Истории великих врачей, или как лечили рак в ссср. Как лечили главу ссср
ГЛАВА 3. ПОЛЫ ПАРКЕТНЫЕ
– Наслышан, наслышан о ваших научных успехах, – повторил несколько раз новый Генеральный секретарь, тряся Шефу руку.
– Вот и статью о вашей клинике прочел в последнем выпуске любимого журнала. Теперь верю, что сможете мне помочь, – продолжил Кремлевский Легочник, правда, без особой уверенности в голосе.
Ведь помнил он своего предшественника – КаГэБиста, да и конец его скоропостижный, наступивший неожиданно для всех. А тогда был одним из его личных консультантов и заверял о хорошей перспективе еще на пару лет правления…
«Вот и не сбылись надежды, – пришла Легочнику другая мысль в голову. – Но с другой стороны, тот страдал почками, и вряд ли личный консультант-терапевт мог ему помочь. А я совсем иное дело – с моими легкими ему все карты в руки. Он ведь первый в стране специалист – терапевт и пульмонолог! Всего сорок четыре года, а уже в Академии наук!».
От этой мысли лицо Кремлевского Легочника повеселело, и он в очередной раз вспомнил, как неожиданная кончина КаГэБиста оказалась ему на руку: в разброде и растерянности от свалившегося сверху мора на членов партийного руководства, Политбюро в спешке так и не нашло другого кандидата на управление страной.
«Теперь он (имея в виду Шефа) все силы приложит, чтобы оправдать оказанное ему высокое доверие, – мысленно рассуждал новый глава СССР, – и не станет, как от КаГэБиста в прошлый раз, открещиваться, что, мол, почки – это не его профиль… Вон сколько всего наизобретал для астматиков… Не будет же центральная пресса печатать, что попало»…
Ну, а Шеф, стоя перед ним навытяжку, пытался найти приемлемый ответ, позволяющий получить отсрочку по времени, теперь уже с сожалением думая о своей популярности:
«И зачем я только согласился на это интервью? И статья-то никчемная, и пользы-то от нее, в общем-то, никакой. Страна должна знать своих героев», – с раздражением вспомнил он слова заместителя редактора, пристроившего свою дочурку в аспирантуру на его кафедру.
«А сколько потом пришлось отбиваться от писем больных трудящихся! Вот теперь думай, как лучше от статьи этой откреститься!».
Но подумал одно, а сказал другое – пришли все-таки на язык спасительные фразы:
– Обязательно вам поможем! Не только свои, но все новейшие зарубежные методы будем применять. Не все у нас еще есть. Конечно, был бы у меня свой институт (тут он изобразил на лице глубокое сожаление), не только свои, но и все мировые достижения в здравоохранение бы внедрили! Но что сделаешь на базе обычной московской городской больницы?
– В перспективе и это можно решить, – покровительственно улыбнулся Шефу его новый подопечный. – По результатам вашей работы примем нужное решение в правительстве. Думаю, пока все, что считаете нужным, внедряйте здесь, в Кремлевском Управлении. А сможете меня подлечить, рассмотрим и ваше предложение по институту…
Выходя из приемной Кремлевского Легочника, Шеф мысленно представлял себя директором будущего института пульмонологии в Москве, надеясь, что тот под его опекой протянет еще хотя бы пару лет. Да и Легочник надеялся на это, наивно полагая, что в Кремлевском Управлении его пользуют самые выдающиеся врачи. Но забегая вперед, скажем: зря надеялся. Ведь недаром среди выпускников московских медицинских ВУЗов ходила поговорка: «В Кремлевской клинике полы паркетные, а врачи – анкетные». Но «правильная» анкета, как оказывается часто, еще не гарантия правильного лечения…
К слову сказать, и сам Шеф был типичным «врачом анкетным»: практически всю ординатуру он просидел в кафедральной лаборатории, проводя биохимические исследования. И забегая на обходы в свои палаты, думал вовсе не о лечении астматиков, а о досрочной защите будущей диссертации. Так же – досрочно – проскакал и из ассистентов в профессора – заведующего кафедрой, а затем и в члены-корреспонденты. Поэтому-то и некогда было ему, торопливому, постигать врачебную науку. Бывало, на своих ежемесячных обходах и впросак попадал, но при этом всегда весьма искусно выкручивался. Как-то, будучи в глубоком раздумье, начал выслушивать пациента сквозь толстенную больничную пижаму, не замечая, что тот еще не успел раздеться. А когда заметил, не сконфузился, а с покровительственной улыбкой объявил, указывая на свой стетоскоп: это новая модель – все слышно даже через одежду. Ну, а окружающие в палате только рты разинули от удивления. Тут уж ничего не скажешь: Шеф всегда так успешно мог все поставить с ног на голову, что заслужил в своем кругу прозвище «дипломат». Но тут я, читатель, немного отвлекся. Так что вернемся к рассказу о Кремлевском Легочнике…
На следующий день с появлением Шефа в Кремлевском Управлении начался аврал: во все концы света – от Швейцарии и Германии до Японии и Австралии отсылались десятки факсов. Запросы эти направлялись медицинским и фармацевтическим фирмам, ведущим ученым – иммунологам, фармацевтам, биохимикам и прочим с одной целью: получить самую свежую информацию о новейших методах лечения, самых эффективных лекарственных препаратах и медицинской технике, чтобы закупить все необходимое для скорейшего лечения Кремлевского Легочника. От имени правительства СССР в Москву для консультации пригласили самых авторитетных ученых. Разослали приглашения и стали ждать ответов…
Ждать особенно долго не пришлось: кто же откажется от оплаченной поездки в эту таинственную страну – Россию, где по Красной площади зимой бродят медведи, а народ питается исключительно блинами с икрой да запивает все это водкой. Да и фирмы, производящие лекарства и медицинскую технику, оперативно выслали каталоги и прайс-листы. Через пару месяцев все было согласовано и закуплено, а в Москве в личных апартаментах генсека в Кремлевском Управлении собрался представительный консилиум. А как он проходил и чем закончился, Доктору поведал его коллега по аспирантуре – .
«AиФ»: - Евгений Иванович, в СССР правители двигали отечественную медицину, поэтому, когда у Брежнева случился инфаркт, он приказал построить Кардиоцентр. Это так?
