Что такое справедливость кратко. Пора разобраться. Что такое справедливость? Определения, значения слова в других словарях

Что такое Справедливость? Значение и толкование слова spravedlivost, определение термина

1) Справедливость - - принцип, включающий в себя представления о должном порядке взаимоотношений между людьми, о соответствии прав и обязанностей личности, о воздаянии каждому по заслугам. Тесно связан с понятием равенства. Религ. учения, как правило, сводят равенство людей к равенству перед богом и возлагают осуществление полной С. на действие сверхъестеств. сил. Перенесение на небеса торжества С. рождено чувством бессилия людей перед соц. гнетом. Идея божеств. провидения удовлетворяла чувство С., попранного в антагонистич. об-ве, и тем самым препятствовала установлению реальной С. самими людьми. Еванг. заповедь «не судите и не судимы будете», по существу, запрещает карать преступления, внушая иллюзорную уверенность в том, что С. восторжествует не усилиями человека, а по божеств, предначертанию. В христ. понятие С. входит также лдея о том, что грех, преступление искупаются страданием и покаянием. Науч. атеизм, основываясь на материалистич. понимании истории, утверждает, что С. устанавливается людьми и имеет конкр.-историч., соц.-клас. смысл и содержание. Юридич. понятие С., как соответствие духу и букве закона, приходит в бурж. об-ве в противоречие с чувством подлинной С., требующей уничтожения тех отношений собственности, к-рые обеспечивают привилегии имущих слоев. В условиях социализма С. основывается на принципах распределения благ по труду, равенстве соц. прав трудящихся. Высш. С. достигается в коммунистич. об-вe, обеспечивающем каждому человеку удовлетворение его потребностей и реальную возможность всестороннего развития и самоосуществления личности.

2) Справедливость - убеждение людей в том, что в мире добрые помыслы и дела должны быть вознаграждены, а злые – осуждены, заслуги рано или поздно признаны, а порок и преступление – наказаны. Один из принципов, определяющих добрые взаимные отношения между людьми. Она заключается в том, чтобы каждый получал то, на что имеет право, однако при этом не нарушая прав других людей. Поэтому справедливость имеет положительную и отрицательную стороны. В одном отношении утверждается, что человек имеет право на неограниченную деятельность и на ее результаты. В другом – это право ограничивается наличием других людей. Здесь заключено известное противоречие. Платон определял справедливость как добродетель правильного отношения к другим людям. Аристотель различал двойную справедливость: распределяющую и уравнивающую. Одна имеет в виду количественное распределение благ независимо от достоинств отдельных лиц. Другая принимает в расчет тот факт, что люди неодинаковы и имеют разное достоинство. Различают коммутативную справедливость («всем одинаково», по формуле Бабефа) и дистрибутивную справедливость («каждому по заслугам » – принцип, который отстаивал Маркс). Часто разводят справедливость и милосердие, идущее дальше строгого уважения прав другого и предполагающее личное понимание потребностей другого. Ценность справедливости в том, чтобы установить между людьми истинное и анонимное равенство, не зависящее ни от общественной ситуации, ни от личности индивидов. В современной этике справедливость оценивается как предварительное условие, без которого не могут быть реализованы остальные ценности.

3) Справедливость - - один из фундаментальных принципов, регулирующих взаимоотношения между людьми на основе представлений о должном, о сущности человека и его правах. С ее помощью осуществляется распределение и перераспределение всевозможных социальных ценностей в соответствии с выбранными критериями. Их несоблюдение рассматривается как несправедливость.

4) Справедливость - - общая нравственная санкция совместной жизни людей, рассмотренной по преимуществу под углом зрения сталкивающихся желаний, интересов, обязанностей; способ обоснования и распределения между индивидами выгод и тягот их совместного существования в рамках единого социального пространства. Существуют два значения понятия С. - широкое и узкое. Это разграничение предложил Аристотель, чье учение о С. в своем сущностном содержании сохраняет значение до настоящего времени. В общем, широком, смысле С. есть разумность общественной жизни; ее можно определить как общий нравственный знаменатель всех социально упорядоченных отношений между людьми, последнюю нравственно-апелляционную инстанцию в общественных делах. Она совпадает с нравственностью в ее проекции на социальную сферу, является основной добродетелью социальных ин-тов. В специальном, узком, смысле слова С. есть нравственно санкционированная соразмерность в распределении выгод и тягот совместной жизни людей, степень совершенства самого способа кооперирования деятельностей и взаимного уравновешивания конфликтующих интересов в обществе и гос-ве. Для построения теории С. существенно признание того, что индивиды рассматриваются в аспекте их совместной жизни как взаимно нуждающиеся друг в друге и в этом смысле равные между собой. Поскольку индивиды вместе образуют общество, живут сообще ствами, постольку они имеют нечто общее. Именно это фундаментальное обстоятельство дает начало С. «Справедливое по отношению к другому есть, собственно говоря, равенство (to ision)» - это сформулированное Аристотелем положение является нравственно-правовым основанием С. В этическом аспекте С. выступает как равенство в возможности быть счастливыми и в обладании необходимыми для этого благами (для каждого - своими). Поэтому всякая цельная концепция С. исходит из основополагающих одинаково доступных всем индивидам ценностей и всякая социальная практика С. предполагает некий, каждый раз исторически конкретный набор материальных и духовных благ (от бесплатной раздачи пищи в антич. полисах до блага свободы в современных либеральных демократиях), к которым все граждане имеют изначально равный доступ. Здесь точкой отсчета и исходным нормативным основанием С. служит взаимность золотого правила нравственности. В правовом аспекте С. выступает как формальное равенство, одинаковость масштаба (требований, законов, правил, норм), посредством которого «измеряются» индивиды и их поступки, становящиеся в этом случае лицами, уравненными между собой в качестве субъектов права. И в морали, и в праве С. оказывается равенством, но существенно различным. Нравственная (этическая) С. есть равенство бесконечностей, люди здесь равны друг другу постольку, поскольку каждый из них является единственным, незаменимым, неисчерпаемым в своих притязаниях и стремлениях; они равны так, как могут быть равны совершенные миры. Правовая С. есть равенство единиц, она полностью укладывается в каноны арифметического равенства, в известном смысле только ее и можно считать равенством, люди здесь равны именно как субъекты права, как если бы у них не было др. свойств, интересов, потребностей, целей, кроме как выполнять нормы права. Люди равны в качестве «соучредителей» социального пространства. Но сам акт учреждения состоит в легитимации неравенства занятий и положений, образующих структуру учреждаемого социального пространства (разделение труда, выделение органов управления и т.д.). Проблема состоит в сочетании, соединении равенства и неравенства. Необычайная трудность ее решения составляет основной источник общественных смут, протекающих под знаменем борьбы за С. Аристотель писал в «Политике»: «Одни полагают, что если они будут равны относительно, то они должны быть равны и вообще; другие, признавая себя относительно неравными, притязают на такое же неравенство во всех отношениях ». Первый из типизированных Аристотелем случаев подразумевает позицию бедных слоев населения, которые свое гражданское, человеческое равенство со всеми используют как аргумент, для того чтобы добиться равенства во всем остальном (имущественных отношениях, статусном положении и т.п.). Второй случай относится к позиции привилегированных социальных слоев, пытающихся свою привилегированность довести до обретения гражданских и человеческих привилегий, как если бы они были привилегированными изначально, по человеческому предназначению. Ошибка первых состоит в непонимании того, что без имущественного, статусного и прочего неравенства не было бы и изначального нравственно-гражданского равенства людей. Ошибка вторых - в непонимании того, что без изначального нравственно-гражданского равенства была бы невозможна их имущественная, статусная и прочая привилегированность. И то и др. - и равенство в нравственно-гражданском аспекте, и неравенство во всех прочих отношениях - суть две фундаментальные опоры социально-упорядоченного пространства. Существуют два выделенных еще Аристотелем и составляющих несущую конструкцию всех последующих теорий С. вида (формы) С.: распределительная, или дистрибутивная, и уравнивающая, или ретрибутивная. Они представляют собой способы распределения благ, которых не хватает на всех тех, кто на них претендует, и которые вообще не могут быть распределены без того, чтобы кого-то не обделить. Их следует назвать частными благами в отличие от общих благ, которые, напротив, по своей природе не могут быть поделены между индивидами, как, напр., общественная безопасность или приемлемая экология. С. представляет собой способ отношения человека к др. лицу, опосредованный отношением к благам, на которые они оба претендуют. Справедливый человек и справедливое общество суть такие, которые могут найти нравственную меру в распределении выгод и тягот, а нравственной может считаться такая мера, которая устраивает всех и на которую получено согласие тех, на чью долю выпадает больше тягот. Распределительная С. есть распределение благ (имущества, почестей и всего прочего), а соответственно и тягот, обязанностей с учетом достоинства лиц, т.е. в зависимости от их вклада в общее дело, от «удельного веса» в масштабе общества. Здесь учитывается качество лиц. Нормы распределительной С. вырабатываются обществом и хотя в основе своей и определяются его объективными законами, тем не менее несут на себе сильную печать субъективности, ментальных особенностей и волевой решимости конкретных народов, поколений, личностей. Существуют три основных исторически выработанных принципа распределительной С.: каждому - то же самое (всем поровну); каждому - по заслугам; каждому - по потребностям. Основным в рамках современных обществ является принцип «каждому - по заслугам» (типичные примеры - заработная плата в зависимости от количества и качества труда, распределение наград в зависимости от боевых подвигов). Др. принципы также важны, хотя сфера их приложения уже: напр., распределение т.н. базовых ценностей (прав человека) осуществляется по принципу «всем поровну», а социальная помощь или налоговые льготы в зависимости от числа детей подходят под принцип «каждому по потребностям». В случае уравнивающей С. достоинство лиц не принимается во внимание. Здесь речь идет в основном о двух типах общественных отношений, названных Аристотелем произвольным и непроизвольным обменом: об обмене вещей и о наказаниях. Обмен вещей считается справедливым, когда он осуществляется в соответствии с их действительной ценностью; преимущественным пространством уравнивающей С. является рынок, где неважно, кто покупает, а важно лишь то, сколько он платит. Справедливая оценка в наказаниях, когда предстоит найти адекватную меру нанесенному в результате преступления ущербу, состоит в их неотвратимости - в том, чтобы они налагались также независимо от того, кто их совершил. Распределяющая С. задает нравственно-регулятивные основы общественных отношений по преимуществу в их коммунальном, личностно выраженном аспекте, а уравнивающая - в деловом, объективированном аспекте. Конкретные общества обычно отдают предпочтение той или иной форме С. (напр., феодальное и социалистическое общества отдают приоритет распределяющей С., буржуазное общество - уравнивающей С.), но, тем не менее, в каждом из них представлены обе формы. Оптимальное, соответствующее достигнутому уровню развития человеческих сил сочетание этих форм С. в целом и применительно к отдельным фрагментам межчеловеческих отношений имеет решающее значение для определения меры С. общества. Современные этические дискуссии о С. фокусируются вокруг теории С. Дж. Ролза. Эта теория имеет синтетический характер, обобщает различные уровни и аспекты С., предлагает идеально-типическую модель С. в либерально-демократических обществах. Ее нормативной основой являются два принципа: 1) «каждый человек должен иметь равные права в отношении наиболее обширной схемы равных основных свобод, совместимых с подобными схемами свобод для других»; 2) «социальные и экономические неравенства должны быть устроены так, чтобы они а) были к наибольшей ожидаемой выгоде наименее преуспевших и б) делали доступ к должностям и положениям, открытым для всех в условиях честного равенства возможностей». Гоббс Т. Левиафан // Гоббс Т. Избр. произведения. М., 1975; Аристотель. Никомахова этика. Кн. V. Соч.: В 4 т. М., 1983. Т. 4; Ра/а Дж. Теория справедливости. Новосибирск, 1995; Нерсесянц B.C. Право - математика свободы. М., 1996. А.А. Гусейнов

