Философия и мистика. Мистицизм, история – кратко. Мудрость и философия

МИСТИКА

(от греч. mystika - таинственные обряды, таинство): 1) в широком, обобщенном смысле - загадочное и непонятное, «выходящее за рамки индивидуальной и понимания» (Ф.В.Й. Шеллинг); 2) в духовном смысле - и понимание мира как таинства, «живое прикосновение к тайне» (Н.А. Бердяев), непосредственное таинственного, вырастающее из опыта переживания человеком своего единения с бесконечным бытием (Абсолютом, Богом, Единым, Универсумом, «космической тотальностью» и т.п.). Диапазон родовых признаков М. предельно широк: от понимания ее как «всеобъемлющего жизни», проявления «жизненного порыва» (А. Бергсон), «бытийственной основы религии» (Бердяев) до признания ее в качестве «единственно глубокого и совершенного мировоззрения» (А. Швейцер). К видовым признакам М. относят прежде всего непосредственность и мистического восприятия и неизреченность мистического опыта.
Главным критерием М. является непосредственный единения человека с бесконечным бытием - . При этом само единение может выступать в форме мистериального посвящения (натуралистическая М.), экстатическо-чувственной (духовная М.) или рефлективно-умозрительной (спекулятивный , «теософский» ). Несмотря на способов единения, его суть - в преодолении разрыва между конечным и бесконечным, временным и вечным, земным и небесным. Отсюда, согласно Швейцеру, М. имеет тогда, когда кто-либо считает предопределенным разрыв между земным и неземным, временным и вечным и, все еще пребывая в земном и временном, «переживает свое вхождение в неземное и вечное».
Опыт мистиков всех времен и народов свидетельствует о том, что путь мистического единения, восхождения души к Абсолюту имеет сходные ступени, в классической форме зафиксированные еще Псевдо-Дионисием Ареопагитом (О мистическом богословии, 1, 3). Первая, подготовительная предполагает нравственные и аскетические упражнения (см. АСКЕТИЗМ), чтобы обуздать , животную природу и преодолеть порочные наклонности. Это - ступень нравственного очищения, освобождающая человека от привязанностей к внешнему миру. Вторая ступень включает духовные упражнения, имеющие целью молитвенное сосредоточение и концентрацию мыслей на Абсолютном, что ведет к внутренней отрешенности и духовному просветлению, открывающему видения, созерцания Абсолюта. Наконец, третья ступень, как всех предыдущих упражнений, есть выход сознания за пределы конечного, тварного, земного - экстаз: непосредственное единения с Абсолютом.
Всякая М. является в той или иной мере этически окрашенной, ибо необходимо включает в себя нравственного очищения, самосовершенствования, культивирование очистительных (cathartikai) добродетелей: воздержания, смирения, самоотречения, терпения, прощения и т.п. На основании этого некоторые философы выделяли даже особый «морально-аскетический» М. Напр., Бердяев различал М. «совершенствования души» и М. «познания божественных тайн бытия»: этическую и гностическую М. Примером первого типа может служить М. христианских аскетов; примером второго - М. Плотина, Я. Бёме, И. Экхарта или М. каббалы. На тесную между этикой самосовершенствования и М. указывал Швейцер, подчеркивая, что создать этику самосовершенствования не означает ничего иного, как обосновать этику с помощью М. Тем не менее в строгом смысле слова «морально-аскетическая М.» не может рассматриваться в качестве самостоятельного типа. Она имеет прикладной и подчинена высшей сверхэтической цели: единению с Абсолютом. Восхождение души к Богу, слияние с Абсолютом и т.п. - , по существу, «не , а чисто духовный» (Швейцер). На высшей ступени мистического опыта происходит метафизическое отстранение, этического: больше не нуждается в различении добра и зла; она должна отрешиться «не только от всего дурного, но и от всего хорошего, от всякой формы, даже духовной» (Плотин. Эннеады, VI, 7, 34). Согласно Экхарту, на высшей ступени единения с Абсолютом душа должна утратить, забыть и самого Бога и «утвердиться на полном Ничто».
Попытки этического оправдания М. предпринимались такими мыслителями, как B.C. Соловьев, Л.Н. Толстой, Бергсон и др.
В систематической форме М. была рассмотрена Швейцером, показавшим, что «этическая М.» может вырасти только на почве «духовной преданности таинственной бесконечной воле к жизни». В этой связи Швейцер переосмысливает факт единения с бесконечным бытием, понимая его не как «возвышение в Абсолютном» или растворение конечного в бесконечном, но как единение со всем живым.

Философия: Энциклопедический словарь. - М.: Гардарики . Под редакцией А.А. Ивина . 2004 .

МИСТИКА

(от греч. - таинственный) , религ. практика, имеющая целью переживание в экстазе не-посредств. «единения» с абсолютом, а также совокупность теологич. и филос. доктрин, оправдывающих, осмысляющих и регулирующих эту практику.

Мировоззренч. основы М. могут резко различаться в зависимости от социальных и религ. конфессиональных условий. В ортодоксальных системах теизма (иудаизм , христианство, ислам) абсолют - это личный , и «единение» с ним - это диалогич. « », которое требует согласия партнёра и потому не может быть достигнуто механически односторонним усилием. В ересях «общение» может переосмысляться как «слияние» (так, исламский мистик аль-Халладж был казнён в 10 в. за то, что в экстазе сказал «я есмь », т. е. бог) . Наконец, в системах нетеистич. М. место личного бога занимает безличное начало ( даосизма, буддизма, неоплатонизма и т. п.) . Однако все мистич. доктрины имеют некоторые общие черты. Все они тяготеют кМИСТИКА иррационализму, интуитивизму, намеренной парадоксальности; они выражают себя не столько на языке понятий, сколько на языке символов, центральный изкоторых - (как для опыта, разрушающего прежние структуры сознания) . Представители М. всех времён и народов, всех вероисповеданий и направлений в совершенно одинаковых выражениях заявляют о полной невозможности передать М. иначе, чем в неадекватном намёке или через молчание (ср. «благородное молчание» буддистов) . Теология М. обозначается в христ. традиции как «отрицательная» («негативная», апофати-ческая ) , поскольку она описывает бога посредством отрицаний, не оставляя места для утвердит. характеристик. Практика М. предполагает ту или иную систему психофизич. упражнений (дхъяна и винд. системах М., «умное делание» православных монахов) , обычно включающую гипнотич. сосредоточение ума на простейших фигурах (янтры и мандалы винд. традиции, крест у христиан) , на простейших сочетаниях слов (мантры индуизма, « Иисусова» в православии, молитв, восклицания в католицизме, повторяемые тысячи раз подряд) , на отд. словах и т. д. В некоторых системах М. для таких «медитаций» рекомендуются оп-тим. позы и регуляции дыхания (йога , исихазм) . Приёмы могут быть самыми разными - от бешеной пляски дервишей до тихого «умиления» христ. аскетов. Но в любом случае М. не может обойтись без психотехники аскетизма (или, как в некоторых видах гностицизма и тантризма, а также в сатанизме, без аскетизма навыворот, ритуализированного нарушения этич. и сакральных запретов, создающего предпосылки для психоло-гич. шока и транса) . Поскольку М. предполагает через неиспытанные психологич. состояния, «посвящаемому» ничего не остаётся, как слепо вверяться руководству «посвящённого», который испытал всё на себе. Отсюда наставников типа гуру в индуизме, пира в суфизме, старца в исихазме, цадика в хасидизме.

