Как он работал в очистке? (с). Собачье сердце - цитатник "собачьего сердца"

ЦИТАТЫ ИЗ ФИЛЬМА

Похабная квартирка!..

Вы напрасно, господа, ходите без калош: во-первых, вы простудитесь, а во-вторых, вы наследите мне на коврах, а все ковры у меня - персидские.

Во-первых, мы не господа

Во-первых, вы мужчина или женщина?

А вас милостивый государь, попрошу снять головной убор.

Я - Швондер!

Скажите, это вас вселили в квартиру Федор-Палыча Саблина?

Нас!

Боже, пропал дом… что будет с паровым отоплением?..

Мы к вам, профессор, вот по какому делу! Мы, управление нашего дома, пришли к вам после общего собрания жильцов нашего дома, на котором стоял вопрос об уплотнении квартир дома!

Кто на ком стоял???

Очень возможно, что Айседора Дункан так и делает. Может быть, она в кабинете обедает, а в ванной режет кроликов. Может быть. Но я не Айседора Дункан!

Сейчас ко мне вошли четверо - среди них одна женщина, переодетая мужчиной, двое мужчин, вооруженных револьверами, - и терроризировали меня!..

- …предлагаю вам взять несколько журналов - в пользу детей Германии! По полтиннику штука!

Нет, не возьму.

Но почему вы отказываетесь?

Не хочу.

Вы не сочувствуете детям Германии?

Сочувствую.

А, полтинника жалко?!

Так почему же?

Не хочу.

Знаете ли, профессор - если бы вы не были европейским светилом и за вас не заступились бы самым возмутительным образом, вас следовало бы арестовать!

За что?!..

А вы не любите пролетариат!

О! А теперь, Иван Арнольдыч, мгновенно вот эту штучку! Если вы мне скажете, что это плохо, вы мой кровный враг на всю жизнь!.. Это плохо? Плохо? Ответьте, уважаемый доктор!

Это бесподобно!

Заметьте, Иван Арнольдыч: холодными закусками и супом закусывают только недорезанные большевиками помещики. Мало-мальски уважающий себя человек оперирует закусками горячими.

- …А если вы заботитесь о своём пищеварении, мой добрый совет - не говорите за обедом о большевизме и медицине. И - боже вас сохрани - не читайте до обеда советских газет.

Почему убрали ковер с парадной лестницы? М? Что, Карл Маркс запрещает держать на лестнице ковры? Где-нибудь у Карла Маркса сказано, что второй подъезд дома на Пречистенке нужно забить досками, а ходить кругом, вокруг, через черный вход?

И почему это пролетарий не может снять свои грязные калоши внизу, а пачкает мрамор!

Да у него ведь, Филипп Филиппыч, и вовсе нет калош!

Ничего похожего! На нем теперь есть калоши - и это калоши мои! Это как раз те самые калоши, которые исчезли весной 17-го года!

А что означает эта ваша «разруха»? Старуха с клюкой? Ведьма, которая вышибла все стёкла, потушила все лампы? Да её вовсе не существует, доктор. Что вы подразумеваете под этим словом, а? А это вот что: когда я, вместо того, чтобы оперировать каждый вечер, начну в квартире петь хором, у меня настанет разруха. Если я, входя в уборную, начну, извините за выражение, мочиться мимо унитаза и то же самое будут делать Зина и Дарья Петровна, в уборной у меня начнется разруха. Следовательно, разруха не в клозетах, а в головах. Значит, когда эти баритоны кричат: «долой разруху!» - я смеюсь. Ей Богу, мне смешно! Это означает, что каждый из них должен лупить себя по затылку! И вот когда он выбьет из себя все эти, понимаете, галлюцинации и займётся чисткой сараев - прямым своим делом, - разруха исчезнет сама собой. Двум богам служить нельзя, дорогой доктор.

Мы сегодня ничего делать не будем: во-первых, кролик издох, а во-вторых, в Большом - «Аида».

Успевает всюду тот, кто никуда не торопится.

Ошейник все равно что портфель…

Ножом в сердце??! Отлично!

Да мне бы имена им дать.

Ну что ж, я предлагаю такие имена: Баррикада, Бебелина, Пистелина...

