Дмитрий быстролетов - тайный сын толстого и гениальный разведчик, ставший ненужным на родине. Дмитрий быстролетов. "в старой африке" Быстролетов дмитрий биография

Вербовщик - как птица: прилетел, клюнул и снова улетел.
Если поймали - погиб, уж такая это специальность.
Так говорил Дмитрий Александрович Быстролетов.
А он знал, что говорит: за многие годы работы нелегалом Быстролетов сменил десятки имен, стран и континентов.
Сегодня мы предлагаем читателям интервью, которое принес к нам в редакцию внук легендарного разведчика.
Интервью, которого, собственно говоря, не было,та был диалог с самим собой, написанный Дмитрием Александровичем незадолго перед кончиной.


Корреспондент - Дмитрий Александрович, для начала расскажите, пожалуйста, как вы стали разведчиком?

Быстролетов - Так сложилась жизнь. Разведчиками ведь не рождаются. Я окончил гимназию на юге, при белых. Чтобы не служить в деникинской армии, бежал в Турцию. В Константинополе окончил колледж, в Праге получил диплом доктора права, а позднее, уже под чужой фамилией, стал доктором медицины одного из старейших университетов Европы. В Берлине и Париже брал уроки у художников-графиков. Несколько лет работал в наших полпредствах и торгпредствах. Когда вернулся в Москву, мне предложили помочь в трудном и славном деле подпольной борьбы с врагами Родины. Это случилось в середине двадцатых годов.
Говорили со мной Артур Христианович Артузов и Миша Горб, тогдашние руководители нашей разведки. Разговор произошел в частном доме. Измотанный бессонными ночами Артузов лежал на диване с закрытыми глазами. Горб сидел верхом на стуле, курил и смотрел в угол. Рассказ о себе я закончил так: «Я бежал не из страха перед фронтом, а из-за чувства, что воевать у белых мне было не за что. Но я не трус, не пацифист и не вегетарианец!» - «Увидим, - сонно отозвался Артузов. - Где, по вашему, вы могли бы работать у нас?» - «А где опаснее?» - «Рискованнее всех труд вербовщика: сказал не то, повернулся не так - расплата немедленная! Собачья жизнь, знаете ли, - вечером не знаешь, дотянешь ли до утра, утром не ведаешь, дойдешь ли до своей постели». Я беззаботно ответил: «Это мне подходит!».
Артузов открыл глаза и оглядел меня с головы до ног. Горб тоже, не мигая, уставился в упор. Переглянулись. «Подойдет», - решил Артузов. Горб кивнул: «Да, у него есть то, чего, например, полностью лишен я, - личное обаяние». Артур Христианович поднял руку и пошевелил в воздухе пальцами. Потом повернулся ко мне и сказал: «Проверим в деле и посмотрим, чего Вы стоите!».
Через несколько лет за выполнение задания большого оперативного значения и проявленную исключительную настойчивость я получил почетное боевое оружие с надписью: «За бесстрашие и беспощадность».

Корреспондент - Все это очень интересно, но Вы не ответили на мой вопрос. Почему именно Вас судьба определила в разведчики, какие качества нужны для этого прежде всего?

Быстролетов - Молодой человек, Вы слишком много от меня хотите. Что там имела в виду судьба, я не знаю, да и не желаю знать, поэтому, извините, буду говорить банальности. Во-первых, чтобы стать хорошим разведчиком, надо много знать в той области, которая в разведке стала вашей специальностью. Изучить несколько языков. Я, например, владею английским, немецким, французским, итальянским, шведским, норвежским, польским, румынским, греческим и еще кое-какими языками. Вербовщик должен быть не только образованнее, умнее и хитрее вербуемого, он обязан еще и видеть дальше, понимать общее положение яснее и глубже. Теперь второе, пожалуй, более трудное: разведчик должен быть актером, но не таким, как в лучших театрах мира, а в тысячу раз более совершенным, более глубоко знающим тот типаж человека, которого он хочет представить своим зрителям.
И это вовсе не преувеличение. Потому что в театре зритель видит артиста на сцене всего час-другой, да и то издалека и при этом, как правило, замечает неловко наклеенные усы или чуть съехавший набок парик. Впрочем, актеру такая оплошность ничем не грозит, завтра он ее исправит и все. А вербовщик идет к цели по лезвию остро отточенного ножа, он постоянно живет среди своих зрителей, особенно таких чутких и внимательных, как контрразведчики. За любой промах можно расплатиться жизнью, потому что первые подозрения вызывают именно мелочи, детали, они влекут за собой проверку и слежку, а уж если дело дошло до этого, то вербовщик погиб.
Разведчик должен искренне верить в то, что говорит, иначе обязательно сфальшивит. Он долго вживается в роль, чтобы полностью перевоплотиться. Помню, как однажды мне разрешили приехать после трех лет зарубежного подполья отдохнуть на недельку к матери. А она возьми и скажи, что день выдался невероятно жаркий. Тогда я жил в образе бразильца и потому немедленно вспыхнул: «Невероятно жаркий?! Эх, мама! Ты поживи у меня на родине, в Бразилии, - тогда узнаешь, что такое жара!» Увидел испуганные глаза старушки и осекся!
А в Берлине однажды знакомая девушка небрежно заметила, что ночью слышала мое странное бормотание во сне. Я тут же вспомнил купринского штабс-капитана Рыбникова и заставил товарищей, несмотря на их сопротивление, послушать мой бред после того, как я надышусь наркозного эфира. Надышался и сдал экзамен: я бредил по-английски! Но чего стоила эта безжалостная ломка самого себя? Месяцы мучительного принуждения думать на чужом языке! Ведь у вербовщика много масок и часто он меняет их по нескольку раз в день.
Разведчик должен изменить в себе все: привычки, вкусы, образ мыслей, выкорчевать все, кроме одного - преданности Родине! Психологически это тяжело и трудно, нужно очень любить Родину, чтобы не особачиться от такой жизни! Можно освоить сложную разведывательную технику, можно привыкнуть к постоянной опасности, но сжиться с насилием над собой невозможно. Только во внутреннем горении -спасение и залог победы разведчика над его противником. Только огонь преданности и любви сжигает все соблазны, страх и усталость!

Корреспондент - Дмитрий Александрович, теперь я вижу, что судьба здесь, действительно, ни при чем. Просто разведчик-человек особой человеческой породы, так сказать высшего качества. И то, что сейчас вы говорили о любви к Родине, как единственном и необходимом условии выживания, в других устах звучало бы, как дешевая патетика. Но вам я верю, хотя сам, чувствую, в разведчики не гожусь. Мне непонятно другое. Как человек, родившийся и выросший в Рязани или Новороссийске, может убедительно выступать в роли, скажем, французского буржуа?

Быстролетов - Не скромничайте, молодой человек. Вы затронули очень важный момент, и это оставляет надежду, что путь в разведку Вам не заказан. Действительно, одной внутренней перестройки мало. За ней следует внешняя. Она физически опаснее, но психологически легче. Я расскажу несколько эпизодов, в которых мне пришлось выступать то в роли наглого гангстера из Сингапура, то веселого добряка венгерского графа, то надменного английского лорда. Для каждой из них прежде всего нужен был паспорт. Все бумаги графа мне купили, и единственное, что от меня требовалось, - это внимательно проштудировать книг пятьдесят по истории, литературе и искусству Венгрии, сфотографироваться на венгерских курортах, тщательно изучить местный быт, а также понаблюдать за характерными особенностями поведения местных аристократов на скачках, в театрах и в церкви.
Во время торжественной религиозной процессии я неожиданно шагнул из толпы с таким идиотским видом религиозного фанатика, что кардинал не мог не обратить на меня внимания. Он улыбнулся, подошел и благословил меня. Эту сценку удачно засняли мои товарищи. А кардинал числился по бумагам моим родным дядей, и с тех пор я эту фотографию всегда возил в чемодане, когда шел на операцию по графскому паспорту.
Английский паспорт мне лично выдал министр иностранных дел сэр Джон Саймон: он видел меня всего один раз, да и то мельком, но и этого оказалось достаточно, чтобы такой многоопытный джентельмен, как сэр Джон, безошибочно признал во мне человека своего круга. Именно таким образом разведчик сдает экзамен на зрелость.
Да что там сэр Джон! Я сдал поистине невероятный экзамен! Только послушайте! В середине тридцатых годов в Берлине гитлеровцы напали на мой след. Подчиненные мне товарищи были из осторожности убраны за границу, а я отправился на ужин к супруге высокопоставленного чиновника, с которым был связан (его тогда в городе не было). Я шел, зная, что на ужин был приглашен и штурмбанфюрер гестапо. Поэтому передвигал ноги не особенно резво, думая, что это последний званый ужин в моей жизни. За столом гитлеровец огорошил меня словами: «Граф, нам известно, что в окружении хозяина этого дома работает чей-то разведчик. Поэтому обращаюсь к Вам с просьбой - помогите нам найти и уничтожить его!»
Черт побери, в Берлине три с половиной миллиона жителей и, чтобы найти меня, враги обратились за помощью именно ко мне! Воистину жизнь бывает красочнее самых невероятных романов!

Корреспондент - Потрясающе! И чем все это кончилось?

Быстролетов - Я попытался сохранить спокойствие и обещал обдумать это предложение, затем встал и по телефону заказал на следующий день отдельный столик в лучшем ресторане Берлина. А рано утром с первым же самолетом улетел в Париж с паспортом английского лорда, подкрасив лицо желтой краской, трясущийся, закутанный в плед и согнувшийся дугой, под бдительным надзором встревоженной стюардессы. Согласитесь, что не всякий профессиональный артист смог бы сыграть так убедительно.

Корреспондент - Полностью согласен. Но Вы упоминали и о роли гангстера из Сингапура. Не могли бы рассказать об этом подробнее?

