Что такое смерть в философии. Смерть - это что? Что такое смерть и как ее не бояться? Понятие смерти с точки зрения философии

Существование либо в божественный дар, после которого человека ожидает вечная и счастливая жизнь . У многих народов существовали представления о смерти, как о моменте, когда бессмертная душа человека расстаётся с телом и направляется к душам предков. Также имелись и обряды поклонения смерти.

Говоря об изучении смерти, академик В. А. Неговский в «Очерках по реаниматологии » писал:

…ход естествознания приостановился перед изучением смерти. Веками это явление было столь сложным и непонятным, что, казалось, находится за пределами человеческого познания. И лишь постепенно накапливающиеся робкие и вначале довольно элементарные попытки оживить человека и случайные успехи при этом разрушили эту непознаваемую стену, делающую смерть «вещью в себе».

Конец XIX и особенно XX век внесли в проблему смерти коренные изменения. Смерть перестала нести на себе отпечаток мистики, но тайна её сохранилась. Смерть, являясь закономерным завершением жизни, стала таким же объектом научных исследований, как и сама жизнь .

Один из основателей экспериментальной патологии , стоявший у истоков танатологии, знаменитый француз Клод Бернар в «Лекциях по экспериментальной патологии» писал: «…чтобы знать, как живут организмы животного и человека, необходимо видеть, как множество их умирает, ибо механизмы жизни могут быть вскрыты и обнаружены лишь знанием механизмов смерти.»

Изменение научного отношения к смерти, низведение смерти до естественного физиологического процесса, требующего квалифицированного физиологического анализа и изучения, пожалуй, особенно рельефно проявилось в высказывании И. П. Павлова : «…какое обширное и плодотворное поле раскрылось бы для физиологического исследования, если бы немедленно после вызванной болезни или ввиду неминуемой смерти экспериментатор искал с полным знанием дела способ победить ту и другую» (И. П. Павлов, собрание сочинений, т. 1, с. 364).

Социология

Смертность человека оказала огромное влияние на человеческое общество , став одной из важнейших причин появления и развития религий . Значительную роль религий в истории нашей цивилизации не станет отрицать никто, религиозные деятели всех времён и народов объявляли войны (крестовые походы , джихад), оправдывали захватнические войны религиозными целями, стояли в иерархии управления над правителями государств , определяли личную жизнь людей и направляли развитие культуры (архитектура , живопись , музыка , образование).

Неизбежность гибели и вера в загробную жизнь привели к появлению проблемы избавления от тел умерших или хранения этих тел. Различные религии, в различные эпохи решали этот вопрос по-разному. Такие представления привели к возникновению особых территорий, предназначенных для захоронения - кладбищ . Во многих религиях тело не имеет такого важного значения, и допускаются иные способы избавления, например, сожжение - кремация . Вера в загробную жизнь породила всевозможные коллективные ритуалы, призванные сопроводить умершего в последний в этом мире путь, такие, как торжественные похороны, траур и многие другие.

Биология и медицина

Виды смерти. Терминальные состояния

Выделяют несколько видов смерти: клиническая смерть , биологическая смерть и окончательная смерть . В подкатегорию попадает смерть мозга .

Наступлению смерти всегда предшествуют терминальные состояния - преагональное состояние , агония и клиническая смерть , - которые в совокупности могут продолжаться различное время, от нескольких минут до часов и даже суток. Вне зависимости от темпа наступления смерти ей всегда предшествует состояние клинической смерти . Если реанимационные мероприятия не проводились или оказались безуспешными, наступает биологическая смерть , которая представляет собой необратимое прекращение физиологических процессов в клетках и тканях нервной системы, т.к. они являются наиболее критичными к требованиям дыхания. Вследствие процессов разложения происходит дальнейшее разрушение организма, что постепенно уничтожает структуру нервных связей, делая принципиально невозможным восстановление личности. Этот этап называется информационная смерть (или «информационно-теоретическая смерть», то есть смерть с точки зрения теории информации). До информационной смерти человек теоретически может быть сохранён в состоянии анабиоза , например, с помощью крионики , что предохранит его от дальнейшего разрушения, а позднее потенциально может быть восстановлен.

Преагональное состояние

В преагональном состоянии происходит нарушение функций центральной нервной системы (сопор или кома), снижение артериального давления, централизация кровообращения. Дыхание нарушается, становится неглубоким, нерегулярным, но, возможно, частым. Недостаток вентиляции лёгких приводит к недостатку кислорода в тканях (тканевой ацидоз), но основным видом обмена веществ остаётся окислительный. Длительность преагонального состояния может быть различной: оно может полностью отсутствовать (например, при тяжёлом механическом поражении сердца), а может сохраняться длительное время, если организм в состоянии каким-либо образом компенсировать угнетение жизненных функций (например, при кровопотере).

Без проведения лечебных мероприятий процесс умирания прогрессирует, и преагональное состояние сменяется терминальной паузой . Она характеризуется тем, что после учащенного дыхания внезапно наступает его полное прекращение. Также обнаруживаются преходящие периоды асистолии длительностью от 1-2 до 10-15 с.

Агония

Агония - попытка организма в условиях угнетения функций жизненно важных органов использовать последние оставшиеся возможности для сохранения жизни. В начале агонии увеличивается давление, восстанавливается сердечный ритм, начинаются сильные дыхательные движения (но лёгкие при этом практически не вентилируются - одновременно сокращаются дыхательные мышцы, ответственные и за вдох, и за выдох). Может кратковременно восстановиться сознание.

Из-за отсутствия кислорода в тканях быстро накапливаются недоокисленные продукты обмена. Обмен веществ идёт преимущественно по анаэробной схеме, во время агонии организм теряет 50-80 г массы за счёт сжигания АТФ в тканях . Продолжительность агонии обычно невелика, не более 5-6 минут (в отдельных случаях - до получаса). Затем артериальное давление падает, сердечные сокращения прекращаются, дыхание останавливается, и наступает клиническая смерть.

Клиническая смерть

Клиническая смерть продолжается с момента прекращения сердечной деятельности, дыхания и функционирования ЦНС и до момента, пока в мозгу не разовьются необратимые патологические изменения. В состоянии клинической смерти анаэробный обмен веществ в тканях продолжается за счёт накопленных в клетках запасов. Как только эти запасы в нервной ткани заканчиваются, она умирает. При полном отсутствии кислорода в тканях омертвение клеток коры головного мозга и мозжечка (наиболее чувствительных к кислородному голоданию отделов мозга) начинается через 2-2,5 минуты. После смерти коры восстановление жизненных функций организма становится невозможным, то есть клиническая смерть переходит в биологическую.

В случае успешного проведения активных реанимационных мероприятий за длительность клинической смерти принимают обычно время, прошедшее от момента остановки сердца до начала реанимации (поскольку современные методы реанимации, такие как поддержание минимально необходимого артериального давления, очистка крови, искусственная вентиляция лёгких, обменное переливание крови или донорское искусственное кровообращение, позволяют поддержать жизнь нервной ткани достаточно долгое время).

В обычных условиях продолжительность клинической смерти составляет не более 5-6 минут. На длительность клинической смерти влияет причина умирания, условия, продолжительность, возраст умирающего, степень его возбуждения, температура тела во время умирания и другие факторы. В отдельных случаях клиническая смерть может продолжаться до получаса, например при утоплении в холодной воде, когда из-за пониженной температуры обменные процессы в организме, в том числе и в головном мозге, существенно замедляются. С помощью профилактической искусственной гипотермии длительность клинической смерти может быть увеличена до 2 часов. С другой стороны, некоторые обстоятельства могут сильно сократить длительность клинической смерти, например, в случае умирания от сильной кровопотери патологические изменения в нервной ткани, делающие невозможным восстановление жизни, могут развиться ещё до остановки сердца .

Клиническая смерть в принципе обратима - современная технология реанимации позволяет в ряде случаев восстановить функционирование жизненно важных органов, после чего «включается» ЦНС, возвращается сознание. Однако в действительности количество людей, переживших клиническую смерть без серьёзных последствий, невелико: после клинической смерти в условиях медицинского стационара выживают и полностью восстанавливаются порядка 4-6 % больных, ещё 3-4 % выживают, но получают тяжёлые нарушения высшей нервной деятельности, остальные умирают . В ряде случаев, при позднем начале реанимационных мероприятий или их неэффективности, обусловленной тяжестью состояния пациента, пациент может перейти к так называемой «вегетативной жизни ». При этом необходимо различать два состояния: состояние полной декортикации и состояние смерти мозга .

Диагностирование смерти

Страх ошибиться в диагностике смерти толкал врачей на разработку методов диагностики смерти, созданию специальных жизненных проб, либо на создание специальных условий захоронения. Так, в Мюнхене более 100 лет существовала усыпальница, в которой руку умершего обматывали шнурком от звонка. Звонок прозвенел один-единственный раз, а когда служители пришли, чтобы оказать помощь очнувшемуся от летаргического сна пациенту, оказалось, что произошло разрешение трупного окоченения . Вместе с тем, из литературы и медицинской практики известны случаи доставки в морг живых людей, которым врачи по ошибке диагностировали смерть.

Проверка сохранности функции дыхания. В настоящее время достоверных признаков сохранности дыхания не существует. В зависимости от условий внешней среды можно использовать холодное зеркало, пушинку, производить аускультацию дыхания или пробу Винслова, которая заключается в том, что на грудь пациента ставят сосуд с водой и по колебанию поверхности воды судят о наличии дыхательных движений грудной стенки. Порыв ветра или сквозняк, повышенная влажность и температура в помещении или проходящий транспорт могут оказать влияние на результаты этих исследований, и выводы о наличии или отсутствии дыхания будут неверными.

Более информативными для диагностики смерти являются пробы, указывающие на сохранение сердечно-сосудистой функции . Аускультация сердца, пальпация пульса на центральных и периферических сосудах, пальпация сердечного толчка - эти исследования нельзя в полной мере считать достоверными. Даже при исследовании функции сердечно-сосудистой системы в условиях клиники очень слабые сердечные сокращения могут быть не замечены врачом, либо сокращения собственного сердца будут оценены как наличие такой функции. Клиницисты советуют проводить аускультацию сердца и пальпацию пульса короткими промежутками, длительностью не более 1 минуты. Весьма интересна и доказательна даже при минимальном кровообращении проба Магнуса, заключающаяся в тугой перетяжке пальца. При имеющемся кровообращении в месте перетяжки кожный покров бледнеет, а периферический - приобретает цианотичный оттенок. После снятия перетяжки происходит восстановление окраски. Определенную информацию может дать просмотр на просвет мочки уха, которая при наличии кровообращения имеет красновато-розовый цвет, а у трупа - серо-белый. В XIX веке для диагностики сохранности функции сердечно-сосудистой системы предлагались весьма специфичные пробы, например: проба Верня - артериотомия височной артерии, или проба Бушу - стальная игла, вколотая в тело, у живого человека через полчаса теряет блеск, первая проба Икара - внутривенное введение раствора флюоресцеина даёт быстрое окрашивание кожи у живого человека в желтоватый цвет, а склер - в зеленоватый и некоторые другие. Эти пробы имеют в настоящее время только исторический, а не практический интерес. Вряд ли разумно проводить артериотомию у человека, находящегося в состоянии шока и на месте происшествия, где невозможно соблюдать условия асептики и антисептики, либо ждать полчаса пока потускнеет стальная игла, а тем более вводить флюоресцеин, который на свету у живого человека вызывает гемолиз .

