Художественное своеобразие поэмы М. Цветаевой «Крысолов

Стар и давен город Гаммельн,

Словом скромен, делом строг,

Верен в малом, верен в главном:

Гаммельн – славный городок!

В ночь, как быть должно комете,

Спал без просыпу и сплошь.

Прочно строен, чисто метен,

До умильности похож

– Не подойду и на выстрел! -

На своего бургомистра.

В городе Гаммельне дешево шить:

Только один покрой в нем.

В городе Гаммельне дешево жить

И помирать спокойно.

Гривенник – туша, пятак – кувшин

Сливок, полушка – творог.

В городе Гаммельне, знай, один

Только товар и дорог:

(Спросим дедов:

Дорог: редок.)

Ни распоясавшихся невест,

Ни должников, – и кроме

Пива – ни жажды в сердцах. На вес

Золота или крови -

Грех. Полстолетия (пятьдесят

Лет) на одной постели

Вместе истлели”. Тюфяк, трава, -

Разница какова?

(Бог упаси меня даже пять

Лет на одной перине

Спать! Лучше моську наймусь купать!)

Души Господь их принял.

И озаренье: А вдруг у них

Не было таковых?

Руки – чтоб гривну взымать с гроша,

Ноги – должок не додан.

Но, вразумите, к чему – душа?

Не глубоко ль негодный

– Как жардиньерка – гамак – кларнет -

В нашем быту – предмет?

В городе Гаммельне – отпиши -

Ни одного кларнета.

В городе Гаммельне – ни души .

Но уж тела за это!

Плотные, прочные. Бык, коль дюж,

Дюжины стоит душ.

А приосанятся – георгин,

Ниц! преклонись, Георгий!

Города Гаммельна гражданин, -

Это выходит гордо.

Не забывай, школяры: “Узреть

Гаммельн – и умереть!”

Haг, – потому робею”) -

Как не зачаток, не первый шаг…

Пуговица – в идее!

Пуговицы же (внемли, живот

Голый!) – идея – вот:

Для отличения Шатуна-

Чад – от овец Господних:

Божье застегнуто чадо на

Все, – а козел расстегнут -

Весь! Коли с ангелами в родстве,

Муж, – застегнись на все!

Не привиденьями ли в ночи

– Целый Бедлам вакантный! -

Нищие, гении, рифмачи,

Шуманы, музыканты,

Каторжники…

Коли взять на вес:

Пуговицы! – Санкюлот! Босяк!

От Пугача – к Сэн-Жюсту?!

Если уж пуговица – пустяк,

Что ж, господа, не пусто?

Для государства она – что грунт

Древу и чреву – фунт

Стерлингов. А оборвется – голь!

Бунт! Погреба разносят!

Возвеселися же, матерь, коль

Пуговицею – носик:

Знак добронравия. (Мой же росс

Муза! От истин куцых!

От революции не спасет -

Пуговица. Да рвутся ж -

Все! Коли с демонами в родстве -

Бард, – расстегнись на все!

(Здесь кончается ода пуговице и возобновляется повествование.)

П ервое посвящение известной цветаевской поэмы гласило: «Моей Германии». Однако «Крысолов» оказался не только пересказом старинной немецкой легенды, но и историей о современной для России. В этом тексте переплелись разные темы и направления, смешались стихотворные ритмы. Здесь встретились те герои мировой культуры, которые никогда бы не пересеклись в других, менее глубоких и более понятных произведениях.

Рассказываем о том, что нужно знать, чтобы понять цветаевского «Крысолова ».

У истоков легенды

У старинной легенды о флейтисте, выманившем из города сначала крыс, а затем и детей, есть множество вариаций почти во всех странах Европы, но только в истории о городе Гамельн (современное название - Хамельн), указывается точная дата трагедии - 26 июня 1284 года. Легенда включена в официальную историческую хронику, и гамельнцы всерьез верили в ее подлинность. Так что немецкая версия стала наиболее популярной.