Хотя историч. аналог и прообраз М. можно усмотреть уже в глубокой древности в шаманскооргиастич. культах, имевших целью экстатич. снятие дистанции между человеком и миром духов или богов, однако М. в собств. смысле возникает лишь тогда, когда религ. умозрение подходит к понятию трансцендентного абсолюта, а логики делает возможным сознат. отступление от логики в М. Поэтому самый ранний расцвет М. происходит в странах с филос. и логич. культурой - в Индии (веданта) , Китае (даосизм) , отчасти в Греции (пифагореизм , платонизм) . Дальнейшие волны М., проходящие, как , поперёк национальных и вероисповедных рамок, отмечают эпохи обществ. кризисов: Рим. империи в первых вв. н. э. (мистерии , неоплатонизм, раннее , гностицизм, манихейство) , конец средневековья в 13- 14 вв. (суфизм , каббала, исихазм, Иоахим Флорский , Экхарт и его последователи) , становление раннего капитализма в 17-18 вв. (кружки янсенистов, квиетистов, методистов, пиетистов, квакеров, хасиды, хлысты) . При определ. историч. условиях М. становилась формой протеста против церк. и социальной иерархии (такова, напр. , роль М. в мировоззрении плебейских сект времён Крест. войны в Германии) . При др. историч. условиях парадоксы М. давали идеали-стич. диалектике (см. оценку Ф. Энгельсом нем. мистика Я. Бёме - в кн. : Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 18, с. 574) . В условиях кризиса совр. бурж. общества в полуинтеллигентских кругах получили распространение эклектич. и наукообразные системы внеконфессиональной М. (теософия и антропософия) , а также крайне вульгаризованная практика обретения «мистич. опыта» - от старомодных спиритич. сеансов до радений хиппи. Мистич. присущи мн. течениям совр. идеалистич. философии, обнаруживаясь даже в таких сугубо рационалистич., «сциентистских» направлениях, как (интерпретированный в ряде высказываний Витгенштейна как «апофа-тич.» М., аналог «благородному молчанию» буддистов) .

Марксизм-ленинизм рассматривает М. как превратную форму отражения реального мира, несовместимую с материалистич. мировоззрением, как бегство от противоречий обществ. бытия человека.

Философский энциклопедический словарь . 2010 .

МИСТИКА

средневековая – религиозно-философские течения, к-рые в , напр., схоластике видели путь постижения бога не в логике и рассуждении, а в сверхразумном созерцании и чувстве. Теоретич. источником ср.-век. М. как на Западе, так и на Ближнем Востоке послужили религ.-мистич. концепции, гл. обр. неоплатонизма, достигшие огромного влияния в эпоху кризиса рабовладельч. общества на исходе античности. Важнейшим источником неоплатоновского мистицизма в средние века стали Ареопагитики, к-рые были переведены на лат. яз. в 9 в. Иоанном Скотом Эриугеной. Сам "М." и бóльшая часть терминов, связанных с ней, восходит к этим произведениям (особенно "О божественных именах", 11, 7, "Таинственная теология", 1, 4). Не менее влиятельным теоретич. источником М. на Западе послужило также учение Августина о сверхчувств. озарении человеч. души (т.н. иллюминизм), достигаемом в результате непостижимой милости бога и позволяющем проникнуть в божества. Сохраняя бога и мира, бога и человека, Августин вместе с тем рассматривал мистич. "познание" как увенчание рационального.

В развитии ср.-век. христ. философии на Западе М. стояла в одном ряду со схоластикой. При этом М. ортодоксальных, вполне признанных церковью писателей нередко становилась гл. формой защиты религ. мировоззрения, к-рое под напором рационалистич. течений в схоластич. философии стремилось полностью уйти в . Нек-рые из ортодоксальных христ. мистиков, напр. Бернар Клервоский, стремились к полному вытеснению схоластики и замене ее М. Ортодокс. М. в лице Бернара Клервоского стала одним из гл. теоретич. обоснований аскетизма. Современники Бернара – Гуго Сен-Викторский и Ришар Сен-Викторский, не отвергая схоластич. способов осмысления действительности, единственно адэкватный путь постижения бога видели именно в М.

Европейская ортодоксальная М. включала в себя нек-рые схоластич. философствования (прежде всего аристотелизма). Большинство ортодокс. мистиков этого времени принадлежало к францисканскому ордену, напр. епископ Гильом из Оверни ( . в 1249), Александр из Гэльса и в особенности Бонавентура.

Неортодоксальная М., решительно осуждавшаяся католич. церковью, была тесно связана с неоплатонизмом, в т.ч. с его идеей о непознаваемости бога. В отличие от ортодокс. мистиков, мистики неортодоксальные, как, напр., Иоанн Эриугена, утверждали, что соединение души с богом в процессе экстаза происходит в силу тождественности их природы, поскольку душа – одно из проявлений неведомого бога, возникших, как и весь , посредством эманации из него. Тем самым неортодоксальная М. смыкалась с пантеизмом, к-рый последовательно отвергался монотеистич. религиями, основывавшимися на дуализме бога и мира. Поскольку с т. зр. мистич. пантеизма экстатич. "постижение" бога есть факт природный, мистич. "познание" выступает как человеч. ума. На этой основе нек-рые мистики-пантеисты, напр. Иоанн Эриугена, а значительно позже Николай Кузанский, приходили к высокой оценке человеч. разума и к ряду положений рационалистич. характера. К пантеистич. направлению в ср.-век. М. принадлежат философы 13 в. Амори Бенский и Давид Динанский. Пантеистич. ср.-век. М. стоит в резко оппозиционном отношении к господствующей церкви, освящавшей систему феод. эксплуатации. Именно эта разновидность М. стала одной из гл. идеологич. основ многочисленных еретич. и революц. движений плебейства, крестьянства и горожан против феодализма и католицизма. По замечанию Энгельса, "революционная феодализму проходит через все средневековье. Она выступает, соответственно условиям времени, то в виде мистики, то в виде открытой , то в виде вооруженного восстания" (Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 7, с. 361). Революционность пантеистич. М. вытекала из того, что открывая индивидуальные пути богопознания перед каждым верующим, она внушала последним о том, что сложная господствовавших религ. догматов и иерархически-бюрократич. церк. , их пропагандировавшая, излишни в деле "спасения" человека. Если Бонавентура и др. ортодокс. мистики утверждали, что духовно-мистич. общение с богом, остающимся внеприродным существом, не отменяет обязательности всех церк. обрядов, то, напр., отрицали по существу все церк. обряды и таинства. К пантеистич. М. очень близко движение т.н. хилиастов, начало к-рому положил Иоахим Флорский. Большинство оппозиц. мистиков 16–17 вв. – Франк, В. Вейгель, Бёме, поэт-философ Иоганн Шеффлер, англ. квакеры и нидерландские и коллегианты, выступавшие с пассивным протестом против господствовавшей формализованной религиозности, тоже принадлежали к числу пантеистов. Отражая слабость и бессилие угнетенных классов феод. общества, далеких от образованности и науки, оппозиционно-еретич. М. противопоставляла господств. церкви не рациональную интерпретацию мира, а созерцат. веру в "царство божие", к-рое должно наступить само собой, без участия людей. С др. стороны, эта разновидность. М. была идеологич. формой организации плебейско-крестьянских масс в их стихийной антифеод. и антицерк. борьбе. С М. была связана деятельность таких революц. борцов против феодализма, как иоахимит Дольчино, мн. табориты, и в особенности Мюнцер, мистич. к-рого, иногда сочетавшийся с элементами рационализма и атеизма (см. тамже, с. 370), стал наиболее последоват. выражением революц. устремлений плебейско-крест. масс.