Сохранность функции центральной нервной системы является важнейшим показателем жизни. На месте происшествия констатация смерти мозга принципиально невозможна. Функция нервной системы проверяется по сохранению или отсутствию сознания, пассивному положению тела, расслаблению мускулатуры и отсутствию её тонуса, отсутствию реакции на внешние раздражители - нашатырный спирт , слабые болевые воздействия (покалывания иглой, растирание мочки уха, поколачивания по щекам и другие). Ценными признаками являются отсутствие роговичного рефлекса, реакции зрачков на свет. В XIX веке для проверки функции нервной системы использовались чрезвычайно необычные и подчас весьма жестокие способы. Так, предлагалась проба Жоза, для проведения которой были изобретены и запатентованы специальные щипцы. При ущемлении складки кожи в этих щипцах человек испытывал сильные болевые ощущения. Также в расчёте на болевую реакцию основана проба Дегранжа - введение в сосок кипящего масла, или проба Разе - удары по пяткам , или прижигание пяток и других участков тела раскалённым железом. Пробы очень своеобразные, жестокие, показывающие до каких ухищрений доходили врачи в сложной проблеме констатации функции центральной нервной системы.

Одним из наиболее ранних и ценных признаков наступления смерти является «феномен кошачьего зрачка», иногда называемый признаком Белоглазова. Форма зрачка у человека определяется двумя параметрами, а именно: тонусом мышцы, суживающей зрачок, и внутриглазным давлением. Причём основным фактором является тонус мышцы. При отсутствии функции нервной системы прекращается иннервация мышцы, суживающей зрачок, и тонус её отсутствует. При сдавлении пальцами в боковом или вертикальном направлениях, которое необходимо проводить осторожно, чтобы не повредить глазное яблоко, зрачок приобретает овальную форму. Способствующим моментом для изменения формы зрачка является падение внутриглазного давления, определяющего тонус глазного яблока, а оно, в свою очередь, зависит от артериального давления. Таким образом, признак Белоглазова, или «феномен кошачьего зрачка» свидетельствует об отсутствии иннервации мышцы и одновременно о падении внутриглазного давления, которое связано с артериальным.

Инструкция по определению критериев и порядка определения момента смерти человека, прекращения реанимационных мероприятий, утвержденная Минздравом России в 2003 г., предусматривает констатацию смерти человека либо биологической смерти на основании наличия трупных изменений , либо при смерти мозга , которая устанавливается в предусмотренном порядке. Реанимационные мероприятия могут быть прекращены только при констатации смерти человека на основании смерти мозга или при их неэффективности в течение 30 минут. При этом реанимационные мероприятия не проводятся при наличии признаков биологической смерти, а также при наступлении состояния клинической смерти на фоне прогрессирования достоверно установленных неизлечимых заболеваний или неизлечимых последствий острой травмы, несовместимой с жизнью.

Классификация смертей

Несмотря на сложность проблемы смерти, в медицине уже давно существует чёткая конкретная классификация, которая позволяет врачу в каждом случае наступления смерти установить признаки, определяющие категорию, род , вид смерти и её причину.

В медицине выделяют две категории смерти - смерть насильственную и смерть ненасильственную .

Вторым квалифицирующим признаком смерти является род . И в той, и в другой категории принято выделять три рода смерти. К родам ненасильственной смерти относятся - смерть физиологическая, смерть патологическая и смерть скоропостижная. Родами насильственной смерти являются убийство , самоубийство и смерть в результате несчастного случая .

Третьим квалифицирующим признаком является вид смерти . Установление вида смерти связано с определением группы факторов, вызвавших смерть, и объединённых по своему происхождению или воздействию на организм человека. В частности, как отдельный вид смерти, отличающийся от классической смерти с первичной остановкой кровообращения, рассматривают смерть мозга .

Одним из сложнейших этапов классификации смерти является установление причины её наступления. Независимо от категории, рода и вида смерти, причины её наступления делятся на основную , промежуточную и непосредственную . В настоящее время в медицине не разрешается использовать термин «смерть от старости» - всегда нужно устанавливать более конкретную причину смерти. Основной причиной смерти считается нозологическая единица в соответствии с Международной классификации болезней : повреждение или заболевание, которое само стало причиной смерти или вызвало развитие патологического процесса (осложнения), приведшего к смерти .

Понятие смерти в религии

Все основные религии имеют учение, описывающее, что происходит с человеком после смерти. Поскольку большинство религий утверждает существование нематериальной души , они, в основном, полагают смерть человека лишь гибелью тела и описывают различные варианты дальнейшего существования личности в виде духа или последующего возрождения в новом теле , либо вечного, либо заканчивающегося достижением нирваны (в буддизме) или жизни вечной (в христианстве).

Необыкновенные формы смерти

• Во многих религиях существуют представления о том, что особо святые люди умирают иначе - «возносятся к небу» или «засыпают», притом вместо процесса гниения «труп» «благоухает». Кроме того останки - мощи - порой не поддаются гниению .
  • Вознесение Бахауллы празднуется 29 мая См. Календарь бахаи
  • Вознесение Абдул-Баха празднуется 28 ноября См. Календарь бахаи

Смерть и воскрешение

Во многих религиях описываются случаи чудесного воскрешения после смерти.

Смерть в искусстве и литературе

Смертельно больные киногерои

Образ смерти

В искусстве образ смерти часто представляют в виде костлявого существа (живого скелета) в чёрном балахоне с косой .

Духовная смерть

В литературе, искусстве, религии имеется понятие духовной смерти - психической деградации личности. Примеры:

• Живой труп (фильм, 1968) , фильм по пьесе
• Ходячий труп (фильм)

См. также

Примечания

Литература

• Ильясов Ф. Н. Феномен страха смерти в современном обществе // Социологические исследования . - 2010. - № 9. - С. 80-86.
• Лаврин А. Хроники Харона. Энциклопедия смерти. - 4-е издание, доп. и перераб. - Новосибирск: "Сибирское университетское издательство", 2009. - 544 стр., 32 стр. полноцветных илл. с. - печатается по заказу экз. - ISBN 978-5-379-01217-5
• Робинсон К. Состояние сознания в процессе смерти: научно-медицинский и буддистский подходы // Религиоведение (журнал) . - 2007. - № 3. - С. 168-187. -

Жизнь и смерть - вечные темы духовной культуры человечества во всех ее подразделениях. О них размышляли пророки и основоположники религий, философы и моралисты, деятели искусства и литературы, педагоги и медики. Вряд ли найдется взрослый человек, который рано или поздно не задумался бы о смысле своего существования, предстоящей смерти и достижении бессмертия. Эти мысли приходят в голову детям и совсем юным людям, о чем говорят стихи и проза, драмы и трагедии, письма и дневники. Только раннее детство или старческий маразм избавляют человека от необходимости решения этих проблем. А. Л. Чехов в одном из писем написал: “Зафилософствуй - ум вскружится”, имея в виду тот или иной способ решения проблем жизни и смерти. Однако подлинное философствование невозможно без обращения к этим вечным темам. Во всех философских системах так или иначе решался этот вопрос, а Шопенгауэр считал, что “смерть – подлинный гений, вдохновитель или Мусагет философии, отчего Сократ и определил жизнь как “подготовку к смерти”.
По сути дела, речь идет о триаде: жизнь -- смерть -- бессмертие, поскольку все духовные системы человечества исходили из идеи противоречивого единства этих феноменов. Наибольшее внимание здесь уделялось смерти и обретению бессмертия в жизни иной, а сама человеческая жизнь трактовалась как миг, отпущенный человеку для того, что бы он мог достойно подготовиться к смерти и бессмертию.
За небольшими исключениями у всех времен и народов люди высказывались о жизни достаточно негативно. Жизнь - страдание (Будда, Шопенгауэр и др.); жизнь - сон (Веды, Платон, Лабрюйер, Паскаль); жизнь - бездна зла (древнеегипетский текст “Разговор человека со своим духом”). “И возненавидел я жизнь, потому что противны стали мне дела, которые делаются под солнцем, ибо все - суета и томление духа” (Экклезиаст); “Человеческая жизнь жалка” (Сенека); “Жизнь - борьба и странствие по чужбине” (Марк Аврелий); “Все пепел, призрак, тень и дым” (Иоанн Дамаскин); “Жизнь однозвучна, зрелище уныло” (Петрарка); “Жизнь - это повесть глупца, рассказанная идиотом, полная шума и ярости, но лишенная смысла” (Шекспир); “Жизнь человеческая не что иное, как постоянная иллюзия” (Паскаль); “Вся жизнь - лишь цена обманчивых надежд” (Дидро); “Моя жизнь - вечная ночь... что такое жизнь, как не безумие?” (Кьеркегор); “Вся человеческая жизнь глубоко погружена в неправду” (Ницше).
Об этом же говорят пословицы и поговорки разных народов типа “Жизнь - копейка”. Ортега-и-Гассет определил человека не как тело и не как дух, а как специфическую человеческую драму. Действительно, в этом смысле жизнь каждого человека драматична и трагична: как бы удачно не складывалась жизнь, как бы она не была длительна - конец ее неизбежен. Автор Экклезиаста так сказал об этом: “Кто находится между живыми, тому есть еще надежда, так как и псу живому лучше, нежели мертвому льву”. Столетия спустя греческий мудрец Эпикур пытался решить этот вопрос вопросов так: “Приучай себя к мысли, что смерть не имеет к нам никакого отношения. Когда мы существуем, смерть еще не присутствует, а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем”.
Смерть и потенциальное бессмертие - самая сильная приманка для философствующего ума, ибо все наши жизненные дела должны так или иначе соизмеряться с вечным. Человек обречен на размышления о смерти и в этом его отличие от животного, которое смертно, но не знает об этом. Правда, животные чуют приближение смерти, особенно домашние, и их предсмертное поведение чаще всего напоминает мучительные поиски уединения и успокоения. Смерть вообще - расплата за усложнение биологической системы. Одноклеточные практически бессмертны и амеба в этом смысле счастливое существо. Когда организм становится многоклеточным, в него как бы встраивается механизм самоуничтожения на определенном этапе развития, связанный с генокодом.
Столетиями лучшие умы человечества пытаются хотя бы теоретически опровергнуть, этот тезис, доказать, а затем и воплотить в жизнь реальное бессмертие. Однако идеалом такого бессмертия является не существование амебы и не ангельская жизнь в лучшем мире. С этой точки зрения человек должен жить вечно, находясь в постоянном расцвете сил, напоминая гетеского Фауста. “Остановись мгновенье”,- это девиз такого бессмертия, импульсом которого является по словам Ортега-и-Гассета “биологическая витальность”, “жизненная сила”, родственная той, “что колышет море, оплодотворяет зверя, покрывает дерево цветами, зажигает и гасит звезды”. Человек не может смириться с тем, что именно ему придется уйти из этого великолепного мира, где кипит жизнь. Быть вечным зрителем этой грандиозной картины Вселенной, не испытывать “насыщения днями” как библейские пророки - может ли что-то быть более заманчивым?
Но, размышляя об этом, начинаешь понимать, что смерть - пожалуй, единственное, перед чем все равны: бедные и богатые, грязные и чистые, любимые и нелюбимые. Хотя и в древности, и в наши дни постоянно делались и делаются попытки убедить мир, что есть люди, побывавшие “там” и вернувшиеся назад, но здравый рассудок отказывается этому верить. Требуется вера, необходимо чудо, какое совершил евангельский Христос, “смертью смерть поправ”. Замечено, что мудрость человека часто выражается в спокойном отношении к жизни и смерти. Как сказал Махатма Ганди: “Мы не знаем, что лучше - жить или умереть. Поэтому нам не следует ни чрезмерно восхищаться жизнью, не трепетать при мысли о смерти. Мы должны одинаково относиться к ним обоим. Это идеальный вариант”. А еще задолго до этого в “Бхагавадгите” сказано: “Воистину, смерть предназначена для рожденного, а рождение неизбежно для умершего. О неизбежном - не скорби!”
Вместе с тем, немало великих людей осознавали эту проблему в трагических тонах. Выдающийся отечественный биолог И. И. Мечников, размышлявший о возможности “воспитания инстинкта естественной смерти”, писал о Л. Н. Толстом: “Когда Толстой, терзаемый невозможностью решить эту задачу и преследуемый страхом смерти, спросил себя, не может ли семейная любовь успокоить его душу, он тотчас увидел, что это - напрасная надежда. К чему, спрашивал он себя, воспитывать детей, которые вскоре очутятся в таком же критическом состоянии, как и их отец? Зачем же им жить? Зачем мне любить их, растить и блюсти их? Для того же отчаяния, которое во мне, или для тупоумия? Любя их, я не могу скрывать от них истины, всякий шаг ведет их к познанию этой истины. А истина - смерть”.

