального анализа экономических проблем, четко обнаружившегося в новоевропейской мысли, «капитализм предстал уже даже как не столько политэкономическое, сколько социологическое понятие». М. Веберу, прошедшему через немецкую историческую политэкономию, предстояло развить дальше общую тенденцию «осоциологизирования» экономических категорий и самого капитализма.

Раскрывая свое понимание капитализма, М. Вебер делает весьма примечательную оговорку: термин «современный капитализм» охватывает вовсе не любую форму капитализма, существующую где бы то ни было на Земле в настоящее время, а только и только западноевропейский и американский капитализм. Таким образом, признак «современный» указывает не на историческое время, а на степень развитости того, к чему он прилагается. Надо понимать так, что современный капитализм -- это наиболее зрелая форма некого универсального явления или процесса, имевшего место во все времена и у всех народов. Действительно, здесь же М. Вебер указывает на то, что «капитализм существовал в Китае, Индии, Вавилоне в древности и в средние века». Чем же тогда современный капитализм отличается от несовременного? У последнего есть все, что есть у современного, но нет одного элемента, а именно «духа капитализма». Итак, если из современного капитализма вычесть некий этос, именуемый «духом капитализма», мы получим любой другой капитализм, существовавший когда-либо и где-либо на планете.

Эти два момента -- понимание капитализма в качестве универсального трансисторического процесса и концентрированное выражение природы капитализма не в его базисе, а в его надстройке, названной «духом капитализма», -- отличают концепцию М. Вебера от аналогичных концепций и его идейного противника К. Маркса, и его идейного сторонника В.Зомбарта. Можно выразиться так: Вебер придерживался принципа множественности исторических форм капитализма, а Маркс и Зомбарт -- тезиса единственности капитализма.

Главное, чем отличается подход М. Вебера от аналогичных попыток объяснить происхождение и эволюцию капитализма К. Маркса, Э. Дюркгейма и В. Зомбарта, состоит в концепции мотивации трудовой деятельности. Никто из них даже не удосужился затронуть, а не то чтобы глубоко и всесторонне проанализировать трудовой процесс и объяснить, почему традиционное мышление и традиционное отношение к труду крестьянина тормозит его продвижение к рыночной экономике и препятствует повышению производительности труда. Ответив на этот вопрос, М. Вебер, как нам кажется, стал шаг за шагом распутывать весь клубок проблем и в конечном итоге вышел на главную причину --- иной этос мышления, поведения и взаимоотношения людей, т.е. на понимание «духа капитализма».

У К. Маркса не могло зародиться теории мотивации трудовой и предпринимательской деятельности по двум причинам: он мало внимания обращал на человеческий фактор и в его концепции экономические факторы отодвинули на второй план культурные. Хотя именно он является автором наиболее продвинутого варианта трудовой теории стоимости, и именно он много страниц своих произведений посвятил описанию анатомии трудового процесса. Однако смена устаревших форм капитализма новейшими у него представала как процесс вытеснения простого товарного производства собственно капиталистическим, как вытеснение формального подчинения труда капиталу реальным подчинением. К. Маркс не мог открыть множественности форм капитализма потому, что у него современному капитализму предшествовал не авантюрный капитализм (или какая-то иная его форма), а простое товарное производство. Оно могло зародиться и в античности, оно могло существовать и в эпоху средневековья. Но зачем же его именовать капитализмом? Маркс вовсе не случайно изобрел термин «формы, предшествующие капитализму» и посвятил им специальную работу, где рассматривает весь исторический путь, пройденный человечеством на пути к капитализму. Капитализм у Маркса может быть только «современным капитализмом». Множество капитализмов не вписывается в его универсалистскую схему эволюции общественно-экономических формаций. Если принять веберовскую идею множественности форм капитализма, то придется отказаться от марксовой идеи множественности общественных формаций. Либо капитализм занимал все мыслимое историческое пространство, на котором расположилось человечество начиная с изобретения письменности и денег, либо до него человечество дозрело только в ХУ1-Х1Х веках, а все остальное время оно жило при первобытнообщинной, рабовладельческой и феодальной формациях.

Кстати сказать, не без изъянов и веберовская схема. Капитализм как универсально-историческая формация охватывает лишь так называемую письменную историю человечества. Капитализма не было в первобытнообщинном строе, а это 9 /10 человеческой истории. А вот в схеме Маркса и этой формации нашлось место. По Веберу, во всем мире -- в Китае, Индии, Древней Греции, Риме, Флоренции и в Европе XIX века -- в течение трех тысячелетий существовал «капитализм ростовщиков, военных поставщиков, откупщиков должностей и налогов, крупных торговых предпринимателей и финансовых магнатов». У Маркса, возводившего начало капиталистической эры к XVI столетию, капитализм занимает гораздо более скромный отрезок истории -- примерно триста лет (включая его ранний этап). Сравним две цифры: три тысячи и триста лет -- разница солидная. Так вот, современная наука -- и экономика, и социология (достаточно заглянуть в западные монографии и учебники) -- считает, что капитализму максимум триста лет, но никак не три тысячи. Таким образом, в вопросе определения хронологических рамок капитализма современная научная мысль решительно придерживается той традиции, которая идет от А. Смита, К. Маркса, В. Зомбарта и Э. Дюркгейма.

Все дело в том, что в сфере экономической социологии М. Вебера следует причислить к сторонникам чрезмерно широкой трактовки понятия «капитализм».

2.2 Характеристики капитализма К. Маркса и М. Вебера

Какие еще отличительные характеристики капитализма приводит Вебер? Истинный капитализм, а истинным может быть только рациональный (на обыденном языке -- цивилизованный), капитализм, ориентирован на извлечение прибыли не какими-нибудь грабительскими или обманными путями, но исключительно посредством обмена.

За сложными формулировками М. Вебера скрыта достаточно простая мысль -- рациональный капитализм существует там и тогда, где и когда доходы, полученные мирным путем, превышают расходы. Таков взгляд социолога. Он дает весьма общее и очень размытое, с точки зрения экономиста, понятие и тем удовлетворяется. Превышение доходов над расходами -- очень слабый фильтр, через который может проскочить любая рыба. Так оно и есть: практически во всех культурных странах существовал -- но в разной степени -- такой капитализм. Чем слабее требования к эмпирическим референтам понятия тем шире его объем. Такова непреложная истина методологии. Стоит ужесточить критерии отбора, как количество претендентов на звание капиталиста тут же уменьшится.

По пути сокращения числа претендентов и увеличения строгости критериев отбора пошел в свое время К. Маркс. В число признаков развитого капитализма у него входили особый способ получения прибавочной стоимости, формирование мощного рынка наемного труда, превращение формального подчинения труда капиталу в реальное, диалектика меновой и потребительной стоимости и великое множество других, теоретически очень сложных для понимания неподготовленного читателя показателей.

