Чарльз дарвин отказался от своей теории. Преследование дарвина. Дарвин отрекся от своей теории

Кликабельно.

А теперь мы подробнее рассмотрим, что говорят противники теории Дарвина:

Человек, выдвинувший теорию эволюции — английский естествовед-любитель Чарльз Роберт Дарвин.

Дарвин никогда по настоящему не обучался биологии, а имел лишь любительский интерес к природе и животным. И как результат этого интереса, в 1832 г. добровольцем отправился в путешествие из Англии на государственном исследовательском судне «Бигл» и в течение пяти лет плавал по разным частям света. Во время путешествия молодой Дарвин остался под впечатлением от увиденных им видов животных, особенно от различных видов зябликов, обитавших на островах Галапагос. Он подумал, что отличие клювов этих птиц зависит от окружающей среды. Опираясь на это предположение, он сделал для себя вывод: живые организмы не были созданы Богом по отдельности, а произошли от единого предка и затем видоизменились в зависимости от условий природы.

Эта гипотеза Дарвина не основывалась ни на каком научном объяснении или эксперименте. Только благодаря поддержке знаменитых в то время материалистов-биологов, со временем эта гипотеза Дарвина утвердилась как теория. Согласно этой теории, живые организмы происходят от одного предка, но в течении длительного времени подвергаются небольшим изменениям и начинают отличаться друг от друга. Виды, более успешно адаптировавшиеся к природным условиям, передают свои особенности следующему поколению. Таким образом, эти полезные изменения со временем превращают индивид в живой организм, полностью отличный от своего предка. Что же подразумевалось под «полезными изменениями», так и осталось неизвестным. По мнению Дарвина, человек являлся самым развитым продуктом этого механизма. Оживив этот механизм в своем воображении, Дарвин назвал его «эволюцией путем естественного отбора». Отныне он думал, что нашел корни «происхождения видов»: основа одного вида — другой вид. Эти идеи он раскрыл в 1859 году в своей книге «Происхождение видов».

Однако Дарвин понимал, что в его теории было много нерешенного. Он признает это в книге «Трудности теории» (Difficulties of Theory). Эти трудности заключались в комплексных органах живых организмов, которые не могли появиться случайно(например, глаз), а также ископаемые останки, инстинкты животных. Дарвин надеялся на то, что эти трудности будут преодолены в процессе новых открытий, на некоторые же из них он давал неполные объяснения

В противовес сугубо натуралистической теории эволюции выдвигаются две альтернативы. Одна носит чисто религиозный характер: это так называемый “креационизм”, буквальное восприятие библейской легенды о том, как Всевышний сотворил вселенную и жизнь во всем ее многообразии. Креационизм исповедуют лишь религиозные фундаменталисты, у этого учения узкая база, оно находится на периферии научной мысли. Поэтому за недостатком места мы ограничимся лишь упоминанием о его существовании.

А вот другая альтернатива сделала весьма серьезную заявку на место под научным солнцем. Теория “разумного замысла” (intelligent design), среди сторонников которой немало серьезных ученых, признавая эволюцию как механизм внутривидовой адаптации к меняющимся условиям среды обитания (микроэволюция), категорически отвергает ее претензии на роль ключа к тайне происхождения видов (макроэволюция), не говоря уже о происхождении самое жизни.

Жизнь настолько сложна и многообразна, что абсурдно думать о возможности ее спонтанного происхождения и развития: в основе ее неизбежно должен лежать разумный замысел, говорят поборники этой теории. Что это за разум – не суть важно. Сторонники теории разумного замысла принадлежат скорее к разряду агностиков, чем верующих, теология их не особенно интересует. Они заняты лишь тем, что пробивают зияющие бреши в теории эволюции, и им удалось настолько изрешетить ее, что господствующая в биологии догма ныне напоминает не столько гранитный монолит, сколько швейцарский сыр.

На протяжении всей истории западной цивилизации считалось аксиомой, что жизнь сотворена высшей силой. Еще Аристотель выражал убеждение в том, что невероятная сложность, элегантная стройность и гармоничность жизни и вселенной не могут быть случайным продуктом стихийных процессов. Наиболее известный телеологический аргумент в пользу существования разумного начала сформулировал английский религиозный мыслитель Уильям Пэйли в книге “Натурбогословие” (Natural Theology), вышедшей в свет в 1802 году.

Пэйли рассуждал следующим образом: если, прогуливаясь в лесу, я споткнусь о камень, у меня не возникнет сомнений в его естественном происхождении. Но если я увижу валяющиеся на земле часы, мне вольно или невольно придется предположить, что сами по себе они возникнуть не могли, кто-то должен был их собрать. И если у часов (относительно малого и простого устройства) есть разумный устроитель – часовщик, то у самой Вселенной (большого устройства) и у наполняющих ее биологических объектов (более сложных устройств, чем часы,) должен быть великий устроитель – Творец.

Но затем объявился Чарльз Дарвин, и все изменилось. В 1859 году он опубликовал эпохальный труд под названием “Происхождении видов путём естественного отбора, или выживание благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь”, которому было суждено произвести подлинную революцию в научной и общественной мысли. Опираясь на достижения селекционеров (“искусственный отбор”) и на свои собственные наблюдения за птицами (вьюрками) на Галапагосских островах, Дарвин пришел к выводу, что организмы могут претерпевать небольшие изменения, приспосабливаясь к изменяющимся условиям среды обитания посредством “естественного отбора”.

Он далее заключил, что при наличии достаточно длительного времени сумма подобных малых изменений порождает более крупные перемены и, в частности, ведет к появлению новых видов. По мысли Дарвина, новые признаки, снижающие шансы организма на выживание, безжалостно отбраковываются природой, а признаки, дающие преимущество в борьбе за жизнь, постепенно накапливаясь, со временем позволяют их носителям брать верх над менее приспособленными конкурентами и вытеснять их из оспариваемых экологических ниш.