Вопрос о смысле жизни на всех этапах развития философии был в центре внимания и был тесно переплетен с системой другими этическими вопросами – о жизни и смерти, добре и зле, совести и вере, свободе воли и предопределенности etc.

В философии древней Греции наблюдаются различные решения данного вопроса. Сократ смысл жизни видел в счастье, достижение которого связано с добродетельной жизнью, трепетным отношением к законам, принятым государством, знанием нравственных понятий; Платон - в заботах о душе; Аристотель и его последователи - в доблестной жизни, стремлении стать ответственным гражданином государства; Эпикур и киренаики - в избежании неприятностей, достижении покоя и блаженства; Диоген Синопский - во внутренней свободе, презрении к богатству; Стоики - в является жизни, согласной с человеческой природой и покорности судьбе; Пифагор в научном знании совершенного числа души; Метродор в крепости тела и в твердой надежде, что на него можно положиться и т.д.

До XVII века европейская философская мысль базировалась на теологической базе, заложенной Блаженным Августиноми Фомой Аквинским. В Учении Августина конечную цель человеческих устремлений составляет блаженство. Оно заключается в познании Бога. Отсюда смысл человеческой жизни «во Христе» в единении с Богом в «царстве Божьем».

XVII-XVIII век кроме расцвета науки принес ослабление влияния церкви и христианской этики. Постепенно как и в античной философии, вновь появиляется разнообразие в воззрениях на смысл жизни в различных философских системах. Кант видел смысл жизни в следовании принципам нравственного долга, Фейербах - в стремлении к счастью на основе всеобщей любви людей друг к другу, Маркс и Энгельс - в борьбе за коммунистические идеалы, Ницше - в «воле к власти», английский философ XIX века Милль - в достижении выгоды, пользы, успеха.

Идеалистические и особенно христианские религиозные учения, позволяют сделать достаточно логичные построения для нахождения смысла человеческого существования. В работах русских философов начала XX века Бердяева, Франка,Соловьева, Трубецкого и др. вопрос о вере в бога становится главным условиям наличия смысла жизни. В то же время в материалистической философии, где человеческая жизнь конечна и за ее порогом ничего нет, само существование условия для решения этого вопроса становится затруднительным и в полный рост встают сложно разрешимые этические проблемы.

Особо следует отметить роль экзистенциальной философии, которая берет начало в творчестве Сьерена Кьеркегора. В XX веке Сартр, Камю, Хайдеггер, Ясперс и др. рассматривают «жизнь как бытие к смерти». Перед лицом смерти человек способен обрести понимание смысла жизни, освободившись от ложных целей и ненужных мелочей. Он начинает иначе смотреть на себя и окружающий мир. Таким образом, в экзистенциальной философии анализ проблемы смерти приобретает важное значение для постижения тайн жизни человека, определения ее смысла. Другим важным постулатом экзистенциализма является отрицание универсального смысла, смысл жизни может быть только уникальным, как уникальна человеческая индивидуальность.

В древние времена, когда познание еще не расщепилось на специализированные дисциплины, философия по совместительству выполняла роль целого ряда наук, в том числе и психологии. В античной философии отношение к смерти определялось несколькими факторами, в том числе природой, характером смерти. Например, Платон в диалоге «Тимей» говорит, что «естественная смерть безболезненна и сопровождается скорее удовольствием, чем страданием». Тело умирает, это ясно. В этом не сомневался даже создатель учения об идеях. А что происходит с душой?

Последователи Платона искали истину о смертности или бессмертии души между двумя доводами: или знание (сознание) - это припоминание жизненного опыта, или душа - гармония, существующая спокон века. Последователи Аристотеля держались веры в божественное начало мира, дозволившее формам бытия развиваться и умирать по собственным законам. Киники плевали на тех и других, ибо мысль (идея) была для них средством, а целью - сама жизнь (вернее, образ жизни). По той же причине образ смерти киникам был интереснее самой смерти. Киники породили стоиков с их нарочитым презрением к смерти и в какой-то степени повлияли на возникновение таких институтов христианства, как юродство, отшельничество и странничество. Прабабушкой христианских скитов была бочка Диогена. Если жизненные отношения складывались так, что невозможно было их упорядочить (т.е. честно и посильно выполнять долг), стоики предпочитали покончить самоубийством, нежели добавлять в мир лишний хаос. Так, например, поступили Зенон из Китиона и Клеанф.

«Прожигатель жизни» Эпикур боролся со страхом смерти такими рассуждениями: «Приучай себя к мысли, что смерть не имеет к нам никакого отношения... Все хорошее и дурное заключается в ощущении, а смерть есть лишение ощущения. Поэтому правильное знание того, что смерть не имеет к нам никакого отношения, делает смертность жизни усладительной, - не потому, чтобы оно прибавляло к ней безграничное количество времени, но потому, что отнимает жажду бессмертия... Глуп тот, кто говорит, что он боится смерти не потому, что она причиняет страдания, когда придет, но потому, что она причиняет страдание тем, что придет: ведь если что не тревожит присутствия, то напрасно печалиться, когда оно только еще ожидается. Таким образом, самое страшное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения, так как когда мы существуем, смерть еще не присутствует, а когда смерть присутствует, тогда мы не существуем. Таким образом, смерть не имеет отношения ни к живущим, ни к умершим, так как для одних она не существует, а другие уже не существуют».

Впрочем, независимо от веры и философских убеждений, Рим и Греция возвели смерть на мраморный пьедестал. Хорошей смертью была смерть героя или свергнутого императора, который бросается на меч или бьет себя в грудь кинжалом. Цезарь под ножами заговорщиков заботился не о спасении, а о том, чтобы в момент смерти принять достойную позу. Нерон, напротив, в час смертельной опасности струсил (его раб вынужден был самоубийством напомнить хозяину о чести императора) и стал объектом насмешек для современников.

Христианская философия, переняв у античности блестяще отработанный аппарат формальной логики, разошлась с ней в остальном. Ранние отцы церкви (св. Игнатий Богоносец, св. Иустин философ, Татиан, Муниций Феликс и другие) смерть активно противопоставляли жизни, причем отнюдь не в пользу второй. В послании св. Игнатия Богоносца сами названия глав говорят за себя: «Не устраняйте от меня мученичества», «Желаю умереть», «Через смерть я достигну истинной жизни», «Желаю умереть, ибо любовь моя распялась» и т.д. Желая смерти, христианин тем не менее не должен был относиться к ней свысока. Блаженный Августин нападал на стоиков за их пренебрежение к страху перед смертью, за то, что они за своей моральной «выпрямленностью» не увидели сжимающей их Божьей горсти. Христианство не отрицало необходимости избавляться от страха перед смертью, но этот страх должен был не растворяться в воздухе, как лютеровский черт после броска чернильницей, а трансформироваться в торжественный ужас перед Божьим судом.

И все же даже столь мощная вера, как христианство, не могла до конца истребить в человеке примитивную животную боязнь физической гибели. Вот почему во все века теологи и «свободные мыслители» христианства заостряли такую психологическую проблему смерти, как преодоление страха и отчаяния. Кьеркегор в работе «Болезнь к смерти» пишет, что «христианин - единственный, кто знает, что такое смертельная болезнь. Он черпает из христианства храбрость, которой так недостает естественному человеку, - храбрость, получаемую вместе со страхом от крайней степени ужасного. Стало быть, храбрость нам всегда дарована; а страх перед великой опасностью дает нам решимость противостоять опасности меньшей; бесконечный же страх перед единственной опасностью делает все прочие несуществующими. А ужасный урок христианина - это то, что он научается распознавать «смертельную болезнь».

В европейское средневековье к страху перед смертью обильно примешивался страх перед миром мертвых, который присутствовал в сознании людей столь же реально, как и мир живых. Персонификация «того света», его активное «вмешательство» в жизнь на Земле, вплоть до реальных явлений мертвецов пред очами живущих, с одной стороны, усиливали страх, ужас перед загробным миром, а с другой - придавали этому миру знакомые черты, сближая психологию двух ипостасей бытия.

Медиевист А.Я. Гуревич отмечает: «Смерть, по представлениям средневековых людей, не была завершением, полным концом человеческого существования. Я имею в виду не ту очевидную для христианина истину, что после прекращения жизни тела остается бессмертная душа. Важно иное: связь между людьми смертью не прерывается, умершие обладают способностью общаться с живыми. Мертвые сохраняют заинтересованность в мире живых, посещают его, с тем чтобы уладить свои дела или улучшить свое положение на том свете. Мир умерших воздействует на мир живых. Со своей стороны и мир живых способен оказывать решительное влияние на участь покойников. Наконец, в мире ином в определенных случаях оказываются люди, которые умерли лишь на краткое время и затем возвращаются к жизни. Временно скончавшиеся, живые или ожившие мертвецы, загробное существование которых не имеет ничего общего с вечным сном и покоем, обмен вестями и услугами между этим и тем светом, - как видим, между обоими мирами происходит напряженное общение».

Ф.Таубах в работе «Index Exemplorum» приводит около 240 примеров появления покойников в мире живых. Причем появления в физическом виде. О панибратстве двух миров замечательно свидетельствует средневековая история, приведенная в книге А.Я. Гуревича. Один пьяница нашел на кладбище череп и спьяну пригласил мертвеца к себе в гости. Череп отвечал: «Ступай вперед, я следом». В испуге бедняга заперся в своем доме, но мертвый гость, собственно, скелет, заставил его отпереть и, вымыв руки (какова деталь!), уселся за стол вместе со всеми. Он не ел и не пил и молчал, но, покидая дом, пригласил хозяина на восьмой день прийти туда, где они в первый раз повстречались. Все домашние были в ужасе и не знали, что делать. Пьяница покаялся в грехах и принял причастие, но был вынужден явиться на свидание. Внезапно налетевший ветер перенес его в чудесный пустой замок, где он повстречал за пиршественным столом того же покойника. Мертвец успокоил его: ничего дурного ему не будет причинено, но пусть впредь он так легкомысленно не ведет себя с умершими. О себе труп рассказал, что он был в том городе судьей, не заботился о Боге и любил выпить. Однако судил он справедливо, и Господь его пожалел. Затем ветер унес живого гостя домой, и его родные и близкие были поражены переменой: на руках и ногах его выросли ногти, подобные когтям орла, а испытанный им страх отпечатался на лице, которое почернело и выглядело ужасным.

Позднее, в XVII веке, рационализм погнал европейцев поверять алгеброй гармонию - преодолевать страх смерти, страх загробного небытия с помощью математики. Голая вера, даже подпертая костылями Аристотелевой логики, хромала, оставляя чувство неудовлетворенности. Чем быстрее развивались естественные науки, чем больше был их успех в областях практической деятельности, тем сильнее хотелось использовать их для бегства от страха смерти. Символом такой философии может служить Спиноза, доказывающий существование Бога и совершенного добра при помощи математических аргументов.

Еще позднее, в эпоху Просвещения, человеческое сознание изображали как пустой сосуд, в который опыт вливает содержание жизни, в том числе и осмысление смерти. Психологические нюансы, естественно, зависели от мировоззренческой ориентации. Деисты, в отличие от христиан, отрицали изначальный грех (зло) человеческой природы, за который и следует расплата - смерть. Напротив, считали они, человек от природы добр и только среда обитания, несовершенные общественные отношения толкают его в объятия знаменитой латинской пословицы «Человек человеку волк». А значит, смерть не является возмездием, можно не бояться ни смерти, ни адских мук, поскольку и Бог - это не персонифицированное существо в ветхозаветном понимании, а, скорее, часовщик, который некогда соорудил часы-Вселенную, завел пружину нашего мира и, закончив работу... забыл о ней. Так же бесцеремонно отрицали святую Троицу и пантеисты, для которых Бог был растворен в каждой частице мира. Добавим сюда еще философский идеализм XVIII века - и перед нами возникнет пестрая картина новой философии бытия и смерти. Философии, где, с одной стороны, человеку напоминали о том, что он является лишь «пищеводной трубой», так же как его меньшие братья, лишь «бесконечно более облагороженной» (Гердер), - а с другой стороны, возводили «моральный закон во мне» в абсолют (Кант).

