Григорий ревзин о виртуальных толпах. Григорий ревзин об олимпийских объектах в сочи

В Венеции сейчас XI международная арх-биеннале. Там развернулся «матч за Россию». В интернациональном пространстве по мне так счет 3:0. Осталось разобраться внутри.

Там снаружи: архитектура вне зданий (Out There: Architecture Beyond Buildings) – такую тему предложил куратор этого года американец нидерландского происхождения Аарон Бецки. «Красота всегда снаружи; – вспомнилось мне сразу венецианское эссе Иосифа Бродского, – потому что она исключение из правил». Такое было только внутри японского павильона – тончайший рукотворный рисунок по простыням стен. Как будто храмы – только росписаны калиграфами, а не иконописцами. «Привет фреске», по определению архитектора Евгения Асса.

В целом же биеннале – о другом.

«Золотого льва» взял павильон Польши. «Как черепа коней будут пугать своими пустыми глазницами окон – недостроенные небоскребы. Да здравствует Новый Романтизм с миром мегаруин и погасших вывесок. Царь-кризис грядет!» – написал мне недавно литературный знакомый. Вот это и было у поляков. Они там наснимали самых кассовых своих построек и поглумились над ними в Фотошопе. Что станет с этим офисно-банковским глянцем спустя полувек? Варшавский Metropolitan – офисный анклав, построенный в 2003 году Норманом Фостером, – обернется тюрьмой. Терминал столичного аэропорта – загоном для крупного рогатого скота плюс птичьим двором. Небоскреб – колумбарием. Все загажено, разбито, всюду – мусор…

За такое умирание архитектурной плоти в серии фотографий «Меланхолия» в 2000 году уже получал первого и единственного российского «Льва» архитектор Илья Уткин. Тогда куратором нашего павильона также, как и в этом году, был архитектуровед и критик Григорий Ревзин. Сам-то он вразрез с кураторским призывом «Меньше эстетики, больше этики!» ставку тогда делал на глубоко эстетствующего неоклассика Михаила Филиппова. Но жюри проголосовало за «смерть державы». К слову, у нас тогда Грозный лежал в развалах. На это кураторство Ревзина выпал разгром Южной Осетии. Но это – внезапное совпадение: за три месяца разве развернешь кураторский замысел вспять, тем более, что в этот раз он был закручен на деньгах и власти. Постсоветская Россия впервые представила реальную архитектуру. Вновь в пику общебиеннальной теме: здания. Там империя умирала, а здесь – заколосилась нефтедолларовыми всходами. Такое разве поощрят?

Тем более, что в этом году биеннале случилась проамериканской. За четверть года до ее открытия, когда об агонии американского образа жизни еще не говорили с телеэкранов, «Золотого льва» за «жизненный вклад» вручили Фрэнку Гери. (США в архмейнстриме представляет он). Его главное детище – музей в Бильбао – выражение гугенхеймской пропаганды потребления искусства на манер фаст-фуда. Гери – зачинатель архитектуры как такой взбудораженной веселухи, менее всего ориентированной на какую-то там социальность, экологию или вписанность в ландшафт, более – на доход. Именно этот персонаж, по июньскому признанию американца Бецки, и воплощает кураторский концепт «архитектуры вне зданий». Это такие фантазийные фрики… «Архитектура – способ думать о зданиях, – говорит Бецки, – а когда они построены, она умирает». А у Гери – все равно живет! Потому что его реализации галюциногенны. Здание думает само себя. Не равно самому себе. Кривляется и скандалит.

В российской архитектуре эту линию реализует бюро «Арт-бля». Они вообще из всех наших архитекторов наиболее адекватны посылу Бецки о «выходе за рамки архитектуры как дисциплины». «Чтобы начать новую работу, – формулируют они свое кредо, – надо освободиться от груза знаний и опыта, выйти из существующих рамок наперекор всем правилам. И только после того как родилась идея (неважно, в каком жанре она выражена), мы вспоминаем, что мы – архитекторы». Однако это единственное наше бюро, которое бойкотировало биеннале (даже смотреть, – не то, что участвовать, – не поехало). О причинах – ниже. Хотя, если абстрагироваться от политики и прикинуть чисто с эстетических позиций, раскрути мы там Савина-Чельцова-Лабазова, может быть, и завоевали бы «Льва». В конце концов, еще один ушел (тоже, правда, американцу) Грегу Линну. Но его утиль-мебель из отслуживших свое пластмассовых зверушек по мне так на порядок слабее выкрутасов детской студии «Арт-бля». Ну, допустим, это наше нулевое очко – несостоявшееся, но все же ставим галочку.

Дальше – хохма. Известный своими титановыми лопастями Фрэнк Гери вдруг в итальянском павильоне «Мастера эксперимента» выставил деревянный аналог музея Бильбао, который к тому же обмазывали глиной. И наши архитекторы похохатывали: «Гери стал Бродским!» В прошлом году в русском павильоне мы выставляли Александра Бродского – мастера по работе с необоженной глиной. Кстати, сейчас его инсталляции из этой беззащитной материи – на пермской выставке «Русское бедное». Но у нас-то понятно. А там икона американской архитектуры трескается на глазах! Это безусловное очко в нашу пользу (2:0) – у нас Бродский в теме уже 10 лет.

Вряд ли за те три месяца между вручением первого и последующих «Львов» что-то кардинально изменилось в сознании хунты экспертов да и самих американских зодчих, но тем не менее невероятно: Гери в копеечном недолговечном исполнении да и в наградной стратегии – другие акценты. Главная неожиданность, конечно, – Польша. Но удивил и «Серебряный Лев», вручаемый молодым экспериментаторам и на этот раз – чилийцу Алехандро Аравена (группа Elemental) за сверхдешевое жилье для самых бедных. Построенное можно было разглядеть в стереоскопические очки, что, наверно, также подчеркивает масштаб проблем малых сих жителей не первого по счету мира.

Хотя табель о рангах слегка поплыл. Шутка ли – Америка в своем павильоне развела огород: помидоры, капуста, лук… Экспозиция называется «Сквозь рай» (towards paradise) – через потребительский бум к подножному корму? Вглядитесь в фото: там еще и человек в фуфайке SALE - они что уже и людской ресурс распродают?

Хотя Германия вот тоже подумала на тему рая: яблоньки в горшках и с капельницами.

Чем-то это напоминало инсталляцию «Кома города» Александра Бродского (еще очко? 3:0). Только здесь издыхает не любимый город, а природа. В павильоне Дании целую ‘ecotopedia’ развернули – словарь экопроблем и их решений.

Досталось на счет экологии и России – эстонцы протянули между нашим и германским павильонами желтого «удава» – это на тему как проект строительства северного газопровода портит экологию Европы. В эскизе была чудовищная черная труба раза в четыре больше своей реализации.

Такой же «пшик» получился и из украинского демарша. Эти установили рядом с нашей площадкой надувную ракету СС-20. Вроде как упрек в милитаризме, но по виду как будто кто-то просто нагадил, отобедав прежде чем-то радостно-кислотным по цвету и не переварив.

Так что эти выпады не в счет. А мы, кстати, уже подобрались вплотную к родной экспозиции. Вон они – уже вздымаются жерди сделанной николо-ленивцами экспромтом «триумфальной арки»…

Внутри же наш центральный зал нарезан красно-белыми квадратами. Их, должно быть, 64 – шахматное поле боя. Фигуры – макеты зданий. За каждым – имя архитектора. Национальная версия «матча за Россию». Наши в численном превосходстве – их 15. Иностранцы, видимо, уже слегка «побиты» – 11. (Итого: еще наши четыре очка). Красно-белый диколор отсылает к гражданской войне, что понятно, так как воюют, по сути, не архитекторы – наши с зарубежными (как на том настаивают кураторы) – а чиновники-девелоперы с территорией сиречь с населением. Вопрос в том, чья – своя или рекрутированная с Запада – пехота гуманнее. (Таким образом, четыре псевдоочка снимаем).

