Непридуманные рассказы. Непридуманные истории священника александра торика

Работаю в реанимации новорожденных. Когда ухожу покушать в сестринскую, прошу Николая Чудотворца присмотреть за детьми. Когда возвращаюсь, все тихо, спокойно, никто не экстубировался. Сегодня я забыла попросить и просто вышла пообедать. Прихожу через 15 мин. , ребенок весь серый, сердце ниже 60, сатурация около 25... Благо, рядом был врач и устранил проблему. Думаю, это не совпадение

Смотрю я как-то передачу про таинственные места и там, в штате Джорджии есть некий монумент, типа послания будущим поколениям о конце света и т. д. В моменте вижу записи на знакомом языке. Присматриваюсь, а там "#уй вам, мы жить хотим"

Мой мужчина не умеет выражать свои чувства. Никогда не говорит что любит меня, не дарит цветов, не делает внезапных подарков. Но зато он точно знает какие вкусняшки я люблю, всегда встречает меня на остановке после работы, всегда готовит для меня лёгкий ужин, если я задерживаюсь, готовит завтрак, если встаёт раньше, и нежно целует в лоб когда меня будит по утрам. И я знаю что он он меня любит. Потому что настоящая любовь заключается не в словах, а в незаметных ежедневных мелочах семейной жизни

Когда родила сына, 2 месяца не общалась с мамой (живем в разных городах). А всё потому что мама, когда мне было 4, отвела меня к бабушке и оставила там. С бабушкой я прожила до 20 лет, пока не уехала из города. У мамы была своя жизнь, денег она не давала, но иногда забирала у меня, те что дарила бабушка. Я думала что простила, но когда взяла на руки сына, мне стало так больно... Каким чудовищем надо быть что бы бросить своего ребенка? Сейчас общаемся, но простить, наверное, не смогу.

Когда слишком много засиживаюсь в ванной, мама стучит в дверь и говорит какую-нибудь шутку, намекая, что пора вылезать. Как-то она постучалась в дверь со словами:"Эй, чем ты там занимаешься? Если в суицидники записаться решила, то только не за 6 дней до моего дня рождения". Если бы она знала, что это было единственное, что остановила меня в тот день.

Живу в частном секторе. На соседней улице строится дом, который "охраняет" собака. недавно ночью эта псина напала на женщину. отгрызла голову и руку. все тело изгрызано, на крики о помощи никто не откликнулся. Собаку не виню и даже тех, кто на крики не отреагировал. Считаю, ее хозяина полной мразью. Этот урод кормил огромного пса раз в 4-5 дней...

Этот случай мне рассказывала соцработник (за пенсионерами ухаживает). Дедушка один с её участка был при смерти. Рядом сидит его жена, тоже бабулька, сокрушается, что так и не смогли детей родить. А дед ей отвечает: "А зачем же я тебя каждый год на юга ОДНУ отдыхать отправлял, что бы ты мне ракушки привозила? !"

Мне 19, работаю уборщицей на вокзале уже второй год. За это время успела понять какие же люди свиньи. Мало того, что налепят жвачек на пол и на перила, натопчут, семечек пощелкают и прочего мусора накидают, так еще и укажут тебе "твое место". "Мы имеем право ходить где хотим, делаем, что хотим, а ты уткнись и мой!" Имейте совесть. Человек не рождается с тряпкой в руках, тем более не идет на такую работу с нищенской зарплатой от хорошей жизни. Должно же быть хоть какое-то уважение к тому, кто за вами ВАШЕ же говно убирает.

Как то в 80 годы. Мне подарили твёрдый дезодорант. Пользовалась три месяца, и даже стала меньше потеть. Пока подруга не подсказала. Под основной крышкой, снять дополнительную заглушку.

Мне и моим друзьям со двора было по лет 7-8. Очень нравилось наблюдать, прячась за дамбой, как возле речки мужики на машинах привозили путан и нещадно трахали на капоте. А мы... Мы толпой хихикали и дрочили. Вот это я понимаю, фетиш детства.

На работе зашла в туалет и слышу из соседней кабинки довольно странный монолог: "Ты оaуела? Ты совсем ненормальная? Жить тебе скучно что ли? Почему у всех нормальные, а у меня ты одна такая перекосоё@истая?" Через минуту оттуда вышла девчонка из соседнего отдела, странно поглядывая на меня. Пообщавшись с её коллегами, я выяснила, что девочка, посещая WC регулярно разговаривает со своим интимным местом после того, как её обвинили в том, что она не слишком метко ходит в туалет по-маленькому. о_О

Сегодня была в школе на празднике своего восьмилетнего сына. Учительница объявила белый танец. Маша, подружка моего сына, пригласила его танцевать, а этот упырь залез под парту и орал оттуда что он в домике. Маша потом так горько рыдала от обиды, а у этого поросенка хоть бы ни тени раскраивания на лице, ходит довольны как индюк. Мне было очень жалко Машу и очень сильно стыдно за сына. Какая все таки маленькая сволочь растет. Хотелось подойти и отвесить ему подзатыльник. Стыдно жуть...

Беременная, 6 мес, дочка дается очень тяжело, всю беременность по больницам. Муж заботливый, повода для ревности не давал, но что-то было все равно не так, решилась на подлый поступок, посмотрела телефон. У него две "любимые" любовницы, приводил одну домой когда я лежала в больнице. Скрывать не умею, поэтому все рассказала, в ответ -"Ну и крыса же ты, я тебе верил, почему ты посмотрела МОЙ телефон, я хотел любящую семью, ты все разрушила". Я виновата, сказал. Уйти некуда, родителей нет. Хочется умереть.

После института работала на химическом заводе, была авария и мне сожгло слизистую во рту. Когда ткани обновились, мир стал другим. До этого я не понимала вкуса сыра и грибов, не любила соусы. Теперь я чувствую ароматы и послевкусие. Могу с ходу сказать, есть ли в молоке порошок, качественный ли алкоголь. Стала хорошо готовить, ощутила силу специй. Стала чувствовать запахи людей, иногда внешне человек не очень, но от его запаха теку рекой.

Моя работа предполагает командировки и мы с коллегами частенько катаемся по различным городам. Я женат, коллеги тоже не свободны: кто женат, кто в отношениях. Но практически в каждой командировке они заказывают "девочек". Мне конечно тоже предлагают и смотрят как на прокаженного, когда я отказываюсь. Недавно узнал что один из коллег доказывает другим, что я импотент, раз не трахаю баб в поездках. Видимо вариант, что мы с моей женой вместе 15 лет, я её очень люблю и не хочу изменять менее интересен

Новый год. Случай в семье подруги. На последние деньги куплены подарки и накрыт стол, в кошельке пусто. 1 января сын возвращается с прогулки и радостно показывает купюру 500р, нашел! !! К вечеру подруга с мужем на улице находит 1000р, радости полные штаны! Позже муж прошел ставить машину на стоянку, приходит злой и с бешеными глазами, с порога:"Нет, ну почему как вам так деньги, а мне Х@Й? ??"и швыряет на стол подарочный пакет, а в нем резиновый член из сексшопа (кто то уронил, выходя из машины))))))

Подруга работала в школе учителем. Пошла сразу после института. Дальше классическая история. Старшеклассник, не дает прохода, недвусмысленные намеки, пакости. Каждая неудовлетворительная оценка рассматривалась как придирки училки в кабинете директора. Последний звонок. Выпускной. Волею судеб враждующие стороны столкнулись в ночном клубе. "Здраствуйте, Екатерина Николаевна, как ваши дела, как я рад вас видеть!" "Семенов? ИДИ ТЫ НА#УЙ, Семенов!"

В детстве откуда-то узнала, что если что-то сказать в канализационное отверстие в ванной (расположенное ниже бортика), то это будет услышано соседями. И однажды, принимая водные процедуры, заметила, что у соседей тоже кто-то находится в ванной. Ну и я не долго думая, как можно плотнее приложила лицо к этому отверстию и мультяшным голосом произнесла: "Привет! Я домовой!" Такого топота и крика "МАМА-А-А" я от соседей ещё не слышала) Так рождаются мифы.

Моей дочери 18 лет, чудесная девушка, мне никогда не было за нее стыдно, хорошо учится, знает несколько языков, поступила на бюджет в престижный вуз, общается с хорошей компанией, редко просит у меня деньги, сама старается где-нибудь подзаработать: то листовки раздает, то кофе варит, то идет воспитателем в детский лагерь. НИКОГДА я не видела ее пьяной при том, что дети моих подруг с 12ти лет приходят домой заблёванные, моя дочь постоянно агитировала против курения и секса при том, что есть у нее парень, с которым вместе два года. Всегда думала, что она слишком уж идеальная у меня. Сегодня решила постирать ее сумку нашла там травку, презервативы и тест на беременность. Внезапно.

Рано утром муж выдаёт: У нас кто то живёт! Оказалось, проснулся около трех утра, решил покурить. По пути на балкон споткнулся, поматерился и вдруг услышал в ответ. Остановился, огляделся, прислушался, тишина. Решил, что послышалось и вслух снова поругал себя. И вновь пугающая Поняв, что это не глюки, а реальность, передумал курить и бегом в спальню. Теперь муж не встаёт ночью покурить, а я убрала самораспыляющий освежитель подальше, чтоб больше не пугал))))

Сейчас живу с семьёй в Германии. Дети знают два языка, прекрасно учатся, мы с мужем много зарабатываем. Это сейчас все хорошо. А было время, когда я голодала целыми днями, делила кв с матерью-алкоголичкой, училась и работала где придётся. Муж (тогда ещё парень) работал сутками, чтобы помочь мне. Когда поднакопили денег и уехали, все резко от нас отвернулись (осталась одна подруга в России). Я осталась плохой, потому что бросила мать. За то мои дети не знают бабушку-алкашку.

У меня своя газель. Работы сейчас мало, из-за этого выставил ее на продажу. Вчера поступил заказ, надо было загрузится на стройке и отвезти груз. Я приехал на стройку, пошел узнавать что к чему. Узнал, мне показали куда вставать для загрузки. Но машина отказалась заводиться. Хотел лезть под капот, но не успел, мое внимание отвлекло ЧП: с высоты около 30 метров, упала плита весом 7 тонн. Упала на место моей погрузки. После этого машина завелась. Машину я никогда не продам.

Мой папа поступил в университет и уехал из родного дома. Так как с деньгами было туго, то в первый раз домой он приехал только на Новый год. Со стипендии он привёз всем подарки, самым главным подарком был дезодорант (они только появились в продаже, в деревне, из которой приехал папа, о таком и не слышали). Ситуация: зима, Сибирь, за окном -40, Папа привозит этот дезодорант. Единственная реакция его брата была: "Спасибо, конечно, но как будто мы здесь потеем"

Большая семья была против лингвистического образования. Мама и отчим сказали, чтобы я никого не слушала и дали денег на год обучения. А со второго я ушла на самоокупаемость. Работа в детском центре, частное репетиторство и фриланс. Мне просто было стыдно, брать деньги у мамы. И вот сейчас, все те, кто был против моего образования, требуют, чтобы я занималась с их детьми. Бесплатно. Мы же семья. Но хер им. Никогда не забуду, сколько ночей я проплакала из-за этих ублюдков.

Мы с бывшим знали пароли от вк друг друга, и любил он там понаписать какую-либо х--ню от моего имени. Я психанула, поменяла пароль, и ничего мне в голову не пришло как слово гандон. Пароль оказался настолько легко запоминаемым, что я поставила его везде, включая рабочую почту. И однажды пришлось мне покраснеть, я заболела и диктовала коллеге пароль от почты по телефону. Она кстати пароль заценила, сказала оригинальный!))

Мне было лет 7, брату 5, гуляли с ним во дворе. Лето, детей много, все бегают, кричат. Я заигралась с подругой и потеряла брата из виду. Оглядываюсь вокруг и вижу, как моего брата уводит за руку какая-то женщина. У меня шок, закричать не могу, да и никто не обратил внимания бы на меня. В общем я беру своего пупса размером с настоящего младенца, догоняю воровку и кидаю в неё. У тетки шок, хватаю брата и бегу. До сих пор не знаю, кем она была, но рада, что под рукой у меня был мой пупс!

Когда мне было 13 лет, я познакомилась в интернете с девочкой. Сначала мы переписывались, потом болтали в скайпе, потом слали друг другу настоящие письма, рисовали рисунки, дарили подарки на праздники. Живя в одной стране мы так и не встретились. После школы я поступила за границу. Потом она переехала жить в соседнюю страну. Я оказалась для неё самым близким человеком в 4 часах езды. Она взяла билет и приехала ко мне. Мы встретились через семь лет и до сих пор наша дружба живёт на зло всем скептикам.