Др. особенность пантеистич. М. состояла в субъективизации духа и отказе на этой основе от священных и церк. авторитетов. Наиболее характерный представитель ее – Экхарт. Через Таулера, Сузо и анонимного автора "Немецкой теологии" Экхарт оказал влияние на Лютера, выдвинувшего "оправдания верой", а не "делами", и в специфич. форме – на Томаса Мюнцера.

М. как неотъемлемое теологич. идеологии феод. общества была широко представлена не только на Западе, но и на Востоке. В мусульм. странах (особенно в Иране) наиболее влият. мистич. направлением был . В ср.-век. евр. философии источником М. была гл. обр. . М. в ср.-век. инд. философии была представлена рядом направлений и школ, в частности ведантой.

Лит.: Энгельс Ф., Крестьянская война в Германии, в кн.: Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., 2 изд., т. 7; его же, Анти-Дюринг, М., 1957; его же, Книга откровения, в кн.: Маркс К. и Энгельс Ф., Соч., т. 16, ч. 1 [М.–Л., 1937 ]; его же, К истории раннего христианства, там же, т. 16, ч. 2, [М. ], 1936; его же, Естествознание в мире духов, в его кн.: Диалектика природы, М., 1955, с. 28–37; Ленин В. И., Материализм и , Соч., 4 изд., т. 14; Трaхтенберг О. В., Очерки по истории зап.-европ. средневековой философии, М., 1957; Сидорова Н. А., Очерки по истории ранней гор. культуры во Франции, М., 1953; Смирин Н. М., Нар. Томаса Мюнцера и Великая Крестьянская война, 2 изд., М., 1955; Вертеловский А., Западная средневек. мистика и ее к католичеству, X., 1888; Mацек Й., Табор в Гуситском революционном движении, пер с чеш., т. 1–2, М., 1956–1959; Prеgеr W., Geschichte der deutschen Mystik im Mittelalter, Tl 1–3, Lpz., 1874–1893; Delacroix H., Essai sur le mysticisme en spéculatif en Allemagne au XIV siècle, P., 1899 (thèse); Butler C., Western mysticism, L., ; Hornstein X. de, Les grands mystiques allemands du XIV-me siècle: Eckart, Tauler, Suso, Lucerne, 1922; Büttner Th., Werner Ε., Circumcellionen und Adamiten, В., 1959.

В. Соколов. Москва.

Философская Энциклопедия. В 5-х т. - М.: Советская энциклопедия . Под редакцией Ф. В. Константинова . 1960-1970 .

МИСТИКА

МИСТИКА (от греч. μυστικός - таинственный), религ. практика, имеющая целью переживание в экстазе непосредственного “единения” с абсолютом, а также совокупность теологических и философских доктрин, оправдывающих, осмысляющих и регулирующих эту практику.

Мировоззренческие основы мистики могут резко различаться в зависимости от социальных и религиозно-конфессиональных условий. В ортодоксальных системах теизма (иудаизм , христианство, ислам) абсолют - это личный бог и “единение” с ним - это диалогическое “общение”, которое требует согласия партнера и потому не может быть достигнуто механически односторонним усилием. В ересях “общение” может переосмысляться как “слияние” (так, исламский мистик альХалладж был казнен в 10 в. за то, что в экстазе сказал “я есмь истинный”, т. е. бог). Наконец, в системах нетеистического мистицизма место личного бога занимает безличное трансцендентное начало (дао даосизма, шуньята буддизма, единое неоплатонизма и т. п.). Однако все мистические доктрины имеют некоторые общие черты. Все они тяготеют к иррационализму, интуитивизму, намеренной парадоксальности; они выражают себя не столько на языке понятий, сколько на языке символов, центральный из которых - смерть (как знак для опыта, разрушающего прежние структуры сознания). Представители мистики всех времен и народов, всех вероисповеданий и направлений в совершенно одинаковых выражениях заявляют о полной невозможности передать смысл мистики иначе, чем в неадекватном намеке или через молчание (ср. “благородное молчание” буддистов). Теология мистики обозначается в христианской традиции как “отрицательная” (“негативная”, ), поскольку она описывает бога посредством отрицаний, не оставляя места для утвердит. характеристик. Практика мистики предполагает ту или иную систему психофизических упражнений (дхьяна и йога в индийских системах мистики, “умное делание” православных монахов), обычно включающую гипнотическое сосредоточение ума на простейших фигурах (янтры и мандалы в индийской традиции, крест у христиан), на простейших сочетаниях слов (мантры индуизма, “молитва Иисусова” в православии, молитвенные восклицания в католицизме, повторяемые тысячи раз подряд), на отдельных словах и т. д. В некоторых системах мистики для таких “медитаций” рекомендуются позы и способы регуляции дыхания (йога , исхаизм). Приемы могут быть самыми разными - от бешеной пляски дервишей до тихого “умиления” христианских аскетов. Но в любом случае мистика не может обойтись без психотехники аскетизма (или, как в некоторых видах гностицизма и тантризма, а также в сатанизме, без аскетизма навыворот, ритуализированного нарушения этических и сакральных запретов, создающего предпосылки для психологии, шока и транса). Поскольку мистика предполагает движение через неиспытанные психологические состояния, “посвящаемому” ничего не остается, как слепо вверяться руководству “посвященного”, который испытал все на себе. Отсюда значение наставников типа гуру в индуизме, пира в суфизме, старца в исихазме, цадика в хасидизме.

Хотя исторический аналог и прообраз мистики можно усмотреть уже в глубокой древности в шаманско-оргиастических культах, имевших целью экстатическое снятие дистанции между человеком и миром духов или богов, однако мистика в собственном смысле возникает лишь тогда, когда религиозное умозрение подходит к понятию трансцендентного абсолюта, а развитие логики делает возможным сознательное отступление от логики в мистику. Поэтому самый ранний расцвет мистики происходит в странах с философской и логической культурой - в Индии (веданта), Китае (даосизм), отчасти в Греции (пифагореизм , платонизм). Дальнейшие волны мистики, проходящие, как правило, поперек национальных и вероисповедных рамок, отмечают эпохи общественных кризисов: крушение Римской империи в первых вв. н. э. (

Традиции мистической философии восходят к трудам Плотина. Его схема космоса – Единое, Ум, Душа, Материя, связанные по нисхождению эманацией, – определяет путь мистического восхождения, степени которого, в свою очередь, определяются принципом подобия микрокосма макрокосму. «Каждый из нас – духовный микрокосм, связанный с чувственным миром тем низшим, что присутствует в нас; высшим же мы родны с божественным Духом…» 157 .