В оригинальном варианте Крысылову отказывают не в женитьбе на дочке бургомистра, а в сотне гульденов (кругленькая сумма по тем временам), и это наталкивает фольклористов на мысль о том, что благодарить за появление истории об удивительном флейтисте надо жителей окрестных городов, которые попросту завидовали богатому купеческому Гамельну и придумали эту сказку, чтобы опорочить соседей.

Город хотели высмеять, а в итоге прославили, да так, что к сюжету легенды в разное время обращались , Карл Зимрок, Вильгельм Раабе и многие другие. Поэма Марины Цветаевой стала одним из новейших ее переложений. Работать над «Крысоловом» автор начала весной 1925 года в Чехии, сразу же после иммиграции, а закончила в ноябре того же года в Париже. В тексте отразились переживания, перенесенные поэтессой в постреволюционной России, охваченной Гражданской войной. Так что многие портреты и образы поэмы легко узнаваемы.

Крысылов - это Маяковский!

Крысолов, пожалуй, один из самых таинственных персонажей средневековых легенд. Он то плут и хитрец, то могущественный волшебник, то сам дьявол в человеческом обличие. В поэме Цветаевой этот герой прежде всего - Музыкант (художник, творец), обладающий той степенью бесстыдства, без которой искусство невозможно. Он лжет, описывая сказочные дали («Индостан! / Грань из граней, страна из стран. / Синий чан - / Это ночь твоя, Индостан »), уводит детей, однако читатели все-равно ему симпатизируют (дьявольское обаяние!).

Невозможно не сочувствовать Крысолову, которому не дали в жены дочку бургомистра. Цветаева умышленно избирает сказочный сюжет, в котором героя лишают не богатства, а «царевны»: здесь и мотив социального неравенства (безродный бродяга не может быть зятем бургомистра), и пренебрежение к искусству (горожане обидели музыканта!), за которое не грех и отомстить.

Советский и французский филолог, Ефим Григорьевич Эткинд, не исключая, что в главном герое поэмы есть черты Троцкого (его лозунги, его чарующие речи), приходит к выводу, что прототипом для Крысолова послужил все-таки : «Маяковский для Цветаевой был одним из немногих живых олицетворений искусства. Крысолов у нее с того и начинает, что возглашает: “Госпожу свою - Музыку - славлю! ”». Так же, как и герой поэмы, Маяковский в ранних революционных стихах сулил своим читателям и светлое будущее, и прекрасные дали: «Там, за горами горя, / Солнечный край непочатый... ».

Марина Цветаева во многом сходится с «певцом революции»: им обоим противны мещанские правила жизни, богатство, сытость, «безгрешность». Гамельн в поэме - город без души («В городе Гаммельне - ни души. / Но уж тела’ за это! »). Однако Маяковский отождествляет себя с революцией, а Цветаева отстраняется от нее, смотрит со стороны и противопоставляет творца, музыканта (читайте - поэта, Маяковского) революционным массам. Ведь флейтист никак не может отождествляться с крысами!

Тайна крыс

Ранние варианты истории о гамельнском крысолове представляли этих животных как воплощение зла. Почти неизмененным этот образ попал и в художественную литературу, и только в XIX веке намечается перелом в отношении литераторов к крысам. Уже Гейне делит крыс на две категории («Одни голодны, а другие сыты. / Сытые любят свой дом и уют, / Голодные вон из дома бегут »), в которой крысы - не только персонификация ужаса и зла, но и воплощение революции. Эту революцию не остановят ни уговоры чиновников, ни проповеди священников, ни бюргерский порох.

Цветаева продолжает традицию Гейне и дает крысам слово. Зверьки в поэме превратились в социальный класс. Поэтесса «оправдывает» крыс, обвиняя в их появлении мещан Гамельна. Ритмически (ведь вы помните, что для поэзии очень важен ритм?) «крысиные» монологи напоминают то скороговорки, то марши пролетарских поэтов. Близки они и к революционным стихотворениям Демьяна Бедного и «мы-лирике» («Наша соль - пыль от пуль! / Наша быль - рваный куль! / Пусть злее чумы, - / Все ж соль земли - мы! »)

Бунт крыс - это рассказ о событиях 1917 года, Цветаева не забыла даже знаменитые уродливые аббревиатуры! («Присягай, визжат, главглоту! / Взяли склад, дай им глаз! / Всю ночь топали, как рота! / А у нас! А у нас! / Присягай, визжат, главблуду! »). И вот вместо крыс читателям чудятся представители Коминтерна: «- Целый мир грозятся схрустать! / Солнцеверт! - Мозговрат! / Из краев каких-то русских, / Кораблем, говорят ».