5) Справедливость - - понятие морального сознания, характеризующее такое положение вещей, к-рое рассматривается как должное, соответствующее определенному пониманию сущности человека и его прав. В отличие от более абстрактных понятий добра и зла, с помощью к-рых дается моральная оценка определенным явлениям в целом, С. характеризует соотношение нескольких явлений с т. зр. распределения блага и зла между людьми. В частности, понятие С. включает соотношение между ролью отдельных людей (классов) в жизни об-ва и их социальным положением, между деянием и воздаянием (преступлением и наказанием), достоинством людей и его вознаграждением, правами и обязанностями. Несоответствие между тем и др. оценивается моральным сознанием как несправедливость. Смысл, вкладываемый людьми в понятие С., кажется им чем-то само собой разумеющимся, пригодным для оценки всех условий жизни, к-рые они требуют сохранить или изменить. На самом же деле понимание С. имеет конкретно-исторический характер и само зависит от этих условий. « Справедливость греков и римлян находила справедливым рабство; справедливость буржуа 1789 г. требовала устранения феодализма, объявленного несправедливым», - говорил Ф. Энгельс (т. 18, с. 273). В то же время, хотя понятие С. ограничено историческими рамками, характером того об-ва, в к-ром живут люди, его разделяющие, в известные периоды истории оно способно преодолевать эти рамки и направлять людей на революционное преобразование об-ва сообразно требованиями объективных законов общественного развития. «Если нравственное сознание массы объявляет какой-либо экономический факт несправедливым...- писал Ф. Энгельс, - то это есть доказательство того, что этот факт сам пережил себя...» (т. 21, с. 184). В истории человечества понимание С. первоначально получило выражение в требовании наказания за нарушение норм первобытного коллектива. Лафарг назвал это требование воздающей С. Одним из ее выражений был институт родовой мести. Более сложное понимание С. -распределительное - возникает, когда от рода начинают отличать отдельных индивидов. В общинно-родовом об-в,е оно означало равенство всех людей гл. обр. по отношению к материальным благам. С возникновением частной собственности и имущественного неравенства понимание С. уже не совпадает с равенством. Ее начинают понимать как различие в положении людей соответственно их достоинствам. Но любое толкование достоинства людей всегда оправдывало привилегированное положение господствующих классов. Феодальная мораль трактует его как благородство происхождения, буржуазная - как способности и усердие, приложенные данным человеком в прошлом и воплотившиеся в накопленном богатстве. Что же касается равенства как основы С., то в классово антагонистическом об-ве оно признается лишь в к.-л. определенном отношении. Феодально-христианская мораль допускала равенство людей лишь в смысле происхождения всех людей от бога и их одинаковой причастности к первородному греху. Соответственно несправедливым могло считаться лишь неоправданно жестокое (что также толковалось весьма относительно) обращение с подданными. В буржуазном понимании С. уже предполагается нек-рое равенство прав (политических, перед законом, «равенство возможностей»), но само это равенство остается формальным, на деле оказывается неравенством имущего и неимущего. Экономическое понятие означает здесь эквивалентность обмена (товарами, трудом, услугами). Однако «обмен» труда рабочего на зарплату, к-рую ему выплачивает капиталист, означал практически эксплуатацию наемного труда. Равенство прав осуществляется в действительности лишь в социалистическом об-ве. Наше понятие С. предполагает, что достоинство человека, определяющее его положение в об-ве и права на пользование общественным богатством, заключается в его собственной общественно полезной деятельности, а не в происхождении или обладании собственностью. Такое понимание С. находит воплощение в социалистическом принципе распределения по труду. В социалистическом об-ве равенство людей в социальном отношении еще не является полным. Различие в индивидуальных способностях приводит к неравенству в потреблении и общественном положении. Высшая мера С., полностью совпадающая с социальным равенством, достигается с построением коммунистического об-ва. Полное равенство возможностей для каждого отдельного человека предполагает всестороннее развитие способностей людей, ликвидацию существенных различий в характере труда, осуществление коммунистического принципа: «от каждого - по способностям, каждому - по потребностям».

6) Справедливость - - у Платона добродетель правильного отношения к др. людям, сумма всех добродетелей вообще. В современной этике ценностей справедливость является предварительным условием осуществления остальных ценностей (см. Этика) и состоит в том, чтобы быть справедливым по отношению к чужой личности как таковой, уважать ее и не вторгаться в сферу ее свободы, чтобы сохранить ее свободу действий и не препятствовать созданию культурных ценностей.

7) Справедливость - - категория морально-правового и социально-политического сознания, понятие о должном, связанное с исторически меняющимися представлениями о неотъемлемых правах человека. С. подразумевает требование соответствия между практической ролью человека или социальной группы в жизни об-ва и их социальным положением, между их правами и обязанностями, деянием и воздаянием, трудом и вознаграждением, преступлением и наказанием, заслугами людей и их общественным признанием. Несоответствие в этих соотношениях оценивается как несправедливость. Первое в истории общественного сознания понимание С. было связано с признанием непререкаемости норм первобытнообщинного строя: несправедливо и подлежит наказанию все, что нарушает эти нормы. Позднее С. стала означать равенство людей в их правах и пользовании средствами жизни. Затем С. начинают отличать от простого равенства, включая в нее различия в положении людей сообразно их достоинствам. Во всей истории классового об-ва существовали как бы две разновидности С.: одна отражала интересы господствующих классов и допускала, напр., наличие “справедливой” дани, оброка, прибыли, нормы эксплуатации и пр.; др. выражала протест народных масс против эксплуатации, неравенства, угнетения в принципе. С. всегда имеет исторический характер, коренится- в условиях жизни людей (классов). Понимание С. включает равенство людей по отношению к средствам производства, а также равенство их реальных политических и юридических прав. Поскольку при социализме действует принцип “0т каждого - по способностям, каждому - по труду ”, здесь еще сохраняются различия в характере труда и распределении предметов потребления. Социалистическая С. несовместима с уравниловкой. В условиях перестройки необходимо обеспечить строгую зависимость заработной платы от количества и качества труда, усилить борьбу с нетрудовыми доходами и др. нарушениями требований С. Последовательное осуществление принципа социальной С. во всех сферах общественных отношений - важное условие решения стоящих перед нашим об-вом задач.

Справедливость

Принцип, включающий в себя представления о должном порядке взаимоотношений между людьми, о соответствии прав и обязанностей личности, о воздаянии каждому по заслугам. Тесно связан с понятием равенства. Религ. учения, как правило, сводят равенство людей к равенству перед богом и возлагают осуществление полной С. на действие сверхъестеств. сил. Перенесение на небеса торжества С. рождено чувством бессилия людей перед соц. гнетом. Идея божеств. провидения удовлетворяла чувство С., попранного в антагонистич. об-ве, и тем самым препятствовала установлению реальной С. самими людьми. Еванг. заповедь «не судите и не судимы будете», по существу, запрещает карать преступления, внушая иллюзорную уверенность в том, что С. восторжествует не усилиями человека, а по божеств, предначертанию. В христ. понятие С. входит также лдея о том, что грех, преступление искупаются страданием и покаянием. Науч. атеизм, основываясь на материалистич. понимании истории, утверждает, что С. устанавливается людьми и имеет конкр.-историч., соц.-клас. смысл и содержание. Юридич. понятие С., как соответствие духу и букве закона, приходит в бурж. об-ве в противоречие с чувством подлинной С., требующей уничтожения тех отношений собственности, к-рые обеспечивают привилегии имущих слоев. В условиях социализма С. основывается на принципах распределения благ по труду, равенстве соц. прав трудящихся. Высш. С. достигается в коммунистич. об-вe, обеспечивающем каждому человеку удовлетворение его потребностей и реальную возможность всестороннего развития и самоосуществления личности.

убеждение людей в том, что в мире добрые помыслы и дела должны быть вознаграждены, а злые – осуждены, заслуги рано или поздно признаны, а порок и преступление – наказаны. Один из принципов, определяющих добрые взаимные отношения между людьми. Она заключается в том, чтобы каждый получал то, на что имеет право, однако при этом не нарушая прав других людей. Поэтому справедливость имеет положительную и отрицательную стороны. В одном отношении утверждается, что человек имеет право на неограниченную деятельность и на ее результаты. В другом – это право ограничивается наличием других людей. Здесь заключено известное противоречие. Платон определял справедливость как добродетель правильного отношения к другим людям. Аристотель различал двойную справедливость: распределяющую и уравнивающую. Одна имеет в виду количественное распределение благ независимо от достоинств отдельных лиц. Другая принимает в расчет тот факт, что люди неодинаковы и имеют разное достоинство. Различают коммутативную справедливость («всем одинаково», по формуле Бабефа) и дистрибутивную справедливость («каждому по заслугам » – принцип, который отстаивал Маркс). Часто разводят справедливость и милосердие, идущее дальше строгого уважения прав другого и предполагающее личное понимание потребностей другого. Ценность справедливости в том, чтобы установить между людьми истинное и анонимное равенство, не зависящее ни от общественной ситуации, ни от личности индивидов. В современной этике справедливость оценивается как предварительное условие, без которого не могут быть реализованы остальные ценности.

Один из фундаментальных принципов, регулирующих взаимоотношения между людьми на основе представлений о должном, о сущности человека и его правах. С ее помощью осуществляется распределение и перераспределение всевозможных социальных ценностей в соответствии с выбранными критериями. Их несоблюдение рассматривается как несправедливость.