У моей лучшей подруги свадьба и я очень ее люблю, но как же меня бесят эти новомодные иностранные веяния. Девичник для невесты устрой -скинься (3000 минимум), подарок подари и не менее 5000, так еще и платье видите ли того цвета, который пара цветом свадьбы выбрала и пофиг, что он мне не идет, что платья такого у меня нет - купи, а если откажешься, будешь врагом народа. И все это при условии что зп у меня ниже среднего, вот и выкручивайся, как хочешь.

Работала я как-то официанткой. Перед открытием ресторана много всяких дел: и мебель протереть, и всяких трубочек/салфеток наготовить, и приборы на каждый стол красиво разложить, в общем миллион дел, а времени всего час, открываются обычно двое. Однажды мой коллега заболел, а я конечно проспала. До открытия 15 минут, бегу и думаю как я всё успею? Вбегаю и вижу картину маслом - наш здоровый, суровый дядечка охранник педантично выкладывает вилочки параллельно ножикам, а зал блестит. Взаимовыручка:)

Я начал работать в 15, зарабатывал не мало. Сейчас нашёл другую работу, платят в два раза выше. Но и работа не легкая. Нас в семье 4 ребёнка, отец есть. Семья полная. Но от меня каждый раз требуют мою зп, при том, что я живу не сними. Я не отказываюсь им помогать, но они не дают начать мне жить самому. Я хочу создать свою семью, я хочу жить, а не выживать, у меня есть свои цели. Отец не хочет работать, он решил, что если я работаю, то значит ему не зачем, я должен всех содержать. Бесит. Парнень, 20 лет

Непридуманные истории

Короткие рассказы. Продолжение

Андрей Семке

© Андрей Семке, 2017

ISBN 978-5-4485-8551-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Эту историю нам поведала одна удивительная женщина, экскурсовод и историк-краевед от бога. Всю жизнь она занималась загадками маленького городка, на берегу Азовского моря. Ейские тайны после придирчивого взгляда со стороны талантливого человека, тщательного исследования и анализа документов, рассказов свидетелей открывались и становились общедоступными.

Казалось, что эта красивая и умная женщина могла рассказать обо всех достопримечательностях портового и купеческого городка, когда-то благословлённого великим графом Воронцовым. На любой, даже самый сложный вопрос публики, она знала ответ. Её легенды и документальные истории увлекали внимание и становились интересными пересказами за семейным столом. Именно за эти качества руководство городка уважало и любило этого почитателя истории, именно за талант и надёжность ей поручали порой проводить экскурсии для самых важных и значимых гостей.

Так однажды к нам в город пожаловал мэр Риги. Молодой симпатичный парень с жёлтой копной волос на голове был печален и уныл. Рассказы об истории и краеведении его не сильно занимали, поездка в шикарном автомобиле по улицам старинного городка ему была в тягость. А наша знакомая из кожи вон лезла, чтобы захватить внимание чужестранца. В один миг её состояние непонимания собеседника достигло апогея, и она спросила, что ему было бы интересно. Посетитель вдохновился и рассказал историю про своего деда. Оказалось, что семейные корни большого руководителя столицы Латвии находятся в Ейске. Дедушка с бабушкой жили в одном из старых домов, и всё было бы хорошо, если бы не война. В город вошли фашисты, и дедушка ушёл в партизаны. В одной из боевых вылазок его схватила зондеркоманда, впоследствии его расстреляли и закопали в братской могиле. Юноша хотел побывать на этом месте.

Милая экскурсовод оказалась в замешательстве. Об этой истории она знала всё до мелочей. Но современный город поглотил и многие старинные здания, и братское захоронение, на месте которого, сегодня находится церковный зоопарк с небольшим прудом. Единственным местом, куда перенесли останки расстрелянных фашистами партизан, оставалась площадь Революции, которая объединила могилы погибших в начале 20 века во время ноябрьского переворота с погибшими в годы Великой Отечественной войны.

Автомобиль передвигался по мостовой улице в сторону захоронения, а у историка в голове одна мысль: «Есть ли на мраморных плитах фамилия деда молодого мэра Риги?». Чем ближе подъезжала машина к Площади Героев, тем большее волнение наступало в салоне. Сердце парня трепетало от возможности прикоснуться к истории своей семьи, к героическим дням дедушки. Сердце экскурсовода клокотало от возможного конфуза перед большим гостем.

И вот развязка истории. Большая площадь, в центре горит вечный огонь. Вокруг море гвоздик и венков. От центра в левую и правую сторону расположены мемориальные мраморные плиты, на которых тысячи имен погибших в годы революции и Великой Отечественной. Медленно читая фамилию за фамилией, пара передвигалась от одной плиты к другой. Напряжение нарастало. На предпоследней плите среди сотен других имен была высечена фамилия деда высокопоставленного гостя из Прибалтики. Слёзы гордости и трепета катились по щекам мэра. Слёзы от нервного стресса и длительного волнения катились по щекам экскурсовода. Молодой парень быстро подошёл к машине и достал огромный букет, который возложил рядом с гвоздиками. На фоне Вечного огня ярко пылал огромный красный из роз символ памяти.

Затем такой же букет он возложил к могиле умерщвлённым в душегубке детям из интерната. А потом долго и подробно рассказывал по телефону своей матери о путешествии в Ейск и о том, как он побывал на могиле своего деда-героя. Его лицо было светлым и счастливым. Память о наших предках – она и в Прибалтике ПАМЯТЬ!

Обстоятельства

Эту историю мне рассказал родной дядя, во время своего восьмидесятилетнего юбилея. Когда он вспоминал события того времени, по его мужским щетинистым щекам текли слёзы…

В послевоенные годы нужно было отвлечь детей от холода и голода, от разрухи и потери близких. Быстрыми темпами открывались школы, в которых не хватало ни учебников, ни тетрадей, ни чернил, ни тепла, ни учителей. В одном далёком узбекском ауле открылась такая восьмилетка. В одном классе за партами сидели родные сёстры и братья, порой с разницей в возрасте четыре, пять лет…

Меня посадили в шестой класс. Вместе со мной учились две сестры по фамилии Кондрашовы: Зоя и Надя. Они были абсолютно разные. Одна худая-худая, в ней что-то было дистрофичное, но личико было умным и милым. Другая была полной противоположностью, отличалась круглым лицом, крупной талией, такая девочка-квадрат. Девчонки оказались большими трудягами, и в учёбе они были лучшими из нас. У них всё спорилось, хватали они с лёту любой учебный материал. Учителя радовались их успехам, но и ученики были довольны близким знакомством со школьницами-умницами. Они не были зазнайками и всегда приходили одноклассникам на помощь в трудную минуту. За это их все ребята уважали.

Наступила жутко холодная зима. До школы необходимо было добираться пешком несколько километров. С девчонками-сёстрами начались какие-то непонятные истории. Один день в школе Зоя, а Нади при этом нет. На следующий день в школу приходит Наденька, а Зойка остаётся дома. Потом опять худышка приходит, а её сестра отсутствует. И так продолжалось несколько дней, пока учитель математики Панайот Николаевич, грек по национальности, очень интеллигентный и добрый человек, не заинтересовался этой ситуацией. Начал он расспрашивать старшую: «В чём проблемы, что случилось?». Та в ответ либо молчала, либо говорила о каких-то волшебных болезнях сестры. На следующий день учитель опросил младшую, та ничего вразумительного не сказала.

Тогда математик решил сходить к директору школы. Рассказав о непредвиденной и необычной ситуации, они вместе решили посетить дом школьниц. И вечером того же дня отправились к девочкам по трескучему морозу директор, учитель математики и то ли комсорг, то ли профорг.

Такой бедноты наши посетители не видели давно. Оказалось, что отца наших одноклассниц убило на войне. В доме кроме сестёр еще жила младшая детвора. Мать делала всё, что в этой ситуации возможно. Нанималась на несколько работ, брала подработку домой, но денег хватало только на пропитание. Поэтому у старших её дочек было пальто одно на двоих. Вот и ходили они в школу по очереди. Одна прослушает уроки, а потом другую дома учит. На следующий день сёстры менялись местами.

Стыдно стало директору с коллегами за создавшуюся ситуацию. Что делать? Вокруг разруха, голод, холод. Сами еле-еле концы с концами сводят. А одежду в то время найти было ох как нелегко. Выход из ситуации придумал то ли профорг, то ли комсорг, он предложил обратиться на предприятие. Пришли наши ходоки к начальнику железной дороги. Он был тронут обстоятельствами, связанными с девчонками, но решить вопрос с амуницией не мог. На помощь пришёл начальник склада. Он выписал на мать спецодежду: фуфайку и ватные штаны. А заодно принял её на работу обходчицей.

Со следующего дня одна из сестёр пришла в школу в огромной ватной фуфайке и тяжёлых рабочих, но очень тёплых штанах. На неё невозможно было смотреть без улыбки, но ни один ребёнок в школе не смеялся над ней. Все понимали и сочувствовали…

А через несколько лет Зоя стала учителем, хорошим педагогом, таким, что её назначили управлять всей системой образования района. А её старшая сестра бросила школу, быстро вышла замуж, а потом до самой старости заведовала почтовым отделением в ауле…

Мой дядя стал орденоносцем, прославлял шахтёрскую работу на всех уровнях, но всегда он говорил с теплотой и нежностью о своих послевоенных учителях, и всегда на его жестких, мускулистых щеках текли мужские слёзы…

Первоначально мы не заметили никакой строгости в пересечении границы города. Большие КПП с медленно передвигающимся транспортом. Военные, которые периодически досматривали автотранспорт, не более того. Наш автобус, к примеру, даже не досматривали, в салон вошёл автоматчик оглядел всех поверх голов и был таков.

Так мы впервые попали на территорию атомного города. По большому счёту город как город. Дома типовые, магазины, как в обычных населённых пунктах, люди дышат тем же воздухом, живут теми же идеями и проблемами. Мы побывали в храмах и монастырях, в ледяной пещере и сходили в музей ядерного оружия. Несколько раз пересекали границу на автобусе, выезжая на различные экскурсии, и ни разу у нас не попросили документы, паспорта, справки.

Письмо из Небесной канцелярии

«Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отворят вам»
(Мф. 7, 7).

Стол с нехитрой закуской, горящая свеча посередине. Пятеро за поминальной трапезой девятого дня. После первых традиционных тостов кто-то из сидящих просит рассказать подробнее о жизни человека, уже перешедшего в вечность. И вот что мы слышим…
- Моя мама осиротела, когда ей было два с половиной года. Дед мой, ее отец, хотел в приступе ярости порубить все иконы. Мама рассказывала, что у нас были большие старинные иконы в серебряных окладах. Несколько из них маме удалось спасти. Она, трехлетняя кроха, стала перетаскивать их на берег реки и опускать в воду. Потом стояла и смотрела, как их медленно уносило течение. Вскоре дед мой привел сожительницу. Мачеха стала требовать: «Убери детей. Девай их куда хочешь». И вот как-то ночью маму разбудила кошка, дико мяукнув и оцарапав ей руку. Проснувшись, она закричала брату: «Колька, бежим, папка нас зарубить хочет». Дед мой от неожиданности выронил топор, который был уже занесен над ними спящими. Дети убежали. Вот почему мама так кошек любила. За спасение жизни.
Спустя какое-то время дед зарубил топором сожительницу за измену и сам пошел и сдался властям. Его осудили на двенадцать лет и выслали. Мама с братом остались совсем одни.
Мне сейчас даже страшно представить, как она, четырехлетний ребенок, ходила босиком по снегу и собирала милостыню в Георгети. Видно, это тоже было нужно. Несмотря на суровое детство и юность, мама была редкий жизнелюб, никогда сама не унывала и нам этого не позволяла, говорила: «Ничего, Господь не оставит».
Потом маму взяла на воспитание одна раба Божья, хотя и сама бедствовала. Затем маму удочерила одна грузинская семья. Я до сих пор поминаю этих людей как дедушку и бабушку. Их, конечно, давно нет. Они дали ей свою фамилию. Отправили учиться в техникум.
Вскоре пришел с фронта брат отца и забрал ее в Тбилиси, в ФЗУ при Трикотажке. С теткой, дядиной женой, отношения не сложились, и ей пришлось перейти в общежитие.
Господь, как и каждого сироту, ее незримо вел и оберегал. Как-то в минуту отчаяния, в девятнадцать лет, она взмолилась: «Господи, если Ты есть, дай мне счастье!»
И в ту же ночь Он пришел к ней во сне и сказал: «Исправь свои грехи, тогда получишь счастье».
Проснувшись, первое, что она сделала, бросила в печку карты (до того она прекрасно гадала). И пошла в церковь. Стала молиться, исповедоваться.
Есть в Александро-Невской церкви большая старинная икона Божией Матери «Смоленская». Мама молилась перед ней, чтобы Пресвятая Богородица устроила ее жизнь. Вскоре она познакомилась с моим отцом. Потом поженились. Папа, только демобилизовавшись, устроился на Трикотажку учеником мастера, туда, где мама уже работала прядильщицей. Она проработала на комбинате сорок лет. Кто знает эту профессию, поймет, что это за цифра. Это были послевоенные годы. Всем было трудно, а моим родителям тем более, ведь им пришлось все начинать с нуля. Поначалу кушали на подоконнике, спали на полу. Тут возникла новая проблема. У них три года не было детей. Перед той же иконой мама вымаливала ребенка. И как-то увидела сон, будто стучится к нам в общежитскую квартиру (там было четыре комнаты, в каждой жило по семье) старец в белом подряснике и зовет маму:
«Вам письмо из Небесной канцелярии!» - и подает ей лист бумаги.
- Но я ничего не понимаю, - отвечает мама.
- Вам его прочтут на втором этаже, - отвечает старец и исчезает.
А мама видит, как с неба опускается звезда - и прямо к ней в руки.
Проснувшись, мама задумалась и вспомнила, что на втором этаже нашего общежития жила монахиня с дочерью, и пошла к ним за разъяснением. Монахиня выслушала все это и сказала: «Это значит, что молитва твоя услышана и скоро у тебя будет ребенок. Скорее всего, девочка».