Быстролетов - Подробнее? Боюсь, что это невозможно: рамки журнальной публикации вряд ли позволят остановиться на всех деталях. Однако попытаюсь изложить эту историю в общих чертах.
Перед войной в Европе существовал порт на правах вольного города, в котором консульский корпус играл роль дипломатического и во главе его стоял дуайен. В то время им был величественный джентльмен, во внешности которого каждая мелочь - от монокля до белых гетр - подчеркивала принадлежность к неприступному и строгому миру безупречного консерватизма. К нему меня направили потому, что нашей разведке стало известно: его превосходительство является крупным агентом международной банды торговцев наркотиками и что он связан с женевским Комитетом по борьбе с торговлей наркотиками при Лиге Наций, и поскольку добрая половина членов этого Комитета принадлежала к этой же банде.
Дуайен встретил меня крайне сдержанно и заговорил по-английски:
- Что угодно?
- Ваше превосходительство, -тоже по-английски начал я, - окажите помощь соотечественнику: у меня украли портфель, а в нем - паспорт.
- Ваше имя?
Я назвал международное имя без национальности - скажем, Александр Люкс.
- Гм... Где родились?
Я назвал тот город в стране, где сгорела мэрия со всем архивом. Дуайен нахмурился. Я вынул пузатый конверт с долларами.
- Для бедных этого прекрасного города, Ваше превосходительство! Но дуайен брезгливо покосился на деньги и недовольно буркнул:
- Я не занимаюсь благотворительностью, это не мое дело. Кто-нибудь знает вас в нашем ближайшем посольстве? Нет? В каком-нибудь другом нашем посольстве? Тоже нет? Я так и думал! Слушайте, молодой человек, все это мне очень не нравится. Езжайте, куда хотите, и хлопочите о паспорте в другом месте. Прощайте!
Не поднимаясь, он небрежно кивнул головой, взял со стола какую -то бумагу и углубился в ее изучение.
«Неужели сорвалось? Надо идти на риск!» - подумал я. - «Ну, вперед!» Я шумно отодвинул письменный прибор, оперся локтями на стол и нагло уставился на оторопевшего джентльмена. Грубым басом на лучшем американском сленге я прохрипел:
- Я еду из Сингапура в Женеву, понятно, а?
Дуайен изменился в лице и с минуту молча обдумывал ситуацию. Наконец, ответил:
- Из Сингапура в Женеву короче ехать через Геную!
Я вынул американскую сигарету и чиркнул маленькой восковой спичкой с зеленой головкой прямо по бумаге, которую только что внимательно читал его превосходительство. Закурил, выпустил струю дыма ему в лицо и процедил с кривой усмешкой:
- Плохо соображаете, консул! Через Геную, конечно, короче, но опасней для меня, да и для вас.
Дуайен смертельно побледнел. Нервно оглянулся на дверь. Прошептал еле слышно:
- В Сингапуре недавно случилась заваруха...
Я едва не прыснул от смеха - словечко «заваруха» никак не подходило к моноклю! А о «заварухе» тогда писали все газеты: днем в центре города выстрелом в затылок был убит английский полковник, начальник сингапурской полиции. Убийца скрылся, а позднее выяснилось, что он американец, торговец опиумом и японский шпион и что полковник напал на след его преступлений.
- Вы знаете, кто стрелял в офицера?
- Об чем вопрос!
- Кто же?
- Я!!!
На лбу его превосходительства выступили крупные капли холодного пота. Монокль выпал. Дрожащей рукой дуайен вынул платок и стал вытирать лицо.
- Чего пудрить мозги? - зарычал я. - Мне нужно ксиву и побыстрее: ночью выезжаю в Женеву. Да вы не дрейфьте, консул, ей и житухи-то будет не больше двух суток. В Женеве я эту ксиву отволоку в сортир. Сквозану по чистому и дам телеграмму для вашего успокоения.
Дуайен закусил губу, тяжело вдохнул и принялся заполнять паспортную книжечку.
- Давайте и короля! - потребовал я, получив в руки новенький паспорт. - И штоб с ленточкой, по всей форме! - На столе генерального консула стояла красивая рамочка с фотографией короля этой страны, увитая национальной лентой. - Короля я положу в чемодан на самый верх для таможенников: пусть прочувствуют гады!
Дуайен с ненавистью посмотрел на меня и покорно подал портрет в рамочке.
Я вынул из пиджачного кармана пистолет, положил его на стол перед консулом, раму с ленточкой бережно спрятал в карман пиджака, пистолет сунул в задний карман брюк, пояснив:
- Ну, теперь король в кармашке, а бухало на теплом месте. Пора обрываться!
Хотел для полноты картины еще и плюнуть на персидский ковер, но воздержался: можно переборщить.
Дуайен вышел из-за стола, чтобы проводить до дверей кабинета. «Позвольте поблагодарить Ваше превосходительство за великодушную помощь соотечественнику! - почтительно пропел я самым нежнейшим и культурным голоском. - Наша страна может гордиться такими представителями!» Дуайен качнулся, как от удара. «Что? Ах, да... Да... Да, сэр!» - Он пришел в себя, овладел ситуацией и игриво взял меня за талию. «Я польщен вашим приходом, сэр! Надеюсь, вы не забудете мой дом, если опять будете в наших краях!» До двери остался один шаг. Слуга ждал с той стороны, и дверь начала уже приоткрываться. Вдруг дуайен повернулся и полоснул меня в упор вопросом на чистейшем русском языке: «Вы из Москвы?!» Он впился мне в глаза: «А?» - не сумел удержаться я от неожиданности. Но реакция у разведчика быстрее, чем у летчика. Нечаянно уронив звук «а», я тут же придумал дальнейшую фразу, начинающуюся с английского слова «аи» (то есть я): «Я не понимаю по-польски! Что вы изволили сказать, Ваше превосходительство?» Дуайен прижал пальцы к вискам. «Простите, простите... Это от переутомления... Прощайте, сэр!»
Так холеный английский джентльмен помог прочно укрепиться на европейской почве сингапурскому элегантному «убийце». Я слетал в Женеву и оттуда дал дуайену телеграмму, а потом с этим паспортом жил не один год и удачно провел несколько операций.

Корреспондент - Дмитрий Александрович, вот вы сейчас сказали: «Прочно укрепился на европейской почве». А разве паспорт это все?

Быстролетов - Нет, конечно, но он обеспечивает юридическую основу «запускания корней в местную почву».
Богачам легче оправдать существование, нужно только знать, где находится материальная база, то-есть земли венгерского графа и английского лорда, затем наладить регулярную пересылку им денег оттуда по вполне законным каналам, и все принимает естественный вид: граф может ухаживать за женщинами, лорд - лечиться, сколько им было нужно. Конечно, при тщательной проверке выяснилась бы искусственность такого построения, но вербовщик - не резидент и не работник обслуживающего аппарата: это им нужно солидное обоснование их постоянного пребывания на одном месте, в кругу одних и тех же знакомых и друзей, а вербовщик - как птица: прилетел, клюнул и снова улетел. Если удалось сорвать плод - хорошо, если нет - удрал навсегда, если поймали - погиб, уж такая это специальность.
Вербовщик слишком часто и много рискует и при провале его не спасет самая солидная маскировка. Да, вот я, кстати, расскажу, как была подведена база под существование такой трудной для законного обеспечения фигуры, как убийца из Сингапура.
В солидной буржуазной берлинской газете я дал объявление, что иностранец, желающий основать торговую фирму, ищет технических специалистов из отрасли легкой промышленности. Среди откликнувшихся оказался некий Сеня Бернштейн из Лодзи. Наша агентура его проверила. Сеня Берн-штейн нашел в Лодзи Изю Рабиновича, а тот братьев Бусю и Липу Циперовичей, которых и доставили ко мне в Антверпен. Их тоже проверили. Братья основали фирму «Циперович и Циперович», сокращенно - Цип-Цип.
Уговор - они вкладывают труд и умение, я - деньги, а чистую прибыль делим пополам.
Фирма начала скупать высококачественное шерстяное тряпье, которого в Бельгии, Англии, Голландии, Дании и Скандинавии нашлось немало. Тряпье доставлялось в Лодзь и там, после щедрого добавления хлопчатой бумаги, превращалось в «шерстяную» ткань. Тем временем великолепный бельгийский рисовальщик, товарищ Ган ван Лоой, работавший в Англии у очень солидных текстильных фирм, заранее сообщал нам рисунки и расцветки тканей, которые будут самыми модными в следующем сезоне. Лодзинская подделка на глаз была неотличима от английского оригинала, не хватало только английской марки, поэтому наша фирма везла свое барахло в Англию, и там гладильная машина автоматически ставила по темной кромке белый или желтый штамп: «Сделано в Англии».
Теперь уже невозможно было отличить ценный товар от дряни, качество проверялось только временем: оригинал носился годами, а подделка - едва один сезон. Свою продукцию фирма! сплавляла в Африку и в Южную Америку, и наши дела пошли вверх, как ракета.
Вскоре в Антверпен пожаловал Сеня Бернштейн с братьями, потом прикатил Изя Рабинович с сестрами, откуда-то вынырнули толстая тетя Рива и безрукий дедушка Эфраим. Все они сытно кормились около фирмы Цип-Цип, все меня бессовестно обсчитывали, удивляясь, откуда бог послал им такого доверчивого дурака. Ну, а я тоже был доволен, потому что фирма была настоящей и давала достаточно денег для оправдания моих оперативных поездок по дуайенскому паспорту. Кстати. Я его несколько раз обменял в других странах, след к дуайену потерялся, и паспорт стал настоящим.

Корреспондент - Все, что Вы говорите, удивительно интересно, но у меня создается впечатление, что работа шла как по наезженной колее. Неужели не случалось ошибок, срывов, провалов?

Быстролетов - Ну зачем же так! О провалах я уже говорил: в работе вербовщика это почти всегда означает гибель, и случись такое, я был бы лишен удовольствия разговаривать с Вами. Ошибки, конечно, были, но, честно говоря, свои вспоминать не хочется.а вот чужие исправлять приходилось.
В тридцатые годы из одного нашего крупного Полпредства в Европе сбежал сотрудник, занимавший руководящую должность и потому много знавший. Переметнувшись на другую сторону, он неплохо обеспечил себя тем, что прихватил значительную сумму денег, но нужно было еще обеспечить себе политическое доверие новых хозяев. И перебежчик выдал все известные ему государственные секреты и кое-что рассказал в немедленно изданной книге. В ней он мимоходом упомянул о крупном промахе наших полпредовских работников.
Он описал такой эпизод. Однажды в Полпредство явился небольшого роста человек с красненьким носиком. В руках он держал большой и, видимо, тяжелый желтый портфель. Незнакомец заговорил по-французски:
- Я хотел бы видеть военного атташе или секретаря!
К нему вышел ответственный товарищ.
- В этом портфеле все коды и шифры Италии. У вас, конечно, имеются копии шифрованных телеграмм местного итальянского посольства. Возьмите портфель и проверьте подлинность моего товара. Когда убедитесь - выплатите 200.000 французских франков. При очередной перемене кодов и шифров вы получите их снова и заплатите ту же сумму. Вы обеспечены на многие годы!
Фашистская Италия уже раздувала пламя войны, ее дипломатическая переписка в мировом масштабе представляла для нас значительный интерес, и поэтому незнакомец был просто подарком судьбы. Ответственный товарищ молча взял портфель, тщательно проверил коды и шифры и убедился в их подлинности. Затем он сфотографировал их и вернул незнакомцу, возмущенно заявив:
- Это провокация! Убирайтесь вон или я вызову полицию!
Незнакомец понял маневр и пришел в ярость, но сдержал себя, злобно прошипев:
- Вы не представители великой державы, а жалкие мошенники.
С тем он и удалился.
Ответственного товарища похвалило непосредственное начальство: ведь он сэкономил для страны большие деньги.
Книжку перебежчика с этим эпизодом прочли в Москве. Меня срочно вызвали из глубокого подполья. Я благополучно добрался в столицу, миновав полдесятка границ.
Мне подарили книгу, открытую на нужной странице. На полях синим карандашом было начертано: «Возобновить!»
Мне сказали, указывая пальцем на слово «возобновить», жирно сияющее на полях: «Это написал Сталин. Сегодня же ночью уезжайте за рубеж, найдите этого человека и возобновите получение от него всех материалов!»
Я раскрыл рот:
- Да где ж его найти?
- Ваше дело.
- Ведь о нем только и известно, что он маленький с красным носиком. На земном шаре таких миллионы!
- Возможно.
- Как же его искать?
- Если бы мы это знали, то обошлись бы и без вас. Приказ понятен? Выполняйте. Денег получите без ограничений, время на операцию дается жесткое. Идите!
Так я снова очутился на берегу Женевского озера.
Сел на скамейку и принялся не спеша кормить лебедей. На земном шаре два с половиной миллиарда человек. Где-то среди них бродит и мой Носик. Как его найти? С чего начать?
Среди моих подчиненных была молодая пара, Пепик и Эрика, смелые и исполнительные люди, оба хорошие фотографы. Я послал их дежурить около итальянских посольств в качестве уличных фотографов с заданием заснять всех чиновников небольшого роста. Начать с больших столиц и постепенно перейти к маленьким. Поименные списки чиновников у меня уже были. Но, кормя лебедей, я подумал, что Носик не может быть чиновником и связан он наверняка не с маленьким городом. Он не изменник, а передатчик изменника и работает в большой столице.
Через неделю лебеди уже узнавали меня и мчались со всех сторон, едва я усаживался на скамье. А я думал. Нет, риск такого предательства слишком велик... Чиновник посольства, имеющий доступ к шифрам, у всех на виду. Передатчик будет замечен... Предателем может быть только работник шифровального отдела итальянского министерства иностранных дел. Через неделю я уточнил: «Или член правительства!»
Я съездил в Рим, в раздумье походил около прекрасных старинных дворцов. Где-то в них сидит предатель, но мне его не найти... Надо искать с другого конца - с передатчика.
К тому времени пришли материалы от фотографов - ничего подходящего - и письмо из Москвы, в котором дополнительно сообщалось, что ответственный товарищ запомнил две приметы незнакомца: Носик держался развязно и не выглядел вышколенным дипломатом, и на его лице обращал на себя внимание золотистый загар, а красноватый цвет носа объяснялся, вероятно, не пристрастием к вину, а солнечным ожогом.
В тот день лебеди получили тройную порцию. Во-первых, манеры Носика подтверждали мою догадку - он не предатель своей родины, а только агент предателя, а золотистый загар... Я думал неделю и вдруг ударил себя по лбу -это горный загар, Носик или швейцарец, или живет здесь! Но где же именно? Где в крохотной Швейцарии может болтаться агент предателя, имеющий дело с разведками и идущий на смертельный риск? Только в Женеве! В городе, где вокруг Лиги Наций кишат агенты трех десятков разведок, зная свою безнаказанность, потому что никто из них местными швейцарскими делами не интересуется.
Носик живет в Женеве! Он бродит по улицам рядом со мной!!!
Лебеди опять получили тройную порцию, а я вызвал к себе Ган ван Лооя, моего чудесного антверпенского рисовальщика.
Надо сказать, что Женева - скучный, чопорный кальвинистский город, и все веселые иностранцы, особенно сомнительного поведения, непременно бывают в двух местах - в дорогом «Интернациональном баре» и в более дешевой пивной «Брюссери Юнивер-селль». Стены обоих заведений увешаны портретами именитых посетителей с их собственными автографами. Среди портретов немало фотографий, но попадаются и бойко рисованные заезжими художниками. Сказано-сделано. Я засадил Гана в «Брюссери», а сам уселся с карандашом и бумагой в «Баре». И оба мы за один день вычислили Носика.