XIX век. Тут вам и Дарвин, и Карл Маркс, и Шопенгауэр, и Ницше. Господи, да кого только нет! А если добавить еще похмелье от Великой французской революции и наполеоновских войн, поневоле закружится голова. А если вспомнить, что последнюю ведьму сожгли в Испании в 1826 году, а в Мексике - аж в 1860-м, то станет понятной фантастическая амплитуда века. Одни, подобно православному святому старцу Серафиму Саровскому, заранее изготовившему себе гроб собственными руками, относились к смерти как к привычному и даже радостному делу. Другие (французская актриса Сара Бернар) спали в гробу - не из желания эпатировать публику, а просто так, не придавая этому особого значения. И в то же время философы эмоционального типа (неоэмпирики, точнее, психоэмпирики) не говорили - вопили о смерти.

Среди этих воплей самый громкий принадлежал Артуру Шопенгауэру. Он полагал, что мир, основанный на стихийной, неведомо откуда взявшейся «воле к жизни», не достоин самого себя, ибо раздроблен на множество «маленьких воль», каждая из которых претендует на самообожествление. Так не честнее ли признаться в абсурде «войны всех против всех», в том, что наш мир - не наилучший, а наихудший из возможных? Отсюда - один шаг до идеи самоуничтожения.

«...Хотел того Шопенгауэр или не хотел, - констатирует современный комментатор, - но фактическим, реальным и - главное - действенным результатом, увенчавшим его философскую систему, оказалась специфическая формулировка проблемы смерти, им была сформулирована проблема «истинности» смерти, «подлинности» небытия, понятого как небытие вечно живущей Воли, - эта проблема сменила традиционный в западной культуре вопрос об истинной жизни, который был дискредитирован тем, что сама жизнь была объявлена предельным воплощением всякой неистинности».

Один из наследников Шопенгауэра, Фридрих Ницше, мысли о смерти сжал в своих книгах, как пружину (она раскручивается до сих пор). Заменив волю к жизни волей к власти, он пытался таким образом преодолеть страх перед ватной стеной, отсекающей шум и ярость жизни. Смерть для него - не аморфное существо, а катализатор действия, гениальный спарринг-партнер на ристалище мира, побуждающий человека напрягать все жизненные силы.

«Мысль о смерти, - фиксирует Ницше свое состояние в сочинении «Веселая наука». - Мне доставляет меланхолическое счастье жить в этом лабиринте улочек, потребностей, голосов: сколько наслаждения, нетерпения, ненасытности, сколько жаждущей жизни и опьянения жизнью обнаруживается здесь с каждым мгновением! И, однако, скоро настанет такой покой для всех этих шумящих, живущих, жаждущих жизни! Взгляните, как стоит за каждым его тень, его темный спутник!.. ...И все, все думают, что все, случившееся до сих пор, было ничем либо мало чем и что близкое будущее есть все: и отсюда эта спешка, этот крик, это самооглушение и самонадувательство! Каждый хочет быть первым в этом будущем, - и все же только смерть и гробовая тишина есть общее для всех и единственно достоверное в нем! Как странно, что эта единственная достоверность и общность не имеет почти никакой власти над людьми и что они наиболее далеки от того, чтобы чувствовать себя братьями во смерти! Я бы охотно добавил что-нибудь к этому, чтобы сделать им мысль о жизни еще во сто крат достойнее размышления». (С этой идеей - братства не в жизни, а в смерти - перекликаются даже далекие от ницшеанства идеи современного ислама. Так, Гейдар Джемаль, руководитель Исламского независимого центра «Тавхид» (Москва), говорит: «Как Творец человека Бог является и его завершителем, то есть выступает внутри него как конец его индивидуального существования. Не естественно ли, что смерть человеку ближе, чем его жизнь?»)

Другой философ эмпирического склада, Лев Шестов, пенявший Ницше за пренебрежительный отзыв о смерти Сократа, всю жизнь любовно обхаживал проблему «естественности и неестественности» смерти. Гибель великого грека Шестов брал как пример «лобового» столкновения со смертью. Пытаясь восстановить внутреннее состояние Платона после вынужденного самоубийства Сократа, Шестов пишет: «...когда на наших глазах умирает учитель, соображения об естественности смерти и вообще об естественности едва ли кому могут прийти на ум. Тогда думаешь только о неестественном, о сверхъестественном. И разве может быть у нас уверенность, что естественное правомочнее и могущественнее сверхъестественного? Оно - на первый взгляд - постижимее, мыслимее, ближе. Но что толку и в первом взгляде, и в мыслимости, и в постижимости! Сократа-то ведь отравили, и его нет! Конечно, «естественное» не тревожит, легко переносится и приемлется, открыть же душу для сверхъестественного безмерно трудно. И только пред лицом великих ужасов душа решается сделать над собою то усилие, без которого ей никогда не подняться над обыденностью: безобразие и мучительность смерти заставляет нас все забыть, даже наши «самоочевидные истины», и идти за новой реальностью в те области, которые казались до того населенными тенями и призраками».

Любимец Шестова - Платон, и чуть ли не за каждой странице своих сочинений он напоминает слова античного мыслителя о том, что философия есть приготовление к смерти. В конце концов, подобная игра на одной струне начинает надоедать и хочется перефразировать: смерть есть приготовление к философии. Впрочем, это и впрямь так. Энергия смерти (хаоса) питает жизнь (порядок). Недаром Хайдеггер считал смерть куда более важным явлением, чем жизнь, ибо она, смерть, и делает жизнь - жизнью, персонифицирует ее. Наше бытие, по Хайдеггеру, - это есть «бытие-к-смерти» (сравним с Кьеркегором: «болезнь к смерти»). Мысль глубокая и мелкая одновременно. Однако куда больше констатации нас интересует преодоление. А вот преодоления смерти Хайдеггер нам не обещает. Ибо если есть преодоление, то нет «самости» бытия, а есть только «несобственное», анонимное существование - то, что христианин назвал бы «богорастворенностью», а буддист - уходом в нирвану. Сие же никак не может устраивать самоосознающую личность с ее маниакальным антропоцентризмом.

Вообще, философы XX века страдали невероятным «ячеством». Они с мальчишеским азартом разрушали замки на песке, возведенные их предшественниками, и строили свои - воздушные замки. Воздушные - в том смысле, что терминология Хайдеггера, Ясперса, Сартра, Камю, Маркузе, Адорно и других построена на смысловых структурах, работающих на самое себя, не обеспеченных внеличностной семантикой. Это производство с замкнутым циклом, использующее для генерации новых идей собственные отходы (напоминаю, что я имею в виду не концепции, а терминологию). Как будто не было и нет великой теоремы Геделя о неполноте! (Ее с чистой совестью можно использовать и в сфере философского познания мира.)

Правда, некоторые философы (например, Сартр) призывали не к смирению перед смертью или бестрепетному постижению ее великого смысла, а к «вооруженному» сопротивлению. Это различие объясняется принципиальной разностью подходов к методу познания. Здесь уместно провести аналогию с актерским ремеслом. Вахтангов некогда учил актеров играть не «образ», а «отношение к образу». Так и философы разделяются на тех, кто исследует «образ бытия» (Платон, Гегель, Хайдеггер), и тех, кто исследует «отношение к образу бытия» (Шопенгауэр, Авенариус, Мах, Ницше, Сартр, Маркузе).

То, что для Хайдеггера было умозрительным анализом, онтологическим чертежом странного устройства, обозначенного как Homo sapiens, для Сартра с товарищи являлось болью, сгустком нервов, комком отчаяния.

Преодоление (постижение) смерти возможно путем эмоциональным (психотерапевтическим), социальным или путем умозрительного теоретизирования - выбор за мыслителем.

Философские школы и течения XX века понятие смерти намертво увязали с понятием времени. Впрочем, о подобном говорили - правда, в ином, моральном плане - и писатели. «Memento mori» - великое слово, - размышлял Лев Толстой. - Если бы мы помнили то, что мы умрем, вся жизнь наша получила бы совсем другое назначение. Человек, зная, что он умрет через полчаса, не будет делать ни пустого, ни глупого, ни, главное, дурного в эти полчаса. Но полвека, которые, может быть, отделяют тебя от смерти, разве не то же, что полчаса? Перед смертью и перед настоящим времени нет».

Конечно, для конкретного человека время - это, скорее, психологическая, чем физическая категория. В этом смысле главное свойство времени парадоксально - оно (время) обладает бесконечным количеством конечных отрезков (здесь уместно вспомнить знаменитые апории (парадоксы) античного философа Зенона «Стрела» и «Ахиллес и черепаха», в которых время и движение разложены на бесконечное число отрезков), и это делает субъекта, воспринимающего время, фактически бессмертным. Еще раз вспомним блестящую формулировку Эпикура: «Самое страшное из зол, смерть, не имеет к нам никакого отношения, так как, пока мы существуем, смерть еще отсутствует, когда же она приходит, мы уже не существуем». Нечто похожее встречается и у Марка Аврелия: «Самая продолжительная жизнь ничем не отличается от самой краткой. Ведь настоящее для всех равно, а следовательно, равны и потери - и сводятся они всего-навсего к мгновению. Никто не может лишиться ни минувшего, ни грядущего. Ибо кто мог бы отнять у меня то, чего я не имею?»

По сути дела, человек смертен не для себя, а лишь для постороннего наблюдателя. Эту простую мысль подтверждает и принцип релятивизма, характерный для современного научного и философского мышления. Впрочем, здесь мы уже вступаем на суверенную территорию науки, изучающей Психею (душу).

Дочь спрашивает отца: «Пап, а почему мы умираем?»

Отец, задумавшись на минуту, отвечает вопросом на вопрос: «А что ты делаешь после того, как закончила делать уроки на завтра, посмотрела мультики, почитала книжку, позвонила подружке, умылась и поцеловала меня и маму?»

— Иду спать, — с удивлением отвечает девочка.

— А почему?, — с улыбкой спрашивает отец.

— Ну, как почему, — устала, иду отдыхать, — отвечает дочь.

— То же самое и со смертью, милая, — улыбается отец, — это название для очень глубокого сна. А когда мы просыпаемся, то обнаруживаем, что начался не новый день, а новая жизнь…

Точка зрения создает перспективу.

Перспектива определяет интерпретацию.

Интерпретация формирует восприятие.

Восприятие рождает ощущения и опыт.

Ощущения и опыт закрепляют точку зрения.

Точка зрения, отличающаяся постоянством, вне зависимости от ракурса и перспективы, спонсирует схожие интерпретации и ощущения. Рождающийся из этого опыт формирует веру.

Вера, базирующаяся на стабильно повторяющемся опыте и закрепленная в интерпретациях и ощущениях, превращается в догму. То есть в данность, не нуждающуюся в доказательствах.

Некоторые называют это истиной, другие — правдой, третьи — фактом. А так ли уж много фактов нас окружает? Или все же мы имеем дело с интерпретациями?

У двух разных людей, стоящих в одном и том же месте, могут быть различные точки зрения. Вспомните пример со стаканом, наполовину наполненным водой. Один скажет, что стакан наполовину пуст, а другой — что стакан наполовину полный.

Получается, что то, что мы называем фактами, правдой или истиной, является крайне субъективной вещью. Ощущения и опыт, которые рождаются восприятием и оказываются «истиной», или «правдой».

Если это так, то мы можем сделать вывод о том, что объективной истины, или правды, не существует. Есть только субъективная интерпретация «этого» в данный конкретный момент. Если посмотреть и изучить «это» под другим ракурсом, с другой перспективой, то почти наверняка родятся новые ощущения и опыт. И таким образом предыдущая правда или истина будет опровергнута.