Жители Гамельна уже сами сомневаются, что видят животных: «Уж и стыд! Уж и страмь! / Не совсем, с лица, на крыс-то... / Да уж крысы ли впрямь? » Они вдруг оказались «в красном», превратились в сквернословов и богохульников. Цветаевские крысы еще и новый язык сочиняют, коверкая и уродуя слова. В каждой «крысиной» строчке отвращение поэтессы к аббревиатурам, и если прочтете поэму вслух, то вы иначе посмотрите на словосочетание «рай-город», обращенное к Гамельну, и напоминающее небезызвестные «райисполком», «райсобес». Итог - серые гамельнские обитатели, изгнанные музыкантом - те же революционеры. «Я писала под диктовку крыс...», - горько признавалась Цветаева позже.

Кто же в поэме главный?

Крысолов, скажете вы? Возможно. Но черновик поэмы начинается с упоминания о дочери бургомистра. Гретхен, так зовут эту девушку, хоть и не центральный, но очень важный персонаж для Цветаевой. Своим именем она напоминает нам о другой литературной героине, возлюбленной доктора Фауста, описанием («Соломонова пшеница -, /Косы, реки быстрые ») - о библейском персонаже. Все это подчеркивает возвышенность Гретхен, ее оторванность от Гамельна и предопределяет трагический конец.

Из записных книжек Марины Цветаевой:

Охотник - Дьявол - Соблазнитель - Поэзия. (возможно, о Крысолове, авт.)

Бургомистр - быт.

Дочка бургомистра - Душа.

Только Гретхен в поэме - персонаж вполне однозначный, светлый, возвышенный. А уж губит ли ее Крысолов (поэт, музыкант, художник), или спасает, уводя из Гамельна, решать вам.

Марина Цветаева

КРЫСОЛОВ

Лирическая caтиpa

ГОРОД ГАММЕЛЬН

(Глава первая)

Стар и давен город Гаммельн,

Словом скромен, делом строг,

Верен в малом, верен в главном:

Гаммельн - славный городок!


В ночь, как быть должно комете,

Спал без прóсыпу и сплошь.

Прочно строен, чисто мéтен,

До умильности похож


Не подойду и на выстрел! -

На своего бургомистра.


В городе Гаммельне дешево шить:

Только один покрой в нем.

В городе Гаммельне дешево жить

И помирать спокойно.


Гривенник - туша, пятак - кувшин

Сливок, полушка - твóрог.

В городе Гаммельне, знай, один

Только товар и дорог:



(Спросим дедов:

Дорог: редок.)


Ни распоясавшихся невест,

Ни должников, - и кроме

Пива - ни жажды в сердцах. На вес

Золота или крови -


Грех. Полстолетия (пятьдесят

Лет) на одной постели


Вместе истлели». Тюфяк, трава, -

Разница какова?


(Бог упаси меня даже пять

Лет на одной перине

Спать! Лучше моську наймусь купать!)

Души Господь их принял.


И озаренье: А вдруг у них

Не было таковых?


Руки - чтоб гривну взымать с гроша,

Ноги - должок не додан.

Но, вразумите, к чему - душа?

Не глубоко ль негодный


Как жардиньерка - гамак - кларнет -

В нашем быту - предмет?


В городе Гаммельне - отпиши -

Ни одного кларнета.

В городе Гаммельне - ни души.

Но уж телá за это!


Плотные, прочные. Бык, коль дюж,

Дюжины стоит душ.


А приосанятся - георгин,

Ниц! преклонись, Георгий!