Корреспондент - Не может быть! Ну, и что было дальше?

Быстролетов -Дальше предстояло рискнуть. Признаться ему, что я советский агент, мне показалось нецелесообразным, потому что оскорбленный Носик, вероятно, не доверял нам и ненавидел нас больше, чем кого бы то ни было. И я решил - выдам-ка себя за японского шпиона и пусть поможет мне сам великий Будда!
Бармен Эмиль, агент всех разведок мира, подал мне виски с содовой, когда я уверенно опустился в кресло рядом с Носиком. Посетителей было мало, и Эмиль отвлекся болтовней с красивой американкой.
- А ведь мы знакомы! -нагло начал я, раскрывая золотой портсигар.
- Что-то не помню! - удивился Носик, но сигарету взял. - Кто же нас познакомил?
- Не кто, а что, синьор, - ответил я, сделав внушительную паузу, прошептал Носику в загорелое ухо:
- Итальянские шифры!
Он вздрогнул, но сразу овладел собой.
- Эмиль, плачу за обоих! Выйдем, мсье.
На улице он очень крепко сжал мне локоть: -Ну?!
- Локоть здесь ни при чем, а стреляю я отлично, - ответил я со смехом.- Будем друзьями! Японцы не могут сами вести свои дела из-за разреза глаз и цвета кожи, но они молчаливы, как могила, и хорошо платят. Я знаю, что у вас бывает товар, а у меня всегда деньги. Повторяю, давайте будем друзьями!

Корреспондент - Носик, конечно, спросил, откуда вы узнали, что он торгует шифрами?

Быстролетов - Не будьте наивным. Таких вопросов разведчики не задают и на них не отвечают.
Мы стали сотрудничать и постепенно выяснилось следующее: торговлю шифрами Италии на широкую ногу поставил граф Чиано, министр иностранных дел, женатый на Мафальде Муссолини. После опубликования книги нашего перебежчика, Чиано организовал провокацию с исчезновением шифровальных книг в одном из итальянских посольств, нагрянул туда с ревизией и обвинил невинного человека в измене. Невиновный был уничтожен, а Чиано прослыл неукротимым борцом с изменой. Кстати, этим защитным маневром он подтвердил информацию о своей роли в этом деле, по кро-
хам собранную моей неутомимой молодой парой.
Носик оказался отставным офицером швейцарской армии, итальянцем по национальности, с большими связями в Риме и в Ватикане: его дядя был кардиналом. Работать с Носиком было не скучно. Получив пачку денег, он прежде всего нюхал их и серьезно спрашивал:
- Настоящие?
- Конечно, - возмущался я.
- Ну и дураки же ваши японцы! Напишите, чтобы они поскорее начали сами печатать доллары, с их тонкой техникой это получится великолепно. Платите мне не 200.000 настоящих франков, а 1.000.000 фальшивых долларов - и мы квиты!
Плохо было лишь то, что этот жулик шел на риск по мелочам. Однажды в До-вере, в Англии, мы высадились с парохода и шли в группе пассажиров первого класса - их пропускали без задержки. Был туманный вечер, кругом стояли бобби с собаками и фонарями на груди. Вдруг из штанины Носика покатилось что-то белое. Я замер. Бобби скромно потупил глаза, леди и джентльмены тоже. Носик спокойно нагнулся и сунул белый моток себе в носок.
- Брюссельские кружева! - объяснил он мне. - Везу для приработка!
Я едва не избил его... А потом он чуть не застрелил меня: я спасся случайно, ведь это был не государственный работник и патриот, а жулик-одиночка, и злоба в нем взяла верх над разумом. Он продал новые шифры сначала японцам в Токио, а потом мне в Берлине.
По списку купивших государств установил, что я - советский разведчик. Побелел от злобы: выходило, что мы удачно перехитрили его во второй раз! Начал убеждать меня немедленно поехать к нему в Швейцарию, где он познакомит с графом Чиано и Мафальдой. Я согласился. Вечером мы сели в его мощную машину и помчались на юг.
Шел проливной дождь. Мы неслись, как вихрь, обгоняя попутные машины. Оба молчали. На рассвете прибыли в Цюрих. Остановились перед большим темным особняком на горе Дольдер. Носик отпер ворота. Входную дверь. Зажег свет. Роскошный вестибюль был пуст, на статуях и картинах лежал толстый слой пыли, мебель была в чехлах. Я сразу почуял ловушку. Носик начал раздеваться. Я встал перед зеркалом так, чтобы следить за каждым его движением. Он старался зайти мне за спину. Пистолет я держал в кармане и пуля была в стволе. Я увидел, как с перекошенным от злобы лицом он стал вынимать пистолет из кобуры под мышкой. Преимущество было у меня, но стрелять не пришлось: на улице коротко и сильно рявкнул автомобильный гудок - город просыпался, начиналось движение. От неожиданности Носик вздрогнул и выдернул руку. «Дурак, -сказал я. - Это мои товарищи подъехали и дали мне сигнал: если через десять минут я не выйду, то они ворвутся сюда и без лишнего шума сделают из вас отбивную котлету. Мы сильнее. Поняли? Повторяю, не валяйте дурака! А еще разведчик, даже не заметил, что за нами от самого Берлина мчалась вторая машина!» Носик заныл насчет денег, я обещал добавку и счастливо выбрался из особняка. Заметил номер и улицу, Особняк стал исходной точкой для выяснения личности Носика и его связей.
Так Носик из-за раздражения допустил ошибку и поймал в ловушку самого себя. Это бывает!

Быстролетов - Не надо перебивать. Я ведь человек пожилой, уважайте старость. Итак, вербовщик ведет сразу несколько дел, он рискует не только собой, но и теми, кто уже начал для нас работать. Начальником нашей вербовочной бригады был генерал-майор, человек богатырского роста и сложения, очень образованный, венгр по национальности. Мы звали его Тэдом.
Когда получение материалов от завербованного налаживалось, наша бригада передавала агента другой бригаде, эксплуатационной. В те годы около богатых американских туристов в Италии и Франции постоянно терся юркий итальянский еврей по кличке Винчи, торговец фальшивыми антикварными вещичками - в Италии существует целая промышленность, изготовляющая эту поддельную старину на потребу богатым невеждам из-за океана. В этом неопрятном человечке с потертым чемоданчиком в руках самый зоркий глаз не смог бы распознать нашего разведчика, начальника эксплуатационной разведывательной группы. Звали его Борисом. Борису мы и передали Носика.
Носик познакомил меня с одним матерым французским разведчиком, зловещего вида стариком, торговцем чужими кодами. Старик развлекал меня рассказами о том, как во время первой мировой войны он собственноручно расстреливал на французско-испанской границе разную подозрительную мелюзгу, угощал вином и устрицами и все старался заманить на французскую территорию. Нехотя, ради установления дружеских отношений с японской разведкой, он передал мне несколько очень нужных шифров: шли предвоенные годы, информация со всех сторон была крайне необходима.
Из сказанного вы видите, что разведывательная нить часто дает ответвления: тянешь одну рыбку, вытягиваешь три, а весь улов получает наш юркий торговец фальшивыми древностями!

Корреспондент - Дмитрий Александрович, Вы пока ни слова не сказали о войне, о Вашем в ней участии.

Быстролетов - Справедливое замечание. Надо сказать, что перед самым началом войны во мне созрело твердое решение заняться, наконец,
научной работой. Вернувшись в Москву из очередной командировки, я даже написал соответствующий рапорт. Но меня не отпустили. Я был вызван к Наркому. Начальник нашей разведки поделился планами направить меня в Антверпен, где я вступаю в бельгийскую фашистскую партию, оттуда еду в Конго и покупаю там плантацию или завожу торговое дело, потом еду в Южную Америку, где в Сан-Пауло у гитлеровцев имеется мощный центр. Там я перевожусь из бельгийской в немецкую фашистскую партию. Выдвигаюсь как фанатик-активист. Перебираюсь в Германию и остаюсь там на все время войны как наш разведчик, работающий в Генеральном штабе рейхсвера. Нарком взял синий карандаш и поперек доклада написал: «Утверждаю». Вышел из-за стола. Сказал: «Ни пуха, ни пера! Родина вас не забудет». Обнял, трижды поцеловал и крепко пожал руку...

Корреспондент- Очень интересно. С нетерпением слушаю, Дмитрий Александрович!

Быстролетов- Ну, нет! Это отдельная история и комкать ее не следует - право жалко! Я хочу написать три книги о пережитом. Первая уже написана, она условно называется «Грозовой рассвет над Африкой». Третья тоже готова. Я назвал ее «Возмездие». Но вот вторая, «Неприкаянная любовь», пока только обдумывается, а она служит мостом к третьей. Надеюсь, все они выйдут в свет и вы прочтете их. А пока, благодарю за внимание.

... Совсем недавно посмотрел двухсерийный "шпионский" фильм "Вербовщик". Фильм основан на реальных событиях, и это радует. На фоне придуманных голливудских киногероев, а также их старосветских коллег вроде Джеймса Бонда, наш советский супермен выглядит гораздо более интересным. Он наш и он реальный! Я сразу начал искать информацию о Дмитрие Быстролетове, и обнаружил к своей "географической" радости, что он еще и про Африку книги писал, причем лично в ней бывал! Его практический африканский опыт нашел литературное применение, в том числе и в редкой книге "В СТАРОЙ АФРИКЕ", которую удалось разыскать и с которой мы готовы познакомить постоянных гостей нашего сайта.
Н.Баландинский, 10.04.2011

ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ.