Зато будущее социалистическое общество Маркс описывал очень абстрактно и с большой любовью -- фактически так же, как описывал идеальный капитализм Вебер. Социализм у него -- планомерное и рациональное устройство общественного труда, где наконец-то ликвидированы непроизводительные затраты и члены общества получают то, что заработали. И специфический «дух социализма» у Маркса тоже присутствует. Только называется он духом коллективизма. он существовал «во всех культурных странах земного шара -- насколько мы можем судить по сохранившимся источникам их хозяйственной жизни». У Маркса в роли исторически универсального общественного строя выступал коммунистический уклад, или коммунизм. Человечество столкнулось с ним на заре своего существования. Первой и очень незрелой формой проявления коммунизма выступил родоплеменной, т.е. первобытнообщинный строй. Затем, в связи с зарождением частной собственности, классов, экономической эксплуатации и государства примерно 5-6 тысяч лет назад, человечество отклонилось от «правильного» пути. В результате возникли три задержки в пути -- рабовладение, феодализм и капитализм. По историческим меркам на остановки ушло не так уж и много времени -- примерно три тысячи лет. Тех самых, в течение которых, согласно схеме Вебера, возникли первые проблески капитализма и успели появиться некоторые его зрелые формы. Последние триста лет, если верить схеме обоих мыслителей, в Европе действительно преобладает современный капитализм. Но, согласно Веберу, он должен эволюционировать дальше в бесконечность, а согласно Марксу, он должен быть сменен более прогрессивным строем -- социализмом. Социализм -- вершина эволюции коммунистического строя, этого универсально-исторического уклада жизни. Правда, у Маркса вышла терминологическая неразбериха: одним термином «коммунизм» он обозначил и универсально-исторический уклад, и одновременно высшую его фазу, которая должна наступить после социализма.

Таким образом, рациональность, хотя это термин Вебера (им введен в научный оборот и им же основательно разработан, если следить за содержанием, а не терминологической формой выражения научной теории), характеризует всемирно-исторический процесс и у К. Маркса, и у М. Вебера. И в том, и в другом случае рациональность представляет собой процесс накопления прогрессивных черт экономической и социальной жизни; и по ходу истории нарастает. Разница между ними в том, что у Вебера рациональность связана с капитализмом, а у Маркса -- с коммунизмом. У первого нарастают элементы религиозной этики, прагматизма, калькуляции, индивидуализма, а у второго -- элементы атеизма, альтруизма, калькуляции и коллективизма.

2.3 Значение идей К. Маркса и М. Вебера о капитализме

С классификационной точки зрения Маркса и Вебера следует отнести к сторонникам универсально-исторической теории социально-экономического уклада общественной жизни. Оба немецких мыслителя, продолжая традицию классической социологии.

Итак, основным критерием принадлежности или не принадлежности хозяйственной единицы (либо страны в целом) к капиталистической системе служит степень рациональности. Если построить континуум рациональности, где будут обозначены два полюса -- рациональный и нерациональный хозяйственный уклад, то капитализм окажется у нас справа, а социализм -- слева (так как он -- проявление бюджетной, нерыночной экономики). Но если на том же континууме рациональности решит расположить капитализм и социализм К. Маркс, то они у него поменяются местами, так как современный ему капитализм служил воплощением неразумности и хищнического расточения человеческих сил.

Противоположность подходов Маркса и Вебера проявляется и в других моментах, в частности в понимании ими того, какой экономический уклад выполняет функцию универсально-исторического. У Вебера таковым служит капитализм. Он сопровождает всю документально зафиксированную историю человечества (указание на письменные источники содержится в определении капитализма, приведенном выше: немецкой философии, вполне в духе глобалистских проектов Гегеля видели всемирную историю как проявление, как некие выбросы «конкреций» Абсолютного духа. Только название его поменялось -- он именуется Рациональностью.

Сохранение для социологии всего аппарата наработанных политэкономией научных понятий, истолкованных «идеально типически» не следует ставить в заслугу М. Веберу. Во-первых, идеально-типический категориальный аппарат -- родовая черта немецких философов и социологов. Присуща она и К. Марксу. Во-вторых, М. Вебер вовсе не ставил целью сохранять для социологии аппарат классической, т.е. английской политэкономии. С ней он как раз боролся. А современная ему политэкономия была представлена фактически лишь трудами представителей немецкой исторической школы в политэкономии -- тех, с кем он вначале боролся, а потом критиковал. Если уж кто и умудрился сохранить для науки классический аппарат политэкономии, так это К. Маркс. И, наконец, вряд ли можно согласиться с тем, что понятие капитализма оказалось гораздо более содержательным и эвристичным, чем понятие «промышленное общество». В современной науке после М. Вебера практически никто уже не развивал социологические аспекты понятия «капитализм». А если и развивал, то ничего принципиально нового к Веберу не добавил.

Глава 3. «Капиталистический дух» и типы капитализма у М. Вебера

3.1 «Капиталистический дух» М. Вебера

Слово «дух» означает не что иное, как совокупность этических или этически окрашенных норм, регулирующих весь уклад жизни. Вебер определяет его не столько операционально, сколько контекстуально, предупреждая читателя, что понятие «капиталистический дух» прояснится постепенно, по мере движения теоретического анализа. Действительно, концептуализация данного понятия разворачивается у Вебера и набирает содержательную мощь только к концу «Протестантской этики».

Обобщая отдельные высказывания Вебера, можно представить некую систему положений, в совокупности раскрывающих то, что собой представляет «капиталистический дух». В одном случае это «определенный стиль жизни, нормативно обусловленный и выступающий в "этическом" обличье», т.е. «тип восприятия и поведения». В другом случае говорится о «комплексе связей... которые мы в понятии объединяем в одно целое под углом зрения их культурного значения». В иных фрагментах речь идет о специфическом этосе, правилах житейского поведения и «этике», об этически окрашенных нормах, регулирующих весь уклад жизни, об определенном строе мышления. Характеризуя «традиционалистское» хозяйство и соответствующий ему этос, или дух, Вебер пишет: «В основе подобного хозяйства лежало стремление сохранить традиционный образ жизни, традиционную прибыль, традиционный рабочий день, традиционное ведение дел, традиционные отношения с рабочими и традиционный, по существу, круг клиентов, а также традиционные методы в привлечении покупателей и в сбыте -- все это... определяло "этос" предпринимателей данного круга».

В заключительных разделах «Протестантской этики» понятие «капиталистический дух» не разворачивается в строгую систему. Как и раньше, встречаются его синонимы: образ мыслей и хозяйственный этос, профессиональный этос, капиталистический этос и т.п. Лишь в статье «Протестантские секты и дух капитализма», написанной после завершения главного труда, в 1906 г., но логически и содержательно к нему примыкающей, Вебер, разъясняя последствия распространения пуританской этики, приводит мысль, которую, за неимением ничего другого, можно считать обещанным теоретически полным определением: «Ибо... не этическое учение религии, а то этическое отношение к жизни, которое поощряется в зависимости от характера и обусловленности средств к спасению, предлагаемых данной религией, является "ее" специфическим "этосом" в социологическом значении этого слова». Как видим, речь идет здесь о религиозном, а не о хозяйственном этосе, что далеко не одно и то же.

Возможно, что под полным теоретическим определением Вебер понимал нечто иное, чем мы привыкли думать. Скорее всего, дело касается не дефиниции и исчерпывающей описательной формулы понятия, а раскрытия его предметного содержания. И в этом смысле Вебер сдержал свое обещание как нельзя лучше, ибо вся его книга посвящена пространному и очень аргументированному описанию того, что следует понимать под «капиталистическим духом» в зависимости от рассматриваемых типов страны, религии, исторической эпохи. Не вдаваясь в детали веберовского анализа, укажем лишь на то, что квинтэссенция его сформулирована, как в этом признается и сам Вебер, в поучении Бенджамина Франклина, которое очень точно отражает суть не только американского, но и европейского капиталистического менталитета.