И правда, вскоре родилась я, грешная, - улыбается рассказчица. - Кто был этот старец, мама узнала потом, когда меня Господь призвал к вере и мы всей семьей воцерковились, стали держать посты, исповедоваться и причащаться. Как-то на иконе она узнала этого старца. Это был Преподобный Серафим Саровский. Жили мы очень скудно. Даже хлеба не было вдоволь. Из своего детства я помню макароны и яблоки, которыми мы в основном питались. Но мама никогда не жаловалась. Как-то раз стучится к нам в общую дверь священник. Вышли все четыре хозяйки, у всех интерес: «К кому пришли?» А он смотрит на маму и говорит: «Я к вам».
Мама, конечно, пригласила его войти. Он говорит: «Дай мне кусочек хлеба и стакан воды». Мама достала двести граммов хлеба - однодневную норму, больше не было. Священник стал молиться, потом сказал: «Хлеб у тебя всегда будет». И поспешил уйти. Когда она выбежала следом, чтобы поблагодарить его, спросить, почему он зашел именно к нам, нашего гостя уже нигде не было. Обегала четыре этажа, спрашивала у всех, но, выяснилось, что его никто не видел. Рассказывая этот случай, мама всегда плакала: «Кто это был? Почему исчез? Может, это Господь посетил меня?» Вскоре после этого события папиных друзей-летчиков перевели в Вазиани, и они стали часто бывать у нас. Настелят шинели на пол и ночуют. Часто отдавали нам свои военные пайки. Как-то постепенно жизнь наладилась. Когда мне исполнилось двенадцать лет, мои родители обвенчались. Все эти годы они по копейкам собирали деньги на кольца. Оба очень хотели принять это Таинство. Мама была на редкость любвеобильным и мудрым человеком. За всю жизнь я не помню, чтобы она о ком-то отозвалась плохо. Я, наверное, никогда не дойду до ее уровня любви к людям и ко всему живому. Даже будучи парализованной, вы все видели, как она радовалась всем вам и как безропотно несла крест болезни. Ей было открыто, что болезнь ее - за грехи отца.
Царство ей Небесное, вечный покой.
Пусть мамочка, если имеет дерзновение перед Господом, помолится о всех нас, чтобы и у нас была бы та же любовь к людям и безропотность к несению своего креста.
- Аминь! - сказали и перекрестились сидевшие за столом.
Рассказано 14 мая 1998 г.

Церковные Таинства

«Дом Мой домом молитвы наречется для всех народов»
(Мк. 11, 17).

«Таинством называется такое священное действие, через которое тайно, невидимым образом подается человеку благодать Святого Духа», - разъясняется в «Законе Божием». Церковные Таинства многие верующие, не говоря уж об атеистах, воспринимают как просто догматическую традицию. Мало кто ждет чуда от крещения или миропомазания. А чудеса - это всегда неожиданность. Вот некоторые из них, рассказанные разными людьми.

7 января 1999 года несколько человек собрались отметить Рождество. После праздничных тостов речь за столом зашла о том, как кто пришел к Церкви.
- Меня послушайте, - говорит М., пожилая женщина с волевыми манерами. - В церковь я пришла случайно. Точнее, случайного-то, как я теперь знаю, ничего нет, а есть Промысл Божий. Дело было так. Иду я примерно год назад по Руставели мимо Кашвети. На церкви я в жизни никогда не смотрела и вообще ярая атеистка была, все на партсобраниях выступала. Сама я из Курска, подрывницей в шахте работала. А тут иду я, и вдруг мне как в голову стукнуло, дай, думаю, зайду, погляжу, что там внутри. Ни в России, ни здесь никогда в церкви не была, а тут захотелось. Ну я грудь вперед и пошла, как на приступ. Без платка, конечно. Да попробовал бы мне кто что сказать: нельзя, мол, - в два счета бы на место посадила. Характер у меня такой решительный… Захожу, в общем. Темновато, свечки горят, поют что-то протяжно. А посередине очередь. Я как советский человек инстинкт имею: где очередь, так подойти в конец и спросить, «кто крайний», а уж потом разобраться. Стала я, значит, в очередь и подвигаюсь медленно к алтарю. Все, смотрю, руки на груди крестом сложили, и я, как обезьяна, так же. Дошла до священника. Он имя
спрашивает. Я назвалась.
- Рот открой, - он говорит.
Открыла. А он мне туда ложку с чем-то, и объявляет: «Причащается раба Божия…». Потом губы мне отер и дает Чашу целовать. Я, как автомат, поцеловала и вышла на улицу. Какую я благодать ощутила, и описать не могу. Иду, ног под собой не чую. И солнце мне по-другому светит, и люди навстречу улыбаются. Все какое-то необыкновенное. Неделю я как в раю жила, все удивлялась, насколько же мне хорошо и ни с кем ругаться не хочется. Потом задумалась - отчего же это? Снова пошла в церковь, стала вникать, интересоваться, что это было и когда снова будет. Так постепенно, постепенно к вере пришла. Сейчас стараюсь ни одной службы не пропустить. Сколько раз я потом после этого причащалась, все по правилам, пост непременно, правило вычитываю, а благодати, такой, как в первый раз, не ощущала. Почему так, не объяснишь. На то оно и Таинство.
…
В 97-ом совсем в иной обстановке другой человек такого же возраста, социального положения и со схожим прямолинейным характером рассказал следующее:
- Вот сектантов этих расплодилось - жуть. Бегают и всем книжки свои суют: читай - не хочу. Я хоть в религии человек темный, да только точно знаю, что все эти секты - это несерьезно. Я сама бывшая молоканка. У нас в Ульяновке (молоканская деревня недалеко от Тбилиси) все верующие, и пресвитер хороший. Только с церковью все равно не сравнишь. Там что-то такое, что ни в одной секте не найдешь. Вот со мной случай был лет двадцать пять назад. Я тогда работала на Трикотажке прядильщицей. Подруга с мужем попросили их ребенка крестить.
- Я же некрещеная, - говорю. - Мне вроде нельзя по-вашему.
- Да ладно тебе, - ее муж говорит. - Никто и не узнает. Мы же тоже ничего не соблюдаем. Твое дело маленькое: стой рядом и ребенка держи, а мой друг крест покупает и все оплачивает. Священнику ты и сто лет не нужна. - В общем, уломали они меня. Пошли мы с кумом в назначенный день в Александро-Невскую церковь.
Я косынку даже надела. Не годится как-то без косынки-то.
Зашли туда, где крестят. Я ребенка развернула, держу на руках. Батюшка начал чего-то читать над водой. Мы с кумом стоим без понятия, смотрим. Вдруг подходит священник не к ребенку, а ко мне и начинает меня водой кропить. Меня как кипятком внутри обдало. Неужели, - думаю, - узнал? Еще хорошо, кум выручил, сказал: «Вы, батюшка, не ту крестить начали, мы же из-за ребенка пришли».
- А, - говорит старичок, - извините.
И начал крестить мальчика…
Еле я дождалась, пока он закончил. Выскочила во двор и давай кума чихвостить.
- Все ты, - кричу, - да дружок твой виноваты, меня в грех ввели. Из-за вас священника обманула.
А кум мой и сам не рад, что так вышло, стоит оправдывается:
- Да откуда же я знал, что так получится? Думал, ему только деньги дай.
Потом меня долго совесть мучила из-за того случая. Спустя какое-то время я сама крестилась, и мои сыновья тоже. В церковь я захожу от случая к случаю, свечки ставлю, когда тяжело. А остальное, что в церкви делается, - не знаю. Слыхала, что исповедоваться надо. Да все как-то смелости пока не хватает.
…
Эту историю рассказал священник. Как-то к нему обратилась женщина с просьбой отслужить панихиду о муже. Священник подошел к Распятию и начал разжигать кадило. Сделав несколько неудачных попыток и увидев, что ладан не зажигается, он спросил:
- Не о живом ли вы панихиду заказываете?
Оглянулся, а женщину как ветром сдуло. Видно, предположение оказалось правильным.

В октябре 95-го собрались вместе несколько человек. Встреча была редкая и знаменательная. Одному из присутствующих пришла в голову мысль: разрезать по такому случаю освященное яйцо, которое лежало с Пасхи в святом углу перед иконами.
- Да оно испортилось давно. Сколько времени прошло! - засомневались остальные.
- Оно освященное. Посмотрим. Пусть нам будет сегодня Пасхальная радость!
Разрезали.
- Вот это да! - вырвалось у кого-то.
Яйцо оказалось свежим, будто вчера сваренным, не только на вид, но и на вкус.
Записано в июне 2000 г.


«Не на свадьбу прошу…»

«Кто примет одно из таких детей во имя Мое, тот принимает Меня»
(Мк. 9, 37).
- Ну, как съездили? - спрашиваю я свою знакомую после поездки в Россию.
- Да, слава Богу. Так все получилось, что я и не ожидала. Я, как получила телеграмму, что моя невестка погибла, брат в тюрьме, а их четверо детей сами себе предоставлены, так вообще себя не помнила. Пожар в голове. Как такое могло случиться? Поговорила я с мужем: что, мол, делать? Ты же знаешь, у него и характер сложный, и здоровье не то уже (на один глаз слепой), да плюс ко всему возраст - 68 лет, не мальчик. Оба мы инвалиды. Он говорит: «Надо забирать детей». Одолжили мы сто долларов и поехали. Сперва на автобусе, потом на поезде, потом опять пересадка. Это не шутка - ехать из Тбилиси в российскую глушь через десять границ (кто их только понаставил?!). Причем едем и не знаем, на какие деньги будем оттуда возвращаться. Приехали. Брат в КПЗ, в райцентре. Невестку уже похоронили. Убили в драке алкаши. Ей всего двадцать девять лет было. Царство Небесное, вечный покой… Дети запуганные, травмированные, старшему десять, остальным девчонкам восемь, шесть и три года. Надо срочно ехать. Выяснила я, что брат мой, перед тем как всему этому случиться, заработал на ферме два миллиона русскими деньгами (старыми). Пошла в кассу. Ответ известный: «Денег нет. Весь Ивановский район уже полгода не получал ни зарплат, ни пенсий». Я им говорю:
- А для меня деньги найдите. Я с вами не через дорогу живу. Вон откуда приехала! Мне сирот надо вывозить. Я у вас не на свадьбу прошу!
И чего я им такое сравнение привела - сама не знаю. Видимо, Бог меня надоумил. Только смотрю, кассиры зашушукались и говорят мне потихоньку: «Приходите завтра, выдадим».
Пришла я на другой день, деньги получила и пошла детей собирать в дорогу. Уезжаем, слышим, в сельсовете гвалт. В деревне все-таки узнали, что мне деньги выдали. Приехал главбух и ругает кассиров: зачем два миллиона отдали? Оказывается, дочка у нее скоро замуж выходит, вот она и спрятала эту сумму дочке на свадьбу. А я, когда случайно про свадьбу сказала, кассиры решили, что я все знаю, перетрусили и потому дали. Я хоть в религии особо не разбираюсь, только слышала, что сиротам Бог помогает. Теперь думаю, это правда… Год назад, ты знаешь, я умирала и выжила. Все говорили - чудо. А теперь понятно, почему. Ради них вот - она кивнула на девочек - мне была жизнь продлена. Я всю жизнь мечтала иметь ребенка, и не дано было, а сейчас вот в пятьдесят лет двоих получила (двух других родственники забрали). И еще, знаешь, не перестаю удивляться. Ехала сюда и думала, во что же я их одену. Так понабежали мои подруги, как узнали, что случилось, сумками нанесли тряпок - некуда складывать. И деньги у нас появились. Правда, работает мой муж как каторжный, без выходных. Главное, не бедствуем. А я этого очень боялась. Светка-трехлетка нас называет мама и папа…
Случилось в сентябре 1996 г.