Долгое время это имя не знали даже многие из чекистов. Только теперь можно сказать правду об этом человеке. Человек, о котором пойдет речь, - профессиональный советский разведчик 30-х годов.

Доктор права и медицины, бойкий и вездесущий фотограф-репортер. Полиглот. Оборотливый торговец и процветающий бизнесмен. Незаурядный художник, литератор. Моряк, мусорщик, чернорабочий и нищий, суетливый корабельный кок, степенный могильщик... Он тонул, в ледяной морской воде в двенадцати балльный шторм на траверзе Синопа у Анатолийских берегов, в него стреляли из пистолетов и винтовок, его сбрасывали в пропасть. Татуированные "паханы" Нориллага приставляли к его горлу тонкое жало "пера", алкая поставить на колени. Он задыхался в зловонных трюмах этапного лихтера, коченея и умирал в колючих снегах Крайнего Севера, изнывал от дикой жары безбрежной Сахары. Был дружен с принцами, лордами, князьями, самодовольными боссами германского рейха и тихим королем пигмеев...

Окончив университеты в Праге и Цюрихе, брал уроки живописи и графики у лучших профессоров Парижской и берлинской академий художеств, в совершенстве знал двадцать два иностранных языка, помнил наизусть библию и всё суры священного Корана.

Тридцать лет в закордонной разведке...

Потом - внезапный арест - своими же, на Родине; ярлык "врага народа" и 16 лет тюрем и лагерей.

Имя его - Дмитрий Александрович Быстролетов.

Родился он 17 января 1901 года в Крыму, в местечке Ак-Чора в семье учительницы Клавдии Дмитриевны Быстролетовой, происходившей из древней казачьей семьи. Судьба свела ее во время учебы в Петербурге (на Высших женских курсах) с красивым молодым графом - Александром Николаевичем Толстым, родным братом великого русского писателя.

В Санкт-Петербурге он получил домашнее воспитание, принятое в аристократических семьях. Политика его не интересовала. Увлекся морем. Учился в Петербургском морском кадетском корпусе.

Ровно за год до октябрьского переворота Быстролетов поступил в выпускной класс Анапской мореходной школы на штурманское отделение. Летом плавал, а зимой учился.

Еще будучи юнгой, участвовал в боевых действиях на Черном море. А когда грянули февральские события 1917-го, взял фамилию матери - видимо, юноша опасался быть зачисленным в разряд буржуев и попасть под нещадный пролетарский каток. В 1918 году сразу же по окончании мореходки он едет в Константинополь. Плавал матросом на судах "Рион" и "Константин". А через год оказался безработным. И остался в Турции, ибо в России уже полыхала гражданская война. Чтобы не умереть с голоду, занимался чем придется: штукатурил стены в кабаре Вертинского "Черная роза", разгружал дрова и уголь на причалах, ремонтировал грузовики на английской базе, доставлял с рынка продукты во французский ресторан Дорэ, за пол-лиры в день отбивал ракушки с поставленного в док бразильского или испанского судна...

В конце концов судьба подарила ему встречу с однокашником по мореходке Женей Кавецким. Он-то и пристроил оголодавшего Дмитрия коком на шхуну "Преподобный Сергий", на котором сам был боцманом. Суденышком этим командовал эстонец Кезе.

В глухую пору листопада 1920-го революционно настроенный экипаж арестовал своего капитана и через Черное море пригнал шхуну в бурливший событиями Севастополь. Шхуну тотчас переименовали в "Преподобный Троцкий" и направили в Одессу - экипажу предстояло осуществить переброску за кордон, в Болгарию, двух чекистов. Надо заметить, время для совершения столь важного спецрейса руководством Одесской ЧК было выбрано крайне неудачное - попав в ледяной "плен", хлипкая шхуна едва не затонула. Морякам и "пассажирам" посчастливилось спастись. Быстролетов сильно простыл и заболел крупозным воспалением легких. Вылечился. А дальше вновь пошли его скитания - из Одессы в Севастополь, оттуда в Анапу. Спасаясь от мобилизации в деникинскую армию, он по совету матери бежит через Батум в Константинополь. И тем - вот судьба) - вновь попадает мл ту же шхуну и к тому же капитану, которого он вместе с другими матросами тогда не дал на "распыл" лихим красным латышским стрелкам.

Однажды шхуну в открытом море буквально пропорол американский эсминец, вынырнувший из густого тумана. Многие из экипажа утлого суденышка погибли. Быстролетов спасся только потому, что, уже будучи в ледяной воде и теряя сознание, успел привязаться к обломку мачты.

Американские моряки, стараясь загладить свою вину перед уцелевшими с протараненной шхуны, облагодетельствовали оставшихся в живых: одним помогли с лечением и устройством на работу, других определили на учебу. Евгения Кавецкого они послали в США, в военно-морское училище, Дмитрия Быстролетова, по его желанию, - в колледж для европейцев-христиан, находившийся в Константинополе. В последующем Е. Кавецкий стал американским гражданином, почетным и уважаемым Смитом Адомсом, старпомом на судне "Савойя". Придет час, и Быстролетов привлечет его к сотрудничеству в пользу советской разведки.

Что же до учебы самого Дмитрия Александровича, заметим: колледж он окончил с блеском, и его направили в Пражский университет, который он окончил в 1925 году, получил по выпуску ученое звание "доктор права".

Как он жил все это время? Трудно, очень трудно. Нищенствовал, бедствовал, но учился. По ночам рыл могилы на городском кладбище, за что получал гроши. Неоднократно обращался в консульство РСФСР с просьбой вернуться на Родину. Его внимательно выслушивали и вежливо отказывали - уже тогда на Дмитрия Быстролетова в советских компетентных органах имелись определенные виды.

С начала 1925 года, писал Д. А. Быстролетов в своей автобиографии, "я стал работать под руководством резидента в Праге, выполняя различные нелегальные задания. В апреле моя работа в ОГПУ была оформлена: мне назначили месячный оклад, перевели на оперативное разведывательное направление, а для легализации пристроили в торгпредство. Я занимался сначала экономической разведкой, а затем, усвоив соответствующие приемы и технику, перешел к вербовке агентуры в посольствах, к получению диппереписки, к поиску источников в МИДе и к военно-технической разведке. Кроме того, я нес полную нагрузку по торгпредству и за пять лет прошел путь от регистратора бумаг до заведования информационным отделом".

Весной 1925 года полпредство через подставных лиц устроило ему поездку в Москву на I съезд Пролетарского студенчества в качестве представителя зарубежного студенчества. И вот - встреча с руководителем советской разведки, которую он описал в своей книге.

В небольшом особняке графа Ростопчина "студента" ввели в маленькую комнатку. Слева у стены стояла железная койка с тонким тюфяком, покрытым солдатским одеялом. Положив ноги в дорогих сапогах на спинку кровати, лежал мужчина лет пятидесяти, небрежно одетый в серый "френч" и бриджи. Русые волосы и бородка придавали ему сходство с революционерами-народниками. Он дремал, и его правильные черты лица показались Быстролетову привлекательными. Это был, как выяснилось позже, начальник контрразведки ОГПУ СССР Артур Христофорович Артузов. Подле него, оседлав стул, сидел сухощавый человек лет сорока с большими черными раскосыми глазами - его помощник Михаил Горб.

Быстролетову предложили сесть на свободный стул. Ему шел тогда 25-й-год, он был недурен собой и одет в лучший европейский костюм, что особенно бросалось в глаза на фоне толстовок и тапочек московских студентов. Видимо, внешность и заграничные одежды "студента" не понравились Горбу - он, мельком взглянув на юношу, отвернулся. Артузов, напротив, с видимым интересом принялся рассматривать парня и его шикарный костюм, ничуть не скрывая доброжелательной улыбки. Затем, устало прикрыв глаза, проговорил: - Ну-с, расскажите о себе то, что вы сами считаете главным.

Быстролетов рассказал чекистам о своем происхождении от графа Толстого, об учебе, о мытарствах в эмиграции и, стушевавшись, надолго умолк.

Это все? - по-прежнему лежа на койке, спросил Артузов, не раскрывая глаз.
- Да, все.

Горб еще больше нахмурился, помрачнел, закуривая очередную папиросу. Потом стал засыпать Быстролетова вопросами об адресах и фамилиях людей, могущих подтвердить "сей незамысловатый рассказ".

Артузов остановил своего ретивого помощника:

Ладно, Миша, погодь, не торопись с выводами. Все проверим, все в наших руках. Ты скажи-ка, товарищ,- обратился он к Дмитрию Александровичу, - какие труды Ленина читал и как их понимаешь, в чем смысл нэпа и какова, по-твоему, задача борьбы с контрреволюцией, осевшей в Чехословакии?

Быстролетов кратко, как мог, ответил на вопросы.

После минутного молчания Артузов вдруг мягко улыбнулся, поднял кверху руку и пошевелил пальцами:

Надо использовать выгодную наружность Быстролетова, - сказал он Горбу,- знание им языков, общий культурный уровень... Он может нравиться людям на верху общества... Это дается от рождения и встречается ныне нечасто... А вы, молодой человек,- обратился к студенту, - возвращайтесь и принимайтесь за работу. Но прежде всего станьте образованным марксистом. Ни приятное лицо, ни хорошо сшитый костюм не сделают из вас хорошего борца. Нужно понять цель борьбы, историческую справедливость ее. Поняли меня?..

Быстролетов вернулся в Чехословакию. В 1930 году к нему явился резидент советской разведки в Праге Гольст и предложил... последовать за ним в Берлин, причем не для работы "под крышей", а на положение нелегала.

Подпольщик начинается с фальшивого паспорта, - сказал ему тогда Гольст, протягивая вместе с коркой лачку долларов. - В вольном городе Данциге консульский корпус имеет права дипломатов, и в настоящее время дуайеном там является генеральный, консул Греции, жулик, член международной банды торговцев наркотиками. Зовут его Генри Габерт, он еврей из Одессы.

Быстролетову требовалось "выбить" у него настоящий паспорт. Эту операцию он выполнил словно опытный актер.

В одном из советских посольств работал поверенный в делах некий Беседовский. Однажды, прихватив с собой совершенно секретные документы и полученные из Москвы деньги и ценные бумаги, он бежал в объятия французской разведки. Выдал как на духу имена, явки, пароли, шифры - завалил всю агентурную сеть. Потом об этом написал толстенную книгу.

Сталин внимательно следил за такого рода литературой. Он прочитал книгу Беседовского от корки до корки и написал на ее титульном листе синим карандашом единственное повелительное слово.

Быстролетова срочно вызвали на конспиративное свидание в отель "Викинг" в Осло и приказали срочно явиться в Москву. Как австрийский инженер-текстильщик он немедля отправился в долгий зигзагообразный путь, много петлял, пока наконец не оказался на Лубянке и не получил в руки злополучную книгу со сталинской резолюцией: "Восстановить!"

Понимаете? Агентурную сеть приказано восстановить во что бы то ни стало.

Он восстановил ее.
Профессионалы знают, чего это стоит разведчику.

