Где находятся мощи бориса и глеба. Перенесение мощей князей страстотерпцев бориса и глеба
Поздравляем всех причастников с принятием Святых Христовых Таин.
Сегодня память российских князей Бориса и Глеба. Именины нашего диакона, отца Бориса, и очень многих из наших прихожан и сродников наших. И в этот день мы вспоминаем перенесение их святых мощей.
Связано это было с тем, что их брат, Ярослав, сын Владимира, по убиении Святополком святых братьев Бориса и Глеба, предпринял розыск их святых тел, их мест захоронения. И надо сказать, что этот розыск увенчался успехом: он нашел и то место, где был захоронен Борис, и где был Глеб и поместил их святые мощи в деревянную церковь. Тем самым он оказал должную честь своим братьям. Они были прославлены как святые страстотерпцы. Но сам Ярослав вступил в бой со Святополком и, молясь Господу о победе, он одержал победу над Святополком.
Святополк был представителем языческой партии, и потому (как раз это был период начала XI века), потому, собственно говоря, он умертвил своих братьев, не только как претендент на княжение, но и как представителей уже крещеной Руси, людей новой веры, христианской веры. Но, тем не менее, Ярослав, брат их, восстановил справедливость. Святополк был разгромлен, наказан, умер в безумии, на чужбине. И Ярослав, оказав должную честь братьям берег установившийся мир Киевской Руси.
Но случилось так, что в деревянной церкви, в которой покоились мощи святых братьев Бориса и Глеба, произошел пожар. И церковь очень обгорела, но странным образом, в основном горели стены снаружи, внутри утварь церковная и мощи святых в ковчежце не пострадали. Это расценил Ярослав и духовенство киевское как указание о том, что надо перестраивать храм и надо сделать большой каменный храм. Они постарались это намерение совершить и построили красивую каменную церковь, и туда поместили святые мощи.
Через какое-то время, когда Ярослав уже отходил от этой временной жизни, он разделил свое княжество своим детям, и Изяславу достался Киев. Но надо сказать, что противники Изяслава сделали возмущение в городе, и Изяслав был изгнан из него. Но он очень надеялся на помощь святых родственников своих, святых князей Бориса и Глеба, молился им о том, чтобы его доля княжения в Киеве вернулась к нему, и он как сын мудрого правителя и сам наследовал мудрость управления, и все нормализовалось в его княжестве.
Надо сказать, что помощь Божия последовала к Изяславу. Он вернулся в Киев, возвратил себе все княжение. В благодарность свои покровителям небесным, великим князьям Борису и Глебу, он совершил еще одно переустройство храма. Он создал огромный собор каменный в честь святых князей Бориса и Глеба. И память их получила уже всенародное почитание. Во многих местах, монастырях стали устраиваться престолы в честь святых страстотерпцев Бориса и Глеба. Мы знаем, что во многих местах, в частности, и в городе Дмитров есть целый монастырь, посвященный святым Борису и Глебу.
И Церковь сегодня воспоминает два таких переустройства два перенесения мощей - в 1072 и в 1115 году по перестроении храмов, и связанное с этим событие. И святых князей рассматривает как небесных покровителей устройства Земли Русской, как покровителей распространения веры христианской, как миротворцев и покровителей справедливости в Отечестве нашем.
Будем надеяться, что их молитвами Господь благословит всех нас и благословит наше Отечество, чтобы не расхищалось оно врагами внутренними и внешними. Молитвами святых Бориса и Глеба, Господь да помилует и утвердит границы Отечества нашего непоколебимыми.
| Код для блогов / сайтов |
Освещение событий по перенесению мощей Бориса и Глеба в 1072 г. в трех исследуемых источниках - летописной статье, "Сказании" и "Чтении" разное. И разнящиеся версии авторов в изложении происходившего позволяют определить как тех, чьи интересы агиографы выражали, так и время их работы.
Итак, собрались в мае 1072 г. Ярославичи: составили свод законов, регламентирующих правила межкняжеских отношений и общественной жизни - "Правду Ярославичей" и приняли участие в торжественном перенесении мощей блаженных страстотерпцев Бориса и Глеба в новую деревянную церковь, построенную Изяславом в Вышгороде. Первым взяли мощи Бориса, покоившиеся в деревянной раке (немаловажная деталь). Перенесение сопровождал крестный ход во главе с митрополитом Георгием. В новой церкви раку открыли и все помещение наполнилось благоуханием, укрепившем веру в блаженных страстотерпцев митрополита Георгия. Поцеловав нетленные мощи Бориса переложили их в каменную раку.
После этого взяли мощи Глеба, находившиеся и до этого в каменной раке (тоже важная деталь) и перевезли в новую церковь. При внесении их в церковь рака остановилась. После воззвания народа: "Господи, помилуй!" рака прошла. Эпизод зафиксирован тремя источниками. Братья и духовенство отпраздновали этот светлый праздник и разошлись восвояси.
Это - пересказ относительно нейтральной статьи 1072 г. из "Повести временных лет", написанной, как уже было сказано, в начале ХII в. Сравним его с рассказом в "Сказании о Борисе и Глебе". Сюжет, в принципе, общий, но есть два существенных дополнения.
Первое - эпизод с благословением князей Ярославичей рукою Глеба. После народного восклицания "Господи, помилуй!", о котором упоминается и в летописной статье 1072 г., в "Сказании" далее следует: "И моляхуся Господеви и святыима, и абие повезоша и. И целоваша святааго Бориса главу. А святааго Глеба руку възьмъ же Георгий митрополитъ благословяше князе Изяслава и Всеволода. И пакы Святославъ, имъ руку митрополичю и дрьжащю святааго руку, прилагааше къ вреду, имьже боляше на шии, и къ очима, и къ темени. И по семь положи руку въ гробе. Начаша же пети святую литургию. Святославъ же рече къ Бьрнови: "Нечьто мя на голове бодеть". И съня Бьрнъ клобукъ съ князя, и виде нъгъть святааго, и съня съ главы и въдасти и Святославу. Онъ же прослави Бога о благодарении святою." Успенский сборник ХII--ХIII вв. М., 1971. С. 62--63; Абрамович Д. И. Жития святых Бориса и Глеба и службы им. С. 56.