Если в классической античной философии разум считался высшей инстанцией макрокосма и высшей способностью человека, то у Плотина он уступил высшее место Единому и человеческому духу соответственно. «…Для человека возможно двоякое самопознание: или он познает и сознает себя только как дискурсивный разум, составляющий главную силу души, или же он, восходя до духа, познает и сознает себя совсем иначе, а именно, соединяясь с духом и мысля себя в его свете, сознает себя уже не как человека, а как иное, высшее существо; человек в этом случае как бы восхищается и воспаряет в высшую сверхчувственную область той лучшей свой частью, которая способна, словно на крыльях, взлетать в область чистого духа и сохранять в себе то, что там увидит» 158 .

Понимая человека как духовный микрокосм, Плотин сохраняет представление Платона о двойственном тяготении души: ввысь и вниз. В диалоге «Федр» Сократ уподобляет душу колеснице. «Уподобим душу соединенной силе крылатой парной упряжки и возничего» (246b). «Из коней… один хорош, а другой нет. <…> …Один из них прекрасных ста тей… масть белая, он… друг истинного мнения, его не надо погонять бичом, можно направлять его одним лишь приказанием и словом. А другой…черной масти… друг наглости и похвальбы… и еле повинуется бичу и стрекалам» (253de). Конечно, Плотин по-иному описывает то же внутренне противоречивое состояние человеческой души: «Вот что происходит с индивидуальными душами: тяга к божественному Духу побуждает их возвращаться к своему истоку, но их также влекут и те присущие им силы, которые управляют низшими планами бытия» 159 .

Интерес к проблемам мистического восхождения со времен Плотина сохранялся на протяжении многих веков вплоть до настоящего времени. Удивительно, что к построенной Плотином схеме методического восхождения к созерцанию Первоединого до сих пор не было добавлено ничего существенно нового. «Чтобы узреть Первоединого, нужно войти в самую глубь собственной души, как бы во внутреннее святилище храма, и отрешившись от всего, вознесшись превыше всего в полнейшем покое, молчаливо ожидать, пока не предстанут созерцанию сперва образы как бы внешние и отраженные, т. е. Душа и Дух, а за ними и образ внутреннейший, первичный, первосветящий – Первоединый» 160 .

Называя Первоединое Богом, Плотин подчеркивает, что для мистического восприятия человек должен отвлечься от всего того, что Богом не является, то есть от всего чувственно данного и умопостигаемого, принадлежащего «здешнему», земному миру. «…Само собой понятно, что мысль не может всецело отдаться созерцанию Бога в то же самое время, когда ее отвлекает какой-либо другой образ, и что душа, наполненная этими образами, не в состоянии воспринять и запечатлеть в себе образ Того, Кто не имеет с такими образами никакого сходства» 161 .

Конечно, одного лишь познавательного стремления к постижению Единого недостаточно; без нравственного совершенствования, то есть без преобразования само й жизни человека, мистическое восхождение невозможно. Познание Бога (Блага) происходит «главным образом путем методического восхождения по неким ступеням, ведущим к достижению Блага. Ступени эти суть: очищение молитвой, украшение добродетелью, воспарение после отрешения от всего чувственного в мир сверхчувственный, ноуменальный и старание всячески удержаться в нем… Пройдя мыслью и жизнью через ступени субстанции, ума, совершенно живого существа, она, наконец, перестает все это видеть, как нечто положенное вне себя, и приближается к тому, что стоит выше всех эйдосов и освещает их своим светом… а потом, поднятая как бы на волне Духа еще выше, она вдруг усматривает что-то, сама не ведая, что и как» 162 .

Достигнутое мистическое состояние сознания – это состояние единства: сначала Бог – это нечто иное, чем человек, затем происходит отрешение человека от своего «я» и его слияние с Богом. «Вот что обыкновенно происходит, когда человек целиком обращается к Богу: сначала он чувствует, что одно есть он сам, а иное – Бог, но потом, как только он погрузится внутрь себя, то весь как бы скроется и исчезнет. Другими словами, коль скоро он отрешается от своего особого «я», которое боится не быть отдельным и отличным от Бога, он тем самым сливается и становится единое с Богом, между тем как до этих пор он, желая созерцать его, как нечто отличное от себя и далекое, конечно, и видел Бога только вне себя» 163 .

Описывая, судя по всему, свой собственный мистический опыт, Плотин подчеркивает радикальное преображение человека, что, однако, остается лишь временным. (Заметим, что и в это описание за много веков в мистической литературе не было добавлено ничего принципиального нового.) «…Душа, устремленная к Богу и пришедшая к Нему, начинает жить совсем иной жизнью, ибо становится участницей в Его жизни, и понятно, что в этом состоянии, чувствуя присутствие в себе первоисточника истинной жизни, не желает ничего другого, напротив, все прочее отметает, от всего окружающего отвращается и отрешается, чтобы утвердить себя всецело в одном Боге и стать едино с ним. <…> Кто удостаивается такого единения, тот зрит Бога, зрит в нем самого себя – просветленного, в сиянии духовного света, даже более – видит себя, как сам свет – чистый, тонкий, легкий. Ему кажется тогда, что он сам как бы обратился в божество, что он весь пламенеет, как горящий огонь; когда же минует это состояние, он опять становится тяжелым и ничтожным» 164 .

Учение Плотина о мистическом постижении Единого (Первоединого, Бога, Блага) построено на учении о нетварном свете и «умном созерцании». «Акт духовного созерцания, как и акт чувственного зрения, содержит в себе два момента: для глаза одно составляет видеть образ зримого предмета и совсем иное – видеть свет, благодаря которому предмет для него видим. <…> То же самое имеет место и в акте умного созерцания, в котором дух созерцает мыслимые предметы тоже при помощи света – того света, который изливается на них от Первоначала, причем, видя эти предметы, видит также и освещающий их свет, но так как он все свое внимание направляет на эти предметы, то не видит ясно и отчетливо того начала, которое их освещает. Когда же он устранит на поле своего зрения эти предметы, тогда сможет увидеть и сам свет, и источник света» 165 .

Мистическое состояние сознания кратковременно – его длительность оценивают от получаса до двух часов. При этом мистик ощущает полнуюбездеятельность воли . Несомненно, само мистическое состояние можно вызывать волевым усилием (существуют специальные руководства по сосредоточению), но при достижении его мистик ощущает свою волю парализованной или отданной во власть высшей силы. Поскольку мистическое состояние предполагает внутреннее просветление и проникновение в сверхразумные истины, постольку его описывают какинтуитивное . С этим же связана и такая важная характеристика мистического состояния сознания, какнеизреченность 166 . Поскольку мистическое состояние не принадлежит к интеллектуальной сфере сознания, постольку не случайно описания мистиков изобилуют множеством парадоксальных выражений (это так называемая «отрицательная диалектика разума»): ослепительный мрак, шепот молчания, плодотворная бесплодность. «Божественный Мрак – это тот неприступный свет, в котором, как сказано в Писании (1 Тим. 6, 16), пребывает Бог. …Невидим и неприступен он по причине своего необыкновенно яркого сверхъестественного сияния…» 167 .