Общая нравственная санкция совместной жизни людей, рассмотренной по преимуществу под углом зрения сталкивающихся желаний, интересов, обязанностей; способ обоснования и распределения между индивидами выгод и тягот их совместного существования в рамках единого социального пространства. Существуют два значения понятия С. - широкое и узкое. Это разграничение предложил Аристотель, чье учение о С. в своем сущностном содержании сохраняет значение до настоящего времени. В общем, широком, смысле С. есть разумность общественной жизни; ее можно определить как общий нравственный знаменатель всех социально упорядоченных отношений между людьми, последнюю нравственно-апелляционную инстанцию в общественных делах. Она совпадает с нравственностью в ее проекции на социальную сферу, является основной добродетелью социальных ин-тов. В специальном, узком, смысле слова С. есть нравственно санкционированная соразмерность в распределении выгод и тягот совместной жизни людей, степень совершенства самого способа кооперирования деятельностей и взаимного уравновешивания конфликтующих интересов в обществе и гос-ве. Для построения теории С. существенно признание того, что индивиды рассматриваются в аспекте их совместной жизни как взаимно нуждающиеся друг в друге и в этом смысле равные между собой. Поскольку индивиды вместе образуют общество, живут сообще ствами, постольку они имеют нечто общее. Именно это фундаментальное обстоятельство дает начало С. «Справедливое по отношению к другому есть, собственно говоря, равенство (to ision)» - это сформулированное Аристотелем положение является нравственно-правовым основанием С. В этическом аспекте С. выступает как равенство в возможности быть счастливыми и в обладании необходимыми для этого благами (для каждого - своими). Поэтому всякая цельная концепция С. исходит из основополагающих одинаково доступных всем индивидам ценностей и всякая социальная практика С. предполагает некий, каждый раз исторически конкретный набор материальных и духовных благ (от бесплатной раздачи пищи в антич. полисах до блага свободы в современных либеральных демократиях), к которым все граждане имеют изначально равный доступ. Здесь точкой отсчета и исходным нормативным основанием С. служит взаимность золотого правила нравственности. В правовом аспекте С. выступает как формальное равенство, одинаковость масштаба (требований, законов, правил, норм), посредством которого «измеряются» индивиды и их поступки, становящиеся в этом случае лицами, уравненными между собой в качестве субъектов права. И в морали, и в праве С. оказывается равенством, но существенно различным. Нравственная (этическая) С. есть равенство бесконечностей, люди здесь равны друг другу постольку, поскольку каждый из них является единственным, незаменимым, неисчерпаемым в своих притязаниях и стремлениях; они равны так, как могут быть равны совершенные миры. Правовая С. есть равенство единиц, она полностью укладывается в каноны арифметического равенства, в известном смысле только ее и можно считать равенством, люди здесь равны именно как субъекты права, как если бы у них не было др. свойств, интересов, потребностей, целей, кроме как выполнять нормы права. Люди равны в качестве «соучредителей» социального пространства. Но сам акт учреждения состоит в легитимации неравенства занятий и положений, образующих структуру учреждаемого социального пространства (разделение труда, выделение органов управления и т.д.). Проблема состоит в сочетании, соединении равенства и неравенства. Необычайная трудность ее решения составляет основной источник общественных смут, протекающих под знаменем борьбы за С. Аристотель писал в «Политике»: «Одни полагают, что если они будут равны относительно, то они должны быть равны и вообще; другие, признавая себя относительно неравными, притязают на такое же неравенство во всех отношениях ». Первый из типизированных Аристотелем случаев подразумевает позицию бедных слоев населения, которые свое гражданское, человеческое равенство со всеми используют как аргумент, для того чтобы добиться равенства во всем остальном (имущественных отношениях, статусном положении и т.п.). Второй случай относится к позиции привилегированных социальных слоев, пытающихся свою привилегированность довести до обретения гражданских и человеческих привилегий, как если бы они были привилегированными изначально, по человеческому предназначению. Ошибка первых состоит в непонимании того, что без имущественного, статусного и прочего неравенства не было бы и изначального нравственно-гражданского равенства людей. Ошибка вторых - в непонимании того, что без изначального нравственно-гражданского равенства была бы невозможна их имущественная, статусная и прочая привилегированность. И то и др. - и равенство в нравственно-гражданском аспекте, и неравенство во всех прочих отношениях - суть две фундаментальные опоры социально-упорядоченного пространства. Существуют два выделенных еще Аристотелем и составляющих несущую конструкцию всех последующих теорий С. вида (формы) С.: распределительная, или дистрибутивная, и уравнивающая, или ретрибутивная. Они представляют собой способы распределения благ, которых не хватает на всех тех, кто на них претендует, и которые вообще не могут быть распределены без того, чтобы кого-то не обделить. Их следует назвать частными благами в отличие от общих благ, которые, напротив, по своей природе не могут быть поделены между индивидами, как, напр., общественная безопасность или приемлемая экология. С. представляет собой способ отношения человека к др. лицу, опосредованный отношением к благам, на которые они оба претендуют. Справедливый человек и справедливое общество суть такие, которые могут найти нравственную меру в распределении выгод и тягот, а нравственной может считаться такая мера, которая устраивает всех и на которую получено согласие тех, на чью долю выпадает больше тягот. Распределительная С. есть распределение благ (имущества, почестей и всего прочего), а соответственно и тягот, обязанностей с учетом достоинства лиц, т.е. в зависимости от их вклада в общее дело, от «удельного веса» в масштабе общества. Здесь учитывается качество лиц. Нормы распределительной С. вырабатываются обществом и хотя в основе своей и определяются его объективными законами, тем не менее несут на себе сильную печать субъективности, ментальных особенностей и волевой решимости конкретных народов, поколений, личностей. Существуют три основных исторически выработанных принципа распределительной С.: каждому - то же самое (всем поровну); каждому - по заслугам; каждому - по потребностям. Основным в рамках современных обществ является принцип «каждому - по заслугам» (типичные примеры - заработная плата в зависимости от количества и качества труда, распределение наград в зависимости от боевых подвигов). Др. принципы также важны, хотя сфера их приложения уже: напр., распределение т.н. базовых ценностей (прав человека) осуществляется по принципу «всем поровну», а социальная помощь или налоговые льготы в зависимости от числа детей подходят под принцип «каждому по потребностям». В случае уравнивающей С. достоинство лиц не принимается во внимание. Здесь речь идет в основном о двух типах общественных отношений, названных Аристотелем произвольным и непроизвольным обменом: об обмене вещей и о наказаниях. Обмен вещей считается справедливым, когда он осуществляется в соответствии с их действительной ценностью; преимущественным пространством уравнивающей С. является рынок, где неважно, кто покупает, а важно лишь то, сколько он платит. Справедливая оценка в наказаниях, когда предстоит найти адекватную меру нанесенному в результате преступления ущербу, состоит в их неотвратимости - в том, чтобы они налагались также независимо от того, кто их совершил. Распределяющая С. задает нравственно-регулятивные основы общественных отношений по преимуществу в их коммунальном, личностно выраженном аспекте, а уравнивающая - в деловом, объективированном аспекте. Конкретные общества обычно отдают предпочтение той или иной форме С. (напр., феодальное и социалистическое общества отдают приоритет распределяющей С., буржуазное общество - уравнивающей С.), но, тем не менее, в каждом из них представлены обе формы. Оптимальное, соответствующее достигнутому уровню развития человеческих сил сочетание этих форм С. в целом и применительно к отдельным фрагментам межчеловеческих отношений имеет решающее значение для определения меры С. общества. Современные этические дискуссии о С. фокусируются вокруг теории С. Дж. Ролза. Эта теория имеет синтетический характер, обобщает различные уровни и аспекты С., предлагает идеально-типическую модель С. в либерально-демократических обществах. Ее нормативной основой являются два принципа: 1) «каждый человек должен иметь равные права в отношении наиболее обширной схемы равных основных свобод, совместимых с подобными схемами свобод для других»; 2) «социальные и экономические неравенства должны быть устроены так, чтобы они а) были к наибольшей ожидаемой выгоде наименее преуспевших и б) делали доступ к должностям и положениям, открытым для всех в условиях честного равенства возможностей». Гоббс Т. Левиафан // Гоббс Т. Избр. произведения. М., 1975; Аристотель. Никомахова этика. Кн. V. Соч.: В 4 т. М., 1983. Т. 4; Ра/а Дж. Теория справедливости. Новосибирск, 1995; Нерсесянц B.C. Право - математика свободы. М., 1996. А.А. Гусейнов

Понятие морального сознания, характеризующее такое положение вещей, к-рое рассматривается как должное, соответствующее определенному пониманию сущности человека и его прав. В отличие от более абстрактных понятий добра и зла, с помощью к-рых дается моральная оценка определенным явлениям в целом, С. характеризует соотношение нескольких явлений с т. зр. распределения блага и зла между людьми. В частности, понятие С. включает соотношение между ролью отдельных людей (классов) в жизни об-ва и их социальным положением, между деянием и воздаянием (преступлением и наказанием), достоинством людей и его вознаграждением, правами и обязанностями. Несоответствие между тем и др. оценивается моральным сознанием как несправедливость. Смысл, вкладываемый людьми в понятие С., кажется им чем-то само собой разумеющимся, пригодным для оценки всех условий жизни, к-рые они требуют сохранить или изменить. На самом же деле понимание С. имеет конкретно-исторический характер и само зависит от этих условий. « Справедливость греков и римлян находила справедливым рабство; справедливость буржуа 1789 г. требовала устранения феодализма, объявленного несправедливым», - говорил Ф. Энгельс (т. 18, с. 273). В то же время, хотя понятие С. ограничено историческими рамками, характером того об-ва, в к-ром живут люди, его разделяющие, в известные периоды истории оно способно преодолевать эти рамки и направлять людей на революционное преобразование об-ва сообразно требованиями объективных законов общественного развития. «Если нравственное сознание массы объявляет какой-либо экономический факт несправедливым...- писал Ф. Энгельс, - то это есть доказательство того, что этот факт сам пережил себя...» (т. 21, с. 184). В истории человечества понимание С. первоначально получило выражение в требовании наказания за нарушение норм первобытного коллектива. Лафарг назвал это требование воздающей С. Одним из ее выражений был институт родовой мести. Более сложное понимание С. -распределительное - возникает, когда от рода начинают отличать отдельных индивидов. В общинно-родовом об-в,е оно означало равенство всех людей гл. обр. по отношению к материальным благам. С возникновением частной собственности и имущественного неравенства понимание С. уже не совпадает с равенством. Ее начинают понимать как различие в положении людей соответственно их достоинствам. Но любое толкование достоинства людей всегда оправдывало привилегированное положение господствующих классов. Феодальная мораль трактует его как благородство происхождения, буржуазная - как способности и усердие, приложенные данным человеком в прошлом и воплотившиеся в накопленном богатстве. Что же касается равенства как основы С., то в классово антагонистическом об-ве оно признается лишь в к.-л. определенном отношении. Феодально-христианская мораль допускала равенство людей лишь в смысле происхождения всех людей от бога и их одинаковой причастности к первородному греху. Соответственно несправедливым могло считаться лишь неоправданно жестокое (что также толковалось весьма относительно) обращение с подданными. В буржуазном понимании С. уже предполагается нек-рое равенство прав (политических, перед законом, «равенство возможностей»), но само это равенство остается формальным, на деле оказывается неравенством имущего и неимущего. Экономическое понятие означает здесь эквивалентность обмена (товарами, трудом, услугами). Однако «обмен» труда рабочего на зарплату, к-рую ему выплачивает капиталист, означал практически эксплуатацию наемного труда. Равенство прав осуществляется в действительности лишь в социалистическом об-ве. Наше понятие С. предполагает, что достоинство человека, определяющее его положение в об-ве и права на пользование общественным богатством, заключается в его собственной общественно полезной деятельности, а не в происхождении или обладании собственностью. Такое понимание С. находит воплощение в социалистическом принципе распределения по труду. В социалистическом об-ве равенство людей в социальном отношении еще не является полным. Различие в индивидуальных способностях приводит к неравенству в потреблении и общественном положении. Высшая мера С., полностью совпадающая с социальным равенством, достигается с построением коммунистического об-ва. Полное равенство возможностей для каждого отдельного человека предполагает всестороннее развитие способностей людей, ликвидацию существенных различий в характере труда, осуществление коммунистического принципа: «от каждого - по способностям, каждому - по потребностям».

У Платона добродетель правильного отношения к др. людям, сумма всех добродетелей вообще. В современной этике ценностей справедливость является предварительным условием осуществления остальных ценностей (см. Этика) и состоит в том, чтобы быть справедливым по отношению к чужой личности как таковой, уважать ее и не вторгаться в сферу ее свободы, чтобы сохранить ее свободу действий и не препятствовать созданию культурных ценностей.