Мария Сараджишвили Рис. Валерия Спиридонова 10.02.2006

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Михаил Макаров
Обыкновенное чудо исцеления
Непридуманные истории из жизни православного

От Издательства

Каждый православный носит в своей памяти немало историй чудесных исцелений или других проявлений помощи Божией. Мы рассказываем их друг другу, чтобы разделить с ближним радость явного присутствия Божия в нашей жизни, утешить и подбодрить в тяжелых обстоятельствах. Православный человек живет милостью Божией и неисчислимыми Его благодеяниями. Надо только не забывать об этом.

Но далеко не каждый может рассказать о своей встрече с чудом, написать просто и убедительно, как смог это сделать Михаил Иванович Макаров. Он не был профессиональным писателем, он был просто по-настоящему православным человеком.

Родился Михаил Иванович в 1906 году, преставился ко Господу в 2004-м, немного не дожив до ста пет. В детстве учился в церковно-приходской школе при Даниловом монастыре, полюбил обитель, был ее прихожанином и даже звонарем на монастырской колокольне. Михаил Иванович прожил вроде бы обыкновенную, ничем особо не выдающуюся жизнь простого труженика – но это была жизнь с Богом. Никогда, даже в самые тяжелые богоборческие времена, не отходил он от веры, от Церкви. И Господь помогал.

И вот эти случаи чудесной помощи Божией Михаил Иванович посчитал своим долгом записать и донести до нас, своих читателей. Причем, зная Михаила Ивановича, можно точно сказать, что этот простой и очень скромный человек не сказални одного лишнего слова, ничего не приукрасил в своих рассказах, а просто поделился с нами тем, что пришлось пережить.

Михаил Иванович рассказал о том, как неоднократно спасал его Господь в тяжелых болезнях, как чудо исцеления привело к вере его жену, рассказал о любимых московских святынях – чудотворных иконах Божией Матери Владимирской, находившейся в то время в Кремле, и Иверской из Иверской часовни на Красной площади, «Всех скорбящих Радость» из храма на Ордынке и «Целительница» из храма Воскресения в Сокольниках – и о подлинных историях исцеления и помощи Божией по молитвам к ним. «Жизнь человеческая сложна. У человека, даже самого счастливого, бывает пора горя, скорби, трудных обстоятельств. Идите в такую пору за помощью к Божией Матери... Излейте перед Ней в горячей молитве вашу скорбь, дайте доброе обещание...» – призывает нас Михаил Иванович, ведь он прекрасно знает, что такая молитва не остается неуслышанной.

Неверующие люди часто пытаются объяснить чудо совпадением, Михаил Иванович отвечает им так: «Просто неверие не хочет признавать помощь Божию. Неверие всегда силится объяснить факт помощи Божией чем угодно, но только не помощью Божией... Верьте! Вера ничему плохому не научит, ничему хорошему не помешает. Верьте, и у вас в жизни будет много благодатных, радостных „совпадений“!...»

Встреча

Савл, Савл! что ты гонишь Меня?

Деян. 9,4

Провозглашу имя Иеговы пред тобою, и кого помиловать – помилую.

Исх. 33, 19

В 1921 году известный русский художник Михаил Васильевич Нестеров написал небольшую картину «Путники». По крутому берегу широкой реки идут вместе двое: крестьянин и крестьянка. Он с непокрытой космато-бородатой головой. У крестьянки на голове красивый платок. За плечами у крестьянина котомка, на ногах – чуни. У крестьянки на ногах лапти. Под косогором, по которому они идут, видны крыши крестьянских избушек. На реке буксир тянет баржу. Все так просто и обыденно. Но вот что не просто и не обыденно: навстречу им идет путник – Христос. Они поражены этой встречей.

«Какая несовременная, нереальная картина», – могут подумать некоторые. Нет. И современная, и реальная. И сейчас, как и раньше, как и две тысячи лет назад, Христос является и Его гонителям, и тем, кто Его хочет встретить, и тем, кому Он хочет явить Свое имя и помиловать. Является Он, является Его Пречистая Матерь, являются святые. Являются зримо и незримо в откровениях, бедах и напастях. Недаром в русском народе при беде или напасти раньше говорили: «Посетил Господь». Так было, так есть и так будет, потому что врата ада, врата зла не одолеют Церкви Христовой.

* * *

Л. была убежденной атеисткой. Мало того, атеисткой-пропагандисткой и по роду своей работы читала антирелигиозные лекции, в том числе в Даниловом монастыре, когда там был приемник для несовершеннолетних правонарушителей. В антирелигиозном духе она воспитывала и своих двух детей – мальчика и девочку. Однажды, во время своего отпуска, она предприняла с детьми поездку в Сибирь – посмотреть города, повидать людей. В одном из городов они втроем пошли погулять. По пути они увидели открытый действующий храм, вошли в него и, озираясь с любопытством, стали бесцеремонно осматривать его. В это время молящихся в храме не было, одни уборщицы мыли пол. Мы сейчас довольно часто можем наблюдать в храмах подобную картину, как заходящие прохожие, в том числе женщины в штанах, также бесцеремонно глазеют по стенам храма, подходят к иконам, недоуменно и невежественно рассматривают их непонимающим взором. Вместо того чтобы дружелюбно спросить таких прохожих, что им непонятно, и рассказать им о содержании стенописи или икон, на любопытствующих злобно шипят некоторые «верующие» – никогда нельзя этого делать. Мы не знаем, быть может, десница Божия привела их в этот храм явить им Лицо Божие, призвать их и помиловать их. Но вернемся к Л. Ее внимание привлекла икона Богоматери, помещавшаяся неподалеку от иконостаса. Л. подошла к иконе и стала рассматривать Божию Матерь. Вдруг она услышала голос от иконы, от которого ей стало дурно. Она упала перед иконой в глубоком земном поклоне и стала молить Богоматерь о прощении. Голос услышали и ее дети, но не поняли слов. Что услышала Л., она не говорит, но она тут же прервала поездку, вернулась в Москву, крестилась сама, крестила детей и бросила антирелигиозную работу. Она стала ревностно посещать храм, по проповедям и службам изучать веру и заповеди нашей Церкви, усердно молиться. Ее сын Алеша стал прислуживать в храме, научился церковнославянскому чтению и стал чтецом. Отслужив в Советской армии, он поступил в Духовную семинарию, принял монашество и теперь в сане игумена настоятельствует в одном из храмов. Дочь Л. также приняла постриг, и теперь она инокиня. Так в наше время Господь призвал и помиловал Своих избранников и сделал их служителями Его Церкви.

М.В. Нестеров. Путники. 1920-е годы. ГТГ

Так было. Мы знаем о явлении Христа из Евангелия, из Деяний святых апостолов, из житий святых. А вот факт из прошлой светской жизни. Все культурные люди знают великого русского писателя И.А. Гончарова. Но далеко не все знают, что перед его кончиной ему явился Христос. Вот что рассказывает об этом факте А.Ф. Кони в книге «Воспоминания о писателях»1
Лениздат, 1965. С. 224-225.

«Глубокая вера в иную жизнь сопровождала Гончарова до конца. Я посетил его за день до его смерти, и при выражении мною надежды, что он еще поправится, он посмотрел на меня уцелевшим глазом, в котором еще мерцала и вспыхивала жизнь, и сказал твердым голосом: "Нет, я умру. Сегодня ночью я видел Христа, и Он меня простил"».

Но не всем является Христос, а только особо избранным. Мы должны, обязаны молиться, чтобы Господь спас всех людей.

Господи! Возврати Церкви Твоей Святой всех отошедших от нея, приведи к ней не ведящих ея, соделай Твоими служителями гонителей ея и соедини нас всех в вере, надежде и любви.

Анна

Как-то в мае месяце 1946 года группа женщин-отдыхающих расположилась на скамейке веранды дома отдыха «Чай-Грузия» для продолжения начатого разговора.

– Вас интересует, почему я верую в Бога? Расскажу подробно. Когда я в 30-х годах вышла замуж, я была твердо неверующей, но не атеисткой-фанатичкой, как это довольно часто бывает, а просто неверующей, относившейся к верующим без озлобления: «Верят, и ладно – это их дело». Видно, поэтому я легко ужилась с мужем и свекровью – верующими людьми. Они относились ко мне очень хорошо и никогда не упрекали меня в моем неверии, но, видимо, молились, чтобы Господь вразумил меня. Когда у нас родилась дочь, а через некоторое время – другая, муж и свекровь осторожно завели разговор об их крещении, но я категорически не соглашалась. Муж и свекровь больше этого разговора не заводили, и у нас в семье по-прежнему были мир и любовь. Но вот пришла война. Муж на второй день войны был мобилизован в армию. Осталась я со свекровью и с дочками. Жить нам стало тяжелее, но, в общем-то, не так уж плохо. У свекрови под Москвой был дом, и она забрала моих дочек к себе – подальше от возможных вражеских налетов. Я работала бухгалтером на Третьем мыловаренном заводе. У нас на заводе были очень расторопные снабженцы, которые неплохо обеспечивали нас продуктами. Я, как только появлялась возможность поехать к дочкам, забирала запасенные продукты и везла к свекрови. Привозимое мною да картошка, овощи и молоко, которые имелись у свекрови, – этого было достаточно для питания дочек.

Однажды осенью 1941 года, под вечер, я шла лесом со станции к свекрови. В руках у меня были две сумки с продуктами. Наверху одной из сумок – белые булки, уже становившиеся в то время редкостью. Вижу, идет мне навстречу стройная женщина в черном. Лицо очень благообразное, глаза большие, вдумчивые. Смотрит на меня.

– Здравствуй, Аннушка, – говорит она, подходя ко мне.

– Здравствуйте, – говорю я ей, а сама думаю: «Откуда она меня знает? Наверное, какая-то знакомая свекрови».

– Живешь ты лучше других, – говорит она мне, – а вот Богу не молишься.

– А я не знаю, как Богу молиться, – отвечаю я.

– Читай хотя бы «Отче наш» и «Богородицу».

– Да я и это не знаю, – отвечала я.

– Садись на пенек, я тебе скажу, а ты запишешь.

И она тоже села на пенек, неподалеку от того пенька, на который указала мне.

Мне вдруг стало стыдно, что у меня из сумки выглядывают белые булки, а она, может быть, и хлеба-то черного не имеет. Я достала из сумки две булки и отдала ей.

– Что ты, Аннушка, делаешь, зачем даешь мне? Отнеси своим дочкам.

«Ну конечно, знакомая свекрови, о дочках знает», – пронеслось в моих мыслях.

– Нет, нет, возьмите себе, я вас угощаю. У нас есть, – ответила я и твердо отстранила протянутые было ею мне булки.

– Ну давай, Аннушка, запишем молитвы-то.

Я вынула из сумки тетрадку, которую несла дочке, карандаш и стала записывать под ее диктовку. Когда я кончила писать, она мне сказала:

– А теперь прочти, я проверю, правильно ли ты записала.

Я прочитала.

Она сказала:

– Правильно.

Я подняла на нее глаза, но вместо нее увидела на пеньке мои две булки. Смотрю туда, сюда, вокруг: ее нигде нет, хотя лес был редким. Я как-то сразу невольно заплакала, и мне вдруг стало так легко и светло на душе, как бывало только в детстве. Так, заплаканная, и пришла домой. Увидав меня в таком виде, свекровь заволновалась, но начала меня утешать:

– Не плачь, Аннушка, – не ты первая, не ты последняя. Получила извещение? И другие получают. На все воля Божия. Бог тебя не оставит – проживем.