Была и другая работа, в которой Быстролетов блестяще проявил себя как разведчик. Он наладил регулярное снабжение Центра шифрами и кодами трех европейских государств. А когда английская контрразведка, забив тревогу, всерьез занялась поиском активно действующих агентов, Москва приказала всем работающим по этой линии, кроме Быстролетова, незамедлительно выехать на континент. Быстролетов же добился разрешения остаться, чтобы напоследок вытянуть из агента шифры и на будущий год. Это ему удалось.

Впоследствии начальник британской разведки и контрразведки сэр Р. Вэнситтарт, которому с превеликим трудом удалось замять назревавший скандал, связанный с разоблачением агента в святая святых - недрах Форин-офиса, сказал: "Какое счастье, что такие позорные истории в Англии случаются раз в сто лет". Но ас в устройстве оперативных ловушек и хитроумных комбинаций ошибался. Быстролетов продолжал работу. Одним из новых его соратников по разведке стал Адриан Филдинг, ныне известный всему миру как легендарный Ким Филби, автор нашумевшей в стране и за рубежом книги "Моя тайная война".

В своих "записках разведчика" - рукописи чудом сохранились до сегодняшних дней - Быстролетов так описал один из эпизодов загранработы:

"...Останавливаемся. Хочется курить. Сигареты в левом кармане. Достаю. Спички - в правом. Чтобы взять их, надо освободить руку от браунинга... Зажигаю спичку, отвернувшись от ветра. И в этот момент инстинктивно чувствую быстрый шаг спутницы. Резкий толчок в спину - и я лечу меж скал в пропасть.

Ощущения падения не было, лишь боль. Перевернулся, снова ударился поясницей.
На мгновение как будто прилип к скале и, широко раскинув руки и ноги, застыл над пропастью. Думаю, что более ужасного момента в моей жизни не было и не будет - короткие секунды душевной пустоты и страдание каждого нерва. Потом тело поползло вниз... Медленно, быстрее, стремительно, как камень.

Каблуками тяжелых спортивных ботинок я старался упереться в какой-нибудь выступ, цеплялся руками. Кожаная куртка, рубаха и белье сползли со спины, хомутом скрутились на шее. Предсмертная тоска обожгла мозг.

Но прошла секунда, другая... Я осторожно освободил лицо. На очень крутом, почти отвесном склоне я повис, зацепившись скрутившейся одеждой за пенек сосенки, росшей когда-то из трещины.

Увидев под болтающимися ногами черный зев пропасти, закрыл глаза, парализованный страхом и отчаянием. Потом властно вступила в права животная воля к жизни.

Очень осторожно, чтоб не сорваться с пенька, огляделся. Трещина расползалась в стороны, как паутина. Подтянул ногу, засунул каблук во впадину. Вторую ногу... Ослабил давление на пенек. Одной рукой нащупал выступ, впился пальцами... Сдул с ресниц капли горячего поте и. перевернулся на живот. Подбородок тоже невольно нашел выступ "Жить, жить!" - билось в сознании".

Еще, будучи в Праге, Дмитрий Александрович познакомился с красавицей чешкой Иолантой. Вскоре они поженились. Разумеется, и она была привлечена к разведработе. И вот - срочное задание Центра: во что бы то ни стало проникнуть к секретам итальянского генштаба.

Потребовалось бы несколько десятков страниц, чтобы сжато описать эту разведоперацию, проведенную Быстролетовым. Заметим, однако, что проникновение к секретам итальянского генерального штаба дорого стоило Иоланте: ее здоровье серьезно пошатнулось. Ей разрешили выехать на отдых в Москву. Забегая вперед, скажем: судьба этой мужественной женщины трагична. В январе 42-го неблагонадежных жен репрессированных чекистов на открытых платформах повезли в Куйбышев, многие замерзли в дороге. Уцелевших бросили в не отапливаемый барак. У Иоланты все это время не прекращалось горловое кровотечение. И она, чтобы не быть обузой подругам, морозной ночью выползла за уборную и кухонным ножом перерезала себе горло.

В архивах КГБ имеется документ, говорящий о Быстролетове как о разведчике-нелегале намного лучше всяких комментариев.

"...1942/3, 17 ноября 1932 г., г. Москва.
За успешное проведение ряда разработок крупного оперативного значения и проявленную при этом исключительную настойчивость - награждаю:
Быстролетова Д. А. - сотрудника ИНО ОГПУ - боевым оружием с надписью: "За беспощадную борьбу с к.-р. (контрреволюцией) от ОГПУ".
Зампред ОГПУ - Балицкий".

Находясь за границей уже более десятка лет, он страстно мечтал о Родине. Хотелось повидаться с матерью, отдохнуть, просто побродить по березовым российским рощам, заливным лугам.

Наконец ему разрешили вернуться в Москву. В белокаменной им с Иолантой тут же дали отменную квартиру. После короткого отдыха супружеская чета готовилась к новому заданию.

На сей раз Быстролетову предстояло под видом голландца выехать с женой в Нидерландскую Индию, купить там плантацию и вступить в голландскую профашистскую партию, затем перебраться на жительство в Южную Америку и стать там активным членом местной нацистской партии, чтобы уж потом явиться в Европу фанатичным последователем идей великого фюрера. В Берлине ему передавался на конспиративную связь весьма важный агент, работавший на советскую разведку в самой ставке Гитлера.

Легенду эту в присутствии Быстролетова докладывал Ежову начальник ИНО А. А. Слуцкий. Нарком внимательно выслушал, затем, удовлетворенно кивнув, синим карандашом - на сталинский манер - на первой странице доклада нанес размашистую резолюцию: "Утверждаю, Ежов". Потом повернулся к разведчику и проникновенно произнес: "Мы даем вам, Дмитрий Александрович, лучший загранисточник на случай войны с Германией. Цените и берегите его. Вам присваивается воинское звание старшего лейтенанта госбезопасности (это по тем временам приравнивалось к чину подполковника Красной Армии.- И. М., В. Г.). Подавайте заявление о приеме в партию: оно будет принято. О матери не думайте - мы здесь во всем ей поможем. Спокойно поезжайте за границу, работайте и помните: Сталин и Родина вас никогда не забудут. Ни пуха вам, ни пера!" - обнял, трижды поцеловал.

Однако за границу они не поехали. Накатилась новая волна арестов и репрессий. "Скоропостижно скончался" начальник ИНО Слуцкий, забрали в "воронок" полковника Гурского, начальника отделения, к которому Быстролетов был приписан. Арестовали двух других начальников Дмитрия Александровича - генералов Базарова и Малли. Схватили вызванных из-за рубежа подпольщиков. Пришла очередь и Быстролетова.

Его арестовали ранним утром, 18 ноября 1938 года. Доставили на Лубянку. Молодой следователь, почти по-детски улыбаясь, спросил:

Чем желаете писать свои показания в шпионаже и терроризме - чернилами или же собственной кровью? - ив ожидании ответа склонил голову. Затем, наморщив лоб, вяло пояснил новичку: - Если чернилами, то завтра днем проситесь к следователю. Если же вам нравится писать кровью, то ровно в полночь вас доставят в Лефортовку. Понятно? - Быстролетов промолчал.

Его доставили в Лефортовскую тюрьму ровно в полночь, как и обещал следователь. В чем обвиняли? Заговорщик; шпион, диверсант, матерый террорист... Позже выяснится: Котя Юрьевич, лучший товарищ по Пражскому университету, дал на "конвейере" показания на него - "подтвердил", что-де Быстролетов действительно завербовал его в свою террористическую организацию.

Быстролетова поначалу пытали легко - топтали пальцы ног, били кулаками в лицо, выворачивали руки... Потом - несколько жестче; - выбивали зубы, проломили череп, сломали ребра, втаптывая их так, чтобы они распороли легкие, били в живот... А затем, видя его упорство, палачи перешли к "инструментальной обработке", они умели это делать.

"Смерь" - не выход, она - конец борьбы. Сопротивление может быть и гибким, не только таким, как теперь - лоб в лоб. Хорошо смеется тот, кто смеется последним".

Быстролетов стал помогать следователю сочинять "липовое". Оно сохранилось в грозных архивах ведомства.

"Совершенно секретно. Заместителю народного комиссара внутренних дел СССР Фриновскому. 3 отделом УГБ УНКВД МО вскрыта и ликвидируется шпионско-террористическая организация, созданная чешскими разведывательными органами из эмигрантской молодежи, объединившейся в союз студентов - граждан РСФСР в городах Прага и Брно... Одним из инициаторов создания этого "Союза" является Д. А. Быстролетов, который, по показаниям ряда арестованных, является агентом чешских разведывательных органов... Комиссар госбезопасности 1-го ранга Реденс, капитан госбезопасности Сорокин".

Избитый до неузнаваемости Быстролетов однажды на допросе сказал своему мучителю:

Лефортовская тюрьма пустеет. По хлюпанью форточек во время раздачи обеда видно - в большинстве камер никого уже нет. Так вот, когда будет закончено последнее фальшивое дело последнего заключенного, тогда возьмутся за фальсификаторов: объявят о головокружении от успехов и шлепнут всех до одного. Я лично слышал, как Ежов говорил на своем секретном выступлении перед работниками ГУГБ, что партия поставила чекистов на такой высокий пьедестал, что при ошибке и падении с него чекисты могут разбиваться только насмерть. Вас всех ждет расстрел!

Вот тебя, вражину, мы и шлепнем!..

Но Быстролетова, как это ни странно, не "шлепнули". Ему присудили 20 лет заключения и пять лет ссылки. И сразу этапировали в Сибирь.

Первая ночь в концлагере была для него бессонной. Он стоял на осклизлом пороге одного из бараков, глядел на ржавую "колючку", на огромный замок, висевший на воротах, на нахохлившегося в будке вышки часового, ловил опухшими губами хлопья пушистого снега, и невеселые думы роились в голове: "Вот пост, на котором тебе, товарищ Быстролетов, суждено стоять четверть века. Тринадцать лет твоя жизнь была восхождением, порывом к подвигу. Ну и что же? Разве ты изменился теперь? Нет. Изменились только условия: ты не в Берлине, на твоих плечах не щегольской вечерний костюм, и грудь не топорщится от кошелька, туго набитого деньгами. Но разве подвиг возможен только в тех условиях? Разве нагроможденье трудностей не увеличивает смысл и ценность нового подвига? Не открывает возможность шагнуть в бесконечное через борьбу, прежде всего с самим собой? Здесь строятся завод и город, и в них навеки останется частица твоего труда, останешься ты сам, то лучшее, что есть в тебе. Но только при одном непременном условии: если сумеешь преодолеть в себе раба и выйдешь на каторжную работу добровольно. И тогда смерть отступит, обойдет. Надо жить..."

Он мог бежать. Был подходящий случай для этого: сопровождавший его в соседнюю "зону" охранник утонул в болоте. С мешком продуктов за спиной арестованный Быстролетов все же вернулся в лагерь. И удивленное начальство никак не могло понять: как это так - зэк отказался от побега? Не способно было уразуметь: разведчику нужна была не физическая свобода, но духовная.

Весной 41-го "в зону" к Быстролетову приехала Иоланта. Чтобы проститься. Ее уже сжигал открывшийся туберкулез. Им разрешили свидание. Крепко обнявшись, они говорили, говорили. Прощались. Конвоиру надоело ждать, и он дернул женщину за худенькие плечи. Иоланта упала, из горла хлынула кровь. Муж-арестант с кулаками набросился на обидчика, за что и получил пятнадцать суток карцера. От суда и нового, более жестокого приговора спасла воина.

Дмитрий Александрович мог обрести желанную свободу и еще один раз - ровно через десять лет после своего ареста.

Его вдруг срочно вызвали в Москву. Побрили, одели, подрумянили, доставили в высокий кабинет на Лубянку. Предложили амнистию и разведзадание за границей.