Категория морально-правового и социально-политического сознания, понятие о должном, связанное с исторически меняющимися представлениями о неотъемлемых правах человека. С. подразумевает требование соответствия между практической ролью человека или социальной группы в жизни об-ва и их социальным положением, между их правами и обязанностями, деянием и воздаянием, трудом и вознаграждением, преступлением и наказанием, заслугами людей и их общественным признанием. Несоответствие в этих соотношениях оценивается как несправедливость. Первое в истории общественного сознания понимание С. было связано с признанием непререкаемости норм первобытнообщинного строя: несправедливо и подлежит наказанию все, что нарушает эти нормы. Позднее С. стала означать равенство людей в их правах и пользовании средствами жизни. Затем С. начинают отличать от простого равенства, включая в нее различия в положении людей сообразно их достоинствам. Во всей истории классового об-ва существовали как бы две разновидности С.: одна отражала интересы господствующих классов и допускала, напр., наличие “справедливой” дани, оброка, прибыли, нормы эксплуатации и пр.; др. выражала протест народных масс против эксплуатации, неравенства, угнетения в принципе. С. всегда имеет исторический характер, коренится- в условиях жизни людей (классов). Понимание С. включает равенство людей по отношению к средствам производства, а также равенство их реальных политических и юридических прав. Поскольку при социализме действует принцип “0т каждого - по способностям, каждому - по труду ”, здесь еще сохраняются различия в характере труда и распределении предметов потребления. Социалистическая С. несовместима с уравниловкой. В условиях перестройки необходимо обеспечить строгую зависимость заработной платы от количества и качества труда, усилить борьбу с нетрудовыми доходами и др. нарушениями требований С. Последовательное осуществление принципа социальной С. во всех сферах общественных отношений - важное условие решения стоящих перед нашим об-вом задач.

Эти заметки дополняют книгу «Словарь» (хотя не входят в его печатную версию)


(Справедливость как «игра»*)

С.: о чем речь. Самое общее определение с. . Что такое «высшая» с. . С. и власть. С. и право. С. и мораль. Коллизия: с. юридическая и коммунистическая. С. «распределительная» и «уравнительная» . С. и семья. Чувство с. . О «вере в с.»

О чем речь

Попробую начать так близко к началу, как только это возможно. Справедливость, в самом обиходном употреблении слова – это о чем? – Об отношениях каждого с другими людьми, начиная от контакта с соседом в лифте и до такого сложного взаимодействия людей друг с другом, как их жизнь в государстве. Контакт – если это не драка – уже контракт, – «contrat social», общественный договор. Это отношения взаимозависимости, на которые мы идем, потому что иначе не могли бы и жить.

Всякая взаимозависимость предполагает уже на подсознательном уровне реконструируемые «правила игры», устанавливающие наши общие права и обязанности – в идеальном случае эти правила должны максимально устраивать все стороны контакта. Справедливость – это о правилах, а не о результатах игры. По любым правилам можно и проиграть, но с каким-то их кодексом все равно приходится соглашаться, поскольку «жить в обществе и быть свободным от общества нельзя». Входя в тот же лифт, в котором уже кто-нибудь окажется, вы не можете направить его куда пожелаете – за первым вошедшим интуитивно признается преимущество (сравните: «первый завладевший вещью есть ее собственник»). Другому, не первому завладевшему, может быть важнее куда-то успеть или нужнее исходно ничейная вещь, но справедливость признает именно право первого. В частные обстоятельства она не входит. Добрая воля может и уступить, справедливость того не воспрещает, но и не предписывает. Она – не то, что сочувствие или доброта, а значит и не то, что мораль. Но оправдание справедливости в том, что место правил легко может занять насилие, которое есть безусловное зло. Не так важно даже то, что зло займет это место гораздо вероятнее добра – достаточно, что оно вообще может его занять.

Замечу еще, что выражение «правила игры» в применении к справедливости – очень точное не только логически, но и психологически. Ведь если всерьез, то истина и добро, в которые вы верите, должны обладать для вас абсолютными преимуществами. Но и они обязаны, по справедливости, принимать с ложью и злом общие правила, то есть именно «играть».

Самое общее определение

Итак «справедливо», «несправедливо» в наших повседневных суждениях – это о воображаемых нами идеальных и четких «правилах игры», которые кто-то соблюдает или не соблюдает. «Справедливо» – обычно значит «все правильно (хоть может быть и весьма печально) – ведь выигравшие выиграли, а проигравшие проиграли по общим для тех и других правилам, с которыми еще до вступления в игру каждый бы согласился сам»; «несправедливо» – значит «в такую игру никто (по своей воле, или если б знал заранее) играть вообще не стал бы».

Как видно, уже обиход подразумевает как раз ту теорию справедливости, в ее первых основах, которой посвящена одноименная книга Джона Роулза. Именно, понимание справедливости как наиболее приемлемых правил «игры», в которую можно было бы вступить со своими картами, еще не зная будущих партнеров .

Игра – это конкуренция. Идет ли речь о чем-нибудь вроде дорожного движения, где каждый преследует свою отдельную цель, то есть попросту движется по своему собственному адресу, до какого-нибудь спортивного единоборства, где достижение цели должно означать победу одного и поражение другого, – какая-то конкуренция в любом случае неустранима (в драке она лишь достигает максимума) и требует этих самых правил – требует справедливости.

Справедливость – тот воображаемый идеальный кодекс прав и обязанностей (правил взаимоотношений) дорожащих своей свободой индивидов в ситуациях взаимозависимости (то есть во всяком обществе), которому каждый из них мог бы подчиниться заведомо и предпочтительно.

Пройдем по ключевым словам в этом определении – 1) «воображаемый», 2) «правила», 3) «самостоятельный», 4) «предпочтительно».

1) Кодекс справедливости гипотетический, воображаемый – а значит неизбежно несовершенный, но все-таки открытый совершенствованию. Справедливость – всегда только «идеал», зовущий и недостижимый. Впрочем, из слова «идеал» здесь следует исключить смысл «все самое доброе и прекрасное», ибо справедливость, устанавливая свои правила, естественно ограничивается лишь необходимым и достаточным.

2) Любые принципы и правила как таковые предзаданы ситуациям, для которых предназначены, и все конкретное (живое) в них, имеющее явиться де-факто, уже с порога квалифицируют как несущественные подробности. Значит, справедливость ни к кому не пристрастна и никому не сочувствует – и не только потому, что непредвзята – а и потому, что сочувствие именно «входит в положение», тогда как справедливость отнюдь не намерена «все понимать», во избежание необходимости «все простить». Она прямо-таки составляет искусство чего-то реального не учитывать, игнорировать порой самое болезненное в ситуации – отнюдь не добра. Учитывая этот свой собственный, столь опасный с точки зрения совести и ума, потенциал, справедливость сама себя вынуждена обуздывать (ограничивать и сдерживать): она стремится к четкой определенности и минимальности своих требований. Она, хоть и не кодифицирована, но по духу формальна.

3) Справедливость уже как нечто предзаданное любому человеческому контакту, желанному или нет, имеет в виду людей самостоятельных – «все равно каких», какими бы они ни оказались, то есть в принципе посторонних друг другу, не связанных симпатиями или убеждениями. Это не братство. Зато она и не навязывает никому никаких убеждений, не властвует над ничьей совестью, – оставляет личность суверенной.

4) Притом все претендующие на справедливость правила, по которым мы можем и выиграть и проиграть, должны быть если и не желанными, то предпочтительными. На этом основаны расчеты справедливости – например, в избираемой игре риск должен быть сведен к минимуму, то есть возможный проигрыш должен быть, сравнительно с играми по другим правилам, наименьшим. Предпочтительность – это ее, справедливости, единственная и достаточная санкция.

Замечу, что по моему убеждению формула Канта «поступай согласно той максиме, относительно коей можешь в то же время пожелать, чтобы она стала всеобщим законом» – на самом деле описывает именно справедливость, а не нравственность, как он полагал. Тем более, добавлю, не доброту. Эта формула вовсе не является переформулировкой «золотого правила» – точнее было бы, «золотого не-правила» нравственности, согласно которому надо поступать с другим так, как хочешь, чтобы и он с тобой поступал. Последнее не предполагает никакого возведения частного случая в общий закон, которому только и следовало бы подчиняться, – наоборот, снимает всякий такой закон и предлагает решать каждую проблему прямо «по месту», для конкретных уникальных ситуаций и в полную меру сил «взирая на лица». Для справедливости, это лишь открывает дорогу произволу, которого она боится как огня.

Что такое «высшая» справедливость?

Есть разные понимания.

1) Высшая справедливость – все-таки та, видимо, что учитывала бы в живых ситуациях все, что в них реально содержится, и потому априорных правил не знала бы. К этому может только стремиться ситуативная мораль «доброго плода», которая далеко не то, что формальная справедливость; а вполне справедлив в таком смысле может быть один только Бог.

Бог же ведает и то, чего в ситуациях и не содержится – пути Его неисповедимы, но справедливы. Мудрый человек не жалуется на несправедливость судьбы, – он чувствует, что какая-то необходимость и ценность для него самого – некая «высшая справедливость» – существует и в самом горьком опыте...**

Так или иначе, обычная справедливость энергично размежевывается с ситуативной моралью, и тем более никакой божественной задачи принципиально на себя не возлагает. Она берется лишь устроить приемлемое общежитие нас несовершенных, а не воспитать в нас совершенство.

2) Вот еще смысл, примыкающий к только что сформулированному. – Обычная справедливость сохраняет за каждым то, чем тот обладает до вступления в ее социальную «игру» (таланты, силы, собственность). Значит, слепо узаконивает неравенство. А справедливость «высшая», та, что не слепа ни к чему, видимо имеет в виду ту «игру», которую мы предпочли бы еще до вступления в земную жизнь (куда приходишь беспомощным и нагим) – она видит всех людей одинаково «образом Божиим», и – равными. Обычная справедливость отдает честь высшей, формально признавая всех равными в достоинстве – но принципиально закрывая глаза на то, сколь оскорбительным для того же достоинства может быть неравенство в конкретных условиях существования. «Высшая» же, повторю – это полная зрячесть.

3) Называют «высшей справедливостью» и разные чудовищные несправедливости, совершаемые во имя предположительно великих идей. Вроде торжества справедливости в будущих поколениях, каковым предположительно будет, например, коммунизм. Тут человек воображает себя чуть ли не Богом, видящем всю картину бытия, и жертвует частностями (людьми) ради целого. Фиаско на этом пути неизбежно. В каждом таком случае можно наблюдать, как элементарная несправедливость в конце концов убивает и «высшую» еще задолго до ее осуществления. Как кем-то хорошо сказано, средства входят в цель, как масло и яйца в пирог, – дурные средства даже не предвещают, а уже являют дурной результат. А истинно достойная цель не потребовала бы недостойных средств, и т.д. Но здесь не место подробно на этом останавливаться.

Справедливость и власть

Любой деспот, от семейного до государственного, может заботиться о справедливости и даже чаще всего ее только и насаждает – только определяет ее не на основе консенсуса. В то время как справедливость – это консенсус. Несправедлива сама власть.

Власть в обществе прямо противоречит принципу симметрии, за который так держится справедливость: высший в иерархии может поступать с низшим так, как не может поступать низший с высшим. Однако и без власти общество как будто не умеет существовать. Решений этой проблемы может быть два. Первое – это признание всякой необходимой власти уже чем-то над-человеческим, сакральным – «нет власти кроме как от Бога». И тогда, что называется, никому не обидно, человеческая справедливость не нарушается. Другое решение – загнать власть на каждой ее ступени в рамки четко расписанных «сфер компетенции», рабочих функций, изъяв из них право на вмешательство в личную жизнь и все к ней относящееся, и тщательно следить за тем, чтобы она из этих рамок ни в чем не выходила. Власть под контролем – уже «исполнительная», то есть и не власть, а игра.