Мистическое чувство единения с Абсолютом сопровождается чувством расширения пространства, чувством освобождения (отчужденностью от мира, переходом от смятения к покою, от пессимизма к оптимизму). Это состояние может возникать как спонтанно, так и в результате специальных систематических тренировок.

Систематически культивируемый мистицизм является необходимым элементом религиозной жизни 168 . Это предполагает прежде всего упорные тренировки согласно специальным предписаниям, в которых говорится о положении тела, дыхании, сосредоточении мыслей, моральной дисциплине. Выполнение соответствующих упражнений приводит к постепенному отстранению от внешних ощущений, ибо они мешают сосредоточиться на возвышенном. При этом, однако, признается положительная роль чувственных образов религиозно-символического характера, хотя постепенно исчезают и они.

В результате подготовки самого мистика и – если последует – Откровения и происходит встреча с Абсолютом; сознание единства с Абсолютом характеризует понятие «экстаз». Экстаз – это состояние восторга, «исступление», оцепенение как пребывание «вне мира сего»; физиологически это сопровождается слабым дыханием и пониженным кровообращением. Что же касается самосознания, то человек чувствует себя свыше одаренным мудрецом, пророком, святым, постигшим мистическую истину.

Мистические истины многообразны: некоторые из них относятся к земному миру, однако гораздо важнее откровения теологического характера. Религиозные философы пишут об объективном характере мистического опыта, о «мистическом реализме». Однако несмотря на это, следует охарактеризовать мистическую истину как субъективное, а не объективное знание, поскольку мистические истины существуют лишь для того, кто находится в экстазе, и они непостижимы ни для кого другого (уже хотя бы вследствие неизреченности). Хотя, конечно, при всей неизреченности мистического знания исследователи отмечают сходство описания, причем независимо от религиозной принадлежности мистиков.

Все-таки у мистической истины нет (и не может быть) никакого внешнего всеобщего (эмпирического либо логического) критерия; она очевидна в силу внутренней достоверности . Иначе говоря, собственный мистический опыт абсолютно достоверен для мистика, тогда как чужие мистические состояния, вообще говоря, неавторитетны.

Конечно, говорить о мистическом познании, то есть о богопознании в широком смысле (имея в виду весь трансцендентный мир), можно только условно: достаточно уже того, что познание трансцендентного принципиально отличается от познания имманентного как апофатическое познание от катафатического.

Суть апофатического метода определяется тем, что Бог как причина чувственно-воспринимаемого бытия не является чем-либо чувственно-воспринимаемым; Бог как причина умопостигаемого бытия не является чем-либо умопостигаемым. Псевдо-Дионисий Ареопагит – классик апофатического богословия и важнейший авторитет в сфере христианского мистицизма – понимает мистическое познание как неведение и сопричастность. «И полагаю, что при славословии Сверхъестественного отрицательные суждения предпочтительнее положительных, поскольку утверждая что-либо о Нем, мы тем самым от самых высших свойств Его постепенно нисходим к познанию самых низших, тогда как отрицая мы восходим от самых низших к познанию самых изначальных…» 169 .

Целью апофатического познания является восхождение к состоянию сопричастности Богу. «…Божественное, которое нам открывается, мы познаем единственно в силу сопричастности к нему…» 170 .Средством для этого служит полное забвение, отрицание себя самого. «…Для этого мы должны всем существом своим всецело отречься от себя и всецело отдаться Богу, поскольку лучше принадлежать Богу, чем самим себе, а пребывающим с Богом дано будет и постижение Божественного» 171 .Результатом оказывается просветление человеческого существа под воздействием Божественного света. «Итак, познать что есть Бог по существу своему – мы не можем, поскольку он – непознаваем… и все-таки (я дерзаю утверждать), что мы можем познать его, – во-первых, созерцая благоустроение сотворенной им вселенной, которая в некотором роде является отображением и подобием его Божественных прообразов, и, во-вторых, познания Причины всего сущего мы можем достигнуть, восходя к потустороннему путем постепенного отвлечения от всего сущего. <…> Однако наиболее божественное познание Бога – это познание неведением, когда ум, (постепенно) отрешаясь от всего сущего, в конце концов выходит из себя самого и сверхмыслимым единением соединяется с пресветлым сиянием, и вот тогда, в непостижимой бездне Премудрости, он и достигает просветления» 172 .

Признание Псевдо-Дионисия классиком христианской мистики вовсе не означает, что все мистики пишут в таком же духе. У одних мистиков, как и в «Ареопагитиках», заметно влияние неоплатонизма, тогда как другие обращались и к более ранним традициям античной философии. Бонавентура, например, следует образцам пифагорейской мистики. «Так как все сотворенное красиво и неким образом вызывает наслаждение, а красота и наслаждение не могут существовать без пропорции, пропорция же в первую очередь заключается в числах, то с необходимостью следует, что все исполнено числами, а через это «число является главным образцом в душе Творца», а в вещах – главным следом, ведущим к мудрости» 173 .

Как бы ни называли мистический путь – путь к просветлению, путь к мудрости, путь к обо жению, это – процесс, ведущий к преображению человеческой жизни и личности, и совершается он – что принципиально важно - божественной силой. «Только когда мы становимся ничем, Господь может войти в нас, и тогда уже не будет никакой разницы между Его жизнью и нашей» 174 . В христианской мистике центральная роль отводится Иисусу Христу: «Я есмь путь и истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только через Меня» (Ин. 14, 6).

Апостол Павел говорил: «И уже не я живу, но живет во мне Христос» (Гал. 2, 20). В Толковой Библии дается комментарий: «Апостол сораспялся Христу (ср. Рим.VI, 6), и прежнего преобладания своего человеческого «я» Апостол уже не чувствует. Напротив, в немживет Христос – Христос стал в нем единственною движущею, руководящею мыслями, чувствами и волею Павла силою или принципом. Но, конечно, Апостол ещеживет во плоти , жизнь его и после обращения ко Христу не стала во всех отношениях жизнью Христовой, не уподобилась вполне жизни Христа. <…> В дальнейшем, благодаря помощи Христа, жизнь Апостола вполне уподобится жизни Христа, который будет постоянно прибавлять ему силы для достижения возможного совершенства» 175 . Это и есть состояние обожения.

Христианское обожение – вовсе не языческоеобожествление . Кроме того, понятие обожения никоим образом не имеет пантеистического смысла, как, например, в буддизме, когда человек достигает нирваны. «Христианский мистик тоже стремится к “обожению“, также хочет “стать богом“. Но в его устах эти выражения имеют другой смысл. Правда, и он в обожении допускает момент некоего таинственно-метафизического преображения своей природы, преодоления временной и пространственной ее ограниченности, тем не менее “стать богом“ для него не значит всецело, до потери своей личности отождествиться с Божеством. Обожение означает для него только наивысшее приобщение к Божественным совершенствам…» 176 .

Обожение предваряется катарсисом (очищением), что также можно интерпретировать как своего рода мистическое восхождение к божеству. Катарсис предполагает не отречение от мира вообще (ибо мир как творение Бога не есть безусловное зло), но от мира как явления, во зле лежащего, то есть не от материи как таковой, а от пристрастия к материальным вещам, от предпочтения чувственно-материальной жизни – жизни духовно-разумной.