Города Гаммельна гражданин, -

Это выходит гордо.


Не забывай, школяры: «Узреть

Гаммельн - и умереть!»


Juri, и Rührei, и Rühr uns nicht

Аn (в словаре: не тронь нас!) -

Смесь. А глаза почему у них

В землю? Во-первых - скромность,


И… бережливость: воззрился - ан

Пуговица к штанам!


Здесь остановка читатель. - Лжешь,

В сем Эльдорадо когда ж и кто ж

Пуговицы теряет?


Нищие. Те, что от грязи сгнив,

В спальни заносят тиф, -


Пришлые. Скоропечатня бед,

Счастья бесплатный номер.

В Гаммельне собственных нищих нет.

Был, было, раз - да помер.


Тощее ж тело вдали от тел

Сытых зарыть велел


Пастор, - и правильно: не простак

Пастор, - не воем «осанна!»

Сытые тощему не простят

Ни лоскута, ни штанной


Пуговицы, чтобы знал-де всяк:

Пуговка - не пустяк!


(Маленькая диверсия в сторону пуговицы:)


Пуговицею весь склад и быт

Держатся. Трезв - застегнут.

Пуговица! Праадамов стыд!

Мод и свобод исподних -


Смерть. Обывателю ты - что чуб

Бульбе, и Будде - пуп.


С пуговицею - все право в прах,

В грязь. Не теряй, беспутный,

Пуговицы! Праадамов крах

Только тобой искуплен,


Фиговая! Ибо что же лист

Фиговый («Mensch wo bist?») -


Как не прообраз ее? («Bin nackt,

Haг, - потому робею») -

Как не зачаток, не первый шаг…

Пуговица - в идее!


Пуговицы же (внемли, живот

Голый!) - идея - вот:


Для отличения Шатуна-

Чад - от овец Господних:

Божье застегнуто чадо нá

Всé, - а козел расстегнут -


Весь! Коли с ангелами в родстве,

Муж, - застегнись на всé!


Не привиденьями ли в ночи

Целый Бедлам вакантный! -

Нищие, гении, рифмачи,

Шуманы, музыканты,


Каторжники…

Коли взять на вес:

Без головы, чем без


Пуговицы! - Санкюлот! Босяк!

От Пугача - к Сэн-Жюсту?!

Если уж пуговица - пустяк,

Что ж, господа, не пусто?


Для государства она - что грунт

Древу и чреву - фунт


Стерлингов. А оборвется - голь!

Бунт! Погреба разносят!

Возвеселися же, матерь, коль

Пуговицею - носик:


Знак добронравия. (Мой же росс

Муза! От истин куцых!

От революции не спасет -

Пуговица. Да рвутся ж -


Всé! Коли с демонами в родстве -

Бард, - расстегнись на всé!


(Здесь кончается ода пуговице и возобновляется повествование.)


Город грядок -

Гаммельн, нравов -

добрых, складов

полных, - Рай-



Божья радость -

Гаммельн, здравых -

город, правых -


Рай-город, пай-город, всяк-свой-пай-берет, -

Зай-город, загодя-закупай-город.


Без загадок -

город, - гладок:

Благость. Навык -

город. - Рай-



Божья заводь -

Гаммельн, гадок -

Бесу, сладок -


Рай-город, пай-город, Шмидтов-Майеров

Царь-город, старшему-уступай-город.


Без пожаров -

город, благость-

город, Авель-

город. - Рай-


Кто не хладен

и не жарок,

прямо в Гаммельн


жáй-город, рай-город, горностай-город.

Бай-город, вовремя-засыпай-город.


Первый обход!

Первый обход!

С миром сношенья прерваны!

Спущен ли пес? Впущен ли кот?

Предупрежденье первое.


Су - дари, выпрягайте слуг!

Тру - бочку вытрясай, досуг!

Труд, покидай верстак:

«Morgen ist auch ein Tag».


Без десяти!

Без десяти!

Уши законопатить

Ватой! Учебники отнести

В парту! Будильник - нá пять.