– Вот мое извещение, – ответила я, показывая ей тетрадку; опять заплакала и рассказала о встрече в лесу. Свекровь очень удивилась, растрогалась и уверила меня, что у нее нет знакомых, похожих на женщину, встретившуюся мне. И было непонятно, куда исчезла та женщина.

Меня этот случай так поразил, что я стала утром и вечером читать сначала по тетрадке и затем наизусть «Отче наш» и «Богородицу». А потом стала заходить по дороге на работу или с работы в храм.

Однажды по делу мне пришлось быть во Владыкине. Проходя неподалеку от храма и увидев, что он открыт, я зашла в него. На северной стене храма я увидела икону, изображавшую во весь рост святую женщину. Что-то знакомое вспомнилось мне. Где я видела эту женщину? И никак не могла вспомнить.

– Чей это образ? – спросила я, обращаясь к одной молящейся.

– Это Анна Кашинская, – ответила она мне.

– Господи! Это же мой Ангел Хранитель!

Я сразу вспомнила все: осенний вечер, лес, женщину, две булки на пеньке... Я упала на колени перед образом и всей душой, всем сердцем благодарила Анну Кашинскую за то, что она пришла ко мне там, в лесу... и вновь напомнила об этом здесь своей иконой. И тут же в моем сознании, как молния, сверкнули две мысли: надо крестить дочек и молиться, молиться... Молиться за дочек, за мужа, за свекровь, за тех, кто на войне, за Родину, за всех.

Дочек я крестила и стала систематически ходить в церковь. И я совсем не ожидала, что там я узнаю так много доброго, светлого и совершенно необходимого людям, без чего они не могут нормально жить.

Война окончилась. Муж вернулся цел и невредим. В нашей семье еще бо́льшие мир и благодать. Так я пришла к вере в Бога, к надежде на Него, к настоящей любви. Эту радость теперь у меня никто и ничто не отнимет.

Рассказчица замолчала. Ее собеседницы тоже молчали и задумчиво смотрели на безбрежное море...

«Пес я буду...»

Была нелетная погода. Пассажиры в ожидании заполнили вестибюль шереметьевского аэропорта. В одном уголке на скамьях разместились отдельной группой человек двадцать: люди сравнительно молодые, в пределах сорокалетнего возраста, и среди них один старик – лет около восьмидесяти. Зашел разговор об ожидании отлета.

– Хуже нет: ждать да догонять, – сказал кто-то.

– Это правильно, – ответил другой, – мне кажется, что самое нудное состояние есть состояние ожидания неопределенного отлета.

– Я с вами не согласен, – отозвался старик, – одно из неприятнейших состояний – это быть безработным. Ваше поколение счастливо – оно не представляет себе, что это значит, а вот мне пришлось быть в таком положении, и я вам скажу, что оно не идет ни в какое сравнение с ожиданием летной погоды, когда у вас в кармане билет на лучший советский лайнер.

– Расскажите, когда это было и как вы жили безработным, – раздалось сразу несколько голосов, – нам это не только интересно, но, возможно, и полезно.

– Извольте, я кое-что могу рассказать, только мой рассказ для одних явится неожиданным, а для некоторых, может быть, даже неприятным.

Такой ответ старика еще более заинтриговал пассажиров, и все наперебой стали его просить рассказать. Старик помолчал, как бы обдумывая, что говорить, а потом начал.

– Я был безработным в 1926 году, когда в полном расцвете был нэп. Мне запомнилась одна карикатура в тогдашней газете «Вечерняя Москва» или «Гудок». Изображен был памятник Минину и Пожарскому, кругом дым. Под карикатурой помещен следующий диалог:

Пожарский: Опять в дыму весь горизонт,

Уж не враги ль добычу шарят?

Минин: Нет, князь, в Москве идет ремонт,

Асфальт в котлах больших то варят.

Пожарский: А кто подрядчик у них тут,

С рабочим возится народом?

Минин: Вишь, нэпом, князь, его зовут,

Из басурман, наверно, родом.

Карикатура запомнилась как ярко отражавшая начало восстановления городского хозяйства Москвы после разрухи. Промышленность и торговля быстро возрождались и расширялись. Но безработица была большая, осложнявшаяся приливом в Москву населения из деревень и других городов. Полки в магазинах буквально ломились от изобилия всевозможных промтоваров и продуктов высокого качества, без каких-либо примесей. На рынках и огромных базарах тоже полно всякой всячины по магазинным и даже более низким ценам.

Было очень тяжело осознавать, что люди специальностей, сходных с моею, находясь на работе, пользуются всем этим, а я только хожу и смотрю на это изобилие. Я мог купить лишь самое скудное из пищевых продуктов, и то лишь благодаря тому, что получал пособие по безработице в размере пятнадцати рублей в месяц. О покупке чего-либо из промтоваров можно было только мечтать. Мой отец получал небольшую зарплату. Это несколько облегчало мое положение, но до невыносимости переживалось, что я, двадцатилетний парень, который должен был бы помогать отцу, сижу на его шее и осложняю жизнь семьи.

Воскресенские (Иверские) ворота с Иверской часовней. Фотография нач. XX в.

А, пожалуй, самым страшным для меня было ощущение отрешенности от работы, какой-то неприкаянности, лежавшей тяжелым камнем на сердце. Дни тянулись томительно долго. Раз в месяц я ходил отмечаться на бирже труда, но каждое такое посещение лишь отягчало мое состояние: на горизонте не было никакой надежды на скорое получение работы. Наоборот, число безработных по моей специальности увеличивалось, по другим специальностям и даже по подсобным рабочим тоже стояли большие очереди у окон биржи труда. Положение становилось просто кошмарным.

Мне кажется, теперь вам понятно, что лучше: быть безработным или ожидать летной погоды. На этом я, пожалуй бы, закончил свой рассказ, но хочется дополнить его необычным случаем, оставившим глубокий след во всей моей последующей жизни.

Было начало сентября. В подавленном состоянии я сидел однажды дома. Во входную дверь постучали. Я отворил. Передо мной стояла прямая, бодрая старуха. На голове платок, повязанный по-монашески. Лицо круглое, большие выразительные глаза с глубоко проникающим взором. Длинная одежда. В руке костыль, котомка сзади. Во всем ее облике виделась необыкновенная крепость и воля. Старуха вошла в кухню, положила три поклона с крестным знамением перед иконой, поклонилась мне и сказала:

– Дай мне, мо́лодец, испить воды.

Я почерпнул ковшом воды в кадке (водопровода тогда у нас еще не было) и подал старухе. Она опять перекрестилась и, сделав три больших глотка, возвратила мне ковш.

– Что, мо́лодец, тяжело на сердце-то?

Я смутился, не зная, что ответить.

– Плохо без работы, – продолжала старуха, – а ты не отчаивайся, пойди к Иверской, поставь за пятачок свечку перед иконой Богоматери и помолись усердно, со слезами. Пес я буду, если Божия Матерь тебе не поможет. Даст Она тебе работу.

С этими словами старуха перекрестилась на икону и, сказав: «Спаси тя Христос за корец воды», – вышла.

Я был ошеломлен и не знал, что делать, но машинально бросился за ней и спросил:

– Как ваше имя?

– Странница Пелагеюшка, – ответила она, удаляясь.

Поняв, что разговор окончен, я стоял в раздумье.

На другой день я пошел к Иверской. Икона тогда была в часовне у Воскресенских ворот, находившихся в проезде между музеем В.И. Ленина и Историческим музеем2
Если мне не изменяет память, ворота и часовня были снесены в начале тридцатых годов. В часовне находились две Иверские иконы. Одна икона – большая, помещавшаяся прямо против входа в часовню, – теперь она, кажется, в Третьяковской галерее. (Где находится эта икона, неизвестно. В Иверской часовне, восстановленной в 1995 году, теперь новый список Иверской иконы, написанный на Афоне. – Ред.) Другая – копия, поменьше размером – перенесена при закрытии часовни в храм Воскресения Христова, что в Сокольниках, где и находится доныне.

Я сделал все, как сказала мне Пелагеюшка. И вот, поверьте мне, старику, выходя из часовни, я почувствовал, что камень упал с моего сердца. Я почувствовал легкость и уверенность в будущем. Через несколько дней я получил повестку, приглашавшую меня на биржу труда. Теряясь в догадках, что бы значило это приглашение, я пошел на биржу. У окна, номер которого был обозначен в повестке, никого не было. Я подал повестку.

У Иверской часовни. Фотография нач. XX в.

– Если хотите поехать в дом отдыха, – сказали мне из окна, – бесплатную путевку мы вам сейчас выпишем.

Я, конечно, согласился. Мне тут же вручили пятнадцатидневную путевку в дом отдыха им. М.И. Калинина, находившийся в четырех километрах от станции Тарасовка Ярославской железной дороги. После весьма скромного домашнего питания роскошное четырехразовое питание и четкий распорядок дня в доме отдыха показались мне раем. За пятнадцать дней я поправился на четыре килограмма и почувствовал себя чрезвычайно окрепшим и бодрым.

Когда я возвратился из дома отдыха, меня ждал неожиданный и радостный сюрприз. К нам пришла наша хорошая знакомая и сказала, что на их фабрике освобождается место по моей специальности – человека призвали в армию. «Я уже говорила с директором, – добавила знакомая, – обрисовала ваше плохое материальное положение, и он дал согласие сделать персональный запрос на биржу труда с вызовом вас на работу».

Таким образом совершилось неожиданное: я поступил на работу. Знаменательно, что первый день моей работы пришелся на 14 октября – день Покрова Божией Матери. Я расценил это как знак явной помощи Царицы Небесной и мысленно поблагодарил странницу Пелагеюшку за ее добрый совет. Велико милосердие Владычицы. Она дала не только просимую работу но и необходимый отдых перед ней.

Я установил себе за правило: каждый раз, когда бываю у Иверской, благодарить Богоматерь за эту помощь и в память о помощи ставить перед Ее иконой свечку.

Старик остановился. Видно было, что он взволнован. Это поняли пассажиры. Все молчали.

– Нельзя скрывать и другой случай помощи Божией Матери, – продолжал старик, – не угодно ли вам выслушать это?

– Говорите, – ответило большинство пассажиров.

– Прошло несколько лет. Мне очень понравилась одна моя сослуживица. Пришелся, видно, и я ей по душе. Мы сошлись. У нас было много общих интересов, но как только заходил разговор о Боге, жена резко прекращала беседу. Жена была атеисткой. Атеисткой до фанатизма. Она даже запрещала произносить слово «Бог». Я скорбел и молился о ее вразумлении.

Каждый раз, когда мой путь из поездок по делам службы проходил неподалеку от храма Святой Троицы в Воротниках (теперь рядом со станцией метро «Новослободская»), я заходил в храм, вспоминал Пелагеюшку, ставил свечу перед древней Казанской иконой (в настоящее время эта икона находится на северной стене храма) и молил Владычицу о возвращении жены в Церковь Божию.

Однажды к нам приехала погостить престарелая мать моей жены. Видимо, по дороге она заразилась сыпным тифом. Ее забрали в больницу. Там к сыпному тифу добавилось воспаление легких. Положение стало тяжелым. Врач не ждал выздоровления. Раз после посещения больницы жена пришла вся в слезах.

– Умрет моя мама, не выживет, – рыдала она.

Я осторожно рассказал ей о случае с Пелагеюшкой, добавив:

– Не отчаивайся. Пойди к Иверской, поставь свечу перед иконой, покайся в своем неверии и помолись об исцелении мамы. И как сказала мне Пелагеюшка, так и я говорю тебе: пес я буду, если Божия Матерь тебе не поможет.

Иверская икона Божией Матери из храма Воскресения Христова в Сокольниках. Современная фотография

– Как же я пойду, мне стыдно, я так далека от этого.

– Отбрось стыд, смело иди, кайся и молись.

Жена пошла. После она рассказывала, как при входе в храм в Сокольниках ее почти физически не пускала какая-то сила. Но, поборов это наваждение, она все-таки вошла. Долго плакала и молилась перед иконой и даже привлекла внимание священника (будущего архиепископа Сергия), который, узнав от жены, о чем она так просила Богородицу, сказал: «Успокойтесь, ваша мама выздоровеет».