Вообще в мистике можно различать два противоположных направления: мистику эмоциональную и рациональную, в зависимости от акцентирования способов достижения единения с Богом: это либо «праксис», либо «теория» (gnosis). Соответственно сложились основные направления древнецерковной мистики: нравственно-практическое, абстрактно-спекулятивное, этико-гностическое; этико-гностическое синтезирует мистику эмоциональную и рациональную.

1. Нравственно-практическое направление

Это направление может быть названо эмоциональным, поскольку здесь мистика построена на эмоциональном тяготении к Богу: напряженное искание Бога осуществляется силой пламенной любви, охватывающей душу человека до самозабвения.

Убедительность и действенность нравственных предписаний обеспечиваются символической наглядностью Бога, опирающейся на библейские образы.

К принятию благодати подготавливают смирение, любовь, доброделание, подвижничество.

Обожение понимается как духовно-осязаемое присутствие Христа в душе человека.

2. Абстрактно-спекулятивное направление

Это рационалистическое направление в мистицизме. Напряженное искание Бога здесь перенесено в область интеллектуального устремления.

Учения построены не на символических библейских образах, а на основе абстрактно-философских представлений о Боге.

Это вера философски просвещенного меньшинства.

Gnosis– это созерцание как сила, открывающая тайны мироздания, сила абстрагирующей мысли и абстрактно-интуитивного проникновения в сущность познаваемого.

Любовь к Богу рассматривается не как самодовлеющее начало жизни мистика, а как условие гнозиса.

Обожение понимается как наивысшее «упрощение» человека.

Для этого требуется отрешение от всех форм чувственного и рационального познания; только философски просвещенный мистик способен осилить путь дисциплинирующего разума.

3. Этико-гностическое направление

Главная идея, направляющая духовные искания, – «любовь неотделима от гнозиса».

Представление о принципиальном единстве телесной и духовной организация человека предполагает необходимость и «праксиса» (строгого подвижничества, сопровождающегося доброделанием), и «теории» (высшей духовно-созерцательной жизни, чистой молитвы) для достижения катарсиса.

венец духовного подвига – исихия (покой, безмолвие, отрешенность, «молчание ума», «совершенный покой духа»).

Исихазм как метод внутренней молитвы довольно характерен для православия. Он предполагает непрерывную службу Богу ипредстояние перед Ним, чтобы в конце концов увидеть Бога в самом себе, поскольку предстояние перед Богом подъемлет взор, сердце, волю, мысли человека. Исихасты используют особые молитвенные приемы для достижения «чистой молитвы», когда прекращается всякое движение ума, в том числе и молитва. В числе этих приемов, способствующих сосредоточению ума, – особое положение тела, управление ритмом дыхания.

(греч mystikos - таинственный) - религиозно-идеалистический взгляд на действительность, основу к-рого составляет вера...

(греч mystikos - таинственный) - религиозно-идеалистический взгляд на действительность, основу к-рого составляет вера в сверхъестественные силы. Зародился в глубокой древности, позднее выступает как непременный существенный элемент тайных обрядов (мистерий) религиозных об-в Древн. Востока и Запада. Гл. в этих обрядах - общение человека с богом или к.-л. др. таинственным существом. Подобное общение достигается якобы через озарение, экстаз, откровение. Элементы М. свойственны мн. философско-религиозным учениям древности (конфуцианство, брахманизм, орфики, пифагорейцы, Платон и неоплатоники и т. д.). Средневековая мистическая философия (неоднородная по своей социальной значимости) связана с именами Бернара Клервоского (1091- 1153), Экхарта (1260-1327), И. Та-улера (1300-61) и др.. а также с суфизмом. Позже выступили мистики Бёме, Сведенборг. М. в той или иной степени присущ почти всем идеалистическим философиям нового и новейшего времени (особенно неотомизму, персонализму и нек-рым формам экзистенциализма). В России религиозно-мистическую философию развивали славянофилы, Соловьев и его последователи (Бердяев, Трубецкой и др.). Философы-мистики высшей формой познания считают некую мистическую интуицию, “духовный опыт”, в к-ром исчезает разделение на субъект и объект и открывается реальность бога - духовной первоосновы мира. М. проповедуют, как правило, идеологи реакционных классов, хотя в нек-рых случаях прогрессивные идеи или революционная оппозиция и социальный протест (напр., в суфизме, у Экхарта, Мюнцера и др.) выражаются в религиозно-мистической форме.

Мистицизм, Мистика

(от греч. mystikos – таинственный, закрытый) – религиозно-философская концепция, допускающая возможность непосредственного...

(от греч. mystikos – таинственный, закрытый) – религиозно-философская концепция, допускающая возможность непосредственного знания каким-либо человеком познаваемых им оригиналов (трансцендентных сущностей или феноменов) путем прямого пребывания в них его души. Понятие мистического постижения бытия противоположно по смыслу понятию освоения мира через образы (копии) – эйдосы, идеи, идеалы, сенсорные восприятия, понятия, а также через знаки, символы или модели. В более узком смысле под М. понимают опыт непосредственного общения с Богом, переживание в экстазе подлинной встречи человека с абсолютом, религиозную практику “единения” с Полнотой Бытия. Своими корнями М. уходит в древние религии и сегодня по-разному проявляется в религиозных системах и теологических доктринах. В пантеистических религиях (даосизм, буддизм и др.) М. трактуется как слияние человека с безличным трансцендентным абсолютом по воле Абсолюта. В системах теизма (иудаизм христианство, ислам) М. раскрывается как диалогическое “общение” верующего с личностным Богом, причем это “общение” обусловлено не только волеизъявлением Бога, но также свободой воли верующего. Определяя М. как непосредственное, а потому молчаливое и трудно выразимое знание, теология М. описывает абсолют апофатически, “отрицательно”, допуская лишь утверждение о существовании Бога. Практика М. основана на разнообразных системах психотехники, психофизических упражнений и медитации (йога, гипнотическое сосредоточение ума на простейших фигурах или символах, на повторениях сочетаний слов и т. п.).

Развитию М. способствовали индуизм (веданта), даосизм, пифагореизм, платонизм, а в современной внеконфессиональной сфере – теософия и антропософия. Сильны были мистические мотивы в раннем христианстве, гностицизме, манихействе, суфизме, каббале, исихазме. Иногда М. был формой протеста против церковной и социальной иерархии. Не следует путать М. с необычными явлениями (призраками, левитацией и т. д.), а также с любыми невнятными видениями и бормотаниями во время транса. Мистическое состояние достаточно редко, достигнуть его может не каждый верующий.

Щепановская С. В. (философ.фак. СПбГУ)

Мистика versus философия:

совместное осмысление,

становление по-новому свободного сознания человека.

Аннотация (тезисы):

В последнее время наблюдается обращение к язычеству, более практическое, чем теоретическое: это не есть вживание в старые традиции, а возвращение к природе на новом уровне самодостаточной уникальной личности (которой не было в языческих обществах). Этнические самоопределения служат выявлению этой уникальности. Интернет как планетарная связь порождает возможность создания обществ по интересам, независимо от территориальных и государственных традиций и стандартов верования. Мистика и философия предстают актуальными как два пути, непараллельные, но близкие в создании новой метафизики, одна из главных черт которой - становление по-новому свободного сознания человека.