Этот чисто натуралистический механизм, абсолютно лишенный какой-либо целенаправленности или замысла, с точки зрения Дарвина исчерпывающим образом объяснял, каким путем развивалась жизнь и почему все живые существа столь идеально приспособлены к условиям своей среды обитания. Теория эволюции подразумевает непрерывную прогрессию постепенно изменяющихся живых существ в ряду от самых примитивных форм до высших организмов, венцом которых является человек.

Проблема, однако, в том, что теория Дарвина носила чисто умозрительный характер, ибо в те годы палеонтологические свидетельства не давали никаких оснований для его заключений. По всему миру ученые откапывали множество ископаемых остатков вымерших организмов прошлых геологических эпох, но все они укладывались в четкие границы все той же неизменной таксономии. В палеонтологической летописи не фигурировало ни одного промежуточного вида, ни единого существа с морфологическими признаками, которые подтверждали бы правоту теории, сформулированной на основании абстрактных умозаключений без опоры на факты.

Дарвин отчетливо видел слабость своей теории. Недаром он более двух десятков лет не решался опубликовать ее и направил свой капитальный труд в печать, только когда узнал, что другой английский натуралист – Альфред Рассел Уоллес – готовится выступить со своей собственной теорией, поразительно похожей на дарвинскую.

Любопытно отметить, что оба соперника повели себя как истые джентльмены. Дарвин написал Уоллесу учтивое письмо с изложением доказательств своего первенста, тот ответил не менее вежливым посланием с предложением представить на Королевском обществе совместный доклад. После этого Уоллес публично признал приоритет Дарвина и до конца своих дней ни разу не посетовал на свою горькую судьбу. Вот такие были нравы в викторианскую эпоху. Говорите после этого о прогрессе.

Теория эволюции напоминала здание, возведенное на траве с тем, чтобы впоследствии, когда подвезут нужные материалы, подвести под него фундамент. Ее автор полагался на прогресс палеонтологии, который – он был убежден – позволит в будущем найти переходные формы жизни и подтвердит справедливость его теоретических выкладок.

Но коллекции палеонтологов все росли и росли, а подтверждений дарвинской теории не было и в помине. Ученые находили сходные виды, но никак не могли обнаружить ни единого мостика, перекинутого от одного вида к другому. А ведь из теории эволюции вытекает, что такие мостики не только существовали, но что их должно было быть великое множество, ибо палеонтологическая летопись должна отражать все бесчисленные этапы долгой истории эволюции и фактически целиком и полностью состоять из переходных звеньев.

Некоторые последователи Дарвина, подобно ему самому, считают, что нужно лишь запастись терпением – мы, мол, просто еще не нашли промежуточные формы, но в будущем непременно их отыщем. Увы, их надеждам вряд ли суждено сбыться, ибо существование подобных переходных звеньев вступало бы в противоречие с одним из основополагающих постулатов самой же теории эволюции.

Представим себе для примера, что передние лапы динозавров постепенно эволюционировали в птичьи крылья. Но это значит, что на протяжении долгого переходного периода эти конечности не были ни лапами, ни крыльями, и их функциональная ненужность обрекала владельцев таких бесполезных обрубков на заведомое поражение в жестокой борьбе за жизнь. Согласно дарвинскому учению, природа должна была безжалостно выкорчевать подобные промежуточные виды и, стало быть, пресечь в зародыше процесс видообразования.

Но ведь общепризнано, что птицы произошли от ящеров. Спор не об этом. Противники дарвинистского учения вполне допускают, что прообразом птичьего крыла действительно могла быть передняя лапа динозавра. Они утверждают лишь, что какие бы пертурбации ни происходили в живой природе, они не могли протекать по механизму естественного отбора. Должен был действовать какой-то другой принцип – скажем, использование носителем разумного начала универсальных шаблонов-прототипов.

Палеонтологическая летопись упрямо свидетельствует о несостоятельности эволюционизма. На протяжении первых трех с лишним миллиардов лет существования жизни на нашей планете обитали только простейшие одноклеточные организмы. Но вот приблизительно 570 миллионов лет назад наступил кембрийский период, и в течение нескольких миллионов лет (по геологическим меркам - быстролетный миг), словно по мановению волшебной палочки, на пустом месте возникло практически все многообразие жизни в его нынешнем виде и без каких-либо промежуточных звеньев. По теории Дарвина этого “кембрийского взрыва”, как его называют, просто не могло произойти.

Другой пример: во время так называемого пермско-триасового вымирания 250 миллионов лет назад жизнь на земле едва не прекратилась: исчезло 90% всех видов морских организмов и 70% наземных. Тем не менее, основная таксономия фауны не претерпела никаких существенных изменений – основные типы живых существ, обитавшие на нашей планете до “великого вымирания”, полностью сохранились и после катастрофы. Но если исходить из дарвинской концепции естественного отбора, в этот период обостренной конкуренции за заполнение вакантных экологических ниш непременно должны были возникнуть многочисленные переходные виды. Однако же этого не произошло, из чего опять-таки следует, что теория неверна.

Дарвинисты отчаянно ищут переходные формы жизни, но все их старания пока не увенчались успехом. Максимум того, что им удается найти, – это черты сходства разных видов, но признаки подлинных промежуточных существ по-прежнему лишь грезятся эволюционистам. Периодически вспыхивают сенсации: найдено переходное звено! Но на поверку неизменно оказывается, что тревога ложная, что найденный организм – не более чем проявление обыкновенной внутривидовой изменчивости. А то и просто фальсификация вроде пресловутого пилтдаунского человека.