Из храма жена пошла в больницу и там узнала, что маме стало лучше. С этого дня мама начала поправляться и вскоре выздоровела. Не знаю, какое обещание дала жена, молясь перед Иверской иконой, но по выздоровлении мамы стала регулярно ходить в храм, и с тех пор она – глубоко верующий человек.

Вот так помогла нам опять Владычица и дала нам великую, объединяющую нас троих радость. Радость мне – от возвращения жены в Церковь. Радость жене – от получения того духовного богатства, которого она не имела в атеизме. Величайшую радость неизменно верующей маме, с которой снялась глубокая скорбь по поводу упорного атеизма дочери. Эта радость распространилась также и на мою маму, желавшую видеть в моей жене верующего человека.

– В рассказанных вами случаях есть просто совпадение, а не какая-то помощь свыше, как вы утверждаете, – сказал один из пассажиров, человек лет сорока.

Старик помолчал, подумал, а потом ответил:

– Моя жизнь – сплошная цепочка из подобных «совпадений». Перечисление и анализ их займет много времени. Поэтому я хочу обратить внимание на следующее. Положим, мне скажут: «Пойди к такому-то человеку, попроси его о помощи в твоем деле. Он тебе поможет». Если в действительности так получится – вряд ли мы увидим в этом какое-то совпадение. Мы просто скажем: «Совет был правильным, помощь получена». Так почему же, когда меня посылают просить о помощи Божию Матерь и я получаю эту помощь, – почему я в этом случае должен видеть не помощь свыше, а какое-то «совпадение»? Не странно ли это? Странного тут ничего нет. Просто неверие не хочет признавать помощь Божию. Неверие всегда силится объяснить факт помощи Божией чем угодно, но только не помощью Божией.

Мне сейчас вспомнился один старый анекдот, хорошо иллюстрирующий это. Архиерей спрашивает на экзамене семинариста: «Что такое чудо?» Семинарист затрудняется с ответом. Чтобы вывести семинариста из затруднительного положения, архиерей говорит:

– Вот, например, ты упал с высокой колокольни и остался невредим. Что это такое?

– Случайность, – отвечает семинарист.

– Ну хорошо, ты во второй раз упал с колокольни и опять остался невредим. Что это?

– Счастье.

– Ты в третий раз упал с колокольни и опять невредим. Чем ты это объяснишь?

– Привычкой, – ответил семинарист.

Видно, наивный семинарист не склонен был к религиозности, поэтому он тоже искал и признавал любое объяснение факту, но только не чудо. Евангелие рассказывает нам, как воскресший Христос явился Своим ученикам. Они видели Его, видели язвы гвоздиные на Его руках и ногах, видели смертельную рану на Его груди, говорили с ним. И что же? «Иные усумнились», – говорит апостол Матфей. Только эти два слова – «иные усумнились» – уже достаточны, чтобы свидетельствовать об истинности и достоверности всех евангельских повествований, потому что эти слова раскрывают тайники человеческой души, в которых гнездится неверие, не могущее понять и принять небесное.

Вера – великий дар Божий, шестое чувство, делающее человеку понятным то, что не понятно неверующему. Вера – великое богатство.

– Как можно верить, когда в духовных книгах столько несбыточного, – пробовал возражать оппонент.

– А вы читали духовные книги? – спросил старик.

– Кое-что читал.

– Например, читали вы книгу «Вера»?

– Нет, не читал.

– А «Кириллину книгу»?

– Не читал.

– Вполне понятно, что вы их не читали. Теперь они – редкость, их почти невозможно достать. А читали ли вы роман «В лесах» П.И. Мельникова (Печерского)?

– Нет, не читал.

– Так вот, в первой книге этого романа приведены выдержки из книги «Вера» и «Кириллиной книги». Я процитирую эти выдержки на память. Вот что там говорится:

«Придет к людям безверие и ненависть, ссора, пьянство и хищение, и устыдятся носить на себе Крест Христов».

«Святой Ипполит, папа Римский, глаголет: "Да разумеете напоследок быти всех человек еже друг ко другу развращение, и церкви Божии яко простые храмины будут. Писания небрегоми будут и не услышатся. Священные храмы яко овощная хранилища будут"»3
Я отыскал места в романе «В лесах», где приведены процитированные стариком выдержки из книги «Вера» и «Кириллиной книги». Интересующимся читателям сообщаю эти места. См.: Собрание сочинений П.И. Мельникова (Андрея Печерского) в шести томах. Библиотека «Огонек». – М.: Правда, 1963. – Т. 2. С. 609-611.

– Теперь, положа руку на сердце, скажите, – обратился старик к оппоненту, – сбыточное это или несбыточное?

Оппонент молчал.

– Примечательно, – продолжал старик, – что папа Ипполит жил несколько веков назад и своим духовным взором веры провидел то, что сказал. Верьте! Вера ничему плохому не научит, ничему хорошему не помешает. Верьте, и у вас в жизни будет много благодатных, радостных «совпадений». Жизнь человеческая сложна. У человека, даже самого счастливого, бывает пора горя, скорби, трудных обстоятельств. Идите в такую пору за помощью к Божией Матери, как советовала Пелагеюшка, – к Иверской. Излейте перед Ней в горячей молитве вашу скорбь, дайте доброе обещание. Пес я буду, если Божия Матерь вам не поможет. Но, получив Ее помощь, обязательно обратитесь к Ней с благодарностью и выполните свое обещание.

Старик поклонился пассажирам, как бы дав понять, что он закончил рассказ. Пассажиры молчали, в том числе и оппонент. Чувствовалось, что старик тронул добрые уголки их душ.

Внимание! Это ознакомительный фрагмент книги.

Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента ООО "ЛитРес".

Бабушка

В семье Андрюша больше всех любил бабушку. Конечно, папу и маму он любил тоже, и старшую сестру Муню, но бабушку особенно. Ей можно было все рассказать, о чем угодно спросить и на все вопросы получить ясный и дружеский ответ. А какая она была добрая, как много знала, на пяти иностранных языках говорить могла! Бабушка была известна всему пятому классу, в котором учился Андрюша. Она часто помогала его товарищам, когда они приходили к нему, объясняя то, что они не поняли на уроке, и всегда была в курсе их мальчишеских дел.
Папа и мама тоже много знали, но они с утра ходили на работу, возвращались поздно усталые и, если Андрюша начинал спрашивать маму, почему бывают землетрясения или что за человек был Сократ, мама принималась объяснять очень интересно, но, как только вопросы начинали нарастать, она говорила: «Довольно, Андрюшок, я так сегодня устала. Спроси бабушку».
С папой получалось и того хуже: придя домой, он сразу погружался в вечерние газеты и только жалобно просил: «Потом, сыночек, когда дочитаю, подожди!» А разве его дождешься, если после газет он принимался за научные журналы, а потом заходил кто-нибудь из знакомых или они с мамой уходили в гости.
Про Муню говорить нечего — она строила из себя взрослую и смотрела на брата, как на малыша. А вот бабушка — совсем другое дело... Любовь к ней с годами не уменьшилась, а окрепла.
Когда в 1941 году началась война, бабушка, а не мама (ее эвакуировали с госпиталем) провожала Андрюшу в армию. Она часто писала ему на фронт длинные, интересные письма, только последнее время они стали приходить от нее редко и очень короткие. Мама сообщила, что у бабушки начали сильно болеть гл за и ей трудно писать.
Стоял май 1944 года. Андрей был артиллеристом. После долгих и сильных боев он получил приказ прибыть с группой бойцов в определенный пункт и там ожидать дальнейших распоряжений. Прибыв в назначенное место, Андрей с бойцами расположился в лесу. День был тихий, погожий, настроение у всех бодрое. Андрей устроился под высоким дубом и хотел было окликнуть своего друга Костю, но увидел, что тот ушел далеко от всех в сторону под куст густого орешника и уже крепко спит, завернувшись в плащ-палатку.
Андрей прилег на бок и с интересом наблюдал, как муравей тащит большую мушку. Вдруг рядом с ним раздался голос бабушки: «Андрюша, пойди сядь рядом с Костей». От неожиданности он упал на спину. «Откуда голос бабушки?»
Кругом была тишина, сидели и разговаривали бойцы. Андрей задумался о доме, и вдруг снова голос: «Иди же скорей к Косте». Ему стало не по себе. «Почему такая слуховая галлюцинация?»
И в третий раз, но с пугающим волнением: «Скорей, скорей, прошу тебя, беги к Косте!» В голосе такая тревога, что Андрей, не отдавая себе отчета, вскочил на ноги и побежал мимо изумленных бойцов прямо к Косте.
Он еще не успел добежать до него, как страшный взрыв потряс воздух, и Андрей, оглушенный им, потерял сознание. Когда они с Костей освободились от засыпавшей их земли и подошли к тому месту, где сидели бойцы, то ни одного из них в живых не оказалось.
Бабушка, как узнал потом Андрей, умерла за полгода до этого случая.