Евгений Чазов: - Не совсем. Инфаркт у Брежнева случился ещё в молодости, когда он работал в Молдавии секретарём республиканского ЦК. В середине 1970-х я и мои коллеги часто посещали его на даче в Заречье - у него тогда возникли проблемы со здоровьем. Визиты происходили утром и заканчивались чаепитием, которое организовывала супруга Брежнева. Однажды он вспомнил о перенесённом инфаркте. Стали обсуждать современные методы лечения, и разговор перешёл на проблемы здравоохранения в целом. Я рассказал ему о нашем предложении создать специальную кардиологическую службу - уже в то время смертность от сердечно-сосудистых заболеваний занимала одно из первых мест. Внимательно выслушав, он удивился, что Минздрав никак не может решить этот вопрос. И уже через неделю эти предложения с визой Брежнева обсуждались на всех уровнях власти. А то, что никто из советских лидеров никогда не ездил лечиться за границу, действительно правда. С одной стороны, наверное, не хотели, чтобы иностранцы узнали о состоянии их здоровья. А с другой - считали, что у нас и так всё есть: высокий уровень медицины, выдающиеся специалисты, признанные во всём мире. Более того, был даже определённый запрет на приглашение в страну иностранных спецов. Из 19 лидеров различных стран, которых я лечил, только трое - Брежнев, Андропов, Черненко (я уж не считаю Хрущёва) - были советскими. А остальные - руководители иностранных государств.
Чего только не писала про меня пресса тогда... Например, что якобы я убил Брежнева, Андропова и Черненко, чтобы во власть прошёл Горбачёв. Но в медицине решения по наиболее сложным случаям принимаются коллегиально. Так вот в лечении тех, кого я «убивал», участвовало множество академиков. И на заседании Академии медицинских наук я продемонстрировал ту самую статью и сказал: «Уважаемые коллеги, сидящие здесь 12 академиков, оказывается, уголовники, убийцы. Так заявила «Правда». Все загалдели. Президент академии написал письмо в газету: «Вы что, создаёте новое «дело врачей»?» И «Правда», замечу, опубликовала это письмо вместе с извинениями.
В моде заморские медики?
«AиФ»: - Но начиная с Бориса Ельцина наши лидеры предпочитают лечиться у заграничных специалистов. Это ведь вы приглашали к нему американского кардиохирурга Майкла Дебейки?
Е. Ч.:
- Первым был Андропов. Когда в конце жизни у него возникли серьёзные проблемы со здоровьем, он попросил устроить консилиум с участием иностранных специалистов. Мы пригласили профессора Рубина из Нью-Йоркского центрального госпиталя, известного в мире специалиста по почкам. И он подтвердил все наши диагнозы и правильность лечения. А Ельцин-то оперировался у нас. В России, кстати, делал операции и Черномырдин. Я действительно попросил своего друга Дебейки приехать к Ельцину. Он Ельцину понравился. Но ельцинское окружение его вердиктом не удовлетворилось и решило пригласить для консультации ещё и немецких специалистов. Те, как увидели нас с Майклом, занервничали. Я в Германии почётный член двух университетов, меня там все знают, и вдруг их прислали контролировать меня и выдающегося нашего кардиохирурга и академика Рената Акчурина, с которым мы должны были оперировать. Немцы в течение всей операции сидели молча, буквально вжавшись в стену. Как только мы вышли из операционной, Майкл сразу начал аплодировать сам себе. Он действительно провёл операцию блестяще. Сердце даже не пришлось искусственно запускать - оно само восстановилось и «завелось». А первым из наших, кого оперировал Дебейки, был великий математик Мстислав Келдыш. Тогда я обратился к Дебейки как к автору метода лечения, который требовался при таком диагнозе, как у Келдыша. Но это уже другая история.
P. S. Чем отличается сегодняшняя медицина от той, что была полвека назад? Как спасли маршала Жукова? Об этом и многом другом читайте в продолжении интервью академика Е. Чазова в следующих номерах.
Материал подготовили: Юлия Борта, Савелий Кашницкий, Дмитрий Скуржанский, Виталий Цепляев, Лидия Юдина
10 ноября исполнилось 20 лет со дня смерти генерального секретаря ЦК КПСС, председателя Президиума Верховного совета СССР Леонида Ильича Брежнева. Лечащий врач генсека в 1975-1982 годах Михаил Косарев рассказал корреспонденту "Власти" Павлу Коробову, как он боролся за жизнь советского лидера."Я его принял уже в достаточно тяжелом состоянии"
— Как вы стали врачом Брежнева?
— После окончания ординатуры в 1971 году я попал на работу в спецбольницу на улице Грановского. Вскоре меня избрали секретарем комсомольской организации всей больницы, и с 1973-го по 1975-й я работал с иностранцами. А в 1975 году меня приняли в партию и буквально через полгода пригласили работать врачом к Леониду Ильичу, так как его лечащий врач Николай Родионов заболел раком легких.
— Когда ухудшилось здоровье генсека?
— Я его принял уже в достаточно тяжелом состоянии. У Леонида Ильича была масса всевозможных патологий, при этом он злоупотреблял седативными лекарственными препаратами. Когда начальник 4-го главного управления Минздрава Евгений Чазов принимал меня на работу к Брежневу, я его попросил, чтобы около Леонида Ильича было поменьше всяких специалистов, которых развелось множество. Тогда, сказал я, могу попробовать поставить его на ноги.
— А что это были за специалисты?
— Стоматологи, физиотерапевты, врачи лечебной физкультуры. Не нужно было такого количества медиков, они только мешали.
— И что вам удалось сделать, чтобы улучшить здоровье Леонида Ильича?
— С помощью охраны мы его приучили каждое утро ходить в бассейн. Каждый день его начинался, будь то в Завидово или в Крыму, с купания в бассейне. Потом мы стали устранять людей, которые снабжали Леонида Ильича седативными препаратами.
— Как вам удалось приучить 70-летнего старика ходить в бассейн?
— Ну, как? Убеждением, что это полезно, необходимо. Он это делал против воли, против желания, но без всяких разговоров. За свое здоровье он в общем-то волновался.
— А кто снабжал Брежнева снотворным?
— Многие снабжали, но одним из главных снабженцев была обслуживающая его медсестра Нина Александровна, которая считала себя специалистом во всех сферах медицины. Она была и стоматологом, и массажистом, и физиотерапевтом. Когда я стал врачом Леонида Ильича, мне жаловались, почему какая-то медсестра всем занимается, ведь у нас есть хороший арсенал врачей в больнице на Грановского.
— Это она приучила Брежнева к таблеткам?
— Да, наверное. Я, честно говоря, был удивлен. При той строгости, какая была в 4-м управлении, какая-то медсестра имела свободный доступ к наркотическим препаратам. Меня это возмущало. Если врач назначал такой препарат, он должен был выписывать его на рецептурном бланке и все отмечать в истории болезни. А тут медсестра всем этим владела и в любой момент давала лекарства на свое усмотрение.
— Медсестра имела большое влияние на генсека?
— Она имела влияние, как женщина имеет влияние на мужчину, у которого наступала старость. Конечно, она была интересная, достаточно импозантная женщина.
— Как же ей удалось втереться в доверие к главе государства?
— При кремлевских апартаментах Леонида Ильича находился медицинский кабинет, в котором дежурили три сестры. Наверное, Нина Александровна ему приглянулась больше всех. Она стала его сопровождать в загранкомандировках, в охотохозяйство. Конечно, эта ситуация была трагична для Виктории Петровны, супруги Леонида Ильича.
— Она была любовницей Брежнева?