Вебер пишет, что мысли Франклина пропитаны «духом капитализма», его характерными чертами. Но это не означает, что в них содержится все то, из чего складывается этот «дух». Таков лишь низший, нерелигиозный слой «капиталистического духа», его практическая философия. По существу, это максимы житейского поведения предпринимателя, т.е. этически окрашенные нормы, регулирующие весь уклад жизни. Их Вебер называет специфическим смыслом «духа капитализма», так как он присущ только современному (европейскому и американскому) капитализму, но не присущ его историческим предшественникам. Капитализму, существовавшему в Вавилоне, Индии, Китае и т.п., не хватало именно того своеобразного этоса, который обнаруживается у Франклина, отмечает Вебер.

Можно предположить, что наряду со специфическим значением существует какое-то неспецифическое, более универсальное истолкование понятия. Такой ход мысли был бы вполне логичен и уместен: кроме низшего слоя есть высший, под поверхностным слоем, состоящим из житейских правил (пусть даже этически окрашенных), размещается более глубокий слой, включающий, возможно, религиозные идеалы и нормы как некие этические императивы.

Вебер нигде не подтверждает, но и не опровергает подобных представлений. Учитывая то, какую фундаментальную роль Вебер всегда отводил религии, можно заключить, что наша двухслойная модель «капиталистического духа» вполне созвучна его учению: первый слой --- утилитарные правила поведения, второй слой -- религиозные нормы. Универсальность религии не вызывает сомнений: она существовала и по-своему оправдывала этос хозяйственной жизни в древнем Вавилоне, Китае, средневековой Европе. Напротив, утилитаризм -- явление новое, хотя его содержание очень древнее: честность -- полезна, ибо она приносит кредит, по той же причине являются добродетелями пунктуальность, прилежание, умеренность.

Оба слоя «капиталистического духа» представляют очень сложное и тонкое образование. Они легко переходят в свою видимость при неблагоприятном стечении обстоятельств. Утилитаризм означает, что быть честным выгодно. Но крайний утилитаризм уточняет: если выгоду или тот же эффект можно достичь при помощи видимости честности, то никто не запрещает лицемерить и притворяться. Лицемерами себе представляют всегда услужливых и улыбающихся американцев немцы.

Абсолютная и вполне сознательная бесцеремонность в погоне за наживой процветала как повсеместное явление в так называемую «докапиталистическую» эпоху. «Мы говорим о "докапиталистической" эпохе потому, что хозяйственная деятельность не была еще ориентирована в первую очередь ни на рациональное использование капитала посредством внедрения его в производство, ни на рациональную капиталистическую организацию труда». Крайний утилитаризм, жажда наживы, не ограниченная этическими рамками, только по видимости напоминает «капиталистический дух», а на самом деле ему противоречит и тормозит его распространение. Для рационального капитализма не существует другого злейшего врага, как его двойник -- иррациональный, алчный капитализм. Жажда наживы в такой степени мыслится как самоцель, что становится чем-то трансцендентным и даже просто иррациональным.

По мысли Вебера, одним из конституирующих элементов современного «капиталистического духа», и не только его, но и всей современной культуры является «рациональное жизненное поведение на основе идеи "профессионального призвания", которая возникла из духа христианской аскезы». В основе аскетизма лежит религиозная оценка неутомимого, постоянного, дисциплинированного, систематического мирского профессионального труда в качестве самого верного способа утверждения возрожденного человека и истинности его веры. Все это должно было служить могущественным фактором в распространении того мироощущения, которое называется «духом капитализма». Аскетизм утверждал ограничение досуга сферой внутренней религиозной работы по нравственному самоуглублению, ограничение потребления пределами удовлетворения разумных (минимальных, рациональных) потребностей. Аскетическая бережливость своим практическим результатом имела накопление капитала, который не расходовался на приобретение предметов роскоши, но производительно использовался в качестве инвестируемого капитала.

Таким образом, сущность «духа капитализма» состоит в том, что экономические законы и соответствующая им новая религиозная доктрина (протестантская этика) мотивировали, стимулировали, заставили, наконец, производительно работать не один, а два фактора: труд и капитал, рабочих и предпринимателей. Причем их функционирование теперь происходило или, в принципе, должно было происходить в едином ритме, по одним законам.

Прежде предприниматели нещадно эксплуатировали, спекулировали, стремились к наживе, попирая всякие нормы и ограничения. Со своей стороны, социальные низы, вынужденные заниматься непрестижным рутинным трудом, также обходили нормы и законы, но по-своему: сознательно ограничивали производительность труда, саботировали, не подчинялись приказам, проявляли недовольство и пренебрежение работой.

Именно в XVII в., и Вебер здесь прав, происходит духовная революция. Все перевернулось: черное стало белым. Спекуляция на бирже и изматывающая работа на шахте в одинаковой мере именовались отныне профессиональным долгом человека. Люди перестали вкалывать, они начали служить Богу, выполнять свое призвание.

Анализируя последствия распространения протестантской этики, мы забываем о кардинальной трансформации социально-психологического климата в обществе. В чем она выражается? Бедные перестали завидовать богатым, легко добываемое богатство осуждалось, а богатству, добываемому в поте лица и с риском для жизни, не позавидует и последний бедняк. Все категории населения, как избранные Богом, нравственно уравнялись. А экономически? Неравенство сохранялось. Но богатство как таковое не осуждалось, значит, оно сохранило привлекательность для тех, кто его пока не имел, но очень надеялся, был способен и хотел трудиться. Богатство сохранилось в качестве стимула для вертикальной мобильности, если она совершается легальным путем. А легальный путь -- самый демократичный и общедоступный. Стало быть, формирование массового среднего класса уже не за горами.

3.2 Веберовская типология капитализмов

«Капитализм, безусловно, тождественен стремлению к наживе в рамках непрерывно действующего рационального капиталистического предприятия, к непрерывно возрождающейся прибыли, к рентабельности... Капиталистическим мы будем называть такое ведение хозяйства, которое основано на ожидании прибыли посредством использования возможностей обмена, то есть мирного (формально) приобретательства. Приобретательство, основанное на насилии, не попадает под классификацию капиталистического предпринимательства, так как прибыль достигается не через процесс обмена. «Капиталистический индивид» осознает не только собственную выгоду (иначе бы его алчность не знала пределов), но и выгоду партнера. Иначе говоря, он добровольно подчиняется рациональным «правилам игры», принятым культурным сообществом. Стало быть, он разделяет те же ценности, которые разделяют другие члены сообщества.

Ценностную рациональность в поступках «капиталистического индивида» важно подчеркнуть еще и потому, что ценности, разделяемые обществом, охраняемые обществом и усваиваемые отдельным человеком в процессе социализации, остаются самым мощным тормозом иррационального стремления к наживе. Когда ценностный слой культуры, общественные традиции разрушаются, ничто не в силах остановить разбушевавшийся поток алчности. Подобное мы видим всякий раз, когда общество переходит из одного качественного состояния, с ослабленным действием денежных мотивов и приоритетов, в другое качественное состояние, в котором разрешены все способы обогащения и не поставлены институциональные барьеры для нечестной наживы.