Долг платежом красен

Наша семья жила под Москвой в Ново-Гиреево; там у нас свой дом был, а Богу молиться мы в Никольское ездили или в Перово, а в свой приходской храм не ходили: батюшка не нравился и диакон тоже. Господь их судить будет, не мы, но только даже порог храма переступать тяжело было, до того он был запущен и грязен, а уж о том, как служили, и вспоминать не хочется. Народ туда почти не ходил, разве когда человек десять наберется.
Потом батюшка умер, а вскоре за ним и диакон. К нам же нового священника прислали, отца Петра Константинова. Слышим от знакомых, что батюшка хороший, усердный. Когда первый раз в храм вошел и огляделся, то только головой покачал, а потом велел сторожихе воды нагреть и, подогнув полы подрясника, принялся алтарь мыть и убирать. Даже полы там своими руками вымыл, а на другой день после обедни попросил прихожан собраться и помочь ему храм привести в надлежащий вид.
Нам такой рассказ понравился, и в первую субботу мама пошла ко всенощной посмотреть на нового батюшку. Вернулась довольная: «Хороший батюшка, Бога любит». После этого вслед за мамой и мы все начали ходить в свой храм, а сестра пошла петь на клирос. Потом мы с о. Петром подружились, и он стал нашим частым гостем.
Был он не больно ученый, но добрый, чистый сердцем, отзывчивый на чужое горе, а уж что касается его веры, то она у него была несокрушимой. Женат он не был. «Не успел. Пока выбирал да собирался, все невесты замуж повыходили», — шутил он. Снимал он в Гирееве комнату и жил небогато, но нужды не знал.
Как-то долго его у нас не было, и когда он, наконец, пришел, мама спросила: «Что же Вы нас, о. Петр, забыли?» «Да гость у меня был, епископ... Только-только из лагеря вернулся и приехал прямо в Москву хлопотать о восстановлении. Родных у него нет, знакомых в Москве тоже не нашел, а меня он немного знал, вот и попросился приютить. А уж вернулся какой! Старые брюки на нем, куртка рваная, на голове кепка и сапоги каши просят, и это — все его имение. А на дворе декабрь месяц! Одел я его, обул, валенки купил новые, подрясник свой теплый отдал, деньжонок немного, и вот три недели он у меня жил, на одной койке спали, другой хозяйка не дала. Подкормил я его немного, а то он от ветра шатался, и вчера проводил, назначение ему дали. Уж как благодарил меня: «Никогда, — говорит, — твоей доброты не забуду». Да, привел меня Господь такому большому человеку послужить.
Прошло полгода, и отца Петра взяли ночью. Был 1937 год. Потом его сослали на 10 лет в концлагерь. Вначале духовные дети ему помогали: посылали посылки с вещами и продуктами. Но, когда началась война, о нем забыли, а когда вспомнили, то и посылать было нечего, все голодали. Редко - редко, с большим трудом набирали посылки. Потом распространился слух, что о. Петр умер.
Но он был жив и страдал от холода и болезней. В конце 1944 года его, еле живого, выпустили и дали направление в Ташкент. «Поехал в Ташкент», — вспоминал потом о. Петр, — думал там тепло. Дай, продам свой ватник и хлеба куплю, а то есть до смерти хочется. А дорога длинная, конца нет, на станциях все втридорога и деньги вмиг вышли. Снял с себя белье и тоже продал, а сам в одном костюме из бумажной материи остался. Холодно, но терплю, — доеду скоро. Вот добрался до Ташкента и скорей пошел в Церковное управление. Говорю, что я священник и прошу хоть какой-нибудь работы, а на меня только руками замахали: «Много вас таких ходит, предъяви сначала документы». Я им объясняю, что только что из лагеря прибыл, что документы в Москве и я их еще не успел запросить, и опять прошу любую работу дать, чтобы не умереть с голода до того времени, пока документы придут. Не слушают, выгнали. Что делать? Пошел у людей приюта просить, на улице-то ведь зима. Гонят. «Ты, — говорят, — страшный, да вшивый и того гляди умрешь. Что с тобой мертвым делать? Иди себе!» Стал на паперти в кладбищенском храме с нищими, хоть на кусок хлеба попросить — побили меня нищие: «Уходи прочь, не наш! Самим мало подают». Заплакал я с горя, в лагере и то лучше было. Плачу и молюсь: «Божия Матерь, спаси меня!»
Наконец упросил одну женщину, и она впустила меня в хлев, где у нее свинья была. Так я со свиньей вместе и жил, и часто у нее из ведра еду таскал. А в церковь кладбищенскую каждый день ходил и все молился, не в самой церкви, конечно, туда бы меня не впустили, потому что я весь грязный был, рваный, колени голые светятся, на ногах опорки старые, а главное — вшей на мне была — сила.
Вот как-то слышу нищие говорят, что приехал Владыка и сегодня вечером служить будет. «Господи! — думаю. — Неужели это тот Владыка, которого я у себя в Гирееве привечал? Если он, попрошу у него помощи. Может быть, старый хлеб-соль вспомнит». Весь день я сам не свой ходил — волновался очень, а вечером раньше всех к храму пришел. Жду, а сердце колотится: он или не он? Признает или нет? Молюсь стою.
Подъехала машина, вышел Владыка. Смотрю — он! Тут я все на свете забыл, сквозь народ прорвался и не своим голосом кричу: «Владыка, спасите!» Он остановился, посмотрел на меня и говорит: «Не узнаю». Народ давай меня взашей гнать, а я еще сильнее кричу: «Это я, отец Петр из Ново-Гиреева!» Владыка всмотрелся в меня, слезы у него на глазах показались и сказал: «Узнал теперь. Стойте здесь, сейчас келейника пришлю». И вошел в храм.
А я стою, трясусь весь и плачу. Народ меня окружил, давай расспрашивать. А я и говорить не могу. Тут вышел келейник и кричит: «Кто здесь отец Петр из Ново-Гиреева?» Я отозвался. Подает он мне деньги и говорит: «Владыка просил Вас вымыться, переодеться и завтра после обедни прийти к нему».
Тут уж народ поверил, что я и вправду священник. Кое-кто начал к себе звать, но подошла женщина, у которой я в хлевушке жил, и повела меня к себе. Истопила черную баньку и впустила меня туда мыться. Пока я мылся, она пошла и у знакомых на деньги Владыки мне белье купила и одежду. Потом отвела мне комнатку маленькую с кроватью и столиком.
Лег я на чистое, и сам чистый, и заплакал: «Царица Небесная! Слава Тебе!»
Благодаря стараниям Владыки, отец Петр был восстановлен в своих священнических правах и назначен вторым священником в тот самый кладбищенский храм, от паперти которого его гнали нищие. Впоследствии нищая братия очень его полюбила за простоту и щедрость. Всех он их знал по именам, интересовался их бедами и радостями, помогал им, сколько мог.
Один раз, когда я приехал к о. Петру в отпуск, мы шли с ним красивым ташкентским бульваром. Проходя мимо одного из стоявших там диванчиков, мы увидели на нем измученного, оборванного человека. Обращаясь к о. Петру, он неуверенно сказал: «Помогите, батюшка, я из заключения». Отец Петр остановился, оглядел оборванца, потом строго сказал мне: «Отойди в сторону». Я отошел, но мне было видно, как о. Петр вытащил из кармана бумажник, вынул из него толстую пачку денег и подал просящему. Мне стало неловко наблюдать эту сцену, и я отвернулся, но мне был слышен приглушенный рыданием голос: «Спасибо, отец, спасибо! Спасли Вы меня! Награди Вас Господь!»

Старичок

Этот рассказ я слыхала от покойной Олимпиады Ивановны. Передавая его, волновалась, а сын, о котором шла речь, сидел рядом с ней и утвердительно кивал головой, когда в некоторых местах рассказа она обращалась за подтверждением к нему. Вот что я от нее услыхала:
«Ване тогда было семь лет. Шустрый он был, понятливый и большой шалун. Жили мы в Москве на Земляном валу, а Ванин крестный наискосок от нас в пятиэтажном доме. Как-то перед вечером я послала Ванюшу к крестному пригласить его на чай. Перебежал Ванюша дорогу, поднялся на третий этаж, а так как до звонка у двери достать не мог, то стал на лестничные перила и только хотел протянуть к звонку руку, как ноги соскользнули и он упал в пролет лестницы.
Старый швейцар, сидевший внизу, видел, как Ваня мешком упал на цементный пол. Старик хорошо знал нашу семью и, увидев такое несчастье, поспешил к нам с криком: «Ваш сынок убился!»
Мы все, кто был дома, бросились на помощь Ване, но когда подбежали к дому, то увидели, что он сам медленно идет нам навстречу.
«Ванечка, голубчик, ты живой!?» Схватила я его на руки. «Где у тебя болит?» «Нигде не болит. Просто я побежал к крестному и хотел позвонить и упал вниз. Лежу на полу и не могу встать, тут ко мне подошел старичок тот, что у вас в спальне на картине нарисован. Он меня поднял, поставил на ноги, да так крепко, и сказал: «Ну, ходи хорошо, не падай!» Я и пошел, вот только никак не могу вспомнить, зачем вы меня к крестному посылали?»
После этого Ваня сутки спал и встал совершенно здоровым. А в спальне у меня висел большой образ Преподобного Серафима.

Сон

Есть сны пустые, а есть особенные, вещие. Вот такой один сон я видела в молодости. Мне приснилось, что я стою в полной тьме и слышу обращенный ко мне голос: «Родная мать хочет убить своего ребенка». Слова и голос наполнили меня ужасом. Я проснулась, полная страха.
Солнце ярко заливало комнату, за окном громко чирикали воробьи. Я посмотрела на часы — было восемь.
Свекровь, с которой мы спали в одной комнате, проснулась тоже.
«Какой страшный сон мне сейчас приснился», — сказала я ей и начала рассказывать. Свекровь взволнованно села на своей кровати и пытливо посмотрела на меня: «Тебе сейчас приснилось?» «Да», — ответила я. Она закрыла руками лицо и заплакала.
«Что с Вами, мама?». Она вытерла глаза и гру тно сказала: «Зная твои убеждения, мы хотели скрыть, что сегодня в девять часов Нелли (моя золовка) должна идти в больницу на аборт, но после сна, который тебе приснился, я уже не могу из этого делать тайны». Я ужаснулась: «Мама, почему Вы не остановили Нелли?». — «Что делать? У них с Аркадием уже трое детей. Он один не может прокормить такую семью, и Нелли тоже должна работать. А если будет малыш, то ей придется сидеть дома». «Когда Господь посылает ребенка, Он дает родителям силы вырастить его. Ничего не бывает без воли Божией. Я поеду к Нелли и попытаюсь отговорить ее».
Свекровь покачала головой. «Ты не успеешь, Нелли вот-вот уйдет в больницу».
Но я уже ничего не слушала. Не одеваясь, я как была в ночной сорочке, набросила на себя пальто, сунула босые ноги в туфли и, на ходу надевая шляпу, выбежала на улицу. Ехать было далеко. Я пересаживалась с трамвая на автобус, с автобуса на другой трамвай, стараясь сократить путь, а стрелка часов между тем уже перешла за девять. «Царица Небесная, помоги! — молилась я, — Святитель Николай, задержи Нелли!».
С Нелли мы столкнулись на пороге ее дома. Лицо у нее было осунувшееся, мрачное, в руках она держала маленький чемодан. Я обхватила ее за плечи: «Дорогая, я все знаю! Мне сейчас приснился о тебе страшный сон: чей-то голос сказал, что родная мать хочет убить свое дитя. Не ходи в больницу!»
Нелли стояла молча, потом схватила меня за руку и повернулась к дому: «И никуда не пойду, — с плачем сказала она. — Никуда! Пусть живет!»
Нелли родила мальчика. — Он вырос самым лучшим из всех ее детей и самым любимым.

Рассказ актрисы

Как-то зимним вечером 1959 года я вместе с Марком зашла в ресторан. Помню, что мы заказали солянку, еще что-то, вино, и, не успела я приняться за еду, как почувствовала на себе чей-то взгляд. На меня, вернее на то, что я собиралась есть, голодными, горящими глазами смотрел сидевший за соседним столом мужчина. Он был седой, с измученным лицом, в сером старом костюме. Кроме тарелки с хлебом, перед ним ничего не было.
Весь вид этого человека до того меня поразил, что я, ничего не сказав Марку, повернулась в сторону незнакомца и приветливо сказала: «Что Вы сидите один? Присаживайтесь к нам!» Он минуту колебался, потом подошел и сел за наш столик.
Я быстро передвинула к нему свой прибор и сейчас же заказала подошедшей официантке порцию солянки для себя. «Я бы не советовала Вам возиться с этим гражданином», — шепнула мне девушка, но я дружески потрепала ее по руке и, не глядя на Марка, который был взбешен, занялась своим гостем.
А он, ни на кого не глядя, жадно ел, и руки у него тряслись. Когда голод был утолен, этот человек просто и искренно рассказал, что ему 50 лет, он - инженер-путеец по профессии и был женат на киноактрисе К. Она его разлюбила и, стремясь развязаться, сделала на него донос. В результате ему дали 25 лет концлагеря. В этом году, после 20 лет, пришла реабилитация, и вот он вернулся к себе домой в Ленинград. Но бывшая жена его не пустила и на порог. Друзья и знакомые — одни за эти годы умерли, другие уехали, третьи испугались бывшего концлагерника и отказались помочь. Без денег, без теплой одежды, не имея ни крова, ни возможности устроиться на работу, к тому же сильно больной, он решил вернуться обратно в концлагерь. Там можно будет найти работу и угол... Один знакомый все-таки сжалился и дал ему денег на билет. И вот сегодня в два часа ночи он уезжает обратно.
Все эти дни он очень голодал, но сегодня набрался решимости и зашел в ресторан, т. к. ему сказали, что хлеб здесь бесплатен.
Во время рассказа лицо у человека дергалось, подергивалось и все тело. Я посмотрела на его истрепанный пиджак и спросила: «А пальто-то у Вас есть?» «Нет, на мне все, что я имею».
Дома у меня стоял чемодан с вещами покойного мужа, и я быстро решила, что буду делать: уплатив за обед (это всегда делала я, так как у Марка никогда не было денег), я взяла своего нового знакомого под руку и пригласила к себе домой. Там я вытащила чемодан и вынула из него теплое белье мужа, его костюм, вязанную шведскую куртку и осеннее пальто.
Когда гость переоделся, с ним сделался нервный припадок: он упал в моей маленькой комнате на пол, бился о него, рыдал и выкрикивал бессвязные слова. Марк в ужасе убежал, а я принялась успокаивать несчастного, как ребенка. Постепенно он пришел в себя, но еще долго всхлипывал и не сводя глаз все смотрел на меня. Время подходило к часу ночи. Я вызвала такси, и мы уехали с ним на вокзал. Там я усадила его в вагон, сунула денег и стояла у окна, пока не тронулся поезд.
Через месяц я получила от него письмо. Он писал, что в дороге ему стало совсем плохо, и потому его сняли с поезда и поместили в больницу. В больнице ему хорошо.
А меня он никогда не забудет. Если жена осудила его на смерть, то я принесла воскресение. Он не забудет моих глаз, они всегда будут с ним. В тяжелые дни болезни он думает обо мне, о том, что я увидела в нем человека, друга и брата. Все самое светлое, самое прекрасное, что есть в душе его, он шлет мне... Когда станет лучше, он напишет...
Но больше писем не было.