Впрочем, задача эта никогда не сможет быть выполнена до конца. А в схеме – так:

– если власть имеет религиозный исток – она уж точно ни с кем не «играет». Она сама задает правила любой игры, поскольку сочтет это для себя удобным, и сама выступает арбитром. Она и есть справедливость;

– если же власть включена в общую игру справедливости – она лишь исполняет ее правила, непрерывно уточняемые законодателем, представляющим всех участников игры, и признает над собой арбитра. То есть делится на исполнительную, законодательную и судебную.

Справедливость и право

Именно с правом, формальной законностью, справедливость более всего и схожа. На других языках оба эти понятия и называются одинаково – например, justice. Ведь и справедливость ищет идеального закона, и юстиция, в идеале, кодифицирует не какой-то произвол законодателя, а справедливость, ту или иную ее интерпретацию. При всем том самим юристам (например Кони) приходится напоминать себе и друг другу, что судебные решения не должны упускать из виду справедливость (только вслушайтесь: науку справедливости призывают не забывать о самой справедливости!) – законные (формально справедливые) приговоры могут оказываться чудовищно несправедливыми. Все дело в том, что правила справедливости всегда остаются искомыми, ориентированными на ее собственный дух, а право, во избежание произвола судейских, тщится уместить дух в букву, и тем его неизбежно убивает.

Вот несколько наблюдений.

Любые правила или законы одинаковы для всех, на кого они распространяются, не разбирая лиц, – постулируют «симметрию». Зеркальную симметрию отношений и реакций: что можно тебе, то можно и мне, а в том, чего нельзя, пусть будет «око за око», месть (арифметическое возмещение) как восстановление справедливости – вот, кажется, самое расхожее, поскольку и самое примитивное ее понимание. Закон, тот вообще ассоциируется с возмездием, адекватным злом в ответ на зло – судом и тюрьмой... Симметрия кажется чем-то очень понятным, а потому и, навскидку, приемлемым для всех – справедливой.

Далее. Как уже говорилось, никакие правила не могут и не должны слишком углубляться в частности, каковых в силу их бесконечного многообразия нельзя заранее учесть. Справедливость, как и право, игнорирует все субъективное и нетиповое, а значит формальна – жестка и несгибаема, определенна и одновременно до глупости приблизительна. «Эмоции» она презирает, всячески старается им не поддаваться, ведь они откликаются именно на конкретные факты, живую непредсказуемую жизнь. Хотя иногда справедливость и уступает чьим-то непредвиденным аргументам – ведь правило выслушивать каждого (в законе: «выслушай другую сторону») по нашему же определению должно считаться справедливым, – снисходить, то есть отступать от правил ради чьей-то слабости, справедливость прямо ненавидит. Она не добра, а принципиальна. Она не ведет ни к какому братству, не побуждает к жертве и милосердию. «Закон суров», и так же поощрительно говорят о справедливости – «сурово, но справедливо». «Мало ли что» (что значит: если вникнуть, то можно и посочувствовать, но только нельзя брать это сочувствие в расчет) – вот любимая присказка справедливых и законников. – И все это как раз наиболее приемлемо для нашего воображаемого кандидата в партнеры «игры», в которую ему придется «играть» – ведь, вступая в сообщество чужих нам людей, мы сами заинтересованы лишь в самых общих и формальных, минимальных, элементарных и очевидных, что называется не лезущих в души правилах. Пусть нам позволят, как и положено в справедливом и правовом обществе, оставаться и в обществе друг другу чужими и суверенными, а также оставят собственниками того, чем мы уже владеем – и тогда мы согласны стать его членами. А предзаданность правил справедливости включает гарантию от опасности, что правила по чьему-либо произволу поменяются.

Как закон стремится к тому, чтобы стать полностью однозначным (формализованным), так справедливость – к тому, чтобы быть ясной и элементарной. Разница есть. Закону ради цели однозначности приходится закапываться в тончайшие рассуждения, «пилпул» (произвольно отказываясь «заниматься мелочами», в которых иначе бы он завяз целиком), – тогда как «тонкая» или «сложная» справедливость явно не звучит; справедливость остается «ясной» скорее за счет отказа от всякой хитроумной казуистики и тонких рассуждений. И это в ней а priori привлекательно. Но простота одно, примитив – другое.

Поскольку кодекс справедливости каждый обнаруживает в себе самом, то он и не требует специальной осведомленности в нем, – незнание правил справедливости действительно никого не оправдывает. Справедливы только те правила, незнание коих никого не оправдывало бы. Когда же «незнание закона не является оправданием» говорит писаный внешней властью закон, это похоже на предупреждение, что ты вступаешь на минное поле.

Справедливость, как и закон, стремится обойтись только крайними и всем понятными границами нашей свободы, внутри коих каждый волен оставаться добрым или злым, благородным или негодяем. Запреты вообще предпочтительней предписаний – первые только сужают сферу свободы, вторые сводят ее к точке. Таким образом, добро справедливостью не предписывается. Потому и для справедливости и для права – «что не запрещено, то разрешено» – к чему не придерешься, то и хорошо (справедливо). Близка к этому «презумпция невиновности» – «не пойман, не вор» (даже если вор). Не идеально, но лучше пусть будет так, чем чтобы вором можно было кого-то объявлять бездоказательно.

Как видно, все предыдущее демонстрировало скорее сходство справедливости и права, чем их различия. Но вот другой пример. Как только справедливость усмотрит что-то лучшее, чем то, во что она верила – так и применит «обратную силу». Ту самую, которой избегает закон. Ведь справедливость не кодифицирована и потому, если сама пожелает, вправе себе противоречить.

И последнее. Справедливость требует «око за око» (хорошо, что не два, что тоже было бы в общем справедливо, в порядке возмещения сверх ока еще и обиды) – так сказать, натуральный обмен. А в хорошем законе виноватый, все равно в грабеже, увечьях или убийстве, лишается только свободы на отмеренный срок – исключается на этот срок из игры. Вроде как футболист, «подковавший» соперника, не получает от судьи бутсой по лодыжке, а удаляется с поля. (Смертная казнь, конечно, предельно несправедлива, поскольку означает не игровое, а натуральное возмещение вреда.) Здесь «игровой» характер справедливости доведен до полной определенности.

Справедливость и мораль

1) Мораль традиционная или нормативная – стихийно сложившаяся интерпретация не чего иного как справедливости, хотя и а) некодифицированная или кодифицированная лишь отчасти (в религиозных заповедях и в определенных традициях-нравах данного народа), – но, в отличие от справедливости и подобно писаному закону, б) не реконструируемая каждым человеком самостоятельно для каждого отдельного случая (насколько такой отказ от реконструкции вообще возможен). Во всяком случае, принципы традиционной морали даны, как и следует из самого этого названия, а priori и сопротивляются учету всякого «posteriori»: «делай, что должен, и пусть будет, что будет». Стойкость в принципах, хотя бы и ведущая на практике к «непредсказуемым последствиям» – ее высшее достоинство. «Не нами заведено, не нами кончится» и т.д.

2) Мораль Канта (теория что называется знаковая) – рекомендующая человеку для решения каждой моральной задачи сначала самостоятельно сформулировать общий для всех закон, универсальную «максиму», по которой подобные задачи должны решаться, и затем самому поступать согласно этой максиме – это, как я уже говорил, сама справедливость и есть. Справедливость – но не мораль, во всяком случае не мораль Христа. Возможность получить, строго последовав какому-нибудь справедливому априорному правилу в нестандартной ситуации, ужасный и несправедливый «апостериорный» результат – например не солгать даже из человеколюбия, выдав невинную жертву преступнику в ответ на его прямой вопрос – в этом даже кантовский пафос. И это пафос именно справедливости с ее гордой древней максимой: «пусть сгинет мир, но справедливость восторжествует». Как будто бы в гибели мира могло состоять торжество справедливости, или столь ужасающая несправедливость, как гибель всего мира, могла стоить справедливого решения какой-нибудь одной частной проблемы.

3) Подлинная мораль, именно та, которую проповедовал Христос – это мораль «доброго плода» всякого деяния, претендующего быть нравственным. Что значит, это мораль ориентированная не на буквальное «фарисейское» следование априорным правилам, которые она может сама признавать совершенно верными, а на саму цель этих правил, реконструируемую сердцем и умом, и их полное воплощение «по духу» – то есть вкупе с «а posteriori» поступков, с их реальными результатами. Чтобы «исполнить» закон (априорный принцип) указанным образом, по-христиански, порой приходится его по видимости и «нарушать». («Не нарушить, но исполнить» – нарушить по букве, чтобы вполне исполнить по духу.) Добро можно делать вопреки даже божественным правилам – «можно и в субботы делать добро». А весь Закон и Пророков заменить очевидным «поступай с другим так...»

(Есть интересное высказывание – «Христос говорил “отдай”, но не говорил “отними”». Что значит – этика Христа больше справедливости, но не против нее. Я думаю, что для этой этики и подобное правило верно лишь в типовом случае, но не в крайнем.)

Коллизия:
справедливость юридическая и коммунистическая

Справедливость проста, но не исключает коллизий. Главная из них – это коллизия между формальной и фактической справедливостью. Которая, на самом деле, не снимается и «теорией игры» – ведь, если некое определенное дурное последствие наступает в результате априорных правил закономерно, то оно само принимает характер правила, которого а priori предпочесть невозможно. Такова всемирная трагедия «капитализма» и «коммунизма».

Вот два вопроса, одинаково исходящие из понимания справедливости как договора, на которые можно дать однозначные, но взаимоисключающие и вечно чреватые войной ответы.

Вопрос первый. Захотели бы вы присоединиться к незнакомой компании – то есть посчитали бы вы справедливым всякое такое сообщество – по условиям которого то, чем вы уже обладаете волей судьбы или еще законно приобретете, могло быть у вас изъято и перераспределено ввиду каких-то его целей? Очевидно, что нет. Чужие – не семья, в которой только и уместна уравнивающая «перераспределительная» справедливость. Ведь если кто и вступает по своей воле, скажем, в монастырскую общину или в кибуц, то здесь он входит в сообщество людей, с которыми уже связан общими взглядами или целями, как бы в семью, а не в связку всех вообще граждан, какими бы они ни были. Не то – государство, объединяющее людей в том числе и совершенно чуждых друг другу. Не может считаться справедливым общество, которое, хоть и ставит гуманную задачу «социальной справедливости», но способно существовать только при условии систематического и всеобъемлющего насилия. Равноправие само и узаконивает неравенство состояний, а равенство состояний, возводимое в закон, означает бесправие. Ибо, «перераспределяя», нельзя насиловать только «экономически», не прибегая к насилию политическому и культурному. В любом случае насилие – худшее зло и явная несправедливость. Коммунизм – несправедливость тотальная.