Реально существует только то, что я воспринимаю в момент сейчас. Причем я воспринимаю субъективно через ассоциации, узнавание и сравнение, т.е. через активную интерпретацию того, что есть. И в конце концов происходит полное или частичное узнавание «этого», и тогда я говорю — вот истина об «этом»…

И вообще, возможно ли говорить об объективной реальности ? Может ли хоть кто-нибудь с уверенностью сказать, что «это» является именно «этим»? Причем сказать так, чтобы все остальные согласились бы с этим.

Конечно, все является таким, каким оно проявляется для нас. Но для каждого из нас все это проявляется по-разному. И что, скажите на милость, делать, если моя истина сталкивается с непоколебимой догмой, например о том, что в момент смерти я перестаю существовать?

Или что мне делать с таким «фактом», что я зачат во грехе (ну т.е. не от святого духа, а от плотского соития мужчины и женщины)? Это факт? Истина? Или все же интерпретация какого-то умника, жившего полтора десятка веков тому назад.

Если точки зрения каждого из нас субъективны, а следовательно, не совершенны. И, следовательно, не отражают полностью существующую реальность. То, скажите мне, какое значение имеет точка зрения кого-то другого, озвученная по поводу меня, моей жизни, моих поступков, слов, дел, того, как я выгляжу?

Получается, что для меня это точка зрения бесполезна. Единственная точка зрения, которая для меня может быть важна, — это моя точка зрения в момент сейчас.

Почему?

Потому что, исходя из того, что и как я воспринимаю, я буду действовать тем или иным образом. Я буду действовать в своих интересах, и то, как я интерпретирую реальность в момент сейчас, играет непосредственную роль в том, достигну я желаемого или нет.

Другие люди действуют в своих интересах, следовательно, их правда, истина, их догмы, будут служить их интересам, а не моим.

Однако возникает вопрос: если объективной реальности не существует, истина иллюзорна, правда у каждого своя, то во что верить?

Этот вопрос, вопрос веры, напрямую связан с еще одним, не менее увесистым: «В чем смысл?».

Становится особенно трудно, когда понимаешь, что спрашивать о своем смысле у других — занятие пустое и бесперспективное. Они же станут говорить тебе о своем смысле, а не о моем смысле… Ко всему прочему их смысл наверняка не выдержит никакой критики.

И вообще… со смыслом у нас не очень… Он (смысл) теряется и начинает исчезать каждый раз, когда разум набредает на мысль о смерти.

Посадить дерево, построить дом, нарожать детей, заработать кучу денег и насытиться разнообразными плотскими утехами — не вдохновляет, поскольку в момент великого перехода это не будет играть никакой роли и будет лишено всякого смысла.

Мне нечем утешить атеистов.

Но и в отношении тех, кто верит в реинкарнацию, также наблюдаются определенные трудности: представьте себе, что пройдет какое-то время и вам снова предстоит раздвигать своей маленькой головкой тазовые кости мамы. Снова несколько лет ничего не понимать, куда вы попали, что это за мир, зачем вы здесь? Потом минимум пять лет яслей и детсада. Десять лет школы и овсянки по утрам. Страхи, двойки в школе, неразделенная любовь, рутина рабочих будней, дети, пенсия и снова конец…

Кого, скажите мне, это воодушевит?

Как говорил известный сатирик, «…может надо что-то в консерватории подправить?». Давайте вернемся немного назад.

Итак, точка зрения создает перспективу…

Перспектива определяет интерпретацию…

Интерпретация определяется с учетом уже накопленного жизненного опыта, который закреплен в жизненных стратегиях, убеждениях, ошибках и достижениях, т.е. в тех же интерпретациях давно происшедших событий.

Интерпретации, за отсутствием личного опыта, формируются на основе чужого опыта (изначально это опыт родителей, потом учителей и т.д.).

Но точку-то зрения каждый из нас выбирает сам, не так ли? Если мы можем выбирать точку зрения, значит, мы можем выбирать и интерпретации таким образом, что они смогут изменить восприятие перспективы, и, следовательно, опыт и ощущения, которые мы получаем.

Получается, что, если я выбираю точку зрения, перспективу, интерпретации, я выбираю и впечатления и ощущения, которые формируют мой опыт. Если это так, то это очень серьезное утверждение.

Если это так, то это означает, что я выбираю и то, как воспринимать Жизнь. Я выбираю и то, что в ней происходит (поскольку это зависит от моих интерпретаций, которые влияют на опыт и ощущения).

И если я выбираю то, что происходит в моей Жизни, то, значит, я выбираю когда это происходит… Это не слишком уже?

Ну в самом деле, ведь если я выбираю, как интерпретировать Жизнь, я выбираю это в какой-то момент, «когда» я это интерпретирую. Таким образом, мы выбираем что (фокус на событие), как (выбор интерпретации) и когда (в тот момент, когда мы интерпретируем) в нашей жизни происходит то, что происходит.

Если к этому добавить причинно-следственную связь всех событий в нашей жизни, автором многих из которых являемся мы сами, то все четче начинает прорисовываться авторство каждого человека во всем, что происходит в его жизни.

Наверняка найдется тот, кто скажет: «Ну, а если я не верю в то, что я выбираю все это в своей жизни? Если я считаю, что все это случается со мной помимо моей воли?» Что тут ответить?

Может быть, так: «Если ты не веришь, что ты выбираешь все в своей жизни, то так тому и быть. В этой жизни ничего от тебя не зависит. Это означает, что ты ни на что не можешь повлиять. Ты не можешь иметь того, чего желаешь, поскольку получение этого от тебя не зависит. Ты получишь лишь то, что согласится тебе дать судьба (обстоятельства), рок.

Прелесть веры и выбора именно в этом: если ты выбираешь верить, — ты получаешь такой ресурс и силу и свободу выбора. Ты можешь выбрать, во что верить, каков смысл твоей Жизни, какую точку зрения, перспективу, интерпретации и ощущения получать.

Если ты выбираешь верить во что-то иное, например что от тебя ничего не зависит, то так тому и быть. Твоя вера реально способна творить чудеса. Кто-то давно об этом говорил… но люди настолько слабы в своей вере, что прошли мимо этого. Решили, что это было сказано так, для красного словца.

Итак, еще раз:

Точка зрения определяет перспективу.

Перспектива определяет ощущения и опыт.

В итоге формируются субъективные интерпретации.

Точнее говоря, интерпретации формируются тобой в процессе активного развешивания различных ярлыков, оценок, суждений и мнений о том, что ты воспринимаешь.

Если изменить точку зрения, то изменится перспектива, которая изменит восприятие, которое изменит ощущения, которые изменят опыт, который укрепит изменившуюся точку зрения.

Многие говорят, для того чтобы поверить, мне нужно увидеть.

Но есть и иная точка зрения: для того чтобы увидеть, нужно поверить.

А вера рождается выбором. Выбором точки зрения.

Вся штука заключается в том, что мы в состоянии влиять на то, на что мы смотрим. И точка зрения играет ключевую роль в том, как мы влияем на это.

Это подтверждается квантовой механикой и квантовой физикой. Уже достаточно известны опыты по наблюдению за элементарными частицами, когда их исследуют как частицы материи, — они и проявляются как материя. Когда же их начинают регистрировать в режиме энергии, волны, они (элементарные частицы) ведут себя строго в соответствии с законами энергии.

Таким образом, если наша точка зрения на жизнь предполагает, что смерть является реальной, — так и выходит. Если же точка зрения прямо противоположна, то смерти нет.

Точка зрения определяет режим восприятия. На режим восприятия также определяющим образом влияет перспектива наблюдения. Если точка зрения и перспектива единогласны в том, что смерть реальна, тогда восприятие будет соответствующим.

Поскольку слова трактуются разными людьми по-разному, я поясню, что подразумеваю под точкой зрения и перспективой. Точка зрения — это откуда или исходя из чего я смотрю на вещи. Перспектива — это то, как я смотрю на вещи.

То, исходя из чего и как я смотрю на вещи в жизни, создает мою реальность. В жизни и в смерти. Мы видим то, во что верим, и не замечаем того, чего не знаем и во что не верим. Мы чувствуем то, с чем знакомы и во что верим, и не чувствуем того, с чем мы не знакомы. Мы создаем своей верой то, что воспринимаем впоследствии.

Это не означает, что своей верой, точкой зрения и перспективой мы изменяем Абсолютную реальность, нет. Ее невозможно изменить. Однако мы изменяем свою субъективную реальность, в которой мы и обитаем.

Если ты веришь, что ты заканчиваешься со смертью, то ты закончишься со смертью, поскольку вся твоя вера, воля, энергия, внимание и ожидания будут направлены в этом направлении.

Представьте себе, что вы являетесь маньяком теории заговоров. Прочитайте любую газету или журнал, и вы найдете массу доказательств своей правоте о том, что подготовка к глобальному заговору против человечества в самом разгаре и скоро грянет катастрофа.

Таким образом, мы не можем изменить Абсолютную реальность, но мы можем изменить свое восприятие этой реальности.

В качестве примера можно привести дождь. Каждый из нас, бывало, оказывался застигнутый дождем врасплох. И при этом у каждого из нас были прямо противоположные моменты реакции на идущий дождь, от раздражения и злости до радости и бесшабашного веселья, когда ты пускаешься в танец прямо под струями дождя.

Дождь, как Абсолютная реальность, в большинстве случаев одинаков. Твое же отношение к дождю рождается тобой самим, твоей точкой зрения на дождь, той перспективой, исходя из которой ты смотришь на дождь и последующими ощущениями, которые сопровождают твое пребывание под струями дождя.

Ты просто выбираешь изменить то, как ты воспринимаешь дождь. То есть, не меняя Абсолютную реальность, ты изменяешь свою субъективную реальность. А она, субъективная реальность, — единственное, что ты в состоянии воспринимать.

При этом мы в состоянии зарегистрировать момент, когда дождь закончился. Точно так же мы в состоянии зарегистрировать тот момент, когда заканчивается жизнь физического тела.

Оно, безусловно, конечно. То, что началось, должно закончиться.

Смерть означает завершение этапа физических ощущений и впечатлений.

Только в физическом теле мы в состоянии получать впечатления и ощущения. Тело, будучи наделенным сложнейшей многоуровневой нервной системой, позволяет нам активно воспринимать ту субъективную реальность, в которой живет каждый из нас. Впечатления, ощущения, чувства — это тоже пища, только значительно более тонкая. Духовная пища.

Если вспомнить ту идею, о которой я уже упоминал и которая отчасти дает внятный ответ на вопрос, зачем мы здесь, то все сказанное можно суммировать следующим образом.

Желая познать, кто я есть, не на уровне чистого знания, но на уровне чувств, ощущений и опыта, мы получаем от мамы и папы тело, которое позволяет нам воспринимать весь спектр необходимых ощущений.

Каждый из нас волен создавать те ощущения, которые выбирает в каждый новый момент сейчас. Если тебе по нраву грубые и тяжелые ощущения злости, ревности, зависти, гнева, раздражения, — пожалуйста.

Если ты стремишься к получению все более тонких ощущений, таких как нежность, радость, сопереживание, чуткость, любовь, доброта, — пожалуйста.

Ты можешь получать ощущения в автоматическом режиме, не задумываясь, откуда они берутся, просто реагируя на те или иные события, слова или действия, наблюдаемые вовне. Или ты можешь генерировать те или иные ощущения и впечатления вне зависимости от того, что происходит вовне.

В первом случае ты будешь являться обыкновенной реагирующей машиной, которая не контролирует себя, но просто реагирует так, как была изначально запрограммирована.

Во втором случае ты станешь реализовывать ту задачу, с которой ты пришел в эту жизнь, — на практике жизни познать в ощущениях и впечатлениях, кем и чем ты являешься на самом деле.