Пока этот эпизод ни о чем не говорит, хотя возникает вопрос: почему князья благословляются рукою Глеба - младшего из братьев-страстотерпцев, а не Бориса, мощи которого перенесли первыми?
Но вот перечень присутствующих на торжествах церковных иерархов заставляет задуматься. После традиционно упоминаемых трех Ярославичей - Изяслава, Святослава и Всеволода, далее следует: "митрополитъ Георгии Кыевськый, другый - Неофитъ Чърниговьскый, и епископи Петръ Переяславьскый и Никита Белогородьскый и Михаилъ Гургевьскьий, и игумени..." Абрамович Д. И. Жития святых Бориса и Глеба и службы им. С. 55--56. и т.д.
Почему "Сказание" говорит о двух митрополитах? Ведь в статье 1072 г. "Повести временных лет" упомянут только один - митрополит Георгий. И в "Чтении" Нестора только один - Георгий, с существенной ремаркой, "тогда пасуща Христово стадо", Там же. С. 21. вроде бы кто-то пытался этот факт оспорить. Ошибка переписчика?
Маловероятно, поскольку немногим ниже в "Сказании" при перечислении идущих пред ракою Бориса, по отношению к митрополитам употреблено двойственное число: "... а по нихъ диякони, таче и прозвутери, и по сихъ митрополита и епискупи, и по нихъ съ ракою идяаху". Там же С. 56. То есть, об описке переписчика, сделавшего из черниговского епископа Неофита митрополита, говорить не приходится. К тому же, идентичная "Сказанию" информация имеется и в Софийской первой и Воскресенской летописях.
Этот факт позволяет заподозрить автора "Сказания" в прочерниговской ориентации. И это подозрение становится еще большим, когда мы сравним эпизод с благословением князей рукой Глеба из "Сказания" с аналогичным эпизодом из "Чтения". Но в нем описано благословение Ярославичей, как ни странно, не рукою Глеба, а Бориса!
Митрополит "изя руку блаженаго Бориса, бе бо мощими лежай, и целоваше, прикладая къ очима и къ сердьцю. Таче потомъ благослови ею благовернаго князя Изяслава, потомъ же брата его Святослава, и оста ноготь единъ на глав его, на благословление ему, потом же пакы боголюбець Всеволода, - тако и вся". Там же. С. 21--22.
Возникает вопрос: а какая разница? А разница существенная. Понадобится некоторое отступление, чтобы во всем этом разобраться.
После смерти Ярослава Мудрого в 1054 г. его сыновья унаследовали следующие владения: старший - Изяслав - занял по старшинству Киевский престол. Средний - Святослав - Черниговское княжество. Младший - Всеволод - вокняжился в Переяславле. К нему отошло и Ростовское княжество, бывшее ранее за Борисом. Вот почему впоследствии Борис стал покровителем Всеволодовичей. Сын Всеволода - Владимир Мономах при новом перенесении мощей 2 мая 1115 г. несет раку именно с мощами Бориса, хотя должен был уступить это право по старшинству Давыду Святославичу, старшему в роду. В 1117 г. Владимир Всеволодович закладывает церковь на Альте, в своей резиденции, в месте, где согласно "Повести временных лет" был убит Борис. В своем "Поучении" Владимир Мономах 24 июля называет днем Бориса, а не Бориса и Глеба, и указывает на заступничество старшего святого. В мономаховой семье хранилась драгоценная реликвия - меч Бориса, который впоследствии так и не защитил от убийц внука Мономаха - Андрея Боголюбского, поскольку был специально похищен убийцами. Ипатьевская летопись // ПСРЛ. СПб., 1908. Т. 2. С. 586--587. То есть, очевидно, что Борис был патроном Всеволодовичей.
А что же Глеб? Муромские земли Глеба, как известно, вошли в состав Черниговского княжества, унаследованного Святославом. Глеб выступает покровителем Черниговских князей, и в частности, Святославичей. В свете этих обстоятельств и стал слагаться местный культ Глеба.
Как показали исследования В.И.Лесючевского Лесючевский В. И. Вышгородский культ Бориса и Глеба в памятниках искусства // Советская археология, 1946. Т. VIII. и особенно М.Х. Алешковского, Алешковский М. Х. Глебоборисовские энколпионы 1072--1150 гг.; Он же: Повесть временных лет. М., 1971. С. 87--93. первоначально сложился культ Глеба, а потом Бориса (не случайно, при перенесении мощей в 1072 г. Глеб уже был в каменном саркофаге - непременном условии при канонизации). Причем культ Глеба возник и на Смоленщине (месте его гибели), и в Чернигове - столице княжества. В Чернигове после 1072 г. появляются кресты-мощевики (энколпионы), на лицевой стороне которых помещалось изображение Глеба, а не Бориса.
Исследовавший эту проблему М.Х.Алешковский пришел к весьма важным для нас выводам, что церковный культ Бориса и Глеба возник только после 1072 г., причем первоначально в Чернигове и как Глебоборисовский. Борисоглебский установился несколько позднее и уже в Киеве. Алешковский М. Х. Глебоборисовские энколпионы 1072--1150 гг. С. 112. Когда точно - исследователь не установил.
Важным подтверждением выводов ученого служит тот факт, что до сих пор не известно ни одной печати XI в. с изображением князей, нет их изображений и на фресках Софии Киевской. То есть, вплоть до 70-х годов XI в. иконография святых еще не выработалась. Правда, "Чтение" Нестора сообщает, что уже Ярослав Мудрый "повел же и на икон святою написати, да входяще вернии людии въ церковь ти видяще ею образъ написанъ, и акы самою зряще, ти тако с верою и любовию покланяющеся има и целующе образъ ею". Абрамович Д. И. Жития святых Бориса и Глеба и службы им. С.18. Но тот факт, что до 70-х годов XI в. не сложилась традиция иконописания, только свидетельствует об установлении общерусского культа святых Бориса и Глеба в более позднее время.