Получилась та еще метафора строительного бума: здания убивают друг друга. Хотя игра с подвохом: в центре – пятиметровая Башня «Россия» Нормана Фостера из «Москва-Сити». Если все прочие макеты на колесиках (что символизирует откаты?) и двигаются, этот нет – главный король партии. И никакие тут шах мат не помогут. «С земли никак, только если с воздуха», – шутили на открытии. Перефразируя пассаж из одноименной теме биеннале книжки куратора: «Каждая территория мечтает быть очищенной».

Когда-то в Центре исследования хаоса (http://cih.ru) у нас с коллегой была концепция метрополитена как корневища архитектурной Москвы, дающего побеги в город. Ее пластического бессознательного, изживаемого архитекторами, но возвращаемого к прототипу заказчиками и властями. В русском павильоне в Венеции подполье изумительно. Это такие фантастические уснувшие остовы, выбеленных рубанком стволов, в световых пятнах, с замершими ветвлениями, с прорывом – на фотопанораме – в родной приугорский простор.

Инсталляция экс-митька Николая Полисского в подвале павильона – «то, о чем мечтает русская земля». Весьма знакомый, судя по его научным статьям прошлых лет, с фрейдизмом и юнгианством куратор нашей экспозиции Григорий Ревзин очистил подсознание русской архитектуры, наполнив его совершенными и исконными архетипами, и обнажил всю гнусь коммерциализации и властного произвола.

Несмотря на то, что в российском павильоне была показана реальная архитектура, в его решении фирменное для куратора Ревзина противопоставление эстетики и действительности. Причем амплитуда экстремальна. Как формировалась экспозиция этого года? Был отобран список архитекторов. Участие – 100 тыс. евро. Архитекторов обзвонили. А те уже шли к своим девелоперам. «Ты знаешь (или Вы знаете), мне… – тут архитектор спотыкался, – то есть нам… предложили участвовать в Венецианской биеннале, – и тут архитектор смотрел своему заказчику в глаза. – Только надо заплатить 100 тыс. евро». Деньги (по крайней мере, для бизнес-воротил) – смешные. Шаг (по крайней мере, для некоторых архитекторов) – серьезный. Со стороны так – это просто взять и подкосить там, где оно еще оставалось, самостояние архитектора как художника и социального деятеля. Подоплека – максимум конценсуса. Художественно – метафора боя – мужской реальной драки или войны.

То, что продолжая пространственную метафору павильона, можно назвать ‘сознательным современной российской архитектуры’ выглядело как дорогостоящая челюсть какого-нибудь олигарха или начальника от градоинстанций после двустороннего удара братьев Кличко: все перемешано и в крови – стены павильона также, как и пол, наполовину в красном. Хотя отсеков на втором этаже на самом деле было три: первый девственно-белый с концепциями, второй кроваво-красный – реализации, третий черный – девелоперы. Здесь же в последнем замкнутом, как ящик, помещении вот уже видно угрожающе проросли щупальцы древесного подземелья.

Процесс запущен. Время пошло…

На ЦИХе в работе фоторепортаж по биеннале. Приходите смотреть.

На сессии «Качество среды: роль архитектуры и архитектора» во второй день Московского урбанистического форума архитектурный критик и партнер КБ «Стрелка» Григорий Ревзин зачитал доклад, вызвавший эффект разорвавшейся бомбы в профессиональном сообществе. Выступление начиналось словами: «Буду в жанре публичных выступлений 1930-х годов. Дорогие товарищи! Четыре года назад Сергей Семенович Собянин был призван на царство». С разрешения автора Strelka Magazine публикует дословный текст этого красноречивого доклада о ситуации с архитектурой в Москве.

Фото: Наталия Буданцева / Институт «Стрелка»

Дорогие товарищи!

Четыре года назад Сергей Семенович Собянин был призван на царство, с тех пор и проходят наши Форумы, международные, торжественные, с сотнями экспертов, где обсуждаются главные тренды развития современных мегаполисов. И вот среди этих важнейших трендов — коворкингов, велосипедных дорожек, тротуарной плитки, общественных пространств, парковок, новых парков, антикафе, приложений «Активный гражданин» и «Пробок нет» — есть один потерявшийся маргинальный вопрос — архитектура.

Меня, однако, как архитектурного критика это волнует. Что интересного построено за эти четыре года? Вернее, меня больше интересует не вопрос, а ответ — Ничего. За это время не построено ни одного здания, о котором вообще имело бы смысл говорить с точки зрения критики. В связи с чем критика вынуждена превращаться в самокритику.

Если я преувеличиваю, то немного. Случилось, конечно, несколько произведений и в наши дни. Достроили вот DominionTower Захи Хадид. Удивленная критика пришла к выводу, что это, видимо, ранний, юношеский проект прославленной старушки. Михаил Филиппов, мой любимый архитектор, достроил «Итальянский квартал» на «Новослободской». Вещь по замыслу вполне себе из первого ряда, но это проект 2006 года. Сергей Чобан с Сергеем Кузнецовым построили дом в Гранатном переулке и офис «Новатэка» на Ленинском. Первый прекрасен во всех отношениях, второй просто прекрасен, но это оттенки. Важно, что и то и другое — проекты середины 2000-х. Владимир Плоткин доделал Бизнес-центр на Валовой улице, это проект чуть не раннелужковский, его просто столько мучили, что достроилось только сейчас. Несколько заметных вещей сделало бюро ADM, Андрей Романов и Екатерина Кузнецова, отель Hilton Doubletree на Ленинградке — вполне мастерская история, но это проект 2009 года. Александр Скокан достроил вторую очередь своего «ЮниКредит банка», а первая, напомню, лучшее здание Москвы по рейтингу 1998 года. Александр Асадов достроил свой «Авилон», а первая очередь — 2003 год.

Dominion Tower / фото: Ft-e.com

Проект «Новатек» / фото: Karyatid.ru

ЖК «Итальянский квартал» / фото: Luxdom.ru

ТСЦ «Авилон» /фото: Asadov.ru

Дом в Гранатовом переулке / фото: realty-romanov.ru

Hilton Doubletree на Ленинградском шоссе /фото: Мастерская ADM / Анатолий Шостак

По-моему, это — всё, извините, если что-нибудь забыл. Нет ни одного качественного архитектурного проекта, который был бы нарисован, принят и осуществлен при Сергее Семеновиче Собянине.

«Вообще, членом жюри архитектурного конкурса в России добровольно может стать только идиот, поскольку это чудовищный удар по профессиональной репутации».

Это интересно потому, что, скажем, с 2004 по 2008 год, от сноса «Военторга» до прошлого кризиса, зданий, о которых имело бы смысл говорить, построено больше сотни. Архитектуру отменили как вид деятельности, если что осталось — это партизанинг. Нужно подчеркнуть, что отменено не строительство, а именно архитектура — строят-то много и даже очень. В этом году Марат Шакирзянович Хуснуллин рассчитывает выйти на 8 миллионов квадратных метров, из которых 3 миллиона одного жилья — и выйдет. Напомню, что при Лужкове строили пять миллионов. Это жилье примерно на 200 тысяч человек — целый город — кто его проектирует? В Москве собираются построить 225 транспортно-пересадочных узлов — это сложнейшие урбанистические системы, гордость сегодняшнего Сингапура или Гонконга, транспортная система, которая должна вывести Москву на принципиально иной технологический уровень, — кто их спроектировал? Какими они будут? В Москве собираются выстроить сотню новых станций метро; московское метро — это архитектурный бренд, то, чем гордится город, — кто построит сотню новых станций? Как?