Нет-нет-нет-нет-нет. Нет. Нет. Лучше назовём их просто: Клара и Роза. В честь Клары Цеткиной и Розы Люксембург, товарищи!

Абыр-абыр…. абырвалг!

Профессор… у него отвалился хвост!

Примус! Признание Америки! Москвошвея! Примус! Пивная! Еще парочку! Пивная! Еще парочку! Пивная! Еще парочку! Пивная! Еще парочку! Москвошвея! Москвошвея! Пивная! Еще парочку! Буржуи! Буржуи! Не толкайся, подлец, слезай с подножки! Я тебе покажу, твою мать!

В очередь, сукины дети, в очередь!

Дай папиросочку, у тебя брюки в полосочку!

Отлезь, гнида!

Эх, говори, Москва - разговаривай, Рассея!

Что это за гадость? Я говорю о галстуке.

Чем же гадость? Шикарный галстук.

Обыкновенная прислуга, а форсу - как у комиссарши.

Кто сказал пациенту: «Пес его знает!»?

Что-то вы меня больно утесняете, папаша!

Что? Какой я вам папаша?!

Чисто, как в трамвае!

Мы в университетах не обучались!

Пальцами блох лови, пальцами! Не понимаю, откуда вы их только берете?

Да что ж, развожу я их, что ли?

Человеку без доку’ментов строго воспрещается существовать!

Довольно обидные Ваши слова - очень обидные… Что я - каторжный? Как это так - «шляться»?

Ну и что же он говорит, этот ваш прелестный домком?

Вы его напрасно прелестным ругаете!

И как же вам угодно именоваться?

Полиграф Полиграфыч!

Ну ладно, не валяйте дурака.

Ни в каком календаре ничего подобного быть не может!

Довольно удивительно - когда у вас в смотровой висит!

Ну и где?

Да, действительно. В печку его - сейчас же.

А фамилию позвольте узнать?

Фамилию? Я согласен наследственную принять.

А именно?

Шариков

Бить будете, папаша?!

Тьфу, идиот!

Желаю, чтоб все.

Так что же вы читаете? Робинзона Крузо?

Эту как ее? Переписку Энгельса с этим… как его, дьявола? С Каутским!

Да что тут предлагать? А то пишут, пишут… конгресс, немцы какие-то… Голова пухнет. Взять все, да и поделить!

Кто убил кошку мадам Полосухиной?!!

Вы, Шариков, третьего дня укусили даму на лестнице!

Да она меня по морде хлопнула - у меня не казенная морда!

Кстати, какой негодяй снабдил вас этой книжкой?

У вас все негодяи. Ну что ж - ну, Швондер дал. Чтоб я развивался.

Зина! … Там в приемной… Она в приемной?

В приемной - зеленая, как купорос.

Да - зеленая книжка!

Ну, сейчас палить. Она ж казенная, с библиотеки!

Переписка, называется, Энгельса… с этим… с чертом… В печку ее!

Слоны - животные полезные.

Делай загадочное лицо, дура!

Я не господин. Господа все в Париже.

Где же я буду харчеваться?

Может, Зинка взяла?

Филипыч, ну скажи ему!

Вчера котов душили-душили, душили-душили, душили-душили, душили-душили…

Послушайте, что же вы делаете с этими убитыми котами?

На польты пойдут! Из них белок делать будут - на рабочий кредит.

Это - наша машинистка, жить со мной будет. Борменталя надо будет выселить из приёмной. У него своя квартира есть.

Но нельзя же так - с первым встречным… только из-за служебного положения…

Отчего это у вас шрам на лбу, потрудитесь объяснить этой даме.

Я на колчаковских фронтах раненый!

У самих револьверы найдутся!..

А ты знаешь, Полиграфыч, где они прячутся?

Сердцем чую.

Я на шестнадцати аршинах здесь сижу и буду сидеть!

Но позвольте - как же он служил в очистке?

Я его туда не назначал. Ему господин Швондер дал рекомендацию, если не ошибаюсь.

- «Атавизм»? А-а-а!

Неприличными словами не выражаться!

А Швондера я собственноручно спущу с лестницы, если он еще раз появится в квартире профессора Преображенского!