Собственно, та же задача реализуется и в первом случае, с той разницей, что владельцу тела, живущего в неосознанном автоматическом режиме, останется констатировать, что он является жертвой многочисленных внешних обстоятельств, живет в постоянном ощущении недостаточности, несчастья, страхе перед будущим и с болью о прошлом.

Во втором случае ты можешь начать констатировать то, кем и чем ты являешься по тем делам, результатам, ощущениям и впечатлениям, которые ты выбираешь в каждый новый момент жизни. И если твои ощущения и впечатления вкупе с результатами, которые ты создаешь в жизни, не очень-то удовлетворяют тебя, у тебя всегда остается возможность улучшать их так, как ты это видишь.

Именно это и можно назвать ростом сознания, или шагами на пути к осознанности.

Когда же задача очередного воплощения выполнена, все, что остается — это немного отдохнуть. И после этого продолжить свой путь.

При всем их великолепии знаменитые на весь мир итальянские костюмы не вечны. Они изнашиваются, протираются, теряют форму и в конце концов выбрасываются на помойку.

То же самое происходит и с великолепно скроенным, шикарно подогнанным, удивительно гармоничным и невероятно сложным физическим телом человека.

Со смертью физического тела заканчивается жизнь тела. Но не заканчивается Жизнь. Если, конечно, ты веришь в это.

Если ты не веришь в это, то та точка зрения, на которой ты находишься, позволит тебе воспринять соответствующие ощущения. Ты будешь чувствовать то, во что веришь. А то, во что ты веришь, зависит от того, как ты смотришь на вещи, т.е. от перспективы.

Это одинаково справедливо при жизни в теле и при жизни без тела. До смерти и после смерти.

Самое главное — это выбирать ту перспективу, которая будет радовать. И хорошие новости заключаются в том, что выбор всегда остается за тобой.

Если та точка зрения, которую ты принимаешь, не приносит тебе ожидаемых и радующих тебя ощущений и впечатлений. Если тот опыт, который ты получаешь, не обогащает тебя, не делает сильнее и свободнее. Если жизнь, которую ты живешь, не приносит тебе удовлетворения, то, может быть, стоит изменить точку зрения на жизнь? Так, чтобы изменилась перспектива и ощущения? Так, чтобы твой опыт свидетельствовал о том, что ты не зря живешь?

Наконец, мы подошли к вопросу о том, что же происходит после того момента, как началась смерть физического тела? Вопрос, который волновал человечество веками.

Набор вариаций интерпретаций на эту тему велик. От традиционного «В зависимости от того, какую жизнь ты прожил, ты попадешь в ад или в рай» до тех детальных описаний стадий умирания из древних восточных текстов, которые я приводил в предыдущей статье. Выбирайте то, что вам по душе. Я имею в виду каждое слово в предыдущей фразе.

Многие источники говорят о том, что умирать лучше всего, находясь в сознании. Те, кто находятся под действием транквилизаторов или наркотических обезболивающих средств, имеют шанс дольше приходить в себя и дольше находиться в неведении о том, что сейчас происходит.

Слова «дольше» и «сейчас происходит» становятся относительными, поскольку с потерей тела в силу вступают несколько иные законы реальности, нежели те, что были справедливы для жизни в физическом теле. Время также начинает восприниматься совершенно иначе.

Общим для всех умирающих является то, что после некоторого затмения в сознании, связанного с сильнейшим стрессом, коим является окончание жизни физического тела, каждый из умерших обнаруживает, что он продолжает оставаться быть.

То есть, расставшись с телом, «умерший» обнаруживает, что его жизнь продолжается вне тела. Для многих это является большим откровением, поскольку подавляющее большинство из живущих на протяжении всей своей жизни продолжают ассоциировать свою идентичность со своим телом.

В момент смерти ты обнаруживаешь, что физическое тело это нечто, что у тебя было, но не то, чем ты являешься.

Почти немедленно после этого главный герой переходит ко второй стадии посмертного существования. И именно на этой стадии путь каждого «умершего» становится отличным от других.

В зависимости от той системы верований и представлений о том, что происходит после смерти, которую человек создает еще при жизни, рождается его путь. В строгом соответствии с его верой.

Если, например, ты веришь в то, что ты являешься участником процесса реинкарнации и подвластен закону Колеса Сансары, тебе станут ведомы эпизоды из прошлых жизней, которые были недоступны твоей сознательной памяти при жизни в теле.

Если ты веришь, что после смерти ты попадешь в широко раскрытые объятия Господа твоего, — именно это тебе и предстоит ощутить.

Если ты веришь в страшный Суд, на котором будет решаться, пойдешь ты в ад или в рай, — так тому и быть. Ты ощутишь, что предстал перед судом, на котором будет решаться, что с тобой дальше делать.

Если, умирая, ты оставался с мыслью, что заслужил рай, то именно туда ты и попадешь. Причем рай будет в точности похож на твои представления о нем. Если ты не успел сформировать своих представлений об этом месте, то ты придумаешь их в режиме импровизации.

Сложнее получается с адом. По идее, такого места не существует. Но если твоя вера сильна, то ты сможешь создать для себя такое место в послесмертном существовании и сможешь пребывать там столько, сколько твоей душе угодно. Это будет твоим персональным адом, если ты убежден, что это именно то, чего ты заслуживаешь. Но ты не задержишься там дольше хотя бы на одну секунду, чем пожелаешь покинуть его.

Ведь не даром было сказано: «По вере твоей воздастся тебе».

С верой вообще связаны самые потрясающие и необъяснимые вещи, начиная от самоисцеления (эффект плацебо), исцеления с помощью гипноза, метаморфоз и трансформаций сознания в народной нетрадиционной медицине (привороты, наговоры и заговоры, заклятия и т.д.) и продолжая измененными состояниями сознания, вызванными экстатической верой, маниакальным синдромом, связанным с верой в реальность выдуманных страхов, состояниями просветления или озарения и прочее, прочее, прочее…

Подводя итог сказанному, можно отметить, что система восприятия человеком существующей реальности вне зависимости от того, находится ли он в своем физическом теле или вне него, определяется его набором веры и страхов. Эта та субъективная призма, через которую преломляется объективная реальность. Во время жизни и после нее.

Наглядной демонстрацией этому являются неосознанные сновидения, которые порождаются набором впечатлений, ожиданий, страхов и убеждений человека во время бодрствования.

То, как мы интерпретируем энергетические изменения, происходящие в нашем теле, и энергии сознания в моменты жизни, умирания и новом состоянии вне тела, определяют тот мир, в котором мы живем и действуем.

Таким образом, человек в буквальном смысле слова является автором той реальности, которую выбирает воспринимать и интерпретировать.

Все дело в перспективе…

Рано или поздно любой человек переживает эмоциональный шок, столкнувшись с проблемой конца собственной жизни. В каком-то из возрастов он должен разрешить для себя проблему примирения с окончанием жизни, попытаться осмыслить свой конец, преодолеть страх перед тем, что, не осмысляя начало, он должен непременно знать, что именно его жизнь как способ индивидуального существо­вания кончится, и подвести итог прожитому.

Фактически отношение человека к смерти мечется между двумя полюсами - страхом перед абсолютным небытием и надеждой на второе рождение. Большинство известных истории, философии и науке попыток проникновения в феномен смерти также движутся в этих направлениях.

Смерть с точки зрения буддизма. В буддизме главная цель - освобождение от страданий, и смерть, помогающую человеку в этом, он рассматривает как оптимальный финал жизни. Смерть не просто естественна, она желанна. После смерти челове­ка могут ожидать три варианта судьбы: мгновенное перерождение (так называемое переселение душ, сансара), попадание в ад (до вселения в новое тело), уход в нирвану. Учение о переселении душ, еще до Будды суще­ствовавшее в брахманизме, говорит, что душа человека, согласно закону кармы, проходит бесконечный ряд переселений, причем во­площается не только в людях, но и в растениях и животных. Некото­рым дано воплощаться в царях, брахманах и небожителях. Человек должен стремиться прервать цепь переселений, дабы слить­ся с богом-творцом Брахмой (в брахманизме), уйти в нирвану (в буд­дизме). Сделать это можно только вступлением на «восьмеричный путь» праведной жизни.

Смерть с точки зрения христианства. В Псалмах и книгах пророков смерть определяется такими понятиями, как «тишина», «молчание», «страна забвения», «прах», «бездна». В этих понятиях очень характер­но проявлено ветхозаветное отношение к смерти как к уничтожению возможности любого действия. Но все же есть и надежда на воскресе­ние. Для христиан понятие смерти не исчерпывается чисто физичес­ким смыслом, возвращением в прах. В православной богословской традиции смерть определяется двояко: как телесная и как духовная. Телесная смерть состоит в том, что тело лишается души, которая оживляла его, а духовная в том, что душа лишается благодати Божией, которая оживляла ее «высшею духовною жизнию». Душа также может умереть, но не так, как умирает тело. Тело, когда умирает, теряет чувства и разрушается; а душа, когда умирает грехом, лишает­ся духовного света, радости и блаженства, но не разрушается, а ос­тается в состоянии мрака, скорби и страдания.

Смерть с точки зрения ислама. Ислам утверждает, что физическая кончина не является итогом человеческого существования. Смерть пе­реводит душу и тело в иные ипостаси. В послекораническое время в исламе сложилось представление, что между смертью и Судным днем, когда Аллах будет окончательно решать судьбы всех людей, существует промежуточное состояние «барзах» («преграда»). В этом промежутке тела умерших все еще обладают способностью чувствовать, хотя и находятся в могилах, а души умерших попадают либо на небеса (души мусульман), либо в колодец Барахут в Хадра-мауте (души неверных).

В исламе есть специальный термин «азаб ал-кабр» - «могильное наказание», означающий малый суд над людьми сразу после смерти. Могила в этом плане - аналог христианского чистилища, где опреде­ляется превентивное воздаяние - наказание или награда. Если умер­шему положена награда, то могила становится преддверием (лугом) райского сада, если наказание - преддверием (ямой) ада. Похоронен­ного в могиле допрашивают два ангела - Мункар и Накир; они же, исполняя волю Аллаха, оставляют тела праведных наслаждаться поко­ем до Дня воскресения, грешников наказывают мучительным давлени­ем, а иноверцев бьют по лицу и спинам.

Смерть с точки зрения теософии. На раннем этапе теософии смерть трактуется как способ мистического богопознания. В работах Я. Беме, Э. Сведенборга, Парацельса, Этингера и др. она описывается как несомненная «потусторонняя» реальность. Э. Сведенборг в труде «О небесах, о мире духов и об аде» изложил свои мысли о точных соответствиях («корреспонденциях»), связующих явления того и это­го света. Философия назвала это учение «грезами» (И. Кант), а цер­ковь - «дьявольщиной» и «искушением малых сих».

Второй период развития теософии связан с религиозно-мисти­ческим учением Е. П. Блаватской. После смерти входят в воздушное цар­ство, состоящее из ряда «астральных плоскостей». При этом нет ни внезапного изменения состояния, ни суда; человек продолжает жить, как и преж­де, но только вне тела, продвигаясь по плоскостям к небесному миру. Каждая подплоскость все более утонченная и «обращенная внутрь»; прохождение через них, в отличие от страха и неуверенности, вызы­ваемых христианскими «мытарствами», является временем удоволь­ствия и радости.

Смерть с точки зрения этики. С развитием человеческого самосознания смерть в силу духовного ее неприятия все чаще понимается не как конец личного бытия, а как момент радикального его изменения, за которым жизнь приобретает в таинстве смерти новую сущность и продолжается в иных формах: переселение в «страну мертвых», отделение бессмертной души от смертного тела и приобщение ее к бытию божественного универсума или переход к загробному личному существованию. Вера в загробную жизнь в известной мере освобождает человека от страха смерти, замещая его страхом потусторонней кары, что яв­ляется одним из побудительных факторов для моральной оценки по­ступков, различения добра и зла. Этим же, однако, задается основа и для снижения ценности посюсторонней жизни, понимаемой как со­стояние лишь предварительное, не достигающее в условиях земного бытия полноты и истинности. Тем не менее именно понятие смерти, осознание конечности и единственности человеческого личного бытия способствует проясне­нию нравственного смысла и ценности человеческой жизни. Созна­ние неповторимости каждого ее мгновения, неуничтожимости, а в ряде случаев и непоправимости совершенных проступков способно прояснить человеку меру ответственности за свои дела.