— Ну, как любовницей? Это трудно сказать. Во всяком случае она была человеком, приближенным к телу.
— А что она получила от этой близости?
— Она выхлопотала себе квартиру в доме ЦК, муж из майоров стал генералом. Ну а потом, наверное, ей было приятно быть рядом с руководителем страны, командовать им.
— Тяжело было избавиться от этой медсестры?
— Тяжело. С ней вообще было тяжело. К помощникам я приходил и говорил: "Товарищи, пожалуйста, прошу вас помимо меня никаких таблеток Леониду Ильичу не давать. Это ведет к его гибели". Он же ко всем приставал — и к Черненко, и к Громыко, и к помощникам — с вопросом: "А что ты принимаешь? Не дашь своих таблеток попробовать?" Ведь его плохая дикция была не из-за плохих зубных протезов, как многие думают. Это была мышечная слабость из-за употребления снотворных.
— Они вас послушались?
— Да.
— А с медсестрой что стало?
— Мы убедили Леонида Ильича, что она ухудшает его здоровье, и отстранили ее.
— Некоторые рассказывают, что его увезли с дачи, а она бежала за машиной и плакала.
— Нет-нет, это сказки. Это какая-то лирика никому не нужная. Мы просто убедили его, что она мешает его лечению.
— И что, она ушла без всяких скандалов?
— Она давила на Леонида Ильича, ходила к нему, плакала. Но мы же не могли посадить ее в тюрьму, застрелить! Потом она продолжала работать в кремлевском медпункте.
"Если придут меня будить, применить табельное оружие"
— Тяжело было отучать Брежнева от таблеток?
— Конечно, тяжело. Он же все время хотел спать. Я вспоминаю мою с ним первую зарубежную поездку — на съезд Польской объединенной рабочей партии в ноябре 1975 года. Мы настолько стали следить за Леонидом Ильичом, чтобы он не злоупотреблял таблетками и был в форме, что он даже дежурному охраннику сделал запись в журнале красным карандашом: "Если Чазов с Косаревым придут меня будить, применить табельное оружие". А ведь на следующее утро надо было идти на съезд.
— Брежнев был наркоманом?
— Наверное, можно и так сказать. Ведь без таблеток он уже не мог. Нам просто удалось значительно сократить дозу.
— А какие снотворные препараты он принимал?
— Ативан, радедорм, эуноктин, седуксен — там много было комбинаций.
— Говорят, он целыми горстями лекарства пил.
— Да, это мы давали. Но там было много "пустышек", много витаминов, слабительное давали.
— А днем он принимал снотворное?
— Да, но это он делал скрытно, сам.
— У него были вредные привычки помимо таблеток?
— Нет. Курить мы его отучили. Ему стоматологи сказали, что у него плохая слизистая во рту, что он плохо протезируется, потому что много курит. Леонид Ильич их послушал. В 70 с лишним лет бросить курить — на это надо иметь мужество, иметь большую силу воли.
— А когда у Брежнева наступила дряхлость?
— Когда я пришел, он уже был дряхлым. Нам просто удалось его немного поднять. А к 75 годам Леонид Ильич совсем расслабился.
— Как вы поддерживали форму генсека, чтобы он мог выступать на съездах?
— Никак. Надо было только уменьшить дозу седативных препаратов, которые вызывали мышечную слабость и влияли на дикцию. Он не столько был больной, сколько расслабленный. У него, конечно, были какие-то сосудистые заболевания, но в целом он был не самым больным человеком в Политбюро.
— Говорят, у него в Монголии случился инсульт.
— В молодости инфаркты были, когда он еще в Молдавии работал. А в Монголии я с ним не был, но по истории болезни я не помню чего-то подобного. Нет, инсультов у него не было.
— Но все-таки бывали моменты, когда он был неадекватен?
— Он скорее был неадекватен к жизни, далек от нее. А что касается рабочих моментов, то Леонид Ильич, я считаю, все соображал. Я помню, как он долго сопротивлялся вводу войск в Афганистан. Сколько раз приезжали товарищи по Политбюро, когда Леонид Ильич был в отпуске в Завидово, и настаивали на вводе войск. Ведь не скажешь, что он тогда был неадекватен.
— Но маразм все-таки у него был?
— Какой маразм?! Ему было уже за 70. Конечно, интересов в жизни у него было мало. Году в 81-82-м он начал уже что-то забывать, и на встречах его переводчику Суходреву приходилось говорить за него. Но тогда сделать уже ничего нельзя было. Шли атеросклеротические процессы.
— И как бы вы оценили его общее состояние?
— В общем-то сохранный был. Почки работали нормально, сердце работало достаточно прилично. Лечиться он любил. Надо отдать ему должное — никогда не возражал. Шутка или не шутка, но мне рассказывали, что, когда у Леонида Ильича стали выпадать волосы, он по этому поводу очень переживал. Чазов собрал консилиум на Грановского. Заходит Леонид Ильич в кабинет, а там из десяти профессоров четверо лысых. Брежнев поворачивается к Чазову и говорит: "Женя, ну что они мне скажут, если они сами лысые сидят".
"Ему надо было уйти с работы — и больше ничего"
— А Брежневу рассказывали про него анекдоты?
— Я — нет. Виктория Петровна рассказывала, даже стишки читала. Помню, он сидит бреется, а Виктория Петровна входит и говорит: "Мне вчера сестра привезла анекдот из Москвы". И начинает читать: "Водка стоит семь и восемь, все равно мы пить не бросим. Передайте Ильичу — нам и десять по плечу. Если будет двадцать пять, опять Зимний будем брать". Она ему громко читает, а он ей говорит: "Что ты, Витя, говоришь? Я тебя не понимаю". Она поворачивается к нам и объясняет: "Вот так всегда — когда он не хочет слышать, он плохо слышит".
— А можно было как-то продлить жизнь Брежневу?
— Ему надо было уйти с работы — и больше ничего. Ведь, например, Николай Тихонов 12 лет прожил после отставки.
— То есть это работа его доконала?
— Нет, он же не перегружался работой. Просто пришла старость, и Господь взял его, да еще и во сне — просто святой человек. Он пожил бы, может быть, если бы вел нормальный образ жизни. На работу он ездил без удовольствия. Если бы не насиловал свою натуру, то мог бы и пожить.
— А правда, что для Брежнева был создан специальный рабочий график?
— Да. Кто-то там расписывал ему график. Но я думаю, что это делалось по просьбе Чазова.
— Сколько часов ему было положено работать?
— А кто ему мог что-то определить? Он сам себе определял время. Он мог и с десяти утра до шести вечера быть на работе, а толку? Ведь главное — производительность, а не количество времени, проведенное на работе.
— Виталий Воротников мне рассказывал, что в 1982 году он несколько раз говорил с Брежневым по телефону. Его предупреждали, чтобы он говорил громко, коротко (не больше трех минут) и не задавал очень сложных вопросов, потому что Леонид Ильич устал. Почему так говорили?