Согласиться быть амнистированным значило бы признать за собой вину в совершении преступления. Поэтому Быстролетов категорически отказался оплатить свою свободу такой ценой. Он не захотел быть процветающим рабом.

Но и в этот раз его не уничтожили. Вновь попытались сломить морально, вконец подавить дух, волю, бросив на три года в "каменный ящик" - помещение по размерам чуть больше телефонной будки, без окон и с глухой железной дверью. Он стал слепнуть, напрочь лишился чувства времени и пространства. Когда через означенный срок к нему, тощему и обросшему густой щетиной, вошли сотрудники, Быстролетов никак не мог встать - не знал, где верх, где пол, а где стены.

Из сырой одиночки его бросили... в камеру, где содержались изменники, каратели, бывшие гестаповцы и эссесовцы, легионеры и бандеровцы. Они всячески издевались НАД дохдягой - заключенным. Один откормленный гауптман, еженедельно приучавший из Германии посылки с ветчиной и окороками, самодовольно изрек прямо в бескровное лицо Быстролетову: "Странно, гер доктор, не правда ли: я - в плену у вас, а вы - в плену у нас". И расхохотался, стряхивая на голову непокорного русского доктора пепел дорогих сигар.

В феврале 1954 года Быстролетов в телогрейке (с вырванным на груди номером) и со справкой в кармане вернулся после шестнадцати лет заключения в Москву. В справке говорилось, что обладатель оной действительно шпион и террорист, заговорщик, освобожден из лагеря досрочно как неизлечимо больной.

Он возвратился фактически в никуда - ни семьи, ни друзей, ни имущества, ни угла, ни денег, ни доброго имени. Как жить инвалиду 1-й группы?

Помогла Анна Михайловна Иванова, с которой встретился в лагере, где она отбывала свой первый срок. Она стала женой Быстролетова и настаивала, чтобы после освобождения он ехал именно в Москву, к ее дочери.

Он, собственно, так и поступил. Но в столице прописки не давали, и, как только вернулась из лагеря Анна Михайловна, они сразу же укатили под Рязань. Через год - в Александров, потому что и там соседи и власти предержащие не желали жить обок со "шпионом-заговорщиком" и "воровкой-террористкой".

Зимой 56-го оба они получили справки о своей полной реабилитации - "...дело пересмотрено, приговор отменен за отсутствием состава преступления",- паспорта. Появилась реальная возможность перебраться на жительство в Москву.

В столице им предоставили маленькую комнатку в доме на Ломоносовском проспекте, близ станции метро "Университет", в коммунальной квартире. Быстролетову, как бывшему офицеру НКВД, назначили "пенсион".

Отдельную благоустроенную квартиру он получил уже при Ю. В. Андропове, когда тот возглавил Комитет госбезопасности.

Истаивали бурные 50-е годы. Дмитрий Александрович работал в медицинском реферативном журнале редактором - проверял правильность и точность переводов с двадцати языков по всем разделам медицины, со всей ее заумной терминологией. И писал воспоминания. Им он отдавал основное время и силы. Свои записки он назвал "Пиром Бессмертных". Первые строчки этого произведения появились на бумаге еще в 1939 году в Нориллаге. Он работал, рискуя жизнью, пряча написанные йодом страницы как самую драгоценную реликвию.

"Пир Бессмертных" - итог почти десятилетней изнурительной писательской работы. Более четырех тысяч страниц машинописного текста.

"Без всякой надежды быть услышанным при жизни я твердо верю, в наше будущее и работаю ради него и для него. Тринадцать лет самоотверженной борьбы и труда в нашей разведке и почти восемнадцать лет тяжелейших моральных и физических испытаний в заключении закалили меня настолько, что и на исходе жизни я не могу уклониться от выполнения общественной задачи и остаюсь патриотом до конца. Будь что будет - я пишу в собственный чемодан, но с глубокой верой в то, что когда-нибудь чьи-то руки возьмут эти страницы и используют их по прямому назначению - для общего блага, для восстановления истины..." Увы, пока "Пир Бессмертных" не взяли, не использовали. Выходит, все еще страшатся рассказанной чекистом Правды? Он оставил потомкам повесть "Парабеллум", рукопись книги "В старой Африке", киносценарий "Человек в штатском", множество секретных работ по разведке, в том числе и учебник "Легализация", по которому еще и сегодня обучаются молодые сотрудники госбезопасности.

Иван МАЛЫХА,

Валентина ГОЛАНД

(Молодая Гвардия 1991-10)

ДМИТРИЙ БЫСТРОЛЕТОВ

Еще одна удивительная судьба – жизнь разведчика этого поколения Дмитрия Александровича Быстролетова-Толстого. Рассказ о нем лучше всего начать с 20-х годов.

…Первого мая 1921 года на Пражском Граде, в канцелярии президента Чехословацкой Республики дежурный чиновник принял срочную международную телеграмму, подписанную генералом Врангелем и вице-президентом так называемого Русского Совета Алексинским.

«Русский Совет обращается к Вам, господин президент, говорилось в телеграмме № Д-2336/21, с искренним призывом о помощи своим страдающим братьям – беженцам из Крыма, чье пребывание в Царьграде не может быть продолжено. Русский Совет надеется, что Ваша страна предоставит им политическое убежище на своей территории».

Президент Масарик оправдал надежды эмигрантов. «Акция помощи русским», как ее официально назвали, приняла в ЧСР государственный характер. Для беженцев из России открылись гимназии, училища, студентам предоставили стипендии…

Среди тех, кого приняли на юридический факультет Карлова университета, был незаконнорожденный сын графа Александра Николаевича Толстого – Дмитрий Быстролетов. Родился он в Крыму в январе 1901 года, мать его – учительница Клавдия Дмитриевна Быстролетова. В 1917 году высочайшим императорским указом Дмитрия Быстролетова ввели в графское достоинство.

…Собирая в Праге материалы для книги о судьбах послеоктябрьской эмиграции, я наткнулся в архивах на ряд любопытных конфликтов в российской студенческой среде. Студенчество, как Дмитрий Быстролетов, один из самых талантливых разведчиков 20-30-х годов. Сын графа Александра Николаевича Толстого – Быстролетов фамилия по матери – работал в Праге и Цюрихе, Риме и Берлине…

и вся эмиграция, неумолимо раскалывалось на два лагеря: за Советскую власть и против. Монархисты, врангелевцы бойкотировали «Союз студентов – граждан РСФСР» и «Союз студентов – граждан УССР». Травили сокурсников доносами вроде этого.

№ 2665. В Праге, 26. VIII. 1922

Д-ру Вацлаву Гирсе, полномочному министру.

«Господин министр!

У меня в гостях был студент А.К., один из деятелей Союза русского студенчества в Чехословацкой Республике. Из беседы о жизни этого союза стало ясно, что среди тех русских студентов, которые получают поддержку из государственных источников, есть 14 коммунистов. Они свои взгляды не только не скрывают, но и открыто и агитационно проявляют. Думаю, что не будет вредно, если я обращу Ваше внимание на эту вещь.

Министр школ и национального просвещения».

Через несколько месяцев студенческую эмиграцию потрясло настоящее ЧП.

С открытым письмом ко всему русскому студенчеству в эмиграции и II съезду русского эмигрантского студенчества обратился председатель «Объединения русских эмигрантских студенческих организаций» (ОРЭСО) П. Влезков. За год до этого объединение свело под одну крышу 26 эмигрантских союзов из разных стран, избрало в Праге председателя. И вот теперь он писал:

«Сим довожу до сведения съезда, что сего числа слагаю с себя звание председателя ОРЭСО, выхожу из состава ЦПО, из числа членов русских студенческих эмигрантских организаций ввиду моего перехода на платформу признания Советской власти и, таким образом, разрыве со всей идеологией ОРЭСО.

7.XI. 1922, Прага.»

Седьмое ноября… Вряд ли случаен выбор даты.

Еще один конфликт вспыхнул в январе 1924 года, когда врангелевские офицеры пытались сорвать траурные мероприятия в память В.И. Ленина, организованные сокурсниками. Советское представительство даже обратилось в МИД ЧСР с нотой протеста.

Среди «красных студентов» мелькнула и осталась в памяти звучная фамилия – Быстролетов… Снова я услышал это имя через десяток лет, когда газеты впервые рассказали о легендарном разведчике Дмитрии Быстролетове. Неужели тот самый? В своей автобиографии он пишет, что на разведку стал работать в Праге, «выполняя различные нелегальные задания ОГПУ». Нахожу свои старые блокноты. Все совпадает. Действительно, это он, студент юрфака Карлова университета, замечательно талантливый человек: Дмитрий в совершенстве изучил 22 языка, занимался живописью и графикой, изучал медицину в Цюрихе.

В сентябре 1991 года записки Дмитрия Александровича Быстролетова опубликовала «Советская Россия». Предваряя их, газета дала емкую биографическую справку. «В 1930 году он был переброшен в Германию, откуда переправлял образцы нового вооружения и наладил регулярное снабжение Центра шифрами и кодами трех европейских государств. Когда английская контрразведка заинтересовалась активно действующими агентами, Москва приказала всем работающим по этой линии, кроме Быстролетова, немедленно выехать на континент. Быстролетов же добился разрешения остаться, чтобы напоследок добыть английские шифры на будущий год,» – рассказывает В. Голанд.

Это ему удалось. Впоследствии начальник британской разведки и контрразведки сэр Р. Вэнситтарт, которому с трудом удалось замять скандал, связанный с разоблачением агента, работавшего на Быстролетова в недрах Форин-офиса, сказал: «Какое счастье, что такие позорные истории в Англии случаются раз в сто лет». Он ошибался. Быстролетов продолжал работу. Одним из его соратников по разведке стал Адриан Филдинг, позднее известный миру как Ким Филби.

Наконец ему с женой, чешской красавицей Иолантой, разрешили вернуться на Родину. Они готовились к новому заданию. Как «голландской семье» им предстояло выехать в Нидерландскую Индию, купить там плантацию, вступить в голландскую профашистскую партию, затем перебраться в Южную Америку, вступить там в нацистскую партию, чтобы уже потом явиться в Европу «фанатичными последователями идей фюрера».

Но они отправились не за границу. Их путь оказался короче. И длиннее. На целые десятилетия…»12

Записки Дмитрия Быстролетова, верю, придут еще к читателю в полном объеме. Пока же – лишь один эпизод.

« – Графиня Фьорелла Империали – первая и пока единственная женщина-дипломат фашистской Италии, – говорит мне наш резидент товарищ Гольст, – хорошенькая, образованная, гордая, богатая, своенравная, старше вас почти на десять лет, вы поняли? На ней поломали зубы все мы: деньги ей не нужны, легких физических связей она не ищет. Как же подойти к ней? Где лазейка? К нам, советским людям, относится без предубеждений. С интересом. Вот вам и лазейка. Заинтересуйте ее культурными темами, а потом инсценируйте любовь. Только не спешите: графиня не дура! Не испортите дело грубой игрой! Даю вам год или два. Потом делайте предложение.

– То есть как?

– Да так. Предложите увезти ее сначала в Москву, а потом в Вашингтон, куда вас якобы отправляют в десятилетнюю командировку на должность второго секретаря. Бумаги вы ей покажете, все будет в порядке. Соблазнительно? Распишите светскую жизнь в Москве и в Америке, а когда она клюнет и физическая близость войдет в потребность, вы печально, со слезами на глазах, вдруг объявите, что Москва боится предательства и нужно какое-нибудь доказательство искренности и окончательности перехода к нам, – так себе, какой-нибудь пустячок, пара расшифрованных телеграмм. Потом еще. Еще. Даст один палец – потребуйте второй, после руку. А когда женщина окажется скомпрометированной, берите всю целиком: нам нужны шифры и коды, вся переписка посольства. Срок выполнения задания – три года. Поняли?