Сейчас важен тот отмеченный ученым приоритет, который отдавал черниговец Святослав своему покровителю Глебу Муромскому перед его старшим братом, ибо культ Глеба, как местночтимый, сложился в Чернигове ранее Борисоглебского культа в Киеве. Тогда становится понятным, почему именно Глеб оставляет, согласно "Сказанию", свой ноготь на голове черниговца Святослава - в знак своего ему покровительства и благоволения.
Поскольку в дальнейшем в Киеве и по всей Руси установился Борисоглебский культ (отраженный и в церковных праздниках, и в службе святым, и в проложных сказаниях, и в "Чтении" Нестора), то, следовательно, первая часть "Сказания о Борисе и Глебе", заканчивающаяся рассказом о перенесении мощей святых в 1072 г. (условно названная учеными "Сказанием о гибели Бориса и Глеба"), была написана, во-первых, до официального установления Борисоглебского культа, а, во-вторых, когда заказчиком этого сочинения мог выступить черниговский князь Святослав Ярославич.
Когда это могло произойти? Обратимся к истории. Через год после рассмотренных событий, а именно весной 1073 г., Святослав, заручившись поддержкой брата Всеволода, изгнал из Киева старшего брата Изяслава, нарушив тем самым заповеданный отцом принцип престолонаследования по старшинству.
С вокняжением в Киеве Святослав "умысли съзьдати цьрьковь камяну святыма" Абрамович Д. И. Жития святых Бориса и Глеба и службы им. С. 60. взамен деревянной, только год назад выстроенной Изяславом. Совершенно очевидно, что он придавал большое значение становлению культа святых Глеба и Бориса. Уже в 1073 г. он приступил к сооружению в Вышгороде грандиозного пятиглавого каменного храма-мавзолея князьям-страстотерпцам, который превосходил по своим размерам даже строившуюся в то же самое время Великую Успенскую церковь Киево-Печерского монастыря (он был на 7 м длинее её!) - крупнейшее храмовое сооружение XI-XII вв. Вагнер Г. К. Искусство мыслить в камне. М., 1990. С. 54--56. Конечно, именно новый пятикупольный храм, в котором нашел выражение чисто русский и отличный от византийского храмовый стиль, а не одноглавая деревянная церковь, мог выразить общерусское (и общеправославное) почитание первых русских святых Бориса и Глеба. По всей видимости, именно с этой целью и задумал его строительство Святополк Ярославич, и только смерть князя 27 декабря 1076 г. помешала закончить это строительство. Стены были возведены на 80 локтей, то есть, на три метра, что свидетельствует о довольно интенсивном строительстве.
По своему характеру Святослав был очень энергичным князем. За три с половиной года своего княжения в Киеве он успел сделать для Киевского государства едва ли не больше, чем его брат за девятнадцать лет. Толочко П. П. Древняя Русь. Киев, 1987. С. 91--92.
Известно, он питал интерес и к книгам, о чем свидетельствуют переписанные для него "Изборники" 1073 и 1076 гг. И только в его княжение в Киеве могло появиться проглебовское сочинение с легендой о ногте Глеба, оставленном на его, т.е. Святослава, голове - условно называемое "Сказание о гибели Бориса и Глеба". И только во время княжения в Киеве черниговца Святослава в "Сказании о гибели Бориса и Глеба" мог быть упомянут рядом с митрополитом Георгием другой - Черниговский митрополит Неофит. Из летописей известно, что Неофит был Черниговским епископом в княжение там Святослава. Но в новгородских летописях (Воскресенской, Софийской и др.) он одновременно назван и митрополитом и епископом. Это дало повод некоторым историкам предположить, что во времена триумвирата Ярославичей помимо Киевской митрополии в начале 60-х годов были учреждены еще две - в Переяславле и Чернигове, с титулярными, т.е. поставленными на какое-то определенное время, митрополитами. Таким митрополитом Черниговским и стал Неофит. Наиболее аргументированно эта точка зрения обоснована А. Поппэ.(Поппэ А. Русские митрополии константинопольской патриархии в ХI столетии. // Византийский временник. 1968. Т. 28. С. 85--108; Т. 29, 1969. С. 95--104.) Однако она не безупречна, поскольку не объясняет, почему присутствующий при перенесении мощей переяславльский епарх Петр был в сане епископа, тогда как Неофит -- митрополита. Почему только около 1078 г. (по расчетам А. Поппэ) возвратившийся из Афона на Русь Ефрем был назначен на Переяславльскую кафедру в качестве титулярного митрополита?
Очень существенно сообщение новгородских летописей о епископе-митрополите Неофите, поскольку ни статья под 1072 г. "Повести временных лет", ни "Чтение" Нестора, не упоминают его имени вовсе. Видимо, эпизод с епископом-митрополитом Неофитом был важен только черниговцам, т.е. ему самому и, возможно, Святославу. Это во-первых. А во-вторых, совершенно очевидно, что попало оно в новгородские летописи не из "Повести временных лет", в которой его попросту нет, а из какого-то другого сочинения.
И следующая статья "Повести временных лет" под 1073 г. так же не упоминает имени Неофита, хотя сообщает о важном событии - освящении начала строительства церкви Успения Пресвятой Богородицы в Печерском монастыре: "В се же лето основана бысть церкы Печерьская игуменомь Феодосьемь и епископомь Михаиломь, митрополиту Георгию тогда сущю въ Грьцехъ, Святославу Кыеве седящю". ПЛДР: XI--начало ХII века. С. 196.
Автор заметки объяснил и причину отсутствия митрополита Георгия, и, хотя и сдержанно, но все же сделал официальное сообщение о княжении Святослава в Киеве. О Неофите опять не сказал ни слова, хотя, надо полагать, если бы епископ Неофит был официально назначен митрополитом Георгием местоблюстителем на Киевскую митрополию на время отсутствия на Руси самого Георгия, то был бы обязан присутствовать на закладке собора. Но вместо владыки Неофита освящает строительство Юрьевский епископ Михаил. Интересно, что при освящении в 1089 г. уже построенной Успенской церкви митрополитом Иоанном II присутствовал и Черниговский епископ Исайя. Там же. С. 218.