Невозможно описать радость эволюционистов, когда в 1908 году в Англии был найден ископаемый череп человеческого типа с обезъяньей нижней челюстью. Вот оно, реальное доказательство правоты Чарльза Дарвина! У ликующих ученых не было никакого стимула как следует присмотреться к заветной находке, а то они не могли бы не заметить очевидные нелепости в ее строении и не осознать, что “окаменелость” – фальшивка, причем весьма грубо сработанная. И прошло целых 40 лет, прежде чем ученый мир вынужден был официально признать, что его разыграли. Оказалось, что какой-то до сих пор неведомый шутник просто склеил нижнюю челюсть отнюдь не ископаемого орангутана с черепом от столь же свежего мертвеца-гомосапиенса.

Кстати, персональное открытие Дарвина – микроэволюция галапагосских вьюрков под давлением среды – тоже не выдержало испытания временем. Спустя несколько десятилетий климатические условия на этих тихоокеанских островах вновь изменились, и длина клюва птиц вернулась в прежнюю норму. Никакого видообразования не произошло, просто один и тот же вид птиц временно адаптировался к изменившимся экологическим условиям – самая что ни на есть тривиальная внутривидовая изменчивость.

Некоторые дарвинисты осознают, что их теория зашла в тупик, и лихорадочно лавируют. Так, например, ныне покойный гарвардский биолог Стивен Джей Гулд предложил гипотезу “прерывистого равновесия” или “пунктирной эволюции”. Это некий гибрид дарвинизма с “катастрофизмом” Кювье, который постулировал прерывистое развитие жизни через серию катастроф. По мысли Гулда, эволюция происходила скачкообразно, и каждый скачок следовал за каким-нибудь вселенским стихийным бедствием с такой быстротой, что не успевал оставить никакого следа в палеонтологической летописи.

Хотя Гулд и считал себя эволюционистом, его теория подрывает основное положение дарвинского учения о видообразовании посредством постепенного накапливания благоприятных признаков. Впрочем, “пунктирная эволюция” столь же умозрительна и так же лишена эмпирических доказательств, как и классический дарвинизм.

Таким образом, палеонтологические свидетельства решительно опровергают концепцию макроэволюции. Но это далеко не единственное свидетельство ее несостоятельности. Развитие генетики полностью разрушило веру в то, что давление среды может вызвать морфологические изменения. Не счесть мышей, которым исследователи отрубали хвосты в надежде, что их потомство унаследует новый признак. Увы, у бесхвостых родителей упорно рождались хвостатые отпрыски. Законы генетики неумолимы: все особенности организма зашифрованы в родительских генах и напрямую передаются от них потомкам.

Пришлось эволюционистам, следуя принципам своего учения, приспосабливаться к новым условиям. Появился “неодарвинизм”, в котором место классической “адаптации” занял мутационный механизм. По мысли неодарвинистов, отнюдь не исключено , что случайные мутации гена могли породить достаточно высокую степень изменчивости, которая опять-таки могла способствовать выживанию вида и, будучи унаследована потомством, могла закрепиться и дать своим носителям решающее превосходство в борьбе за экологическую нишу.

Однако расшифровка генетического кода нанесла сокрушительный удар по этой теории. Мутации происходят редко и в подавляющем большинстве случаев носят неблагоприятный характер, в силу чего вероятность того, что “новый благоприятный признак” закрепится в какой-либо популяции на достаточно долгий срок, чтобы дать ей преимущество в борьбе с конкурентами, практически равны нулю.

Кроме того, естественный отбор уничтожает генетическую информацию по мере отбраковки признаков, не способствующих выживанию, и оставляет только “отобранные” черты. Но их ни в коей мере нельзя считать “благоприятными” мутациями, ибо эти генетические признаки во всех случаях были изначально присущи популяции и лишь ждали своего часа, чтобы проявиться, когда давление среды “зачистит” ненужный или вредный мусор.

Прогресс молекулярной биологии в последние десятилетия окончательно загнал эволюционистов в угол. В 1996 году профессор биохимии университета Лихай Майкл Бэхи опубликовал нашумевшую книгу “Черный ящик Дарвина”, где показал, что в организме существуют невероятной сложности биохимические системы, которые никак не поддаются объяснению с дарвинистских позиций. Автор описал ряд внутриклеточных молекулярных машин и биологических процессов, отличающихся “неупрощаемой сложностью”.

Этим термином Майкл Бэхи обозначил системы, состоящие из многих компонентов, каждый из которых обладает критической важностью. То есть, механизм может работать только при наличии всех его компонентов; стоит хотя бы одному из них выйти из строя, как вся система разлаживается. Из этого с неизбежностью следует вывод: для того, чтобы механизм мог выполнить свое функциональное предназначение, все его составные части должны были появиться на свет и “включиться” одновременно – вопреки основному постулату теории эволюции.

В книге описаны также каскадные явления, например, механизм свертывания крови, в котором задействовано полтора десятка специализированных белков плюс промежуточные формы, образующиеся по ходу процесса. При порезе в крови запускается многоступенчатая реакция, в которой белки активируют друг друга по цепочке. В отсутствие любого из этих белков реакция автоматически прерывается. При этом каскадные белки высоко специализированы, ни один из них не выполняет никакой иной функции, кроме образования сгустка крови. Иными словами, “они непременно должны были возникнуть сразу в виде единого комплекса”, – пишет Бэхи.

Каскадность – антагонист эволюции. Невозможно себе представить, чтобы слепой, хаотичный процесс естественного отбора обеспечил запасание впрок множества бесполезных элементов, которые пребывают в латентном состоянии до тех пор, пока на свет Божий не появится, наконец-то, последний из них и позволит системе сразу же включиться и заработать на полную мощность. Подобное представление в корне противоречит фундаментальным принципам теории эволюции, что прекрасно сознавал и сам Чарльз Дарвин.