Четыре года Сергея Собянина — это поражение в правах архитектуры как вида деятельности. Лужковская архитектура была провинциальной, нелепой, варварской в отношении истории, комично чванливой в попытках объявить новоделы памятниками всемирного наследия — всё было при ней, но она была. И этим лужковская Москва решительно отличался от позднесоветской, от Брежнева и до конца, когда архитектуры не было, за исключением сияющего модернизма райкомов и опять же партизанских действий нескольких маргиналов по производству аптек, детских садов, районных библиотек и прочей неучтенки. Мы вернулись к советскому производству города — миллионы квадратных метров без образа, имени и художественного смысла.

Как это вышло? Несколько трендов наложились друг на друга.

И Марата Шакирзяновича, и Сергея Семеновича можно понять: на их месте любой бы постарался не иметь дела с архитекторами, а они даже и не стараются — само выходит. Архитектура Лужкова была одной из причин его падения — это подорвало доверие к архитекторам вообще. Им не удалось доказать, что архитектура и Лужков — разные вещи, что они были не за Лужкова, а в некотором смысле где-то даже и против. «Архнадзор» и пресса убедили граждан, что от архитекторов — одно разрушение национального достояния.

Фонтан «Гейзер» и скульптура «Времена года» / фото: photo-moskva.ru

БЦ «Зенит» / Фото: ru.wikipedia.org

Памятник Петру I / фото: ru.wikipedia.org

Фонтан «Часы мира» / фото: photo-moskva.ru

ЖК «Камелот» / фото: ru.wikipedia.org

ЖК «Патриарх» / фото: Kamrad Grrr / Panoramio.com

Мировой кризис 2008 года переориентировал города со зданий-аттракционов вроде Гуггенхайма в Бильбао на общественные пространства. Город тратит миллионы долларов на общественные пространства, это самое яркое, что происходит в последние годы, но там не случилось ни одной архитектурной работы. Дизайнеры, светодизайнеры, садоводы, урбанисты — да, а архитекторы — нет. Это даже поразительно, что такое может быть.

Элитарный спрос на архитектуру у нас исчез, заказчики переместились с Остоженки в Лондон. Массовое жилье для среднего класса в Химках и Коммунарке — это не тот жанр, в котором непрофессионал способен отличить работу мастера от бездарной халтуры.

Но при решающем значении перечисленных несчастий я всё же хотел бы обратить внимание на еще одно, устроенное отчасти собственными руками. Я говорю об архитектурных конкурсах как главном способе производства архитектуры. Я должен здесь перейти к самокритике, покаяться, поскольку сам был большим энтузиастом этого чуждого России начинания, всячески конкурсы пропагандировал, готовил и проводил. Как было принято говорить на публичных чистках при товарище Сталине, извините, товарищи, ошибался и заблуждался, решительно и категорически себя осуждаю.

Конкурс на Зарядье. Победили Диллер и Скофидио. Президентский заказ. Вообще ничего, за год не смогли приступить даже к разработке проекта, контракт с победителем заключить не удается. «Сколково», конкурс на жилые кварталы. Все проекты отправлены в утиль, вместо победителей работает прекраснейший Дмитрий Александров. Конкурс на «Царев сад». Пять победителей из семи участников, за год не произошло ничего, двое рабочих вяло пилят болгаркой какую-то арматуру уже год. Конкурс на новые станции метро, «Переделкино» и «Солнцево». Профессиональное жюри заседает пять часов, после чего оказывается, что результаты уже известны благодаря голосованию уважаемых граждан на сайте «Активный гражданин», и жюри предлагается согласиться с результатами. Вот оно, уважение к профессиональному мнению! Ура, товарищи!

Проект парка «Зарядье» / Diller Scofidio + Renfro

Этот ряд можно продолжать — у нас не реализован ни один (!) конкурсный проект. Наши конкурсы — это иллюстрация к одной из сценок, запечатленных Питером Брейгелем на картине «Нидерландские пословицы». «Дурак стрижет свинью. Мало шерсти, много визгу».

В чем я заблуждался, товарищи? Я бездумно пытался перепереть западный идеал на язык родных осин. Мне казалось, что архитектурные конкурсы — это способ: а) четко осознать, что мы хотим получить на уровне технического задания на проектирование, б) получить лучший проект, в) получить общественное признание проекта, г) победить лужковскую архитектурную бюрократию и дать дорогу архитектурной молодежи, д) защититься от диктата строителей, которые не смогут ломать проект после того, как он получил публичную поддержку. Вся эта муть, товарищи, написана в многочисленных книгах, учебниках и статьях, посвященных конкурсному проектированию, которые пагубно на меня повлияли.

Многофункциональный гостиничный комплекс «Царев сад». Проект ООО «МАО – Среда» / www.zodchestvo.com

А есть вещи, которые там не написаны и которые являются решающими для конкурсного проектирования. Это наш российский опыт, который может иметь значение для мировой копилки проб и ошибок, для пополнения которой и собирается МУФ.

Во-первых, законодательное поле, законы и практика их применения. Если оказывается, что конкурсный проект, одобренный жюри, вовсе не является ни в каком смысле принятым и закон его не охраняет, а, напротив, требует переделывать в соответствии с замечаниями различных экспертиз (независимо от того, были ли их представители в составе жюри или нет), то конкурс изначально — имитация. Выбирается не проект, а имя архитектора. Дальше ему предлагается подойти к заказу так, будто он ничего раньше и не делал, но при этом достичь того же эффекта, который художественно подкупил жюри.

Во-вторых, ответственность заказчика, государственного в первую очередь. Наши государственные заказчики обожают конкурсы, поскольку это снимает с них ответственность за выбор проекта, но вовсе не согласны с тем, что выбранный не ими проект надо так прямо и воплощать — они почти сразу заявляют, что выбрана какая-то фигня, по которой невозможно строить. Правда, это происходит после консультаций с видными членами архитектурного сообщества, о которых ниже.

«Как было принято говорить на публичных чистках при товарище Сталине, извините, товарищи, ошибался и заблуждался, решительно и категорически себя осуждаю».

В-третьих, программа конкурса. Деятельность по созданию программ у нас не совсем понятно, как оплачивается, в силу этого программы пишутся в общем бесплатном виде. С тем, чтобы узнать в процессе рассмотрения проектов, что, собственно, мы хотим получить и на что проводим конкурс. О сколько нам открытий чудных приносит это занятие! Наши заседания жюри — это не профессиональная бюрократическая процедура, а пир духа и креативный полет. Некоторая его скоропалительность, вызванная регламентом работы, приводит к тому, что программа проекта оказывается не вполне ясной и после конкурса, а стало быть, его опять же можно менять как хочешь.

«Зная всё это теперь, я каюсь и считаю, что нам надо отменить архитектурные конкурсы вообще».