Надо полагать, это молчание летописца из Киевского Печерского монастыря по поводу митрополитства Неофита не было случайным. Объяснить его можно только одной причиной: оно не было официальным, т.е. не исходило от митрополита Георгия, и потому не признавалось Печерской обителью. Поэтому его и не пригласил игумен Феодосий на закладку церкви в своем монастыре.
Натянутыми в 1073 г. были отношения старейшего русского монастыря и с самим Святославом. Игумен и печерские монахи выступали сторонниками заповеданного Ярославом Мудрым престолонаследования по старшинству. Они поддерживали изгнанного Изяслава и осуждали Святослава. Названный за свои труды праведные "Великим" старейший инок Никон из протеста даже покинул монастырь и удалился в далекую Тмуторокань. Не смягчило сердца старцев и пожертвование князем 100 гривен на строительство упоминаемой выше церкви Успения Пресвятой Богородицы, для которой, надо отметить, Святослав самолично и землю выделил на Киевских горах. На службе, в ектениях, Феодосий по-прежнему поминал первым Изяслава, а за ним уже и Святослава. Совершенно очевидно, что в Печерском монастыре не могло появиться "Сказание о гибели Бориса и Глеба", в котором явно выражены и приоритет младшего брата Глеба над старшим Борисом, легко проецируемый на отношения между Святославом и Изяславом, и покровительство Глеба черниговцу Святославу, обретаемое в этой связи особый смысл. К тому же, "нелюбый" печерцам епископ Неофит назван митрополитом.
О чем может свидетельствовать сохранившееся в новгородских летописях повествование о перенесении мощей святых Бориса и Глеба в 1072 г. с упоминанием имени епископа-митрополита Неофита? И как объяснить различие в перечне имен церковного духовенства, присутствовавшего на этих торжествах, приводимого "Повестью временных лет" под 1072 г. и новгородскими летописями под тем же годом?
В комментариях к "Повести временных лет" Д.С. Лихачев не нашел этому объяснения: "В летописях, восходящих к Новгородско-софийскому своду 30-х годов XV в. этот список (по сравнению со списком "Повести временных лет") несколько иной: "И митрополитъ Георгий Киевьскый и другый Неофитъ, черниговьскый епископъ, Петръ Переяславьскый, Никита Белогородьскый, Михаило Юрьевьскый" (Софийская первая летопись и некоторые другие)... Источники этих поправок не ясны". Повесть временных лет. 2-е изд. СПб., 1996. С. 500 Имена тех же присутствующих перечислены и в Воскресенской летописи. Летопись по Воскресенскому списку // ПСРЛ. СПб., 1856. Т. 7. С. 341; Русские летописи. Т. 2. Воскресенская летопись. Рязань, 1998. С. 443. Нетрудно, однако, заметить полное совпадение этого списка духовных лиц с их перечнем в "Сказании о Борисе и Глебе".
Случайно ли оно и о чем свидетельствует?
При внимательном рассмотрении всей целиком статьи 1072 г. из Воскресенской летописи, обращает на себя внимание ее поразительное сходство не с летописной статьей "Повести временных лет" под 1072 г., а с самим "Сказанием о Борисе и Глебе". В целом тексты совпадают почти дословно, но в них имеются стилевые отличия - перестановки слов, изменение падежей и, соответственно, окончаний и т.п. - свидетельство работы редактора. И как ни странно, в Воскресенской летописи сохранился более древний и полный текст, чем в "Сказании".
После совпадающего перечня имен высшего духовенства, присутствовавшего на торжествах по перенесению мощей св. Бориса и Глеба (кроме имени Николы Переяславльского, замыкающего именной список, и не упомянутого "Сказанием"), в Воскресенской летописи следует подробный рассказ о самом событии, неизвестный "Сказанию", "... и прочии вси игумени, и попы и диаконы, и пришедше со кресты, и съ кандилы и со свещами многыми, идеже лежать святою телеса пречистаа, сотворивъ молитву повеле окопати прьсть, сущую на гробе святою. Копающимъ же имъ, исхождаше благоуханнаа воня отъ гробу святою, и окопавше изнесоша отъ земля; и приступивъ митрополить Георгий со прозвитеры, со страхомъ и любовию, откры гробъ святою, и видеша чюдо преславно, телеса святыхъ никакоя же язвы не имуща, но все цело, и лица ихъ светла бяста яко аггела, яко дивитися архиепископу зело, и всемъ исплъньшимся благоуханиа много. И сотвориша празнество светло..." Там же. С. 341; Воскресенская летопись. С. 443. и т.д. В "Сказании" отсутствует текст от слов "и попы, и диаконы" до слов "И створиша празднество". Далее идет идентичный "Сказанию" текст, но по сравнению с ним в "Сказании" много мелких (одно - два слова) пропусков и нет возможности их все здесь указать. Приведём еще один пример. "Сказание": "И по литургии вься братия и обедаша вси на купь, и праздьноваша праздьньство светьло..." Успенский сборник. С. 63. После слов "вься братия" перед соединительным союзом "и", связанным со словом "обедаша", явно не хватает глагола. Первоначальный вид фразы восстанавливается по Воскресенской летописи: "По литургии вся братия идоша съ бояры своими койждо и обедаша вкупе съ любовию съ великою, и праздьноваше праздьньство светьло". Воскресенская летопись. С. 341.
Приведенных примеров достаточно, чтобы убедиться в том, что текст из "Сказания о Борисе и Глебе" - это сокращенный и слегка отредактированный вариант текста, легшего в основу статьи 1072 г. Воскресенской летописи. Нужно отметить, что и текст Воскресенской летописи подвергся поздней редактуре: так Борис и
Глеб названы уже святыми, а торжества 1072 г. датированы 2-м мая, а не 20-м, в чем, несомненно, отразились торжества 1115 г., о которых, кстати сказать, Воскресенская летопись сообщает весьма сухо, без подробных описаний, имеющихся в «Сказании».