«Если будет доказана возможность существования любого сложного органа, который никоим образом не мог явиться результатом многочисленных последовательных малых изменений, моя теория разлетится в прах”, – откровенно признавал Дарвин. Его, в частности, крайне беспокоила проблема глаза: как объяснить эволюцию этого сложнейшего органа, который обретает функциональную значимость только в самый последний момент, когда все его составные части уже на месте? Ведь, если следовать логике его учения, любая попытка организма начать многоступенчатый процесс создания механизма зрения была бы безжалостно пресечена естественным отбором. И откуда ни с того ни с сего появились развитые органы зрения у трилобитов - первых живых существ на земле?

После публикации “Черного ящика Дарвина” на его автора обрушился град яростных нападок и угроз (в основном в интернете). Причем подавляющее большинство поборников теории эволюции выражало уверенность в том, что “дарвинская модель происхождения неупрощаемо сложных биохимических систем излагается в сотнях тысяч научных публикаций”. Однако ничто не может быть дальше от истины.

Предвидя, какую бурю вызовет его книга, работая над ней, Майкл Бэхи погрузился в изучение научной литературы, чтобы составить представление о том, как эволюционисты объясняют происхождение сложных биохимических систем. И… не нашел ровным счетом ничего. Оказалось, что не существует ни единой гипотезы эволюционного пути образования подобных систем. Официальная наука устроила заговор молчания вокруг неудобной темы: ей не было посвящено ни одного научного доклада, ни одной ученой монографии, ни одного научного симпозиума.

С тех пор было предпринято несколько попыток выработать эволюционную модель образования систем такого рода, но все они неизменно терпели неудачу. Многие ученые натуралистической школы отчетливо понимают, в каком тупике оказалась их любимая теория. «Мы принципиально отказываемся поставить разумный замысел на место диалога случая и необходимости, – пишет биохимик Франклин Хэролд. – Но при этом мы должны признать, что, если не считать бесплодных спекуляций, по сей день никому не удалось предложить детального дарвинистского механизма эволюции какой-либо биохимической системы”.

Вот так: принципиально отказываемся, и все тут! Прямо как Мартин Лютер: «Здесь я стою и не могу иначе»! Но вождь Реформации хотя бы обосновал свою позицию 95 тезисами, а тут один только голый принцип, продиктованный слепым поклонением господствующей догме, и ничего более. Верую, о Господи!

Еще более проблематичной представляется неодарвинистская теория самозарождения жизни. К чести Дарвина, он этой темы вообще не касался. В его книге речь идет о происхождении видов, а не жизни. Но последователи основоположника пошли на шаг дальше и предложили эволюционное объяснение самого феномена жизни. Согласно натуралистической модели, барьер между неживой природой и жизнью был преодолен стихийно благодаря сочетанию благоприятных условий среды.

Однако концепция самозарождения жизни построена на песке, ибо она входит в вопиющее противоречие с одним из самых фундаментальных законов природы – вторым законом термодинамики. Он гласит, что в замкнутой системе (в отсутствие целенаправленного подвода энергии извне) неизбежно возрастает энтропия, т.е. уровень организации или степень сложности такой системы неумолимо снижается. А обратный процесс невозможен.

Великий английский астрофизик Стивен Хокинг в своей книге “Краткая история времени” пишет: “Согласно второму закону термодинамики, энтропия изолированной системы всегда и во всех случаях возрастает, а при слиянии двух систем энтропия комбинированной системы выше, чем сумма энтропий входящих в нее индивидуальных систем”. Хокинг добавляет: “В любой замкнутой системе уровень дезорганизации, т.е. энтропия, неизбежно возрастает во времени”.

Но если энтропический распад – судьба любой системы, то абсолютно исключается возможность самозарождения жизни, т.е. спонтанное повышение уровня организации системы при прорыве биологического барьера. Самозарождение жизни при любых обстоятельствах должно сопровождаться возрастанием степени сложности системы на молекулярном уровне, а этому препятствует энтропия. Хаос не может сам по себе порождать порядок, это запрещено законом природы.

Еще один удар нанесла концепции самозарождения жизни теория информации. Во времена Дарвина наука полагала, что клетка – это просто примитивная емкость, заполненная протоплазмой. Однако с развитием молекулярной биологии выяснилось, что живая клетка представляет собой механизм невероятной сложности, несущий непостижимое количество информации. Но информация сама по себе из ничего не возникает. Согласно закону сохранения информации, ее количество в замкнутой системе никогда и ни при каких обстоятельствах не возрастает. Давление извне может вызвать “перетасовку” информации, уже имеющейся в системе, но ее общий объем сохранится на прежнем уровне или уменьшится вследствие возрастания энтропии.

Словом, как пишет всемирно известный английский физик, астроном и научный фантаст сэр Фред Хойл: «Не существует ни крупицы объективных свидетельств в пользу гипотезы о том, что жизнь спонтанно зародилась в органическом супе у нас на земле». Соавтор Хойла астробиолог Чандра Викрамасингх выразил ту же мысль более красочно: «Вероятность самозарождения жизни столь же ничтожна, как вероятность того, что ураганный ветер, проносясь над свалкой, одним порывом соберет из мусора исправный авиалайнер».

Можно привести множество других доказательств, опровергающих попытки представить эволюцию как универсальный механизм зарождения и развития жизни во всем ее многообразии. Но и приведенных фактов, полагаю, достаточно, чтобы показать, в каком затруднительном положении оказалось учение Дарвина.