Впрочем, это не страшно, потому что есть «в-четвертых», отменяющее губительность «в-третьих». Это вопрос ответственности членов жюри. По моим наблюдениям, ни один из членов жюри в России никогда не читает программу конкурса, даже если она есть, потому что это длинно и неинтересно. На крайний случай есть заключения экспертов, впрочем, их тоже никто не читает, если только эксперт не требует снять проект с конкурса как не соответствующий программе. Обычно в этом случае члены жюри голосуют единогласно, чтобы не следовать рекомендации эксперта и оставить проект. Все и всегда голосуют по чувству, зову сердца и красоте картинки. А чего, кстати, и заморачиваться-то, если выигравший проект всё равно сто раз переделают? Опытные конкурсанты в России тоже не читают программ, по тем же причинам. Всё равно ж никто не знает, что там написано, так уж лучше нарисовать как-то поэффектнее.

В-пятых, нужна какая-то предрасположенность профессионального сообщества принимать результаты конкурсов. Я пока не видел ни одного, после которого не победившие участники и сочувствующие им не объявили бы результаты голосования предопределенными соображениями кумовства, коррупции и непрофессионализма. Вообще, членом жюри архитектурного конкурса в России добровольно может стать только идиот, поскольку это чудовищный удар по профессиональной репутации. Говорю это со знанием дела, поскольку опять же заблуждался, товарищи, ошибался и много раз им и был.

«Режим личного фаворитизма, лести, изворотливости, полного наплевательства на мораль и далее по списку Макиавелли. Душить конкурентов надо тихо, тут не может быть никакой публичности, никаких отрытых заявлений».

В-шестых, конкурсы неэффективны без самой элементарной, минимальной профессиональной этики. Не было конкурса, где бы видный представитель сообщества архитекторов сразу после оглашения результатов не обратился бы к городу и миру с доказательным рассказом о том, какая вышла фигня и как всё неправильно. Андрей Владимирович Боков с Третьяковской галереей, Михаил Михайлович Посохин с Зарядьем, Никита Игоревич Явейн с судебным кварталом в Петербурге — это только самые яркие случаи. Впрочем, здесь они берут пример с лучших западных коллег, которые, оказываясь в России, стране, требующей заглянуть в душу, превращаются в настоящих крокодилов. Пример прославленного и гениального Петера Цумтора, который, будучи председателем жюри конкурса на проект Пермского художественного музея, после объявления победителей побежал к губернатору Чиркунову и объяснил, что лучше всего заказать проект музея ему, прекрасному, — это настоящий эталон мировой архитектурной этики. Мы все должны равняться на этого человека. И равняемся.

«Вся эта муть, товарищи, написана в многочисленных книгах, учебниках и статьях, посвященных конкурсному проектированию, которые пагубно на меня повлияли».

К сожалению, эти необходимые условия для того, чтобы конкурс работал как институт, не названы ни в одном учебнике, и никто не мог даже предполагать, что эти вещи как-то связаны с конкурсами. Зная всё это теперь, я каюсь и считаю, что нам надо отменить архитектурные конкурсы вообще. Это всё равно что заставлять людоедов учить декларацию прав и свобод человека: они и выучат, и с удовольствием, поскольку о поедании себе подобных там нет ни слова, а зная ее, обоснованно считаешь себя культурным человеком. Толку не будет никакого. Я не вижу никакой возможности вернуть в Москву архитектуру за исключением глубоко архаических феодальных схем.

Нам надо найти какого-нибудь сильного человека, олигарха и чиновника, и срочно сделать его Предводителем зодчих. Хотите — изберите его почетным председателем Союза, хотите — СРО, хотите — Палаты или чего у вас еще есть, хотите — создайте совет СРО, Союза, Палаты и двух Академий и выберите его председателем всего вашего уважаемого безобразия. Так наша страна спасала футбол, фигурное катание, биатлон, парки, современное искусство, истребитель шестого поколения и так далее. Никакого иного ресурса архитектуры, кроме честолюбия видного лица, в нашей стране в настоящий момент нет и быть не может.

«В пылу политической борьбы, в азарте увязки важнейших интересов нужно иногда, быть может на секунду, задумываться, что же от всего этого останется, когда интересы уйдут в прошлое. Ведь тут же люди живут!»

Личность, личность и еще раз личность. И важно, чтобы эта личность была вхожа. Она должна сказать, что да, Марат Шакирзянович, да, ТЭПы — вопрос политический, архитекторы тут — дело десятое. Но всё же десятое, отдайте им десятину. В пылу политической борьбы, в азарте увязки важнейших интересов нужно иногда, быть может, на секунду, задумываться, что же от всего этого останется, когда интересы уйдут в прошлое. Ведь тут же люди живут! И после увязки тоже! Такая широта видения, скажите Сергею Семеновичу, как раз и отличает больших подлинных стратегов, каким он является, от тех, кто вязнет в мелочах. А архитектура, Анастасия Владимировна, это как раз и есть инструмент размышления о перспективе времени, большей, чем один электоральный цикл. Это что-то вроде четок в руках Почтеннейших — перебираешь построенное и успокаиваешься. Поэтому, пожалуйста, Максим Геннадьевич, Петр Павлович, введите какого-нибудь архитектора, например Сергея Олеговича, в ГЗК. Иначе у нас архитекторов никто не уважает вовсе, потому что за что их уважать, кроме способности повлиять на ТЭПы, никто из заказчиков не понимает. А от этого всему правительству урон. Четыре года — ни одной значимой постройки! Ну нельзя, чтобы такие культурные люди, как сам Сергей Александрович, называли архитекторов «бандой фасадников». Это противоречит базовым принципам высокой профессии зодчего, где фасад выражает то, что за ним, то есть ТЭП, о чем говорили Ле Корбюзье и другие международные официальные лица.

И, Сергей Олегович, пожалуйста, больше никаких конкурсных процедур. Режим личного фаворитизма, лести, изворотливости, полного наплевательства на мораль и далее по списку Макиавелли. Душить конкурентов надо тихо, тут не может быть никакой публичности, никаких отрытых заявлений, как у уважаемых Никиты Игоревича или Андрея Владимировича, — иначе страдает репутация всего архитектурного цеха. Надо прямо и громко сказать: высокое искусство архитектуры требует фаворитизма, тишины, тайны и фундаментальной непорядочности.

Только так вы, уважаемые зодчие, сможете подобраться к тем восьми миллионам квадратных метров, которые упомянуты выше. Только так современная Москва с ее спецификой сможет получить архитектуру, достойную мировой столицы, глобального города XXI столетия. Только благодаря этому архитектура сможет стать настоящим драйвером развития нашего великого города. Только так в Москве появится работа для архитектурного критика.

Фотография обложки: ООО «Сергей Скуратов ARCHITECTS»

Григорий Ревзин родился в 1964 году. Окончил исторический факультет МГУ, 10 лет преподавал на кафедре истории русского искусства. В 1992 году опубликовал первую в России монографию, посвященную неоклассицизму. Автор более 50 научных статей по теории и истории архитектуры. С 1996 по 2000 год - заместитель главного редактора журнала "Проект Россия". Вел архитектурные странички в "НГ", в газете "Сегодня", с 1996 года - архитектурный обозреватель "Коммерсанта". В 2001 году был комиссаром Российского павильона на Венецианской архитектурной биеннале. C 2001 года главный редактор журнала "Проект Классика"

фото: Валерий Мельников, КоммерсантЪ

статьи:

Как устроен город: фабрика // Коммерсантъ-Weekend, 23.11.2018

В 1790 году предприниматель Ричард Аркрайт соединил паровую машину Джеймса Уатта (созданную в 1769-м) и прядильную машину Джеймса Харгривса (1764) в одну систему и создал фабрику в Кромфорде. Это, конечно, условная дата рождения фабрики, можно найти и другие. Но новация Аркрайта имеет преимущества для понимания феномена.