Откуда же сообщение о перенесении мощей Бориса и Глеба в 1072 г. попало в новгородские летописи? "Сказание о Борисе и Глебе", принявшее известный (т.е. уже отредактированный) вид после 2 мая 1115 г. Воронин Н. Н. «Анонимное» Сказание о Борисе и Глебе. С. 46. отпадает, поскольку само является по отношению к Воскресенской и Софийской летописям вторичным.
Не могло оно быть заимствовано и из статьи под 1072 г. "Повести временных лет", поскольку оба сообщения отличаются текстологически, к тому же, как уже говорилось, сама статья 1072 г. из "Повести временных лет" появилась в летописи только после 1115 г.
По наблюдению А.А.Шахматова, высказанному в "Разысканиях...", новгородские летописи пользовались южно-русским (киевским) источником, написанным до 1115 г. Если это не первая (т.е. Несторова) редакция "Повести временных лет", в которой не было еще сообщения о перенесении мощей Бориса и Глеба в 1072 г., то что же?
Единственно возможным источником как для Воскресенской, Софийской и других сходных с ними новгородских летописей, так и для "Сказания о Борисе и Глебе", принявшего известный нам вид после 1115 г., могло быть только существовавшее самостоятельно "Сказание о гибели Бориса и Глеба", написанное прочерниговским автором во время княжения в Киеве с 22 марта 1073 г. по 27 декабря 1076 г. черниговского князя Святослава Ярославича.
Тогда получает правдоподобное объяснение упоминание в нем Черниговского епископа Неофита в сане митрополита.
Как известно, Киевский митрополит Георгий, присутствие которого на торжествах 1072 г. отмечено всеми источниками, в конце 1072 - начале 1073 г. отправился в Константинополь (о чем сообщают и "Повесть временных лет", и "Чтение" Нестора) и в дальнейшем уже на Русь не возвратился. Его преемник Иоанн II приехал в Киев только в 1077 г.
Стало быть, когда в Киеве княжил Святослав, митрополичья кафедра пустовала. По всей видимости, Святослав "назначил" своего Черниговского епископа престолоблюстителем на время отсутствия на Руси митрополита-грека. В этой связи вспоминается похожий эпизод из нашей истории середины ХIII в., когда Михаил Черниговский, также на время занявший Киев, назначил около 1243 г. на пустовавшую митрополичью кафедру игумена Петра Акеровича без утверждения патриархом и даже отправил его с особыми полномочиями на церковный Собор в Лион. (Пашуто В. Т.Очерки по истории Галицко-Волынской Руси. М.; Л., 1950. С. 57--62). Это легко было сделать, если епископ Неофит был уже титулярным митрополитом Черниговским, как полагал А.Поппэ. Взявшийся написать "Сказание о гибели Бориса и Глеба" - не каноническое житие, а историческую повесть, черниговский (или прочерниговский) автор отразил занимаемое на то время положение епископа Неофита и как бы узаконил его, упомянув его имя рядом с Киевским митрополитом Георгием при описании торжеств 1072 г. Негативное отношение к Неофиту (или его назначению митрополитом, совершенном Святославом), продемонстрировали не только печерские монахи, не пригласив его на закладку Успенской церкви, но и выдубицкие, уже в начале ХII в. поместившие в "Повесть временных лет" статью под 1072 г. вовсе без упоминания, по какой-то причине, его имени. Недовольство Печерской обители могло вызвать если не согласие, то, во всяком случае, непротивление владыки Неофита узурпации власти Святославом, преступившем "заповедь отню, паче же Божью". ПЛДР: XI--начало ХII века. С. 196.
Появление "Сказания о гибели Бориса и Глеба" могло быть как-то связано со строительством Святославом каменной церкви во имя Глеба и Бориса. Точнее, заказано к торжествам, которые, надо полагать, планировались по ее завершении, и выразились бы в очередном перенесении мощей страстотерпцев. Но князь Святослав Ярославич неожиданно умер, церковь осталась недостроенной.
В 1076 г. в Киев возвращается Изяслав Ярославич, за два года не проявивший интереса к новостройке и к мощам Бориса и Глеба. 3 октября 1078 г. он погиб в битве с сыном Святослава, Черниговским князем Олегом на Нежатиной ниве.
Киевский престол занимает младший из Ярославичей - Всеволод, княживший до своей смерти 13 апреля 1093 г. Всеволод Ярославич возобновил строительство каменной церкви: как и Святослав, он был заинтересован в укреплении культа страстотерпцев, но не Глебоборисовского, черниговского, а Борисоглебского, поскольку Борис был покровителем Всеволода и отцом выделенного надела - Переяславльского княжества.
За год до его вокняжения в Киеве на Русь приезжает новый митрополит Иоанн II (1077-1088). "Повесть временных лет" характеризует его как "мужа хытра книгамъ и ученью", был он, по словам летописца, "речистъ же, книгами святыми утешая печалныя, и сякого не бысть преже в Руси, ни по немь не будеть сякъ". Там же. С. 218
Во времена его пастырской деятельности в Киеве, видимо, и произошло официальное утверждение святых Бориса и Глеба общерусскими святыми, установление Борисоглебского культа, и окончательное сложение торжественной службы на этот день.
Здесь еще раз уместно сослаться на исследователя службы святым Д.И.Абрамовича: "С распространением памяти свв. Бориса и Глеба потребовалась более торжественная служба, а "творение" митрополита Иоанна дополняется новыми песнопениями и молитвословиями". Абрамович Д. И. Жития святых Бориса и Глеба и службы им. С. ХХI. По всей видимости, именно митрополит Иоанн II и довершил работу над службой. Думается, будучи поставленным на Киевскую митрополию Константинопольским патриархом после выказывавшего неверие в святость князей Бориса и Глеба митрополита Георгия, митрополит Иоанн II не стал бы создавать торжественную службу святым Борису и Глебу без официального их признания византийской Церковью. Не то было время, и не те порядки, как при его далеком одноименном предшественнике. И перенесение мощей уже официально признанных общерусских святых в новую, достраиваемую Всеволодом, церковь, которое, не нужно сомневаться, пришлось бы на 24 июля - день гибели Бориса, покровителя Всеволода, должно было окончательно утвердить 24 июля днем памяти святых - новый праздник в Русской земле.