Тем не менее Вебер уходит от подобного анализа, предпочитая сосредоточиться на формальной рациональности, фундаментом которой выступает целерациональное действие. Напомним, что формальная рациональность у Вебера означает калькулируемость, количественный учет, планомерную организацию дела. Это означает планомерное использование материальных средств и личных усилий для получения прибыли.

Капитализм у Вебера начинается не с возникновения товарно-денежных отношений и не с индустриальной революции. Он ведет свое летосчисление с начала учета капитала, который может принимать самые разные формы, но какими бы они ни были разными, содержание учета едино. «Такого рода исчисления совершаются на начальной стадии при составлении баланса, предшествуют каждому мероприятию в виде калькуляции, служат средством контроля и проверки целесообразности отдельных действий и помогают установить размер "прибыли" по завершении мероприятия». Точную калькуляцию может заменить приблизительный, в соответствии с традицией, опытом и привычкой, расчет и контроль. Однако это характеризует степень рациональности, а не суть капиталистического предпринимательства. Не важно, в какой форме партнеры ведут учет -- в уме или на компьютере, каким образом договариваются о сделке -- письменно, устно, по телефону, факсу или как-то иначе, важно то, что хозяйственная деятельность ориентирована па сопоставление дохода и издержек в денежном измерении.

Степень примитивности совершаемых сделок служит у Вебера фактическим критерием исторической типологизации капитализма. «Капитализм» существовал в Китае, Индии, Вавилоне, Египте, Древней Греции и Риме, в Европе средних веков и нового времени. «Существовали не только отдельные изолированные предприятия, но и целые хозяйства, полностью ориентированные на беспрерывное возникновение новых капиталистических предприятий... Очевидно, что капиталистические предприятия и капиталистические предприниматели, занятые... постоянно на данном предприятии, существуют издавна...».

Одна из самых трудных задач, с которой столкнулась литература о Вебере (вебероведение), заключается в выделении исторических типов капитализма. Дело в том, что сам Вебер не оставил четкой типологии капитализма (хотя капитализм -- важнейшая тема его рассуждений), подобно тому, как Маркс не оставил после себя четкой типологии классов, хотя известно, что классы составляли важнейший предмет его анализа, квинтэссенцию марксизма. Вебер довольно путанно рассуждает об американском и европейском типах капитализма, много и беспорядочно пишет об авантюристическом, торговом, фискальном, финансовом, политическом капитализме, подразумевая при этом, что речь идет о каких-то самостоятельных видах или типах. В частности, Вебер указывает на то, что «капитализм по своему типу может выступать как авантюристический, торговый, ориентированный на войну, политику, управление и связанные с ними возможности наживы». Современный тип он называет то «буржуазным промышленным капитализмом», то «рациональным промышленным капитализмом».

3.3 Критика веберовской типологии капитализма

Пытаясь как-то систематизировать представления Вебера, специалисты предлагают различные способы реконструкции веберовской типологии капитализма. Хотя явной типологии исторических форм капитализма П. П. Гайденко не дает, но совершенно очевиден предлагаемый критерий -- типы социального действия. По мнению автора, Вебер «не случайно расположил типы социального действия в указанном порядке; такой порядок -- не просто методологический прием, удобный для объяснения: Вебер убежден, что рационализация социального действия есть тенденция самого исторического процесса». История развивается по пути углубления степени рационализации общественной жизни, а это означает восхождение общества по ступенькам капитализма -- от несовершенных ко все более совершенным его формам, от традиционного к целерациональному действию.

Вторую попытку классифицировать веберовские формы капитализма предпринял Ю.Н. Давыдов. По его мнению, М. Вебер различал: 1) авантюристический капитализм, который был ориентирован на насилие либо на иррационально-спекулятивный способ получения прибыли, 2) военный капитализм, ориентированный на войну, 3) торговый капитализм, организующий получение прибыли за счет торговых операций, а не промышленного труда, 4) буржуазно-промышленный, т.е. новоевропейский капитализм, представляющий собой высший этап развития человеческой цивилизации. Главным в подходе Ю.Н. Давыдова является не дифференциация капитализма на те или иные этапы. Они четко не прописаны ни у М. Вебера, ни у Ю.Н. Давыдова (да и вряд ли их вообще можно четко отделить друг от друга). Н. Давыдов считает Вебера сторонником универсалистского подхода, согласно которому капитализм представлял собой единый всемирно-исторический процесс развития человечества, проходя на своем пути различные формы и стадии, самой зрелой из них является современный западноевропейский капитализм. Подобной позиции придерживался в свое время Т. Парсонс. Собственно от него и тянутся корни данной интерпретации Вебера. В ней нет ничего плохого. Однако необходимо четко осознавать ее исторические и методологические рамки. Такая версия веберовского учения сегодня признается ранней, т.е. устаревшей. На смену ей пришла поздняя, новаторская. По мнению сторонников новой версии капитализма, в частности Д. Кантовски, М. Вебер вовсе не отстаивал универсальности западного пути, он лишь подчеркивал его специфичность.

Несомненно, Вебер различал авантюристический и военный капитализм, но каким образом, неясно. Он никак не уточняет и не конкретизирует свою мысль. Несомненно, также и то, что Вебер допускал проникновение в современный капитализм остатков докапиталистических укладов и их носителей, которые носят иррационально-спекулятивный характер. Они отклоняют движение рационального промышленного капитализма от идеально-типической орбиты.

Идеальную орбиту современного капитализма у Вебера определяют такие параметры, как формально свободный труд, отделение предприятия от домашнего хозяйства, юридически оформленное разделение капитала предприятия и личного имущества предпринимателя, рациональный бухгалтерский учет. Вместе они составляют то, что он называет «рациональной капиталистической организацией труда». Именно она задает координаты движения современного капитализма.

Подобные документы

Краткий биографический очерк и общая характеристика социологического учения М. Вебера. Теория социального действия. Типы легитимного господства, выделяемые в соответствии с тремя основными мотивами повиновения. Принцип рациональности и теория капитализма.

реферат , добавлен 09.04.2009


Определение положения рабочего класса XXI в. Основные положения "Манифеста коммунистической партии" К. Маркса: историческое место капитализма, идея диктатуры пролетариата, цели коммунистов, отношение к собственности. Изменения, произошедшие в этом классе.

реферат , добавлен 03.02.2011


Анализ бюрократии как системы построения современного капиталистического государства. Проблема политического лидерства и парламентаризма. Бюрократизация как легальный тип господства у М. Вебера. Основополагающие черты бюрократического чиновничества.

курсовая работа , добавлен 23.01.2016


Краткая биография и характеристика научных работ М. Вебера - социолога-антипозитивиста. Основы неклассического типа научности социологии. Концепция социального действия как ядро творчества М. Вебера. Основные принципы рационализации общественной жизни.

реферат , добавлен 09.12.2009


Характеристика теории бюрократии и рационализации Вебера, их сравнительное описание и значение. Классификация и типы легитимного господства. Понятие и главные функции рациональной бюрократии М. Вебера как элемента механизма легального господства.

контрольная работа , добавлен 10.11.2014


Материалистическое понимание истории в теории К. Маркса. Особенности социально-философского учения Маркса. Учение об иерархии общественных отношений. Учение о законах развития общества. Принципы материалистического учения.