В современном осознании, философия – это не система, т.к. новое более полное знание принципиально не совпадает с определением системы. Система – отжившая форма мысли, являющая собой в крайнем виде увлечение самой мыслью, чем познанием, которому эта мысль служит. Возвращение, вопрошание к язычеству, присущее современности – совсем на другом уровне, это движение в новое, не возвращение, а мистическое единение с миром, первозданной, чистой нетронутой природой человека, его души, которая, приобретая знания, тем не менее стремиться к чему-то похожему на детство (чистота познания без наложения социального само-собой-разумеющегося , которое не ставится под сомнение и часто принимается социализируемым человеком бессознательно). Это происходит и с язычеством: мы смотрим на него другими глазами, через призму наросшей, разросшейся и укоренившейся системы разнообразных понятийных сфер в человеческом восприятии и осознании окружающего его мира. Однако, возникают крайние течения язычества, приближение к первобытным манерам существования в их дикости – это происходит с людьми, не понимающими происходящих смысловых сдвигов, однако, подпадающих под общих дух века, интуитивно чувствующих современность за счет нахождения в ней. Например, сатанисты известны своими жертвоприношениями. Но это следование традиции, ритуалу (закону, плану) , следование инструкции древних, но не самим их заветам в первоначальном значении, с возникающими духовными чувствами. Древние преступают естественный порядок, чтобы снова воссоздать нарушенную гармонию, чтобы вместе пережить эту трагедию и напомнить о законе .

Но темы, затрагивающие перегибы негативного характера, представляют меньший духовный интерес. Более близки ему течения, возникающие у людей, стремящихся к новому уровню восприятия, принципиально новому типу осознания себя, мира, те, которые открывают новые пути движения (здесь специально не используется термин прогресс или даже термин развитие. Движение не несет в себе оценки прошлого как менее совершенного, оно показывает динамику процессов и их открытие, в духовном смысле не менее и не более интересных, чем были в прошлом: точнее сказать, новые пути открытия того же самого) .

Открытие Себя – как существа в некотором роде вне этого мира, как активного участника становления себя и своей духовно осмысленной природы, отличной от догм и законов общества (которые сориентированы пока по большей части на сохранение рода и уже собранного наследия, чем на развитие человека свободного мышления ). Раскрытие человека, творящего не с помощью рук, которые символизировали человека (по Дарвину) - рукотворное, т.е. сделанное из чего-то внешнего по отношению к человеку, а с помощью собственного сознания. Подчеркнем, что не с помощью веры и не с помощью разума. Разум понимался и понимается как тип мышления, который действует в рамках логических законов, а значит, ими определяется. Выход за них – не конец философии, а преодоление несвободы. Ведь что такое аргументы в философии? Это могут быть и любые аргументы, часто даже фантазия, найденные с помощью эрудиции и создание образов реальности, подгонка природы под наше понимание её (недостаточно, чтобы аргумент соответствовал только человеческой логике). Философ всегда должен опираться на знание, добытое интуицией, собственной внутренней уверенности в том, к чему он стремиться, потому что иначе это выглядит как рождение перед зачатием – сначала формируется мысль, а потом область, в которой эта мысль существует. Это творение реальности типа ухода в себя, так как человек, следуя собственному мыслительному потоку, если не будет контролировать движение сознания, может уйти от мира в свою мысль. Она тоже имеет бытие, хотя бы умозрительное (Аристотель, Платон), но задача философа стоит в открытии мира, его существа, которое не только умозрительно в номиналистическом смысле.

Аргументировать мысль так, чтобы она была понята и воспринята другим человеком - это еще не значит сказать нечто истинное. Можно попасть в сферу собственного (понятного для себя, практически близкого), отключившись от общего. И чтобы начать философию, нужно обратиться сначала к себе, но потом через это обращение открыться миру как сознающая часть мира, а не бессознательно, не выходя за рамки себя. Мысль должна открывать, а не замыкать, играя словами. Поэтому философия и мистические разнообразные направления идут хотя и не параллельно, но в общем движении, где-то вместе, рядом, как два близких человека. Они разные, и их движение не обусловлено друг другом, но они связаны, причем не только фактами из существования, но и своим путем. Мистика и философия, таким образом, осматриваются друг на друга, учитывают друг друга (даже крайние их формы, правда, которые стараются противостоять друг другу. Это определяет грань, где кончается одно и начинается другое, но эту грань трудно фиксировать раз и навсегда, и возникает борьба за сферы познания).

Одна из сторон современного синтеза философии и мистики и сфера их массового проявления - это активный интерес к язычеству, к древнейшим идеям, воззрениям, мистериям. Язычество – как образ новой мистики, точнее, осмысление давних , древних знаний о мире с учетом существующего на данный момент уровня освобождения сознания и конкретного человека (как индивидуальности - даже больше, чем как личности). Философия в данном случае играет роль не только осмысления данного процесса со стороны, но и выступает в качестве активного участника в роли создания мировоззрения мистического, древнего духовного учения.

Сейчас ощущается время сдвигов, а не только комментариев к комментариям (как образ второго средневековья) или века «суммирования». Однако, сходные черты и со средневековьем, и с античностью заметны в равной степени. Также и с более поздними философскими движениями в сторону рационального ума, которые еще не завершились (что можно заметить по практически безоговорочному доверию к чисто рациональным и научным знаниям), хотя отживают именно при нас (что можно заметить благодаря нелюбви к позитивизму и стремлению к феноменологии).

Философия замечает, находясь в современности и ее движении , что на данном этапе мысли и осмысления человека и его отношений с природой в широком смысле и обществом, тоже являющимся некоторой природой, человек все более индивидуализируется и становится все более независимым, самим по себе, в духовном смысле самодостаточным. Первой стадией в осмыслении являются знания, дающиеся в обществе, которые уже скоплены и которые остается лишь осмыслить, пропустить через себя. Однако, только выйдя за общество, человек начинает двигаться вперед, к новому осмыслению, самостоятельному, а не приобретенному заново (чтобы преодолеть что-то, нужно сначала это понять и в этом пробыть, чтобы потом от этого отойти в высшей форме отхода. - Как часто ярые защитники чего-то могут вдруг стать ярыми этого противниками).

Можно говорить о принципиальной новизне данного времени: имеется в виду не прогресс, а поступательное открытие новых сфер мира человеком через открытия «нового себя», переосмысление всего накопленного через призму современного предмета внимания. Таким предметом являются эзотерические, мистические концепции и обращение к первоистоку: «откуда все произошло», «что это имелось ввиду изначально». Одним из примеров является обращение к языку, хотя это уже давно не новое, так как это обращение к теории, но не к практике. Сейчас, скорее, сильнее стремление к духовным «практикам», мистическим единением с миром (в этом можно говорить о повторе средневековья, но за этим стоит принципиально новая метафизика, что нельзя пояснить точнее, то, что осмысленно, уже в прошлом, а мы пытаемся вести речь о настоящем , а также потому, что истина является невыразимой, и даже если к ней кто-либо сможет приблизиться в творческом процессе, её оттуда надо будет еще вычленить: «Бесконечное ускользая от всякой соразмерности, остается неизвестным»,- по словам Н. Кузанского ). Это единение, к концепции которого часто приходят люди именно мыслящие, подводит нас к интуитивному чувству того, что сознание открывается нечто другому, чем усовершенствованию моделей и систем (идея прошлого века). Это соединение мистических практик как этнических и мировых верований, так и практик мыслительных в некий общий неразрывный процесс. В отличие от верований, это не поиск ответов догматам религии, а поиск истины, которая на самом деле является лишь словом, поиск свободный, а не с целью, не поиск чего-то, а просто поиск, и такое понятие, как цель, находится в процессе отмирания как несоответствующее новым возможностям сознания, а относится к метафизике прошедшего .