Приоритетное положение праздника святым на 24 июля зафиксировано в дошедших до нас рукописных книгах ХI - первой половины XIII вв. Помимо уже упоминавшихся двух июльских служебных миней конца XI - начала XII вв. , в которых приводится служба святым на 24 июля, назову еще несколько. В Евангелии апракос ("Юрьевском Евангелии"), датируемом 1119-1128 гг. в месяцесловной части на 24 июля указана память "убиения Бориса, князя русьскааго", а в "Симоновом Евангелии" (апракос, 1164г.) указана на тот же день память обоих князей. В минейном стихираре 1156-1163 гг. имеется стихира Борису и Глебу на 24 июля. В позднейших апракосах - второй половины XII-первой четверти XIII вв. указываются уже две памяти святым - перенесение мощей 2 мая и 24 июля, день гибели Бориса. В апракосе конца ХIII в. появляется еще одна память - Глеба - 5 сентября с отсылкой на службу 24 июля. В двух Студийских уставах конца ХII в. имеется служба свв. Борису и Глебу только на 24 июля. В то же время, сохранившиеся майские служебные минеи XII в., а также первой половины XIII в., не имеют указаний на службу 2 мая. Приведенных примеров вполне достаточно, чтобы согласиться с положением о первенстве и главенстве праздника 24 июля перед другими.
Займёмся рассмотрением житий святых благоверных князей Бориса и Глеба.
БОРИС И ГЛЕБ (в крещении Роман и Давид) (?—1015), русские князья, младшие сыновья Владимира Святославича, первые по времени канонизации русские святые. Из династии Рюриковичей. Скорее всего, были сыновьями киевского князя от «болгарыни», хотя, на основании косвенных данных, неоднократно высказывалось предположение, что Борис и Глеб были сыновьями Владимира Святославича от брака с византийской царевной Анной. Судя по именам Бориса и Глеба, версия о болгарском происхождении их матери заслуживает предпочтения. Согласно «Сказанию о Борисе и Глебе» (11 век) и «Повести временных лет», при жизни отца Борис занимал княжеский стол в Ростове, а Глеб - в Муроме. Однако в «Чтении о житии Бориса и Глеба» (11 век) местом княжения Бориса назван Владимир-Волынский, где он обосновался после женитьбы, а Глеб, согласно этому источнику, находился по малолетству при отце в Киеве. Сделать решительный выбор в пользу той или иной версии затруднительно. Возможно, в последние годы своего правления (около 1012-1013 годов) Владимир Святославич планировал передать киевский стол Борису, что означало бы коренную ломку традиционного порядка столонаследия. Отчасти это подтверждается тем, что тогда он держал Бориса при себе. Подобное решение Владимира Святославича могло объясняться царским происхождением Бориса. Однако планы киевского князя натолкнулись в 1013-14 годах на активное противодействие его старших сыновей - приёмного Святополка Владимировича и родного Ярослава Владимировича. После кончины Владимира Святославича (15.7.1015) киевский стол по праву старшинства занял Святополк. Борис узнал об этом, когда возвращался во главе отцовской дружины из похода на печенегов. Дружинники предложили Борису поддержать его в борьбе за киевский стол, однако он отказался, после чего большую часть дружины покинула его. По данным житийных источников, Борис и его дружинники были убиты в воскресенье 24 июля в стане Бориса в урочище Альта (Алта, Алто, Л то, Льто) (дата и место вызывают некоторые сомнения). Его тело было доставлено в Вышгород и погребено у церкви Святого Василия.
Глеб был убит 5.9.1015 близ устья реки Смядынь, у Смоленска. По разным данным, либо его обманом вызвали из Мурома, либо он бежал из Киева на север, и был настигнут убийцами. Его тело похоронили на месте гибели. Через некоторое время (возможно, в 1017 или 1020 году) по приказу киевского князя Ярослава Владимировича оно было найдено и перезахоронено рядом с останками Бориса в Вышгороде.
Некоторое время могилы Бориса и Глеба находились в забвении и небрежении. Вскоре церковь Святого Василия сгорела, но все иконы и богослужебную утварь удалось спасти, что было приписано заступничеству Бориса и Глеба. На месте сгоревшей церкви, по-видимому, во 2-й половине 1040-х годов, была выстроена новая пятиглавая деревянная церковь во имя Бориса и Глеба, которую освятили 24 июля, куда в тот же день перенесли мощи Бориса и Глеба. На этот день, к которому приурочивалось убиение Бориса, был установлен и ежегодный праздник святых Бориса и Глеба. 20.5.1072 состоялось перенесение мощей Бориса и Глеба в новую церковь, построенную киевским князем Изяславом Ярославичем. На 20 мая был установлен ещё один день поминовения Бориса и Глеба. В середине 1070-х годов Святослав Ярославич начал строить новый храм в Вышгороде, однако по окончании строительства (вероятно, в 1080-90-е годы) он рухнул. В 1112 году его восстановил на свои средства сын Святослава - князь Олег Святославич, после чего 2.5.1115 вновь состоялось перенесение мощей страстотерпцев, не уступавшее по торжественности событиям 1072 года. На этот день было также установлено празднование памяти Бориса и Глеба (в 15-16 веках оно окончательно вытеснило празднование 20 мая). Помимо мощей Бориса и Глеба в Вышгороде хранились и другие борисоглебские реликвии, в частности, меч Бориса, в 1155 году увезённый во Владимир князем Андреем Юрьевичем. Храм в Вышгороде был разрушен в 1240 году во время нашествия монголо-татар на Киев, тогда же были утрачены мощи князей.