Ла - вочник, оставляй мелóк,

Бюр - герша, оставляй чулок

И оправляй тюфяк:

«Morgen ist auch ein Tag».


Десять часов!

Десять часов!

Больше ни междометья!

Вложен ли ключ? Вдéт ли засов?

Предупрежденье третье.


Би - блию закрывай, отец!

Бюр - герша, надевай чепец,

Муж, надевай колпак, -

«Morgen ist auch ein…»


Гаммельнцы…

(Глава вторая)

В других городах,

В моих (через - крáй-город)

Мужья видят дев

Морских, жены - Байронов,


Младенцы - чертей,

Служанки - наездников…

А ну-ка, Морфей,

Чтó - гаммельнцам грезится


Безгрешным, - а ну?

Востры - да не дюже!

Муж видит жену,

Жена видит мужа,


Младенец - cocoк,

Краса толстощекая -

Отцовский носок,

Который заштопала.


Повар - пробует,

Обер - требует.

Всё как следует,

Всё как следует.


Вдоль спицы петля -

Тáк всё у них плавно!

Павл видит Петра,

А Петр видит Павла,


Конечно - внучат

Дед (точку - прозаик),

Служанка - очаг

И добрых хозяев.


Каспар - заповедь,

Пастор - проповедь.

Не без проку ведь

Спать, - не плохо ведь?


Пуды колбасы

Колбасник (со шпэком),

Суд видит весы,

Весы же - аптекарь,


Наставнику - трость,

Плод дел его швейных -

Швецу. Псу же - кость?

Ошиблись: ошейник!


Стряпка - щипаное,

Прачка - плисовое.

Как по-писаному!

Как по-писаному!


А сам бургомистр?

Что въяве - то в дрёме.

Раз он бургомистр,

Так что ж ему кроме


Как бюргеров зреть,

Вассалов своих?

А сам бургомистр -

Своих крепостных.


Дело слаженное,

Платье сложенное, -

По-положенному!

По-положенному!


(Лишь тон мой игрив:

Есть доброе - в старом!)

А впрочем, чтоб рифм

Не стаптывать даром -


Пройдем, пока спит,

В чертог его (строек

Царь!) прочно стоит

И нашего стóит


Внимания…

* * *

Замка не взломав,

Ковра не закапав -

В богатых домах,

Что первое? запах.


Предельный, как вкус,

Нещадный, как тора,

Бесстыдный, как флюс

На роже актера.


Вся плоть вещества, -

(Счета в переплете

«Крысолов» — поэма М.И. Цветаевой. Жанр определен автором как «лирическая сатира». Писалась с марта по ноябрь 1925 г., начата в чешском селе Вшеноры, окончена в Париже. Печаталась по главам в журнале «Воля России» (Прага, 1925 г., №№4—8, 12; 1926 г., №1).

Сюжет поэмы «Крысолов» Цветаевой основан на средневековой немецкой легенде: летом 1284 г. в Гаммельн пришел бродячий музыкант, предложивший избавить город от наводнивших его крыс. Звуками флейты он выманил их из домов и амбаров, завел в реку Везер и утопил. Не получив за это обещанной платы, Крысолов во время воскресной обедни, когда взрослые были в церкви, при помощи той же флейты увел из города всех детей и отвел их на гору Коппенберг, которая разверзлась и поглотила их. Легенда стала основой сюжета нескольких народных песен и сказок (в том числе в собрании братьев Гримм), многократно использована в творчестве немецких авторов: Гете (баллада «Крысолов», упоминание в «Фаусте»), Г. Гейне («Бродячие крысы»), Ю. Вольфа («Крысолов»), К. Зимрока, английского поэта Роберта Броунинга («Пестрый флейтист из Гаммельна») и др.

Для творчества Цветаевой, как и для европейского литературного модернизма в целом, характерно систематическое обращение к мифам, легендам, «знаменитым сюжетам» разных культур (таковы поэмы-сказки Цветаевой «Молодец» и «Царь-Девица» на основе русского фольклора, драматическая дилогия о Тезее — «Ариадна» и «Федра»), цикл стихотворений «Гамлет» и др.