— Потому что он уже просто ничего не понимал. Но конкретику он еще мог, наверное, понять. Так что помощники правильно говорили.
— Он был капризным пациентом?
— Скорее у него были какие-то обиды, какая-то непонятливость. Помню, он говорит мне: "Я должен спать". А я ему показываю пальцем на небо и отвечаю: "Спать все будем там. Вот подойдет срок, будем спать сколько угодно". Леонид Ильич кричит жене: "Витя, Витя! Доктор меня хоронит!" Я ему объясняю: "Я не хороню вас. Я просто говорю, что надо больше движений, больше физических нагрузок, чтобы похудеть".
— Он что, такой ленивый был?
— Ленивый. Пожилой человек, на работу ходить не хотел. Нам приходилось уговаривать: мол, надо там-то выступить.
— А как коллеги по Политбюро относились к его расслабленному состоянию?
— Они все понимали. А кому надо Чазов говорил откровенно, с чем это связано. Говорил Андропову, Устинову. А остальные все понимали, но молчали. Что Кириленко мог соображать? Он сам был такой. Брежнев всем им был нужен.
— Как вы узнали о смерти Брежнева?
— Я ехал на работу — к нему. А мне звонят в машину и говорят: "Миша, быстрее приезжай". Я быстро приехал. Володя Медведев, телохранитель, пытался делать искусственное дыхание и массаж сердца. Но явно уже было все кончено, потому что между тем, когда Виктория Петровна ушла из спальни и когда его нашли, прошло много времени. Она всегда шла делать укол инсулина часов в восемь утра, а его нашли в девять, когда пошли его будить. Вот в этот промежуток времени что-то и случилось — по-видимому, остановка сердца.
— Но вы, как лечащий врач, должны были присутствовать на вскрытии. От чего все-таки умер Брежнев?
— По-анатомически это звучит "от острой сердечной недостаточности". То есть сердце работает, работает — и останавливается. У него же была коронарная и миокардная недостаточность, уже были склерозированы почти все сосуды.
— А забальзамировать его не было идеи?
— Я даже разговоров таких не слышал. Посмертную маску сняли, а бальзамировать-то зачем?
— Как сложилась ваша судьба после его кончины?
— В 1986 году Чазов назначил меня главным врачом 2-й поликлиники 4-го управления. Но после того как ее в 1990 году на волне борьбы с привилегиями отдали городу (сейчас это поликлиника #220.—"Власть"
), меня в 1996 году с помощью ОМОНа оттуда вытолкнули. Видимо, я кого-то не устраивал. Я, между прочим, до сих пор сужусь из-за моего увольнения. А с сентября прошлого года я работаю заведующим кабинетом медстатистики в поликлинике ЦКБ Медицинского центра управления делами президента РФ.
В ГАЗЕТАХ ВРАТЬ НЕ БУДУТ
"Об увековечении памяти Леонида Ильича Брежнева"
Учитывая исторические заслуги верного продолжателя великого дела Ленина, выдающегося деятеля Коммунистической партии и советского государства, международного коммунистического и рабочего движения, пламенного борца за мир и коммунизм Леонида Ильича Брежнева и в целях увековечения его памяти, Центральный Комитет КПСС, Президиум Верховного Совета СССР и Совет Министров СССР постановляют:
1. Переименовать:
— город Набережные Челны в город Брежнев;
— Черемушкинский район города Москвы в Брежневский район;
— Заводский район города Днепродзержинска в Брежневский район.
2. Присвоить имя Л. И. Брежнева:
— Оскольскому электрометаллургическому комбинату;
— производственному объединению "Южный машиностроительный завод";
— Новороссийскому цементному комбинату;
— волгодонскому производственному объединению "Атоммаш" атомного энергетического машиностроения;
— Нурекской ГЭС, Таджикская ССР;
— "Целинному" совхозу Кустанайской области;
— колхозу "Вяца-ноуэ" Оргеевского района Молдавской ССР;
— Днепропетровскому ордена Трудового Красного Знамени металлургическому институту;
— Звездному городку (Московская область);
— атомному ледоколу "Арктика";
— высшему военному училищу Министерства обороны;
— учебной танковой дивизии, где служил Л. И. Брежнев;
— средней школе #1 города Днепродзержинска;
— по одной новой площади в городах Москве, Ленинграде, Киеве, Алма-Ате и Днепропетровске;
— кораблю Военно-морского флота;
— морскому пассажирскому судну.
3. Установить 12 стипендий имени Л. И. Брежнева для студентов МГУ им. Ломоносова, Днепропетровского металлургического института им. Л. И. Брежнева и Днепродзержинского индустриального института им. Арсеничева.
4. Установить мемориальные памятные доски на Днепровском металлургическом заводе им. Дзержинского, где работал Л. И. Брежнев, на здании Днепродзержинского индустриального института им. Арсеничева, где он учился, и на доме #26 по Кутузовскому проспекту в городе Москве, где он жил.
5. Установить бюст на могиле Л. И. Брежнева на Красной площади у Кремлевской стены.
Центральный Комитет КПСС
Президиум Верховного Совета СССР
Совет Министров СССР
ПРИ СОДЕЙСТВИИ ИЗДАТЕЛЬСТВА ВАГРИУС "ВЛАСТЬ" ПРЕДСТАВЛЯЕТ СЕРИЮ ИСТОРИЧЕСКИХ МАТЕРИАЛОВ В РУБРИКЕ АРХИВ
НЕ ДЛЯ ПЕЧАТИ
"О материальном обеспечении семьи Л. И. Брежнева"
Постановление ЦК КПСС И Совета Министров СССР
от 13 ноября 1982 г. #993-278
 |
||
| Фото: AP | ||
| Приезжает Брежнев в Америку. Никсон дает банкет в его честь. Тот оглядывает стол, напитки и говорит: — Ричард, у вас же за всем контроль. Откуда деньги на такое угощение? Никсон подводит его к окну и говорит: — Мост видишь? В бюджете на его постройку записали пять миллиардов, а построили за четыре с половиной. Разница — на столе. Потом Никсон приезжает в Москву. Стол на банкете еще лучше. Никсон спрашивает: — Леня, откуда такая роскошь? Брежнев подводит его к окну и спрашивает: — Мост видишь? Нет? Вот так-то | ||
2. Сохранить за Брежневой В. П. бесплатно занимаемую в настоящее время госдачу с обслуживающим персоналом в количестве до 5 человек и коменданта госдачи, а также порядок ее охраны.
Указанную госдачу оставить на балансе, а обслуживающий персонал — в штатах 9-го управления КГБ СССР.
3. Предоставить по линии 9-го управления КГБ СССР Брежневой В. П. автомашину "Чайка" с двумя шоферами.
4. Закрепить за Брежневой В. П. квартиру 90 в доме #26 по Кутузовскому проспекту в г. Москве, установив, что оплата излишков жилой площади производится в одинарном размере.