Прошу эти слова занести в протокол!!..

Я красавец! Очень возможно, что бабушка моя согрешила с водолазом.

Ухватили животную, исполосовали ножиком голову, а теперь гнушаются.

Театр - это дуракаваляние… Разговаривают, разговаривают… Контрреволюция одна.

До чего вредное животное! - Про кота я говорю. Такая сволочь…

Дворники из всех пролетариев - самая гнусная мразь.

Спаньё на полатях отменяется.

очь в ночь через десять дней после сражения в смотровой в квартире профессора Преображенского, что в Обуховском переулке, ударил резкий звонок. Зину смертельно напугали голоса за дверью:

Уголовная милиция и следователь. Благоволите открыть.

3абегали шаги, застучали, стали входить, и в сверкающей от огней приемной с заново застекленными шкафами оказалась масса народу. Двое в милицейской форме, один в черном пальто, с портфелем, злорадный и бледный председатель Швондер, юноша-женщина, швейцар Федор, 3ина, Дарья Петровна и полуодетый Борменталь, стыдливо прикрывающий горло без галстуха.

Дверь из кабинета пропустила Филиппа Филипповича. Он вышел в известном всем лазоревом халате, и тут же все могли убедиться сразу, что Филипп Филиппович очень поправился в последнюю неделю. Прежний властный и энергичный Филипп Филиппович, полный достоинства, предстал перед ночными гостями и извинился, что он в халате.

Не стесняйтесь, профессор, - очень смущенно отозвался человек в штатском, затем он замялся и заговорил: - Очень неприятно. У нас есть ордер на обыск в вашей квартире и, - человек покосился на усы Филиппа Филипповича и докончил, - и арест в зависимости от результатов.

Филипп Филиппович прищурился и спросил:

А по какому обвинению, смею спросить, и кого?

Человек почесал щеку и стал вычитывать по бумажке из портфеля:

По обвинению Преображенского, Борменталя, 3инаиды Буниной и Дарьи Ивановой в убийстве заведующего подотделом очистки МКХ Полиграфа Полиграфовича Шарикова.

Рыдания 3ины покрыли конец его слов. Произошло движение.

Ничего не понимаю, - ответил Филипп Филиппович, королевски вздергивая плечи, - какого такого Шарикова? Ах, виноват, этого моего пса... которого я оперировал?

Простите, профессор, не пса, а когда уже он был человеком. Вот в чем дело.

То есть он говорил? - спросил Филипп Филиппович. - Это еще не значит быть человеком. Впрочем, это не важно. Шарик и сейчас существует, и никто его решительно не убивал.

Профессор, - очень удивленно заговорил черный человек и поднял брови, - тогда его придется предъявить. Десятый день, как пропал, а данные, извините меня, очень нехорошие.

Доктор Борменталь, благоволите предъявить Шарика следователю, - приказал Филипп Филиппович, овладевая ордером.

Доктор Борменталь, криво улыбнувшись, вышел. Когда он вернулся и посвистел, за ним из двери кабинета выскочил пес странного качества. Пятнами он был лыс, пятнами на нем отрастала шерсть. Вышел он, как ученый циркач, на задних лапах, потом опустился на все четыре и осмотрелся. Гробовое молчание застыло в приемной, как желе. Кошмарного вида пес с багровым шрамом на лбу вновь поднялся на задние лапы и, улыбнувшись, сел в кресло.

Второй милиционер вдруг перекрестился размашистым крестом и, отступив, сразу отдавил 3ине обе ноги.

Человек в черном, не закрывая рта, выговорил такое:

Как же, позвольте?.. Он же служил в очистке...

Я его туда не назначал, - ответил Филипп Филиппович, - ему господин Швондер дал рекомендацию, если я не ошибаюсь.

Я ничего не понимаю, - растерянно сказал черный и обратился к первому милицейскому. - Это он?

Он, - беззвучно ответил милицейский. - Форменно он.

Он же говорил... кхе... кхе...

И сейчас еще говорит, но только все меньше и меньше, так что пользуйтесь случаем, а то он скоро совсем умолкнет.

Но почему же? - тихо осведомился черный человек.