А вот другой, встречный вопрос. Сочли бы вы такое устройство общества а priori справедливым, по которому ваше материальное благополучие в нем находилось бы лишь в ограниченной и непрямой зависимости от пользы или квалифицированности вашего вклада? Где, конкретнее говоря, экономическая активность имела бы непостижимые преимущества перед любой созидательной деятельностью, то есть всякое «сделать» оценивалось бы в десятки, сотни или миллионы раз ниже, чем «купить и продать»; причем, что хуже всего, где именно созидающий зависел от продающего? Да уж, в такой мир, где заведомо «трудом праведным не наживешь палат каменных», но названные палаты красуются на каждом углу и их законно наживают, по выражению какого-то миллионера, «как-то иначе» – кто и захотел бы войти по доброй воле, кроме тех, кто при любом раскладе твердо рассчитывает поживиться за чужой счет! Причем еще, если брать только тот простодушный класс в таком обществе, высший морально и низший материально, который не торгует, а творит, то даже хотя бы прямая зависимость между качеством и вознаграждаемостью труда для него не гарантирована. Случается и обратная зависимость: в частности те книги или картины, которые оглупляют и развращают, обещают авторам многократно большие гонорары, чем те, которые просвещают и облагораживают. Рыночная экономика эффективнее командной, но она работает, как говорил Егор Гайдар, только «если люди не альтруисты» – черное оттого не становится белым... – Ответ ясен – о справедливости смешно и говорить. Капитализм – это правовое общество и есть, точнее, капитализм есть его неизбежное следствие, но формализм права (формально не украл – значит твое, священно и неприкосновенно) дает несправедливую фору самым низменным человеческим свойствам.

Конечно, можно возразить на это, что справедливость, согласно принятому нами же определению, и может быть только а priori, а не а posteriori. Но, как уже сказано, а priori невозможно пожелать такого а posteriori, если оно наступает совершенно закономерно – не так ли? По справедливым правилам кто-то проигрывает, это верно, но справедливы ли правила, по которым заведомо проиграют лучшие?

Фактически неверен и афоризм Черчилля «капитализм есть неравномерное распределение богатств, а социализм равномерное распределение нищеты» (будь оно всегда так, капитализм был бы заведомо выгодней для проигрывающих и его надо было бы счесть справедливей) – упрямый факт в том, что при устоявшемся советском социализме бомжей не было, нищету породила именно последующая капиталистическая эпоха.

Одним словом, коллизия. И коммунистическое («социально справедливое») и правовое (формально справедливое) общества совершенно несправедливы, каждое по-своему. Но третьего, по всей видимости, не дано. Остается терпеть зло наименьшее – неизбежно возникающий в правовом обществе «капитализм» (несправедливую и безобразную власть денег, легальное жульничество), – ибо систематическое насилие коммунизма, закономерно порождающее чудовищных тиранов, все-таки еще хуже.

Справедливость «распределительная» и «уравнительная»

Справедливость, как мы полагаем – это правила игры (которые могли бы быть приняты всеми a priori), по которым и должны «распределяться» выигрыши и проигрыши; таким образом это справедливость «распределительная» и никак не «уравнительная».

Роль власти в этом процессе, как роль арбитра – только гарантировать соблюдение всеми участниками игры этих ее правил.

Однако в самих этих древних, еще аристотелевских терминах слышится нечто такое, будто сама власть и занимается тем, что «распределяет» либо «уравнивает». В этом случае «распределять» – те же несправедливые «отнимать и делить», а «уравнивать» – лишь один из возможных экстремальных вариантов несправедливости.

Замечу, что при т.н. социализме никогда не бывало и «уравнительной» справедливости, поскольку власть всегда делает себе преференции, а при т.н. капитализме нет и «распределительной», поскольку «распределительный» значит «соразмерный вкладу», но ни о какой соразмерности, очевидно, говорить не приходится.

Справедливость и семья

Семья – не общество, а община.

Здесь личность не суверенна. Она может только, если совместность становится невыносимой, восстановить свою суверенность – отменить, уничтожить саму семью. Семья – одно целое, сама составляет одну общую личность, – в ней сберегают друг друга не так, как чужие сберегают чужого, в строго отмеренных рамках обмена услугами, а так, как каждый сберегает самого себя. Здесь каждый учтен именно в своем своеобразии, так что простой симметрии в отношениях не существует; здесь нет права собственности; здесь табу на «влезание в душу» – в то в каждом, что должно оставаться необозреваемым – защищено лишь тактом супруга или родителя. Если и можно говорить о справедливости в применении к семье, то это именно будет справедливость не по правилу, а по факту, уж точно «распределительная», тотальный «коммунизм». На самом деле, семья держится вообще не на справедливости, а – именно – на морали. Морали во многом традиционной, но еще больше, даже в традиционных обществах, ситуативной. Такая мораль требует много больше того, что не запрещено; дает новым установлениям, если вообще их имеет, обратную силу; не позволяет никому отделаться от забот и тревог принципом «сделай, что должно, и будь что будет» (гуляй смело), а засчитывает только лишь «добрый плод».

Само, намекающее на семейные родительско-сыновние отношения, слово «патернализм» (опека властвующих над подвластными вместо равноправия), указывает на то, что семья не есть «правовое общество» и не должна им быть. Противно и представить, чтобы слабые или неспособные дети питались и одевались хуже, чем сильные и способные; здесь «от каждого по способностям, каждому по потребностям»...

(Интересно, что взрослые дети по отношению друг к другу – уже не семья. Родитель может завещать все наследство любимому Пьеру, но не Жану, совершенно не опасаясь того, что оно будет поделено самими братьями поровну. А существовавшее во многих странах установление, препятствующее измельчению дворянства, согласно которому все имущество наследует только старший сын, а младшие должны соответственно стать нищими – безусловно будет соблюдаться. Жестокая формальная справедливость, согласно которой каждый без зазрения владеет всем, чего только не украл, явит себя во всей красе.)

В связи с этим – кое-что о «ювенальной юстиции». В крайнем своем выражении, да и по сути – это предельно облегченная юридическая процедура изъятия ребенка из семьи, если с ним обращаются плохо (бьют или плохо кормят). Вроде как если б вознамерились юридически упростить расстрельные приговоры. Почему эта процедура должна быть легкой, в то время как ясно, что, напротив, она должна быть максимально обоснованной? Разумеется, бить или недокармливать само по себе очень дурно – но характерно, что, озабоченная правами ребенка – правами! – эта юстиция фактически позволяет не брать в расчет самое главное в его праве – собственную волю самого ребенка быть с родителями. (Вспомним душераздирающие сцены с палачами-полицейскими, выдирающими из рук матерей вопящих и отчаянно цепляющихся за них детишек...) Принципы, очевидно, такие: 1) права ребенка представляют за него взрослые, причем 2) семья не получает тут никакого преимущества. В этом и объяснение. Ибо то, что семья зиждется на чем-то другом и бóльшем, чем формальные юридические принципы, – это надо понимать, а чтобы понять, надо что-то суметь почувствовать, к чему юридическое сознание не приспособлено. Для него все люди по существу друг другу чужие, в том числе и в семье, оттого и самое естественное – взять да перетащить ребенка из неблагополучной семьи в благополучную. – О, лишь только наши гордые собой западные соседи, одержимые мертвящим фарисейским духом формальной справедливости, и могли дойти на этом пути до жестокости почти эсесовской...

Чувство справедливости

Чувство справедливости наследует и противостоит менталитету дикаря с его «правом силы» – закрепляющим результаты «игры без правил». Которая ментально проще, чем игра по правилам (справедливая). К тому же дикаря меньше волнует само насилие, если только оно не направлено лично против него, – чтобы оно волновало, также требуется какой-то критический минимум ментального развития.

Справедливость, как черта характера, сродни объективности. Не случайно объективное суждение называют именно «справедливым» (подразумевается: таким, с которым можно и нужно согласиться всем сторонам дискуссии). А объективность – это окончательный выход из того наивного эгоцентризма, в который погружено всякое неразумие, – пробудившееся и окрепшее сознание того, что я не только не вместилище мира, хоть и знаю его лишь в собственных ощущениях, но даже и не его центр, не «пуп земли»; и следовательно мои личные интересы не составляют главного интереса универсума. Моральная же объективность в том, чтобы, сверх того, признать этот факт не как что-то только досадное, но и как должное, – так что ни я, ни кто-либо другой уже не хочет добиваться всего желаемого напрямую, но лишь тех целей и только такими способами, которые хоть гипотетически могли бы быть одобрены всеми. То есть по справедливости.

Но все это не совсем то, что чувство. Это скорее ум и честность. Сколь мало они задействованы в людях, видно по тому, что едва ли не каждый убежден, что сама справедливость, если только вообще существует, целиком на стороне его интересов. Что сам мир, если бы был устроен верно, поставил бы его интересы во главу угла. (Отсюда – так называемый третейский суд. Предполагается, что каждый отождествляет свои интересы со справедливостью, и только третьяк, незаинтересованная сторона, может что-то знать о справедливости одной на всех.)

Что же такое справедливость именно как чувство?

а) Чувство в смысле «страсть». – Давно замечено, что мысль о любом человеческом страдании, в котором никто не виноват, не так мучит (душевно развитого человека), как мысль о претерпеваемой кем-то несправедливости. Объяснение этому феномену простое: здесь мучительное представление о чьем-то страдании умножается на естественное отвращение к насилию, которое и есть самая явная несправедливость. Итак мне кажется, что справедливость именно как чувство – это развитое до особой чуткости отвращение к насилию. Ибо по сути всякий акт несправедливости – это какое-то насилие, убивание одной воли другой. (Правила справедливости лишь умеряют нашу волю, одновременно защищая ее, а нарушения правил ее именно травмируют, убивают.)

б) Чувство в смысле «рецептор». – Чувство справедливости – особый рецептор, вроде как зрение или слух. И это именно отвращение к насилию. Действительно, не у всех даже сцены физического насилия вызывают протест. Что и говорить не о столь зримых актах насилия, как побои или убийства, а о попрании чьего-то достоинства или каких-то частных прав, каковые еще надо опознать, представить себе, понять... Если у кого этого отвращения нет, то и объяснить ему, почему его должна волновать не направленная лично против него несправедливость, невозможно – у него нет самого рецептора, чувства справедливости.

Теперь – пару слов об извращениях чувства справедливости. Одно из них – сутяжничество. Это мания формализма. Не все, на что формально, по справедливости или тем паче по закону, мы можем рассчитывать, мы тем самым должны получить по совести или здравому смыслу – но маньяк принимает право за обязанность, и добивается, добивается...

Другое извращение, закономерно сочетающееся с первым – мстительность. Никогда не скажешь, чего в мстительности больше – справедливости или злобности. Похоже, что мстительный одержим, по существу, злобой, но оправдывает это необходимостью «справедливого возмездия», наказания зла, где бы его ни встречал, и принимается бескорыстно помогать правосудию, как он верит, из одного лишь «чувства справедливости».

О «вере в справедливость»

Тут, явно, имеется в виду не та плоская гражданская справедливость, которую мы здесь разбирали, а что-то вроде русского «правда» – неразрывных Истины и Добра.

«Вера» в них – это может быть готовность человека оставаться честным и добрым независимо от того, вознаграждается или не вознаграждается такой тип поведения в подлунном мире. Ведь, согласно известному афоризму, если не находишь справедливости нигде в мире, ее можно найти в своей груди. За нею, точно, не надо далеко ходить. То есть это собственно и не вера, а ум и совесть. Истина и добро имеют то абсолютное преимущество в любой борьбе, что бить их можно сколько угодно, но нельзя убить; они побеждают уж тем, что не перестают быть истиной и добром, даже если потерпели в своих начинаниях фиаско, никак не вознаграждены или прямо поруганы.