5. Сохранить за Брежневой В. П. и членами семьи Брежнева Л. И. обслуживание в спецполиклинике и спецбольнице и санаторно-курортное обеспечение по линии 4-го главного управления при Минздраве СССР.
6. Сохранить за Брежневой В. П. право пользования (за деньги) столом заказов и бытовыми учреждениями (пошивочной и другими мастерскими) 9-го управления КГБ СССР, а также столовой лечебного питания на действующих условиях.
Секретарь Центрального Комитета КПСС Ю. Андропов Председатель Совета Министров СССР Н. Тихонов
*Максимальная пенсия по старости с учетом 20-летнего непрерывного стажа работы на одном предприятии составляла 132 руб.
Однако всеми этими благами вдова Брежнева пользовалась меньше четырех лет. В 1986 году по распоряжению Горбачева излишества в обслуживании бывшей первой леди СССР были устранены. Викторию Петровну лишили госдачи и "Чайки". Медицинским и санаторным обслуживанием, кроме нее, позволили пользоваться лишь детям Брежнева — Юрию и Галине. Наконец, уменьшили площадь квартиры. От апартаментов генсека, состоявших из трех соединенных между собой квартир, в том же 1986 году одну квартиру отделили, в результате чего квартира #90 стала лишь восьмикомнатной.
Еще одно разделение знаменитой квартиры произошло позднее, когда Виктория Петровна отдала ее половину своему внуку Леониду. В оставшейся части вдова генсека жила до своей кончины в 1995 году тихо и незаметно, оплачивая излишки площади так, как предписывало постановление ЦК и Совмина, и пользуясь немногими оставшимися у нее привилегиями.
 |
|
Во что превращается их партия, коммунисты увидели сразу. К примеру, уже в 1921 году на пленуме ЦК видный коммунист Л. Красин выразил это в числах: «Источником всех бед и неприятностей, которые мы испытываем в настоящее время, является то, что коммунистическая партия на 10 процентов состоит из убежденных идеалистов, готовых умереть за идею, и на 90 процентов из бессовестных приспособленцев, вступивших в нее, чтобы получить должность».
А В.И.Ленин в своей известной в то время работе «Детская болезнь левизны в коммунизме» писал: «Мы боимся чрезмерного расширения партии, ибо к правительственной партии неминуемо стремятся примазаться карьеристы и проходимцы, которые заслуживают только того, чтобы их расстреливать».
Ленин был чистым фанатиком марксизма, которому ничего, кроме победы пролетариата (победы его ленинских идей), не было нужно. Ленин был абсолютно безразличен к еде, одежде и к развлечениям, и его вообще-то хорошо характеризует вот такая записка:
«23 мая 1918 г.
Управляющему делами Совета Народных Комиссаров
Владимиру Дмитриевичу Бонч-Бруевичу
Ввиду невыполнения Вами настоятельного моего требования указать мне основания для повышения мне жалования с 1 марта 1918 г. с 500 до 800 руб. в месяц и ввиду явной беззаконности этого повышения, произведенного Вами самочинно по соглашению с секретарем Совета Николаем Петровичем Горбуновым в прямое нарушение декрета Совета Народных Комиссаров от 23 ноября 1917 г., объявляю Вам строгий выговор.
Председатель Совета Народных Комиссаров В. Ульянов (Ленин)».
Сталин был похож на Ленина, но его фанатизм распространялся не на Маркса, а на конкретный советский народ - Сталин фанатически служил ему. Он не был аскетом, но ему просто ничего лишнего не было нужно. Очень долгое время он с семьей жил чрезвычайно скромно, и жене его не всегда хватало денег даже на такую жизнь. У них не было поваров; когда после смерти жены Сталину готовила обед домработница, то обед состоял из щей на первое, каши с отварным мясом из щей на второе и компота на десерт. Либо ему обед приносили из столовой полка, охранявшего Кремль. Из сохранившейся переписки того времени видно, с какой радостью дети Сталина воспринимали посылки с фруктами, которые отец им высылал, когда отдыхал и лечился на Кавказе.
Анри Барбюс так описывает жилье и быт Сталина в начале 30-х годов.
«Тут в Кремле, напоминающем выставку церквей и дворцов, у подножия одного из этих дворцов стоит маленький трехэтажный домик.
Домик этот (вы не заметили бы его, если бы вам не показали) был раньше служебным помещением при дворце; в нем жил какой-нибудь царский слуга.
Поднимаемся по лестнице. На окнах - белые полотняные занавески. Это три окна квартиры Сталина. В крохотной передней бросается в глаза длинная солдатская шинель, над ней висит фуражка. Три комнаты и столовая обставлены просто, как в приличной, но скромной гостинице. (Постановлением СНК от 1 декабря 1917 г. Ленин определил, что для наркомов «квартиры допускаются не свыше 1 комната на члена семьи».)
Столовая имеет овальную форму; сюда подается обед - из кремлевской кухни или домашний, приготовленный кухаркой. В капиталистической стране ни такой квартирой, ни таким меню не удовлетворился бы средний служащий. Тут же играет маленький мальчик. Старший сын Яша спит в столовой - ему стелют на диване; младший - в крохотной комнатке, вроде ниши. Покончив с едой, человек курит трубку в кресле у окна.
Одет он всегда одинаково. Военная форма? - это не совсем так. Скорее намек на форму - нечто такое, что еще проще, чем одежда рядового солдата: наглухо застегнутая куртка и шаровары защитного цвета, сапоги. Думаешь, припоминаешь… Нет, вы никогда не видели его одетым по-другому - только летом он ходит в белом полотняном костюме. В месяц он зарабатывает несколько сот рублей - скромный максимум партийного работника (полторы-две тысячи франков на французские деньги).».
По воспоминаниям начальника его охраны на 1927 г., дача Сталина не имела ни удобств, ни прислуги (Сталин провел постановление о том, что дачи партработников не могут быть больше, чем в 3-4 комнаты. Тем не менее «жертвы сталинизма» Рудзутак, Розенгольц, Межлаук, Карахан, Ягода и др. к моменту своего ареста успели построить дворцы в 15—20 комнат16.), и он с семьей приезжал туда на выходные с приготовленными дома бутербродами.
Со временем его быт был усовершенствован, что было вызвано скорее необходимостью приема иностранных гостей, но его безразличие к быту сохранилось: он не имел практически никаких личных вещей, даже лишней пары обуви или какой-то одежды. (Полковник Н. Захаров в 1953 г. был начальником отдела управления правительственной охраны и описывал имущество Сталина после его смерти. Спустя почти 50 лет Захаров вспоминал с удивлением: «Когда открыл гардероб Сталина, то подумал, что я богаче его. Два френча, шинель, ботинки, 2 пары валенок - новенькие и подшитые, новенькие ни разу не обуты. Все!»).
При таком вожде и его соратники подбирались соответственно, особенно тогда, когда он в идейной борьбе с Троцким не имел еще подавляющего преимущества.