реферат , добавлен 10.10.2007


Материалистическое понимание истории. Общество как система связей и отношений между индивидами в процессе трудовой деятельности согласно теории Карла Маркса. Классовая борьба в развитии общества. Классы как социальные группы в неравном положении.

реферат , добавлен 03.12.2009


Социологическая система М. Вебера. Социология политики. Социология экономики. Механизмам формирования общества. Типы государств и общественных отношений. Тезисы М. Вебера из области социологии политики и государства. Идеал государства.

реферат , добавлен 14.03.2004


Исходные принципы социологической теории Макса Вебера. Механизмы образования исторических понятий как логических конструкций. Проблема понимания и интерпретация идеального типа. Теоретические устремления и программные установки веберовского ренессанса.

реферат , добавлен 28.03.2015


Основные принципы методологии социологической науки одного из самых влиятельных теоретиков М. Вебера. Социальное действие как предмет социологии, изучение поведения личности. Теория рационализации Вебера в социологических трактовках политики и религии.

Вот уже более трех недель глашатай умного капитализма, британская газета The Financial Times проводит смотр состояния рыночной экономики. Обозреватели, экономисты, политическое деятели и предприниматели со всего мира ведут споры на ее страницах. Озаглавлен этот длинный цикл статей был следующим образом: «Капитализм в кризисе».

То же самое, как если бы ватиканская газета l"Osservatore romano опубликовала критику католической церкви. Потому что общее мнение экспертов звучит довольно жестко, и его можно свести к такому нелицеприятному выводу: унаследованная из 1980-х годов формула ультралиберального и нерегулируемого капитализма больше не работает. Эти слова похожи на заявления Франсуа Олланда (François Hollande), однако появились они в одной из крупнейших газет международных деловых кругов.

Такие публикации - важный сигнал, который звучит три года спустя после кризиса 2008 года и за несколько дней до открытия экономического саммита в швейцарском Давосе. В экономике, как и любой другой сфере, существуют свои интеллектуальные тенденции. Они проявляются на страницах таких газет, как The Financial Times, The Wall Street Journal или The Economist, и подготавливают почву для глубинных изменений.

Преобразованиям эпохи Рейгана и Тэтчер, которые свернули шею умеренному послевоенному капитализму, в конце 1970-х годов предшествовала длительная демонизация государства со стороны мыслителей так называемой «консервативной революции». Вкупе с последовавшей глобализацией торговли она привела к зарождению нынешней формы капитализма. И возникновению кризиса 2008 года.

От рыночной экономики в ее современной версии нужно будет отказаться. «Она оказалась не только нестабильной, но еще и в значительной мере несправедливой», - говорится в открывшей цикл редакционной статье. Как рассказывает бывший глава американского казначейства Лоуренс Саммерс (Lawrence Summers), в США, то есть стране, которая призвана воплощать в себе высшие достижения капитализма, он теряет доверие населения: по данным недавнего опроса, лишь 50% граждан страны все еще отзываются о нем в позитивном ключе. Капитализм стал символом завышенных зарплат финансистов, анемичного экономического роста и высокой структурной безработицы.

Главным моментом в обвинительном заключении The Financial Times стал следующий вывод: капитализм оказался в кризисе, так как является главным источником неравенства. Он не стоит на защите моральных ценностей, а, наоборот, представляет собой лучшую из известных систем по производству богатства. И в своей версии до 1980-х годов хотя бы был известен тем, что распределял эти богатства относительно приемлемым образом. Экономисты сказали бы, что рынок благоприятствует разумному размещению ресурсов.

Но это осталось в прошлом. Последние 30 лет неравенство в Америке и Европе ощущается все сильнее. До такой степени, пишет The Financial Times, что начинает представлять угрозу для нашей демократии и построенного на консенсусе общества, которое опирается на преобладающий средний класс. В США в настоящий момент просматривается сильнейшее неравенство в доходах за почти что целый век. Находивший недавно проездом в Париже политолог Норман Орнштейн (Norman Ornstein) отметил, что нынешняя структура доходов в США характерна для стран третьего мира. С 1980 года состояние 1% наиболее богатых американцев увеличилось на 300%.

В то же время, как следует из статистики Министерства труда, средние доходы американской семьи выросли не более чем на 40%. Более того, уточняют специалисты, этот прирост был достигнут только потому что часть женщин вышли на рынок труда. Если убрать из расчетов этот второй источник доходов американской семьи, то вырисовывается еще более мрачная картина: за 30 лет средние доходы мужчин в США совершенно не увеличились. В Европе наблюдается аналогичная, пусть и не столь ярко выраженная тенденция.

Для чистоты анализа статистику Министерства труда необходимо дополнить данными об изменениях покупательной способности: в некоторых секторах она действительно возросла в результате усиления давления глобализации на цены. Тем не менее, неумолимые цифры приводят нас к по большей части аналогичному выводу: «В современной экономике сущетсвует две полосы, скоростная для сверхбогачей и заблокированная для всех остальных», - пишет один из обозревателей The Financial Times Джон Плендер (John Plender).

Главным объектом вызванного неравенством гнева стали «финансисты». Их незаслуженные, как часто говорят, богатства, не имеют ничего общего с доходами предприятий. Это барыши верхушки финансового сектора, который накачан спекуляционными амфетаминами и разросся сверх всякой меры. Одна из его главных задач - финансировать задолженность среднего класса, который в нынешнюю эпоху глобализации способен сохранить уровень жизни лишь с помощью займов. Злодей - это глава банка Goldman Sachs Ллойд Бланкштейн (Lloyd Blankstein), а герой - основатель Apple Стив Джобс (Steve Jobs).

Цикл статей The Financial Times приветствует предпринимателей. И критикует то, как советы директоров крупных предприятий устанавливают оклады руководства, в том числе в финансовом секторе. Мы живем в невероятное время: генеральный директор может зарабатывать в 400 раз больше сотрудников нижнего уровня. До 1980 года это соотношение было не больше 40. Моральный регресс или необходимость подстраиваться под практику конкуренции?

Мелкобуржуазный характер критики капитализма со стороны Сисмонди не следует понимать примитивно. Едва ли лавочник или кустарь представлялся Сисмонди венцом творения. Но он не знал другого класса, с которым мог бы связать свои надежды на лучшее будущее человечества. Он видел бедствия промышленного пролетариата и немало писал о его тяжелом положении, но совершенно не понимал его исторической роли. Сисмонди выступил в эпоху, когда формировались идеи утопического и мелкобуржуазного социализма. И хотя он не был социалистом, эпоха придала сисмондистской критике капитализма социалистический характер. Сисмонди оказался родоначальником мелкобуржуазного социализма, прежде всего во Франции, но в известной мере и в Англии. Маркс и Энгельс отметили это уже в 1848 г., в «Манифесте Коммунистической партии».

Сисмонди поставил в центр своей теории проблему рынков, реализации и кризисов и тесно связал ее с развитием классовой структуры буржуазного общества, с тенденцией к превращению масс трудящихся в пролетариев. Тем самым он попал в самую точку, ухватил противоречие, которое превратилось затем в опасный недуг. Сисмонди не разрешил проблему кризисов. Но уже тем, что он ее поставил, он сделал большой шаг вперед по сравнению со своими современниками. Оценивая вклад Сисмонди в науку, В. И. Ленин писал: «Исторические заслуги судятся не по тому, чего не дали исторические деятели сравнительно с современными требованиями, а по тому, что они дали нового сравнительно с своими предшественниками» .