Воплощением данного процесса современное возрождение института «учителей», практиковавшийся в похожем смысле скорее в древнем мире, чем в средневековом (где он связан с социальной ролью), создание общностей людей, которые основаны именно на общих духовных стремлениях, не по знакомству и родству территории, а по близости душевных ценностей, духовного поиска. Организуются фестивали как живое общество на дикой природе, с атмосферой, настраивающей людей на общую духовную волну, ссильным энергетическим резонансом и концентрацией сознания . Эта волна побуждает каждого раскрыться как интересная духовная личность со своей специфической позиции, опыта, как не теряющие себя духовные субстанции, имеющие в себе опору. Подобные общества создают атмосферу для лучшей концентрации духовных стремлений, так как общественная морализированная атмосфера диктует свои условия и ценности, которые принципиально не могут быть важны и первичны для человека, открывающего свое сознание для новых возможностей. То, что они существуют – уже сильно меняет мир.

Духовность встает выше морали, и для совершенствования мира не требуется более изменение структур общества и законов, преодоление их. Человек приходит к более тонким способом изменения мира через новое совершенствование себя. И это основание новой метафизики, преодолевшей логику как совершеннейшую форму мысли.

СПбГУ, 2012

В средневековой философии наблюдались два метода философствования: мистический и схоластический. Мистический наиболее характерен для патристики (от лат. патрес - отцы, подразумевается - отцы церкви) - ранней христианской философии (I-VII) вв.), схоластический (от лат. схола - школа) характеризовал второй период христианской философии (VIII-XV вв.).

В основе МИСТИЦИЗМА (от греч. мистикос - таинственный) лежало учение о божественном проникновении в человеческое познание. Это учение берет свое начало в философской системе крупнейшего представителя средневековой патристики АВРЕЛИЯ АВГУСТИНА (354-430). По его мнению, ни человеческая душа, ни веши сами по себе не содержат света. Они светятся отраженным светом. Все видимо, все реально только через Бога. Бог - это солнце, которое само невидимо, но делает все остальное видимым.

Не учением человеческим, утверждал Августин, а внутренним светом, а также силой высочайшей любви мог Христос обратить людей к спасительной вере. Религиозная вера, согласно его воззрениям, не предполагает обязательного понимания тех или иных положений религии. Она не требует никаких доказательных аргументов. Надо просто верить.

Вместе с тем Августин отчетливо осознавал ту важную роль, которую играло рациональное познание. Поэтому он не отрицал необходимость усиления веры доказательствами разума, ратовал за внутреннюю связь веры и разума. Послушный религии разум и подкрепленная разумными доводами вера - таков идеал августиновской апологетики (от греч. апологеомай - защищаю, подразумевается защита христианского вероучения). Однако представленная Августином теория о Гармонии веры и разума исключала какую-либо возможность поставить веру в зависимость от разума. Решающую роль в его системе, без всякого сомнения, играло откровение (в представлении верующих открытие божеством сверхъестественным способом - знамение, видение и др. - своей воли или каких-либо божественных истин).

Наряду с мистицизмом, огромным влиянием в средневековой философии пользовалась СХОЛАСТИКА - философия, приспособленная для обучения народных масс основам христианского мировоззрения. Она сформировалась в период абсолютного господства христианской идеологии во всех сферах общественной жизни Западной Европы. и являлась наследницей традиций христианской апологетики, прежде всего философии Августина. Ее представители стремились создать стройную систему христианского мировоззрения. В ней наличествовала иерархия сфер бытия, на вершине которой располагалась церковь. Одним из самых характерных признаков схоластического метода философствования являлся авториторизм. Схоластов, в частности, не волновало происхождение тех или иных положений, которыми они оперировали. Для них главным было одобрение этих положений авторитетом церкви.

В период расцвета схоластики (XI-XII вв.) на авансцену идейной борьбы вышла светская культура. Церковь со временем перестала быть абсолютным носителем образования и образованности. В этих условиях зародилось свободомыслие. Оно складывалось как движение за десакрализацию (от лат. сакрум - священный) определенных сфер жизнедеятельности человека, за признание их автономии по отношению к религии и церкви.

Свое наивысшее выражение идеология средневекового свободомыслия нашла в ТЕОРИИ ДВУХ ИСТИН или "ДВОЙСТВЕННОЙ ИСТИНЫ". Эта теория переносила проблему соотношения веры и разума в область взаимоотношений теологии и философии. Суть ее сводилась к учению о разделении философских и богословских истин, согласно которому истинное в философии может быть ложным в теологии и наоборот. Другими словами, это была попытка утвердить независимость науки и философии от теологии, признать их равноправное существование.

Руководство церкви всполошилось и обязало католических теологов найти средства противодействия влиянию свободомыслия, учитывая при этом возросший авторитет науки и философии. Наилучшим образом, с точки зрения церкви, поставленную задачу решил ФОМА АКВИНСКИЙ (1225-1274). Не случайно вскоре после смерти философа его учение католицизм признал в качестве официального.

Краеугольным камнем всей громадной философско-теологической системы Фомы являлась НОВАЯ, в сравнении с Августином, ВЕРСИЯ ТЕОРИИ О ГАРМОНИИ ВЕРЫ И РАЗУМА. Он провозгласил, что вера не должна противоречить разуму. Разум и вера направлены к познанию одной и той же истины - Бога, но делают это по-своему. Разум опирается на науку и философию, вера - на теологию. Возможность гармонии веры и разума базируется на том факте, что Бог открывается человеку двумя путями: естественным - через сотворенный мир - и сверхъестественным - через откровение.

Проведя границу между разумом и верой, Фома отделил науку и философию от теологии и тем самым обосновал их относительную самостоятельность. Но такая обособленность, по его мнению, отнюдь не означала полного отделения веры от знания и знания от веры. Фома не признавал теорию "двух истин". Согласно его учению, в науке и философии не может быть признано истинным то, что с точки зрения теологии является ложным. В случае конфликта между ними приоритет отдавался истинам откровения, превосходящим любые рациональные доказательства.

Фома, таким образом, признавал ценность научного звания, рациональных доказательств, но в то же время сохранял контроль теологии над наукой и философией. Теология, по его утверждению, исходит из Бога и нисходит к его творениям. Философия же восходит к Богу от его творений, т.е., как и теология своим особым путем ведет к знанию Бога и, следовательно, дополняет теологию. Знания Бога, даваемые философией, косвенны и относительны, знания же Бога, даваемые теологией, абсолютны.