Трактовка сюжета легенды в предварительных набросках Цветаевой восходит к романтической традиции XIX века: «Толкование: Охотник — Дьявол-соблазнитель — Поэзия. Бургомистр — Быт. Дочка бургомистра — Душа... Крысы — земные заботы, от которых Охотник освобождает город. Быт не держит слово Поэзии, Поэзия мстит». Однако поэма стала социальной и остросовременной. Самодовольный буржуазный «рай-город» Гаммельн изображен сатирически и гротескно. Нашествию крыс придано сходство с большевистской революцией, а крысам — с большевиками (по предположению Е.Г. Эткинда, в этом Цветаева развивает идею стихотворения Гейне, где бродячие крысы страшны, однако правы: их радикализм, прожорливость, безбожие вызваны социальной несправедливостью). Крысы оседают в городе; их жалобы на «ожирение» пародируют споры в советской печати 20-х гг. о затухании «революционного пыла». Флейтист уводит из города и топит сначала крыс, а потом (не получив обещанного — женитьбы на дочери бургомистра) и детей города.

Музыка в поэме «Крысолов» Цветаевой оказывается властной и двусмысленной силой: она разрушает и бюргерский порядок, и новую («нэповскую») благоустроенность крыс. И она же уводит детей в небытие. Музыка Флейтиста — магическая, опасная сила. Если «Рай — сути, / Рай — смысла. / Рай — слуха, / Рай — звука» кажется (детям) достижимым здесь и сейчас, то завороженность этим «раем» приводит к смерти. Дочь бургомистра Грета («душа») также уходит из города вслед за Флейтистом; их домом будет дно озера (Цветаева в черновиках сравнила дно озера с исчезнувшим Китеж-градом). Образ музыки в поэме соответствует одной из центральных идей зрелой Цветаевой: об опасной, изгойской и властной природе искусства. Музыка, однако, оказывается единственной «безмерностью в мире мер» (из стихотворения Цветаевой), трагической возможностью уйти за пределы видимой реальности.

Огромное значение имеет ритмическое и интонационное разнообразие поэмы (по замечанию Льва Лосева, «интонация для Цветаевой не музыкальный, а смысловой компонент стиха»): мелодии флейты, марши крыс (воспроизводящие риторику революционной поэзии), речи горожан и др. Музыка становится основой и возможностью единого и масштабного взгляда на мир, в котором становятся видны условность и ограниченность любых социальных сценариев — и «буржуазных», и «революционных».

В 1961 г. сюжет легенды о Гаммельнском крысолове был вновь использован в русской литературе — в поэме И.А. Бродского «Шествие».

Анализ поэмы «Крысолов» требует особого внимания. Поэтесса определяет жанр созданного весьма замысловато: лирическая сатира. Гегель писал: «Обычные теории не знали, как быть с сатирой, и затруднялись, куда ее отнести. Ибо в сатире вовсе ничего нет эпического, а к лирике она, собственно говоря, тоже не подходит». Не могут быть связаны понятия «сатира» и «лирика» - таково мнение немецкого философа. Его придерживаются многие современные литературоведы. Оно же отражено и в «Словаре литературоведческих терминов». Означает ли это, что Марина Цветаева ошиблась, определяя жанр «Крысолова»? Отнюдь, еще со времен античности и классицизма теоретики искусства рассматривали сатиру как вид лирики, содержащей осмеяние; отрицательных явлений жизни, человеческих и общественных пороков. Следует отметить, что поэма Цветаевой «Крысолов», насыщенная разнообразными формами смеха, содержит и те эмоционально-вдохновенные лирические ноты, которые позволяют отнести это произведение к столь сложному и редко встречающемуся жанру - лирической сатире.

Оригинальна композиция цветаевской поэмы. Шесть ее глав («Город Гаммельн», «Сны», «Напасть», «Увод», «В ратуше», «Детский рай») представляют собой подвижные поэтические структуры, отражающие сложный и трагический процесс столкновения извечных категорий бытия - добра и зла, духовности и бездуховности, самоотверженного подвижничества и пошлого сытого прозябания.