Как устроен город: просто жители // Коммерсантъ-Weekend №30, 07.09.2018

Я придумал некую программу развития спальных районов, как мне казалось, более или менее остроумную. При обсуждении выяснилось, что она совсем никуда не годится, хотя в некоторых местах она пережила этап нечувствительного внедрения.

Как устроен город: спорт // Коммерсантъ-Weekend №23, 06.07.2018

Каждый, кому приходилось искать в городе спортивные объекты, оставшиеся от больших событий, испытывал разочарование. Для меня оно началось с поисков телебашни, построенной Сантьяго Калатравой в Барселоне для Олимпиады в 1992 году.

Путин и город. Каким будет строительство нового срока // Московский Центр Карнеги, 18.05.2018

Нас ждет попытка разогнать массовое индустриальное строительство до 120 млн квадратных метров. 120 не получится, а 100 – вполне; ухудшение качества строительства будут обосновывать необходимостью все удешевить, чтобы исполнить указ президента. 100 млн квадратных метров – это примерно 4-5 млн человек, найти эти 5 млн платежеспособных человек в год вряд ли получится.

Гаражи и рынки // Коммерсантъ-Weekend №15, 11.05.2018

Есть разные подходы к поискам русской национальной идентичности вообще и структуре российских поселений в частности. Там много всего придумано, но вот есть одна уникальная вещь - гаражи. Русские гаражи - это как русский авангард или русская вера - встречаются преимущественно в России.

«Фальшак и глупость»: архитектуровед Григорий Ревзин выступил в Калининграде // Новый Калининград.ru, 23.04.2018

20 апреля в Калининграде в Кафедральном соборе состоялась публичная дискуссия «Контрастный Калининград», в которой приняли участие партнёр КБ «Стрелка», архитектурный критик Григорий Ревзин, советник губернатора Вячеслав Генне, а также журналисты, архитекторы и прочие калининградцы, решившие посвятить вечер пятницы обсуждению прошлого, будущего и настоящего современного города. В своём выступлении Ревзин рассказал о том, когда работает историзм в архитектуре, в чём, по его мнению, настоящая проблема российских городов и как Дом Советов в Калининграде связан с российской идентичностью. «Недвижимость Нового Калининграда» приводит самые яркие цитаты.

Как устроен город: Рабочие // Коммерсантъ-Weekend, 20.11.2017

Время от времени защитники исторического наследия пытаются сохранить рабочие кварталы 1920-х. Что интересно: никому не приходит в голову доказывать их ценность с позиций бессмертной истории рабочих, их быта, их повседневности. Качества дизайна - да, история жизни - нет. Мы сохраняем исторические магазины, древние храмы, дворцы - но не рабочие кварталы.

Упаковка для жизни // Коммерсантъ-Weekend №38, 10.11.2017

Среди революций ХХ века архитектурная не из числа главных, но она заметна. Облик человеческих поселений и само понимание дома по ее результатам полностью изменились. У архитектурной революции есть имя - Ле Корбюзье, хотя то, что произошло, проще и обширнее, чем его творчество.

Сакральная аномалия // Коммерсантъ-Weekend №34, 06.10.2017

Город не схож с раем. По большому счету все мировые религии являются городскими, если не в первый момент откровения, то очень быстро после него, поскольку скорость их распространения не оставляет места для предположения о сельском или кочевом образе жизни. Но только у христиан Царствие Небесное - это город, и только в Откровении Иоанна.

Как устроен город: Регулярная планировка // Коммерсантъ-Weekend, 24.09.2017

Как ни странно, в истории мы не наблюдаем эволюции от городов иррегулярных к регулярным. Казалось бы, сначала должно появиться поселение свободной формы, потом ему должны придать геометрический порядок. Однако и в Вавилоне, и в Мохенджо-Даро (главном городе Хараппской цивилизации), и в Гизе (Египет, Древнее царство), то есть во всех центрах изобретения городской цивилизации, мы с самого начала сталкиваемся с регулярными планами. Это даже завораживает. Изобретение регулярной планировки оказывается современным изобретению города вообще.

Как нам благоустроить Россию: парки и площади из проекта АИЖК и КБ «Стрелка» // Афиша, 18.08.2017

Авторы Таймс-сквер переделают парк в Грозном, ученики Колхаса - площадь в Набережных Челнах, озеленители «Музеона» - парк в Красноярске. «Афиша Daily» попросила Григория Ревзина рассказать о программе развития городской среды и провела ревизию ключевых объектов.

Как устроен город: Квартал // Коммерсантъ-Weekend №24, 14.07.2017

Кварталы - это клетки городской ткани, материал, из которого строится городской организм. Я бы даже, вслед за Патриком Джедсом, биологом, ставшим урбанистом и впервые предложившим идею "органического города", продолжил эту метафору и сказал бы, что строение этой клетки определяет качества города.

Как устроен город: Дом // Коммерсантъ-Weekend, 02.07.2017

Город на восемь десятых состоит из жилых домов, и в целом они как-то не раздражают. Но вот что поразительно. Стоит начать думать про каждый отдельный дом, и возникают сомнения. Почему он тут стоит? Зачем его здесь построили? Не справедливее было бы, чтобы тут был общественный парк или карусели, а не это?

Как устроен город: Набережная // Коммерсантъ-Weekend №19, 09.06.2017

Вода - это городской мир иной. Как бы вы ни въезжали в город, вам предстоят сначала скучные предместья, потом раздрай срединной зоны и только потом собственно город. Но по воде вы всегда оказываетесь сразу в центре. Как будто прыгаете в центр через портал.

Музею спроектировали директора // Коммерсантъ №49, 23.03.2017

Министр культуры РФ Владимир Мединский назначил новым директором Государственного научно-исследовательского музея архитектуры имени Щусева бывшего заместителя директора филиала музея, Дома Мельникова, Елизавету Лихачеву. Назначение является конфликтным шагом, что, по мнению Григория Ревзина, и могло определить решение министра.

Великое переселение. Зачем в Москве сносят пятиэтажки // Московский Центр Карнеги, 22.03.2017

Программу готовили, чтобы решить проблему 300 домов и 300 млрд рублей. Собянин на порядок увеличил масштаб программы, но ее дизайн остался прежним. Она заменяет все нормы режимом ручного управления. Наша история дает достаточно примеров того, что происходит, когда все полномочия концентрируются в одних руках, а все ограничения сносятся.

Как устроен город. Улица // Коммерсантъ-Weekend №8, 17.03.2017

Леонардо да Винчи придумал "науку видеть" - saper vedere. С тех пор появилось множество разнообразных руководств, как это делать. Эрнст Гомбрих написал книгу о том, как "уметь видеть" живопись, Бруно Дзеви - о том, как видеть архитектуру, Антонио Коста - о том, как видеть кино. Идея достаточно проста: чтобы получать удовольствие от произведений искусства, нужно иметь образованное зрение.

Место красит архитектора // Коммерсантъ №37, 03.03.2017

39-м лауреатом главной архитектурной премии мира стало испанское бюро RCR, никак не прославившееся в архитектуре и никому не известное до присуждения премии. Парадоксальное решение притцкеровского жюри комментирует Григорий Ревзин.

Среда для жизни: зачем нужны стандарты // Коммерсантъ №195, 20.10.2016

КБ "Стрелка" заключило контракт с Фондом единого института развития в жилищной сфере (учредитель - Агентство по ипотечному жилищному кредитованию, АИЖК) на разработку стандартов комплексного развития жилых территорий. Партнер КБ "Стрелка" Григорий Ревзин объясняет, что и зачем предстоит сделать в рамках этого контракта.