В противовес школе Смита - Рикардо, считавшей ключевой проблемой капитализма накопление и игнорировавшей проблему реализации, Сисмонди выдвинул на передний план противоречие между производством и потреблением, а в связи с этим проблему рынка и реализации. Для Рикардо и его последователей экономический процесс был бесконечной серией состояний равновесия, а переход от одного такого состояния к другому совершался путем автоматического «приспособления». Сисмонди, напротив, фиксировал внимание на этих переходах, т. е. экономических кризисах. Как известно, тезис об автоматическом приспособлении спроса к предложению и невозможности общего перепроизводства получил в истории политэкономии название «закона рынков Сэя» или просто «закона Сэя». Сисмонди был решительным его противником.

Модель капитализма у Сисмонди заключается в следующем. Поскольку движущей силой и целью производства является прибыль, капиталисты стремятся выжать возможно больше прибыли из своих рабочих. Вследствие естественных законов размножения предложение труда хронически превышает спрос, что позволяет капиталистам удерживать зарплату на голодном уровне. Покупательная способность этих пролетариев крайне низка и ограничивается небольшими количествами предметов первой необходимости. Между тем их труд способен производить все больше и больше товаров. Внедрение машин лишь усиливает диспропорцию: они повышают производительность труда и одновременно вытесняют рабочих. В результате неизбежно получается, что все больше общественного труда занято производством предметов роскоши богатых. Но спрос последних на предметы роскоши ограничен и неустойчив. Отсюда почти без промежуточных звеньев Сисмонди выводит неизбежность кризисов перепроизводства.

Общество, в котором существует более или менее «чистый» капитализм и преобладают два класса - капиталисты и наемные рабочие, обречено на жестокие кризисы. Спасения Сисмонди ищет, подобно Мальтусу, в «третьих лицах» - промежуточных классах и слоях. Только для Сисмонди, в отличие от Мальтуса, это прежде всего мелкие товаропроизводители - крестьяне, кустари, ремесленники. Кроме того, Сисмонди полагал, что развитие капиталистического производства невозможно без обширного внешнего рынка, который он трактовал односторонне: как сбыт товаров более развитых стран в менее развитые. Наличием внешних рынков объяснял он тот факт, что Англия еще не задохнулась под бременем богатства.

Сисмонди отвергал положение А. Смита о том, что общественный интерес будет наилучшим образом обеспечен, если каждому члену общества предоставить возможность максимально свободно преследовать свою личную экономическую выгоду. Свободная конкуренция, указывал Сисмонди, имеет гибельные экономические и социальные последствия: обнищание основной массы населения при концентрации богатства в руках немногих, тяжелые экономические кризисы. В связи с этим он выступал с программой социальных реформ, для проведения которых, впрочем, требовал «только постепенных и косвенных мер со стороны законодательства, только осуществления в отношениях между хозяином и рабочим полной справедливости, которая возлагала бы на первого всю ответственность за зло, которое он причиняет второму» . Реформы, которые рекомендовал Сисмонди, сводятся к введению социального обеспечения за счет предпринимателей, ограничению рабочего дня, установлению минимума заработной платы. Он писал также о желательности участия рабочих в прибыли предприятия. Для своего времени эти меры были прогрессивны, а порой казались опасно социалистическими. Как известно, подобные реформы оказались впоследствии приемлемы для капиталистов и отнюдь не подорвали их господство.

Но во многом Сисмонди смотрел не вперед, а назад. Спасения от бед капитализма он искал в искусственном сохранении старых порядков, в недопущении концентрации богатства в руках немногих лиц. Сисмонди, конечно, не хотел возвращения к средним векам, к феодализму. Но он желал, чтобы бесчеловечное шествие капитализма было остановлено путем насаждения общественных институтов, которые под видом нового вернули бы «добрые старые времена». Чтобы создать рабочим обеспеченность, он предлагал ввести систему, напоминающую старые ремесленные цехи. Он хотел бы возродить в Англии мелкую земельную собственность. Этот экономический романтизм был утопическим и по сути реакционным, так как он отрицал прогрессивное существо развития капитализма и черпал свое вдохновение не в будущем, а в прошлом.

Во многих отношениях Сисмонди был передовым мыслителем. Это проявляется прежде всего в его пониманий исторического процесса как смены менее прогрессивного общественного строя более прогрессивным. Споря с Рикардо и его последователями, не видевшими никаких иных перспектив общественного развития кроме капитализма, Сисмонди задавал своим оппонентам вопрос: на основании того, что капитализм прогрессивнее формаций, которые он сменил, «можно ли заключить, что мы достигли теперь истины, что мы не откроем основного порока в системе наемного труда… как мы его открыли в системах рабства, феодализма, цеховых корпораций… Придет, без сомнения, время, когда наши внуки будут считать нас варварами за то, что мы оставили трудящиеся классы без защиты, такими же варварами, какими они, так же, как и мы, будут считать нации, обратившие эти классы в рабство» . Из этого замечательного высказывания видно, что Сисмонди предвидел смену капитализма каким-то более высоким и гуманным общественным строем, черты которого он, однако, совершенно себе не представлял.

В. И. Ленин. Поли. собр. соч., т. 2, стр. 178.

Ж. Симонд де Сисмонди. Новые начала политической экономии, или о богатстве в его отношении к народонаселению, т. 2. М., Соц-экгнз, 1937, стр. 176

Ж. Симонд де Сисмонди. Новые начала политической экономии, или о богатстве в его отношении к народонаселению, т. 2, стр. 209.

Критика капитализма сегодня становится привычной. Скорее даже наоборот, признание того, что капитализм хорош, кажется странным. Кризис превратился из чего-то экзотического и апокалипсического в привычную форму существования - совершенно по Марксу. Поэтому прежние восторги бывших советских людей по поводу того, что капитализм дает 200 видов колбасы в магазине сменяются пониманием того, что эти 200 видов колбасы обходятся очень дорого. Слишком дорого. Фантастически дорого, и причем не только в деньгах. Люди чувствуют, что капитализм лишает их чего-то очень важного, того, лишившись которого они перестанут быть людьми.

Это чувство дает основание для критики современной модели. Не будем касаться критики политэкономической. Утверждать, насколько Маркс был прав и насколько ошибались все его противники означает очень долгую и специфическую дискуссию, которая и так ведется в блогосфере. В любом случае, переход к политэкономическому рассмотрению требует определенной подготовки и умению использовать определенный аналитический аппарат. В этом случае пресловутое «неясное понимание» уступает место аналитическому. В случае же «неясного понимания» речь идет об этическом восприятии капитализма, об его критике с этических позиций.

Наиболее распространенным аспектом этической критики капитализма в современном обществе (особенно «среди левых интеллектуалов») является так называемое «общество потребления». В прошлом основой критики капитализма считали нищеты народных масс, однако сейчас эта нищета менее выражена, особенно в мегаполисах, и не дает о себе знать. Сверхпотребление же, в отличии от политэкономических особенностей капитализма, видится прекрасно «невооруженным взглядом» и представляет отличную мишень для критики. Действительно, если та же классовая структура общества кажется то ли односторонней, то ли устаревшей, то массовая потребительская гонка всегда на виду.Очередь за новыми Айфонами по своему маразму мало что может превзойти.