И как же реагируют на все это поборники эволюции? Некоторые из них, в частности, Фрэнсис Крик (разделивший с Джеймсом Уотсоном Нобелевскую премию за открытие строения ДНК), разочаровались в дарвинизме и уверовали в то, что жизнь на землю занесена из космоса. Первым эту идею выдвинул еще столетие с лишним назад другой нобелевский лауреат, выдающийся шведский ученый Сванте Аррениус, предложивший гипотезу «панспермии».

Однако сторонники теории обсеменения земли зародышами жизни из космоса не замечают или предпочитают не замечать, что такой подход лишь отодвигает проблему на одну ступень, но отнюдь не решает ее. Допустим, что жизнь действительно занесена из космоса, но тогда возникает вопрос: а откуда она там взялась – самозародилась или была сотворена?

Разделяющие эту точку зрения Фред Хойл и Чандра Викрамасингх нашли изящно-иронический выход из положения. Приведя в своей книге «Эволюция из космоса» (Evolution from Space) массу доводов в пользу гипотезы о том, что жизнь была занесена на нашу планету извне, сэр Фред и его соавтор спрашивают: а как зародилась жизнь там, вне земли? И отвечают: известно как – ее создал Всевышний. Иными словами, авторы дают понять, что они поставили перед собой узкую задачу и за пределы ее выходить не собираются, им это не по зубам.

Однако основная масса эволюционистов категорически отвергает любые попытки набросить тень на их учение. Гипотеза разумного замысла, словно красная тряпка, которой дразнят быка, вызывает у них пароксизмы безудержной (так и подмывает сказать - животной) ярости. Эволюционный биолог Ричард фон Стернберг, не разделяя концепции разумного замысла, тем не менее позволил напечатать в руководимом им журнале Proceedings of the Biological Society of Washington научную статью в поддержку этой гипотезы. После чего на редактора обрушился такой шквал ругани, проклятий и угроз, что он вынужден был обратиться за защитой в ФБР.

Позицию эволюционистов красноречиво суммировал один из наиболее голосистых дарвинистов – английский зоолог Ричард Докинз: «Можно с абсолютной уверенностью утверждать, что любой, кто не верит в эволюцию, является либо невеждой, либо дураком, либо умалишенным (а может, и подонком, хотя в последнее не хочется верить)». Одной этой фразы достаточно, чтобы утратить всякое уважение к Докинзу. Словно ортодоксальные марксисты, ведущие войну с ревизионизмом, дарвинисты не спорят с оппонентами, а обличают их; не дискутируют с ними, а предают их анафеме.

Это классическая реакция господствующей религии на вызов со стороны опасной ереси. Такое сравнение вполне уместно. Подобно марксизму, дарвинизм давно выродился, окаменел и превратился в косную псевдорелигиозную догму. Да, кстати, его так и называли - марксизм в биологии. Сам Карл Макс восторженно приветствовал теорию Дарвина как «естественно-научный базис классовой борьбы в истории».

И чем больше прорех обнаруживается в обветшавшем учении, тем яростнее сопротивление его адептов. Под угрозой оказалось их материальное благополучие и душевный комфорт, рушится все их мироздание, а нет гнева безудержнее, чем гнев правоверного, чья вера рушится под ударами неумолимой реальности. Они будут зубами и ногтями цепляться за свои убеждения и стоять до последнего. Ибо когда умирает идея, она перерождается в идеологию, а идеология абсолютно нетерпима к конкуренции.

Оригинал статьи находится на сайте ИнфоГлаз.рф Ссылка на статью, с которой сделана эта копия -

О том, что думал Дарвин и что думает прогрессивное человечество о происхождении человека спустя 145 лет после публикации Дарвином книги «Происхождение видов путем естественного отбора». 24 ноября 1859 года Чарльз Роберт Дарвин опубликовал книгу «Происхождение видов путем естественного отбора, или сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за жизнь», положив начало теории эволюции.

Сегодня к теории Дарвина принято относиться с сомнением. Опрос, проведенный Институтом Гэллапа, показал: 45 процентов взрослых американцев свято верят в божественное происхождение человека. 37 процентов допускают эволюцию, но полагают, что ее запустил Господь. Божий Промысел отрицают лишь 12 процентов жителей Нового Света, которые готовы согласиться с тем, что человек — это биологический вид, возникший в результате естественного отбора.

В Европе к теории эволюции всего сущего относятся куда как терпимее. 46 процентов населения Германии считает, что Бог не играл роли в создании Homo Sapiens, с ними согласны 41 процент населения Австрии и 33 процента швейцарцев.

Самые жаркие споры вокруг происхождения человека разгораются сегодня в сфере образования. Громкий скандал случился в сентябре этого года в Сербии, где тамошний глава Министерства образования Лиляна Чолич решила вовсе вывести дарвинизм из школьной программы и заменить его на креационизм (доктрина о сотворении мира и человека Богом). Против восстали сразу несколько ведущих партий Сербии во главе с «Социально-демократическим союзом», заявив: замена «научно-обоснованной теории Дарвина на церковную догму» отбрасывает страну на столетия назад. Госпожа министр подала в отставку, дарвинизм не вымарали из учебников, но осадок остался в виде карикатуры известного сербского художника Коракса, на которой Чолич сбрасывает с лестницы старика Дарвина с обезьяной, а в класс просачивается священник в рясе.

Аналогичная история произошла в апреле в Италии, где министр образования Летиция Моратти в отставку подавать не стала, но была вынуждена создать комиссию во главе с лауреатом Нобелевской премии 1986 года Ритой Леви-Монтальчини для работы над новым проектом школьной программы по биологии.