Григорий Ревзин о том, как связаны плитка и дождь // Мослента, 24.07.2016

Григорий Ревзин снова не поладил с горожанами. Точнее, они с ним не поладили. Разозлённые тропическими ливнями москвичи обрушили на урбаниста очередной поток критики и вопросов, куда, мол, ваши благоустроители дели ливневые каналы. "Мослента" публикует его ответ.

Интересная статья о современном состоянии архитектурного процесса в России, или,точнее говоря, в столице и крупнейших городах; об архитектурных конкурсах, отчего все так плохо и что с этим делать. Честно говоря, не очень понял, предлагаемый способ решения проблемы - это всерьез или троллинг такой.

Оригинал взят у oreshkin в Григорий Ревзин о архитектуре, Собянине и тишине.

Григорий Ревзин: «Высокое искусство архитектуры требует фаворитизма, тишины, тайны и фундаментальной непорядочности»

На сессии «Качество среды: роль архитектуры и архитектора» во второй день Московского урбанистического форума архитектурный критик и партнер КБ «Стрелка» Григорий Ревзин зачитал доклад, вызвавший эффект разорвавшейся бомбы в профессиональном сообществе. Выступление начиналось словами: «Буду в жанре публичных выступлений 1930-х годов. Дорогие товарищи! Четыре года назад Сергей Семенович Собянин был призван на царство». С разрешения автора Strelka Magazine публикует дословный текст этого красноречивого доклада о ситуации с архитектурой в Москве.

Фото: Наталия Буданцева / Институт «Стрелка»

Дорогие товарищи!

Четыре года назад Сергей Семенович Собянин был призван на царство, с тех пор и проходят наши Форумы, международные, торжественные, с сотнями экспертов, где обсуждаются главные тренды развития современных мегаполисов. И вот среди этих важнейших трендов — коворкингов, велосипедных дорожек, тротуарной плитки, общественных пространств, парковок, новых парков, антикафе, приложений «Активный гражданин» и «Пробок нет» — есть один потерявшийся маргинальный вопрос — архитектура.

Меня, однако, как архитектурного критика это волнует. Что интересного построено за эти четыре года? Вернее, меня больше интересует не вопрос, а ответ — Ничего. За это время не построено ни одного здания, о котором вообще имело бы смысл говорить с точки зрения критики. В связи с чем критика вынуждена превращаться в самокритику.



«Нет ни одного качественного архитектурного проекта, который был бы нарисован, принят и осуществлен при Сергее Семеновиче Собянине».

Если я преувеличиваю, то немного. Случилось, конечно, несколько произведений и в наши дни. Достроили вот DominionTower Захи Хадид. Удивленная критика пришла к выводу, что это, видимо, ранний, юношеский проект прославленной старушки. Михаил Филиппов, мой любимый архитектор, достроил «Итальянский квартал» на «Новослободской». Вещь по замыслу вполне себе из первого ряда, но это проект 2006 года. Сергей Чобан с Сергеем Кузнецовым построили дом в Гранатном переулке и офис «Новатэка» на Ленинском. Первый прекрасен во всех отношениях, второй просто прекрасен, но это оттенки. Важно, что и то и другое — проекты середины 2000-х. Владимир Плоткин доделал Бизнес-центр на Валовой улице, это проект чуть не раннелужковский, его просто столько мучили, что достроилось только сейчас. Несколько заметных вещей сделало бюро ADM, Андрей Романов и Екатерина Кузнецова, отель Hilton Doubletree на Ленинградке — вполне мастерская история, но это проект 2009 года. Александр Скокан достроил вторую очередь своего «ЮниКредит банка», а первая, напомню, лучшее здание Москвы по рейтингу 1998 года. Александр Асадов достроил свой «Авилон», а первая очередь — 2003 год.

Hilton Doubletree на Ленинградском шоссе /фото: Мастерская ADM / Анатолий Шостак

По-моему, это — всё, извините, если что-нибудь забыл. Нет ни одного качественного архитектурного проекта, который был бы нарисован, принят и осуществлен при Сергее Семеновиче Собянине.



«Вообще, членом жюри архитектурного конкурса в России добровольно может стать только идиот, поскольку это чудовищный удар по профессиональной репутации».

Это интересно потому, что, скажем, с 2004 по 2008 год, от сноса «Военторга» до прошлого кризиса, зданий, о которых имело бы смысл говорить, построено больше сотни. Архитектуру отменили как вид деятельности, если что осталось — это партизанинг. Нужно подчеркнуть, что отменено не строительство, а именно архитектура — строят-то много и даже очень. В этом году Марат Шакирзянович Хуснуллин рассчитывает выйти на 8 миллионов квадратных метров, из которых 3 миллиона одного жилья — и выйдет. Напомню, что при Лужкове строили пять миллионов. Это жилье примерно на 200 тысяч человек — целый город — кто его проектирует? В Москве собираются построить 225 транспортно-пересадочных узлов — это сложнейшие урбанистические системы, гордость сегодняшнего Сингапура или Гонконга, транспортная система, которая должна вывести Москву на принципиально иной технологический уровень, — кто их спроектировал? Какими они будут? В Москве собираются выстроить сотню новых станций метро; московское метро — это архитектурный бренд, то, чем гордится город, — кто построит сотню новых станций? Как?

Четыре года Сергея Собянина — это поражение в правах архитектуры как вида деятельности. Лужковская архитектура была провинциальной, нелепой, варварской в отношении истории, комично чванливой в попытках объявить новоделы памятниками всемирного наследия — всё было при ней, но она была. И этим лужковская Москва решительно отличался от позднесоветской, от Брежнева и до конца, когда архитектуры не было, за исключением сияющего модернизма райкомов и опять же партизанских действий нескольких маргиналов по производству аптек, детских садов, районных библиотек и прочей неучтенки. Мы вернулись к советскому производству города — миллионы квадратных метров без образа, имени и художественного смысла.

Как это вышло? Несколько трендов наложились друг на друга.

И Марата Шакирзяновича, и Сергея Семеновича можно понять: на их месте любой бы постарался не иметь дела с архитекторами, а они даже и не стараются — само выходит. Архитектура Лужкова была одной из причин его падения — это подорвало доверие к архитекторам вообще. Им не удалось доказать, что архитектура и Лужков — разные вещи, что они были не за Лужкова, а в некотором смысле где-то даже и против. «Архнадзор» и пресса убедили граждан, что от архитекторов — одно разрушение национального достояния.

ЖК Патриарх / фото: Kamrad Grrr / Panoramio.com

Мировой кризис 2008 года переориентировал города со зданий-аттракционов вроде Гуггенхайма в Бильбао на общественные пространства. В силу ведомственной специфики у нас это не Москомархитектура, а комплекс ЖКХ, где фигура архитектора является диковинной и излишней. Город тратит миллионы долларов на общественные пространства, это самое яркое, что происходит в последние годы, но там не случилось ни одной архитектурной работы. Дизайнеры, светодизайнеры, садоводы, урбанисты — да, а архитекторы — нет. Это даже поразительно, что такое может быть.

Элитарный спрос на архитектуру у нас исчез, заказчики переместились с Остоженки в Лондон. Массовое жилье для среднего класса в Химках и Коммунарке — это не тот жанр, в котором непрофессионал способен отличить работу мастера от бездарной халтуры.

Но при решающем значении перечисленных несчастий я всё же хотел бы обратить внимание на еще одно, устроенное отчасти собственными руками. Я говорю об архитектурных конкурсах как главном способе производства архитектуры. Я должен здесь перейти к самокритике, покаяться, поскольку сам был большим энтузиастом этого чуждого России начинания, всячески конкурсы пропагандировал, готовил и проводил. Как было принято говорить на публичных чистках при товарище Сталине, извините, товарищи, ошибался и заблуждался, решительно и категорически себя осуждаю.