Другой, в чем-то противоположный вариант «веры в справедливость» – это убеждение в том, что истина и добро непременно в конце концов торжествуют уже в этом мире; в том, что уже сама земная судьба видимым образом расставит все на свои места, разделит в умах черное от белого, вознаградит добродетель и покарает порок... На фактах это убеждение очевидно не основывается.

Апрель 2016

* Такое понимание развил, в своем направлении, Джон Роулз – «Теория справедливости» , 1971.

Анализ этого труда в задачи моего эссе не входит, оно посвящено лишь волнующим меня аспектам и нюансам проблемы. Но абсолютно верной представляется мне та аксиома справедливости, которую он принимает.

Приведу здесь отрывок из статьи Б.Н. Кашникова в Новой философской энциклопедии. – В теории справедливости Роулза «...теория общественного договора была дополнена математической теорией игр. Основу общественного договора составляет гипотетическая первоначальная ситуация выбора (the original position). В первоначальной ситуации еще нет общества, есть только индивиды, которым предстоит договориться об основах взаимовыгодного сотрудничества. Гипотетическую ситуацию первоначального выбора Роулз дополняет гипотетической конструкцией “завесы незнания” (the veil of ignorance); договаривающиеся индивиды должны быть беспристрастны, а потому лишены тех знаний, которые являются причиной пристрастности. Интуитивный смысл гипотетического контрактуализма тот же, что и во всякой вообще игре: мы должны прежде согласиться в отношении справедливости правил, еще не зная, какие карты нам достанутся. Кое-что все же про этих индивидов известно: они рациональны (стремятся к максимизации своих благ) и равнодушны к судьбе других. Есть также некоторые первичные блага, которых они, как рациональные индивиды, не могут не желать... <...> Так, рациональные индивиды в ситуации первоначального выбора поступают в соответствии с правилами математической теории игр – точнее, с “правилом максимина”, согласно которому следует предпочесть такую альтернативу, наихудшее возможное последствие которой лучше, чем наихудшее возможное последствие любой другой альтернативы. Результатом их выбора будут принципы справедливости, которые должны быть положены в качестве фундамента будущего общества...»

Одно маленькое уточнение – к фразе «мы должны прежде согласиться в отношении справедливости правил, еще не зная, какие карты нам достанутся». Очевидно, что «карты» уже сданы, еще до установления правил, по которым мы будем ими играть – это наши здоровье, силы, способности, обстоятельства рождения; правила будут общими (одинаковыми для всех), но карты разные, в них равенства нет. Все это можно только отнять, но поделить все равно немыслимо. Можно было бы, казалось бы, уравнять хотя бы имущество, которое мы наследуем безо всяких своих усилий в игре, – но и это ошибка, потому что отнять право наследования значило бы отнять право распоряжаться своим имуществом у тех, кто его завещает, а на такие правила никто не согласился бы.

** Евангельскую притчу о работниках, получивших одинаковую плату за разный труд, конечно, нельзя понимать как апологию формально-договорных отношений («за сколько договаривались, столько и получили, стало быть, все справедливо»). Это о том, что перед Богом не станешь сравнивать свои и чужие достатки – в этом масштабе проблемы справедливой дележки среди себе подобных значения не имеют; с Богом у каждого свои отдельные личные отношения, в которых и надо искать свою – высшую – справедливость.


Понятие справедливости связано с принципом эквивалентности обмена, возникающего в отношениях человека и человека, человека и общества, человека и судьбы, человека и природы, человека и Бога и т. д. Этот принцип устанавливает необходимость приемлемого воздаяния за вещь, поступок или слово, реализуемое право, выполненный долг и вообще любое деяние или недеяние, которое может иметь социальные последствия или соответствует представлениям общества или конкретного индивида о подобных последствиях.

Для установления понятия справедливости в социальной сфере уже самым древним народам потребовались законы, закрепляющие принцип наказания. Эти законы известны как законы талиона (от лат. talio - возмездие, равное по силе преступлению), они выводились из элементарного принципа тождественности: «око за око, зуб за зуб» и требовали причинения виновному такого же вреда, какой нанесен потерпевшему. Закон талиона до сих пор используется некоторыми примитивными народами как основа понятия справедливости (кровная месть, «вендетта»).

Помимо законов талиона уже в древнейших обществах существовали понятия и о справедливой системе распределения, которая видоизменилась с переходом общества от примитивной (охота и собирательство) к более сложным формам хозяйственной деятельности. Первобытным людям было непросто сравнить по степени трудового участия такие формы деятельности как приготовление пищи, работа по дому, уход за детьми и т. п., поэтому в древнейших обществах распределение осуществлялось поровну, вне зависимости от формы участия в общественном продукте. Поскольку человек (в т. ч. младенец или старик) признавался членом общины, он имел право на долю общественного продукта.

Позднее, с переходом к оседлому образу жизни, к регулярному сельскому хозяйству и возникновением городов, внутриобщинные трения по поводу личной доли в общем продукте привели к возникновению нового понятия справедливого распределения: сначала в зависимости от степени вовлечения в производство, а впоследствии в зависимости от общественного положения. Так, например, определенный минимум распределялся поровну среди всех членов общины, а остаток потреблялся теми, кто обеспечивал основной его прирост.

Общества, где распределение осуществлялось только по трудовому вкладу (например, только среди охотников, которые сами вольны были отдавать или не отдавать свою долю женам, детям, родителям и проч. непроизводительным членам общества) часто деградировали и умирали, поскольку это снижало рождаемость, с одной стороны, и уничтожало опыт племени и его идентификацию (носителями которой были старики) - с другой стороны.

К. Леви-Стросс, известный антрополог, выделял и другие, более сложные системы распределения. Так, например, закон конкуренции за продукт («сильному больше - слабому меньше») считался справедливым, если речь шла о предметах природы (т. н. «сырое»), а равное распределение осуществлялось в отношении тех предметов, которое уже обработаны человеком (т. н. «приготовленное»). До сих пор мы видим, как бабушки, приготовив пирожков на всю семью, повинуясь неписаному правилу, идут и угощают соседей.

Понятия архаичной (равноправной) и новой (неравноправной) справедливости легли в основу концепции Аристотеля (384–322 до н. э.), который различает 2 типа справедливости: уравнительную и распределительную.

Первая обеспечивает отношения равноправных субъектов по поводу вещей или поступков. Она уравнивает труд и оплату, стоимость товара и его цену, вред и его возмещение.

Вторая предполагает пропорциональное (неравное) распределение в рамках организованного сообщества, в зависимости от определенного критерия (происхождения субъектов, их возраста, заслуг, способностей и проч.). В этом случае необходимо наличие «распределителя», занимающего более высокое иерархическое положение по отношению к тем, кто входит в систему распределения.

Концепция справедливости Аристотеля в полной мере реализовалась в римском праве: первый тип в частном, второй - в публичном. Древние римляне были убеждены: только закон может служить источником справедливости, поскольку вселенной присуще рациональное устройство, и она функционирует согласно универсальным рациональным законам, или принципам, воплощенным в юридическое право.

Соответствие того или иного деяния закону означало соблюдение справедливости, несоответствие закону, наоборот, говорило о его несправедливости. Поэтому, например, убийство отцом несовершеннолетнего сына не только не подвергалось наказанию, но и не порицалось, т. к. соответствовало закону о том, что римский гражданин, отец семейства, обладал всей полнотой власти над своими детьми вплоть до достижения ими совершеннолетия.

Средневековые представления о справедливости, сформировавшиеся под влиянием идей Блаженного Августина (354–430) о «граде земном и граде Божьем» в своей структуре повторяли представления римлян, с тем отличием, что роль универсального закона отдавалась Божьему провидению.

Привнесенные христианством понятия гуманизма и ценности личности, а также введение в зону справедливости понятий греха, добродетели и персонифицированного Бога как источника справедливости, привели к попыткам, с одной стороны, переосмыслить моральную составляющую справедливости, а с другой, примирить высшую несправедливость, например, смерть невинного существа, процветание негодяя, власть тирана и т. д. с божественной справедливостью.

Христианство решало проблему высшей несправедливости при помощи введения понятия «Божьего суда», который осуществляется по делам каждого уже после смерти, а также исходя из того, что человек в силу собственного несовершенства не в состоянии осмыслить всю картину бытия, понять высшие причины происходящего. То, что он принимает за несправедливость - лишь частность на фоне полной высшей справедливости, осуществляемой Богом.

Дальнейшее развитие представлений о справедливости происходило в основном в области морали, в рамках которой были предприняты попытки усовершенствовать механизм справедливого распределения путем введения «универсальных» критериев, что привело к возникновению понятия «социальная справедливость», которая предполагает общественное распределение на основе степени участия и личных качеств индивидуума, т. е. по сути распределение на основе естественного неравенства.

Именно размытость, ненадежность и недостоверность моральных критериев справедливости привела к тому, что в Новое время акцент в понимании справедливости опять сместился в юридическую сферу, поставив во главу угла самого человека как источник закона и справедливости и провозгласив равенство людей ее необходимым условием. Именно в Новое время, когда общинное сознание распалось и общество атомизировалось, стало состоять из «свободных индивидов», потребовались новые концепции справедливости.

В концепции «общественного договора» Т. Гоббса (1588–1679) справедливость понимается как «соблюдение соглашений», в частности, по добровольному отчуждению прав, и имеет статус естественного закона.

Утилитарный аспект справедливости подчеркивал и Д. Юм (1711–1776), предложивший рассматривать справедливость как механизм равновесия интересов. По Юму, наши представления о справедливости изменяются в зависимости от того, какие силы она призвана сбалансировать и чьи интересы обслуживает в данный момент.

И. Кант (1724–1804), в свою очередь, критиковал чисто правовое понимание идеи справедливости, относя ее к области этики, «к суду совести». По его мнению, справедливость - это «запредельный принцип, приписываемый сверхчувственному субъекту». Поэтому в Новое время повсеместно стали вводить «суды присяжных», которые выносят решение о виновности или невиновности не на основании закона, а именно на основании личной убежденности и совести.

В Новое время, а особенно в период буржуазных и, позднее, социалистических революций, стало очевидно, что понятие справедливости носит относительный характер, и что представления о справедливости всегда выражают коренные интересы тех или иных социальных групп. Так, девиз Французской революции «Свобода, равенство, братство» вряд ли показался справедливым для аристократов, полагающих справедливой иерархическую систему общества и считающих себя вправе использовать те социальные возможности, которые достались им от рождения. Соответственно и уравнительная система социализма находилась в противоречии с представлением либеральной буржуазии о справедливости распределения общественного продукта на основе свободной конкуренции.

В марксизме прямо утверждался классовый характер понятия справедливости и его тесная связь с классовым интересом. В. Ленин (1870–1924), в частности, писал: «Террор был справедлив и законен, когда он применялся буржуазией в ее пользу против феодалов. Террор вдруг стал чудовищен и преступен, когда его дерзнули применить рабочие и беднейшие крестьяне против буржуазии».

В первые десятилетия существования СССР в советском праве, боровшемся с юридическим фетишизмом, критерий справедливости был отвержен в пользу критерия исторической целесообразности: интересы миллионов полагались как более важные, чем интересы тысячи человек. Внутри социалистического общества действовал принцип «от каждого по способностям - каждому по труду», который сам Маркс, однако, считал принципом буржуазным. В будущем, коммунистическом обществе, когда производительные силы будут развиты бесконечно и материальные потребности будут удовлетворяться легко, будет действовать новый принцип справедливости: «от каждого по способностям - каждому по потребностям».