Поэтому пытаясь рассмотреть, что же является причиной этического неприятия капитализма, многие выбирают именно этот путь. Дескать, капитализм заставляет человека рваться нам работе ради того, чтобы он обрел еще один предмет потребления. Не забывают и про рекламу, которая реально надоела большинству людей более чем полностью. Кажется, что мир без рекламы и без бесконечной потребительской гонки будет намного чище (в том числе и сточки зрения экологии) и счастливее. Разве не является идеалом «простая жизнь» (желательно на природе), когда человек работает только для того, чтобы удовлетворить основные потребности, а не рвет на себе жилы ради обладания еще одним гаджетом…

Стоп! Идеал - идеалом, а вопросы остаются. И речь идет о том, что же является «основными потребностями». И если с новым «бентли» тут все понятно, что более приземленные вещи оказываются спорными. Например, в той же «простой жизни» пардон, уборная должна быть или нет? И какая? Понятно, что дачнику и «туалет системы сортир» может оказаться приемлемым, но летом. А зимой, в мороз, в метель…

Поэтому понимание, за какой же границей потребление переходит в разновидность «сверх-» остается весьма условным. Эту границу всегда можно двигать в ту или иную сторону. Так, для некоторых сельских пенсионеров сверхпотреблением является тот же водопровод—они до сих пор носят воду «с колонки» или вообще, из реки, так как считают абсурдным платить деньги за проведение водопровода домой (а деньги имеют, держат «на книжке»). Впрочем, это сейчас уходящий тип, еще лет десять назад подобных было больше. Но вот люди, не использующие стиральные машины-автоматы встречаются до сих пор…

С другой стороны, тот же представитель «офисного планктона» зачастую наличие планшета или телефона новейшей марки, меняемой каждый год, не считает за сверхпотребление. Он вполне может обличать «тупых потребителей», смеяться над толпой на распродажах и вообще, иметь антикапиталистические взгляды. Айфон -это же простотелефон—будет утверждать этот менеджер среднего звена. Удобный, надежный. Почему наличие хорошей вещи следует считать «потреблятством»?

Таким образом, критика сверхпотребления является столь же неопределенной, сколь и распространенной. Но эффект от этой критики является далеко не однозначным. Например, сверхпотребление становится базовым признаком капитализма, и общества, не имеющие его могут казаться некапиталистическими или антикапиталистическими. Например, еще недавно была популярна идея теократии, как спасения от капиталистического ада. Еще сейчас многие связывают ограничения потребления, декларируемые многими религиями с «выздоровлением общества», устранением его основных противоречий. Даже критика той же РПЦ идет во многом от того сверхпотребления, которое ведут высшие церковные иерархи. Типа, у наличие у Патриарха часов «брегет» или дорогих автомобилей является основной проблемой клерикализации общества. Не было бы часов и катайся Патриарх на «Ладе-Калине»--все было бы прекрасно…

Еще менее очевидный результат критика сверхпотребления дает в самом левом движении, в левой антикапиталистической мысли. Все более усиливающаяся критика этого процесса дает как идеал вариант общества «недопотребления», наподобие мифического маонисткого Китая, где все одеты в одинаковые ватники и живут в казармах. Какое отношение это имеет к критике капитализма, сложно сказать. 90% времени капитализм представлял собой именно этот вариант, да и представляет для огромной массы стран теперь.

И главное. Не является ли проблема критики сверхпотребления тем, что само это сверхпотребление вторичным результатом неких внутренних процессов капиталистического общества?Почему бы и нет. Реально Маркс дал этому определение еще в XIX веке. В «Экономическо-философских рукописях 1844 года»он писал:

«Во-первых, в том, что труд является для рабочего чем-то внешним, не принадлежащим к его сущности; в том, что он в своем труде не утверждает себя, а отрицает, чувствует себя не счастливым, а несчастным, не развивает свободно свою физическую и духовную энергию, а изнуряет свою физическую природу и разрушает свои духовные силы. Поэтому рабочий только вне труда чувствует себя самим собой, а в процессе труда он чувствует себя оторванным от самого себя. У себя он тогда, когда он не работает; а когда он работает, он уже не у себя. В силу этого труд его не добровольный, а вынужденный; это - принудительный труд. Это не удовлетворение потребности в труде, а только средство для удовлетворения всяких других потребностей, но не потребности в труде. Отчужденность труда ясно сказывается в том, что, как только прекращается физическое или иное принуждение к труду, от труда бегут, как от чумы. Внешний труд, труд, в процессе которого человек себя отчуждает, есть принесение себя в жертву, самоистязание. И, наконец, внешний характер труда проявляется для рабочего в том, что этот труд принадлежит не ему, а другому, и сам он в процессе труда принадлежит не себе, а другому. Подобно тому как в религии самодеятельность человеческой фантазии, человеческого мозга и человеческого сердца воздействует на индивидуума независимо от него самого, т.е. в качестве какой-то чужой деятельности, божественной или дьявольской, так и деятельность рабочего не есть его самодеятельность. Она принадлежит другому, она есть утрата рабочим самого себя.

В результате получается такое положение, что человек (рабочий) чувствует себя свободно действующим только при выполнении своих животных функций - при еде, питье, в половом акте, в лучшем случае еще расположась у себя в жилище, украшая себя и т.д., - а в своих человеческих функциях он чувствует себя только лишь животным. То, что присуще животному, становится уделом человека, а человеческое превращается в то, что присуще животному?

Правда, еда, питье, половой акт и т.д. тоже суть подлинно человеческие функции. Но в абстракции, отрывающей их от круга прочей человеческой деятельности и превращающей их в последние и единственные конечные цели, они носят животный характер.»

Вот вам и основа сверхпотребления.Если труд отчуждается, то единственно доступными человеческими функциями оказываются связанные с потреблением. С ростом отчуждения растет и потребление, как попытка уравновесить расчеловечивание в трудовой деятельности тем, чем остается. Проблема оказалась обратной той, на которую указывали критики. Бороться со сверхпотреблением означает бороться с попытками человека обойти извне систему отчуждения, усиливая те функции, что не ей. То, что эти попытки оказываются бессмысленными, потому что пытаясь вырваться за пределы замкнутого круга, человек все равно оказывается в нем, не означает того, что исключение вообще этого круга из рассмотрения является верным.

Основная этическая проблема капитализма - не «потреблятство»! Основная этическая проблема капитализма - это отчуждение. Это именно то, что миллионы лишаются своей воли, отдают её в руки некоторых избранных. Миллионы и миллиарды денежных средств - это миллионы и миллиарды человеко-часов, миллионы и миллиарды отобранных воль.

Именно поэтому коммунизм, как решение проблем современного общества представляет собой именно снятие отчуждения. Возвращение человеку его свободной воли, превращение его из «винтика» капиталистического производства в истинного хозяина своей жизни. По сравнению с этой истинной свободной кажутся жалкими либеральные права. Либеральная свобода представляет собой лишь небольшое подмножество свободы коммунистической, а сами либералы лишь жалкими имитаторами, которые пытаются своими действиями лишь изобразить подобие свободы, не давая ничего реального.