Я был молод и недурен собой. Задание казалось только любопытным приключением, а сама графиня Империали – крепостью, взять которую у меня не хватит ни сил, ни умения, ведь я только мальчишка двадцати шести лет, а она – светская дама, римлянка, одна их тех женщин, которых я мог видеть только издали. Я начал работать. Потом пришла страстная любовь к Иоланте и женитьба. Я продолжал разработку. Грянула драма нашей семейной жизни – ее болезнь. Я медленно, не спеша, свивал вокруг графини паутину тончайшего предательства. Наконец, поток жизни, шлифующий острые камни, сгладил все, что мешало моей совместной жизни с любимой женой: мы духовно сблизились и растворились друг в друге – наступили дивные дни безоблачного счастья. Именно в это время я закрепил дружбу с графиней физическим сближением.

– Гм… – задумчиво тянула Иоланта, снимая с моего пиджака сине-черный волос. – Странно: ведь я рыжая?

– Гм… – рассматривала Фьора рыжий волос, снятый с моей груди. – Откуда он? Ведь у меня волосы как воронье крыло!

Но те, кто любят, – слепы. Они верят. Я тоже горячо любил и глубоко уважал их обеих, но оставался зрячим потому, что больше всего на свете любил серую неопрятную женщину в очках, с толстым томом «Капитала» под мышкой – богиню социальной революции и классовой борьбы. Я никогда не был у нее на поводу – я бежал за ней добровольно. «Я не виноват», – то и дело повторял я себе. «Я делаю это не для себя. В конце концов борьбы без жертв не бывает, и все втроем мы просто жертвы. Я не меньшая, чем они. Нет, большая! Я – воин и герой!»

По ночам я возвращался от графини Фьореллы поздно, часа в три-четыре, и дома в своей спальне переворачивал в темноте тяжелые стулья.

– Когда вы вернулись, милый? – спрашивала наутро жена.

– В двенадцать!

– Я не встретила вас, простите!

– Вы не здоровы, Иола, и я прощаю вас раз и навсегда. Спите спокойно!

И ночи в двух постелях продолжались – в одной я спал как муж, в другой – как помолвленный жених. Наконец, настало страшное мгновение: я потребовал от Фьореллы доказательств бесповоротности ее выбора. Она принесла какой-то пустяк.

– Нет, этого мало, – сказал я ей потом. – Мост за собой надо сжечь дотла.

– Но я – честный человек. Я люблю свою родину. Вы хотите сделать из меня шпионку и предательницу?

– Нет. Патриотку. Но другой страны.

Я помню этот вечер: розовые лучи освещали ее сбоку. Она стояла выпрямившись и мяла в руках платок. Розовую окраску одной щеки только подчеркивала мертвенная бледность другой.

– Нас разделяет огненная черта, мы говорим через нее, из двух миров. Сделайте смелый шаг. Мы должны быть вместе на жизнь и смерть!

И через несколько дней она ухитрилась привезти пакет, в котором оказались все шифровальные книги посольства, умоляя:

– Только на час! На один час!

Я посмотрел на это искаженное лицо и содрогнулся.

Товарищ Гольст похлопал меня по плечу.

– Ждите орден. Успех необыкновенный! Фотографии удались на славу!

Дней десять спустя я получил от него вызов. Несся, не чувствуя под собой ног.

– Э-э-э… – начал мямлить товарищ Гольст. – Вы понимаете… Вы знаете…

– Дав чем дело? Говорите прямо! – взорвался я, почувствовав недоброе.

– Москва ответила одним словом: «Законсервировать».

Я сел на стул. Сжал сердце руками. Мы помолчали.

– Я живой человек, не рыбный фарш, – сказал я хрипло. – Что значит законсервировать линию, добытую трудом трех лет?

Резидент вяло махнул рукой.

Во мне кипела ярость.

– Я опоганил три человеческие души – любовницы, жены и свою собственную. Три года я делал подлость, и теперь, когда для Родины добыл желаемые секреты, вы мне отвечаете: «Не надо!» А где все вы были раньше?!

Резидент пожал плечами и вдруг криво усмехнулся.

– Они напугались. Вы разве не поняли?

– Да, я ничего не понял. Если я не боюсь здесь, то чего же им дома бояться?

Резидент злорадно зашептал, перегнувшись ко мне через стол и косясь на запертую дверь:

Я оторопел: у меня все завертелось в голове. И все же я ничего не понял.

– Ну тем лучше! Поймают предателя! Для этого мы и работаем здесь!

– А если он сидит в…

Тут резидент взглянул в мое лицо, на открытый рот и опомнился. Засмеялся. Протянул мне сигарету. Начал говорить о другом. Случай был будто бы забыт.

Но эту страшную историю я не забыл, и жена впоследствии напомнила мне о ней чрезвычайно больно»13.

«Начав писать о своей работе в разведке, я решил описывать действительные факты так, чтобы при проверке они оказались ложью и навели бы проверяльщика на неверный след. Во-первых, действие перенес в разбитые и побежденные страны – в Италию Муссолини и Германию Гитлера или страны, где изменился режим, например, в Чехословакии. Таким образом, буржуазные правительства западных стран никогда не смогут использовать мои воспоминания как основание для расследования или протеста. Во-вторых, все иностранные фамилии заменены. Я стал перебирать классиков, и у Шиллера нашел подходящую фамилию для одной женщины, перед которой и теперь, сорок лет спустя, готов стать на колени и просить прощения, – графиня Империали; о ней я писал раньше. Для одного мужчины я взял фамилию итальянского композитора Вивальди. Графа, найденного для нас Гришкой, назвал Эстергази, и хотя он был венгр, в действительности его фамилия звучала иначе. И так я поступал во всех случаях… Наши советские имена и фамилия подлинные. Пепик, Эрика, Клявин, Берман, Базаров, Малли и др.»14

Из книги Я дрался на Пе-2 [Хроники пикирующих бомбардировщиков] автора Драбкин Артем Владимирович

Из книги Я дрался на бомбардировщике [«Все объекты разбомбили мы дотла»] автора Драбкин Артем Владимирович

ВАУЛИН Дмитрий Петрович Я родился в Тверской области, в небольшом городке на Волге - Ржеве. Там был и большой военный, и маленький аэроклубовский аэродромы. Поэтому мы, мальчишки, часто видели в небе тяжелые бомбардировщики ТБ-3, истребители, как мы потом узнали, И-5 и И-15.

Из книги Я дрался на танке [Продолжение бестселлера «Я дрался на Т-34»] автора Драбкин Артем Владимирович

Лоза Дмитрий Федорович - Дмитрий Федорович, на каких американских танках вы воевали?- На «Шерманах», мы их звали «Эмчи» - от М4. Сначала на них была короткая пушка, а потом стали приходить с длинной пушкой и дульным тормозом. На лобовом листе у них была установлена

Из книги Танкисты [«Мы погибали, сгорали…»] автора Драбкин Артем Владимирович

Кирячек Дмитрий Тимофеевич - Как для вас началась война?- Как раз перед войной я закончил 7 классов в школе. Как и все остальные мальчишки, я мечтал о чем-то. Тогда я читал всякую литературу и решил стать водолазом. (Смеется.) В Дзержинске водолазной школы не было, мне

Из книги Я дрался в штрафбате [«Искупить кровью!»] автора Драбкин Артем Владимирович

Из книги Танковые асы Сталина автора Барятинский Михаил

Лоза Дмитрий Федорович В один из дней февраля неожиданный телефонный звонок начальника службы Смерш нашей 46-й танковой бригады гвардии капитана Ивана Решняка. Он, как и я, ветеран части. Вместе воевали на Западе и Дальнем Востоке. Такой суровый орган возглавлял

Из книги Мы сгорали заживо [Смертники Великой Отечественной: Танкисты. Истребители. Штурмовики] автора Драбкин Артем Владимирович

Дмитрий Лавриненко Танкистом № 1 в Красной Армии считается командир роты 1-й гвардейской танковой бригады гвардии старший лейтенант Дмитрий Федорович Лавриненко.Он родился 14 октября 1914 года в станице Бесстрашная ныне Отрадненского района Краснодарского края в семье

Из книги На броненосце «Князь Суворов» [Десять лет из жизни русского моряка, погибшего в Цусимском бою] автора Вырубов Петр Александрович

Лавриненко Дмитрий Федорович Танкистом № 1 в Красной Армии считается командир роты 1-й гвардейской танковой бригады гвардии старший лейтенант Дмитрий Федорович Лавриненко.Он родился 14 октября 1914 года в станице Бесстрашная Отрадненского района Краснодарского края в

Из книги Цусима - знамение конца русской истории. Скрываемые причины общеизвестных событий. Военно-историческое расследование. Том II автора Галенин Борис Глебович

XL. Либава. “Дмитрий Донской”. 26 апреля 1902 г. Вчера проводил Гришу и Ганю в Москву, меня же, как я и ожидал, адмирал не отпустил. Мне было очень грустно, что болезнь помешала Вам приехать в Либаву. Одно утешительно, что Вы поправляетесь и серьезного ничего нет. Приезд братьев

Из книги Герои Великой Отечественной войны. Выдающиеся подвиги, о которых должна знать вся страна автора Вострышев Михаил Иванович

XLI. Кронштадт. “Дмитрий Донской”. 11 мая 1902 г. Мы наконец в Кронштадте. Только что избавились от нашествия французов, но смотров нам еще никаких не было. В Петербурге я еще не был, да меня туда вовсе не тянет. Если поеду, то по необходимости заказать обмундировку. Относительно

Из книги Бомба для Сталина. Внешняя разведка России в операциях стратегического масштаба автора Гоголь Валерий Александрович

Из книги Мы дрались на бомбардировщиках [Три бестселлера одним томом] автора Драбкин Артем Владимирович

Дмитрий Медведев (1898–1954) Командир отряда специального назначения «Победители» с июня 1942 года Дмитрий Николаевич Медведев родился 10 (22) августа 1898 года в местечке Бежица Брянского уезда Орловской губернии в семье рабочего-сталелитейщика. Отец работал на местном

Из книги ИГИЛ. Зловещая тень Халифата автора Кемаль Андрей

Валерий Гоголь БОМБА ДЛЯ СТАЛИНА. Внешняя разведка России в операциях стратегического масштаба. Виктор Андриянов ЧЕТЫРЕ ПОРТРЕТА: Дмитрий Быстролетов, Рихард Зорге, Джордж Блейк, Анатолий Яцков НЕСКОЛЬКО СЛОВ К ЧИТАТЕЛЮ Новая публикация газетно-журнального

Из книги автора

Шаглин Дмитрий Федорович Я родился в 1920 году в деревне Гришино Покровского района Ленинградской области, в которой было всего четырнадцать домов. Пошел в школу в девять лет, потому что, когда мне было восемь, нас таких было всего четверо, и учитель отказался нас учить,

Из книги автора

Ваулин Дмитрий Петрович (Интервью Артем Драбкин) Я родился в Тверской области, в небольшом городке на Волге – Ржеве. Там был и большой военный, и маленький аэроклубовский аэродромы. Поэтому мы, мальчишки, часто видели в небе тяжелые бомбардировщики ТБ-3, истребители, как

Из книги автора

Дмитрий Добров, «ИноСМИ», Россия Ситуация в Ливии вызывает все большую обеспокоенность мирового сообщества: эта страна становится важнейшим по значению очагом воинствущего исламизма на Ближнем Востоке – после Ирака и Сирии. Недавняя показательная казнь египетских

(1901-01-03 ) Место рождения: Гражданство:

Российская империя , СССР

Дата смерти: Отец:

граф Александр Николаевич Толстой

Мать:

Биография

В 1925 году поступил на службу в советское торгпредство в Праге. Работая в Советском торгпредстве и полпредстве в Праге, сотрудничал с ИНО ОГПУ (внешней разведкой СССР), с февраля 1924 года на территории Чехословацкой республики занимался сбором информации по технической, экономической и политической разведке.