Прямой противоположностью Сталину в этом вопросе был Троцкий. Этому требовались результаты победы в материальном виде. Если ездить - то в поезде царя, если жить - то во дворце, если есть - то только еду личного повара, если проститутки - то только высшего света. Взял власть - гуляй всласть! Правда, сам Троцкий называл это скромно «заботой о товарищах„. Само собой, что благодаря этой «заботе“ среди товарищей Троцкого и его идейных союзников никогда не переводились мерзавцы.
Генрих Ягода фото
Такие вот сравнения. Нет ни единого намека, что Сталин или Молотов, или Каганович хоть раз в жизни провели вечер в ресторане. А вот, скажем, сторонник Троцкого Г.Ягода, фактически возглавлявший органы госбезопасности страны (ОГПУ), в честь десятилетия своей организации снял в Москве все самые дорогие рестораны. У этого павиана, кстати, при обыске, кроме обилия бархата, была найдена и огромная коллекция17 крайне дефицитной тогда во всем мире порнографии. (По статье 1821 тогдашнего Уголовного кодекса за ввоз порнографии в страну судом могло быть дано до 5 лет лишения свободы.). Это к вопросу, куда он направлял деньги, выделяемые на разведку.
Никогда ни Сталин, ни его соратники не лечились и не отдыхали за границей. Но будущие «жертвы сталинизма» предпочитали лечиться только на заграничных курортах. К примеру, Н. Крестинский, о котором мы еще вспомним позже, выехав в 1922 г. за границу расширять воздушные проходы в носу, несколько месяцев провел на немецких курортах и на Рижском взморье, привезя чемоданы барахла и разом израсходовав всю сумму, планировавшуюся на десятки действительно больных революционеров. В том же году за границу ездил и И.Смилга, тоже в будущем «жертва сталинизма». Вернувшись, не смог отчитаться о 2000 рублях золотом, поэтому написал просто: «Не экономил на еде».
В этом плане интересна стенограмма судебного заседания по делу так называемого «правотроцкистского блока», проходившего 2-12 марта 1938 г., о котором несколько подробнее ниже. Из допросов подсудимых (и на это не обращается никакого внимания) следует, что они, сторонники Троцкого, практически все, включая личных врачей, свои отпуска проводили за границей, естественно, за государственный счет. Это, кстати, интересный момент, который показывает, как и с помощью чего противники Сталина вербовали себе сторонников.
А И Рыков фото
Один из подсудимых М.А. Чернов работал в наркомате торговли Украины. Летом 1928 г. его по служебным делам вызывает находящийся на отдыхе в Крыму нарком внешней торговли СССР, в те годы соратник Сталина А.И. Микоян. Заметьте: нарком СССР отдыхает всего лишь в Крыму. Здесь Чернову посчастливилось встретиться с тогдашним главой СССР - А.И. Рыковым. А.И. Рыков, который также был подсудимым на упомянутом процессе, в перекрестном допросе с Черновым по этой встрече показывал:
«Я с Черновым виделся и старался убедить его в правильности моей тогдашней контрреволюционной деятельности, собирался сделать его своим сторонником, но нашел готового сторонника в лице Чернова». Материальный результат вербовки лично для Чернова был практически немедленным: его тут же переводят на работу в Москву и почти сразу направляют «на лечение» в Германию за государственный счет и валюту. Заметьте, это сразу после 1927 г., когда в СССР был голод, а единственным источником валюты был экспорт зерна.
И тем не менее валюта для Чернова немедленно нашлась. Но ему мало, и он сообщает: «Я позвонил секретарю Рыкова Нестерову о том, что я еду за границу и мне по валютным делам, по вопросу повышения валюты, нужно поговорить с Рыковым…» Глава СССР нахала, но уже своего сторонника, естественно, принимает, дает валюту и задание антисталинского толка.19. То есть быть антисталинистом было материально очень выгодно даже тогда, когда Троцкий был выслан за границу.
Но в те годы, при Сталине, с алчными приспособленцами пытались бороться. В партии регулярно проходили чистки, то есть на открытых партийных собраниях в присутствии беспартийных регулярно обсуждался деловой и моральный облик коммунистов, и если выяснялось, что это приспособленец, пролезший в партию за должностью или иными благами, то такого изгоняли и из партии, и из должности. Однако труднее было с высокопоставленными работниками, оценить деятельность которых обычные люди не способны, а на эти должности мерзавцы стремились со страшной силой.
Это очевидно, и думаю, что это и доказывать нет необходимости: откуда иначе в партии коммунистов в 90-х годах взялись все эти горбачевы, шеварднадзе, ельцины, яковлевы, кравчуки и прочие шушкевичи? В Великую Отечественную войну на фронтах и в партизанских отрядах сложил голову практически каждый второй коммунист, но коммунисты отстояли и дело строительства Коммунизма, и Советский Союз, и весь мир спасли от нацизма.
А в 1991 году 18 миллионное стадо членов КПСС не только дало уничтожить СССР, но даже не отстояло ту собственность, которая создавалась на их же членские взносы. Почему? Нет другого ответа: потому что к 1991 году в КПСС не было уже не только 10, но и 1 процента коммунистов, а все мало-мальски руководящие должности в партии и стране занимали либо безвольные приспособленцы, либо отпетые негодяи. Вот что значит для партии нахождение у власти.
Но такая ситуация была и смертью Коммунизма, поскольку была тупиковой для него. При Коммунизме власть принадлежит всем гражданам в равной мере, и Коммунизм принципиально невозможен, если власть принадлежит партии, то есть, части этих граждан, пусть даже эта часть и является коммунистической. И вот это надо ясно себе понимать: коммунист Сталин ни в коей мере не мог признать удовлетворительной ситуацию, при которой власть в стране принадлежала партии, он мог только терпеть эту ситуацию до поры до времени. И такая пора настала в середине 30-х годов, примерно через 20 лет после того, как коммунисты пришли к власти в России.
Хозяйственный подвиг
За эти 20 лет коммунисты совершили в России управленческий подвиг, которого в истории мира никогда не было. Они нищую, аграрную Россию, в которой 85% населения едва кормило себя в деревне, разрушенную в ходе Первой мировой и длящейся до конца 1920 года Гражданской войны, отстроили и вывели по экономическому благосостоянию на второе, после США, место в мире.
Раз уж сегодня юбилей краха СССР и советской системы, давайте вспомним о советской медицине, якобы "хорошей" и якобы "бесплатной".
В западном мире бывшего советского человека, как коня, распознают по зубам. Если видят на улицах Лондона, Парижа или Нью-Йорка лицо восточноевропейской внешности, для уточнения диагноза сразу смотрят в рот. Там, во рту, у бывших советских всегда творится беспорядок. Печать народной медицины. Даже поляки, чехи и болгары, то есть товарищи, от социализма ушедшие немногим дальше нас, обладают более опрятными ртами.
По-латински rima oris. Или «ротовая щель».