Конкурс на Зарядье. Победили Диллер и Скофидио. Президентский заказ. Вообще ничего, за год не смогли приступить даже к разработке проекта, контракт с победителем заключить не удается. «Сколково», конкурс на жилые кварталы. Все проекты отправлены в утиль, вместо победителей работает прекраснейший Дмитрий Александров. Конкурс на «Царев сад». Пять победителей из семи участников, за год не произошло ничего, двое рабочих вяло пилят болгаркой какую-то арматуру уже год. Конкурс на новые станции метро, «Переделкино» и «Солнцево». Профессиональное жюри заседает пять часов, после чего оказывается, что результаты уже известны благодаря голосованию уважаемых граждан на сайте «Активный гражданин», и жюри предлагается согласиться с результатами. Вот оно, уважение к профессиональному мнению! Ура, товарищи!

Проект парка «Зарядье» / Diller Scofidio + Renfro

Этот ряд можно продолжать — у нас не реализован ни один (!) конкурсный проект. Наши конкурсы — это иллюстрация к одной из сценок, запечатленных Питером Брейгелем на картине «Нидерландские пословицы». «Дурак стрижет свинью. Мало шерсти, много визгу».

В чем я заблуждался, товарищи? Я бездумно пытался перепереть западный идеал на язык родных осин. Мне казалось, что архитектурные конкурсы — это способ: а) четко осознать, что мы хотим получить на уровне технического задания на проектирование, б) получить лучший проект, в) получить общественное признание проекта, г) победить лужковскую архитектурную бюрократию и дать дорогу архитектурной молодежи, д) защититься от диктата строителей, которые не смогут ломать проект после того, как он получил публичную поддержку. Вся эта муть, товарищи, написана в многочисленных книгах, учебниках и статьях, посвященных конкурсному проектированию, которые пагубно на меня повлияли.

Многофункциональный гостиничный комплекс «Царев сад». Проект ООО «МАО - Среда» / www.zodchestvo.com

А есть вещи, которые там не написаны и которые являются решающими для конкурсного проектирования. Это наш российский опыт, который может иметь значение для мировой копилки проб и ошибок, для пополнения которой и собирается МУФ.

Во-первых, законодательное поле, законы и практика их применения. Если оказывается, что конкурсный проект, одобренный жюри, вовсе не является ни в каком смысле принятым и закон его не охраняет, а, напротив, требует переделывать в соответствии с замечаниями различных экспертиз (независимо от того, были ли их представители в составе жюри или нет), то конкурс изначально — имитация. Выбирается не проект, а имя архитектора. Дальше ему предлагается подойти к заказу так, будто он ничего раньше и не делал, но при этом достичь того же эффекта, который художественно подкупил жюри.

Во-вторых, ответственность заказчика, государственного в первую очередь. Наши государственные заказчики обожают конкурсы, поскольку это снимает с них ответственность за выбор проекта, но вовсе не согласны с тем, что выбранный не ими проект надо так прямо и воплощать — они почти сразу заявляют, что выбрана какая-то фигня, по которой невозможно строить. Правда, это происходит после консультаций с видными членами архитектурного сообщества, о которых ниже.



«Как было принято говорить на публичных чистках при товарище Сталине, извините, товарищи, ошибался и заблуждался, решительно и категорически себя осуждаю».

В-третьих, программа конкурса. Деятельность по созданию программ у нас не совсем понятно, как оплачивается, в силу этого программы пишутся в общем бесплатном виде. С тем, чтобы узнать в процессе рассмотрения проектов, что, собственно, мы хотим получить и на что проводим конкурс. О сколько нам открытий чудных приносит это занятие! Наши заседания жюри — это не профессиональная бюрократическая процедура, а пир духа и креативный полет. Некоторая его скоропалительность, вызванная регламентом работы, приводит к тому, что программа проекта оказывается не вполне ясной и после конкурса, а стало быть, его опять же можно менять как хочешь.

Впрочем, это не страшно, потому что есть «в-четвертых», отменяющее губительность «в-третьих». Это вопрос ответственности членов жюри. По моим наблюдениям, ни один из членов жюри в России никогда не читает программу конкурса, даже если она есть, потому что это длинно и неинтересно. На крайний случай есть заключения экспертов, впрочем, их тоже никто не читает, если только эксперт не требует снять проект с конкурса как не соответствующий программе. Обычно в этом случае члены жюри голосуют единогласно, чтобы не следовать рекомендации эксперта и оставить проект. Все и всегда голосуют по чувству, зову сердца и красоте картинки. А чего, кстати, и заморачиваться-то, если выигравший проект всё равно сто раз переделают? Опытные конкурсанты в России тоже не читают программ, по тем же причинам. Всё равно ж никто не знает, что там написано, так уж лучше нарисовать как-то поэффектнее.

В-пятых, нужна какая-то предрасположенность профессионального сообщества принимать результаты конкурсов. Я пока не видел ни одного, после которого не победившие участники и сочувствующие им не объявили бы результаты голосования предопределенными соображениями кумовства, коррупции и непрофессионализма. Вообще, членом жюри архитектурного конкурса в России добровольно может стать только идиот, поскольку это чудовищный удар по профессиональной репутации. Говорю это со знанием дела, поскольку опять же заблуждался, товарищи, ошибался и много раз им и был.

В-шестых, конкурсы неэффективны без самой элементарной, минимальной профессиональной этики. Не было конкурса, где бы видный представитель сообщества архитекторов сразу после оглашения результатов не обратился бы к городу и миру с доказательным рассказом о том, какая вышла фигня и как всё неправильно. Андрей Владимирович Боков с Третьяковской галереей, Михаил Михайлович Посохин с Зарядьем, Никита Игоревич Явейн с судебным кварталом в Петербурге — это только самые яркие случаи. Впрочем, здесь они берут пример с лучших западных коллег, которые, оказываясь в России, стране, требующей заглянуть в душу, превращаются в настоящих крокодилов. Пример прославленного и гениального Петера Цумтора, который, будучи председателем жюри конкурса на проект Пермского художественного музея, после объявления победителей побежал к губернатору Чиркунову и объяснил, что лучше всего заказать проект музея ему, прекрасному, — это настоящий эталон мировой архитектурной этики. Мы все должны равняться на этого человека. И равняемся.



«Вся эта муть, товарищи, написана в многочисленных книгах, учебниках и статьях, посвященных конкурсному проектированию, которые пагубно на меня повлияли».

К сожалению, эти необходимые условия для того, чтобы конкурс работал как институт, не названы ни в одном учебнике, и никто не мог даже предполагать, что эти вещи как-то связаны с конкурсами. Зная всё это теперь, я каюсь и считаю, что нам надо отменить архитектурные конкурсы вообще. Это всё равно что заставлять людоедов учить декларацию прав и свобод человека: они и выучат, и с удовольствием, поскольку о поедании себе подобных там нет ни слова, а зная ее, обоснованно считаешь себя культурным человеком. Толку не будет никакого. Я не вижу никакой возможности вернуть в Москву архитектуру за исключением глубоко архаических феодальных схем.

Нам надо найти какого-нибудь сильного человека, олигарха и чиновника, и срочно сделать его Предводителем зодчих. Хотите — изберите его почетным председателем Союза, хотите — СРО, хотите — Палаты или чего у вас еще есть, хотите — создайте совет СРО, Союза, Палаты и двух Академий и выберите его председателем всего вашего уважаемого безобразия. Так наша страна спасала футбол, фигурное катание, биатлон, парки, современное искусство, истребитель шестого поколения и так далее. Никакого иного ресурса архитектуры, кроме честолюбия видного лица, в нашей стране в настоящий момент нет и быть не может.