Вернемся на мгновение к Аристо­телю. Возможно, читатель помнит, что великий эллин противопоставлял экономике хрематистику. Экономика - естественная хо­зяйственная деятельность, направленная на удовлетворе­ние потребностей человека. Хрематистика - стремление к безграничному обогащению, хозяйственная деятельность не ради потребления, а ради накопления богатства. Мы ви­дели, какие превращения в дальнейшем претерпела эта идея со времен Аристотеля.

Она представляет собой естественную основу всякой критики капитализма, ибо с такой точки зрения капита­лизм - это сплошная хрематистика. Идеалом для Сисмон­ди является не полунатуральное рабовладельческое хозяй­ство, а патриархальное хозяйство независимых фермеров и ремесленников, воплощением хрематистики - не афин­ские торговцы и ростовщики, а английские фабриканты, купцы и банкиры, чьи нравы уже захватывают его род­ную Женеву и близкую его сердцу Францию.

Критика капитализма со стороны Сисмонди была мел­кобуржуазной. Это не следует понимать примитивно. Едва ли лавочник или кустарь представлялись Сисмонди венцом творения. Но он не знал другого класса, с которым мог бы связать свои надежды на лучшее будущее человечества. Сисмонди видел бедствия промышленного пролетариата и немало писал о его тяжелом положении, но он совершенно не понимал его исторической роли. Сисмонди выступил в эпоху, когда формировались идеи утопического и мелко­буржуазного социализма. Сам он ни в коей мере не был социалистом и не менее отрицательно, чем Рикардо, отно­сился к утопиям Оуэна и др. Но сама эпоха придала сисмондистской критике капитализма, вопреки его желанию, социалистический характер. Сисмонди оказался родона­чальником мелкобуржуазного социализма, прежде всего во Франции, но в известной мере и в Англии. Маркс и Энгельс отметили это уже в 1848 г., в «Манифесте Коммунистиче­ской партии».

Сисмонди ненавидел органически присущий капита­лизму культ денег. Когда мадам де Сталь собиралась ехать в Соединенные Штаты (эта поездка не состоялась), он с негодованием писал, что в этой стране все расценивается только на деньги, и цитировал в письме статью из американской газеты, где речь шла только о богатстве дочери Неккера и ни слова не говорилось о ее таланте, уме и ли­тературных заслугах. Но не такими эмоциями замечатель­на критика капитализма, данная Сисмонди. Будучи круп­ным экономистом и социологом, он сумел очень выпукло показать многие действительно важнейшие противоречия и пороки капитализма.

Сисмонди поставил в центр своей теории проблему рынков, реализации и кризисов и тесно связал ее с разви­тием классовой структуры буржуазного общества, с тен­денцией к превращению масс трудящихся в пролетариев. Тем самым он попал в самую точку, ухватил противоречие, которое исторически развивалось, которое из небольшой болячки во времена Сисмонди превратилось затем в опас­ный недуг. Не будет преувеличением сказать, что проблеме экономических кризисов посвящены тысячи, может быть, десятки тысяч работ в литературе по политической эконо­мии. Труды Сисмонди не затерялись в этой массе. Конеч­но, Сисмонди не разрешил проблему кризисов. Но уже тем, что он ее поставил (в 1819 г.!), он сделал большой шаг вперед по сравнению со своими современниками. Оценивая вклад Сисмонди в науку, В. И. Ленин писал в названной выше работе: «Исторические заслуги судятся не по тому, чего не дали исторические деятели сравнительно с современными требованиями, а по тому, что они дали нового сравнительно со своими предшественниками».

Для Рикардо и его последователей экономический про­цесс был бесконечной серией состояний равновесия, а пере­ход от одного состояния равновесия к другому совершался гладко, путем автоматического «приспособления». Их ин­тересовали именно эти состояния равновесия, а переходы они в сущности игнорировали. Сисмонди же заявил, что эти переходы представляют собой не гладкое приспособле­ние, а острейшие кризисы, механизм которых как раз и важен для науки.

Модель капитализма у Сисмонди заключается, грубо говоря, в следующем. Поскольку движущей силой и целью производства является прибыль, капиталисты стремятся выжать возможно больше прибыли из своих рабочих. Вследствие естественных законов размножения (Сисмонди в основном следовал Мальтусу) предложение труда хро­нически превышает спрос, что позволяет капиталистам удерживать зарплату на голодном уровне. Чтобы прожить, рабочие вынуждены работать, как отмечал Сисмонди, 12- 14 часов в сутки. Покупательная способность этих проле­тариев крайне низка и ограничивается небольшими коли­чествами предметов первой необходимости. Между тем их труд способен производить все больше и больше товаров. Внедрение машин лишь усиливает диспропорцию: они повышают производительность труда и одновременно вытес­няют рабочих. В результате неизбежно получается, что все больше общественного труда занято производством предме­тов роскоши богатых. Но спрос последних на предметы роскоши ограничен и неустойчив. Отсюда почти без про­межуточных звеньев в логике Сисмонди выводит неизбеж­ность кризисов перепроизводства.

Отсюда же вытекают и рецепты, которые дает Сисмон­ди. Общество, в котором существует более или менее «чи­стый» капитализм и преобладают два класса - капитали­сты и наемные рабочие, обречено на жестокие кризисы. Спасения Сисмонди ищет, подобно Мальтусу, в «третьих лицах» - промежуточных классах и слоях. Только для Сисмонди, в отличие от Мальтуса, это прежде всего мел­кие товаропроизводители - крестьяне, кустари, ремеслен­ники. Кроме того, Сисмонди полагал, что развитие капиталистического производства невозможно без обширного внешнего рынка, который он трактовал односторонне: как сбыт товаров более развитых стран в менее развитые. Наличием внешних рынков объяснял он тот факт, что Англия еще не задохнулась под бременем своего богат­ства.

Сисмонди требовал широкого вмешательства государ­ства в хозяйственную жизнь. Только с помощью государ­ства надеялся он утвердить в экономической жизни те ес­тественные и здоровые нормы, которые стихийный процесс развития неудержимо подрывал. Сисмонди предлагал ряд мер, в то время казавшихся опасно социалистическими, но теперь вполне приемлемых для капиталистов: социальное страхование и обеспечение для рабочих, участие рабочих в прибылях предприятий и т. п. Эти разделы книги Сисмонди любопытны с современной точки зрения.

Но в основном Сисмонди смотрел не вперед, а назад. Спасения от бед капитализма он искал в искусственном сохранении старых порядков, в недопущении концентра­ции богатства в руках немногих лиц. Он совершенно не видел, что в его время эти попытки остановить развитие
капитализма были бессмысленны и нелепы. Сисмонди, ко­нечно, не хотел возвращения к средним векам, к феода­лизму. Но он желал, чтобы бесчеловечное шествие капита­лизма было остановлено путем насаждения общественных институтов, которые под видом нового вернули бы «добрые
старые времена». Чтобы создать рабочим обеспеченность,
он предлагал ввести систему, напоминающую старые ре­месленные цехи. Он хотел бы возродить в Англии мелкую земельную собственность. Этот экономический романтизм был утопическим и по сути реакционным, так как он отри­цал прогрессивное существо развития капитализма и чер­пал свое вдохновение не в будущем, а в прошлом.