Филипп Филиппович пожал плечами.

Наука еще не знает способа обращать в людей зверей. Вот я и попробовал, да только неудачно, как видите. Поговорил и начал обращаться в первобытное состояние. Атавизм.

Неприличными словами не выражаться! - вдруг гаркнул пес с кресла и встал.

Черный человек внезапно побледнел, уронил портфель и стал падать на бок, милицейский подхватил его сбоку, а Федор сзади. Произошла суматоха и в ней отчетливее всего были слышны три фразы.

Филиппа Филипповича: "Валерианки. Это обморок".

Доктора Борменталя: "Швондера я собственноручно сброшу с лестницы, если он еще раз появится в квартире профессора Преображенского".

И Швондера: "Прошу занести эти слова в протокол".

Серые гармонии труб горели. Шторы скрыли густую пречистенскую ночь с ее одинокою звездою. Высшее существо, важный песий благотворитель сидел в кресле, а пес Шарик, привалившись, лежал на ковре у кожаного дивана. От мартовского тумана пес по утрам страдал головными болями, которые мучили его кольцом по головному шву. Но от тепла к вечеру они проходили. И сейчас легчало, легчало, и мысли в голове пса текли складные и теплые.

"Так свезло мне, так свезло. - думал он, задремывая, - просто неописуемо свезло. Утвердился я в этой квартире. Окончательно уверен я, что в моем происхождении нечисто. Тут не без водолаза. Потаскуха была моя бабушка, царство ей небесное, старушке. Утвердился. Правда, голову всю исполосовали зачем-то, но это заживет до свадьбы. Нам на это нечего смотреть".

В отдалении глухо позвякивали склянки. Тяпнутый убирал в шкафах смотровой.

Седой же волшебник сидел и напевал:

Пес видел страшные дела. Руки в скользких перчатках важный человек погружал в сосуд, доставал мозги. Упорный человек, настойчивый, все чего-то добивался в них, резал рассматривал, щурился и пел:

- "К берегам священным Нила..."

Январь - март 1925 года

Подобрать удобный для чтения размер шрифта:

Глава 10 — Эпилог

Ночь в ночь через десять дней после сражения в смотровой в квартире профессора Преображенского, что в Обуховском переулке, ударил резкий звонок.

— Уголовная милиция и следователь. Благоволите открыть.

Забегали шаги, застучали, стали входить, и в сверкающей от огней приемной с заново застекленными шкафами оказалось масса народу. Двое в милицейской форме, один в черном пальто, с портфелем, злорадный и бледный председатель Швондер, юноша-женщина, швейцар Федор, Зина, Дарья Петровна и полуодетый Борменталь, стыдливо прикрывающий горло без галстука.

Дверь из кабинета пропустила Филиппа Филипповича. Он вышел в известном всем лазоревом халате и тут же все могли убедиться сразу, что Филипп Филиппович очень поправился в последнюю неделю. Прежний властный и энергичный Филипп Филиппович, полный достоинства, предстал перед ночными гостями и извинился, что он в халате.

— Не стесняйтесь, профессор, — очень смущенно отозвался человек в штатском, затем он замялся и заговорил. — Очень неприятно. У нас есть ордер на обыск в вашей квартире и, — человек покосился на усы Филиппа Филипповича и докончил, — и арест, в зависимости от результата.

Филипп Филиппович прищурился и спросил:

— А по какому обвинению, смею спросить, и кого?

Человек почесал щеку и стал вычитывать по бумажке из портфеля.

— По обвинению Преображенского, Борменталя, Зинаиды Буниной и Дарьи Ивановой в убийстве заведующего подотделом очистки МКХ Полиграфа Полиграфовича Шарикова.

Рыдания Зины покрыли конец его слов. Произошло движение.

— Ничего я не понимаю, — ответил Филипп Филиппович, королевски вздергивая плечи, — какого такого Шарикова? Ах, виноват, этого моего пса… Которого я оперировал?

— Простите, профессор, не пса, а когда он уже был человеком. Вот в чем дело.

— То-есть он говорил? — Спросил Филипп Филиппович, — это еще не значит быть человеком. Впрочем, это не важно. Шарик и сейчас существует, и никто его решительно не убивал.