Надо сказать, что ни одна из обеих доктрин (эволюционное учение и креационизм) не более научна, чем другая, так как невозможно доказать правильность ни одной из обеих доктрин, опираясь только на естественно-научные методы.

Естествознание занимается процессами, происходящими в настоящее время, и не может охватывать уникальные события, произошедшие в прошлом. Поскольку сотворение сейчас не имеет места, оно не подлежит экспериментальному наблюдению и воспроизведению. А эволюция (в смысле возрастания упорядоченности) мира происходит так медленно, что её также невозможно наблюдать и воспроизводить, даже если считать, что она имеет место.

Информацию о возникновении вселенной, жизни и всех форм жизни могут дать только исторические свидетельства и отпечатки прошлого с учётом, разумеется, результатов естественных наук. В этом аспекте исследование происхождения вселенной, жизни и всех форм жизни следует рассматривать как относящееся к исторической науке и только частично опирающееся на естественнонаучные методы.

В настоящее время в России как бывшей атеистической стране (и, кстати, во многих европейских странах и штатах США) в курсах биологии средних школ и вузов преподаётся только одна доктрина эволюционизма при полном отсутствии однозначного профессионально-научного обоснования. Сторонники креационизма считают, что тем самым даётся явное предпочтение атеизму и монистическому материализму и, по сути, отвергаются три монотеистических мировоззрения. Допустимо ли в демократических странах со свободой выбора мировоззрения такое положение, спрашивают они. Тем более что все попытки построить физико-математическую, атомно-молекулярную и любую другую научную теорию универсальной эволюции закончились провалом, т. е. теория универсальной эволюции осталась чисто спекулятивной, ничем не подтверждённой гипотезой словесно-интерпретационного характера до сих пор.

Господствующая ныне доктрина – так называемая синтетическая теория эволюции (СТЭ) – внешне мало походит на дарвиновскую эссеистику, хотя ее иногда и называют дарвинизмом, ввиду принятой нестрогости определений в данной области, а собственно дарвинизм по-прежнему называют теорией, даром, что он не отвечает основным требованиям к научной теории.

Отметим наиболее одиозный провал Дарвина – предсказание им «огромного» количества промежуточных или переходных форм живых организмов, «соединяющих» различные ископаемые виды, с необходимостью вытекающее из учения (Поскольку полный текст «Происхождения видов» является редкостью, часть положений приводится по другим надежным источникам, без соответствующих ссылок; желающие могут обратиться к изданию 1939 года). В «Происхождении видов» почтенный натуралист сетовал, что палеонтология пока не в силах подтвердить выдвинутую им гипотезу и надеялся, что это случится по мере накопления новых данных. В противном же случае он выражал готовность отказаться от своих положений, поскольку эволюционная гипотеза оказывалась подорванной в одном из ключевых моментов.

Изменилось ли положение с тех пор? Да, причем качественно: можно считать, без каких-либо натяжек, что вся совокупность данных блестяще опровергла предложенный Дарвином механизм видообразования ввиду полного отсутствия переходных форм. Те спорные экземпляры, которые эволюционисты вводят в обиход, можно трактовать как причудливую мозаику. Собственно говоря, такой результат нетрудно было предсказать: если бы дарвиновский принцип работал, нынешний мир живого был бы куда «пестрее» – мы бы наблюдали не столько дискретные виды (как и в палеонтологической летописи), сколько сплошные «переходные формы». С этой проблемой столкнулся уже Дарвин – и фактически признал отсутствие современных свидетельств эволюции.

В итоге эволюционное учение было полностью подорвано. Теперь можно лишь рассуждать о том во что верить, а во что нет. Атеисты еще больше укрепляются в эволюционном учении, религиозные люди – в креационизме.

Сейчас ученые все больше склоняются к целесообразности преподавания обеих доктрин (креационизма и эволюционизма) в курсах биологии и естествознания в средних школах и вузах соответствующего профиля. Такой демократический подход даст ученикам и студентам право выбора.

13/03/2009

200-летие со дня рождения Чарльза Дарвина только что с помпой отмечала мировая научная общественность. Очередной реверанс в сторону ученого сделала Католическая церковь: в феврале 2009 года Ватикан официально заявил, что «эволюции есть место в христианской теологии» и что «идеи Дарвина не противоречат христианскому вероучению». В окружении Папы словно бы забыли, что идеи естествоиспытателя Чарльза Дарвина когда-то были поставлены под сомнение… самим естествоиспытателем Чарльзом Дарвином.


«Частенько мы пили не в меру…»

Дарвину вообще с юных лет были свойственны сомнения.
Например, в молодости он сомневался в необходимости изучения анатомии и хирургии. Сомневался Дарвин и в том образовании, которое в конечном итоге получил.

Как известно, Чарльз учился сперва в англиканской Шрусберской школе, затем в колледже Церкви Христовой Кембриджского университета. Эту учебу Дарвин считал зря потраченным временем: «От моего пребывания в школе не было никакого толка… Моя страсть к стрельбе и к верховой езде сблизила меня с кружком любителей спорта, между которыми были молодые люди сомнительной нравственности… Частенько мы пили не в меру, а затем следовали веселые песни и карты…»

В чем Дарвин совсем не сомневался - по крайней мере, в конце своей жизни - так это в христианском учении, на изучение которого он потратил свои лучшие годы. «Это учение отвратительно», - написал он в автобиографии.