В основу сюжета «Крысолова» положена западноевропейская средневековая легенда о том, что в 1284 году на немецкий город Гаммельн обрушилось нашествие крыс. Спас горожан бродячий музыкант: звуки его флейты околдовали грызунов, увлекли их за собой и привели к реке Везвер, в которой они нашли свой конец. Бургомистр и городские толстосумы, обещавшие избавителю денежное вознаграждение, не заплатили ни гроша. Тогда разгневанный музыкант, играя на флейте, очаровал м увел за собой всех детей города Гаммельна. Взошедших на вершину горы Контенберг юных горожан поглотила разверзшаяся под ними бездна.

Фантазия поэтессы внесла существенные изменения в фабулу этой легенды: нашествие крыс на город Гаммельн - кара за равнодушие и эгоизм «сытых», за их деградацию, бездуховность; обещанная музыканту награда - не презренный металл, не деньги, а женитьба на красавице Грете, дочери бургомистра; увести из города детей помогли музыканту не столько звуки волшебной флейты, сколько желание юных горожан любой ценой избавиться от мук, причиняемых им догматической бездуховной системой образования, и надежда обрести внутреннюю свободу и возможность взглянуть на мир своими собственными глазами, а не глазами догматиков и лжецов.

Первая глава поэмы - «Город Гаммельн» - погружает читателя в атмосферу сытой пошлости и бездуховности, в которой протекает жизнь обывателей города Гаммельна:

В городе Гаммельне - отпиши - Ни одного кларнета. В городе Геммельнс - ни души, Но уж тела за это!

Плотные, прочные. Столб, коль дюж, Дюжины стоит душ.

Лень, праздность, равнодушие, презрение к тем, кто беден,- все это наложило отпечаток на сознание горожан. Даже погружаясь в сон, они не могут избавиться от разлагающего их души дыхания пороков. Их буквально преследует «запах» скаредности, накопительства:

Не запах, а звук! Мошны громогласной Звук. Замшею рук По бархату красных Перил - а по мне: Смердит изобилье!

Глава «Сны», сотканная из видений обывателей города Геммельна, усиливает впечатление от картины их «бдения», изображенной в первой главе. Обвинением образу жизни горожан Гаммельна звучат строки из главы «Напасть», в которых едкая и язвительная ирония с предельной резкостью изобличает сытую пошлость и агрессивную «злость сытости». В них же предупреждение: зло порождает зло, и, быть может, более опасное. «Города злость» уже нависла над погрязшим в пороках городом и вот-вот обрушится на головы бюргеров.

  • Так, чтобы в меру щедрот: не много
  • Чтоб и не мало.
  • Так и гудит по живому салу:
  • «Склады-завалы».
  • К вам, сытым и злым,
  • К вам, жир и нажим:
  • Злость сытости! Сплев,
  • С на - крытых столов!
  • Но - в том-то и гвоздь!
  • Есть - голода злость.

Но ни посулы бургомистра, ни угроза, нависшая над каждым бюргером, не могут расшевелить молодых людей города Гаммельна. Они не только боятся сразиться с крысами, но и не знают, как это делается. Паника в городе только усугубляет положение горожан. Только чудо может спасти Гаммелън от гибели. Порожденное злом и пороками зло бесчинствует, угрожая бюргерам голодной смертью. Казалось, не было надежды на избавление. Спасителем города должен стать «человек в зеленом». Почему именно в зеленом, а не в желтом или красном? Почему поэтесса выбрала «зеленый» для своего героя? Известно, что Марина Цветаева придавала огромное значение цветовой символике: целые стихотворения, циклы и значительные фрагменты поэм, драматических произведений» построены на активном использовании слов со значением цвета: «Цыганская свадьба», «Бузина», «Отрок», «Душа», «Скифские», «Перезолочки», «Георгий», «Автобус», «Ариадна» и др. Поэтесса неоднократно подчеркивала, что пишет «по слуху», но зрительный образ занимает в ее творчестве не последнее место.