— Профессор, — очень удивленно заговорил черный человек поднял брови, — тогда его придеться предьявить. Десятый день, как пропал, а данные, извините меня, очень нехорошие.

— Доктор Борменталь, благоволите предьявить Шарика следователю, приказал Филипп Филиппович, овладевая ордером.

Доктор Борменталь, криво улыбнувшись, вышел.

Когда он вернулся и посвистал, за ним из двери кабинета выскочил пес странного качества. Пятнами он был лыс, пятнами на нем отрастала шерсть вышел он, как ученый циркач, на задних лапах, потом опустился на все четыре и осмотрелся. Гробовое молчание застыло в приемной, как желе. Кошмарного вида пес с багровым шрамом на лбу вновь поднялся на задние лапы и, улыбнувшись, сел в кресло.

Второй милиционер вдруг перекрестился размашистым крестом и, отступив, сразу отдавил Зине обе ноги.

Человек в черном, не закрывая рта, выговорил такое:

— Как же, позвольте?.. Он служил в очистке…

— Я его туда не назначал, — ответил Филипп Филиппович, — ему господин Швондер дал рекомендацию, если я не ошибаюсь.

— Я ничего не понимаю, — растерянно сказал черный и обратился к первому милиционеру. — Это он?

— Он, — беззвучно ответил милицейский. — Форменно он.

— Он же говорил… Кхе… Кхе…

— И сейчас еще говорит, но только все меньше и меньше, так что пользуйтесь случаем, а то он скоро совсем умолкнет.

— Но почему же? — Тихо осведомился черный человек.

Филипп Филиппович пожал плечами.

— Наука еще не знает способов обращать зверей в людей. Вот я попробовал да только неудачно, как видите. Поговорил и начал обращаться в первобытное состояние. Атавизм.

— Неприличными словами не выражаться, — вдруг гаркнул пес с кресла и встал.

Черный человек внезапно побледнел, уронил портфель и стал падать на бок милицейский подхватил его сбоку, а Федор сзади. Произошла суматоха и в ней отчетливей всего были слышны три фразы:

Филипп Филипповича: — Валерьянки. Это обморок.

Доктора Борменталя: — Швондера я собственноручно сброшу с лестницы, если он еще раз появится в квартире профессора Преображенского.

И Швондера: — Прошу занести эти слова в протокол.

Серые гармонии труб играли. Шторы скрыли густую пречистенскую ночь с ее одинокой звездою. Высшее существо, важный песий благотворитель сидел в кресле, а пес Шарик, привалившись, лежал на ковре у кожаного дивана. От мартовского тумана пес по утрам страдал головными болями, которые мучали его кольцом по головному шву. Но от тепла к вечеру они проходили. И сейчас легчало, легчало, и мысли в голове у пса текли складные и теплые.

"Так свезло мне, так свезло, — думал он, задремывая, — просто неописуемо свезло. Утвердился я в этой квартире. Окончательно уверен я, что в моем происхождении нечисто. Тут не без водолаза. Потаскуха была моя бабушка, царство ей небесное, старушке. Правда, голову всю исполосовали зачем-то, но это до свадьбы заживет. Нам на это нечего смотреть".

В отделении глухо позвякивали склянки. Тяпнутый убирал в шкафах смотровой.

Седой же волшебник сидел и напевал: — "К берегам священным Нила…"

Пес видел страшные дела. Руки в скользких перчатках важный человек погружал в сосуд, доставал мозги, — упорный человек, настойчивый, все чего-то добивался, резал, рассматривал, щурился и пел:

— "К берегам священным Нила…"

Вы прочитали

Собачье сердце – Глава 10 – Эпилог

Хотите знать о новинках, размещенных на сайте ? и будьте в курсе обновлений!