«Медведи могут стать китами»

В возрасте 22 лет, фактически не имея какой-либо подготовки в сфере естествознания, юный богослов Дарвин (в Кембридже он получил степень бакалавра) отправился в пятилетний вояж на исследовательском судне «Бигль» в должности внештатного (то есть неоплачиваемого, но и никому не подотчетного) натуралиста. Хотя путешествие «Бигля» было кругосветным, наиболее известным событием стало посещение Галапагосских островов. Именно там Дарвин наблюдал своих знаменитых вьюрков. На молодых в геологическом плане вулканических Галапагосах сформировались разнообразные природные условия, в результате чего в одних местах, где пищу можно было добывать лишь под дерном, выжили вьюрки с массивным клювом; там же, где пища существовала в щелях деревьев, большинство птиц имело длинный клюв. Разные условия жизни настолько изменили внешний облик птиц, что они с трудом походили друг на друга. Однако все они остались вьюрками! Но Дарвин был приверженцем модного в то время учения о прогрессе и последней деталью решил пренебречь. Как писали потом биографы, вьюрки были находкой всей его жизни. Вскоре Дарвин провозгласил естественный отбор движущим фактором образования не только подвидов, но и далее - почему бы нет? - видов, родов, семейств, классов, царств… В «Происхождении видов» он писал: «Я не вижу никаких сложностей в том, чтобы какая-либо порода медведя в результате естественного отбора постепенно приобретала особенности, позволяющие обитать в воде, чтобы затем у нее постепенно увеличивались размеры пасти и чтобы она, наконец, превратилась в огромного кита».

Гипотеза, конечно, была смелой, однако о строгой научности тут говорить не приходилось, и сам Дарвин это понимал. Более двадцати лет он оттягивал публикацию своих идей.

«Будущая книга весьма разочарует вас, - писал он своему другу за год до публикации «Происхождения», - уж очень она гипотетична. Скорее всего, от нее не будет другой пользы, кроме как от сборника нескольких фактов. Хотя мне кажется, что я нашел свой путь подхода к происхождению видов. Но так часто, почти всегда, автор убеждает сам себя в истинности своих предположений».

И все-таки до конца убедить себя в правоте своих предположений Дарвин не смог. Например, во втором издании теорию о превращении медведей в китов он просто вычеркнул.

«Идея моя абсурдна...»

Читая столь модные сейчас опровержения теории Чальза Дарвина, удивляешься тому, как плохо информированы его критики. Возражая ученому, они любят приводить в пример глаз - как пример структуры, которая никак не могла сформироваться в результате эволюции. (Логика здесь следующая: зрительная способность глаза зависит от строго определенного расположения его частей. В процессе эволюции должны были возникать «промежуточные формы» глаза. Но какая польза от «полуглаза»?) Наверное, всем критикам стоило бы внимательнее читать «Происхождение видов», где Дарвин своею рукой писал: «Предположим, что глаз, с его сложнейшими системами - изменение фокуса на различные расстояния, улавливание разного количества света, коррекция сферических и хроматических аббераций, - такой сложный механизм образовался в результате естественного отбора. Откровенно говоря, эта идея мне кажется совершенно абсурдной».


В письмах к друзьям и коллегам Дарвин постоянно подчеркивал, что его построения основаны не на строгих научных данных, а на… вере. В 1863 году Дарвин писал: «В самом деле, вера в естественный отбор принуждена сейчас опираться на общие соображения… Переходя к отдельным случаям, мы можем доказать, что нет ни одного вида, который бы не изменился… Но мы не можем доказать, что предполагаемые изменения во всех случаях были полезны, а ведь это составляет основу теории».

Итак, Дарвин сам крепко сомневался в своей теории! Несмотря на огромное количество собранного фактического материала как об искусственном, так и об естественном отборе благоприятных признаков, исходно заложенных в биологическом виде, в его книге о происхождении видов не было сделано ни одного серьезного научного заключения лишь об одном - собственно о происхождении видов. Главное место в работе занимали главы «Трудности, встречаемые теорией», «Возражения против теории» и «О неполноте летописи окаменелостей».

Дарвин честно признавал: «Я уверен, что в моей книге вряд ли найдется хоть один пункт, к которому нельзя подобрать факты, которые приводили бы к прямо противоположным выводам, чем те, к которым пришел я».
Откровенно, не правда ли?

«Мои способности слабы...»

Читая Дарвина, приходишь к интересному выводу: этот ученый сомневался даже в самом себе!

«Я не обладаю ни быстротой соображения, ни остроумием, - сообщал о себе Дарвин. - Поэтому я очень слабый критик: всякой прочитанной книгой я сначала восторгаюсь, а затем уж, после долгого обдумывания, вижу ее слабые стороны. Мои способности к отвлеченному мышлению слабы, поэтому я никогда не мог бы сделаться математиком или метафизиком. Память у меня довольно хорошая, но недостаточно систематичная. Я обладаю известной изобретательностью и здравым смыслом, но не более, чем любой средний юрист или врач…»

А вот еще более нелицеприятный отзыв: «Вот уже несколько лет, как я не могу вынести ни одной стихотворной строки; пробовал я недавно читать Шекспира, но он мне показался скучным до тошноты. К живописи и музыке я тоже почти совсем охладел… Ум мой превратился в какой-то механизм, перемалывающий факты в общие законы, но почему эта способность вызвала атрофию той части мозга, от которой зависят высшие эстетические вкусы, я не могу понять. Человек с более высокой организацией ума, вероятно, не пострадал бы».

«Удивительно, что при таких средних способностях, - резюмировал Дарвин, - я мог все же оказать значительное влияние на взгляды людей науки по некоторым важным вопросам».

Если бы Дарвин знал, что в XXI веке ему удастся «оказать значительное влияние» на взгляды римских епископов и самого понтифика, он, должно быть, удивился бы еще больше….