Участник 1-го Всесоюзного съезда пролетарского студенчества, проходившего в апреле 1925 г. в Москве, был направлен туда полпредством СССР в Праге. Во время визита в Москву с ним встречались начальник Контрразведывательного отдела ОГПУ Артур Артузов и помощник начальника Иностранного отдела ОГПУ Михаил Горб , он стал сотрудником Иностранного отдела и по возвращении в Прагу был принят на работу в советское торгпредство, что являлось легальным прикрытием его разведывательной деятельности .

В 1936 г. семья Быстролетовых возвратилась в Москву, где Быстролётов работал в центральном аппарате разведки, но затем был уволен из НКВД и назначен заведующим бюро переводов Всесоюзной торговой палаты.

Заключение

Награды

Значение

С 21 ноября 2011 года ему посвящен особый уголок в Вашингтоне, в музее Международной разведки. Архивные материалы об оперативной деятельности легендарного российского разведчика Дмитрия Быстролетова никогда не станут достоянием общественности, так как до сих пор содержат данные высочайшей секретности, сообщил РИА Новости 9.3.2011 руководитель пресс-бюро Службы внешней разведки (СВР) РФ Сергей Иванов : «Архивные материалы об оперативной деятельности этого легендарного человека до сих пор имеют гриф "Совершенно секретно" и вряд ли когда будут рассекречены». он также сказал: «Без сомнения, Быстролётов является самой заметной фигурой в славной плеяде разведчиков страны. Он пришёл в разведку в начале 20-х годов прошлого века и в течение нескольких лет стал одним из лучших сотрудников иностранного отдела (ИНО) ОГПУ» . «Ему удалось проникнуть в тайны МИДа Великобритании, добыть секретные шифры и коды Австрии, Германии, Италии, а высочайший уровень его контактов среди иностранных чиновников превосходил все границы», - отметил собеседник агентстваю. - «Именно поэтому многие архивные документы о деятельности Быстролётова до сих пор являются бесценными для отечественной разведки».

Память

О жизни и разведывательной деятельности Дмитрия Быстролётова рассказывается в в двухсерийном документально-художественном фильме «Вербовщик».

Сочинения

Мемуары

В мировой литературе ещё не было литературного произведения, созданного профессиональным разведчиком-нелегалом, который, без контроля со стороны спецслужб, спокойно и откровенно рассказывает и размышляет на страницах 17 книг «Пир бессмертных» о своей жизни и работе, при этом автор просил обнародовать его книги через много лет после свой смерти.

  • Пир бессмертных. - Кн. 5 «Путешествие на край ночи». / Публ. Милашов С. С. - М ., 1991. - (Б-ка журн. «Пограничник»; № 3 (154), 1991). - 96 с.
  • Пир бессмертных. - Кн. 9 «Человечность». / Публ. Милашов С. С. - М ., 1991. - (Б-ка журн. «Пограничник»; № 4 (155), 1991). - 96 с.
  • Пир бессмертных. / Сост. Милашов С. С. - М .: Граница, 1993. - 368 с.
  • Пир бессмертных. - в 3-х тт. - © С. С. Милашов. - М ., 1993.
  • Том 1: кн. 1-5 («Залог бессмертия», «Превращения», «Пучина», «Путешествие на край ночи»). - 588 с.
  • Том 2: кн. 6-9 («Шёлковая нить», «Молодость в клетке», «Испытание одиночеством», «Записки из живого дома») - 678 с.
  • Том 3: кн. 10-11 («Человечность», «Трудный путь в бессмертие») - 448 с.
  • Пир бессмертных. // сборник «Путешествие на край ночи», © С. С. Милашов, 1996. - М .: Современник, 1996. - 590 с.

Дмитрий Александрович Быстролетов

Быстролетов (Толстой) Дмитрий Александрович (1901-1975). Советский разведчик, литератор, журналист, киносценарист, художник, фотограф. Родился в Крыму в местечке Ачкора. Сын графа Александра Николаевича Толстого и Клавдии Дмитриевны Быстролетовой. В 1904-1914 гг. жил в Петербурге, в семье графини де Корваль, где получил домашнее образование и воспитание. В 1915-1917 гг. учился в Севастополе в Морском кадетском корпусе. Участник Первой мировой войны на Турецком театре военных действий. В 1919 г. дезертировал из армии Деникина и бежал в Турцию. С отличием окончил выпускной класс колледжа для европейцев-христиан в Константинополе. В Чехословакии поступил в университет.

В 1923 г. в Праге получил советское гражданство. Работал в торгпредстве СССР. С 1925 г. - штатный сотрудник внешней разведки, в 1930-1937 гг. - нелегал. Продолжая образование, стал доктором права Пражского университета, доктором медицины Цюрихского университета, учился в Берлинской и Парижской академиях художеств, изучил двадцать иностранных языков. Объездил многие государства Азии, Африки, Америки и Европы. Жил среди туарегов в пустыне Сахаре, среди пигмеев в Экваториальной Африке, в среде аристократов Англии, Франции и Италии, промышленников и банкиров Германии, Америки и Голландии.

Быстролетов принадлежал к «элитарному эскадрону» советской разведки, был одним из лучших сотрудников ИНО ОГПУК-ГУГБ-НКВД СССР, занимавшихся экономической, военной и политической разведкой. Мастер перевоплощения, он сумел проникнуть в тайны МИД Великобритании, добыть шифры и коды Австрии, Германии, Италии, Франции и других государств. Завербовал целый ряд агентов в Италии, Франции, Чехословакии и Англии.

В 1937 г. приехал в СССР, в том же году стал членом Союза художников СССР. В сентябре 1938 г. арестован. Обвинен по 58-й статье, п. 6, 7, 8 УК РСФСР. Далее - по «сталинской путевке» - полная программа ГУЛАГа: в заполярном Норильске, в Краслаге, в Сиблаге, в одиночной камере спецобъекта «Сухановки», на советской каторге в Озерлаге и Камышлаге. Освобожден в 1954 г. (сактирован как инвалид). Реабилитирован в 1956 г. Жена (и сотрудница) Быстролетова Шелматова Миле-на Иоланта Мария покончила с собой после ареста мужа.

После освобождения жил в Москве, работал над книгами, мемуарами, сценариями. В ноябре 1973 г. состоялась премьера художественного фильма «Человек в штатском» по сценарию Быстролетова. Похоронен в Москве на Хованском кладбище.

Быстролетов - автор шестнадцати книг и мемуаров, в которых дает свое видение обстановки в стране накануне Второй мировой войны, оценку действий руководящих органов советского государства и Сталина. Некоторые его прогнозы о развитии ситуации в СССР поражают своей проницательностью. Так, он пишет: «Хочу отметить еще одну ошибку Сталина, а вместе с ним Ленина и партии вообще. Эта ошибка в свое время вызвала всеобщее одобрение и сделала автора (Сталина. - Сост.) своего рода специалистом и авторитетом. Но пройдет время, ее пагубные результаты выяснятся со всей очевидностью и в должный момент вызовут тяжелейшие последствия для нашего государства.

Незаметно для всех Сталин заложил в фундамент мину замедленного действия. Зловещее урчание часового механизма уже слышится ушами, которые хотят слышать. Позднее, при подходящих условиях, начнутся взрывы и распад здания по частям, тогда это увидят и дураки.

Речь идет о национальной политике. Об обманной формуле: "Национальная по форме, социалистическая по содержанию".

Для страны, в которой проживает полторы сотни национальностей, вопрос о национальной политике имеет первостепенное значение. При ошибке в этой области неизбежны нарастание местного национализма и распад союзного государства: могут создаться условия, при которых сдерживать центробежные силы из Москвы окажется невозможным.

В царском паспорте графы „национальность" не существовало, население империи привыкло к этому, и когда после революции стали вводить советскую паспортную систему, тут бы и воспользоваться исторической удачей, раз и навсегда вычеркнуть из казенной терминологии это проклятое слово. Но нет: чья-то рука протащила его в обиход советской жизни, мало того, Ленин при заполнении формуляра паспорта якобы демонстративно написал о себе: „без национальности", - а национальный вопрос сдал на откуп своему верному генсеку. Отсюда и пошла зараза.

В знаменитой формуле, благодаря бесчисленным ошибкам Сталина, социалистическое начало постепенно выветрилось, а националистическое, подогреваемое войной, давлением зарубежной пропаганды и другими факторами, в первую очередь недовольством Москвой, выросло до решающего и целенаправляющего значения...

Параллельно с ухудшением жизненных условий вижу рост местного антирусского национализма... На Кавказе огрызаются открыто, но до прямых коллективных действий дело пока не дошло. В Средней Азии ножку русским подставляют исподтишка, а грызться открыто не решаются. На Севере якуты еще только приступают к осторожным ударам в спину или „нечаянному" отдавливанию мозолей. О прибалтийских республиках и говорить нечего! Процесс повсюду один и тот же, но находится на разных стадиях развития.

Нигде еще национальные кадры не выросли настолько, чтобы заменить русских, и до открытого вызова еще далеко. Но это время, к сожалению, придет обязательно, политические и экономические просчеты

Сталина и Хрущева подогревают жажду протеста и недовольства в сознании национальных меньшинств, придают антисталинскому и антихрущевскому чувству антирусский характер... Малозаметная ошибка Сталина в национальном вопросе когда-нибудь станет государственным преступлением» (Быстролетов Д.А. Путешествие на край ночи. М., 1996. С. 375-376).

Интересно, что это было написано в благополучном, по советским меркам, 1965 году. Вот уж воистину «в своем" отечестве пророков нет». Быстролетов далее пишет: «На основе антинаучных принципов организации труда в управлении и науке, а также на основе экстенсивной экономики, при которой половина народных усилий и достояния тратится впустую, было выстроено государство, все грандиозные достижения которого куплены ценой нерационального разбазаривания духовных и материальных средств народа.

Легкость ломки Сталиным демократической ширмы и ее очевидная всем фальсификация Хрущевым показывают, что в структуре государства и партии нет юридического механизма, гарантирующего страну от повторения преступлений Сталина и глупостей Хрущева.

Бюрократическая машина управления экономикой, наукой и искусством породила идеологию неосталинизма, т. е. систему корму-шечничества, борьба с которой невозможна, потому что она - реально существующая надстройка над реально существующим материальным основанием.

Поэтому, сложившийся уклад в стране и партии с каждым годом все более и более тормозит прогресс в области духовной культуры и экономики: идущей на полезное строительство доли национального дохода и народных усилий уже недостаточно для того, чтобы не отставать в ходе мировой технической и культурной революции. Страна и неосталинская партия приближается к неизбежному "моменту истины", а проще говоря - к испытанию на прочность и на способность приспособляться к обстоятельствам» (Там же. С. 578).

Использованы материалы кн.: Торчинов В.А., Леонтюк А.М. Вокруг Сталина. Историко-биографический справочник. Санкт-Петербург, 2000