С 11 века получило активное распространение храмостроительство в честь Бориса и Глеба. К началу 1070-х годов на местах их гибели были построены деревянные церкви, которые со временем сменились каменными: в 1117 году киевский князь Владимир Всеволодович заложил каменную церковь в урочище Альта, а в 1145 году его внук смоленский князь Ростислав Мстиславич - на Смядыни; почти сразу при них возникли монастыри (на Альте - ранее 1073 года, сожжён половцами в 1154 году; на Смядыни - не позднее 1138 года, существовал до начала 18 века). До 1123 года был построен Борисоглебский собор в Чернигове; каменные храмы появились в Рязани (вероятно, в 1120-30-е годы), Кидекше (около Суздаля, 1152 год), Полоцке (середина 12 века), Новгороде (ныне Великий Новгород; 1167-73 годы), Городне (современный Гродно; 1180-90-е годы) и др., при многих из них позднее сложились монастыри. Посвящение храмов и монастырей Бориса и Глеба не прекращалось и в последующее время (среди них - Борисоглебский монастырь в Торжке, Борисоглебский монастырь близ Ростова). На иконах в соответствии с традицией Борис изображается молодым, обычно с небольшой тёмной бородой и усами, а Глеб - юным, безбородым, с длинными локонами, ниспадающими на плечи. Борис и Глеб почитались как целители и как заступники Русской земли и небесные помощники русских князей.
Источн.: Жития святых мучеников Бориса и Глеба и службы имени П., 1916; Бугославский С. А. Укpaїнo-руські пам’ятки XI-XVIII вєка про князiв Бориса та Глiбa: (Poзвiдкa и текста). Київ, 1928; Успенский сборник XII— XIII века М., 1971; Полное собрание русских летописей. М., 1997-2000. Т. 1-3.
Лит. : Ильин Н. Н. Летописная статья 6523 года и ее
Сведения о Борисе и Глебе, а также о становлении их почитания помимо летописей (Повести временных лет, Новгородской первой летописи младшего извода) сохранились в посвященных святым ранних житийных произведениях - анонимном «Сказании, и страсти, и похвале святую мученику Бориса и Глеба» (нач.: «Род правых благословиться, рече пророк») (далее СС), в тесно связанном с ним «Сказании чудес святою страстотерпцу Христову Романа и Давида» (нач.: «Не възможеть человек глаголати и не насытиться око зьрети») (далее СЧ) и в «Чтении о житии и погублении блаженную страстотерпцу Бориса и Глеба», принадлежащем перу агиографа в. прп. Нестора Печерского (нач.: «Владыко Господи, Вседержителю, створивый небо и землю») (далее ЧН), а также в ранних богослужебных памятниках - проложном житии (нач.: «Мученик Борис бяше из млады въздрасти») и 3 паремийных чтениях (нач.: «Братия, в бедах пособиви бывайте»; «Слышав Ярослав, яко отьць ему умре», «Стенам твоим, Вышегороде»). Некоторые детали отразились и в древнейших церковных песнопениях Бориса и Глеба. Время возникновения перечисленных сочинений, их источники и сложные текстологические взаимоотношения являются предметом продолжающихся научных дискуссий.
Наиболее аргументированным на настоящий момент можно считать взгляд, что СС возникло не позднее г. (в нем не упоминается о происшедшем в том году торжественном перенесении мощей Бориса и Глеба), но вряд ли при Ярославе Мудром (ум. ), вероятнее всего в киевское княжение Изяслава Ярославича , при подготовке торжеств г. Изяслав был наречен в крещении в честь вмч. Димитрия Солунского - в СС Борис и Глеб, как заступники Русской земли, сравниваются со святым Димитрием Солунским, а Вышгород , где покоились мощи святых страстотерпцев,- со «вторым Селунем» . Это помогает датировать и летописную повесть. Во-первых, бесспорно, что из 2 редакций, в которых она сохранилась - в ПВЛ и в НПЛ младшего извода, к СС ближе последняя, т. е. редакция, содержавшаяся в предшествовавшем ПВЛ т. н. Начальном своде 90-х гг. в. Во-вторых, несмотря на то что в науке не раз высказывалось мнение о зависимости летописной повести о событиях 1015–1019 гг. от значительно более пространного СС (митр. Макарий (Булгаков), Е. Е. Голубинский, Н. Н. Ильин, О. Кралик, А. Поппе), более обоснованным выглядит обратный тезис - что СС явилось расширенной житийной переработкой летописного рассказа (А. И. Соболевский, А. А. Шахматов, Н. И. Серебрянский, С. А. Бугославский, Л. Мюллер и др.). В летописи, в частности, более исправно переданы заимствования из славянского перевода греческой хроники Георгия Амартола (вернее, «Хронографа по великому изложению»). Тем самым первоначальную летописную повесть о Борисе и Глебе нужно отнести к киево-печерскому летописанию 60-х - начала 70-х гг. в. По-видимому, в повести отразились достаточно ранние устные предания, иначе трудно было бы объяснить мн. сообщаемые ею детали, напр. имена убийц Бориса (Путьша, Талец, Елович, Ляшко) и Глеба (Горясер, повар Торчин). В то же время едва ли подлежит сомнению, что в Вышгороде с началом чудотворений от мощей святых страстотерпцев уже при Ярославе Мудром стали вестись записи, которые отразились прежде всего в СЧ и ЧН. Высказывалась также гипотеза о существовании созданного будто бы уже в 30-х гг. в. житийного сочинения о Борисе и Глебе, может быть на греческом языке (Д. В. Айналов, Мюллер).