Действительно не важно уже отрекся или не отрекся он от свой Теории(только в понимании его личности и относительно его самого). Все чтоб люди могли воспользоваться его мнением для оправдания себя Дарвин сделал. Никаких масс ученых и основ биологии теория не предоставляет (не нужно путать генетические изменения внутри вида(кролика в пушистого кролика,охотничьего терьера в йоркширского) с превращением обезьяны в человека,не найдено таких доказательств,не создано ничего подобного). А относительно происхождения человека, все просто: либо Бог создал и тогда можно говорить о Любви друг к другу, о том,что врать плохо, издеваться над человеком, над киской,собачкой,рыбкой-не допустимо, что снашаться с кем попало не хорошо(и не только из-за сифилиса и триппера),все остальное моралите безсмыссленное,т.к. Федор Михайлович уже написал:«Если Бога нет, всё дозволено». Другой причины к столь жадному влечению к этому вопросу не наблюдаю.

Любовь к миру и друг другу - естественное состояние человека. Поэтому она и содержится во всех религиях(начальных попытках доисторических людей понять окружающий мир). Эволюционная теория не вызывает сомнения у людей имеющих отношение к научному мировоззрению. Человек произошел не от обезьяны, а от общего с ней прародителя. Этот процесс длился миллионы лет..
Других серьезных объяснений происхождения человека нет!

Ответить

Так много времени прошло с момента открытия этого спора,я уже и забыла о нем...Говоря об общем предке и подразумевается один источник...На сколько я в курсе открытий единой цепочки нет,да и все,чему нас учили в школе-это лишь версии,вся археология так или иначе основывается на домыслах. А если говорить об ученых: они тоже бывают разные и не все разбираются в вопросе Веры, генетике и истории...что говорить,врачи разбираются только в своей узкой квалификации. Богословы-тоже такие ученые и ни в одной их книге можно найти откуда человек произошел и для чего. Неужели Вы считаете разумным и серьезным объяснение,что из пылинки мертвой, во всей необъятной галактике на одной единственной планете зародилась жизнь? Это простите как? Что гуманоидов из коллайдера мы пока не наблюдаем.
"Любовь к миру и друг другу - естественное состояние человека", - это еще раз простите за резкость Бред с большой буквы, ахинея чистой воды, советское промывание мозгов.Любовь-это совершенно не естественное состояние не только человека,но и всех тварей на земле,начиная с маленьких детей,которые кусают,бьют друг друга и радуются быть на вершине своего узкого социума и только благодаря воспитанию, свободной воле и участию Божию Человек может придти к пониманию,что и Кто есть Любовь(Любовь - это жертвенное устроение души.Когда я отвергая себя и свою выгоду,готова отдать свое время, целостность, жизнь во благо ближнего.Как это может быть естественным?!). Любовь же к миру, цветочкам, ручейкам, обезьянкам, дивану и котлетам - это мусор и смерть для души,об этом и говорить нечего.Все сгниет и ничего не останется-вот и все серьезное объяснение.

Теорию эволюции изучают в школах и университетах, но до сих пор о ней ходит много мифов и заблуждений. Разберем основные.

Много фальшивок

Критики теории эволюции любят утверждать, что эволюционисты основывают в качестве доказательной базы много фальшивых находок. На самом деле, подделка действительно есть, одна - знаменитый Пильтдаунский череп, однако эта фальсификация была развенчана больше полувека назад, ещё в 1953 году. С того времени ни один антрополог и палеонтолог не использовал Пильтдаунский череп для обоснования чего-либо. У эволюционистов достаточно другого, неоспоримого фактологического материала.

Эволюционисты считают доказательством единичные находки

Самый древний и известный австролопитек - Люси, скелет которой был найден в 1974 году в долине реки Аваш в Эфиопии. Люси до сих пор является «яблоком раздора» в спорах с эволюционистами. Критики любят «блеснуть» в разговоре тем, что Люси - единственный найденный австролопитек, а потому всерьез говорить об этих представителях гоминидов несерьезно.
На самом деле, Люси просто одна из первых и самая известная находка. Кроме неё ученые оперируют данными сотен раскопок австролопитеков разных видов.

Эжен Дюбуа признался, что нашел гигантского гиббона

Один из самых распространенных мифов о теории эволюции - это история о том, что Эжен Дюбуа (прославился раскопками питекантропа) перед смертью признался в том, что на самом деле нашел гигантского гиббона. В качестве доказательства этого заблуждения в интернете приводят статью в журнале Nature за 1935 год. На самом деле, никакого признания Дюбуа в этом журнале нет , а после находки Дюбуа на юге Европы, на Яве, в Азии и Африке были найдены останки более чем 250 особей питекантропа, никакого отношения к мифическим «гигантским гиббонам» не имеющим.

Дарвин утверждал: «Человек произошел от обезьяны»

На сходство человека и человекообразных обезьян обращал внимание еще Аристотель. В IV веке до н. э. он писал: «Некоторые животные обладают свойствами человека и четвероногих, как, например, пификос, кебос и кинокефалос…».

Поясним: Пификос, или питекос, - бесхвостая обезьяна, кебос - мартышка, кинокефалос - псоглавец - возможно, павиан.

Мысль о том, что предком человека является древняя обезьяна, еще за полвека до Дарвина высказал Жан Батист Ламарк, автор первой законченной теории эволюции в своей книге «Философия зоологии», изданной в 1809 году.
Дарвин же был предельно корректен. Поэтому говорил об эволюции на примере голубей, вьюрков, черепах, медведей, пчел и цветковых растений.

Древние люди жили одновременно и не происходили одни от других

В качестве аргумента этого утверждения критики любят приводить, например, такой факт, что различные находки останков Homo habilis датируют возрастом от 2.3 миллионов до 1.5 миллионов лет назад, а вид Homo ergaster, который, как считается, произошел от Homo habilis, появился 1,8 млн. лет назад. Таким образом, время существования этих видов частично перекрывается.