Смерть с точки зрения философии. Уже античные философы задумывались о природе, характере смерти. Их воззрения разнились от возведения смерти на пьедестал до презрения к ней. Христианская философия в лице ранних отцов церкви активно противопоставляла смерть жизни, причем не в пользу второй. В европейское средневековье к страху смерти примешивался страх перед миром мертвых, который присутствовал в сознании людей столь же реально, как и мир живых. Персонификации «того света», их ак­тивное «вмешательство» в существование живущих, «явления» мерт­вецов, с одной стороны, усиливали ужас перед загробным миром, а с другой - придавали ему знакомые черты, психологически сближая два измерения бытия. В XVII в. рационализм в какой-то мере позволил преодолевать страх загробного небытия с помощью науки, в частности математики. В эпоху Просвещения считали, что че­ловек от природы добр и только среда обитания, несовершенные общественные отношения озлобляют его. А значит, смерть не являет­ся возмездием, и можно не бояться ни смерти, ни адских мук, ни божественного воздаяния за проступки. В XIX в. А. Шопенгауэром была сформулирована проблема «истин­ности» смерти, «подлинности» небытия, понятого как небытие веч­но живущей Воли. Для Ф. Ницше смерть не аморфное существо, а катализатор действия, гени­альный спарринг-партнер на ристалище мира, побуждающий чело­века напрягать все жизненные силы. Философские школы и течения XX в. понятие смерти связали с понятием времени. Для конкретного человека время - скорее, психологическая, чем физическая категория, и в этом смысле главное свойство времени парадоксально - оно обладает бесконечным коли­чеством конечных отрезков, что делает субъекта, воспринимающего время, фактически бессмертным. Идея, что жизнь - это «только миг между прошлым и будущим», восходит к Марку Аврелию, который писал: «Самая продолжительная жизнь ничем не отличается от самой краткой. Ведь настоящее для всех равно, а следовательно, равны и потери - и сводятся они всего-навсего к мгновению. Никто не может лишиться ни минувшего, ни грядущего. Ибо кто мог бы отнять у меня то, чего я не имею?»

По сути дела, человек смертен не для себя, а лишь для посто­роннего наблюдателя. Эту простую мысль подтверждает и принцип релятивизма, характерный для современного научного и философс­кого мышления.

Смерть с точки зрения биологии. В биологии смерть трактуется как прекращение жизнедеятельности организма и вследствие этого - гибель индивидуума как обособленной живой системы, сопровожда­ющаяся разложением белков и других биополимеров - основного материального субстрата жизни. Некоторые биологи выделяют поня­тие частичной смерти, т.е. смерти группы клеток или целого органа (некроза). У одноклеточных организмов - простейших - естествен­ная смерть особи проявляется в форме деления, поскольку оно свя­зано с прекращением существования данной особи и возникновени­ем вместо нее новых двух.

В зависимости от причин, обусловливающих наступление смерти, у высших животных и человека различают: смерть естественную (физиологическую), наступающую в результате длительного, последова­тельно развивающегося угасания основных жизненных отправлений организма, и смерть преждевременную (патологическую), вызываемую болезненными состояниями организма, поражениями жизненно важ­ных органов (мозга, сердца, легких, печени и др.). Преждевременная смерть может быть скоропостижной, т.е. наступить в течение несколь­ких минут и даже секунд (например, при инфаркте).

Смерть теплокровных животных и человека связана с прекраще­нием прежде всего дыхания и кровообращения. Поэтому различают два основных этапа смерти: клиническую смерть и следующую за ней биологическую смерть, или истинную. По истечении периода клини­ческой смерти, когда еще возможно полноценное восстановление жизненных функций, наступает биологическая смерть - необрати­мое прекращение физиологических процессов в клетках и тканях.

Современный французский эколог А. Жакар отмечает, что смерть - относительно недавнее изобретение природы, появившееся тогда, когда две особи соединяются, чтобы произвести на свет третью. Тре­тья особь - это не первая и не вторая, а новое существо, для кото­рого, как для всего нового в мире, надо «освобождать место». Поэто­му, считает А. Жакар, смерть - результат наличия полов: рожая де­тей, человечество стремится бороться со смертью, но именно потому, что мы рожаем детей, мы неизбежно смертны. В противовес смерти, размножение представляет собой первобытное свойство живой мате­рии, как, например, рост, из которого оно произошло, оно обеспечивает непрерывность жизни.

Современное естествознание приходит к выводу, что установить механизм жизни и смерти органической материи невозможно, ис­пользуя лишь идеи финитизма (представление, что бытие можно описать с помощью конечного числа неразложимых далее элемен­тов) или рассматривая только отдельные аспекты жизни и смерти. В рамках отдельно взятой «системы отсчета» (например, рассматри­вая человека с точки зрения химических витальных процессов) ис­следователи сталкиваются со множеством фактов, необъяснимых в рамках этой системы (например, знаменитый «химический маятник» - обратимые реакции, открытые Белоусовым-Жаботинским: если об­ратимые реакции в принципе возможны, почему они невозможны в отношении человека?).

По сути дела, проблема причинности смерти сводится к вопросу, который мучил 3. Фрейда: является ли смерть живого организма за­программированной в генах или это результат «сбоя», «ошибок» в деятельности организма, приводящих клетки к старению и гибели?

Американский биолог Л. Хайфлик обнаружил предел деления человеческих клеток - 50 раз, после чего гибель клетки неизбежна. Клетку можно заморозить, а затем вернуть в обычное состояние - она точно «припомнит», сколько раз она уже делилась. А. Оловников открыл и «счетчик» клеточного деления - причину старения и гибе­ли клетки: при каждом удвоении (размножении) клетки молекулы ДНК становятся чуть короче. Когда укорочение доходит до гена, ко­дирующего жизненно важную информацию, клетка погибает. Началь­ная длина и укорочение молекул ДНК в процессе жизни запрограм­мированы; единственное исключение - половые клетки человека, в которых ДНК копирует полностью всю матрицу, благодаря чему эти клетки бессмертны.

Смерть с точки зрения физики. Самим своим существованием че­ловек в каком-то смысле нарушает второй закон термодинамики. Со­гласно этому закону, все физические процессы направлены в сторону энтропии, а органическая жизнь возникла явно вопреки энтропий­ной направленности мира. Любое физическое тело стремится прийти в равновесие с окружающей средой, приблизиться к максимально хаотическому состоянию. В этом смысле цель бытия материи-энер­гии - максимально равномерное (и в тепловом, и в динамическом смысле) рассредоточение в пространстве.

И в этой стройной логической схеме обнаруживается органичес­кая жизнь, стремящаяся противостоять энтропии, создающая анти­энтропийную модель бытия. Живой организм - упорядоченная струк­тура, с помощью метаболизма (обмена веществ) противостоящая переходу в равновесие с окружающей средой. Организм может оставать­ся живым, только постоянно извлекая из окружающей его среды отрицательную энергию, т.е. то, чем организм питается. В метаболизме существенно то, что организму удается освобождаться от всей той энтропии, которую он вынужден накапливать, пока он жив. Для этого ему нужно извлекать упоря­доченность из окружающей среды, дабы компенсировать энтропий­ные процессы, идущие в клетках. Вот почему живой организм не может питаться химическими веществами в первозданном виде, т.е. находящимися на низкой стадии упорядоченности. Нам для питания необходимо крайне хорошо упорядоченное состояние материи в бо­лее или менее сложных органических соединениях.

Почему же мы все-таки умираем, несмотря на то, что можем отлично питаться «органической упорядоченностью»? Дело в том, что противостоянием энтропии в организме заведует специальная программа, заложенная в генах и рассчитанная на определенный срок работы.

Смерть с точки зрения квантовой механики. Стержень квантовой механики - утверждение, что небольшие количества материи и энер­гии (кванты) одновременно обладают свойствами частицы и волны и соответственно ведут себя то как частица (корпускула), то как волна. Парадокс в том, что наблюдать оба состояния материи (энергии) в мире сложных крупных объектов одновременно наука не в состоя­нии, и качество, в котором пребывает измеряемая материя, зависит от наблюдателя (способа измерения). Гипотетически можно предположить, что мы одновременно яв­ляемся и материей и энергией, выбор же состояния зависит от неко­его наблюдателя, который находится вне нашей системы.

Это предположение рождает «сумасшедшие» идеи. Так, французский физик Р. Дютей считает, что ограничение, наложенное на физический мир А. Эйнштейном, неверно, и физические тела могут преодолевать световой барьер (300 000 км/с). Он изучает мир «тахионов» - мир, находящийся по ту сторону скорости света. По его мнению, Вселенная напоминает трехслойный пирог, один слой - мир «брадионов» (это наш мир), второй слой - мир «люксонов» (т.е. световой), и третий слой - мир тахионов (сверхсветовой). В сверхсветовом мире время не истекает, т.е. в нем нет ни прошлого, ни настоящего, ни будущего.

По Р. Дютею, наше сознание - это поле неизвестных физике частиц, своего рода «тахионов», аналогией которым может служить голограмма. Даже если голограм­му расколоть, любой осколок сохраняет способность воспроизводить изображение целиком. Если согласиться с теорией Р. Дютея, то следует признать, что наша смерть зависит не только от «грубой» земной физиологии, но и от физических процессов, которые мы не в состоянии фиксировать.

Американский исследователь Ф. Типлер попытался соединить физику и теологию в вопросе о смерти и воскрешении мертвых. Ф. Типлер считает, что жизнь может быть сведена к некоторому роду обработки информации. Энергия (антиэнтропия), необхо­димая для обработки информации (жизни), возникает благодаря коллапсу (сжатию) Вселенной. Общее количество высвобождаемой в процессе сжатия энергии бесконеч­но, и могущество жизни возрастет в этом случае невероятно. Ф. Типлер считает, что эту энергию можно использовать для воскрешения мертвых. Компьютерная програм­ма соответствующей сложности способна смоделировать разум любого человека с любым уровнем точности. При наличии бесконечного вычислительного ресурса по­явится возможность создать компьютерную копию каждого человека, когда-либо жившего на свете. Можно будет также создать модели всех людей, которые в принци­пе могли бы существовать.

Одновременно осмысляется и проблема бессмертия, в том числе и личного бес­смертия. Так, физик и философ В.В. Налимов к проблеме смерти идет через проблему смысл-сознание-материя, своеобразно интерпретируя идеи дзен-буддизма, эзотери­ческого христианства, античной философии (Платон) и различных философских течений XX в. (включая идеи Вернадского о ноосфере). Суть предлагаемой В.В. Налимовым модели бытия в том, что личностное созна­ние (Эго) есть некий текст - носитель смыслов. Взаимодействуя с миром, сознание управляет своей текстовой природой, создает новые тексты, активно общается с метасемантическим космосом в режиме то монолога, то диалога. Повторяя вслед за экзистенциалистами идею, что «Я» (Эго), являясь в обычных условиях носителем устоявшихся смысловых оценок, в экстремальной ситуации (в том числе и в минуты смертельной опасности) раскрывает свою сокровенную сторону и получает возмож­ность резкого изменения личности (по Л.Н. Гумилеву, «пассионарный толчок»). Для этого перерождения личности В.В. Налимов предлагает термин «Метаэго». В.В. Налимов выделяет шесть уровней сознания: 1) уровень мышления (Аристо­телева логика); 2) уровень предмышления (Бейесова логика); 3) подвалы сознания (созерцание образов); 4) телесность человека, поддерживающая сознание; 5) мета-уровень (космическое сознание); 6) подвалы космического сознания (коллективное бессознательное). Со смертью связь, которая существует между Эго и Вселенной, исчезает, по­скольку исчезает проводник этой связи. Личность погибает, и бессмысленно говорить о ее бессмертии.