СЧ в рукописях (в т. ч. в древнейшем списке в составе Успенского сборника конца XII - нач. XIII в.) обычно составляет единый комплекс со СС, хотя встречается и отдельно от последнего. По распространенности СЧ сильно уступает СС (по данным Дж. Ревелли, 43 списка против 207), так что в большинстве случаев СС переписывалось отдельно от СЧ. Поэтому вопреки т. зр. Соболевского, Шахматова, Серебрянского, Н. Н. Воронина, Мюллера речь скорее всего идет о 2 самостоятельных произведениях, со временем объединенных в некоторой части рукописной традиции. СЧ в его окончательном виде сложилось в киевское княжение Владимира Всеволодовича Мономаха (1113–1125), не ранее г., ибо содержит рассказ о состоявшемся в том году перенесении мощей Бориса и Глеба, а также многочисленные похвалы в адрес Владимира. При всем том СЧ, как иногда считают, сложносоставно; его более раннюю часть Поппе датирует началом киевского княжения Святослава Ярославича (1073–1076), а С. А. Бугославский - ближе к кон. в. (после ). Т. зр. С. А. Бугославского, который выделяет в СЧ еще один, промежуточный хронологический слой, относящийся ко времени около г., представляется излишне усложненной. По мнению Поппе, первоначальная часть СЧ заканчивалась чудом 6-м («О слепьци»), но основательнее выглядит т. зр., согласно которой сочинение времени Святослава было короче и завершалось сообщением о перенесении мощей в г., а чудеса с 4-го («О хроме и неме») по 6-е были добавлены в ходе создания окончательной редакции при Владимире Мономахе, когда, как полагают, был использован текст ЧН (Мюллер, А. Н. Ужанков). Однако возможно и даже более вероятно, что и СЧ, и ЧН имели общий источник - упомянутые вышгородские записи о чудесах при мощах Бориса и Глеба. ЧН почти все исследователи вслед за Шахматовым относят к 80-м гг. в., видимо ближе к началу десятилетия. Датировка С. А. Бугославского, считавшего ЧН произведением нач. XII в., поддержки не нашла.
Жизнь и гибель Бориса и Глеба
Согласно СС и летописи, при жизни отца Борис занимал княжеский стол в Ростове , а Глеб - в Муроме . Иначе изложено дело в ЧН. Здесь местом княжения Бориса назван, по-видимому, Владимир-Волынский , где Борис обосновался после женитьбы, а Глеб представлен находившимся по малолетству при отце в Киеве . Сделать решительный выбор в пользу той или иной версии работавших примерно одновременно (в 70–80-х гг. в.) авторов затруднительно. «Владимер» во фразе прп. Нестора «Таче посла и потом отець на область Владимер» вполне можно понять и как название города, и как уточнение к «отець». Однако 2-я трактовка плохо вписывается в логику рассуждений прп. Нестора , который именно в посажении Владимиром Бориса на стол усматривает первопричину гнева княжившего в Турове Святополка на своего младшего брата. Бориса, сидевший в далеком Ростове, не представлял бы никакой угрозы для туровского князя, тогда как вокняжение Бориса на Волыни могло повести к уменьшению удела Святополка (Волынь и Туров нередко представляли собой единый владельческий комплекс) и во всяком случае ставило под угрозу связи Святополка с польским князем Болеславом I, на дочери которого был женат Святополк. Так или иначе, прп. Нестору, писавшему в Киево-Печерском монастыре , не мог не быть знаком первоначальный вид созданной там же летописной повести (менее вероятно его знакомство со СС), и, следовательно, он имел особые причины на то, чтобы уклониться от изложенного в ней хода событий. ЧН и СС различаются и в других деталях: по рассказу ЧН, Глеб спасается от Святополка бегством, тогда как в СС и летописи он, подобно Борису, добровольно идет навстречу мученической кончине. Очевидно, в сер.- 2-й пол. в. существовали различные предания об обстоятельствах жизни и гибели Бориса и Глеба, хотя попытки обнаружить следы контаминации разноречивых элементов в самой «ростово-муромской» версии (Шахматов) нельзя признать вполне убедительными.
Заслуживает внимания сообщение ЧН об опасениях Святополка, что Владимир Святославич будто бы собирался оставить Киев не старшему из сыновей (к тому времени таковым был Святополк), а Борису, именно поэтому Владимир под конец жизни вывел Бориса из его княжения и держал при себе (последнее подтверждается также СС и летописью). Похоже, Владимир шел на коренную ломку традиционного порядка столонаследия, действительно видя в Борисе своего преемника в обход старших сыновей, возможно вследст. царского происхождения святых братьев, чем объясняется и характерная «царская» топика применительно к Борису в древнейшей службе («цесарьскыим веньцем от уности украшен, пребогатый Романе» и др.) и в ст. «О Борисе, как бе възъ-ръм», включенной в состав СС (Борис «млад... бе еще, светяся цесарьскы») . Однако это намерение киевского князя натолкнулось в – гг. на активное противодействие его старших сыновей - Святополка Туровского и Ярослава , сидевшего в Новгороде , что дает основание относить обнародование планов Владимира относительно Бориса примерно к 1012/13 г.
Эта датировка находит себе подтверждение в княжеском именослове. Самые ранние из многочисленных наречений княжичей именами новых святых в семействах как Ярославичей (Глеб, Давид, Роман Святославичи, Давид Игоревич, Борис Вячеславич), так и полоцкого кн. Всеслава Брячиславича (Глеб, Давид, Борис, Роман) определенно относятся еще ко времени жизни Ярослава Мудрого (Глеб Святославич родился не позднее 1050/51, Глеб и Давид, коль скоро именно они были старшими сыновьями Всеслава Полоцкого, не позднее 1053/54), тогда как родившиеся в 1036 г. и неск. ранее двое младших сыновей самого Ярослава были наречены Вячеславом и Игорем, что плохо согласуется с предположением о канонизации Бориса и Глеба при митр. Иоанне, если последний был предшественником Феопемпта. В то же время следует учесть, что сохранившиеся печати Давида Игоревича, родившегося в 50-х гг. XI в., несут на себе изображение не Глеба - Давида, а прор. Давида . Это наводит на мысль, что названные наречения состоялись еще до внесения имен Бориса-Романа и Глеба-Давида в святцы, хотя и были следствием почитания князей-мучеников в рамках княжеского рода. В таком случае установление праздника 24 июля при Ярославе следовало бы расценивать как местную канонизацию внутри Киевской епархии (в которую входил Вышгород), а общерус. прославление отнести к г. Датировка общерусской канонизации г. выглядит неоправданно поздней и основывается на весьма спорной предпосылке, будто ЧН стало первым житийным произведением о Борисе и Глебе, тогда как СС таковым быть якобы не могло (так думал и С. А. Бугославский); против говорит и упоминание Бориса и Глеба в перечне святых в берестяной грамоте № 906, которая стратиграфически приходится на 3-ю четв. XI в. Янин В. Л., Зализняк А. А. Берестяные грамоты из раскопок 1999 г. // ВЯ. 2000. № 2. С. 6