Именно так называли советские стоматологи наши рты. «Откройте ротовую щель!» - повелительно гаркал человек в белом халате, усаживая под бор-машину человека с белым от страха лицом...
Вчера я видела у дороги агитационный баннер лидера одной из наших немногочисленных парламентских партий: «Вернем достойную бесплатную медицину!» Вероятно, раньше медицина у нас была достойная, а сегодня никуда не годится. Ох, пожелала бы я этому лидеру сходить хоть на час в советскую поликлинику. Лучше стоматологическую.
За любую эксплуатацию ложной тоски по несуществовавшему советскому счастью нужно наказывать как минимум рублем, потому что игра на советской мифологии оборачивается инфантилизацией населения. Оно перестает реально воспринимать мир и свою за него ответственность, предпочитая уходить от действительности в томное прошлое.
Люди, которые считают, будто в СССР была хорошая бесплатная медицина, ошибаются дважды, потому что бесплатной она не была и хорошей не была тоже.
Уровень доходов советских граждан отставал практически от всех стран, кроме Африки, Индии, Китая и латиноамериканских хунт. За бесплатную медицину, бесплатное образование и бесплатные квартиры советский человек платил не менее 2/3 своего реального заработка. В начале 1970-х на каждого советского человека приходилось менее 65 рублей чистого дохода, что даже в ЦК партии считалось жизнью за чертой бедности. Так существовали 3/4 населения страны. А 40% не дотягивали и до прожиточного минимума.
Люди в советское время обирались государством нагло, лицемерно, жестоко. И за все те скромные блага, которые государство именовало бесплатными, они платили сполна. А потом платили сверх нормы.
В 1965 году десять таблеток левомицетина стоили 64 копейки, тогда как их производство, по данным Госплана, обходилось государству всего в 18 копеек. Известное советское средство «от головы» на основе запрещенного в Европе анальгина, еще более опасных пирамидона и кофеина стоило в аптеках 45 копеек, а на его производство тратили 8 копеек. Называлось оно «Тройчатка».
Представьте, что сегодня блистер допотопного цитрамона стоил бы больше 100 рублей. По-настоящему доступными в брежневской аптеке были йод и зеленка - 4 копейки.
Эти нехитрые средства, да еще пастилки от кашля, таблетки «От кашля», пенициллин и бронхолитик солутан - вот, пожалуй, и все лекарства, которые знал обычный советский гражданин. В 1970-е к ним присоединились ношпа и индийский фестал, но их продавали по блату или втридорога. В крупных городах по рецепту могли приготовить серный порошок, настойку календулы или лосьон против угрей. В городах небольших перебои были даже с пирамидоном.
Вспомните сатирическую миниатюру Карцева и Ильченко «Склад».
Пирамидон и анальгин уже тогда были известны своими тяжелыми побочными эффектами. Ношпа за пределами соцлагеря считалась плацебо с долгосрочным побочным влиянием, в том числе на внутриутробное развитие ребенка. Фестал сегодня назван псевдолекарством.
Зеленкой весь Советский Союз обеззараживал царапины, тогда как в остальном мире ее использовали для подсушивания краев ран. Из солутана советские наркоманы варили «винт».
Вопреки воспоминаниям патриотов, даже эти скудные лекарства в советское время были небесплатными. Все аптеки СССР делились на амбулаторные, то есть хозрасчетные, и больничные. В первых лекарства продавали за деньги. Пенсионерам в аптеке полагалась только одна льгота - обслуживание вне очереди. Бесплатно лекарства получали инвалиды и ветераны войны, инвалиды первых двух групп и дети до года. Инвалидам III группы и детям от одного до трех лет давали скидку. Из льготников образовывалась своя очередь.
Инсулин диабетики покупали сами. И обезболивание тяжелобольные тоже покупали. То и другое в аптеках хронически отсутствовало, нередко инъекции получали только на приеме у врача. Самые удачливые, со связями и деньгами, кололи инсулин дома из многоразовых шприцев. Их кипятили. На семью был, как правило, один шприц, его берегли. Диабетикам, кстати, в советской стране жилось совсем плохо: инсулин был кустарный, с углеводным рационом не справлялся. Страна жила на картошке, макаронах и хлебе. Для диабетиков выпускали только два продукта - сорбит и гречку. Оба не выдавались бесплатно, а продавались по рыночной цене. И по рецептам.
Гречка - по рецепту! Вы знали?
В Советском Союзе нужно было жить молодым и здоровым, потому что любая болезнь выносила человека на обочину. Слова «рак», «инсульт», ДЦП в России до сих пор являются синонимами смерти или пожизненной беды, потому что их в СССР не лечили, люди умирали тихо, скрытно, детей с ДЦП прятали.
Все потому, что сколько-нибудь действенных лекарств в свободном доступе за пределами Москвы не было вообще, а в Москве они бывали редко и стоили дорого. Советские люди умирали не только от инсультов, но и от смешных по сегодняшним меркам болезней: бронхита, панкреатита, астмы, от плевых воспалений, от простого пореза руки или нарыва.
Хороших антибиотиков в открытую продажу не поступало, из-за чего огромная доля детской смертности приходилась на респираторные заболевания. Препаратов типа панкреатина не было. Астматикам гормоны кололи в стационаре, при плановой госпитализации, приступ астмы человек сам снять не мог. Главный инженер ЖЭКа из фильма Мамина «Фонтан» пользовался ингалятором для астматиков - невиданным даже в позднем Союзе чудом.
Люди смотрели фильм и понимали, что и этот дивный романтик - обыкновенный ворюга, потому что не ворюгам ингалятор, да еще по рецепту, не выдавали.
Любая более или менее серьезная болезнь оборачивалась огромными тратами, даже если человека клали в стационар: лекарства в больницу, как и другой дефицит, доставали по блату. Бывало, что анализы делали по знакомству и процедуры проводили за взятки. В клиниках зачастую не было реагентов, не было лабораторного оборудования, не было перевязочного материала. То, что было, распределялось коррупционно, растаскивалось персоналом по домам.
Тащили все: капельницы - на поделки, бинты - про запас, спирт - на водку, пинцеты, ланцеты, зажимы - для кухни. Человек, попавший в советскую больницу без денег и знакомств, мог просто 20 дней лежать под капельницей глюкозы, так как зачастую ничего в больницах не было. Так приходилось лежать почти всем, потому что люди с зарплатой до 135 рублей, то есть не менее 4/5 населения, доступа на нелегальный рынок лекарств не имели.
Впрочем, даже распространяемые по блату лекарства почти никого не лечили, потому что это были советские лекарства. Действительно эффективные западные препараты проникали нелегально - в основном через командировочных дипломатов, спортсменов, работников торгпредств. И составляли каплю в море. У нас почти ничего не производили. В закрытой стране наука тоже была закрытая. Техническая, медицинская, естественно-научная интеллигенция не знала иностранных языков, а на русский проклятые буржуи свои публикации не переводили. Вопреки горделивым мифам, советская фарминдустрия никаких прорывных открытий не совершила.