Однако на практике в СССР, который сохранил старый аграрный общинный уклад (община в России всегда была сильна, прежде всего в силу специфики аграрного производства в условиях рискованного земледелия: она как бы страховала членов общины на случай природных катаклизмов), применялась уравнительная концепция справедливости.

На Западе довольно популярной концепцией стала теория справедливости американского философа Дж. Роулза (1921–2002). Согласно Роулзу, чтобы можно было вообще говорить о справедливости, общество изначально должно обеспечить абсолютно равное распределение основных свобод - свободы совести, слова, передвижения, права на законный суд и т. п. - и абсолютно равный доступ к общественным положениям и должностям. Лишь после допустимы социальные и экономические неравенства, которые, однако, должны быть устроены так, чтобы от них можно было ожидать преимущества для каждого члена общества. Несправедливость, таким образом, это такое неравенство, которое не обеспечивает общественных преимуществ каждому.

Несмотря на то, что концепция Роулза основывается на тезисе о приоритете политических и гражданских свобод, который декларируется всеми либеральными демократиями, она подвергалась наибольшей критике именно со стороны либеральных мыслителей, прежде всего М. Фридмена и Ф. Хайека, отрицающих необходимость перераспределительных институтов в рыночной экономике, когда более сильные, умные, деятельные члены общества должны получать больше, чем остальные.

Невозможность примирить уравнительную справедливость, в основе которой лежит всеобщее равенство, с распределительной справедливостью с ее принципом «каждому по делам его» - источник постоянных споров о сущности справедливости. Уравнительное распределение лишает людей мотивации и тем самым ограничивает возможности прогресса. Распределение по степени участия приводит к имущественному расслоению общества и порождает социальные проблемы.

Не менее остро стоит вопрос о справедливости в плоскости межгосударственных и межнациональных отношений. В любом конфликте каждая сторона чувствует себя правой и может привести немало аргументов в пользу своей правоты. По словам Ф. Ницше, «давать каждому свое - это значило бы желать справедливости и достигать хаоса». Многие войны, в т. ч. мировые, развязывались во имя «справедливости» - «справедливого» распределения территорий, природных ресурсов, «справедливого» наказания «провинившихся» наций.

Очевидно, что подобные конфликты с точки зрения морали неразрешимы. Таким образом, вопрос справедливости относится к наиболее обсуждаемым и спорным вопросам современной общественной науки.

Отличное определение

Неполное определение ↓

Про нее мы часто вспоминаем, когда думаем, что кто-то или что-то несправедливо по отношению к нам. Справедливость – это то, о чем многие мечтают. Что такое справедливость, справедливое общество и какого человека называют справедливым? Сейчас попробуем разобраться.

Что такое чувство справедливости?

Многих интересует, в чем заключается справедливость. Под справедливостью принято понимать понятие, содержащее в себе требование к соответствию прав и обязанностей, труда и его вознаграждения, заслуг и признаний, преступления и наказания. При отсутствии соответствия между такими составляющими уже может идти речь про несправедливость. Справедливость называют одной из главных составляющих этики. Помимо того, как черта характера она является добродетелью.

Что такое справедливость - философия

Нередко становился актуальным вопрос, что такое справедливость в философии. Данная проблема волновала философов и ученых долгое время. В каждый исторический период это понятие трактовалось по-своему, что обуславливалось условиями жизни людей, их представлениями про окружающий мир, структурой общества и местом каждого человека в таком обществе. Справедливость в философии является составляющей не только морального сознания, а и правового, экономического и политического.

Античные философы выделяли справедливость как основную категорию, с целью оценки состояния общества в целом. Особое внимание ей уделял Сократ, который называл ее не иначе как «драгоценнее всякого золота». Он пытался доказать существование общего понятия справедливости. По его мнению, несправедливость является неестественной, поскольку она возникает вследствие незнания.

Чувство справедливости - психология

Заботиться про благо других и понимать, что значит справедливость, человек начинает в возрасте 7-8 лет. Дети младшего возраста склонны вести себя эгоистично. Проведенные швейцарскими психологами исследования показали, что трехлетние малыши, играя, оставляли конфеты партнера по игре себе, а уже семилетние игроки выбирали справедливый вариант. Такой тип поведения отличает человека от животных, которые в своем большинстве ведут себя эгоистично.

Психологи говорят о том, что в будущем человек может поступать несправедливо по отношению к другим, если в детстве оказывался в неблагоприятных для себя ситуациях. Злость, гнев, агрессия, отсутствие сострадания – все эти эмоции часто сопровождаются желанием негативно относится к окружающим. Если же в сердце нет зла и человек ощущает себя счастливым, он будет стремиться нести добро и поступать по совести – справедливо.


Есть ли в мире справедливость?

Когда в своей жизни человек сталкивается с несправедливым к себе отношением, он часто задается вопросом, есть ли справедливость в этом мире и что такое справедливость вообще? Этот вопрос, скорее всего, относится к человеческому обществу. В природе вряд ли это можно наблюдать. Разве справедливо, что животное убивает того, кто слабее? Можно ли справедливым назвать то, что иногда добыча достается не тому, кто ею овладел, а тому, кто сильнее?

Справедливость бывает в человеческом обществе, но ее проявления не так заметны и порой даже принимаются как должное. Зато когда по отношению к кому-то поступают несправедливо, это может и вправду очень сильно ранить. В такие моменты человек уверен, что весь мир настроен против него и нет в этой жизни справедливости. Однако она существует и как часто будет проявляться зависит от самых людей и их желания жить по совести.

Виды справедливости

Еще Аристотель называл такие типы справедливости:

  1. Уравнительная – относят к равноправию людей и непосредственно к действиям. В ее основе равенство труда и оплаты, ценности вещи и ее цены, вреда и его возмещения.
  2. Распределительная – здесь важна пропорциональность в отношении к людям по определенным критериям. Принимать участие могут не менее трех людей, один из которых должен быть начальником.

Как добиться справедливости?

Хотите узнать, как восстановить справедливость? Предлагаем краткую инструкцию для тех, кто любит побеждать:

  1. Важно понимать, что для торжества справедливости не нужно только вздыхать. Если есть желание добиться правды, перестаньте плакаться и начните действовать. Вам предстоит вооружиться терпением, постараться собрать и проанализировать информацию. Вместе с тем обязательно хорошо подумайте над тем, стоит ли вопрос таких усилий. Постарайтесь объективно оценить ситуацию.
  2. Разберите интересующий вас вопрос. Соберите все данные и при необходимости обратитесь к действующему законодательству. Продумайте, как следует построить линию своего поведения.
  3. Не путайте месть и справедливость. Иногда обиженные люди думают, что нужно с обидчиками поступать так же. Однако всегда лучше отпустить обиду и простить человека, чем мучить себя негативными эмоциями.

Вспоминая каламбур «улыбка – понятие растяжимое», хочется также выразиться и о справедливости.

Такая разная справедливость

Справедливость выражается в логичном и беспристрастном соответствии отдаваемого и получаемого, действия и воздаяния за него. В идеальном мире должны строго соответствовать друг другу обязанности человека и его права, наказания за его преступления и награды за его труды.

Справедливо, когда человек получает то, что ему положено – по закону, по условиям конкурса, по предварительным договоренностям, по морально-этическим нормам и так далее .

За научное открытие или спортивное достижение персонажу достается признание, медаль, премия или грант, а за воровство «в особо крупных» – позор и тюремное заключение.

Еще древнегреческие философы выделяли, как минимум, два вида общечеловеческой справедливости – распределительную и уравнительную .

Рассмотрим их на примере грабителей музея. Один сидит в машине и ждет подельника, второй, рискуя всем, идет внутрь, пробирается через все системы охраны и выносит добро. Как разделить добычу?

«Уравнительная» справедливость выразится в том, что товарищи разделят добро поровну – 50% на 50%.

«Распределительная» возмутится: ведь один сделал всю работу и рисковал куда больше второго?

По этой справедливости добычу можно разделить и 80% на 20%, и 60% на 40% в пользу трудившегося.

Но есть и третий вариант: добычу нужно вернуть музею, а преступников – поймать и посадить. И вот это будет, по мнению честного большинства, действительно, справедливо!

Как быть справедливым для всех?

Казалось бы, справедливость обязана быть объективным, для всех одинаковым понятием, ведь по ее критериям вершится честный суд и принимается множество «правильных» решений. Однако сегодня – как, впрочем, и всегда, - это понятие размыто и субъективно.

Вспомнить хотя бы мораторий на смертную казнь, либерально введенный множеством стран. В этих же государствах найдутся тысячи людей, всерьез пострадавших от действий злоумышленников и желающих вернуть электрический стул.

И что более справедливо – десятки лет кормить преступников в тюрьме за счет налогоплательщиков или быстро и сурово решить вопрос, мотивируя действия средневековым «око за око»?

А с другой стороны – как же вера в исправление, понимание ценности чужой жизни, работа во благо общества и допущение невиновности либо невменяемости заключенного? Справедливо ли забрать жизнь преступника взамен унесенной им или все-таки нет? Мнения разделяются по сей день.

Но взять даже бытовую ситуацию: два сотрудника выполняют одинаковую работу, но один получает в месяц 30000 рублей, а другой – 40000. Тот, что зарабатывает меньше, считает, что его начальство несправедливо к нему (хотя за пять лет он не сделал ничего, чтобы изменить условия труда).

Второй же постоянно повышает свою квалификацию, проявляет инициативу, посещает мастер-классы и семинары, участвует в корпоративах и засиживается допоздна.

Он лоялен к компании, имеет большой стаж и такие же амбиции. Справедливо ли на ваш взгляд, что начальство пытается его удержать высоким окладом и ценит больше, чем первого?

Социальная справедливость

Известен принцип социализма, проповедовавший справедливое разделение благ: «от каждого по способностям, каждому – по труду». Строго говоря, сколько человек отдает, столько имеет права и получить.

Этот же критерий справедливости воспевается и в детских сказках – вспомнить хотя бы «Морозко» или «Золушку»: тот, кто ленив, чванлив, глуп, груб и высокомерен, никогда не получает награду.

А вот трудолюбивый муравьишка или добрая девочка, стершая свои пальчики за трудом, будут награждены по заслугам.

Сегодня можно лишь улыбнуться подобным грезам о справедливости: высокие должности получают «друзья друзей», а в руководящих органах встречаются люди без образования.

Владимир Войнович в антиутопическом романе «Москва 2042» развил эту мысль до абсурда: в его просветленном государстве о том, какие потребности имеет тот или иной гражданин, решало правительство. Само собой, у высших чинов они были куда солиднее!

Божественная справедливость

Вернемся к справедливости и размытости ее критериев. Можно было бы предположить, что истинно справедливо то, что видится таковым большинству.

Но вспомним рабство или крепостной строй – они казались справедливыми доминирующей части населения планеты.

В ходе религиозных войн нормальными считались геноциды и истребления целых деревень.

Под благочестивые революционные марши также вершилось немало грязных дел – «на благо отечества».

Церковь дает другое определение: быть справедливым в Библии значит исполнять то, что правильно и праведно . При этом в библейской справедливости возможно смягчение наказания благодаря милости божией.

Именно ее, а вовсе не справедливость, просят от Бога, потому как тот милосерден, и руководствуется любовью, а не нормативными актами.

Тот, кто действует от сердца и из милосердия своего, по факту не может быть объективен и, стало быть, полностью справедлив . Ведь это понятие подразумевает не только награду, но и наказание – и далеко не всякий готов предстать перед объективным судом со всеми своими заслугами.