Эпиграфы:
- Дворники из всех пролетариев самые гнусные мрази. Человечьи очистки. Самая низшая категория. -
- Но позвольте, как же он служил в очистке? –
(цитаты из фильма «Собачье сердце»)

«Умными» и «скромными» депутатами нас уже не удивишь. Но всё же, всё же… Вот сообщение с информационного портала URA.RU:

« Диплом депутата свердловского Заксобрания Ильи Гаффнера о получении степени Master of Business Administration подлежит уничтожению. Как сообщили «URA.RU» в пресс-службе областной прокуратуры, решение Верх-Исетского районного суда о признании документа недействительным вступило в законную силу.
Ранее в прокуратуру поступило заявление с просьбой проверить диплом о дополнительном высшем образовании Ильи Гаффнера, выданный негосударственным «Урало-Сибирским институтом бизнеса», на подлинность.
«Гаффнеру была присвоена квалификация в области общего менеджмента дополнительно к квалификации „инженер“, присвоенной на основании диплома о высшем профессиональном образовании Уральского государственного технического института по специальности „технолог машиностроения“», - сообщили в прокуратуре.
Однако правоохранители выяснили, что Гаффнер не числится среди выпускников Уральского государственного технического института, а следовательно, не мог получить дополнительное высшее образование. В сентябре 2016-го Верх-Исетский районный суд признал диплом, выданный УСИБ, недействительным и обязал возвратить его в институт бизнеса для уничтожения. Ответчик подал апелляцию в Свердловский областной суд, но тот оставил ее без удовлетворения.
Сам Гаффнер говорил , что «учился в институте, окончил его с отличием». Он обещал опротестовать решение и дойти вплоть до Верховного суда.
В июле 2016 года Гаффнер был признан банкротом, в отношении него было открыто конкурсное производство. Позднее прокуратура обвинила депутата в том, что он скрыл свою парламентскую зарплату от своего финансового управляющего.
Гаффнер известен своим антикризисным советом: «Надо меньше питаться». (конец цитаты)

«Полюбила инженера – депутата хочется…». Этот «умный» депутат не учёл ситуации. Надо было не инженером называться, а, скажем, писателем. Тогда бы ни одна собака бы не приканителилась, потому что писателем сейчас каждый может сам себя обозвать – и ничего ему, «писателю», за это не будет! Можно даже «заслуженным писателем» себя обозвать! Или даже «народным всея Руси»! Без проблем!
Или политологом обозваться. Я например, так всем пока ещё меня не знающим так и представляюсь, скромно глаза опустив: «ведущий политолог». А что? Звучит! Уж не трамвайный кондуктор! Не токарь тире фрезеровщик! Потому что кондуктор или фрезеровщик это совсем не романтично. А вот политолог (или писатель) – совсем другой коленкор! Во всяком случае, дефкам шалавым можно запросто пыль в глаза пустить! Шалавые моделями представляются, а я чем их, шалавых, хужее?

Так что жалко мужика. Он же, может, умный. Его, может, действительно народ выбрал. Потому что народ ему доверил бразды. А доверил потому, что поверил как родному папе. А он так глупо влетел. Не оправдал возложенных на него. «инженера».

И насчёт того что «надо меньше питаться» он попал совершенно в пипочку! Потому что в любую пивную сегодня зайди, или в какую другуюрыгаловку – везде жрут! Прям напасть какая-то! Сколько можно-то! Нет, чтобы вместо жранья себе диплом какой-нибудь неприхотливый забацать. Или учёную степень купить. Какого-нибудь «выдающего академика». Чтобы, так сказать, проливать тонны пота на благо какой-нибудь академической науки. А? Правильно я гутарю, господа «академики»?

Кстати, вспомнилось. Был такой другой депутат. По фамилии Бурматов. У тог тоже чего-то не то было с фальшивыми или дипломом, или учёной степенью (а может, и с тем, и с другим, ивообще). Как у него-то сейчас? Разоблачили и лишили? Или отделался лёгким испугом? Или, не дай Бог, уже преподаёт?

У болельщиков сейчас полное ощущение, что наш спорт рухнул в глубочайшую Жэ. Но я скажу вам, что спорт наш просто сравнялся со всей остальной нашей действительностью. А где у нас не Жэ? Поэтому спорт еще неплохо продержался.

Каждый день допинг, допинг, допинг. Все уже запутались, какие пробы и каких годов перепроверяют, кого из наших в чем винят, какие комиссии, федерации и неизвестные прежде нам господа сейчас решают не закрыть ли этот российский спорт совсем за ненадобностью. Очень много аббревиатур - МОК, ИААФ, ВАДА, РУСАДА, а названия препаратов, которые ежедневно у кого-то выявляют, позволяют тренировать артикуляцию не хуже, чем «шла Саша по шоссе».