На сегодня в мире доказательной медицины известно около 5 тысяч эффективных оригинальных препаратов. Из них советской фармакологией было открыто меньше двадцати.
В КГБ работала мощная фармразведка - чекисты со всего мира везли в Союз чужие разработки.
На фоне тотального дефицита фармпрепаратов лечили советских людей чем придется. Сейчас принято вспоминать солевые комнаты в школах, мокрые солевые коврики в детских садах, утреннюю зарядку перед уроками. Это все, конечно, очень хорошо. Но кроме солевых процедур и массажных ковриков ничего фактически в стране не было.
Прием врачей был бесплатным, но что за врачи принимали в обычных больницах и поликлиниках? Они тоже языков не знали. Их учили преподаватели, которые сами выучились в отрыве от мировой науки. Поэтому в Союзе цвели разнообразные мракобесные врачебные практики. Особенно в области физиотерапии.
УВЧ, поляризованный свет, электрофорез, УФ, электросон, банки, пиявки и горчичники были едва ли не единственным оружием советского врача.
Им боролись против всех болезней - от последствий перинатальной гипоксии и патологий развития плаценты до ишемии и остеопороза.
Заболевший советский рабочий попадал под двойной пресс. С одной стороны, его ждала беспомощная медицина, которая воспаление уха или мастит лечила полтора месяца. С другой стороны, бедолагу подкарауливал больничный лист. В стране были нормативные сроки нахождения на больничном. После инфаркта и ишемии давалось 20 дней отдыха. По всем болезням больничный нужно было продлевать каждые три дня, больше 10 дней без врачебной комиссии на больничном сидеть запрещали.
При простуде и ОРВИ без температуры больничный не полагался - на работу ходили сопливыми. Дольше семи календарных дней с больным ребенком дома сидеть было нельзя - больничный закрывали, даже если у ребенка коклюш. Находиться на больничном дольше недели за два года совокупно не поощрялось, все это знали и брали отпуск за свой счет.
Оплачивали больничный в полном объеме только людям с большим стажем - свыше восьми лет. В советское время народ болел на свои кровные. Зато взносы в профсоюз платили обязательно - по 1% от зарплаты, включая отпускные. В год учитель выплачивал в профкассу 12–14 рублей. А болел 2,5 рабочего дня в году. И раз в десять лет ездил по путевке в санаторий. То есть советский человек свое медобслуживание оплачивал сам.
Чуть лучше обстояли дела в больницах ведомственных - ценных работников берегли, поэтому начальники ходили на больничные по несколько раз в год. Но в спецучреждениях таилась другая беда - в них попадало дефицитное западное оборудование и западные лекарства. По этой причине хорошие больницы были крайне коррумпированы, рабочие места были хлебными и распределялись по своим. А там, где большой блат, квалификации места нет. И воровали в спецбольницах больше, чем в районных.
Лично знаю семью бывшего судьи Верховного суда и семью одного из первых секретарей обкома небедной области. Те и другие боялись лечиться в ведомственных поликлиниках.
Что уж говорить об обычных амбулаториях и стационарах? Заведения эти были страшными. Палаты на 12 человек и один туалет на два отделения - стандартный проект клиники. В роддомах лежали по десять человек в палате. В родильном зале стояло пять - десять кресел.
Советское акушерство и педиатрия - самые главные враги советских граждан. Вся педиатрия первого года жизни ребенка была нацелена на как можно более ранний отрыв младенца от матери, чтобы та скорее вышла на производство. Поэтому вплоть до 1960-х женщина не имела права сидеть с ребенком дольше трех месяцев. Затем ей дали сначала полугодовой, затем годовой, но неоплачиваемый отпуск.
До 1982 года женщина могла сидеть с ребенком дома в первый год жизни только за свой счет.
При этом все акушерство в СССР было налажено так, чтобы женщина как можно позже вышла в декрет. Для этого в женских консультациях специально уменьшали сроки беременности и справку о том, что пора уходить в декрет, выдавали в 39 недель. Женщины рожали, не успев донести эту справку до своей бухгалтерии.
Впрочем, акушерство и педиатрия являлись не самыми страшными сферами советской медицины - страшнее были отоларингология и стоматология. ЛОР-врачи почти все операции делали без анестезии: прокол носовых пазух, удаление гланд, миндалин, аденоидов, прокол барабанной перепонки, чистка среднего уха - все в лучшем случае с новокаином, то есть на живую.
А зубы в СССР лечили на довоенных машинах, пломбы ставили цементные, нерв удаляли мышьяком, обезболивали тем же новокаином. Такой стоматологии люди боялись. Сколько-нибудь действенная анестезия, иностранные пломбы или хорошие протезы стоили больше месячной зарплаты рабочего и появлялись только в крупных городах, за ними стояла очередь на годы вперед. Льготное место в очереди получали ветераны и инвалиды войны, ветераны труда. Женщина до 60 лет без огромной взятки вставить зубы возможности не имела - не могла пробиться через льготников.
Люди, которые сегодня тоскуют по бесплатной медицине, просто не помнят миллионы беззубых ртов. И в советское время ничем серьезным не болели.
Удивительно, но и ультралиберальные, и ультраконсервативные наши граждане сегодня одинаково ругают современную медицину за то, что она не дотягивает до советской. И слава богу, скажу я вам, что недотягивает!
Почти все без исключения болезни лечатся теперь в России без сумасшедших очередей и взяток. Да, у нас медицина не западного уровня. Да, не все бесплатно. Да, не всем все лечат. Но ситуация не так плоха, как это представляют себе некоторые ностальгирующие паникеры. По крайней мере родителям сегодня не приходится продавать обручальные кольца, чтобы заплатить медсестре за уколы.
Может быть, поэтому больницы в наши дни так далеки от идеала, что их все время сравнивают не с американскими или европейскими клиниками, а с советскими учреждениями, где люди лежали по 12 человек в палате и где лекарства стоили в прямом смысле дороже золота?
Советское здравоохранение не выдерживает никакого сравнения с современным. Причем хотя бы потому, что за несколько десятилетий медицина и врачебное дело во всем мире совершили рывок. И в нашей стране тоже. Отрицая превосходство постсоветского здравоохранения, люди, помимо здравого смысла, отрицают прогресс. Потому что даже если бы СССР был супероткрытой державой, его медицина все равно казалась бы нам отсталой. Всего лишь в силу прогресса.
Воспоминания о хорошей советской медицине - того же романтического порядка явление, как и тоска по брежневскому пломбиру. Большинство тех, кто сегодня еще имеет силы обсуждать преимущества социалистического здравоохранения, в СССР были молоды, по этой причине счастливы и очень, кстати, здоровы. Они просто не успели столкнуться с системой. И сравнить им российскую медицину, по правде говоря, не с чем. Но тем, кто сравнить очень хочет, советую рискнуть вырвать зуб без анестезии. Что-то я в XXI веке о таких смелых экспериментаторах пока не слышала.