Пальто

У нас в школе десятиклассники устроили вечер. Это был не выпускной, а кажется вечер, в связи с днем 8-го Марта или что-то в этом роде. Гостей было очень мало, педагогов - только я с завучем, и потом решили няню у вешалки не ставить, а обслуживать себя самим.
В конце вечера, когда все начали расходиться, ко мне подбегает плачущая девушка: «Моего пальто нет на вешалке, а оно новое, мне его купили две недели тому назад за полторы тысячи». Я пошла с ней в раздевалку. Пальто нигде не было. Смущенные и взволнованные десятиклассники обсуждали случившееся.
Делать было нечего - пропажа не найдена. Послала близ живущую ученицу домой за старым пальто для пострадавшей, а той велела завтра приехать в школу с матерью. На другой день вызвала нашего юриста и решила так: родители пусть передают на нас дело в суд, а мы, по решению суда, уплатим стоимость пальто. Так все и сделали и думать об этом деле забыли.
Наступил новый учебный год. Я сидела у себя в школьном кабинете. Стук в дверь. Входит девушка, здоровается, называет меня по имени и отчеству. Вид у нее взволнованный, мнется. Чтобы завязать разговор, спрашиваю, откуда она меня знает? «Училась в вашей школе в девятом классе, но очень недолго. Я у вас на вечере была в школе, меня девочки пропустили как прежнюю ученицу». Девушка опустила голову и замолчала, сжимая что-то в кулаке.
«И это я на вечере пальто украла и ходила в нем, и никто ничего не знал», — продолжала она почти шепотом. Но потом я пошла в церковь на исповедь и, когда сказала об этом священнику, он меня к причастию не допустил, а велел сначала вернуть вам пальто или деньги и все рассказать. Пальто я уже сильно поносила, а деньги вот. Девушка разжала кулак, быстро положила на мой стол деньги и выбежала из кабинета. Я развернула скомканные бумажки, там было полторы тысячи.

Обет

Небольшой провинциальный городок на берегу Донца, тихие широкие улицы, а на одной из них просторный деревянный дом с зелеными ставнями.
Живет в нем небогатый чиновник Порфирий Васильевич с большой семьей и вдовым братом, известным всему городу протоиереем о. Александром. Вначале о. Александр священствовал в губернском городе, но после смерти жены заскучал и переехал к брату. Это он ему помог и дом поставить, без его помощи Порфирию Васильевичу своего дома вовек бы не видать. Да и как увидишь, если малых детей шесть человек, а он один добытчик?
Как-то летним вечером семья сидела под старой грушей и ужинала; вдруг яркая вспышка озарила сад. «Горит где-то близко», — сказал Порфий Васильевич и поспешил со старшим сыном на улицу. Горело через дом. Все растерялись, не знали что делать, за что хвататься. Первой опамятствовалась жена Порфирия Васильевича и бросилась в детскую выносить младших детей из кроваток. Детей и какие поценнее веши понесли к дальним соседям, а тем временем о. Александр вышел на середину двора и, торжественно подняв руки к небу, возгласил: «Господи, сохрани от огня дом брата моего, а я даю обет поехать в Иерусалим на поклонение Твоему Святому Гробу!»
Горело у соседа долго, но все-таки половину дома отстояли, и к середине ночи на улице было уже все тихо и спокойно.
Отец Александр несколько дней оживленно толковал о поездке, даже железнодорожный справочник у городского головы взял, но потом разговоры прекратились, все забылось, и он никуда не поехал.
Прошло два года, и вот загорелось рядом с домом Порфия Васильевича. Только огромный сад отделял его дом от пожара. На этот раз о. Александр не давал никаких клятв, а всклокоченный, осунувшийся ходил по двору и, ударяя себя в грудь, шептал: «За мой грех, за то, что обет не исполнил сгорит братний дом». Но дом не сгорел, хотя полыхало сильно — сад спас. Опять возобновились разговоры о поездке в Иерусалим, был намечен маршрут, и опять о. Александр остался дома.
Минул год, и от молнии загорелся купеческий особняк напротив Порфирия Васильевича. Пожар был огромный. Дом Порфирия Васильевича уцелел чудом, хотя у него уже и ставни дымились, и угол начал тлеть. Всей семьей таскали воду, поливали крышу и фасад. Что делал в это время о. Александр — неизвестно, не до него было.
Утром вся семья собралась за чаем, не было только о. Александра. Вдруг за окном раздался колокольчик и дорожная тройка остановилась у ворот. «Кто заказал лошадей?» — забеспокоился Порфирий Васильевич. «Лошадей заказал я», — сказал о. Александр, появляясь в дверях в дорожной рясе и со шляпой в руке. «Я сейчас еду на железнодорожную станцию, оттуда в Одессу, а потом в Иерусалим». Все стояли ошеломленные, а о. Александр подошел к большому образу, висевшему в углу, земно поклонился и проникновенно сказал: «Слава долготерпению Твоему, Господи!»

Начало

Снег, снег, снег... Он слепит глаза, а я во всю мочь бегу по поселку. Мне 16 лет, я секретарь школьной комсомольской ячейки. Сегодня наш кружок самодеятельности ставит спектакль в заводском клубе, и я играю главную роль. Выучила ее назубок, а вот костюм не готов, из-за него и торопиться приходится.
Дома никого нет: отец - в командировке, мама, верно, ушла к бабушке. Открываю сундук и вытаскиваю необъятной, ширины театральную юбку. К ней надо пришить оборку и позумент. Эх! Хотя бы Катя пришла помочь! Из всех подруг Катя самая любимая. Она — дочь священника, а вот я в Бога никогда не верила, да и как можно верить, если религия — дурман? Катя тоже участвует в самодеятельности, только ей не везет: она хочет играть главные роли, а достаются ей самые незначительные. Но она вышла из положения; выучивает то, что нравится и разыгрывает для себя. Над ней посмеиваются, а Кате — хоть бы что!
Ну, надо быстрей шить, а то за мной скоро девочки с ребятами зайдут, чтобы вместе идти в клуб. Что это у меня голова начала так сильно болеть, и в жар бросает! Какая бесконечная сборка, а голова до того болит, что пальцы не слушаются. Нет, не могу больше шить, лягу, а то мне все хуже и хуже...
За дверью слышны голоса, топот ног и в комнату вваливается шумная ватага участников спектакля. Увидев меня лежащей, они бестолково суетятся возле кровати. Но вот кто-то ставит мне градусник, кто-то стаскивает с моих ног валенки, которые я не могла снять, и покрывает меня одеялом.
«Василь, — слышу я голос Кима, — беги за врачом. Майя, разыщи Люсину маму, Катя, вытащи градусник. Сколько? 41°, ой, ой...!»
Пришла мама. Мне так плохо, что я ничего не могу ей сказать. Ким сует мне в рот таблетку: «Проглоти, сестра из поликлиники прислала. А врач уже ушел, сегодня ведь суббота». Я с отвращением выплевываю горькое лекарство и плачу от боли, от тяжести во всем теле и от какой-то гнетущей тоски.
Все уходят в клуб. Катя задерживается и говорит маме: «Надежда Андреевна, я после спектакля прибегу к Вам и буду ночевать с Люсей, так что Вы можете спокойно идти в ночную смену». Да, Кате сегодня придется играть и свою и мою роль.
В ушах страшный звон, как мне плохо. Я, верно, умираю... Мама кладет мне на лоб мокрое полотенце, но я его сбрасываю и мечусь по кровати. Простыни жгут тело, подушка раскаленная. Хотя бы немного прохлады!
А откуда это такой свет появился в комнате? Яркий и вместе с тем мягкий и нежный. Что это? В самом центре света образ Казанской Божией Матери. Я его хорошо знаю, такой висит у бабушки. Только это не изображение а Святая Дева живая, и волны радости идут от Нее ко мне. «Мама, — неожиданно громко говорю я, - Божия Матерь пришла к нам». Мама подходит ко мне и плачет: «Деточка, это тебе пред смертью кажется, ты умираешь».
«А сияние все торжественней, все ярче, в его свете справа от Божией Матери я вижу лик Христа. Он как бы написан на полотенце; мне даже золотые кисти видны на краю полотенца и, вместе с тем, я чувствую, что Лик Eго живой и смотрит на меня кроткими, необыкновенными глазами. «Мама, Сам Бог здесь», — шепчу я и откуда-то издалека слышу ее плач и причитания.
Мощная радость охватывает все мое существо. Я теряю представление о времени, о том, где я; мне хочется только одного, чтобы это никогда не кончалось. Два лика в неземном сиянии и я, и больше ничего, ничего не надо... Но свет погас так же быстро, как и появился.
Лежу долго и не шевелюсь. Что-то новое вошло в меня, я — как переполненная до краев чаша. Прижимаю руки к груди и встаю; но как же так, ведь я была очень больна и умирала, а сейчас совершенно здорова? Мама испуганно подходит ко мне: «Люсенька, что с тобою? Ляг, родная». «Нет, мамочка, у меня все прошло, потрогай: руки холодные и голова, и ничего не болит. Дай, я помогу тебе собрать вещи, и скорей иди на завод, а то опоздаешь. Не беспокойся, я совершенно здорова».
Мама уходит, а я жду Катю. Только ей одной я могу рассказать о том, что произошло со мною. Больше — никому. Ах, скорей бы она пришла!..
Скрип снега под окном, топот быстрых Катиных ног — и вот она сама на пороге. На платке и шубе снежинки, лицо в гриме, а глаза тревожно смотрят на меня.
«Катя! Катя! Ты знаешь, что случилось! — кричу я. — Ты только послушай!»
Мы проговорили всю ночь, а рано утром Катя повела меня к своему отцу. Первый раз в жизни я исповедалась и причастилась... Так началась моя новая жизнь.

Крестный

Моего большого приятеля звали Юрий Исаакович. Как-то я спросил его: «Юра, почему у твоего отца такое редкое среди русских имя?» «Ну, тут целая история, — ответил он, - Родители моего отца были богатые помещики. Жили хорошо, в большой любви друг к другу, но было у них тяжкое горе: все дети, какие рождались, умирали в младенчестве, не дожив до года. Чего только дед с бабушкой не предпринимали, к кому не обращались — ничего не помогало: умирали дети, да и все. Извелись оба с горя, а к тому же и перед людьми позор.
Вот забеременела моя бабушка пятым ребенком, а деду и говорят: существует в народе поверье, что, если сейчас же по рождении младенца отец выйдет на дорогу и позовет в кумовья первого встречного и даст его имя новорожденному, дитя выживет. Деду так хотелось ребенка, что он на все был согласен.
Наступило бабушке время родить, и разрешилась она 11 декабря в два часа ночи мальчиком. Слабенький такой народился, едва дышит. Дед послал скорей за священником, велел в зале все для крестин готовить, а сам оделся и пошел крестного искать. Идет по дороге и думает: «Ну где я в деревне в два часа ночи встречу на улице живого человека, спят ведь все». Но все-таки идет, и вдруг видит, что ему навстречу тоже идет кто-то. Обрадовался дед, спешит, подходит и видит, что это дурачок Исаак. Посмотрел на него дед, и в душе все захолодело: «Ну и крестный!» А ничего не поделаешь: первый встречный. Говорит он дурачку: «Исаак, пойдем ко мне сына крестить». А тот так охотно: «Пойдем, барин, кумовьями будем». Пришли. Дед думал, что дворня от смеха прыснет, когда увидит, какого он кума привел, но ничего подобного — вся прислуга, толпившаяся в прихожей в ожидании барина, почтительно приветствовала дурачка. Дед с опаской посмотрел на грязное лицо! и руки Исаака, на его лохмотья и босые ноги. «Максимыч, — сказал он дворецкому, — вымойте его, да во все мое переоденьте, и башмаки дайте, босой ведь».
Не прошло и часа, как чисто вымытый Исаак, одетый в дедов костюм, но босой (не захотел обуваться) стоял у купели, бережно держа новорожденного. Назвали мальчика в честь его крестного Исааком, и он не только выжил, но и прожил до 76 лет.
На этом рассказ о маленьком Исааке не кончается. Прошло много, много лет. Он женился, и было у него два сына. Оба хорошие, красивые мальчики — Вадим и Юрий. Юре было 12 лет, когда он заболел крупозным воспалением легких. Лечили его лучшие врачи, толку — никакого. Юра умирал. Старый батюшка, кот рого пригласили причастить умирающего, сказал Исааку Николаевичу: «Я бы на Вашем месте послал телеграмму отцу Иоанну Кронштадтскому и попросил помолиться о выздоровлении Юрочки. Отец Иоанн — это такой светильник, который сияет на весь мир. Пошлите!»
«Что Вы говорите, батюшка? Отец Иоанн в Петербурге, а мы с Вами — в Иркутске. И на этаком расстоянии он будет молиться о Юре! Бросьте сказки!» «Как хотите, — сдержанно ответил священник, — но я бы послал».
Оставшись один, Исаак Николаевич долго ходил по своему кабинету, потом надел шляпу и уехал на телеграф. Через несколько часов Юре стало лучше, а через два дня он был здоров».