Но если коротко для не очень посвященных, то на сей раз дело совсем плохо. Потому что обвинения выдвигает не какой-то бывший допинг-офицер средней руки по фамилии Степанов и его супруга, неудачливая бегунья Степанова, сама пойманная на таблетках. Слово взял бывший руководитель московской антидопинговой лаборатории Григорий Родченков - и это самый высокопоставленный и самый осведомленный человек из всех, кто когда-либо обвинял нас в применении запрещенных препаратов и методов.

Конечно, признания Родченкова звучат несколько, скажем так, экстравагантно. Коктейли из стероидов, которые запиваются виски и вермутом, передача пробирок через дыру в стене за деревянным шкафом под покровом ночи. Агенты ФСБ, научившиеся вскрывать невскрываемые баночки с пробами. А потом еще бывшие коллеги Родченкова оптом и в розницу стали выставлять его шизиком-эгоцентриком.

Мужик действительно причудливый. С некоторой призвездью. Но ребята! «Как же он у вас в очистке работал?» Десять лет человек занимал важнейший, стратегический пост в системе спорта и никого не смущали его странности и заскоки. А теперь выходит, что никто не должен верить ни единому его слову, потому что он чудак?

Есть ли в этом деле политика? Есть! А как же! Но эта политика неспроста тут взялась. К нам возвращаются все наши бумеранги. Мы сами отковали такую репутацию в мире, что нам не верят. Что параноику и сексуально озабоченному бывшему начальнику допинга поверят, а всем нам - нет. Вероломство, коварство, жульничество, подтасовки - это все про нас, увы. Уж если страна способна на гадкие поступки в международно-политическом жанре, то что ей стоит смухлевать с какими-то пробирками?

И самое обидное, что досконально разбираться действительно не будут. И под одну гребенку всех постригут. И невиновные спортсмены, которых все равно большинство, попадут под раздачу, а вот на Олимпиаду, похоже, не попадут. Система мирового спорта подразумевает презумпцию виновности. Наказания по косвенным признакам производятся сплошь и рядом. Но весь спортивный мир как-то смирился с этим и по этим правилам живет. А нам приходится оправдываться и отбивать удар за ударом. Но пока кое-как отбили один, уже летит новый - с другой, неожиданной стороны.

Но так все-таки была у нас государственная система допинга в стране? Однозначно и не ответишь. По логике, если во всех сферах обман - почему спорт должен быть чист? Тем более что спорт и ракеты - это все, что мы еще можем показать на мировой уровне. Победы в спорте нам нужны не меньше, чем эффектные удары по Сирии.

С другой стороны, такого масштаба обманы и такого уровня фармакологическая поддержка побед требуют соответствующих технологий. Чтобы вот так всех обманывать столько лет! Кто только не пытается надуть антидопинговые службы, а получилось только у русских? Что-то я сомневаюсь в такой продвинутости наших фармацевтов и могуществе секретных лабораторий ФСБ.

Думаю, что тут, прямо как у Родченкова - коктейль. Который без поллитра не расхлебаешь. Кто-то точно целенаправленно сидел на таблетках. Кто-то был просто раздолбаем - и таковых, ох, как немало, как и в любой иной сфере нашей безалаберной жизни. Кто-то шел на «риск» ради побед и премий - как раз потому, что спорт поддерживается государством и денег на него не жалеют.

В общем, предпосылок для массового применения запрещенных веществ в России хоть отбавляй.

Ну, а потом к нам прилетели бумеранги… И все сошлось.

Фото: Лекарственный препарат мельдоний, продающийся под торговой маркой "Милдронат". В странах СНГ препарат используется для профилактики сердечных заболеваний. Обнаружение в пробе спортсмена данной субстанции в соревновательный и во внесоревновательный период является нарушением антидопинговых правил с 1 января 2016 года. Вещество относится к классу S4 запрещенного списка Всемирного антидопингового агентства (гормоны и модуляторы метаболизма).