Однако не все мыслители считает, что Эго, «Я», личность ждет распад или переход в абсолютно «размытое» состояние после гибели тела. Одну из теорий предло­жил П. Тейяр де Шарден, своеобразно развивший учение В.И. Вернадского о ноосфере. Он предположил, что эволюционное изменение биосферы не замыкается лишь на изменении планеты, материальных условий существования людей. Другое направ­ление - «мегасинтез», возрастание сознания, слияние отдельных личностей в едино­душном созидании коллективного разума, ноосферы.

Смерть с точки зрения психологии - это кризис индивидуальной жизни, последнее критическое событие в жизни человека. Являясь на физиологическом уровне необратимым прекращением всех жизнен­ных функций, имея неминуемую личную значимость для человека, смерть одновременно является и элементом психологической культу­ры человечества.

Ф. Арьес считал, что установки человека в отношении смерти на определенном этапе исторического развития непосредственно связа­ны с самосознанием и осмыслением человечеством самого себя. Он выделяет пять этапов изменения этих установок: 1) установка «все умрем»: это состояние «прирученной смерти», т.е. отношение к ней как к естественной неизбежности, обыденному явлению, к которому нужно относиться без страха и не воспринимать его как личную драму; 2) «смерть своя»: этап связан с идеей индивидуального суда над душой прожившего жизнь и умершего человека; 3) «смерть далекая и близкая»: ха­рактеризуется крахом механизмов защиты от неизбежности - к смер­ти, как и к сексу, возвращается их дикая, неукрощенная природная сущность; 4) «смерть твоя»: рождает комплекс трагических эмоций в связи с уходом из жизни близкого человека. Поскольку узы между людьми становятся теснее, кончина близкого воспринимается трагичнее, чем собственная смерть; 5) «смерть перевернутая»: этап свя­зан со страхом смерти и самим упоминанием о ней (вытеснение).

Отношение к смерти менялось по нескольким направлениям: 1) развитие индивидуального самосознания; 2) развитие защитных механизмов против сил природы; 3) трансформация веры в загроб­ное существование; 4) трансформация веры в связь между смертью и грехом, страданием.

Исследуя проблемы смерти, 3. Фрейд ввел понятия «влечения к жизни» и «влечения к смерти». Влечение к смерти - это присущие индивиду бессознательные тенденции к саморазрушению и возвра­щению в неорганическое состояние. Влечения к жизни и смерти противоположны и едины в одно и то же время. 3. Фрейд видел сходство предложенного немецким генетиком А. Вейсманом деления на смертную сому (тело в узком смысле) и бессмертную (при опре­деленных условиях) зародышевую плазму с идеей влечения к смер­ти и к жизни.

Э. Кюблер-Росс, разделяющая позиции 3. Фрейда и К. Г. Юнга, утверждает, что смерть во все века и во всех культурах воспринима­лась человеком разумным как несчастье. Для несознающего разума смерть по отношению к себе самому совершенно немыслима; для бессознательного немыслимо вообразить реальный конец собствен­ной жизни здесь и сейчас, и если эта жизнь должна окончиться, конец всегда связывается с вмешательством внешних сил. Поэтому традиционно смерть ассоциируется с пугающим действием, злым и несправедливым деянием.

Второе, о чем говорит Э. Кюблер-Росс, - это то, что несознаю­щий разум не делает различий между желанием и деянием. Любой человек может пересказать лишенный логики сон, в котором сосед­ствуют противоречащие друг другу события и утверждения - вполне приемлемые в снах, но немыслимые при бодрствовании. Подобно тому как взрослый в своем несознающем разуме не может отличить желание во гневе убить кого-нибудь от акта убийства, маленький ребенок не в состоянии различить фантазию и реальность. Ребенок, который, рассердившись, пожелал, чтобы мать умерла, из-за того что она не выполнила его просьбу, будет в высшей степени травми­рован ее реальной смертью. Он будет всегда повторять себе: это я сделал, я виноват, я был плохим, поэтому мама покинула меня.

Когда люди взрослеют и начинают понимать, что не так всемогу­щи, чтобы сделать невозможное возможным, страх, а вместе с ним и чувство вины, что они виноваты в смерти дорогого человека, умень­шается. Страх угасает, но в какой-то момент внезапно усиливается. Он ясно виден на лицах людей, идущих по больничным коридорам, или у тех, кто понес тяжелую утрату. Супружеская чета может годами ссориться, но после смерти жены муж начинает сокрушаться, винит себя, плачет в раскаянии и страхе и в результате начинает еще боль­ше бояться собственной смерти.

Возможно, зная это, легче понять соблюдавшиеся столетиями многие обычаи и ритуалы, целью которых было смягчить гнев богов или общества, уменьшить ожидаемую кару - траурные одежды, ву­аль, женский плач старинных времен. Всё это способы вызвать жа­лость к оплакивающему утрату, способы выражения печали, горя, раскаяния. Человек в горе бьет себя в грудь, рвет на себе волосы, отказывается есть, тем самым пытаясь наказать себя и избежать пред­стоящего вечного наказания или ослабить кару, которой он ждет за смерть любимого человека.

Чувства горя, раскаяния, вины не так далеки от гнева и ярости. Скорбь всегда несет в себе гнев. Поскольку никто не хочет обратить гнев на покойного, эти эмоции часто маскируются или подавляются и служат проявлением скорби или выражаются иначе. Нельзя расце­нивать подобные чувства как плохие или постыдные, лучше поста­раться понять их подлинное происхождение как нечто в высшей сте­пени присущее человеку. Например, пятилетний мальчик, потеряв­ший мать, и обвиняет себя в ее исчезновении, и сердится на нее за то, что она покинула его и глуха к его просьбам. Ребенок любит умершего и жаждет его появления, но столь же сильно ненавидит его за свое одиночество.

Приводя данные исследования умирающих больных, Э. Кюблер-Росс говорит о пяти стадиях изменения отношения человека к соб­ственной смерти. Это стадии отрицания, гнева, торга, депрессии, принятия. Первая реакция на смертельное заболевание обычно такова: «Нет, только не я, это неправда». Такое первоначальное отрицание смерти очень похоже на первые отчаянные попытки альпиниста остановить свое падение, и это - естественная реакция человека на стресс. Как только больной осознает реальность происходящего, его отрицание сменяется гневом или фрустрацией: «Почему я, ведь мне еще так много нужно сделать?» Иногда вместо этой стадии следует стадия попыток совершить сделку с собой и с другими и выиграть дополнительное время на жизнь. Когда же смысл заболевания полностью осознается, наступает период страха или депрессии. Эта стадия не имеет аналогов среди пе­реживаний, связанных со внезапной смертью, и, видимо, возникает лишь в тех ситуациях, когда у столкнувшегося со смертью человека есть время для осмысления происходящего. Конечные стадии цикла, предваряющие наступление клинической смерти, одинаковы как при мгновенной, так и при медленной смерти. Если умирающие больные имеют достаточно времени для того, чтобы справиться со своими страхами и примириться с неизбежностью смерти, или получают соответствующую помощь от окружающих, то они нередко начинают испытывать состояние покоя и умиротворенности.

По Л. Уотсону, процесс умирания является самостоятельной фа­зой развития человека с собственной последовательностью событий, определенными, поддающимися описанию переживаниями и способами поведения. Доказательством того, что эти фазы присутствуют не толь­ко у людей, умирающих в результате несчастных случаев или заболе­ваний, является искусственное вызывание тех же стадий умирания у физически абсолютно здоровых людей. Его исследование восемнад­цати убийц, ожидающих смертной казни в тюрьме Синг-Синг, по­казало, что отрицание смерти (при помощи которого сводились на нет многие проблемы) сменялось гневом или страхом и, наконец (у тех, кто имел достаточно времени), спокойной медитативной отрешенностью.

В психологии существует понятие «пограничной ситуации» - си­туации, в которой резко обостряется самосознание личности. К. Ясперс называет пограничными моменты непосредственной угрозы жизни, которые активизируют личностное мышление, освобождая его от шелухи коллективного опыта, навязанных моделей поведения. Как раз с этим связан другой интересный феномен - резкое измене­ние жизненного кредо людей, побывавших в состоянии клинической смерти и имевших опыт «запредельного существования». Американс­кий врач Р. Моуди указывает, что пережитый опыт умирания (люди, побывавшие в состоянии клинической смерти и выведенные из него) производит, как правило, умиротворяющее воздействие. Большин­ство из побывавших «по ту сторону бытия»: а) перестают бояться смерти; б) производят переоценку основных представлений; в) из­меняют образ жизни.

Если раньше, как свидетельствует Ф. Арьес, смерть была рядовым событием, не вызывавшим отрицательных эмоций и не насыщенным личностными смыслами, то современный человек психологически больше вовлечен в проблему смерти: он одновременно и озабочен смертью, и отрицает ее. Но у разных людей смерть вызывает разные реакции: люди, обретшие смысл жизни, имеющие четкие жизнен­ные цели, меньше боятся умереть и способны думать о ней спокойно. Пожилые люди, поставленные перед проблемой конечности жизни через конкретный срок, говорят, что провели бы это время в размышлениях, повседневных делах, общении с близкими, осуществлении духовных практик. Молодые люди перед лицом собствен­ной смерти хотели бы провести это время в путешествиях, в заверше­нии начатых дел.

У людей, которым не грозит немедленная смерть, больше време­ни на то, чтобы свыкнуться с перспективой смерти. В последние годы жизни многие обозревают свою жизнь в ретроспективе. Такое обо­зрение выполняет важнейшие функции: человек разрешает в себе старые конфликты, переосмысливает поступки, прощает себе ошиб­ки и даже открывает в себе что-то новое. Смерть открывает перед стареющим человеком необходимую перспективу, и, как ни пара­доксально, умирание может быть процессом подтверждения обяза­тельств человека перед жизнью.

Особый вопрос современности, имеющий нравственную подо­плеку, - индивидуальное право человека на добровольную смерть и проблема эвтаназии (убийства из милосердия). По некоторым сведе­ниям, 3. Фрейд в 83-летнем возрасте, страдая от многолетнего рака горла, решил, что «жизнь превратилась в сплошную пытку и больше не имеет смысла». Он заключил соглашение со своим врачом, что тот введет ему смертельную дозу морфия, если 3. Фрейд решит, что не в силах больше выносить боль и фрустрацию. Врач выполнил волю 3. Фрейда.

Такой «вызов» преждевременной смерти именуется активной эв­таназией, поскольку он инициирован самим больным, считающим свое состояние невыносимым и безнадежным. Например, американ­ский врач Кеворкян стал центром общественного скандала, посколь­ку снабжал страдающих болезнью Альцгеймера и другими смертель­ными недугами пациентов смертельной дозой препарата, который они вводили себе сами нажатием кнопки. Иногда решение об эвтана­зии вынуждены принимать близкие больного и врачи. В Америке они руководствуются гарвардскими критериями для установления нео­братимого прекращения функционирования (смерти) мозга: невос­приимчивость и отсутствие реакций даже при использовании болез­ненных стимулов; отсутствие движений и дыхания; отсутствие реф­лексов; ровная линия электроэнцефалограммы; отсутствие притока крови к мозгу и циркуляции внутри него.

Выводы:

Традиционно выделяют три градации периода геронтогенеза: пожилой возраст (для мужчин - 60-74 года, для женщин - 55-74 года), старческий возраст (75-90 лет) и долгожители (90 лет и старше). Но современные исследования показывают, что в последние десятилетия процесс старения замедляется.

Хотя старение является биологическим процессом, на него оказывают влияние культурные факторы, деятельность и сфера общения человека, а также его отношение к своему возрасту.

Выделяют несколько типов пожилых людей, старости и отношения к ней.

Смерть в современной психологии осмысляется как кризис индивидуальной жизни, последнее критическое событие в жизни человека.