«В пылу политической борьбы, в азарте увязки важнейших интересов нужно иногда, быть может на секунду, задумываться, что же от всего этого останется, когда интересы уйдут в прошлое. Ведь тут же люди живут!»

Личность, личность и еще раз личность. И важно, чтобы эта личность была вхожа. Она должна сказать, что да, Марат Шакирзянович, да, ТЭПы — вопрос политический, архитекторы тут — дело десятое. Но всё же десятое, отдайте им десятину. В пылу политической борьбы, в азарте увязки важнейших интересов нужно иногда, быть может, на секунду, задумываться, что же от всего этого останется, когда интересы уйдут в прошлое. Ведь тут же люди живут! И после увязки тоже! Такая широта видения, скажите Сергею Семеновичу, как раз и отличает больших подлинных стратегов, каким он является, от тех, кто вязнет в мелочах. А архитектура, Анастасия Владимировна, это как раз и есть инструмент размышления о перспективе времени, большей, чем один электоральный цикл. Это что-то вроде четок в руках Почтеннейших — перебираешь построенное и успокаиваешься. Поэтому, пожалуйста, Максим Геннадьевич, Петр Павлович, введите какого-нибудь архитектора, например Сергея Олеговича, в ГЗК. Иначе у нас архитекторов никто не уважает вовсе, потому что за что их уважать, кроме способности повлиять на ТЭПы, никто из заказчиков не понимает. А от этого всему правительству урон. Четыре года — ни одной значимой постройки! Ну нельзя, чтобы такие культурные люди, как сам Сергей Александрович, называли архитекторов «бандой фасадников». Это противоречит базовым принципам высокой профессии зодчего, где фасад выражает то, что за ним, то есть ТЭП, о чем говорили Ле Корбюзье и другие международные официальные лица.

И, Сергей Олегович, пожалуйста, больше никаких конкурсных процедур. Режим личного фаворитизма, лести, изворотливости, полного наплевательства на мораль и далее по списку Макиавелли. Душить конкурентов надо тихо, тут не может быть никакой публичности, никаких отрытых заявлений, как у уважаемых Никиты Игоревича или Андрея Владимировича, — иначе страдает репутация всего архитектурного цеха. Надо прямо и громко сказать: высокое искусство архитектуры требует фаворитизма, тишины, тайны и фундаментальной непорядочности.

Только так вы, уважаемые зодчие, сможете подобраться к тем восьми миллионам квадратных метров, которые упомянуты выше. Только так современная Москва с ее спецификой сможет получить архитектуру, достойную мировой столицы, глобального города XXI столетия. Только благодаря этому архитектура сможет стать настоящим драйвером развития нашего великого города. Только так в Москве появится работа для архитектурного критика.

Фотография обложки: ООО «Сергей Скуратов ARCHITECTS»

Один из самых влиятельных российских архитектурных критиков Григорий Ревзин родился и рос в московских пятиэтажках и до сих пор сохранил к ним привязанность. Из студента МГУ он быстро превратился в доцента и на протяжении десяти лет работал на кафедре истории русского искусства. Опубликовал первую в России монографию по русскому неоклассицизму. Выступает как обозреватель отдела культуры ИД «КоммерсантЪ», занимает пост главного редактора журнала «Проект Классика», ведет колонку в GQ. С 2000 года Ревзин успешно курирует российский павильон на Венецианской архитектурной биеннале — во многом благодаря его авторитету один из «Золотых львов» достался проекту московского архитектора Ильи Уткина. Известен как защитник исторической застройки, а вот решение о сносе Центрального дома художника в Москве поддержал, хотя и боится окончательного превращения архитектуры в шоу-бизнес, а Москвы — в Диснейленд. Участник проекта «Сноб» с декабря 2008 года.

Где родился

Москва

«Я родился в пятиэтажке… Родился, правда, в центре… вырос в районе Химки-Ховрино, у отца, в пятиэтажке. И я очень люблю эту среду, мне очень нравятся эти дома».

Где и чему учился

Окончил исторический факультет МГУ.

Где и как работал

В течение десяти лет преподавал на кафедре истории русского искусства МГУ.

«Однажды сделал для иностранных студентов… по Москве курс и в конце предложил нарисовать карту Москвы, просто, что запомнили. …И они действительно нарисовали какие-то улицы, какие-то кольца нарисовали, бульвары. Отметили здания, которые запомнили, и я потом проанализировал, что получилось. Ни один студент не заметил ни одного здания власти. Получилось, что Москва как столица нашей родины на постороннего человека производит такое впечатление, что неизвестно, где эта власть».

Писал для газеты «Сегодня» и «Независимой газеты», с 1996-го — архитектурный обозреватель, специальный корреспондент ИД «Коммерсантъ». Ведет авторскую колонку в журнале для мужчин GQ.
Был главным редактором архитектурного журнала «Проект Россия», сейчас возглавляет журнал "Проект Классика".

«…Когда я говорю о 20 качественных архитекторах, они, конечно, в русской ситуации 20 качественных, то есть в рамках глобалистической картины они далеки по известности от западных звезд. Но, тем не менее, в России они очень известны».

«Примерно лет пять назад совсем отчаялся, решил, что все, что я пишу, абсолютно в никуда, никто меня не слушает. И ровно в этот момент люди, про которых я много писал… стали получать заказы. Иногда инвесторы обращались ко мне, спрашивали: кого из архитекторов ты порекомендуешь? Я кого-то рекомендовал. С другой стороны, наверное, это произошло бы и без меня — просто люди талантливые сами пробиваются».

С 2000-го — куратор российского павильона на Венецианской архитектурной биеннале

«Венецианская биеннале — самое громкое событие в русской архитектурной жизни, но и самое скандальное. Тут русская архитектура показывается среди западной, а это для нас своего рода момент истины. Грустно, что так, но так».

Ученые степени и звания

Кандидат искусствоведения.

Достижения

«В 2000 году, когда я был куратором, мы получили "Золотого льва". Получил Илья Уткин за фотографии. …Нам тогда дали по такому случайному стечению обстоятельств…»

Участвовал в скандалах

Поддержал идею сноса Центрального дома художника в Москве, вопреки «коллективному мнению культурной общественности».

«Одно дело — снос памятников, важных исторически и эстетически. А другое дело — снос сарая. Напомню, что когда это здание было построено, его прозвали "Сараем". …Cамо по себе здание мне не представляется достойным того, чтобы за него бороться как за культурное достояние. …Проект шел в направлении того, чтобы придумать общее задание на эту территорию, которое бы ее реанимировало. Сейчас это территория со странной функцией. В свое время Александр Кузьмин хлестко назвал ее "кладбищем без покойников"».

Люблю

старую Москву, классическую архитектуру, пятиэтажки

«Я испытываю по отношению к ним такие острые чувства. Когда их сносят, я издевательски начинаю говорить: "Вот, исчезает старая Москва, нет пятиэтажек, смотрите, нет этого магазина…" Я люблю эту архитектуру, она мне нравится».

И вообще…

«У нас архитектура вообще в довольно грустной ситуации… Мы не гордимся нашей архитектурой».

«Архитектура теперь такая часть индустрии моды или скорее шоу. Просто шоу-бизнеса».

«Если это будет продолжаться, то Москва перестанет быть историческим городом. Она целиком станет Диснейлендом…»